А надо было спросить, жив ли лэрд, умолять простить, вызнать, что с Хи. Но скорбящая богиня выглядела бы иначе, прощать так сразу его не собирались, а с Хизер все было в порядке. Наверное. Трижды.
- Можешь, - милостиво кивнула богиня, - но плащ только скрыл бы этот прекрасный гранатовый цветок, а народ заслужил того, чтобы полюбоваться красотой. Особенно когда урожай травят. Фляга же... я назначаю тебя мэром. И фляги, разумеется, мэр должен получать от народа, разве нет? Хм. Одежду, конечно, тоже, да и меч, получается, зря несла? Да, кажется... ну, наверное, вот так будет лучше.
Туника исчезла, будто её и не было, а куртка немедленно принялась царапать кожу швами. Дик скрипнул зубами, проклиная мэров, народ и урожай.
- Всегда знал, что вы хотите меня раздеть, госпожа, - на всякий случай вцепившись в штаны и меч, не удержался он.
Должно быть, нашкодившие коты чувствовали себя так же - цепкая рука на загривке, глаза, полные бешенства и короткий полёт без лишних слов. Вот только котов выкидывали на улицу, а Дика - в деревню, на окраину рощицы, к тем самым пушистым плодам.
- Разбрасываетесь илотами, госпожа.
Рядом в землю воткнулись ножны с мечом, разбудив один из плодов. Он пошевелился, приоткрыв глаза с горизонтальным зрачком, заставляя Дика схватиться за меч и испуганно отползти в сторону.
Дьявольщина! Он оказался в том самом мире, куда фэа утаскивали людей, его избила женщина, пусть даже она хозяйка! Вдобавок, его вполне могли вернуть к Хизер лет эдак через сорок, когда она станет дряхлой старушкой!
Некоторое время Дик просто сидел на земле, бездумно пялясь на пушистые фрукты и пытаясь принять побои, Туата де Даннан, меч дорогой толедской ковки и отсутствие туники. Фрукты, которых он для себя окрестил овцами, глядели на него с той же осмысленностью, но хотя бы не кусались. Но ожидание не могло вернуть его домой, а потому Дик неохотно поднялся, подвернул рукава до локтя, чтобы стали видны татуировки, препоясал чресла мечом и направил стопы к деревне. Мэрствовать.

Домик, небольшой, но уютный, утопал в зелени и изнутри, и снаружи. Часть ползучих зелёных тварей даже пыталась таскать со стола горячие пирожки, но староста лениво отпихивал их рукой. Отпихивал, жевал пирог, щедро сдабривал травяной чай розоватым сахаром и говорил.
- Ну вот, хули сэр Ричард. Городские это всё, точно говорю. Деревня наша им как бельмо на крыле любимого ворона Великой Королевы, вот и гадят, как могут. Урожай травят, топчут, две ночи назад в самые сумерки - пока фрукты ещё сонные и ленивые - попытались вообще вырубить и сжечь, насилу отогнали. Потому что нам без урожая-то как? Никуда нам без урожая. Это ж вся жизнь, получается.
Вкуса пирога Дик не чувствовал. Потому как он предпочел бы, чтобы его называли хотя бы просто Ричардом, без этого ругательного титула. К тому же, за окном маячили феечки, а старосту звали длинно и труднопроизносимо, и если его перевести на родной английский, то выходило странное "кто дозволил говорить". Всё это отбивало вкус еды напрочь, заставляя сожалеть о своих словах королю и мечтать вернуться в сырой, туманный Лондон к говядине, хлебу и элю.
- Урожай, любезнейший Вопрос? Вы говорите о тех овечках на деревьях?
- О них, о пушистиках наших славных, - умильно вздохнул староста, кидая в пузатую кружку ещё кусочек сахара. - Потому как сами подумайте: и шерсть, и шкурки тончайшие, и слёзы, и сладости. Пропадём ведь без них.
Отбивные из славных пушистиков здесь не делали, кажется. Дик попытался представить, куда и почему девалась тушка после того, как сняли с неё шкуру, но ничего не вышло. Почему-то казалось, что овцы способны отрастить новую и снова влезть на дерево. Но в таком случае нечто, способное уничтожить эти фрукты, выглядело устрашающе и обещало вернуть Дика домой в гробу из местного дуба.
- И отчего же вы думаете, будто это город виноват? Кстати, что хотят от меня милые барышни, мельтешащие за окном?
- Эти-то? - Староста коротко глянул в окно, полускрытое зелёной пеленой и улыбнулся, показав зубы. - Так детей, сэр Ричард. Потому как человек вы - вот и тянет их к вам, как меня на сахар этот. Попробуйте, к слову, господин, язык проглотите, обещаю.
- Пожалуй, воздержусь, милейший Вопрос. И от девиц, и от сахара. Так почему - городские?
Детей от феечек Дик не хотел - и знал это совершенно точно. Более того, он вообще не хотел ни низкорослых девиц, ни сладкого. Первые были не в его вкусе, ко второму так и не довелось приучиться.
- А вы мороки на язык не пробовали, с краю поля? - Староста шикнул на пытающуюся влезть в окно феечку и покачал головой. - По ним-то не ошибёшься, если с утренним ветром ловить. Они там, в городе, их с земляничным привкусом делают-то. Добрую седьмую часть выжгли, засранцы, сколько овечек потеряно, а саженцы когда ещё овценосить начнут!
В большом мире волшба могла служить доказательством, только если её использовал судебный маг. Потому как каждый мог наколдовать в свою пользу. Ну, или почти каждый. Дик вздохнул, пожимая плечами.
- Я не умею чувствовать мороки, драгоценнейший. И чем же ваша, то есть наша, деревня так помешала городу?
Пожалуй, только это он и умел - разбирать споры. То крестьяне землю не поделят, то пастушок дочь кузнеца на сеновал затащит, то козлят перепутают. Нищему лорду приходится жить с этими проблемами, решая их самолично, как в старину. Лейтенанту из древнего полка, кажется, тоже.
"Но просить прощения все равно не стану!"
- Исключительно из городской вредности, - староста вздохнул и печально захрустел сахаром. - Много их, и живут, стало быть, скученно, близости к природе нету. За eag-eolas не следят, потому что какое там. Дороги вот прокладывают. И вера у них неправильная, а разврат - ууу! Один фей и с одной феей живет, это где ж такое видано? - Поразмыслив, он пожал плечами. - В общем, как ни посмотри, а гадостность это, а не город. Мало их овечки жрут.
- За чем не следят? - рассеянно переспросил Дик, которому и город, и деревня равно не нравились, потому что были не в Англии. Дороги, вера, гадостность - всё, как дома, вот только домом этот мир не был, несмотря на схожесть проблем. И жрущие горожан овечки это только усугубляли. - Впрочем, не важно. Где этот город находится и есть ли в нем градоправитель?
- А вот как мороки пройдёте, так и по просеке, - охотно пояснил Вопрос. - А градоправитель, конечно, есть. И жрец главный тоже есть, Fear Nach Gabh Ainm Ainmeachadh кличут. И вообще всё есть, кроме порядка правильного.
Жрец главный, значит. Дик задумчиво оглядел домик, зелень в нём, пришел к выводу, что всё это ему не нравится еще больше. Если городом правит жрец, то почти наверняка там теократия, как это называл Цезарь. А значит - странные культы, обычаи и почти наверняка неудобные алтари. Приноситься в жертву местным божкам Дик не хотел совсем, участвовать в обрядах - тоже, а если его, чего доброго, еще и там страстно возлюбят за человечность...
Стон вышел горестным. И голова разболелась так, что впору пить отвары.
По всему выходило - беседовать ему с этим жрецом, чье имя нельзя произносить, на нейтральной территории. Оставалось выяснить, есть ли таковая тут.
- А что, дорогой Вопрос, есть здесь опушка, на которой можно было бы с этим жрецом перевидаться? И найдется ли достаточно витязей в деревне, чтобы у мэра была достойная охрана?
- Так ему ж нельзя из храма выходить, - удивился староста. - А с опушками тут беда, ихули сэр Ричард, не советовал бы я по ним ходить, потому как...

Ночью за ним пришли. Что было ожидаемо, но Дик всё равно оказался не готов, огорчился открывшейся в стене двери и долго сидел на кровати, печально глядя на путь в Великоовцеводовку.
- Хи,- тормошил он чуть позже мирно спящую в своей комнате Хизер, - просыпайся. Пойдешь со мной.
Брать с собой Дик её не хотел. Но поразмыслив, пришел к выводу, что это самое безопасное решение. Дверь, запертая изнутри, была чревата выволочкой, привязывание Хи к кровати - справедливым недоумением.
- Что?.. Куда?
Уже в хозяйской комнате Хизер аккуратно поскребла стену около врат и нахмурилась, вглядываясь в темноту, из которой доносились раскатистый храп старосты и явно девичьи присвистывания на несколько носов. Лёгкий привкус пота и мускуса уже начинал пропитывать воздух, просачиваясь в особняк через границу нереального.
- Это ты оттуда проснулся в прошлый раз?..
- Оттуда, - хмуро признал Дик, подталкивая её в дверь, пока из домика старосты не вылезла какая-то тварь или лиана. Или - что хуже всего - феечка.
- Прямо совсем-совсем оттуда? А...
Хи сделала шаг, другой, а потом с придушенным вздохом отпрыгнула назад. Из-под ноги, резко зашипев, метнулось прочь что-то тёмное, круглое и, кажется, чуть сплюснутое. В свете врат мелькнули и пропали алые глаза и белоснежные иглы зубов. Пасть у миниатюрной овцы, кажется, открывалась на половину ширины. А Хизер так и замерла, опасливо подняв ногу.
- А это - что?..
- Овечка. И если ты будешь так много болтать и прыгать, я тебя больше никуда не возьму. Потому что некого будет.
В список недостатков женщин вообще и богинь в частности с тихим звоном добавилось еще и недомыслие. Дик живо представил, как остаток ночи он ловит под кроватью этих овечьих детенышей, вышвыривая их в дверь, как злобно глядят на табун деревьев в Гайд-парке михаилиты, услышал пересуды слуг - и мрачно пнул стену. Ордену тоже хотелось есть.
"Ну, госпожа..."
- В следующий раз тогда отгрызут ногу, - приглушенно согласилась Хи, не торопясь идти дальше. - И снова потом никуда не возьмёшь, но в дополнение к этому останусь ещё и без ноги.
- Не уверен, что мне не нравится эта мысль.
В домике было темно и чисто. И тихо, до тех пор, пока не проснулась одна из феечек.
- Ихули сэр Ричард!
Недовольно и неожиданно звонко хлопая по спине подавившуюся воздухом Хи, Дик тоскливо размышлял о превратностях судьбы. Какой-то дьявол непрестанно сподвигал его на глупости. Искать Эмму, охотиться на оборотней, становиться Зеркалом, присягать Бадб и подбирать Хи. Последнее было бы совсем идиотским поступком, но жалеть самого себя Дик не стал. Вместо этого он вспомнил, что его назначили лейтенантом, к тому же феечка начала будить свою товарку, и староста не просыпался, и...
- Dùisg! - продемонстрировал он знания гэльского, усвоенные от Хорана. Даже интонации полковничьи воспроизвел. Оставалось надеяться, что феечки от этого сбегут, а староста - проснется.
Результат последовал немедленно, словно фэа служили там же, причём у того же полковника. Феечки, одетые только в полосатые чулки, положили руки на пышные бёдра и вытянулись, словно собираясь пробить потолок. Старосте понадобилось чуть больше времени, но он тоже поднялся, как был, нагишом, и застыл между девушками, возвышаясь на добрых полторы головы. Все трое - четверо, включая Хи, - уставились на Дика, явно ожидая дальнейших указаний.
- Cuir ort aodach! - не разочаровал их Дик, досадливо закатывая глаза. Убеждать Хизер, что он не устраивает тут солдатских оргий, теперь представлялось занятием безнадежным. - Любезнейший Вопрос, я хочу осмотреть овечковый сад. В вашем сопровождении, разумеется. Девицы остаются дома. Хизер - со мной.
- Но мы одеты, - феечка справа недоумённо покосилась на чулки, потом воззрилась на Дика. - Вам что, не нравится вид, дарованный великой матерью? Жарко ведь.
- И что это вообще за тощая вешалка рядом с нашим любимым сэром? - Подозрительно поинтересовалась феечка, стоявшая слева. - Ни вида, ни запаха, а чтобы грудь выросла, надо не меньше трёх овечек выпить, и тех - с западного края, где посветлее.
- А запад - это тут где? - С искренним интересом спросила Хизер. - И как именно можно пить овечек?
- Запад - это там, где не север, - просветил староста, с кряхтеньем натягивая тунику. - Везде, в общем, где не север, там - запад. Ну а пить - обнакнавенно. Выщипываешь шерсть на шее, там жилки, значит...
У Хорана эти феечки, к счастью, не служили. Иначе даже не пытались бы оспаривать приказы. К счастью - потому что для Дика было бы ударом обнаружить их в составе полка.
- Отставить препираться! Хизер, я запрещаю тебе даже думать о том, чтобы пить этих овечек! Мша, или как там тебя, варить похлёбку и не сметь называть мою невесту вешалкой! Остальные - помогать варить! Староста, мы идём глядеть на ночных овец или нет?!
- А раньше - трогать разрешал, - громким шепотом пожаловалась товарке левая феечка и вздохнула. - Странные эти люди. Кажется, готовы делать детей только днём.
- Потом ещё потрогаем, - утешила её подруга и тоже вздохнула.
Староста меж тем достал откуда-то вязаную шапку, завязал под подбородком и тоскливо кивнул.
- Вообще-то, господин Ихули, мы туда ночами стараемся не ходить. Но если очень надо, и под ваше, господинье, ручательство...
Отчаянно хотелось убивать. Дик поглядел на феечек, на старосту, на безмятежно внимающую всему этому Хи - и с трудом удержался от мольбы о пощаде.
"Дьяволова гордыня".

Эти мороки мог понимать даже он. Должно быть, отголосками Эммы, чувствами старосты и Хи. Так крошился весенний лёд под пальцами - кусками, сквозь которые проглядывала черная вода. Ветки деревьев были то целыми, то обращались пеплом. Пальцы чувствовали кору - и проваливались в воздух. Под ногами хрустели кости, порождая надежду, что - овечьи, чувствовался запах крови и гари. Да и овечек стало поменьше, будто они провалились в ямы, то и дело возникающие под ногами, точно деревья корчевали с корнями. Вопрос, впрочем, даже не спотыкался. Дик прекратил это делать после пятой дыры в земле, напомнив себе, что охотник.
"Придётся идти в город."
Мысль могла бы быть здравой, желай Дик этой прогулки.
- Они снова приходили, Вопрос?
Староста потянул носом воздух и покачал головой.
- Нет, сэр Ихули, всё старое. Видать, ещё не приготовились снова. Дело-то не быстрое. Нужно новых фэй собрать, обряды провести, благословения испросить. Дело-то серьёзное, на много перерождений.
- Понятно, - согласился Дик, хотя понятно ему не было. Вообще и ничего. - Любопытно, к кому из великих они взывают в таком небогоугодном деле?
Вопрос, наверное, был риторическим. Хочешь - не хочешь, а идти в город придется. Вот только там и он, и Хизер будут также незаметны, как вошь на лысине. Два человека в землях, которые этих самых человеков не видели с тех пор, как Бадб была юницей!
- Великой матери, - пояснил староста, пожимая плечами. - Стало быть, всему, что - она. Или наоборот.
- Но ведь тогда и овечки - она, ибо сотворены ею. Послушайте,любезнейший Вопрос. Отвечайте мне так, как если бы спрашивал вас Тростник самолично. Чем вы мешаете городу?
Теософские разговоры лучше было вести с городским жрецом, которого для краткого стоило окрестить Томом Реддлом просто потому, что собственное имя у того было непроизносимым. Дик подковырнул камешек, оказавшийся косточкой, вздохнул, подхватил под руку Хи и неспешно пошел в ту сторону, где староста располагал город.
Староста на ходу вытянулся и, повернув по-совиному голову, уставился поверх головы Дика осоловевшими глазами.
- Не могу знать, господин Как-Тростник! Положение на экосистемной позиции стабильное и не выказывает тенденций к флуктуированию!
Староста раздражал больше всех известных Дику старост. Даже больше кретина Харпера. И при этом почти наверняка воровал, как его менее тупые коллеги из числа людей. Ну неужто так трудно припомнить, когда и почему поссорились с городскими?!
- А овечки им почему не нравятся? - скрипнув зубами в тщательно сдерживаемой злобе, осведомился Дик, прислушиваясь к похрустываниям и причмокиваниям в кустах.
- А кто ж их знает. Странные они там. Это небось потому, что в камне живут, с этими, водопроводами и прочими новомодными штуками, от природы далече, - староста приостановился, отвёл ветки и умилённо покачал головой. - Умнички какие, и нашли, и поймали, и ничего не оставят, всё чистенько будет!
На небольшой опушке, залитой лунным светом, шевелилась груда мохнатых фруктов. Время от времени в тёмном одеяле возникали прорехи, отблескивая тёмной кровью и ошмётками костей. Казалось, фэйский скелет извивается, пытаясь сбросить хищников - и овечки тут же смыкались снова, дружно работая острыми зубами.
"Любимая деревня, госпожа? А лэрду про вот такую тварь, потерявшуюся под моей кроватью, вы уже сказали?"
Еще бы эти овечки нравились горожанам. На вкус Дика, эти новомодные фэа еще слишком милостиво обходились с рощей. Появись такая напасть рядом с его поместьями, он озолотил бы михаилитов, выжег землю ярд за ярдом - и наплевать на розовые сахарные сопли.
- Что, миледи невеста, вы все еще хотите отращивать себе грудь овечками?
Хи, не морщась, оглядела сцену и пожала плечами. Глаза её в свете луны сияли чистым серебром.
- Волки невкусные, милорд жених, но порой и их едят. Да и вообще что угодно, если жить хочется. Большая грудь, конечно, не жизнь, да и сама отрастёт, наверное, но ведь и жизнь я ещё недавно ценила не слишком высоко - а всё-таки жила. Просто чтобы жить. Почему бы не пить хищных овечек, чтобы стать лучше?

А еще был город. Красивый, высокохолмный и многовершинный, над башнями которого вились ласточки и трепетали яркие флаги. При виде него хотелось петь стихи Гомера и он, несомненно, снился - щекой Дик всё ещё чувствовал ковер опочивальни.
И был в том городе храм, к которому стекались улыбающиеся фэа, принаряженные точно для праздника.
А в храме - огромная ракушка, перловица, богато изукрашенная резьбой - трискелями и зубчатыми колесами. Гордо взирала с её высоты прекрасная черноволосая дева, в волосах которой венок из простых васильков казался короной. На блюде перед нею лежали те самые мерзкие овечки, посыпанные ягодами паслёна и дурманом. Дик поморщился, глядя, с каким аппетитом дева уплетала это подношение, как пачкала она своё белоснежное одеяние овечьей кровью, с каким умилением на это взирали фэа.
- Покатаюся, поваляюся... мясца наевшись, - расслышал он сквозь благоговейный шепот прихожан. И дева сдержала своё слово. Она и впрямь упала на останки овец, выкачиваясь на них, что та кошка. А потолок храма, меж тем, разверзнулся хлябями почти библейским, извергая на жрицу белые потоки. Запахло уютом, молоком и домом, по стенам начали распускаться цветы и плоды, и, казалось, что всё так и должно быть. Пока поток не закончился, а в луже молока не осталась лежать изуродованная дева - молочный столб раздробил у нее все кости, изломав и искорёжив так, что теперь она казалась изразцом плитки.
- А ты, добрый молодец, не изловив лебедь - не похваляйся, - сообщил Дику нежный девичий голос под разочарованный гул фэа.
И Дик проснулся. Он всё также лежал на полу в своей опочивальне, а сон, наверное, означал, что его извинения приняли.
- Благодарю, госпожа.

17 апреля 1535 г. Стратфорд-на-Эйвоне.

- Как выглядели люди, приходящие в бордель Герберта?
Спрашивать об этом Хизер было неприятно. Мерзко, точно говорить с нею о прошлом - неправильно и постыдно, будто это могло бросить тень на целомудрие Хи, которого у нее имелось побольше, чем у всех девственниц двора. Поэтому Дик лениво поглядывал на улочки Стратфорда, на суетящихся людей, на неспешно фланирующих по набережной Эйвона купчих, на ландскнехтов, одетых, что бойцовские петухи - ярко и пышно. На одуряюще белые, розовые и алые сады, захлёбывающиеся в сливовом и яблоневом цвете.
Он хотел этот город, эту невесту, ждущую своего графа на кружевных подушках. Почти видел, как бесстыдно раскинуты ноги-реки, почти слышал, как постанывает она в нетерпении...
Наверное, в этом была виновата Алетта, которую Дик оставил в объятиях Харпера. Чёртово собственничество мешало жить и требовало компенсации если не женщиной, то Уорикширом.
- По-всякому, - голос Хизер прозвучал резко, да и город она оглядывала не с вожделением, а скорее тоскливо и нервно. - Прости. Я понимаю, о чём ты спрашиваешь, но выделять... лица - тяжело. Да и не все их показывали, а имён я не знаю вовсе. Как выглядели... три синих ромба в сером поле под красной звездой - и чёрная маска, сочившаяся любопытством и смехом. Шотландец со скин ду, расплатившийся за меня бочкой мёда. Помню, как улыбалась ему Лилитана - радостно, а не как обычно. Троица огромных ландскнехтов с усами - как вон те, но они все на одно лицо. Монахи... даже один аббат. Два эльфа, чёрный и белый. Взяли целую ночь и ещё день. Они так внимательно смотрели, слушали, играли... много их было. Очень. И очень же - по-всякому, так что мне нечего ответить.
- Не ёрзай в седле, Хи. Три синих ромба в сером поле под красной звездой... Юный Рейдж, что ли? И шотландец с мёдом...
Дик скривился, припоминая приторную сладость мёда, купленного госпожой для Портенкросса. Кухарка совала его везде, отчего порой хотелось просто солёной рыбы с куском тёмного хлеба. Вряд ли торговец был тот же самый, да и не важным это было. А вот то, что Лилитана радостно его приветствовала - заставляло задуматься.
- Как думаешь, если я туда пойду, смогу сойти за любителя таких местечек?
Хи фыркнула.
- Только не кусай их там слишком сильно, пожалуйста. Или слишком много. А лучше не кусай вовсе. Но если новому владельцу получится сломать руку или ногу!..
- Ты совершенно бесполезная, женщина, - беззлобно фыркнул Дик в ответ. - Я не спрашиваю тебя, кусать мне или не кусать. Я интересуюсь, как мне сойти за... своего. Нашла время для ревности.
Если подумать, то для ревности время - всегда, но именно сейчас нужно было понять, как себя вести в борделе. Что вообще мог говорить тот, кто пришёл к обучаемой для кого-то?
С Томасом, пожалуй, блефовать было проще. И потому, что это - братец, и потому, что Дик успел почитать дневники тётушки. Здесь же под рукой была только Хи, не желающая ничего рассказывать.
- Я... - Хи нахмурилась, поморщилась и покачала головой. - Я не знаю. Ко мне обычно приходили уже после того, как встретятся с Лилитаной, так что остаётся только гадать по обрывкам слов. Но всё же, если подумать, если выделить, то те люди, они интересовались... не женщинами. Не как женщинами. И борделем - не как борделем, а как... чем-то ещё. Изучали.
"Зачем мне всё это нужно?"
Кажется, наступило время подумать о смысле жизни. Ведь Дик мог отвезти Хизер в одно из своих новых поместий, куда-нибудь подальше на Севере, а то и в Фэйрли, где её уж точно не найдёт никакой Норфолк - и приятно согреваться мыслью, что его ждут. А навещать вовсе раз в год. Все так жили в это суматошное время, и большинство женщин были довольны. Чем Хизер лучше их?
Но пока расставаться не хотелось. Привязался? Не наигрался? Повзрослел? Всё сразу?
Как бы то ни было, если не хозяйствовать на земле, наслаждаясь пасторалями сквайра, то иного пути, как в бордель, Дик пока не видел.
- Я понимаю, что тебе неприятно вспоминать, но попробуй припомнить обрывки этих слов. И что делали эти люди?
Хи покачала головой.
- Не помню слов, ускользает. А если так интересно, что со мной там делали, давай снимем комнату, и покажу. Только делать я буду, потому что сколько можно? Ты и без слов этих замечательно умеешь вести себя так, словно инспектор, который ничего не понимает в работе, зато уж что-что, а достанет всех. И прихвати ворох красных ленточек.
- Дерзишь. Но комнату мы все равно снимем, потому как тебе придётся переодеться в пажа.
Хизер нельзя было оставлять одну. И хоть тащить ее в бордель - опасно, но так она хотя бы оставалась рядом.
Дик еще раз оглядел улочки Стратфорда, пообещав себе, что этот город рано или поздно станет его.
В конце концов, он всегда добивался, чего хотел.

В подвале таверны, где некогда располагался бордель Сладкого Герберта, было удивительно чисто. И что странно - холодно. Дик, запомнивший эту комнату вонючей, маленькой и душной, разгороженной тряпками на клетушки, замер на пороге, разглядывая невесть откуда взявшиеся проемы в комнатки и коридоры, завешенные полотняными шторами разных цветов. Невзирая на посетителей, полы здесь мыла густо набеленная девушка в чудной московитской одежде с совершенно невозможным арселе в виде башенки. Кажется, этот убор называли кокошником, но внимание привлекал не он, а ноги девицы - голые, тощие и бледные, будто украденные у дохлой курицы. У стены скучающе переминались две женщины: полная и почти голая, прикрытая лишь бусами синего цвета, но зато с криво намотанным тюрбаном, и беловолосая, раскрашенная вайдой, будто недавно из хоранова полка сбежала. У этой не было даже бус, зато имелись тряпочки, которые кое-как прикрывали её прелести.
Бордель-маман, а вернее - отец и благодетель увеселительного заведения был коренастым низеньким мужчиной с упитанным брюшком.
- О, господин, добро пожаловать, добро! - Распорядитель борделя поклонился и подобострастно заглянул Дику в глаза. - Милорд привёл сына, чтобы мои девочки обучили его всем тайнам любви со всех концов мира? Возможно, сладкая Зулейха обучит его всем тонкостям обращения с женщинами? Или, может быть, ему больше подойдёт славная Аннуска?
Русоволосая девушка подняла голову и улыбнулась, демонстрируя редкие чёрные зубы. Надменно оглядев её, Дик с ленивым, презрительным интересом изучил красный нос, деревянную ногу и оранжевый платок здешнего предводителя шлюх, мимоходом отметив, что Хи при виде него вздрогнула.
"Сивый Пью?"
- Что это? - брезгливо вопросил он, принимаясь наматывать на палец узкую красную ленту. Одну из тех, которые пришлось купить еще по дороге в Стратфорд и которые змеями свернулись в неприметном кожаном кошеле на поясе. Свой вопрос Дик не адресовал чему-то определенному, но тон определенно удался. В конце концов, плох тот лейтенант, что не мечтает стать генералом. Или хотя бы полковником. А значит, и умение придираться ни к чему - пригодится.
- Так бабы, господин, - Пью расплылся в подобострастной улыбке, заглядывая в лицо. - Вон баба, а вон еще, и третья тоже баба.
- Я вижу, - сурово согласился Дик, не отводя глаз, - что не женщины. Ну, показывайте, дражайший Пью. Рассказывайте. Про розы без шипов, значит. И о том, как негоже лилиям прясть. И прикажите этой с тряпкой выпрямиться и стоять почтительно. Что это за воспитание, мессир Пью?!
"Ну же, Хи, помоги мне!"
Он обернулся на "сына", не смягчая взгляд, но надеясь, что за презрительной улыбкой Хизер уловит растерянность.
Хизер молчала, глядя на Пью с равнодушным интересом.
- А и отличное воспитание, господин, - новый хозяин борделя склонился ещё ниже, деревянная нога гулко стукнула об пол. - Наилучшее, хозяйственное. В это время никто и не ходит вот, так чего им, у стены стоять, как караулу у Вестминстра? Аннуска, кончай там, лучше петли смажь. Так что, говорите, рассказывать, господин? О каких это лильях?
- Нет у вас никаких лилий, драгоценнейший.
Дик шагнул вперед, отодвигая Пью в сторону. Три минуты разговора - а он не продвинулся в своих изысканиях ни на ярд. Ни на его половину. Даже на мизинец не сдвинулся.
- Никогда не нравился мне этот этап, - задумчиво сообщил он Хи. - Слишком грязно и с таким... управляющим - еще и ненадежно. Полы моют, подумать только.
Он провел рукой в белой перчатке по стене и с недоумением воззрился на нее, точно нашел там вековую грязь, которой не было.
- Чему вы еще их учите? Только отвечайте по существу, мессир Пью, я устал выслушивать чушь об Аннусках и мытье полов.
Пью подошёл ближе, почти навалившись на него со спины, жарко дохнул гнилыми зубами и дешевым вином.
- Дык, бабы, господин проверяющий. Чего надо - сами умеют, а если кто и нет, так подмахивать научить недолго, чай, сами знаете, и сынок ваш, чай, тоже знает. Ну а другое-что - как привезти изволите, так и поучим, поучим. Но пока ничего нет... или вот этот милый мальчик, под вкусы нашего славного двора? Личико закрыто, но глазки так и сверкают, так и горят. Ой, как такое полюбят!..
Порой зуботычина была доходчивее и понятнее миллиона слов.
Дик досадливо хмыкнул, глядя на окровавленную перчатку. Вопреки ожиданиям, из носа Пью текла самая обычная кровь, а не какая-нибудь вонючая жижа, которая просто обязана была содержаться в теле такого гнусного создания.
- Вы забываетесь, мессир Пью, - алая ленточка на ухе бордельного заправилы выглядела бы забавно, будь у Дика желание веселиться. - Именно поэтому вы сами повяжете себе вот это на шею. К тому же, хочу напомнить, что если я пожелаю привезти кого-то на воспитание, то явно не в ваш... гадюшник. В котором не розы растить, а свиней только. Вдругорядь спрашиваю, что вы имеете сообщить о цветах, и лучше бы вам отвечать без экивоков, предъявив дневники оранжереи. Я очень не хочу испачкать вторую перчатку.
Аннуска без слов и даже взгляда помогла Пью подняться, а бывший моряк улыбнулся без тени обиды, размазывая кровь рукавом.
- Бочдо же зразу гадюшгик, гозбодин. У мас взё, как в лучших домах, и куда зкажут, туда и бривезёте... Но пожалуйте, гозбодин, что езть - сдарый Бью бокажед.
Проковыляв в угол, где до того женщина в сарафане оттирала пол, он вставил кончик деревянной ноги в неприметное отверстие от сучка и с усилием повернулся. Люк оказался небольшим, не больше ярда. За ним открывалась узкая лестница, тонущая во тьме, из которой пахнуло сухостью и прохладной.
- Дневнигов нету, уж не обеззудьте. Сдарый Пью всё в голове, в голове... по сдаринке. Не обужен мудросдям.
Дик в ответ протянул мягкий платок с пышным французским гербом, прихваченный из Рочфорда, тайком позаимствованный у кого-то из гостей. Для вытирания носа сводника сгодился бы и этот кусочек полотна, зато ищейки, буде такие в борделях, становились на чужой след.
- Deprivatio, - одобрительно сообщил он Хи спустя пару минут, довольно поглаживая стены маленького каменного мешка, в котором сесть бы смог разве что карлик. Лекарский кабинет и пыточная уже были осмотрены, и найдены удовлетворительными, хоть и - но в тайне - омерзительными. - Ну что же, мессир Пью, вы справляетесь получше предшественника, но всё же, недостаточно. Почему нет клоповника? Но, думаю, вы новую розу не выпустите из цветника, не так ли?
Девушку, которая займет место Хизер, Дик не жалел. Всех не спасешь, да и зачем ему новая тощая шлюха, предназначенные не ему? Но зато - сочувствовал своей. Пройти через подобное и сохранить разум могла, наверное, только Хизер.
Лицо Пью на миг исказилось злобой, но он тут же отвернулся, жестом гася свет в лекарском кабинете.
- Уж не выбужжю, газбадин. Здесь - нет. Да дольго не жлюд новых роз, а сдарая с гагим-до оборванзем сбежала. Броде и рызарь, а жлюгу уволог, как последний матроз позле долгого рейза. Но больже нет. Герберд за то убогоилзя, но Бью будед жидь. Но на глобовниг, газбадин, надо бы золода. Фонды подистрадилизь.
Хизер не среагировала ни на оборванца, ни на рыцаря, ни на розу-шлюху. Сейчас она напоминала Дику статую - холодную, бесчувственную. Или... Эмму. Поняв, что сравнение с сестрой ему не нравится, Дик нахмурился, направляясь к выходу из подземелья.
- Так зарабатывайте, мессир Пью. Берите воспитанников, девок покрасивее подыщите для клиентов. А Герберта жаль, жаль... И Лилитану тоже. Не берите себе помощниц, мой дорогой. Они перед смертью болтают. Но я сообщу о ваших требованиях золота. И даже порекомендую направить к вам розу по вашим желаниям. Для кого вы хотите учить?
- О брозьбе золота, - гнусаво, но гладко поправил Пью, сморкаясь. - А ужить, дак... вод для Фгамбегга. Кодорый мигаилид да по монажгам. Кодорые Физаган. Чдо заму её, чдо прабильную вювовницу. Не король, дак кондзорд будед - авозь и наградид старого Бью.
- У вас великолепный вкус, мессир Пью.
Об Эмму обломала бы зубы вся эта шлюхосекта - Дик проверял. Не женщина, алмаз в броне. Но однажды отыскать сестрицу в подобном заведении ему не хотелось. И зрело убеждение, что в таком случае он раскатает этот бордель по брёвнышку. Вместе с таверной, городом и графством. Без помощи "Фгамбегга".
- Неужели вы всему этому научились на своём корабле?
- На горабле тофе, - признал Пью. - Но, зами зваеде, не дольго. У Авя зе Тви вовелозь бобыдь, вовелозь. Вод гдо маздер дак маздер, двугих дагих и ве вивел, а ув згольго пвавав!
У зятя была очень, очень неподходящая для Фицаланов родня. Подумать только, брат мужа сестры - мастер обучения шлюх! Хуже только, если Аль де Три окажется психом вроде Эда, католическим кардиналом вроде Тома, да еще и работорговцем.
- Наслышан, как же. А в садовники где вас принимали, если не секрет?
- Даг в Заудэнве, газбадин. Вде, сдало быдь, жлюговогово. Выло. Свыхав, вольже неду, бзё вазвомано гагим-до ивиодом.
"Дерьмо!"
- Не каким-то, мессир Пью, а комиссаром Харпером. Тем, которого на прелестной де Манвиль женили. К слову, о прелестницах. Напомните мне, где жила Лилитана. И вот еще что... Посоветуйте, куда внезапно нагрянуть? Где не ждут проверки?
"Дьявольщина!"
Вассал Дику достался такой же, как и зять. Только если от Раймона де Три избавиться было уже невозможно, то Уилла Харпера хотелось утопить. Оторвать ему руки, пришить на задницу, а потом - утопить. Держать голову под водой, изредка поднимая кретина и наслаждаясь тем, как жадно тот хватает воздух.
- Дак бедь мы в чужие дела не лезем, газбадин, - Пью даже развёл руками в знак раскаяния и невозможности угодить. - За своими б узледидь. Ну а з Вивиданой бросдо. Гаг на зевер бойдёде, дак с граю возовый бомик. С дзведочгами. Зейчаз-то дам бабульга живёд. Возидся.
А бабулек Дик вообще уламывать не любил. Часами пить поссет, слушая о том, как мило дорогой сыночек писал в младенчестве через голову, почему невестка - ведьма, а соседка ворует репу?
Увольте.
Но записи Лилитаны были нужны. И потому он величаво кивнул, похлопав Пью по плечу. И прежде чем выйти из борделя, улыбнулся той, что изображала из себя героиню арабских стихов. В жизни шлюхи должно быть хоть одно светлое воспоминание, и Дик на эту роль подходил.
"От скромности не сдохну".

Мадам почтенная матушка какого-то гренадера - а иначе Дик её назвать и не мог - и в самом деле жила в домике на окраине, столь адски диссонируя и со своим обиталищем, и с окраиной, что хотелось перекреститься. На голове уважаемой дамы красовался крестьянский чепец, какой носили прислужницы прекрасной Алиенор Аквитанской, мощное тело,которому позавидовали бы и хорановы - бойдовы! - бойцы, она облекала в объемистые немецкие одежды, а плечи прикрыла дорогим парчовым платком. С угла плата печально взирал на мир византийскими глазами какой-то святой. Всё это великолепие завершал собой тощий и облезлый кот, безуспешно пытавшийся вырваться из весьма мозолистых лап старушки.
- Хороший цыплёночек, - бабка ущипнула Хизер за щеку и от души приложилась к заднице Дика, заставляя задуматься, кто из них был так поименован, - годится.
- Для чего годится, госпожа? - Вежливо поинтересовался Дик, размышляя, не стоит ли ответить ей той же любезностью.
- На лопату и в печь. Ха! - Старушка взмахнула котом, от чего бедное животное обреченно зажмурилось. - Ха! Где служил, солдат?
- Нигде. То есть, я служу. Я слышал, вы сдаёте комнату?
Хи пришлось спрятать за себя - Дик не доверял старушкам, размахивающим котами. А оглядеть цветник, в котором будто окопы рыли, получилось само собой. Среди рвов и траншей грустно поникли головками белые, розовые и желтые лилии, у забора мученически умирали алые розы, которые кто-то накрепко привязал к перекладинам, а на крыльце стояли ящики с фиалками. Мёртвыми фиалками.
- Вы любите цветы, госпожа?
- Женщины любят цветы, сынок, - это у бабки вышло назидательно-генеральски. - А комнату я сдаю. Но только семейным. Чтоб прилично было. Потому что когда неприлично - соседи ворчат. А мне уже надоело переезжать.
- А мы семейные, - клятвенно заверил Дик, последовательно демонстрируя Хи, её окольцованную руку и аметист на ней. - И цветы тоже любим. Правда, Хи... льда?
Новопоименованная Хильда вполне могла огреть очередной кружевной ерундой из гардероба. Но, всё же, не сейчас, а потому Дика упоительно несло.
- Хильда очень любит цветы, мы вот и книги покупаем о них, и записи у садовников. Когда-нибудь, когда у нас будет собственный дом - такой же милый и уютный, как ваш, госпожа! - мы обязательно сделаем там сад. Ах, госпожа матушка, неужели вы сами разбили этот цветник? Без всяких трактатов?
Госпожа-старушка сочувственно кивнула, пошире открывая дверь, за которую уцепился кот.
- Московитская медведица тебе матушка, сынок. А меня следует звать миссис Портер, да. Гризельда Портер. Ты заходи, заходи. Контуженным ночной воздух вреден. Надо же, во дворе как после роты пьяных горцев, а он цветник видит.
- Ужасно, - понимающе вздохнула Хильда. - А знали бы вы, что он видит в... мельницах!.. Но это безобидно, правда. Просто лампы в том замке были слишком тяжёлыми, а слуги ленились их закреплять, вот и...
"Бесполезная женщина".
Тычок Хи почти наверняка почувствовала даже сквозь накидку, корсаж и корсет. Дик улыбнулся, и будь здесь Рисса, она бы уже принялась молиться.
- Ну что вы, миссис Портер, я прекрасно вижу и ямы, и траншеи, и даже вон тот ров у забора, сооруженный по всем правилам фортификационного искусства. Но хочу заметить, что в Италии нынче модно уподоблять свои дворы полю битвы.
У итальянцев выбора не было - их без перерыва завоевывали, а потому Дик даже не лгал. Почти не лгал. Но если почтенная Гризельда с таким же упорством ломала и домик, то записи Лилитаны она наверняка нашла. И вряд ли в них было написано что-то вроде "Вчера герцог Саффолк трахал Хизер Пиннс". Скорее уж пространные рассуждения о том, как чудесно розы растут на удобренной почве.
- Потому, - продолжил он, - я подумал, что вы руководствовались трудами садоводов. Я слышал, в этом доме раньше жила цветочница?
Миссис Портер кивнула и умилённо вздохнула. Бравада сошла с неё, точно смытая снова начавшимся дождиком, а старушка подтолкнула Дика внутрь, в бежевые недра домика, поближе к камину.
- Жила. Даже имя цветочное у неё было - Лилли Таннос. Говорят, твари в лесу сожрали. Только непонятное она пишет. Значит, за комнату я беру десять фунтов в день, а если столоваться у меня желаете - то все тридцать.
- Воля ваша, миссис Портер, а вы берёте унизительно мало. Особенно, за ужин и дневники цветочницы.
Не прекращая улыбаться, Дик усадил Хи в кресло, любезно кланяясь старушке. Сейчас почтенная матрона обязана была подозрительно осведомиться, на что ему эти дневники, а то и накинуть цену, ибо такая корова нужна самой. Но отпираться ей было уже поздно - миссис признала, что покойница Лилитана писала непонятное.
- За дневники я ничего не беру, мой милый. Они ведь бесполезные были совсем, - миссис Портер ловко плеснула из глиняного кувшина в кружку. Запахло крепким ромом. - Я их сожгла. В камине. Прочитала - и сожгла. Может, где и завалялась страничка-другая, так и ту мыши утащили, небось.
Сказав это, старушка резко выдохнула и влила в себя пойло.
В кувшине и впрямь был ром. Ядрёный, вонючий горлодёр, но Дик, опечаленный тщетностью своих усилий и провалом поисков, понял это только на пятом глотке.
- Это вы зря, миссис Портер, - выдохнул он наконец, глядя на хмурую Хизер. - Дневники цветоводов полезны. Очень. Ну что же, будем искать. Или вы вспомните прочитанное?
- Вот еще, бесполезным голову забивать, - невозмутимо ответила старушка, отнимая кувшин и наливая из него снова. - Ну вот разве что... "Если вы решили приобрести луковицы лилий, прежде всего обратите внимание на их состояние: они должны быть довольно крупные, мясистые, здоровые, а чешуйки не должны быть пересушенными".
Дик задумчиво покосился на Хи, которая только недавно начала становиться мясистой и здоровой, а крупной и вовсе никогда не была. Впрочем, в классификации шлюх она относилась к розам. Кто знает, быть может черенки этих царственных растений надо подсушивать перед посадкой?
- Это очень занимательно, - согласился он, постукивая по столу совереном. - Может быть, вы вспомните что-то еще?
- Лилия способна расти на одном месте несколько лет, а частые пересадки могут замедлить ее развитие. Поэтому место для посадки необходимо выбирать тщательно, чтобы ближайших года три-четыре не тревожить растение. Также необходимо удалить все мертвые чешуйки, а корешки укоротить. Лилии достаточно неприхотливы в уходе. В период цветения они нуждаются в умеренном поливе. В жаркую засушливую погоду, когда в земле почти нет влаги, их необходимо поливать обильно. После цветения полив можно прекратить вовсе.
Старушка запила свой спич выпивкой и глянула на Хи, покачав головой.
- Срезая лилии, обязательно оставляйте достаточно большую часть облиственного стебля, - назидательно договорила она.
В голове уже шумело, и комната покачивалась, и хотелось кричать. Наверное, отец чувствовал себя так же, и Дик сейчас выглядел таким же безумцем, как и он?
Но одно понималось ясно и твёрдо - срезать лилии позволить нельзя. Как нельзя обнаружить себя срезанным цветком.
- А про розы там что было? - Нетрезво поинтересовался Дик.
- На вопрос, когда высаживать розы, на юге ответят: конечно же, осенью! Растения успевают хорошо укорениться до морозов, - медленно проговорила миссис Портер, на которую ром не оказывал никакого влияния. - В северных регионах и средней полосе осенняя посадка считается ненадежной. При быстром наступлении холодов растения уходят на зимовку неукоренившимися и сильно пострадают от морозов.
Старушки раздваивались и сливались в одну, Хизер и вовсе было уже четыре, но от мороза они пока не страдали. Или это касалось не её, но... другой? Холода наступили быстро, почти мгновенно, опалив и его самого, а теперь она, значит, не укоренилась?
"Бред какой-то".
Мысль оказалась внезапно трезвой, будто думал её не Дик, а кто-то иной, наблюдающий за ним со стороны.
- Что-то еще, миссис Портер?
Все шестеро бабок вздохнули и почесали голову под чепцом.
- Но посадка роз весной имеет свои недостатки. Такие розы могут отставать в росте. Это отставание примерно идет на недели две. Также такие королевы более капризны и требуют большего присмотра и заботы. Если сроки сдвинуть, розочки не успеют окрепнуть до первых заморозков. При этом очень важно, чтобы почки растений еще не начали развиваться. Если вы не успеваете с посадкой осенью и не хотите, чтобы саженцы пропали, можно попробовать их сохранить до весны, прикопав и присыпав декоктами, купленными у михаилитов.
- Обязательно у михаилитов, - заметила Хи, подпирая Дика плечом. - Спасибо, матушка-медве... э... спасибо, но нам, кажется, пора спать. А то ещё ведь отвары наутро варить из тех цветов, да погорчее. Сказала бы, что из одуванчиков да ландышей, потому что красивые, но нет, придётся обойтись чабрецом да полынью.
- Но я не хочу с чабрецом! Ненавижу чабрец. Он пахнет клопами. Почти как декокты, только клопами. И спать я не хочу! Про розы так интересно слушать! Продолжайте же, миссис Портвейн, умоляю вас!
Язык молол чушь, что чёртова мельница. Дик нахмурился, пытаясь удержать его, но получалось плохо. Только на волнах пьяной мути плескалось убеждение, что он узнал еще не всё.
- Вы знаете, деточка, его стоит хорошо окатить холодной водой, - задумчиво сообщила мадам Портвейн, сочувственно кивая Хи, и снова приложилась к кружке. - Совсем мельницы пить не умеют. Вот в моё время - только лей на лопасти, и сразу все розы, мой юный цветовод, любят тепло и солнечный свет, не переносят сквозняки и при этом уважают перины в гостевой, непременно из утиного пуха. Утонуть можно, а уж тепла-то тепла! Идеальное место что для лёжки, что для посадки. Главное, никаких ветров, потому как горцы северные, а лапы-то у них горячущие, ух! Как молодку из юбок-то высадят, так обильно поливают водой, чтобы она, значит, осела и плотнее прижалась. Холодно же, если ветрюга с ледника. Так говорит леди Лейс, уж кому знать, как не ей. Её-то с полкувшина не развозило. Один только раз помню, как она с башни голый зад казала, так мы тогда третий бочонок раскупоривали. Эх, монастырское креплёноё!..
В ответ на это Дик смог только кивнуть и направиться в эту самую гостевую, надеясь, что там будут перины, но не найдётся ни одного горца. Потому что у них горячущие лапы и какой-то ух. Ухов полагалось быть два, но ведь в горах всякое случается? Особенно, если леди Лейс голый зад с башни показывает. Запросто можно без одного уха остаться. И только утопая в перине, безуспешно борясь с головокружением и сном, Дик осознал - времени у него мало. Особенно, если он хочет сохранить эту бесполезную женщину Хизер вереском, а не окрепшей розой. На этой мысли он и заснул.

20 апреля 1535 г. Питерборо, Кембриджшир.

Питерборо Дика не впечатлил. Обычный маленький городишко, каких много в Англии, торгующий сукном и овцами. "Низкалый Лев" восторгов не вызвал тоже. Не менее обычная таверна под прохудившейся крышей. Наверное, поэтому он и не остановился в этом месте, а отправился в скромный особняк дальнего родственника, лорда Кроухерста. Быть может, нарушив инкогнито, неведомо зачем бережно охраняемое.
Кузена Ричарда ожидаемо дома не было, слуги встретили радушно, и Дик, с нескрываемым наслаждением растянувшись в бадье с горячей водой, наконец смог подумать.
Всю дорогу до Питерборо он вёз Хи в своём седле, прижимая к себе и делясь собой. Это казалось правильным и немного приглушало чувство, будто душа у Хизер ломалась со скрипом и треском, не выдерживая напряжения этих дней.
Быть может, она не подходила на роль леди Фицалан, но отказаться от неё Дик уже не мог.
Впрочем, следовало обмыслить не на глазах расцветающую Хи, но то, зачем его, Ричарда Фицалана, к чертям занесло сюда.
- О плющ, повисший на ветвях:
Когда раскидистому клёну
Он обовьет и ствол, и крону,
Он юн и свеж, а клён зачах.
Как там говорил этот неугомонный грек Феогнид, протестующий против браков между разоряющейся знатью и богатыми представителями худородного демоса?
"Женщина не может сообразоваться с движениями кормы и, не имея под собою якоря, оторвав веревки, часто находит другую пристань"?
Это Дик познал в полной мере. Рисса, не успев отчалить, тут же пристала к многим другим пристаням, да еще и новую лодку собиралась к старой привести. И не допускай Дик возможности, что ребенок будет его, эту женщину вместе с веревкой уже обнаружили бы в каком-нибудь ирландском монастыре для падших горлиц. Или в борделе.
Госпожа бы этого не одобрила, но порой следовало жить собственным умом, а не волей богов.
К счастью, самые знаменитые философы обыкновенно имели некрасивых жен. Хорошенькие заставили бы их забыть о всякой философии.
И Хизер была чудо как хороша на тёплом и золотом от солнца подоконнике, с аптекарскими весами в руках, с травами в подоле. Она дивно пахла вечерним отваром, который всё равно не помогал...
Восторженно-романтичные мысли оборвались тревожной нотой, и Дик пригладил рукой мокрые волосы, второй раз за день размышляя, кой дьявол выдернул его из остывающей воды и погнал сюда. Впрочем, нельзя было сказать, что не вовремя, и за редкий шанс увидеть, чем травили - или привораживали - дьявола стоило поблагодарить.
Ревнивую мысль о Фламберге, наблюдающем такие картинки с завидной регулярностью, Дик прихлопнул, едва она оформилась.
- Ты сейчас похожа на Катарину Сиенскую, - сообщил он своей отравительнице и привораживательнице. - Ты знаешь, что её считают покровительницей травничества и одновременно умоляют о том, чтобы избавила от плотских искушений?
- Как думаешь, чего она захочет получить? - Поинтересовалась Хи, пересыпая из чашечки в пакетик щепоть лаванды. - И любопытный намёк, хотя я, конечно, не так набожна, рвения к церкви мало, да и писать толком не умею. Но, наверное, научусь?
- Из тебя будет поганая монашка, даже не мечтай, - Дик удивленно вздёрнул бровь, осознавая, что и здесь оказался в немилости. Ну ладно - богиня. Её он оскорбил, надерзил ей, да еще и наказание не отбыл до конца. Но Хи?! - А чего она хочет получить - известно. Не велика алхимия. Независимости через покровительство, денег и изредка меня. Как бы самонадеянно это не звучало. А писать надо учиться, конечно. Леди Фицалан придётся вести много корреспонденции. А королеве - тем паче.
- Ого, всего лишь изредка? Не каждый день? - Хизер убрала очередной конвертик и упёрла руки в бока. - О, да, для королевы это, конечно, огромная разница. Даже не знаю, как радость-то проявить. Хочешь сегодня отвар погуще? На окошке-то выстоится как раз, пока заявятся, пока вот изредка.
- Леди не упирают руки в бока, - просветил её Дик, складывая свои на груди. - Это жест торговки. Надеюсь, ты не думаешь, что меня греет мысль торговать собой? Или заполучить в постель девчонку, перетр... перебывавшую в опочивальнях у всего двора? И особенно - у горе-вассала? Разумеется, я постараюсь этого избежать, но её знания нужно добыть в первую очередь ради тебя. И отвар не хочу сегодня вовсе. Равно, как и в ближайшие дни. Пока не остынешь.
Пожалуй, лучше было ретироваться. Тактически отступить в гостиную особняка, взять в руки какую-нибудь книгу и сделать вид, что ничего не было. Прежний Дик вряд ли поступил бы так. Потому что бежать от женщины, которую можно приколотить к стене - не в его правилах. Дик нынешний только вздёрнул бровь, медленно пятясь к двери.
- О? - Хизер послушно убрала руки с боков, скрестила их под грудью и шагнула следом. - Значит, ещё и отварам не доверяешь? Знаешь, дорогой, так ведь получается, что от вон того сравнения с Катариной Сиенской отстаётся только то самое отсутствие плотских искушений. Точно надо учиться красиво писать. Буду как эти, греческие философы в драных хламидах, потому что на таких ни одна порядочная женщина и не поглядит!
Из зануды его то ли понизили, то ли повысили до дорогого, но поразмышлять о том, что это сулит, Дик решил позже. Так же, как и о том, зачем Хи желает, чтобы на неё глядели приличные женщины. Хотя драную хламиду мог ей организовать прямо сейчас. Но вместо этого он поклонился, выходя из комнаты.
Воистину, нет существа более странного, чем женщина. Придя к ней за теплом, получаешь скандал.
Чёртовы греческие философы ухмылялись в своих могилах и согласно кивали.

22 апреля 1535 г. Безымянная деревня Сливовая. Бордель.

Для безымянной деревеньки бордель был очень приличным. Дик долго рассматривал двухэтажный, внизу каменный дом, круглую башенку в одном из углов, цветные стекла во многих окнах и красивый фонарь из позолоченного металла и алого стекла. Внутри пахло специями, мозаика на полу изображала двух женщин, сплетенных в любовном объятии, а девиц сюда будто привезли прямо из заповедника, где выращивали в меру пышных красавиц.
Впрочем, Дика они интересовали. После отравления хотелось спать и пить, да и Хизер надежно держала своей ручкой за... за шиворот, незримо обещая оторвать всё, что в этой самой ручке.
Зато здесь играли в карты, и Дик впервые помянул добрым словом батюшку, когда с небрежной улыбкой выиграл тридцать фунтов, проиграв всего десять.
– Подумать только – нам заказали свечи для королевской свадьбы! – воскликнул один из игроков, Джил, дородный торговец свечами.
– Да, нам и еще шести другим мастерским, – согласился с ним его сосед, рыжий Рональд. – Четыре сотни восковых свечей для благодарственного молебна, мессы и свадебного пира. Я так рад, что свадьба состоится на виду у всех. Обожаю свадьбы; наверное, потому, что видел слишком много похорон.
Звякнул колокольчик над дверью, и прежде чем Дик успел спросить, на ком женится пока еще женатый король, вошел новый мужчина.
Он был на добрый десяток лет старше Дика, крепкого сложения, но носил свой вес легко, расправив плечи и высоко держа голову. На щеках играл здоровый румянец, тщательно расчесанные каштановые волосы были того же тона, что и карие глаза.
– О моя дорогая! – воскликнул он, целуя руку одной из шлюх, словнобыл благородным рыцарем, а та – его дамой. – Я возвещаю вам великую радость, как говорится в Евангелии!
– Мне сходить за вином, мистер Кристофер? – спросила хозяйка борделя.
– Разумеется, – ответил Кристофер. Но как только та вышла из комнаты, он снова обратился к залу: – Свечных дел мастера приобрели землю для нового места собраний Гильдии за Мейден-лейн в Лондоне, там, где сейчас стоит таверна «Петух На Воротах». Бог мне судья, место отличное, не хуже, чем у членов старших гильдий, и мы построим там великолепный холл для собраний. Это даст нам возможность сблизиться с гильдиями, которые находятся под патронажем аристократии или королевской семьи, наподобие вышивальщиков или галантерейщиков, и отдалиться от тех, кто делает сальные свечки для бедных – вонючие и грязные. Вдобавок король Генрих даровал нам новый девиз, «Истина – это Свет», вместо прежнего: «Верность связывает меня», принадлежавшего королю Ричарду, упокой, Господи, его душу. – Он понизил голос и быстро перекрестился. – А в довершение всего, у гильдии должен быть новый герб, и художник хочет, чтобы ты позировала для него, Верайна!
Шлюха, поименованная Верайной, жеманно захихикала, а Дик вздохнул, ставя на кон еще десятку. По всему выходило, что короля тоже не спрашивали, на ком жениться. И даже если он не хотел в жены Север, то выбора у него не оставалось - заставят. Или убьют.
- Когда ворон в петлю влез — пес соколом вспорхнул с небес! — громко рассмеялся Джил, и стены комнаты задрожали от его пронзительного голоса.
Кристофер впился поцелуем в губы Верайны, а оторвавшись, уставился на Дика, заставляя пожалеть об отсутствии маски.
- Да это никак Суррей! - Громко провозгласил он, - Ваше высочество!
- Его высочество...
- ... Фицалан...
- Наследник Уэйка...
- Господа, - голос звучал хрипло, и Дик глотнул вина, чтобы его слышали все. - Я прошу молчать о моём визите. В конце концов, никто ниоткуда не слетит, если моё высочество окажется на дыбе.
Сердце билось бешено, норовило вырваться из груди. Первый раз в жизни Дик не знал, что делать.
Признать себя принцем и претендентом? Но ведь здесь почти наверняка были соглядатаи, и это неминуемо приведет его на плаху.
Равно, как и отрицание идеалов этих людей. Обезглавят прям тут, на столике-маркетри, и кровь польется прямо на карты, на лицо червонной королевы , которое, как все знали, было изображением прекрасной Елизаветы Йоркской, жены Генриха Седьмого.
- Что хуже, люди, захватывающие власть или власть, захватывающая людей, господа? - Дик поудобнее уселся в кресле, доставая из колоды пикового короля. Хозяева всего, что он задумал сделать, символа мудрости, могущества и холостячества. Дику не хотелось, чтобы карта была его отражением, но люди увидят её именно так. - Тот, в чьих руках власть, всегда одинок. Я не хочу этого, понимаете? Я не могу поступиться своими клятвами, забыть об обязанностях, сойти со своего пути. Но - сегодняшние литавры есть завтрашний наш набат, и разве мы все не верны королю?
По всему выходило, что заключительная часть его речи отвечала чаяниям большинства этих свечников. Гудя, как улей, они потянулись к выходу. Пошёл с ними и Дик, размышляя о неосторожно оброненных искрах, из которых скоро разгорится огонь. Тот вольётся в уже бушующее пламя, и...
"Госпожа оторвёт мне уши, а потом заставит их сожрать".
Ну уж Хизер могла быть довольна. Дик возвращался трезвым, не пропахшим женщинами, да еще и с небольшим выигрышем.
А о крамольных речах ей было знать необязательно.

Спустя переговоры с Харпером.

Ванну после комиссара пришлось принять еще раз - Дик чувствовал себя изнасилованным, и даже скупое "неплохо" от госпожи это ощущение не сгладило. Но с очищением не справилась даже вода, исповеди он не любил, а за окном было так темно, что казалось, будто эта влажная весенняя тьма глядит на него тысячью глаз. Поежившись, Дик завернулся в простыню и отправился к Хи.
Хизер уже собиралась спать, и в ночной рубашке, с распущенными по плечами волосами выглядела уютной, домашней. Мечтой выглядела. И становилось жаль, что на эту мечту сейчас выльется ушат комиссарских помоев, но иначе пережить эти пустые переговоры Дик не мог.
- Как считаешь, это очень глупо - загнать комиссара в долги, которые он вряд ли сможет отдать? И очень жестоко - требовать у него кровь женщины, которая доверяет мне?
Хизер медленно опустила расчёску и уставилась на него широко раскрытыми глазами.
- Ничего себе, как яд на мозг влияет. Такому нас и не учили даже... почему ты думаешь, что Алетта тебе доверяет? Только потому, что договорилась о встрече?
- Я предпочту думать о доверии, нежели об ядах, ma cherie. Знаешь, если подумать, то письма и встречи приятнее отравленного поцелуя. Что до Алетты... Разумеется, Харпер опозорит её больше, чем скабрезный рассказ о несостоявшемся свидании при дворе. Сделает больнее, чем возмущенное письмо сэру Рольфу с известием о недостойном поведении дочери. И она, в общем-то, ничего не теряет от таких моих поступков. Но... требовать её кровь всё равно было неправильно. Даже исполняя волю госпожи.
Дик рухнул на кровать, блаженно откинулся на подушку и замер, закрыв глаза. После длинного перегона, дурацких переговоров и мерзкого комиссаришки постель казалась восхитительной. Чего нельзя было сказать о его, Ричардовых, мыслях. Хи дерзила, это бесило, раздражение смешивалось с насилием над разумом, которое совершил гадкий баронет, а от этой гремучей смеси хотелось к...
"Эмме".
- Мир вообще не слишком-то правильный, - заметила Хи, и кровать промнулась, когда она наклонилась ближе. - Но сестрица, конечно, и не травит, и не бесит. Фламберг выглядел вполне довольным. Так что я даже не могу сказать: ну и вали к своей блондинке.
- Я бы спросил - к которой, но не буду. Потому что привалил. Хотя леди, конечно, так не говорят.
Слепив таким образом ехидство, занудство и чистую правду, Дик вздохнул. По всему выходило, что переговоры он провалил. И это кололо самолюбие больше, чем кретин-вассал и его шлюховатая жена. По-хорошему, стоило покрутить пальцем у виска и выгнать Харпера взашей сразу после его возмутительного обращения к госпоже. Не дожидаясь, когда богиня - или лэрд? - заинтересуется предложениями скотины-комиссара. Не позволяя себе тщеславно надеяться, что способен послужить. Впрочем, смирение и самоуничижение поощрялись только в христианстве.
- Мне надоело с тобой препираться, ревнивая женщина. Вспомни на миг, что ты еще и умная. Ты понимаешь, что я своими руками вымостил ему желтыми кирпичами дорогу к последнему оплоту легионов?
- Как умная женщина я могла бы сказать, что дорогу он бы открыл и без тебя. Хоть жёлтую, хоть коричневую, - Хи вздохнула. - И что так за ним хотя бы присмотрят, хотя так присмотреть нельзя. Но вопрос ведь не в этом, а в том, что ты собираешься с этим делать?
Как будто он мог хоть что-то сделать. Разве что убить Харпера до того, как тот войдет в мир за пеленой. Но тогда идти вызволять Алетту придётся уже Дику, а это было чревато пинками от госпожи. Да и кто его впустит на дорогу к цитадели Морриган?
Войти с Харзой - оскорбить хозяйку. Просить её о милости - но Бадб не проведешь.
Сложно будет убедить богиню, что идти за Алеттой он собрался, заботясь о безопасности убежищ.
К тому же, Дик сам для себя не мог объяснить, на кой ему эта девица, и сомневался в исключительной ценности её знаний.
- Ничего. Завтра навестим мать - если монастырь еще не рухнул под натиском грёбаного комиссара. А после поедем глядеть, что там у Дакра. Или тебя лучше оставить здесь?
В конце концов, если Харпера позволили впустить, это было зачем-то нужно.
"Может, и впрямь оставить?.."

Когда Хизер наконец очнулась, бесконечное туманное утро уже перешло в теплый апрельский полдень. Солнце пыталось пробиться сквозь плотные шторы, чертило тонкими пыльными лучиками узоры на полу спальни, а Дик, скрытый пологом кровати, с ленивым интересом изучал, как ошарашенная Хи глядит на брачный браслет.
- Не хочу из-за тебя на эшафот, - негромко пояснил он. - А жена - собственность мужа. Пить хочешь, придурочная?
- Так было надо, - хрипловато ответила Хизер, потянула за браслет и нахмурилась. - А почему оно на мне и почему не снимается?
- Я спросил, хочешь ли ты пить. В следующий раз, когда проигнорируешь мой вопрос, я буду воплощать его сам. Не спрашивая о желаниях. А не снимается оно, потому что брак скрепила богиня. И жену я взял правом сильного. Вставай и одевайся. Мы идём к матушке.
Дик вышел из-за полога, чтобы протянуть глиняную кружку со вчерашним отваром. Чудно нахолодавший за ночь, он слабо пах мятой и наверняка пришелся бы по вкусу Хизер. Теперь, успокоившись и почти смирившись с женитьбой, Дик снова мог сопереживать ей, пряча свои чувства за невозмутимостью сатрапа.
С таким настроением он и отправился к монастырю матушки. Почти побежал.
Потому что шпили монастырской церкви пропали с небокрая, будто их корова языком слизнула. А когда добежал, увидел, что вместо обители раскинулось поле, с летними, серебристыми ковылями, с черной, жирной землёй. Поле, о котором мечтал любой хлебопашец. Посреди этого богатства стоял михаилит Харза, задумчиво почёсывая затылок, а рядом бродила чернявая девица, по виду - еврейка, радостно тыча палочкой в почву.
- Ты, кажется, что-то сказать хотела? - Без интереса осведомился Дик у Хизер, рассматривая внезапно свалившееся на деревню счастье.
- Сколько земли освободилось, - задумчиво ответила та, глядя почему-то на еврейку. - Интересно, кому достанется.
- Короне. А после тому, кто предложит лучшую цену. Полагаю, монастырь можно считать реформированным, а меня, Эмму и Тома - сиротами. Но с чего тебя стала волновать земля? Её травить не интересно, думаю.
Стоило скорбеть по матушке, но отчего-то не получалось. Дик присел, нагребая в ладонь жирной, черной почвы, пахнущей будущими урожаями. Бесполезный Харпер за эту делянку мог получить награду, будь у страны, имеющей ничтожное число плодородных земель, нормальный король.
- Расписка, милорд. От вашего вассала, милорд.
Бесшумно подошедший Харза выглядел всё ещё озадаченным. И с таким числом в расписке, это было неудивительно.
"Десять тысяч!"
Дик даже хотел протереть глаза, чтобы убедиться, что лишние нули ему не мерещатся, но вовремя вспомнил о земле в руке. И немедленно возжелал закопать Харпера прямо здесь, на месте гибели маменьки, требой её посмертию.
- Такое чувство, миледи, - обратился он к Хи, - будто я деньги на ветер бросаю. С другой стороны, - это уже предназначалось Харзе, - мы ведь можем договориться, чтобы обратная дверь для моего вассала открылась вашими усилиями, но не сразу и не здесь?
- Если подумать, то открывать двери туда проще, чем обратно. Да еще и не здесь. Это ведь искать другой активный кромлех, рассчитывать флуктуации, - говоря, Харза набивал мешочки и склянки землей, травой, даже червяками и цикадами. - Бруха ждать утомится, да и жалованье в Бермондси теряем.
- А говорили, михаилиты дорожат своей репутацией, - сокрушенно покачал головой Дик. - Мой вассал - кретин, брат Харза. Он сам вряд ли додумался о дороге назад, к тому же эту дверь вы не открывали. Иначе не чесались бы так озадаченно, а мчали в Орден. Думаю, Харпер, по заведенной им привычке, происходящей от скудоумия, сам трогал немытыми руками какую-то гадость. Потому предлагаю сойтись на двери оттуда - и останемся добрыми знакомцами. А чтобы ваша роза Сарона не утомилась, я позволю вам остановиться в моем особняке вместо таверны.
Недостойное желание предложить вдвое больше, но чтобы Харпер не вернулся наверняка, Дик сдержал. Убить вассала можно было и бесплатно.
- Мне крайне любопытно, милорд, как ваше занудство терпит миледи. Но - договорились. Надеюсь, в особняке найдется управляющий, который поменяет эту расписку на звонкие монеты?
Михаилит огладил свою бородку и улыбнулся Хизер.
- Спросите о том миледи.
Дик тоже потянулся было к подбородку, но отдёрнул руку. Нельзя позволять зеркалу жить своими желаниями, особенно - столь внезапно проснувшимися на этом месте, где мир вывернулся.
Потому и земля эта казалась прекрасной - понял он. Зеркалу нравилось иное, непривычное, интересное и заманчивое для отражений.
"Удержи меня, Господи, от безумия".
Но Бог молчал, как и всегда.

28 апреля 1535 г. Ирландия. Побережье.

Хизер была удивительно благоразумна. Она не бесила, вела себя спокойно и такой нравилась Дику. Хотелось носить её на руках, доставать для неё красивые ракушки из пены прибоя и дарить полевые цветы, которыми густо поросли равнины Ирландии. Но вместо этого Дик, задумчиво поглядевший, как из воздуха возникают надменные остроухие воины в пятнистом полковом облачении поверх кольчуг, швырнул камень в море и сообщил:
- Я чуть было не вписал тебя в список посольских даров. Вовремя одумался. Пожалуй, это сорвало бы переговоры.
- Переговоры - вряд ли, - безмятежно отозвалась Хизер, наблюдая за тем, как волны гасят круги. - А вот дальнейшее сотрудничество - могло бы, как знать. Дары для того и есть, чтобы причинять пользу без спросу, потому что сначала лучше знает даритель, потом - дар, ну а потом уже, в самом конце тот, кому дарят. То есть, получается, что не знает он вовсе ничего.
- Интересно, ты сама поняла, что сказала? Не женщина - Сенека, - восхитился Дик, отправляя в полёт очередной камень. - Даже жаль, что всё это получилось у тебя случайно.
Остроухие слушали их с  равнодушием, и Дик устало порадовался этому. Должно быть, дини ши вникали в человеческие перепалки столько же, сколько в драку воробьёв. Или комаров.
- Сказано настоящим специалистом по сознательным поступкам, - протянула Хи и вздохнула. - Но не Сенека, нет. Для него не хватило ни последовательности, ни приказа, ни силы. Да что там - не было ни ванны, ни верных рабов, ни трёх попыток - или их было больше?
- Нужно будет купить тебе "Нравственные письма к Луцилию". Латынь - любопытный язык, знать который леди Фицалан просто обязана. А сейчас - помолчи. Мне нужно подумать об очередном сознательном поступке.
"Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа".
И время воистину ускользало. Тратилось бездумно на ожидание некоего Барру Бевана, прислушиваться к мнению которого Дику вменялось в обязанности, помимо всего прочего.
И тот явился. Да так, что привычная невозмутимость изменила Дику с крайним изумлением. Барру Беван, о котором полковые талдычили, как о наследном принце дини ши, сыне королевы Титании, на проверку оказался принцессой. Грудастой девицей из дешёвого чтива для впечатлительных барышень. Особенно поражали дырявая накидка поверх крыльев, следы помады на шее и щеке, и - фляга. Простая, медная. Похожая на ту, в какой лэрд держал выпивку. Беван, меж тем, не успев появиться, расцеловал Хизер и глубоко поклонился Дику.
Преувеличенно глубоко, заставив поволноваться за судьбу корсета.
- Замечательно выглядите, полковник, - совладав с собой, заметил Дик, подзывая  Буяна и лошадь Хи. - Как на королевский бал. Я полагаю, вы переоденетесь?
Беван только отмахнулся и открыл флягу, из горлышка которой потянуло крепким самогоном на неведомых травах.
- А разведполк, котики мои лесные, одобряет. И вообще, командир должен выглядеть так, чтобы от него хотелось прятаться! Хотя нет, для этого есть Хоран. Или чтобы за него прятаться? Но для этого тоже есть Хоран. А Беван, получается - для вдохновения, поднимать боевой дух и не только своим и отбивать - другим. Потому что - воплощение красоты мира, самой его сути, матери её природы.
- И что, генерал тоже одобряет?
Отправляться в путешествие по Ирландии с принцессовым полковником в корсете на голу грудь было нельзя. Во-первых, ирландцы непременно сочли бы его бесовкой, что грозило костром и вилами. Во-вторых, они же могли перепутать это чудо природы с какой-нибудь святой, и Дик предпочел бы костёр. Ибо ехать со свитой истово испрашивающих благости католиков он не мог. Не в стране, где полыхала Реформация, а сбрендивший король казнил за косой взгляд.
- Генерал всегда одобряет фигуристую женскую красоту, - Беван от удивления даже опустил фляжку, не успев глотнуть. Подумал, предложил её Дику. - Кроме того, генерал на момент ищет шлем, чтобы побиться им об очередную бабу. Ибо... как там было... а, да! Бережёт девичью стыдливость, потому что иначе не успевает наслаждаться жизнью. Как-то так.
- Ладно, - покладисто согласился Дик, снимая с себя плащ и поплотнее заматывая в него главу разведки. - Будете этой... Зулейхой-пророчицей. Сейчас, еще личико закроем... Хи, погляди, что там?
Фляжка перекочевала к новоиспеченной леди Фицалан, а Дик, стягивая концы, приуныл. Может быть Барру Беван и был гением, но его внешность пока сулила только проблемы.
- Я бы предложил вам свою одежду, полковник. Или лучше - ваше высочество? К тому же, я слышал, будто дини ши умеют принимать любой облик, в том числе и свой. Но кто я такой, чтобы указывать принцу... эльфов? Скажите, вам нравится гореть на костре?
- Сколько вопросов для an dàrna dhaoine prionnsa! - Беван просочился через плащ и встал рядом с Хизер, светло улыбаясь. Пелеринка поползла по плечам, растягиваясь в длинную накидку. - Нравится ли гореть? Разумеется! Все эти новшества мира, в клетке у людоеда их вовсе не было, поверите? Совершенно отставший от жизни великан - а всё потому, что поленился продолжить нормальную дорогу.
- Плох тот dà-dheugamh, который не мечтает стать a-mhàin, полковник.
Плащ Дик поднял, бережно отряхивая от пыли и сухой травы. По крайней мере, дини ши не был шутом. Оставалось надеяться, что он не станет мешать посольской миссии - сознательно или неосознанно. Одной пакостной Хи, на вкус Дика, было предостаточно. Стоило глянуть на её невинное лицо, с которым она сейчас делала вид, будто фляжку Бевана в седельные сумки припрятали вон те надменные эльфы. Вдобавок, продолжать пикировку не хотелось. Напряжение прошедших дней, дней грядущих скалилось усталостью, а та, в свою очередь, нагоняла сонливость.
- Есть ли указания от госпожи или генерала, помимо тех, что были получены мной ранее, о нежная Филлида?
- Не дождётесь, Двенадцатый, - Беван отвернулся, мимоходом погладил Хизер по спине, запрыгнул на телегу, приняв горделивый вид, и ткнул пальцем куда-то на юг. - Назад, к приключениям! Указания обычно всё равно опаздывают. К слову, леди, верните потом фляжку - и я научу вас, как надо их прятать по-настоящему.
Дело принимало почти забавный оборот, что выглядело обещанием нескучной дороги.
- Так я и не жду, Пернатый, - вздохнул Дик, разворачивая его вместе с перстом на север. - Но прятать она получше вашего умеет.
А если посольство завершить успешно, возможно, госпожа позволит ему отправиться за Алеттой. Дик мечтательно зажмурился, предвкушая долгий отдых без Хи, но тут же пообещал себе непременно оторвать руки Бевану. Чтоб эту самую Хи не лапал.
"Ну а чего он?"

29 апреля 1535 г. Килкенни.

"Утро пахнет свежим перегаром.
Командир на пьяный сброд орёт.
Левый фланг, – стою, ещё не старый.
Рядом пять пьянчуг – сапёрный взвод."

Взвод был разведывательным, и это накладывало свой, неописуемый флёр, с которым Дику приходилось мириться. Эльфы возникали, исчезали и порой казалось, что их не пятеро, а штук сорок - и все одинаковые.
Вот и сейчас  парочка разведчиков возникла из кустов внезапно, будто всё это время сидели в них, а не спешились пять минут назад, чтобы уйти в дозор. Докладывал, как и всегда, левый. Синеволосый, с оторванным кончиком правого уха, а поэтому немедленно окрещенный Диком Безуховым.
- Впереди рынок. Людьми торгуют. Два десятка мечей, пять арбалетов, восемь луков. Торговцев восемь, три-пять - сопровождение. Десять рабов.
Адресовалось всё это Барру Бевану, но Дик не утерпел. Рабские рынки после борделей интересовали его почти болезненно, ведь именно там можно было найти недостающие ключики от скудного разума Хизер.
- Каковы рабы?
- Два мужика, две девчонки - отдельно, в шатрах, - Безухов заговорил только после разрешающего кивка Бевана, и делал это весьма лениво. - Девчонки по голосам - совсем мелкие, только-только крови начались. Остальные - общим гуртом, как скот. Как по мне, прачки, кухарки, дешевые шлюхи и крестьяне.
- Хизер, ты о чем-то подобном слышала у Герберта?
Скрывать низкое происхождение Хи Дик не собирался. Эльфам на это было наплевать. Они, пожалуй, даже одобрили бы такой брак, поскольку женщина получала шанс жить хорошо и под защитой, а женщины - святы, как маленькие богини. Зато девчонки в шатрах его почти порадовали. Юные - значит, легко обучаемые. Оберегаемые - значит, дорогие. Великолепно подходящие для чьего-то сада.
- Одна девушка, германка, вроде бы приехала как раз из Ирландии, - медленно проговорила Хизер, хмурясь. - С рынка. И звучит похоже.
- Значит, тебе придётся закрыть лицо. Сейчас не подходящее время для стычек с работорговцами. Полковник, могу я просить об одолжении?
По мнению Дика, следовало проехать через рынок. Вдвоем, с Барру Беваном. Хизер и трем эльфам следовало объехать его чуть в стороне, двум - изобразить из себя сопровождение. Себя Дик собирался выдать за цветовода, а Беван с такой внешностью вполне сошел бы за очередную Лилитану. Вот только на предысторию всего этого пришлось убить добрые четверть часа.
- Кроме того, мне нужен ваш совет, как надежнее изменить внешность. Видите ли, меня могут узнать, а я этого не хочу.
- Всегда рад прикупить парочку рабынь. Конечно, вряд ли там найдутся две подходящие, но хотя бы - одну, самую правильную. Что до советов... - Барру Беван присмотрелся к нему, склонил голову и ударил, ломая нос. - Зачем совет, когда можно просто сделать? Ну чудесный наёмник получится, разве нет? Только верхнюю одежду долой.
Дик качнулся в седле, запрокидывая голову назад и перчаткой зажимая переносицу. На турнирах случалось всякое. Бывало, что и нос ломали. И тогда победные деньги уходили на лекаря. Вот только такого способа смена внешности он не ожидал, хотя не мог не признать его успешности.
- Благодарю вас, полковник, - пробурчал он, мрачно глядя на доброжелательно улыбающуюся Хизер. - Алиенора Аквитанская велела рыцарству сносить все капризы дам. В том числе и такие.
Оставалось дождаться, когда нос и глаза отекут - и можно было смело идти к работорговцам. Узнать в опухшем наемнике Ричарда Фицалана делом должно было быть непростым.
- Потом вылечу, - небрежно заметил Беван и внезапно посветлел лицом. - Хм-м, все-все капризы? Любые? Какая замечательная женщина эта Алиенора!
- К счастью, те времена давно закончились, - как ни в чем не бывало закончил свою речь Дик, с трудом подавляя желание продемонстрировать эльфу всё богатство языка жестов.
Женщину, пусть и такую вздорную, оскорблять следовало вежливо.
- Время - это такая... человеческая условность, - задумчиво заметил Беван, улыбаясь Хизер. - К тому же, я - вылитая мадам Аквитанская. Почти она и есть. Хотите, ещё и по уху ударю, чтобы точно никто не узнал?
- Вы, миледи, вылитый король Карл Шестой. Тот тоже в приступах умопомрачения орудовал кулаками, бросаясь на любого, находящегося поблизости. Думаю, пора найти вам вашу Одетту де Шамдивер. Пусть и на рабском рынке.
Дик потрепал гриву Буяна, направляя того к ирландской Кафе.

Подъезжая к рынку, Дик уже знал совершенно точно - к ночи у него разболится голова. Боль сломанного носа была предвестником этого, она растекалась по лицу, заползала в затылок, где гнездилась мигрень, вливалась в неё. Поэтому яркий, пахнущий жареным мясом, вином и тонкими духами рынок он рассматривал с ленивым снисхождением, будто перевидал их таких сотню, если не тысячу. Будто уже прискучили и полосатые шатры, под сенью которых пили вино, тихо переговариваясь солидные мужчины, надоели богатые наемники, охраняющие их. Точно не было ничего необычного в изнуренных людях под полотняным навесом - мужчинах, женщинах, некоторые в цепях, ибо противились участи. Зато белые палатки, возле которых со скучающим видом топтались вооруженные до зубов амбалы, Дик оглядел с интересом. Если он верно понимал, самый дорогой товар хранился там. Но отправиться туда сходу ему не довелось. Взгляд будто сам наткнулся на рослого молодого купидона с жидкой бородкой, длинные черные волосы которого шевелил весенний ветерок. Прелестник был одет в очень узкий оверкот из темного меха, узкие же кожаные штаны, и в пестрый тюрбан поверх локонов. Из-под оверкота виднелись безволосые смуглые грудь и живот, вылепленные будто рукой античного мастера. Такого Дик не видел даже у турнирных красавчиков, предпочитавших, всё же, чтоб меч или копье вошли в здравый жирок, а не в беззащитную мышцу, а потому некоторое время бесцеремонно косился на это воплощение девичьих грёз, размышляя об изнурительных тренировках и строгой диете, способных привести к такому. И только потом разглядел, что на шее мужчины болталась уйма побрякушек, одной из которых был кельтский крест.
- Странный тип, - задумчиво проговорил Дик, обращаясь к Бевану, - будто с картинки из этих глупых книжонок о любви соскочил.
За спиной красавца пять дюжих моряков ставили яркий шатер, отчаянно матерясь.
- Крест у него на шее - Робом пахнет, а подарком - не очень, - проворчала Беванна и хмуро добавила. - Но мне куда больше не нравится вон та куча тряпья рядом с этим павлином.
Означенная куча шевельнулась, открывая смуглое сморщенное личико. Человечек сплюнул коричневым, без особого интереса оглядел фэа, затем заметил Дика и несколько секунд смотрел в него, не отрываясь. Затем пожал плечами и негромко что-то сказал прелестнику, который тоже уставился на Дика с нескрываемым и весьма алчным интересом.
- Если я смотрю на человека, который способен что-то отнять у лэрда против его воли, то это... вызывает во мне чувства странного противоречия. Спросить его? До того, как меня начнут у вас покупать как крайне ценное зеркальце?
Дик в свою очередь уставился на человечка из тряпок, подспудно подозревая, что он умеет видеть скрытое от сторонних глаз. Надежно, надо сказать, скрытое, ибо всё это время Дик тщательно, старательно собирал себя по кусочкам, прикрывал патиной невозмутимости и малой толики злодейства.
- У меня? - Беванна удивлённо моргнула, глядя, как красавчик вальяжно направляется к ним с широкой улыбкой на мужественном лице. - Да разве баба что-то в делах понимает? Покупать тебя будут у тебя самого.
- Где-то я видел этот крест, - радостно оповестил прекрасное создание Дик, мимоходом отметив, что таковых становится слишком много. - Точно, у этого михаилита, как бишь его?.. Это ж как вы, господин, у твареборца висюльку отжали, позвольте узнать? 
Строить любимое, ангельски-невинное, выражение лица со сломанным носом было сложно. Почти невозможно, и наверняка Дик выглядел теперь как ирландский дог, сунувший нос в улей. Зато он смел надеяться, что смог хоть чуть сбить это женское счастье с его намерений.
- Отжал? Я?! - Мужчина даже приостановился, широко распахнув глаза, потом потряс головой. - Капитан Елень ничего не отжимает! Крестик этот, можно и нужно сказать, сам упал мне в руки, и не простому капитану спорить с судьбой, а то ой будет. Страшная буря гремела тогда над мачтами, ветер срывал паруса и бросал в руки крестики, жуткие чудовища рыскали вокруг. Даже я - сам я! - еле отбился и чуть не потерял моих девочек! Представляете, какая была бы трагедия? Кто бы тогда пел?
- Ну про ветер - верю, - подумав, согласился Дик. - Про чудовищ - тоже, так и быть. А вот чтоб вы, капитан, самолично отбивались в присутствии моего... нанимателя - ни в жизнь не поверю. Да и в море господин навроде не выходил. Значит, господин либо отдал крест сам - и тогда я с вами распрощаюсь от греха, либо просил кому-то передать - и тогда мне интересно, почему вы это не сделали. Ну, вы могли отобрать его, хотя в это я поверю еще меньше, чем в вашу побасенку. Так ли, моя прекрасная госпожа?
Прекрасной госпожой был Беван, но определение так точно подходило капитану Еленю, что Дик даже удивился собственному ехидству. Но надо было отдать должное - олень, сиречь, капитан врал, как пел. Пожалуй, даже Эмма не отличила бы, где здесь правда, а где ложь. Одно было несомненно - Роберт Бойд если и раздавал свои амулеты, то их новому владельцу становилось от этого только хуже. А уж если он делал это в бурю, когда ветер срывает паруса... Это ж как надо было довести обычно невозмутимого лэрда?!

- Моя удача не заканчивается, - донеслось в спину самодовольное и крайне самолюбовательное. - А капитан Елень всегда получает то, чего хочет, хотя я ещё не понял, зачем я чего-то хочу и чего этот старик вообще бормотал. Но хочу! А, значит, получу.
- Предпочитаю, чтобы меня хотели женщины. Желательно, красивые. Далось им всем это Зеркало.
Невозможность отбрехаться от капитана оттопыренным средним пальцем пробуждала ворчливость. Дик недовольно нахмурился, с трудом уговаривая себя не оглядываться поминутно назад. Достаточно было прислушиваться.
- Надо было, всё же, стребовать крест? - запоздало поинтересовался он у Бевана.