Пещеры напоминали катакомбы в Балсаме, отличаясь от них. Во-первых, здесь в пыли остались следы капитана, точнее - его растоптанных сапог и о направлении думать не приходилось. Во-вторых, отсюда можно было вернуться - и ощущение подконтрольности времени придавало уверенности. Потому-то, встретив крупную, но мертвую собаку в жуткой ноголомне отнорка, куда спрыгнул командир этих идиотов - и Дик этой мыслью подразумевал не себя! - он не удивился. Собака зубы не скалила, не швырялась, виляла остатками хряща и щеголяла в истлевшем ошейнике.
- Хорошая собака, - порадовался ей Дик, размышляя, на каком языке может понимать его древний гэльский пес, - красивая собака! Умная! Кто у нас умный, красивый пёс?
Наклонившись, он похлопал по сапогу ладонью, как делал всегда, подзывая свою гончую. И, не выказывая отвращения, потрепал радостно подскочившее умертвие за усохшими ушами. После той гончей, что повесил в припадке ярости, Дик так и не обзавелся псом. Феб - не в счет, он - часть искупления, но вины перед несчастной Норой, не виноватой, что потеряла след на воде, волчонок загладить не мог.
- Где твой хозяин, пёс? Ищи хозяина!
Собака, кажется, его не поняла. Попетляв по коридорам, она опустилась ниже, к сухой пещере из песчаника и вспрыгнула на кучу костей, чтобы свернуться там и положить голову на нечто похожее на розового слона. Кроме слона и костей в мешанине полотен, осколков кувшина и тряпок, Дик разглядел обрывки пергаметов, игрушечную колесницу, солдатиков, веретено, ключ, мужской сандалий и золотой браслет, явно принадлежащий когда-то римлянину. Вот на браслет-то и уставился Дик, примечая еще и веретено, и пергаменты. На кой ляд они ему понадобились, он не знал, но после Балсама появилась неистребимая привычка собирать всякую дрянь - авось пригодится. Он наклонился, подбирая палку потяжелее и помахал ею в воздухе.
- Умный пёс, хороший пёс, лови!
Деревяха полетела в ближайший коридор, а Дик - на кучу барахла, воровать и прятать за пазуху украденное. Вернувшийся пёс выплюнул палку на сапоги и подозрительно принюхался.
- Мы с тобой одной крови, - клятвенно заверил его Ричард, тыча пальцем в землю, точно призывая свою собаку встать на след, - ищи. Что-нибудь. Но лучше - капитана.
Вряд ли лэрд порадуется такому питомцу, но оставлять замечательно игривое и дружелюбное умертвие было жаль. Впрочем, дружелюбное или нет, умертвие шло вперёд неохотно, постоянно оглядываясь и втягивая остатками носа воздух. Шкура на боках, обтягивающая рёбра, при этом надувалась, как шарик. И выдохи очень походили на порыкивания - хотя чего ещё можно было ждать от воздуха, проходившего через неровные кости, хрящи и остатки сухожилий и высохших мышц?
Но несмотря на постоянные задержки они всё же продвигались вперёд, уходя, казалось, к морю, хотя сохранить ориентацию в этих пещерах было решительно невозможно, а гул волн так глубоко не доставал. Здесь вообще не было никаких звуков, за исключением шороха шагов и клацанья оставшихся у пса когтей. И ещё - всхлипываний откуда-то спереди, которые становились всё громче.

Дик заглянул в пещеру - и шепотом выругался. В большом зале, скупо освещенном факелами, на цепи сидел и плакал долговязый, грязный мужчина. Он был темноволос и некогда чисто выбрит, одет в штаны и рубашку с кружевами. Кроме него, в пещере были тюки с шерстью, ныне разодранные и раскиданные, обломки прядильных станков и мебели. И по всему выходило, что некто некогда создал здесь ткацкую мастерскую. Вот только цепь говорила о труде отнюдь не добровольном. Проводив взглядом пса, убежавшего вглубь, куда свет не доставал вовсе, Дик скользнул вдоль стены, пробираясь зыбкими тенями к мужчине.
- Капитан?
Тот вскинул голову, заметил Дика и прижал руки к груди.
- О, мой герой, ты пришёл спасти меня от жестокого сатрапа!
Пришлось ошарашенно сморгнуть. Капитаны контрабандистов представлялись более суровыми и менее романтичными. Дик осторожно кивнул, соглашаясь, и приосанился с зыбкой надеждой, что капитан попросту сбрендил. А с сумасшедшими спорить было нельзя.
- Назови и покажи мне сатрапа, и я спасу тебя! - Пафосным шепотом пообещал он.
- Вот, он! - капитан ткнул пальцем в стену над головой. Там обнаружилась надпись, которую Дик сперва не заметил в пляске теней: "Valerius Volusius Postumius". - Противный, гадкий мужчина. Я думала, что там принц, а он вовсе не принц, а наоборот!
- А кто, о прекрасная? - вкрадчиво осведомился Дик, обреченно понимая, что контрабандист поехал крышей. - И где он?
Валерий Волусий Постумий, знатный патриций, а судя по тройному имени, живший в семьсот пятьдесят седьмом году... Тогда принято было поминать всех предков до десятого колена, а если их не имелось - придумывать. Долго, должно быть, пролежал тут римлянин, даже на сумасшедших пиратов бросаться начал.
- Сатрап он, - убеждённо повторил капитан и смущённо отбросил с лица упавший локон. - Ты правда считаешь меня красивой? Тут столько грязи и пыли, и у меня нет зеркала...
- Во всех ты, душенька, нарядах хороша... И откуда обычно приходит сатрап?
Дик оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что в спину никто не смотрит - его не покидало ощущение чужого, тяжелого взгляда, обшаривавшего с головы до ног. Но возиться с цепями, не объяснившись с патрицием, было нельзя. Иначе пришлось бы убегать от умертвий, возможно - с этой сомнительной красоткой на руках и собакой на плечах. Причем, мертвый пес запрыгнул бы на них, отнюдь не играя.
- Оттуда, - испуганно прошептал капитан, глядя в самый тёмный угол. - Там-то я его и нашла, в яме. Она выглядела почти как гроб, мой принц, а он лежал с таким благородным выражением гнева и изумления на черепе!.. Теперь я понимаю, что лучше бы его не трогала, но тогда... тогда мне казалось, это судьба, но он сразу надел цепь мне на ногу, и я впала в отчаяние. Рыдала и рыдала, до этого самого момента, когда ты вступил в круг света, словно прекрасный ангел.
"Мой принц."
Дик нахмурился, отгоняя старые, забытые чаяния. Принц. И в самом деле, пятидесятый в очереди на престол, лорд королевской крови. Но капитан этого знать не мог, а Дик здесь был всего лишь лейтенантом.
- Жди меня, свет очей моих!
Крадучись, он покинул свет, чтобы войти в сатрапову тьму.

Портенкросс, вечер.

Ужинал Дик на кухне, отказавшись от трапезной, которая хоть и полагалась лорду, но отдаляла лейтенанта от замка. К тому же, Хи спала, просыпаясь лишь изредка, а здесь было тепло и шумно. Полная, но удивительно шустрая стряпуха с красивым именем Марта споро метала на стол миски от очага, пахло копченостями и пряными травами, жареным мясом, теплыми булочками-сконами, супом из пикши и всем тем, что, вдохнув раз, запоминаешь навсегда как Шотландию. И было просто хорошо, хоть виски и оказался крепче привычного вина, а промытые раны ныли, требуя покоя. Стряпуха ворчала о том, как рыцари исхитряются рвать и пачкать одежду, чисто мальчишки, Дик - улыбался и молчал, одергивая свежую тунику. Пререкаться с женщиной, выпекающей такие невероятные пироги с бараниной и горохом, было неправильно. Впрочем, долго спокойно сидеть не получилось.
Невысокому и смуглому мужчине, который лениво протанцевал в кухню, едва стукнуло тридцать - если не смотреть в выцветшие светло-карие глаза. Там числа получались уже какими-то совсем неприличными, но двигался он, как молодой: ухитрился одновременно ущипнуть Марту и цапнуть целый пирог, а потом упал на скамью напротив Дика и ухмыльнулся, не выпуская из уголка рта палочку странного, ароматного дерева.
- Гералт Хоран, полковник, хотя вообще-то начальник полусотни. Но волей лэрда единолично отвечал за весь тот сброд... до сих пор, - последнее он произнёс с почти мечтательным видом. - Так понимаю, ты не заразился?
- Я не нашел там мозгов, в которых хоть кто-то мог бы жить, господин полковник, - хмыкнул Дик, разглядывая начальство. Чего от него ждать - было неведомо, хоть в душе и шевелилась робкая надежда, что полковник обойдется без армейских шуточек.
- Называй просто Хораном, - отмахнулся тот. - Хм, почти совестно, но у меня есть работка, которая как раз для выздоравливающего. Понимаешь... мы вернулись внезапно, оставив кучу всего нужного, без чего теперь страдаем. Особенно от отсутствия кое-чего тёплого и душевного. Думаю, ты сможешь это достать. В конце концов, лейтенант должен заботиться о поддержании боевого духа, верно?
- Простите, гос... Хоран, но за бабами не пойду, - улыбаясь, отказался от столь любезного предложения Дик, - они попросту меня не поймут, да и госпожа велела набираться сил. Не смею ослушаться, и без того вышел из её воли, отправившись в катакомбы. К слову, их закопали?
Без шуточек не обошлось, оправдания Дик лучшего не придумал, а полковник все равно вызывал невольный трепет и какое-то почти сакральное почтение.
- А что ж ты не проследил? - удивился Хоран, но покивал сочувственно. - Воспитанность - это хорошо, правильно... воевать так же будешь, с разрешения госпожи? Все приказы выполнять, как есть?
Дик с опаской глянул наверх, но увидел только чистый потолок кухни - и едва успел увернуться от полетевшего в него пирожка. Проследив, как тот звучно впечатался в стену, а затем шмякнулся на пол, он вздохнул. Разумеется, он не выполнял все приказы, как есть, иначе бы попросту сдох в Балсаме.
- Но ведь не все приказы одинаково полезны, господин полковник. Я, конечно, могу сбегать в ближайшую деревню и даже сделать вид, что уговариваю девушек скрасить одиночество солдат, могу даже не бегать, но... Вам ведь нужен лейтенант думающий о долге, а не о том, как исполнять веленое, не исполняя? А сам не проследил за катакомбами, потому что дурак. Не подумал, да и нога, которую этот пёс подрал, болела чертовски. Готов понести наказание.
Наказание последовало незамедлительно. Над головой свистнула метла, заставив пригнуться к столешнице.
- Crodh! Bidh iad a 'tighinn, a' sgapadh sgudal, nan eucoraich! - Разъяренная кухарка подхватила со стола блюдо с пирожками, ловко убирая их к очагу. - Bidh mi fiù 's an Laerd uachdaran air an t-sreang a' dol, chan eil e coltach ri dà dhroch! Khoran, faigh a-mach! И ты пошел вон!
Последнее явно адресовалось Дику, отчего пришлось сделать умирающее лицо и несчастные глаза.
- Но, госпожа, ведь я ранен, - для пущей убедительности он продемонстировал руку со со свежей повязкой, трогательно заглядывая в лицо кухарки - и полковник лишь хотел угостить вашими волшебными пирожками. И я был так неловок, что уронил. Простите. Позвольте остаться, мы будем осторожны.
Улыбаться, преданно и почтительно глядя на Марту, было лёгким занятием. Эта женщина не только вкусно готовила, но и держала в страхе лэрда. Богиню кухни и метлы следовало уважать.
- Loud, - проворчала кухарка, но пирожки вернула и отошла к очагу, бдительно поглядывая.
- Хорошо умеешь уворачиваться, - уважительно кивнул Хоран и потянулся. - Пригодится. Ах, да. Про мозги - с тебя отчёт. Подробный и красивый. Как искал, что нашёл. На гэльском.
- Боюсь, только уворачиваться и умею. Я ведь даже человека впервые только неделю назад убил. - Дик помедлил, вспоминая, как душил того слугу - и вздохнул. Смерть этого мужчины его по-прежнему не трогала. - Турнирный плясун. А отчет я, конечно, напишу. Когда язык выучу. Скажите, Хоран, какой он... мир за пеленой?
Наверное, вопрос был странным и внезапным, но спросить об этом Дику было некого. Госпожа была слишком высоко, лэрд оставался незнакомцем, а полковник закончил свои проверки и, кажется, остался доволен.
Хмыкнув, полковник замолчал, задумчиво жуя свою палочку, от которой почему-то пахло летом и лёгкой горечью.
- За пеленой - живёт и умирает сказка, Рихард. Живёт - и остаётся сказкой, даже умирая. Просто... удивляется этому, понимаешь? И когда в это попадаешь ты, если нетвёрдо стоишь на ногах, тебя уносит волнами той же реки, что течёт всегда и везде, в вечность.
Ответить Дик не успел: в кухню, стуча сапожками, ворвался запыхавшийся мальчишка и просиял, увидев их с Хораном.
- Sir Ridseard, tha thu an seo ... o... сэр Ри-чард, письмо. Едва вас найду.
Сказка для Дика и Риссы никогда и не начиналась, но умерла она уже сейчас. Дик бегло пробежал глазами записочку от Дакра, оскорбительную и требующую незамедлительной дуэли, если бы не было так равнодушно. Итак, Кларисса изменила, а её любовник имел наглость сообщить об этом, надеясь уязвить. Удивительно, как плети не помянул.
"Хочу поблагодарить Вас, дорогой друг, что уберегли от такой страшной напасти, как постыдная болезнь, подхваченная от дешёвой шлюхи", которая оказалась благороднее и благодарнее чистого, невинного и самого сладкого набожного цветка - Клариссы. А ведь как молила Рисса о шансе!.. Дик скрипнул зубами, комкая бумагу.
- Моя жена мне неверна, - неожиданно для самого себя признался он Хорану.
Полковник сочувственно покачал головой.
- Неверная жена - такая тварь, что позорит только саму себя, а что до рогов... - он помедлил и совершенно серьёзно закончил: - С ними куда как сподручнее выбивать ворота или таранить врагов. Ни один строй такого не выдержит! Кстати, о таранах. Когда шёл сюда, краем глаза видел, что госпожа Елена снова прогуливается по пляжу.
Дик удивленно глянул на него, не ожидая ни искреннего сочувствия, ни поддержки, ни совета. Но, кажется, полковниками здесь становились не только потому, что умели посылать за бабами. Вешаться, пить яд или резать вены от измены Клариссы Дик не собирался - ждал этого, хоть весть и больно ударила по самолюбию, но от участия стало тепло. И, сам того не желая, заговорил, не стесняясь стряпухи Говорил, рассказывая о Клариссе и Эмме, о Хизер и странном, пустом равнодушии к убийству того слуги, о жажде крови мелких культистов, проснувшейся рядом с Эдом, о песне Портенкросса и покое, снизошедшем тут. Это было неправильно - выплёскивать всё на полковника, с которым и получаса знаком не был, но слова лились, Дик говорил, обретая себя.
- Простите, Хоран, - наконец, покаянно вздохнул он, - я не должен был говорить, но... я благодарен вам, что выслушали. Госпожа Елена, говорите?
- Елена, - кивнул тот, облокотившись на стол. - Когда не вышивает, не читает и не шпыняет Ларк за манеры, её почти всегда можно найти на пляже. Смотри только мне, не посрами честь полка! А мне, - полковник придвинул к себе блюдо с пирожками и не менее голодно глянул на Марту, - как старшему, остаются еда и лучшая женщина замка.
- Sneak agus fear-uasal, - улыбаясь, пробурчала кухарка, ставя перед ним кружку эля.
Дик щелкнул каблуками, которых на сапогах не было, но вышло это как-то лениво. Утешаться с придворной дамой госпожи, мстя Риссе за измену, не хотелось. Хотя бы потому, что в постели перебывало множество дам и трактирных подавальщиц, так что это скорее Кларисса отомстила ему. Но и к Хизер он пойти не мог, равно, как и остаться на кухне. В конце концов, каменистый морской берег, а потом и сеновал были не худшим местом, чтобы беседовать о книгах, манерах и вышивке с женщиной, от которой веяло смертью и сладкой негой.

10 марта 1535 г. Портенкросс.

Море шумело, пело о чём-то, но Дик не понимал его песни, хоть она ему и нравилась. Он не знал, зачем приходил сюда, для чего пришел сейчас. Попрощаться перед отъездом? Запомнить запах соли, песка и водорослей? Покидать камни в крикливых чаек, что так и норовили утащить у него кусок сыра? Или быть может его сюда привела Эмма, точнее - понимание её присутствия на пляже? К Эмме тянуло, будто Дик был прикован к ней цепями, и, будь на месте Хи другая "сестра", не избежать бы сцен ревности. Но Хизер, что теперь носила фамилию Освестри совершенно законно - лэрд заверил её метрики своей подписью и печатью - пребывала в таком изумлении от рационально-практичной Эммы, что об этом упоительном чувстве и не помышляла.
Эмма обнаружилась на пляже, в компании Фламберга, что не было удивительно.
- Эмма, сэр Раймон, - Дик раскланялся, устало улыбаясь. Пикироваться с зятем ему не хотелось. Надоело. К тому же, Эдмунд Фицалан, чтимый братец, мешал обоим.
- Сэр Ричард, - Раймон выглядел на удивление свежим с учётом того, что в замке говорили о вчерашней попойке у лэрда, но в кивке тоже просвечивала усталость. Впрочем, зять почти сразу отвернулся к морю.
- Дик?
Эмма, не утруждавшая себя юбками, глянула на своего мужа и вздохнула.
Пустая вежливость, которой Дику давали понять, что он тут лишний.
- Сэр Раймон, - упав семь раз, в восьмой раз Дик намеревался встать. С михаилитом трудно было находить общий язык, и такого мужа для Эммы он по-прежнему не хотел, но не уважать Фламберга не мог. А от уважения проистекала пока робкая, несмелая приязнь, - я... не лучший шурин и ужасный брат, и очень виноват перед Эммой и вами. Настолько, что простыми извинениями или подарком не исправишь. Но я попытаюсь. Если позволите.
Переступать через себя - занятие тяжкое. Дик с трудом заставлял ворочаться язык, произнося слова покаяния, отгоняя гордыню и надменность. Но осознать цену семье, сестре, лучше было сейчас, пока еще удавалось сохранять себя в рассудке.
Михаилит раздражённо вздохнул и снова повернулся к нему, хмурясь.
- Зачем? - он осёкся, с силой провёл рукой по лицу и покачал головой. - Плохой вопрос. Чего вы хотите от меня? Мы друг другу не нравимся - и по делу. У меня - тракт, у вас - лейтенанство, поместье, браслеты и чёрт его знает, что ещё, а связывает нас лишь Эмма и совсем капельку - Бойд. И это даёт нам - что? Вежливость и разговоры о погоде? О море, что поёт о солнце и косяках сельди, о выпуклых брюхах странных деревянных рыб и пене, мечтает о том, чтобы здесь не осталось никаких островов? А зачем нужна такая вежливость?
Дик проследил за камешком, что бросила Эмма в море и хмыкнул. Эмма - лишь? Фламберг ценил свою супругу столь мало, что удостоил таким эпитетом? Но спрашивать не стал - и без того из него исподволь тянули чувства.
- А еще нас связывает Эдмунд, сэр Раймон. Но даже не будь у нас такого родственника, я все равно бы говорил и просил простить. Без Эммы я свихнусь, стану если не Эдом, то кем-то похожим. Осознавая, что вам, в общем-то, всё равно, не могу не говорить об этом. И... скажите на милость, что произошло в охотничьем домике?
- Без Эммы? - михаилит пожал плечами. - Но вот вы, здесь, Эмма здесь, никто вас не гонит. Что до домика... Мы собирались порыться в бумагах, оставленных вашим отцом, чтобы попытаться понять, что происходит. К сожалению, угодили в... Самое верное - в засаду нежити под руководством полудемона, как бы странно это ни звучало. В результате, боюсь, домик сильно пострадал, но в оправдание замечу, что выбор был простой: или домик, или мы. Такие ситуации даже в руководствах-то не описаны. Зато рядом появилось новое выжженное поле, только расчистить. Ну а потом, - он помедлил, поморщился. - Потом ваш брат устроил в подвале уголок чернокнижника, изнасиловал и убил одну из ваших крестьянок, порезвился в соседнем городке и попытался свалить все это на меня, чтобы заполучить Эмму.
- Зло, - посетовал Дик и на тон зятя, и на поведение Эда, хоть на иное и не рассчитывал, - меня он попросту убил. Старшим хочет быть, но ведь брак теперь и не оспорить, третий месяц пошёл...
Дик замер, осененный догадкой. Пока смутной, не оформленной, но постепенно обретающей грани.
- Бумаги на чердаке, старый дедов доспех, отцовы карты, арбалет - всё это сгорело, так? - Медленно проговорил он, подбирая с песка пёструю ракушку. - Чернокнижные схемы в подвале... И при этом - не тронутый особняк, церковь с педерастом-священником, хотя это, при вашей репутации палача, можно было бы вернее списать на вас. И между ним и старшинством стоят мои дети. Но они тоже живы, а ведь времени для Эда прошло достаточно. Я не пишу Риссе, не пишу управляющему и в глазах закона через пару недель стану без вести сгинувшим в глазах закона... Отчего он тянет? Я был с ним в Балсаме и могу утверждать, если Эду что-то надо - он это делает быстро и не задумываясь.
Он посмотрел на вежливо кивающих де Три и вздохнул. Пара жила внутри себя, не желая прислушиваться к диктату мира.
- Вы можете сказать, что Эду незачем торопиться, но ведь Эмма нужна Старшей, и... Любопытно, могу ли я вызвать в круг Эда, скажем, за оскорбление сестёр и очернение их репутации?.. Сэр Раймон, благодарю за пахотную полосу. Кажется, я скоро смогу оценить её. Вас известить о результатах?
- Что до круга - то вставайте в очередь, сэр Ричард, - Раймон улыбнулся сжатыми губами. - Ну а результаты - разумеется, это интересно. Да и нельзя же позволить, чтобы вы свихнулись... тоже. Без Эммы.
Дик улыбнулся Эмме, выразительно покрутившей пальцем у виска и, кажется, адресующей этот жест обоим, и поклонился. Руки подавать он не стал, но первый разговор, обошедшийся без сожжения на кресте и пикировки, его порадовал. Это не было началом родственности или дружбы, даже принятием не было, зато давало шанс, что однажды его встретят без хмурой настороженности. Дик поклонился еще раз, прежде чем вернуться в замок. Утром он собирался возвращаться в Англию.

Больно было не от того, что привык к Риссе - от ощущения, что часть жизни закончилась, осталась при королевском дворе вместе с женой и пусть странным, но доверием к ней.
- Ты хотела бы навестить мать? Мы ненадолго задержимся в Лондоне.
- Я... - Хизер сбилась, широко распахнув глаза. - Да. Я бы хотела узнать, то... только не знаю, как. Где она. Тётя никогда не говорила, и я знаю только про Лондон... как найти?
- Шериф Лондона - наш родственник. Его волей уже однажды нашли Эмму, найдут и твою матушку. Говорят, констебль Бермондси - его любимая ищейка, которая найдет иголку в стоге сена. Вот только... Одну я тебя не отпущу, а мать... ну, ты бы поверила своей дочери, что какой-то лорд называет её сестрой?
Его матушка, леди Маргарита Фицалан, ни за что не поверила б. Она и Эмме внушала мысли о низменности желаний мужчин, а узнай она, что сестрица спуталась с михаилитом - умерла бы от стыда. Счастье, что жила она в дальнем монастыре и ни о чем не ведала.
Хизер замолчала, задумавшись, но вскоре тряхнула головой, сжала губы.
- А если и не поверит? Подумает: продалась я за платье, содержанкой стала - так а разве хуже оно того, что по правде было? Жизнь другую я себе придумать всё одно не сумею, что тётка писала - если писала в ответ - не ведаю, а тебе торговцем или там сапожником прикинуться - и не выйдет, и раскроется. Пусть. Про грех надумает - так зато в тепле я, и сыта, и одета. И счастлива, - она бросила на Дика взгляд и добавила: - Не думай, не платьем. Жизнью. Выбором и простором. Ветром и цветком этим. Не хватит этого матушке - что ж... но иначе только через тётку искать. Выяснять, что она пела всё это время, иначе... а то ведь, может, я вовсе уже мертва.
- Где твоя тетка живет?
Название деревушки, в которой нашел Хи, Дик упорно не помнил. Да и вряд ли корыстная родственница продала бы племянницу в месте, где живет. Людская молва зубаста, а обывателей испокон века тревожил вопрос: "Что подумают и скажут?.."
- Стратфордская я, - Хизер хмурилась, и из её голоса почти пропали эмоции. - Стратфорд. Там тётка меня и отдала.. Сладкому Герберту. Ну да надолго там задержаться не пришлось, только на первый кус, как он говорил. Приучил, значит, а потом дальше продал, повыгоднее.
Стратфорд-на-Эйвоне и в самом деле был выгодным кусом. Вместе с Уорикширом, графством без графа. Последний Уорик был казнен в тысяча четыреста девяносто девятом, и титул с полагающимися к нему землями оставалось только поднять. Порой в этом помогали нахальство и ходатайство королю, с длинным и утомительным расписыванием прав, заслуг и регалий. Прав у Дика было хоть отбавляй, заслуг перед короной - совсем не было, зато нахальством он мог еще и поделиться. Славной это было бы меной: двор пожрал Риссу, отдарившись Уорикширом. Дик в свою очередь тряхнул головой, отгоняя сладкие думы - и улыбнулся Хи.
- Не хмурься. От этого бывают морщины, станешь похожа на жухлую репу. У тебя есть жизнь, ветер, цветов скоро станет больше, а платье купим еще одно. Или даже два. Ай, гулять так гулять - три! А та Хизер осталась в прошлом. И если мы и вспомним о ней, то только для того, чтобы навестить матушку. Ну, и швырнуть тридцать сребреников в лицо тетки.

Внезапно и остро нахлынула головная боль, не тревожившая с Балсама, мерзко, до тошноты, запахло сиренью, заставляя вцепиться в поводья. Дик на мгновение закрыл глаза, глубоко вздыхая. Он не хотел этого Харпера, эту ненужную ему обузу до холодной ярости, но и спорить с королем не мог. Его Величество приказал - лорд Фицалан повиновался, принимая крест на свои плечи. Ох, и не повезло этому баронету с синьором!..
Хизер, не глядя на прохожих, улыбнулась девочке с грязным носом, увлеченно гоняющейся за мальчишками с длинным прутом.
- Ага. Сладкий Герберт так и говорил - сама пришла, значит, никто.
- Не "ага", - нетерпеливо нахмурился Дик, - "да", "разумеется", или даже французское "oui". Но если так - тебе лучше не спешиваться. Леди Освестри к Хизер-племяннице никакого отношения не имеет, но эту карту придержим в рукаве. А вот пускать в ход кнут я не хочу. Не сейчас, когда от кнута зависит твоё благополучие.
Вот плети Дик дал бы волю с превеликим удовольствием. Даже жаль становилось, что Стратфорд и его жители не принадлежат Фицаланам, быть тогда чтимой тётушке битой лордом самолично. Рабство Дик порицал, хоть и не стеснялся называть крестьян хамами и холопами. Рабство этой девушки, проданной родной сестрой матери - порицал вдвойне, не отделяя Хизер от себя.
Хи успела лишь кивнуть, когда с облака упал очередной голубь. Кипенно-белый, сам похожий на частицу неба, он нес на лапке свиток и золотое колечко с короной. Не ожидая ничего хорошего от королевской почты, Дик развернул записочку, чтобы прочитать вслух. Держать в себе такое было сумасшествием.
- Милорд! Ваш вассал Харпер оскорбил мисс Лили Каффли, фрейлину Её Величества. Отказав в вежливости, рыцарском отношении, любезной беседе, грубо отвергнув высказанные знаки благосклонности. Мы желаем найти в вас заступника мисс Лили и требуем примерного наказания для невежды. Anna Regina.
Дик с яростью сжал птицу, опомнившись лишь когда косточки голубя захрустели в ладони. И тут же устыдился этого. Голубь виноват не был, но как и все гонцы, приносящие плохие вести, умер. Мрачно засунув подергивающегося в смертной судороге крылатого вестника в сумку, Дик пошатнулся в седле, сквозь алую пелену ярости глядя на Хи. Харпер еще не был его вассалом, еще не принес оммаж, но уже порочил и оскорблял. И лучше бы ему сдохнуть где-нибудь по дороге в Саутенд-он-Си, иначе госпожа оторвет Дику голову за неподходящую жертву.
- Птичку жалко, - удивительно равнодушно заметила Хи, и тут же поинтересовалась уже живее: - А как мы его накажем? Чтобы примерно? И - ты выливаешь отвары за окно?
- Да. То есть, нет. Не за окно. То есть, - Дик глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться, - птичку жалко.
Отвары он выливал, куда придется, не желая пить травы, от которых становилось только хуже, хоть ухудшения эти и шли на пользу. А вот что делать с Харпером - Дик не знал. Теперь, когда ярость медленно отступала, обустраивая себе гнездо в затылке, не оставалось ни единой мысли.
- Хм, - Хизер приложила палец к губам и нахмурилась. - Я думаю, пусть он напишет красивое, подробное письмо с извинениями, а потом мы его убьём?
- Мы поедем в Саутенд-он-Си и убьем его там. Приняв сначала оммаж, чтобы иметь на это право, - снова вздохнул Дик, - и леди не пристало быть кровожадной, Хизер.
Он приподнялся на стремени, высматривая домик тётки. Харпера ждало не только красивое письмо с извинениями, но и выплата штрафов этой мисс Лили, и мордобитие от сюзерена. А еще Дик, почти успокоившись, вспомнил девушку, похожую на овечку, которая после турнира рассказывала ему о несчастной дурочке де Бель. И тогда, и сейчас эта кудрявая и пышногрудая прелестница не вызывала в нем ничего, кроме глухого раздражения, но баронета это не оправдывало.
Красивый домик тетки раздражал тоже. Резные наличники, белые занавески и свежеперекрытая крыша были дороже тридцати фунтов, но Дик в них видел остатки свободы Хи. Спешившись, бросив поводья Хизер и надев, нет - напялив, на лицо любезную улыбку, он постучал в дверь.
Женщина лет сорока распахнула её быстро, будто ждала. Улыбка в любезности не уступала ричардовой, вот только грубо размалеванное лицо от этого перекосилось хищным оскалом. Впрочем, говорила она сладко, елейно-медово, некрасиво причмокивая.
- Ах, милорд, какая честь! И как же я вас благодарить буду-то? И ничем-то не отблагодарю! Уж вернули племянницу, осчастливили-и! Бога вечно молить буду-у!
Тётка рухнула на колени, с жадным поцелуем припадая к сапогам Дика.
Дик отступил на шаг, заступая собой Хи, и брезгливо рассматривая оцелованный сапог. Мерзкой бабе он не поверил ни на пенни. Лесть вообще никогда не была признаком искренности. Он ждал чего-то подобного, даже надеялся, что всё удастся решить деньгами - тетушка казалась алчной до наживы, но теперь... Теперь хотелось лишь ожечь её кнутом, посадить Хи на лошадь и уехать, чтобы не пачкать ни свои сапоги, ни туфельки Хизер об эту женщину.
- Встань, - процедил он, нервно сжимая арапник, - не рабыня, чтобы в ногах валяться. Хизер я тебе не возвращаю, по праву главы семьи, а вот за адрес матери её - заплачу. И за рассказ о том, что ты в письмах ей писала. Хи, ты еще что-то хотела?
- Глава... семьи? - Тётка поднялась на ноги споро, точно не была тучной. - Неужели жениться изволили, милорд? Вот счастье-то! Наша девочка леди стала, слышь, Аарон?
Последнее она прокричала, обернувшись, адресуя вопль кому-то в доме.
- Браслет, простой, серебряный, - холодно заметила Хизер, вскинув подбородок и сжимая поводья. - Память. Если его не...
Договорить она не успела. Из дверей выглянул сухощавый мужчина в драном на плече оверкоте и тоже расплылся в широкой улыбке - даже руками всплеснул от полноты чувств.
- Радость-то какая! Оно, конечно, не по правилам, без согласья родительского, а то ведь как уж мы кровиночку нашу любим! И счастливо нам, что такой великолепный рыцарь нашёлся, и горестно, что на свадебке погулять не удалось!

- Бей так, чтобы оно чувствовало, будто умирает, mon douce.*
Лес под Хемптон-Люси, куда пришлось увезти бездыханного Герберта, тихо, по-вечернему шумел, переговаривался голосами соек и синиц. Отвратительно толстый, обливающийся холодным потом Герберт висел на дереве, и Дик потратил немало времени, накрепко привязывая его, затыкая рот кляпом из желудей, смотанных льняным чулком.
Порой Дик не думал. Совсем. Стоило увидеть душный, грязный подвал, размалеванных шлюх и их хозяина, и глазом не моргнувшего при виде закрытого платком лица своего посетителя, как кровь закипела от мысли, что здесь держали Хизер. И стало наплевать, что кража и смерть человека могут быть чреваты топором палача. Но уговорить жадного рабовладельца выйти из таверны занятием оказалось несложным. Посул продать новую девочку, нежелание приводить её лично - и вот уже Герберт, одышливо вздыхая, семенит следом, недоверчиво косясь на грязную одежду своего провожатого, которую Дик попросту стащил у какого-то пьянчуги. Стукнуть Сладкого по затылку и вовсе было делом простым, перевалить через городскую стену, перемахнуть через нее самому - и то оказалось сложнее.
И вот теперь, протягивая Хи новый кнут, Дик дарил ей бывшего хозяина, совмещая это с уроком французского. И ужасаясь своей невозмутимости, своей холодности. Но - втайне, не показывая этот ужас Хи.
- Оно жирное, mon coeur,** изнеженное. У таких тонкая кожа, и они боятся боли, а потому старайся, чтобы кнут ложился ровно, полоска к полоске, расписывая узорами. La beauté, красота, которая должна быть во всём.
Хизер нахмурилась так, что заметно было даже под шарфом, скрывавшим лицо. Отвела руку, и свист кнута оборвался сочным хлопком. Герберт дёрнулся, выкатил глаза, но вздувшийся рубец лёг неровно, захватив соседний, и девушка покачала головой, снова отводя оружие вбок и за спину.
- Ma cher,*** когда-то я... знала одного немца из тех, что понаёмничали по миру. И он рассказывал, что у диких казаков из степей, где трава по весне выше головы, есть один обычай. Если встречался человек, который не нравился очень, очень сильно, говорил немец, применяли они вытягивание. То есть, тянут член, пока он не оторвётся. Конечно, после этого... скажи, сладкий, у тебя уже есть дети?
- Не так.
Дик поднял руку девушки вверх, отводя за плечо. Когда-то он почти также учил кнуту Эмму, но нынешняя леди де Три ставила руку на тыквах. Не на людях. Впрочем, Сладкого Герберта человеком было назвать сложно.
- Во-первых, вытягивать еще рано. Оно еще хочет жить, еще дергается, еще думает, что сумеет выбраться. Оно должно захотеть, чтобы с ним это сделали, понимаешь? Во-вторых, не ma cher, а cher frère.****
Тихо вздохнув, Дик лениво, неохотно, даже сонно подумал, что хозяйка такого обращения с рабовладельцем, наверное, не одобрила бы.
- Но я не хочу, чтобы он умер, - возразила девушка. - От вытягивания умирают не всегда, и можно прижечь тело. А затем останется только перерезать сухожилия, надрезать мышцы и главное - растянуть суставы. Для лучшей подвижности, податливости, чтобы получалось лучше работать с разными интересными клиентами. Понимаете, cher frère, некоторые люди, с которыми привык работать наш Герберт, любят очень любопытные позы, для которых тело плохо подходит. Особенно такое жирное. Нужна, скорее... une poupee,***** так? Податливая.
Кнут свистнул снова, рассекая и подчёркивая резкий запах мочи.
Дик досадливо закатил глаза, подходя к Герберту, чтобы сдёрнуть с него штаны и набросить их на голову. Задумчиво полюбовавшись, как мокрая ткань облепляет лицо хозяина борделя, больше похожего теперь на бревно, он снова вернулся к Хизер. Кровожадной она была очаровательна и вызывала неприличное для брата желание поцелуя.
- Non "il". "С'est".****** Оставлять его опасно. Чтобы сделать покорным - слишком мало времени, а язык за зубами держать оно не будет, даже если отрезать. Будь умницей, поиграй - и выбросим.
- Я слышала, в Глостере какая-то тварь свела с ума констебля, да так, что он никак в себя не придёт, - Хизер покачала кнутовище в пальцах и замахнулась, уже правильно. - Но это, наверное, сложно. Как думаешь, его здесь съедят, если потом оставим? Хоть какая-то польза.
- Съедят, - подтвердил Дик, бросаясь навстречу выбежавшему из кустов наемнику, что потрясал мечом и неприлично матерился в присутствии дам. Вторая дама была грудаста, выхолена, рыжеволоса и визглива, но это, как и мычание Герберта, он заметил, уже добивая своего противника его же собственным мечом. Уже привычно подивишись тому, что нет ни сожаления, ни скорби, ни стыда, Дик тронул носком сапога щеку хрипящего в агонии наемника и пожал плечами. Всё на земле рождалось, чтобы умереть.
- Лилитана...
Хизер, опустив хлыст, проговорила имя едва слышно, но женщина, стоявшая, прижав руки ко рту, услышала, вгляделась.
- Ты... Ты! Никто!
Хи вздрогнула, но промолчала, а Лилитана выпрямилась, расправила плечи, глаза её вспыхнули.
- Как ты могла? Ты, кто могла бы потом занять моё место, стать кем-то? Была - Никто, и осталась Никто, только уже при нём, - она кивнула на Дика почти равнодушно, словно того здесь и не было. - А как стонала, когда тебя трахали на дыбе, когда прикладывали огонь, резали. Как выла, когда втирали драгоценный перец между ног, как сжималась, почувствовав касание целителя. Мы давали тебе всё, учили, делали дороже! Он тоже ценит тебя такой? Это - наша заслуга! Он любит твои крики - в них тоже мы, потому что сумели провести по самой грани чувствительности, нет - чувственности! Чтобы тебе верили - и они верили, ох, как верили, даже я верила, слушая из-за стены, всегда, каждый раз, ловя каждый вздох. Ты даже не понимаешь, что потеряла! Неблагодарное ничто, оставшееся пустым местом!
Хизер, не глядя, протянула руку.
- Пожалуйста, дай нож.
Дик снова пожал плечами, вкладывая в ладошку кинжал и ненароком касаясь запястья. Отдернув руку, точно это прикосновение могло обжечь, он вздохнул. А ведь всего тремя веками ранее эту женщину можно было ввести в дом датским браком, и никто не порицал бы за сестру-бастарда-любовницу.
- Бей в живот, - скрывая этот вздох, посоветовал он, - умирать будет дольше.
- Нет, - женщина сделала шаг назад, упёрлась спиной в ствол старого дуба. - Не надо, нет. Подумай, от чего отказалась! Чего лишилась! Думаешь, жалкий Дакр - и всё? Нет! Ты могла бы подняться... высоко! Как и не снилось! Норфолк...
Хи ударила резко, сильно, и Лилитана задохнулась словами, сложилась, прижимая руки к животу.
Любить чужую боль было семейным проклятьем, кажется. Вот и Норфолков чаша сия не миновала. Хи и впрямь лишилась многого - кузены были богаче, влиятельнее, хоть и не знатнее. Но Дику не нужны были перец, огонь и дыба, чтобы обладать женщиной.
- Ты - Хизер. Ты сама выбираешь, с кем и куда идти. Я не слышал твои крики, и не знаю, хочу ли их слышать. Но я помню ту обреченность, ту боль, с которой ты шла к Дакру, а потому обещаю - пока я жив, ты останешься Хизер, которая решает сама.
Дик притянул названную сестрицу к себе в неродственном и нецеломудренном поцелуе. Первом и последнем.

------------------------------

* моя сладкая (фр)
** мое сердце
*** мой дорогой
**** дорогой брат
***** кукла
****** Не "он". "Оно".

- И хуже всего то, что он всё-таки не стал обваливать на нас потолок, - задумчиво добавил Раймон и просветлел. - Но хотел, так что не всё потеряно.
- За праведность пощадил, не иначе, - в голосе сестрицы звучало усталое веселье, - комиссару-то виднее.
Рядом с зятем ярость показывать было нельзя, опасаясь запрета видеть Эмму. Но очень хотелось. Потому Дик ограничился лишь нервным поглаживанием навершия меча, да постукиванием ногой по полу. Харперу было лучше утонуть в грязном месиве, какое представляли из себя улицы Саутенд-он-Си, не дожидаясь оммажа. Потому что после... Отмахнувшись от образа освежеванного мужчины, подвешенного над муравейником, Дик кивнул сестре.
- Эд не беспокоил? - Счел за лучшее перевести тему он.
- Сестрица Хизер, - сладко заметила Эмма, - у нашего братца наступили тяжелые минуты. Спасайте, что ли.
Хи ласково погладила Дика по голове и вздохнула.
- Держать всё в себе - вредно. Но что поделать, коли уж он такой...
Сегодня определенно был день сдержанности. Дик только вздохнул, уговаривая себя не отшатываться от руки Хизер, не показывать, как радует это прикосновение, и не поправлять речь девушки. Хотя... Какого чёрта?!
- "Если он такой", Хизер. S'il est. Ладно. Сэр Раймон, вы не откажетесь присутствовать при оммаже этого... человека? В конце концов, Хорли отойдет Эмме по завещанию, и это будет еще и ваш вассал.
Эмма усмехнулась, укладываясь поудобнее.
- Вы правы, дорогая Хизер. Он такой... ennuyer.*
- А по завещанию - не успеет, - уверенно заметил Раймон. - Такие комиссары долго не живут. Будь мы настоящими каннибалами или культистами - в том трактире бы он и остался. А каннибалов и культистов в славной Англии не счесть, на каждом углу. А то, если повезёт, он прямо тут и закончится? Обитель местную мы так полностью и не очистили... или вы, шурин, собрались помирать сразу после оммажа? Тогда, конечно, мы придём. Такое зрелище пропускать никак нельзя.
- Если повезет, он закончится сразу после оммажа, - мрачно посулил Дик, усмехаясь, - а если нет, то стоит умереть, чтобы не мучиться. Хм. Если завещать его Эду, должно выйти забавно. Спасибо, сэр Раймон.
Он благодарно наклонил голову. Благодарил за спокойную, почти семейную беседу, которая еще не была принятием, но уже перестала быть враждой. И молча, жадно, стыдясь этого, наслаждался той полнотой жизни, какую приносила только Эмма.

________________
*зануда (фр)

Хизер вздохнула и подняла глаза к небу.
- Если mon frère сейчас est si bête, что ничего не понимает, то не будет ли он любезен заткнуться и позволить просто помолчать вместе?
- Tellement noix, - поправил её Дик, одобрительно кивая. По крайней мере, самоубийственно глупая Хи прилежно училась французскому. - Иди в дом. Здесь опасно, твари бегают. Я хочу подумать.
А поразмыслить нужно было о многом. О том, чтобы навестить могилку Генри и оплакать его. О Риссе, которая, всё же, оставалась матерью - и матерью неплохой. Известие о смерти сына могло убить её, и тогда Дик обошелся бы без развода... А еще думалось о Кат, поместье, Фэйрли и госпоже, которой он молился весь разговор с Харпером - и рисунки на запястьях при этом не горячели, выказывая её неудовольствие.
- Не позволит, - сама себе ответила Хизер, поворачиваясь к дому. - А там молчать ни с кем не нужно.
- Выдам замуж. За Харпера, - мрачно посулил ей Дик, размышляя, стоит ли вставать только для того, чтобы отвесить подзатыльник, и приходя к выводу, что всегда успеет это сделать. - Будешь ему перечить.
Но руку, чтобы поймать за подол и удержать, он протянул. И притянул, укладывая руки Хи себе на плечи. Воспитывая, следовало идти на уступки, хоть и появлялось ощущение, будто загоняют его под каблучок новых сапог Хизер. Выводы из размышлений у Дика так и не получились, но было просто хорошо молчать, глядя в грёбаную лужу, где отражалось опостылевшее и совсем не успокаивающее небо.

- Он даже не услышал, - уточнила Хизер и прищурилась, глядя на него. - Но мне интересно... эта невеста по описанию выглядит уж слишком хорошо для вот такого баронета. В чём подстава?
Дик рухнул на узенькую лавку у окна, на которой ему было суждено коротать ночь. Подставой, как изящно выразилась Хи, он это не назвал бы. Сэру Рольфу нужно было сбыть с рук охочую до утех дочь и обзавестись законным внуком, Дику - пристроить нежеланного вассала в хорошую семью. Почти взаимная выгода, если пренебречь Харпером.
- В том, mon cher amour, что с невестой этой не переспал только ленивый. В том, что приданое Харпер получит только после смерти сэра Рольфа, да и тогда хозяином не будет, лишь его дети. А если детей в скором времени не появится, то он даже содержания получать не будет. Но припоминая леди Алетту, я осознаю - дети будут, вот только наш вассал в их создании вряд ли поучаствует...
- На месте сэра Рольфа я бы проверяла, чьи они, - возразила Хизер и вздрогнула, словно от холода. - И всё же, как этот Уилл Харпер напоминает Гарольда Брайнса!.. Как ты думаешь, он на самом деле будет извиняться? И скажи на милость, дорогой брат, зачем ты сидишь на лавке, когда уже пора ложиться на кровать?
Вот уж чего Дик не терпел с детства, так это спать в одежде. Теперь - приходилось, чтобы не подавать прислуге поводов сплетничать о том, как брат и сестра спят в одной постели обнаженными. Инцест был делом семейным, но церковью ни законом не одобряемым. Укоризненно вздохнув, Дик перелёг на кровать, с интересом наблюдая за Хи. Бывшую шлюху сложно было удивить мужчиной в постели, его - шлюхой, но Хизер уже не была просто девицей, купленной за деньги.
- Не знаю, что он будет и чего не будет, но если нет - извиняться за него придется мне. Ложись. Обещаю, - заговорил Дик шутовски, подражая Тристану, - сохранить твою честь для мужа, прекрасная дама. К слову, сэр Рольф - вдовец.
- Неужели ещё хуже Уилла Харпера? - удивилась Хизер и с довольным вздохом потянулась. - Лилитана говорила, что честь наша состоит в том, чтобы следовать лучшему и улучшать худшее. Боюсь, мне никогда не хватало разумения понять прелести улучшения. Но что же - лучшее, что не улучшить никак? Мир, созданный... как там пел перед бароссаром этот милый хор? Sors immanis Dominо, да?
- Sors immanis Dominа, Dominus et Reginа apus Rex nostra, - ухмыльнувшись, поправил её Дик, - Богиня и бог, королева и король. Жрицам приходилось выживать среди христиан, вот и... улучшали, как могли.
Слова о Лилитане резанули по душе, будто серпом. Дик лелеял, берёг, воспитывал, но вспоминала Хи не его наставления, а потаскухи из грязного подвала. Вот уж воистину, можно вывести шлюху из борделя, но бордель из шлюхи - никогда.
- Сэр Рольф - пожилой, но еще крепкий рыцарь и молодую жену будет носить на руках. Чего тебе еще надо, дурочка? Вдобавок, если родишь наследника - оставишь с носом Харпера.
Хизер нахмурилась, отворачиваясь, тряхнула распущенными волосами и принялась неторопливо расшнуровывать платье.
- Одежда - радует взгляд и скрывает тело, делая что-то - лучше, что-то - хуже. Но это всё при свете дня, а в чём же её совершенство ночью? Что до наследников, милый брат, то, боюсь, сэр Рольф бы разочаровался. Понести я не смогу. Никогда.
Шнуры с жалобными стонами рвались под кинжалом, щелкали по пальцам. Дик зло сдёрнул платье с плеч Хи, которые уже совсем не были тощими, запрещая себе глядеть на округлившуюся девушку, на то, как тонкая камиза стекает с...
Зажмуриться не помогло. Одеяло, в которое пришлось завернуть Хизер - тоже. Глаза помнили, руки, разум. Лилитана и в самом деле хорошо выучила её, этот осмелевший от безнаказанности цветочек, провела по самой грани, показав, за какое место держать мужика. Потому и сдаваться было не жаль, но... рано. И не нужно, потому что думать всегда стоит головой, а не штанами.
Позволь он себе лишнее - и проще станет оставить эту поганку на обочине.
- Не сможешь - и не надо. Будем выдавать тебя замуж за вдовца с наследниками.
Без одеяла Дик зяб, хоть и прижимал Хи к себе, подушка казалась неудобной, а кровать и вовсе уподобилась адскому ложу, под которым развели костёр, и поставили дьяволят с вилками.
- Зачем я нужен тебе - так? Я не женюсь на тебе, не смогу сделать фавориткой, не дам даже покоя. Чем тебе плохо быть сестрой, Хи?
Сестра сестрой, а её шея под губами ощущалась совсем, как у любовницы - горячо и пьяняще. Дик попенял сам себе за развратность, но вышло это так неубедительно, что тело не поверило. Зато снова поднялась глухая злоба, распирающая затылок мигренью.
- Расхрабрилась? Поняла, что я не могу причинить тебе боль? Что не брошу в овраге? А если ошибаешься? Отравишь тогда?

24 марта 1535 г. Рочфорд.

Манор сэра Рольфа Дику понравился даже издали. Окруженная уже вовсю зеленеющими полями маленькая крепость щеголяла флагами над башнями, хвасталась крестьянами, что с упорством муравьев мотыжили рожь. Дик, плохо спавший ночью, только вздохнул. В иное время он носился бы полям собственным, следя за тем, как поднимаются озимые, как сеют яровые и репу. Фэйрли отсеялось с остальными деревнями Портенкросса, а что творилось в Хорли и прочих - он не знал, утратив связь с родной землей. Хизер в этом была не виновата, но свою порцию злобных назиданий получила. Лишь когда копыта лошадей зацокали по подъемному мосту, который не поднимался уже давно, судя по ржавым цепям, Дик надел на лицо любезную улыбку, готовясь подороже продать Харпера, которого не хотел, не уважал, но за которого нес ответственность и которому теперь обязан был заменить отца. В конце концов, если леди Алетта и была гулящей, то это не имело ровно никакого значения. Харпер входил в знатную и богатую семью, получал достойное содержание, а если он, всё же, не полный дурак, то падкую до мужиков женушку приструнить сумеет.
- Ричард Фицалан и леди Хизер Освестри к сэру Рольфу, - отрекомендовался Дик слуге, пожилому и бородатому, проводившему их в гостиную. Дождавшись, когда тот уйдет, он повернулся к Хи, улыбаясь уже спокойно. - Устала, Хизер?
- От чего же? - Хи, отвлекшись от богатой резьбы на шкафу, хлопнула ресницами. - Я ведь ничего не делала, чтобы устать. Лошадь так и вовсе сама везёт, знай, подскакивай в шаг.
- Осмелела, - восхитился Дик, складывая руки на груди. - Придется купить тебе книгу бабушки нашего короля, Маргариты де Бофор. Она досконально расписала то, как надлежит вести себя знатной даме. Будешь учить ее наизусть, авось устанешь.
Впрочем, такую дерзость он был готов спускать. Во благо она шла изломанной Хи, помогала ей выпрямиться. Порой Дику казалось, что Хизер - деревце. Куст вереска, на который упал валун. И тогда чувствовал себя садовником, медленно убирающим этот валун.
Ответить Хизер не успела. В гостиную быстрым шагом вошёл седой, но подтянутый и жилистый рыцарь с лучистыми голубыми глазами, и тут же хлопнул Дика по плечу.
- Молодой Фицалан, надо же! Приветствую, приветствую. Полный замок гостей, как бывало при моей милой Морисоль... Представишь прелестной даме?
- Cэр Рольф. Рекомендую вам леди Хизер Освестри, мою сестру. Рад видеть вас в добром здравии.
Дик склонился перед старым рыцарем в почтительном поклоне. Сэра Рольфа он видел еще в детстве, и что он за человек, припомнить не мог. Но радушный прием стоил многого, особенно, если собираешь сватать вассала.
- Если позволите, я к вам по деликатному делу.
- Хм, - сэр Рольф приветственно и с явным удовольствием кивнул Хизер, а затем огладил недлинную, аккуратно подстриженную бороду и задумчиво взглянул на Дика. - Что же, батюшка ваш, простите за прямоту, мот да кутила был, да и земли достались не шибко хорошие, да-а... тяжело хозяйствовать, тяжело. Так что, если помощь нужна, то отчего бы и не помочь? Не к еврейским душам же гнать. Деньги, скот, если нужно. Впрочем, садитесь, сэр Ричард, в ногах правды нет. Вино сейчас принесут, тогда и поговорим о делах. А пока что - слышал я, вы отличились на турнире?
Дик вздохнул, усаживая Хизер в кресло. Наследие батюшки обещало довлеть долго, если не вечно.
- Не деньги, сэр Рольф, благодарю. И не скот. На хозяйство пожаловаться не могу, но, признаться, намерен вас ограбить. После того турнира, на балу чемпионов, я видел леди Алетту.
- Точно только видел? - сэр Рольф опустился в кресло тоже и с явным удовольствием потёр левое колено. - Вот ведь болит, зараза, после того топора... Так, о чем я? А! Потому спрашиваю, что не дочь, а курва какая-то натуральная уродилась, бес её разберёт, в кого. Сколько гадаю, а не понять. Видать, в прабабку испанскую, та, говорят, тоже... Не при леди сказать.
- Видел - и только, - подтвердил Дик, улыбаясь и думая, что из Хизер леди - воистину не при ней же сказать. - К тому же, я пока еще женат. А вот мой вассал, баронет Хорли - нет.
- Хм. Хорли, - судя по хмыканью, титул сэра Рольфа впечатлил не слишком. Старый рыцарь вздохнул. - Свежатинка. Небось, не рыцарь, благородному обхождению не обучен, в турниры не умеет, на охоте гуся от куропатки не отличит, а от медведя вовсе бегать будет, сапоги теряя да зверьё воем распугивая. Или ошибаюсь?
- Комиссар особых поручений милорда Кромвеля, за успехи на службе титулом пожалованный, - дополнил его список Дик. - Думаю, рыцарство не за горами, а охотиться - научится. Я считаю себя обязанным позаботиться о его судьбе, ведь юноша рос без отца. Сэр Рольф, не откажите в сватовстве, и наши дети отлично поладят.
Такого сына, как Харпер, Дик не пожелал бы никому, даже братцу Эду. Хотя, быть может именно Харпера именно Эду стоило пожелать. Подобное уничтожалось подобным, и могло статься, что два кретина взаимно убьют друг друга, разрешив Дика от множества проблем.

Уговорив себя не вздыхать с облегчением, Дик примирительно улыбнулся. Хи пока оставалась с ним, и это дорогого стоило. Или хотя бы - иного, бережного, отношения к ней. Оставалось сосватать Харпера, чтобы уехать домой, в Суррей, к охотничьему домику, которого не было.
- Девушки... Сестрица романтична и не практична, но принуждать к браку её я не хочу. Достаточно, что я не обрел счастья в навязанном батюшкой браке. Полагаю, вы уже слышали, что леди Фицалан... - Дик сокрушенно покачал головой, втайне ликуя отказу Хи. - Прошу простить нас, сэр Рольф. Быть может, коль уж не состоялся ваш сговор, мы сговорим вашу дочь?
- Что ж, - рыцарь с сожалением вздохнул, но склонил голову перед Хизер. - И впрямь, от принуждения ничего хорошего не выходит.
Сэр Рольф отпил добрые полкубка и, выдохнув, неожиданно погрозил Дику пальцем.
- Но не задерживай, не тяни с её браком! Женщины... слышал я, верно вы другую сестру в монастырь отдали. Потому как поговаривали, сбежала она даже оттуда с михаилитом. Тяжко, тяжко. Такое старое славное семейство, и чтобы леди вот так... Впрочем, не будем о грустном. Значит, говорите, Харпер? Что же, можно. Особенно если у него на Алетту характера хватит. Потому что характера, я скажу, там понадобится много!
- Михаилит этот, к слову, происходит из не менее древнего и славного семейства, - неожиданно для себя обиделся за Фламберга Дик, - да и под венец леди Эмму повел сразу. Но вы правы, твёрдый характер важен для семьи, а Уилфред наделен им в полной мере. Баронета отличают и милорд Кромвель, и Его Величество. К тому же, сама миссия визитатора требует непреклонности, справедливости и терпеливости. Признаться, я хотел просить для него руки Каффли или Лидс, но юношу нужно образовывать, а кто справится с этим лучше вас, воспитавшего стольких рыцарей?
Люди не в силах устоять перед лестью, и даже понимая, что им льстят, все равно попадаются на эту удочку. Улыбаться сэру Рольфу было несложно, хоть мысли о том, откуда бы взяться молодости через две недели - мешали.
- Миссия визитатора требует мазать руки клеем, - фыркнул ничуть не впечатлённый рыцарь. - Что образовывать надо - верю, молодой человек, и соглашаюсь, но отмечу, что приданое баронет Харпер получит только после появления наследника - и именно от него! Меня Господь сыновьями обделил, так повесим баронету такую морковку. Потянет?
- Не думаю, что у него есть выбор, сэр Рольф. Но памятуя о необразованности баронета, могу ли я просить вас пригласить нотариуса для скрепления сговора подписями и печатями?
Формальности Дика утомили. Сватать - не дрова колоть, но языком молоть оказалось тяжело. Оставалось подписать документы, чтобы ослик Харпер не смел воротить нос от морковки - и на том свои обязательства перед вассалом Дик мог считать выполненными. А если сэр Рольф собирался продать душу, то это было делом лишь самого сэра Рольфа.

- Господь наделил меня даром, госпожа, если позволите, я... попробую показать вам сына.
Господь или нет, а даром Дика наделили щедро, высыпав его булыжниками прямо на голову.
В темечко мягко стукнул последний из острых камней, и перед глазами дрогнул мир, хотя не должен был видеть всё это Дик. Но видел, как статный, сильный юноша, спеша и подрагивая от радостного предвкушения, вышел из деревни, чтобы протанцевать в лес приметной тропкой. Кивали вслед ему синие колокольчики, посвистывала синица, зыбким маревом таяли края зеркала, схлопываясь как раз в тот момент, когда парень скрылся за кустом дикой смородины.
С тяжелым вздохом Дик отшатнулся от женщины. Вопреки ожиданиям, не кружилась даже голова, но отчего-то было страшно, точно мальчик бежал не к радости, но к смерти.
- Вы узнали эту дорогу, госпожа?
- Конечно, - женщина рассеянно подняла на него взгляд.
Она явно всё ещё видела лес, тропу, сына. Рядом топтался, не зная, куда деть руки, муж, которому явно хотелось оказаться где-то ещё. Вокруг потихоньку начинала собираться толпа, удивлённая, завистливо и уважительно вздыхающая по платью Хизер, по мечу Дика, но в общем - просто радующаяся весне и солнцу.
- Конечно. Тропинка к старому источнику. Там вода всегда вкусная такая была, сладкая, но уже давно не ходим, очень. Далеко да неудобно, и заросло всё. Зачем туда Сэму, да ещё ночью?..
- Полагаю, надо пойти и посмотреть, госпожа.
Дик вздохнул вместе с толпой - меч требовал точила, Хизер - нового платья, а он сам - короткого отдыха без лишних проблем, поручений госпожи и кретина Харпера.

- Пришла в себя, ma cheri?
- Хуже всего - отчаяние, отсутствие надежды, - пробормотала Хи, не открывая глаз. - Серо, уныло, пусто, как в сердце сутенёра. И что-то... что-то рвётся из груди. Странное. Раздвигает лёгкие, отодвигает в сторону и ломает рёбра, чтобы выбраться... не знаю. Но как же хочется сказать... невыразиваемое. Невыраживаемое. Не... inexprimable, вот. Да. De cette terre vide et sans eau
À propos des démons nuages dans le ciel bleu
A propos de l'humidité des mamelons de la morgenstern
A propos de la graisse, à l'ail...
- Странно. В груди оно рифмуется лучше. Как думаешь, если оно проломится наружу, будет понятнее?
Дик пару мгновений пытался понять для себя тот набор слов, что выдала Хи, ничего не понял - и плюнул на это занятие. Кажется, проще было купить Хизер амулеты, способные заглушить этот дар, чем переводить бред медиума.
- Послушай меня. Мне не нравится, когда через тебя говорят мертвяки, а из груди ломится невыразимое. Которое indicible. Если ты хочешь развивать этот дар, мы найдем учителя, но сейчас его нужно научиться сдерживать, не позволять раздвигать лёгкие или еще что-нибудь. К слову, для несостоявшейся содержанки Норфолков у тебя удивительно плохой французский. Младший, Генри - поэт и дипломат, вряд ли его бы удовлетворили только крики.
Наверное, ноги еще плохо держали Хи. Может быть, он снова был излишне резок - и оставалось надеяться, что за этой грубостью Хизер услышит заботу, а не капризы деспота. Дик подвел её к кувшину, помогая умыться, поправил арселе на светлых локонах. Внизу уже звенел колокольчик, приглашая к ужину, и нельзя было задерживаться, чтобы не вызвать подозрений в инцесте, но...
Кажется, он готов был поступиться собственными словами, и пустить Хи на ложе в первой же таверне на пути, если это хоть как-то поможет отогнать чужие мысли и души.
- А ведь приличная леди должна знать еще и испанский...

Хизер всё еще смущалась, будто не из борделя её Дик украл, а из святого монастыря, где она была девой-мироносицей. Неодобрительно глянув на неё и пообещав себе, что в первой же лавке мавров купит эту самую па-ра-н-джу, которой сарацины закрывали лица своих женщин, он хмыкнул, улыбаясь хорошенькой Алетте.
- Пейте, князь. А я подниму кубок за брак леди Алетты и баронета Уилфреда Харпера, который был сегодня заверен с согласия сэра Рольфа и в присутствии священника. Здоровья и детей!
- За такое грех не выпить, - согласился старый Рольф, глядя на начавшего было подниматься с кресла князя. - За это пока, хвала его Величеству, дважды по четыре года в Тауэре не сиживают. Выпьем, поедим, отоспимся, а завтра я предлагаю по случаю праздника устроить охоту. Покажу вам, молодёжи, как надо. А лес тут хороший, густой, зверья много. Отличная охота будет.
- Отличная, - низким, хрипловатым голосом подтвердила госпожа Айме, не сводя глаз с Дика, - охота.
"Еще бы..."
Дик улыбнулся Айме, лаская её взглядом. Самая лучшая? Вкусные и терпкие губы? От женщины тянуло тленом, болью и ярой жаждой жизни, сожалением, что жизнь ей уже недоступна. И сэр Рольф хотел того же? Воля его, но молодость не стоила такой жизни.
- Прошу меня простить, сэр Рольф, дела семьи велят незамедлительно ехать в Лондон. Надеюсь, смогу оценить здешнюю охоту в другой раз.
Дик потёр ладонью запястье, не зная, как привлечь внимание госпожи к творящемуся здесь. Не зная, как поступить. Просить старого рыцаря отказаться от затеи, обещать ему покровительство Бадб и молодость без страданий, означало открыться. И подвести хозяйку, сюзерена и себя к аутодафе. Не пытаться - расписаться в собственном бессилии.
Потому-то и заканчивал Дик ужин среди праздных разговоров об охоте. Что-то рассказывал сам, но больше слушал. Поглядывал на скучающую Алетту, думая о сне и охотничьем домике, сожженном Раймоном де Три.
И, наконец, поднялся наверх, в небольшую спаленку с окном, где ему пришлось бы коротать ночь без Хизер. Впервые с тех пор, как уволок её из борделя. И от этого почему-то было тоскливо.