Возможно, края раны стоило стянуть парой швов, но ведь после укусов собак не шьют, да и времени уже много прошло. Отчаянно пожалев, что магом-лекарем не является, Эмма аккуратно запустила палец под повязку и чуть успокоилась. Рана была горячей, как ей и положено.
- Оружие - это замечательно. Особенно - против кого угодно. Только вот готов покляться, что сначала помощь, а потом - оно. А обещать-то могут что угодно. И всё же... если эта чёртова чехарда продолжится... - Раймон задумался, потом тряхнул головой. - Впрочем, нет. Ещё одни, о которых ничего не известно, кроме места, да? И того, что их не любит этот твой священник псообразный. Слив Голри... что-то Роб... магистр Циркон говорил, но даже ради спасения остатков души сейчас не вспомню. Только название. Вроде бы, Лейнстер, что в Ирландии... как, рука ещё не отваливается? А то кто эту собаку знает, кого она до меня жрала.
- Горячая и края не схватываются, - посетовала Эмма, поправляя повязку, - хотя у тебя уже через сутки начинает рубцеваться. Может быть, тогда стоит написать магистру, спросить? Признаться, я боюсь оказаться запертой с ними.
- Можно. Хотя, письма в наше время... - Раймон задумался. - Я не слишком доверял бы на этих дорогах гонцу и тем более не доверял бы голубям. Слишком много дряни летает вокруг. И всё же - нужно, ты права. Сделаем. Впрочем, кроме писем, ничего не мешает и заглянуть в резиденцию, если всё равно возвращаться в Бермондси. Чёртовы гобелены. Что на этом-то такого важного было, что подсказкой служит?
- Архангел Михаил, простирающий меч над холмами Шотландии и изгоняющий оттуда то ли старых богов, то ли демонов, - припомнила Эмма гобелен, знакомый ей до узелка в доспехе Архистратига. Она помнила его до мельчайших подробностей - и вдохновенно-сурового архангела, и его алый плащ и ожесточенное, вызывающее лицо светловолосого воина, стоящего впереди армии под зеленым знаменем. Ей всегда казалось, что этот воитель будто мечется между армией и Михаилом, но, все же, остается с войском. И тройной узел на груди архангела, там, где у человека должно быть сердце... Его любили трогать монахини и послушницы, веря, что он отведет беду. И ведь отводил. Иногда. Не часто, но все же... Эмма вспомнила пальцами ощущение ниток - и ахнула.
- В нем зашито, кажется, что-то.
Некоторое время Раймон молчал. Возможно, предвкушая с радостью поездку обратно через полстраны. Возможно, подыскивая подходящие ругательства под этому поводу. Не без вероятности - предаваясь философским мыслям о бренности и воспоминаниям о Двойке, который просто взял и всё послал. Потом вздохнул.
- Всё-таки ехать. Будет возможность посмотреть на то, что осталось от аббатства. По рассказу Клайвелла получалось вполне живописно. Возможно, братья даже уже зачистили его от лесавок, монахинь и прочего непотребства.
Теперь замолчала Эмма, раздумывая почти о том же. Она до сих пор не привыкла к жизни в седле и, хотя и находила в ней определенную прелесть, но порой ей отчаянно хотелось просто покоя. А еще вовсе не хотелось видеть обитель и то, что от нее осталось. Слишком страшно было осознать, что ей не е все равно, что её даже радует участь аббатства. Но и возражать Раймону она не стала, лишь коснулась губами подбородка, чуть колючего и слабо пахнущего мылом с лавандой, которое Эмма делала сама.
- Почему тебя отдали Ордену? - Вопрос этот интересовал ее уже давно. Да и для перевода темы подходил как нельзя лучше. - Я плохо знаю историю, но мне пришлось научиться геральдике в обители. И леопарда Тулузы я могу узнать, равно как и крест тамплиеров. Древний, знатный род. Отчего михаилиты?
- Об этом не принято вспоминать, но михаилиты - наследие тамплиеров, - Раймон говорил задумчиво, гладил её по спине - нежно, легко. Тепло. - Поэтому, где же лучшее место нашлось бы отпрыску древнего, знатного, достойного, но обедневшего и потерявшего влияние рода, у которого есть и иные наследники? Ведь когда-то леопарды и кресты были в числе первых магистров ещё того, другого ордена. Задолго до падения рыцарей Храма.
Спрашивать о родителях Эмма не стала. От руки Раймона мысли таяли, расплавлялись в томлении. Оттого, вероятно, она и не поняла, не услышала, когда под окно пришли те, кто должны были, по словам Раймона, стрелять в него из-за угла. Вскинувшись в постели, она ухватила первую попавшуюся вещь, чтобы прикрыть наготу. К несчастью, это оказалась ночная рубашка. К счастью - она была непрозрачной.
- Под окном, но в отдалении. За мной пришли.
Одевалась Эмма споро, с раздражением отбросив корсет, хотя платье для верховой езды и сидело без него неудобно и ощущалось странно. Порадовавшись, что сумки они не успели разложить, она наскоро заплела косу и вслушалась в то, что творилось за окном. Там царила тишина, точно вымерли все люди в округе. Ни единого чувства - хоть цветом, хоть запахом.
- Ничего. Вообще ничего, - растерянно сообщила она Раймону, - но ведь так не бывает! Особенно - в тавернах, где полно людей.
- Внутри тоже ничего? - Раймон, натянув кольчугу, щёлкнул взводом арбалета.
- Да, - кивнула Эмма, - то есть, ничего.
Впервые в жизни она понимала, как живут другие люди - в полной глухоту и неведении. И это пугало. Потому что чувствовать можжевельник и слушать тишину было хорошо после насыщенного дня. А сейчас ей хотелось понимать этих, за окном. Но - не могла, проваливалась точно в перину.
- Значит, бывает, если они нашли способ наложить защиту. Что же, будем по-старинке.
Он неслышно подошёл к двери и застыл, явно прислушиваясь. Но в доме, насколько могла судить Эмма, было и совершенно тихо. Неестественно тихо. Раймон скривился, махнул ей рукой, отгоняя к стене, и медленно приоткрыл дверь. В проём наружу тут же скользнула тёмная, чернее даже царившего в зале мрака, фигура и шагнула в сторону.
Послушно замерев у стены, Эмма неслышно вздохнула. Воистину - бойтесь своих желаний. Хотела ведь покоя... Получила - очередное приключение. Страшно не было, было устало и грустно.

"Длинная реплика, хорошая".
Огонь, в отличие от иллюзий, требовал другого подхода. Он был прост там, где требовалось просто разжечь очаг или согреть воду. Сбить анку. Выжечь поронца. Всё прочее оказывалось - сложнее. Особенно когда сплеталось с тем, с чем сплетаться не могло в принципе. По гримуарам. В комнате не горел камин, не светились мягко свечи, и силу приходилось тянуть из самой пылающей души - из сути Фламберга. Пламя жило там всегда, глубоко внутри, и только ждало, когда его позовут. Кинжал в руках отродья человека и скоге - не того ли самого? - ещё помнил о жаре горнила, о том, как его обтекали жадные языки, раскаляя полосы стали. Это понимал уже Раймон - и вытягивал даже не огонь, а память о нём, поднимая воспоминания, чувство к поверхности, подкрепляя огнём сердца. Остальное, к сожалению, требовало большего. Собственных сил, своей крови, пусть она и не текла. На подготовку ушла как раз фраза юноши, который держал кинжал правильно, под металлическую гарду.
На глубоком выдохе Фламберг рванулся вперёд, и одновременно с дыханием вдоль морочных стен полыхнули собственные - с рёвом. Наверняка видимые снаружи, если бы окно не считало себя частью глухой стены. В воздухе плавало столько магии, что Раймон ощущал себя почти всемогущим. А Фламберг просто радовался и огню, и тому, как полыхнула на раскалённом металле деревянная просоленная рукоять. Выронив из рук кинжал, юноша с совершенно детской обидой посмотрел на Раймона и скривил губы, точно собираясь плакать. Но не заплакал, прислушиваясь к реву и треску с хладнокровием человека, повидавшего и не такое. За окном сдавленно вскрикнула Эмма - и тут же замолкла, а отродье скоге снова улыбнулось - ехидно, дерзко, вздернув бровь. И мороки поплыли, смешиваясь причудливо, вихрясь, сплетаясь и расплетаясь, меняя картинку, на мгновение обнажая неприглядный облик материнской сущности юноши. Эмма вскрикнула снова, следом донеслась грубая ругань, но комнаты не было, она кружилась в водовороте огня, окон, дверей, а в центре его снова были только двое.
Время. На сильный, с бедра, удар по печени ушла доля секунды. Ещё столько же - на перехват сети, пока скоге, разинув рот, оседал на пол. Фламберг ещё раз зло пнул носом сапога в ту же точку. Полутварь всё равно регенерирует, но уже не так быстро. Морок раскинулся уже не тестом, водой, заливая дом, выплескиваясь на улицу. Двое под лестницей - мелочь. Магия вихрилась вокруг стаей рыбок, распадалась на части, втягивалась в уши, во рты, принимая к коже. Для этих больше не было выхода, только бесконечные лестницы и коридоры, полные шепотов и теней. Дом закрылся, сворачиваясь раковиной. Человек под окном не видел и не слышал ничего, кроме кошмаров, жутких и мрачных, отголоском скоге. Усиленных ледяным спокойствием Фламберга, который не любил и не умел в тонкие игры. Но лошадь, на которую стекляшка спешно поднимала Эмму, но сам похититель, существовали в собственном мире, и вода с них скатывалась, не оставляя мокрых пятен.
Огонь... нет. Время. Фламберг, скривившись, потянул за последний из оставленных юношей хвостов, за тягучую голубоватую полосу, мерцающую сонными искрами.
Ушибленный при падении из окна на камень двора бок болел почти нестерпимо, но меч второго мага Фламберг, стиснув зубы, швырнул в ноги лошади от души, не пожалев и магии.
Лошадь, заржав тонко и пронзительно от боли, когда раскаленный металл попал ей по ногам, взбрыкнула и упала, кубарем перекатившись по камню двора, выронив из седла и Эмму, и ее похитителя. Тот, казалось, отделался легче, чем девушка, замершая в неловкой позе, на животе. Лазоревое платье и шубка испачкались о затоптанный тысячью ног снег, и висельник, уже поднявшийся и достающий короткий меч, наступил на бархат юбки, оставляя грязный след.
- Скотина, - выдохнул Раймон, доставая меч плавно, но едва заметно скривившись, словно усилие вызвало тщательно скрываемую боль. И вбок шагнул тоже с запинкой, немного припав на левую ногу, прижимая свободную руку к кольчуге на боку. Противник гадко осклабился, еще раз наступил на юбку и полубоком двинулся к нему. В свете полумесяца на куртке блестнула роза Тюдоров. Брошь-отличие констебля.
- Вот это... - Раймон, неверяще уставившись на брошь, сбился с шага, остановился и немного, на ладонь, опустил кончик меча.
Времени было полно. Времени на один широкой и два коротких шага констебля. На то, чтобы с опозданием и слишком медленно начать поднимать меч. На то, чтобы в последний момент сдвинуть ногу назад и развернуть стопу. Чтобы одновременно положить на подбой вторую руку и встретить вертикальный, без изысков и маскировки удар своим, в полную силу. Столкновение клинков ещё отзывалось укусом боли в боку, а Раймон уже впечатывал колено между ног противника. Срывал, выдирая с тканью, брошь, от которой стыли пальцы. После этого времени стало ещё больше.
Скривившись уже непритворно, Раймон потёр ушиб и уставился на корчившегося у его ног мужчину. Эмма, упав, так и не шевелилась, но это - потом. Иначе потом может не быть для них обоих. Если же он убил её падением с лошади... Глостер проснётся новым городом. Обновлённым, как феникс. Но это позже, а пока что Раймон вглядывался в констебля. В достаточно приятное, несмотря на оскал боли, округлое лицо с аккуратно подстриженными усиками. Глубже.
Разбойники в доме бродили во внешнем лабиринте, но мороки умели больше. Сложнее. Даже без скоге. Достаточно было, питаясь гудящей в воздухе магией, закрыть внешний мир. Достаточно создать лабиринт не снаружи тела, а внутри сознания. Неправильный лабиринт. Замкнутый, без выхода, зеркальный, в котором гуляет эхо одной и той же строчки из песни о зелёных рукавах. Раз за разом, на грани слышимости. В котором зеркала отражают только безумие - и одновременно знакомое лицо. Тёмное, потому что идёт оно из глубины души. Добавить смех, негромкий, издевательский, добавить вращение и ровную, неизменную серость.
И нити скрутились в жгут, а потом распустились вокруг констебля, внутри его сложным ломаным узором, в котором даже от попытки проследить линию начинала болеть голова. Только после этого Раймон опустился на колени у лежавшей неподвижно Эммы.

Пайнсвик. Постоялый двор "Три поросенка".

Постоялый двор в Пайнсвике, носивший название "Три поросенка" и увенчанный вывеской с изображением трех розовых и смеющихся животных, с кружкой эля в каждом копытце, вопреки наименованию оказался чистым, хоть и не слишком уютным. И в лучшей комнате, как гордо поименовал ее хозяин, плотный, круглый и добродушный низушок по имени Перси, удобной была лишь кровать - широкая, мягкая с тяжелым большим одеялом. Камин чуть дымил,а на кушетке не обнаружилось подушек. Зато на комоде стоял пучок трав, в котором угадывались мята, чабрец и тысячелистник, а на окнах - плотные занавески, которые Эмма жестом попросила задернуть. Свет ей, отчего-то, видеть не хотелось и всю дорогу она прятала лицо на груди Раймона. Оживилась девушка лишь после ванны и перевязки, укутанная в это самое одеяло, с кружкой отвара из листьев малины в руках, заговорив негромко и с хрипотцой, отчего голос звучал томно.
- У тебя ушиб?
Задавая этот вопрос, она красноречиво задержала взгляд на боку, пострадавшем от неудачного приземления в Глостере.
- Наверное. Ничего. Это пройдёт, - Раймон тяжело опустился на кровать рядом. - Что эта тварь там с тобой сделала?
- Почти задушил. Больно. Вырывалась.
Больно, похоже, было не только шее, Эмма и не думала скрывать отпечатки тех же пальцев на запястьях и плечах, беззащитно выглядывающих из ворота и рукавов рубашки Раймона, надетой взамен брошенной в Глостере ночной. В глазах за привычным упрямством, приправленным бравадой, серой мутью плескалась обида и тающие льдинки одиночества.
Раймон устало потёр лицо и коснулся её запястья, легко провёл пальцами по синякам.
- Моя вина. Не почувствовал, не прикрыл. Оставил снаружи. Дьявол, это отродье умело слишком много, и внутри я ошибся снова, ещё раз.
- Нет. - Эмма упрямо мотнула головой и улыбнулась, просияла этой улыбкой искренне и доверчиво. - Я знала, что успеешь, и не боялась. И вырывалась, время тянула.
В дверь робко поскреблись, деликатно покашливая. Девушка плотнее замоталась в одеяло и недоуменно пожала плечами.
- Не хозяин. Но очень тревожится.
- Опять... как думаешь, если я в пути буду притворяться умирающим рыцарем, оставят в покое, или станет только хуже? - Раймон с видимой неохотой, медленно поднялся с кровати, не выпуская руки, и, прежде чем идти открывать дверь, улыбнулся. - А ты всё сделала совершенно правильно. Бояться нельзя, тянуть время - нужно. Жаль, цена высока оказалась. Впрочем, думается мне, стоит её переложить и на виновников. Порой от этого хоть на душе светлее становится. Приятнее.
В дверь постучали настойчивее, завздыхали.
- Открой, - вопреки словам, Эмма придержала его второй рукой, - а то он там изведется
- До сих пор не умер, - Раймон ещё несколько секунд колебался, потом всё же вздохнул и мягко высвободил руку. - Во мне не найдётся нормальной магии даже на то, чтобы убедить его перестать стучать. Вся испортилась после этого... словно источник грязный.
За дверью обнаружился мужчина в изрядно потрёпанной одежде. Крестьянин, заискивающе заглядывая в глаза, мял в руках худую шапку, и Раймон мысленно вздохнул.
- У нас был очень тяжёлый день, отец. Точнее, сначала тяжёлый день, потом тяжёлая ночь. Но раз пришёл - говори, что уж там у тебя такого стряслось, что михаилит занадобился.
Крестьянин поспешно закивал головой и потупил глаза.
- Меня Беном Бисли кличут, - сообщил он, явно стараясь говорить вежливо, - староста Уошбрука, это вот между Пайнсвиком и Эджем как раз, на реке. Три часа езды, ежели неспеша. А стряслось, дык, не оставьте в беде, не откажите в помощи. Мало вашего брата на тракте нынче, раньшее-то крепче погань всю эту держали. А стряслось у нас вон чего: карлики богопротивные детей повадились в лес таскать и харчить там. Мы уж и на вилы их пробовали, да куды... - староста Бен Бисли горько махнул рукой, скривившись, - токмо еды подкинули. Проезжал недели три назад тут воин с Ордена вашего, Рысью назвался, опосля него с неделю тихо было, а потом снова вот. Вы уж не серчайте, Перси-трактирщик сказал, что супруга у вас, должно быть, занемогает. Дык ведь не за спасибо, деньги, чай, на свивальники нужны будут, - звонко рассмеявшаяся Эмма, кажется, сбила его с мысли и староста Уошбрука запнулся, улыбнувшись, - да и Палач из Билберри не каждый день-то наезжает в наши края.
"Хобии, гоблины сволочные".
Слово вызвало к жизни мутные, тяжёлые воспоминания об ощущениях в "Грифоне", об обмякшей на руках Эмме, и Раймон еле удержался, чтобы не вздрогнуть. Чёртов Рысь. Вечно недорабатывает - а деньги, небось, берёт сполна. Сделав мысленную зарубку поговорить об этом с грефье - а лучше с Бойдом - он извиняющеся улыбнулся.
- Прости, отец, но сейчас - не выдюжу. Ранен, сам видишь, - он знал, что вырезе рубашки заметны, почти светятся чистые, белоснежные бинты. - Давай так. Дела у меня в Бермондси, а там и до резиденции недалеко. Или найду там кого, чтобы помог, или сам вернусь.
За неделю хобии могли украсть ещё ребёнка. Или двух. В данный момент ему было удивительно всё равно, в чём, возможно, был и отголосок отродья скоге. Или не было.
- Скажем, в неделю.
- Дык, господин, всем святым заклинаю, - крестьянин попытался было рухнуть на колени, но передумал, - внучку мою утащили сегодня, прямо со двора. Я ничего не пожалею, чего пожелаете. И госпожу перевезем в Уошбрук аккуратно. Да и дом у меня сухой, чистый. Жена готовит хорошо, не то, что здесь!
- Госпоже, действительно, нужны чистый дом, отдых и еда, - медленно согласился Раймон, не оглядываясь. Смесь чувств, почти осязаемая. Одобрение дома и еды. Неодобрение всего остального. И рядом, но не выше - вопрос, который существовал извне, но упорно тыкался, ища лазейки, замедляя время, звенел серебром по обручу. "Что пожелаю, говоришь? Даже то, чего не ожидаешь найти дома по возвращении?". Вопрос обязательно нужно было задать этому чёртовому крестьянину, получив в ответ истекающее полынью и страхом согласие. - Да и мне не помешает. Ну и деньги, конечно, на свивальники-то, без них никуда. Так, госпожа?
Эмма со смешком проворчала что-то невнятное, похожее на "упаси боже", зашуршала одеялом. Скрипнула кровать, когда девушка села на ней. И незаданный вопрос рассыпался порванной ниткой бус по доскам пола.
- Сколь же хотите? Ваш брат сто двадцать запросил, - приободрившись, спросил Бисли.
"Полная плата за половину работы?"
Раймон мысленно присвистнул. Рысь неплохо устроился. Определённо, стоило поговорить об этом с Робом, и дело было даже не в деньгах. Одно дело - отпускать импа, которому и блюдца молока хватит, другое - оставлять гнездо хобий. С коконами. За такое могли пострадать и те, кто проезжали следом. А бывало, что и страдали. Ещё он отметил, что крестьянин, несмотря на потрёпанный вид, даже не вздрогнул, говоря о сотне фунтов. Интересная деревня. Раймон кивнул.
- Столько и хочу. Цена за таких тварей верная, ничего не сказать.
- За внучку - не жалко, - кивнул крестьянин, - чтоб похоронить по-человечески хотя бы.
Эмма мягко ходила по комнате, шелестела юбками, успев одеться, что делала теперь почти мгновенно, укладывала вещи в сумки и - едва слышно вздыхала - настраивала себя ждать.
- Только, умоляю, не надо меня перевозить. Я вполне способна ехать верхом.
Впрочем, в голосе девушки слышался скрываемый смех, а хрипотца и томность от нее - заставили вздрогнуть крестьянина.
Раймон кашлянул, привлекая к себе внимание.
- Да уж, похоронить - это важно и правильно... А где логово этот с... брат ордена, не сказал? А, впрочем, неважно. С одной стороны, небось, ходят-то, да жертв утаскивают?

* * * * *

- А вот когда я рожала своего младшенького, вообще забавно было, - вспоминала миссис Бисли, подкладывая Эмме очередную порцию очень горячих и ароматных маленьких пирожков, не обращая внимания на то, что предыдущие не съедены, - да вы кушайте, деточка, как птичка ведь, тонкая.
Эмма досадливо вздохнула. Попытки объяснить, что не беременна, всерьез восприняты не были ("и правильно, деточка, не говорите - примета плохая"), к тому же, бесконечная трескотня женщины нервировала, мешала прислушиваться к шагам за дверью, каждый раз зная, что - не его. Но каждый раз надеясь. Миссис Бисли вообще мешала ждать, отупляла, не давала говорить. А когда Эмма взяла в руки вышивание, и вовсе получилось, как в монастыре, с той лишь разницей, что было тепло, светло и очень добро.
- Муж-то, поди, мальчика хочет? - Болтала, меж тем, жена старосты. - Они всегда мальчиков хотят, а девочек любят больше.
На белой ткани, размеченной угольком, из переплетения ирисов и лаванды, постепенно проступал гордый профиль Раймона. Вышивка, начатая в Кентербери, снова скрашивала ожидание и позволяла не вслушиваться в то, что рассказывала женщина. Хватало и ее эмоций - ровной белизны доброты, испещренной сиренью заботы. Миссис Бисли не тревожилась о внучке, пребывая в уверенности, что михаилит уж точно спасет девочку. И что в мире ничего больше плохого быть не может. Думать так Эмма хотела бы, но опасалась. Жене старосты не приходилось раз за разом провожать мужа на встречу со смертью, не приходилось ждать, готовя нити и промывания для ран. Она не знала, что такое отчаяние и беспомощность от одной мысли - "не вернется". А потому, когда на пороге возник Раймон с девочкой в руках, Эмма так и пошла навстречу, с вышивкой, опережая радостно всплеснувшую миссис Бисли, кинувшегося к внучке старосту, буквально вырвавшего её себе.
- Вот и дождались вы своего папулю! - Хозяйка дома выдала эту слащавую фразу, от приторности которой у Эммы свело челюсти, как раз в тот момент, когда она собиралась произнести свое "я ждала". Пришлось рассмеяться и просто потянуть Раймона за собой, в маленькую, но теплую комнатку, где хватило место лишь для широкой, мягкой кровати и сумок. И уже там, помогая снимать кольчугу, она произнесла короткое, радостное и нежное:
- Дождалась!

- Да вы не серчайте, Жанна - девочка хорошая, умная, только сказки шибко любит. Нет. У нас на реке девки эти богопротивные, мавки, объявились. Рыбалку потртят. Уходить не хотят. Вы б поговорили с ними, обучены должно быть.
Эмма вздохнула. Ей отчаянно надоели богопротивные девки с рек, вонючки с помоек и прочие твари, с которыми Раймона призывал сражаться Устав, который он, впрочем, частенько игнорировал. Хотелось простого отдыха, чтобы залечить раны и ушибы, отоспаться и побыть вдвоем. Вместо этого, вопреки желаниям, им предлагалось беседовать с нахальными девчонками, монастырскими ворами и мавками.
- Не хотят... - судя по голосу, Раймон думал примерно о том же. Невзирая на уставы. - А что, предлагали? Беседовали? Пусть даже необученно?
- Рыбаки пробовали. Да девкам этим, известно, одно надо... А по-хорошему не понимают, плюются да грязью швыряются. Ну, и рыбаков утягивают.
Огорчение старосты было таким искренним, что Эмма снова вздохнула и с тоской покосилась на Раймона. С тоской же на него косилась и Жанна. Правда, во взгляде девочки было еще и благоговение, и какая-то недетская жадность.
- А по-плохому вы не пытались? Да и... скольких утянули-то? И давно ли? Вы бы, мастер Бисли, подробнее рассказали, с начала с самого, а я пока и подумаю.
- Так пятерых уже, - проворчал староста, - они давно жили рядом тут, по течению выше. Бывало, и девки дурные к ним топиться бегали. А вот недели три уж как бесчинствуют у нас. Я и Рыси-то говорил, но он отказался, грит, гребостно ему.
Девочка явно пыталась копировать ее, тощую кошку Эмму. Даже сидела теперь также - ровно, откинув голову, будто ее оттягивала тяжелая коса. И ало, яро алкала взгляда Раймона, который на неё не смотрел. Совсем.
- Ага. А три недели назад или чуть раньше, ничего там, выше по течению, не приключалось?
- Да вроде как мельник колдуна нанял какого-то, а тот реку и отравил. Так что, рыба повсплывала.
Теперь Эмма невольно сочувствовала уже мавкам. Им сопереживалось легче, чем мельнику, старосте или вот Жанне, медленно увядающей без внимания своего принца.
Раймон тяжело вздохнул.
- Замечательный колдун, да и мельник тоже, как на подбор... а что, ниже по течению нет места побезлюднее? Куда, значит, девки снова бегать смогут?
- Так ниже Эдж, - удивился староста, - да мы б и не против, пущай живут, лишь бы рыбаков не трогали.
- Да против природы не попрёшь. Ладно, впрочем, поговорить-то можно, - проворчал Раймон и глянул на Эмму, подняв бровь. - Госпожа желает составить компанию в прогулке по реке? Только косу спрятать придётся, не любят они этого. А то придёт такая, да как начнёт ухажёров отбивать... ха. И ведь несмотря на магию же! И на то, что не сплошь дуры тонут.
- Речные прогулки полезны, - сообщила в ответ Эмма, послушно наматывая косу вокруг головы. - Надеюсь, миссис Бисли одолжит мне платок?
- А мастер Бисли скажет, сколько деревня готова заплатить, буде мы сможем вашу проблему решить? - подхватил Раймон.
- Фунтов шестьдесят, наверное, - пожал плечами староста, заставив Эмму улыбнуться его скупости. Бисли ощущал пальцами, как пересыпаются монеты в деревенской казне, как пахнет металлом и теплом.
- А я с тобой!
Молчавшая доселе Жанна встала и, подойдя к Раймону, вознамерилась повиснуть у него на плече, но, встретив короткий взгляд, явно неожиданно для самой себя оступилась и вместо этого наткнулась на спину деда. Раймон же поднялся и кивнул старосте.
- Договорились. Посмотрю, что можно сделать. А девочку лучше заприте, - судя по голову, в то, что это получится, он верил не слишком. - Мавки до такой мелочи охочи. Тогда и хоронить будет нечего, - он помедлил, потом уточнил: - Долгое время.

Неожиданно всплывшая у самого берега утопленница не была похожа на остальных, хотя бы потому что прикрылась юбкой, сплетенной, кажется, из водорослей. При виде нее остальные замолчали, точно их заткнули и почтительно отступили вглубь. Так, что головы только остались торчать на поверхности.
- Звал? - Поинтересовалась она, плавно поднимаясь на ноги.
Эту не интересовали ни ленты, ни Раймон. По Эмме она скользнула холодным, с зеленью интересом - и только.
- Звал, - подтвердил Раймон, кивнув - вежливо, пусть и неглубоко. - Михаилит Фламберг. Поговорить бы стоит, потому как жалуется староста Уошбрука, что рыбаков утягиваете.
- Тот самый? - Королева мавок изумилась искренне, совершенно по - человечески, удивив этим и Эмму. Яркой, оранжевой вспышкой прокатилось по ней это изумление, вызвав чуть нервный смешок. - Фламберг? Дорого, должно быть, мы обойдемся старосте Уошбрука.
Раймон миг помедлил, потом небрежно пожал плечами.
- Не разорится. К тому же, своё главное сокровище, хм, уже при нём. Надеюсь, навсегда. Но я удивлён. Вроде бы, с вашим народом пути пересекались нечасто... Слухами, видать, полнится не только земля, но и вода?
- Госпожа Ворон и ее слуги ходят везде, - кивнула мавка и улыбнулась, - нам нет дела до фэа, но и о том, что творится в мире - мы знаем. А староста Уошбрука напрасно клевещет. Всего-то двух хамов и утащили.
- Говорил, пятерых, - уточнил Раймон. - Но и два - всё равно не дело. Даже один. Даже если хамы... кстати, а почему - хамы? Кроме происхождения.
Эмма вздохнула и принялась постукивать сапожком по бревну. Переговоры, кажется, обещали затянуться. Мавка лгала и не лгала одновременно. Хамов, кажется, было больше и они действительно хамили. Смешок адресовался одновременно Раймону и - получившейся скороговорке-парадоксу. "Хамы хамили". Забавное сочетание.
- Может, и больше двух, - неохотно созналась королева, - ну так они девочек за волосы тащили, а одну даже прямо на берегу разделали! Как... как кролика!
Раймон бросил короткий взгляд на Эмму.
- Совсем не по-соседски, согласен, - он потёр подбородок, пожал плечами снова. - Лучшая проблема - та, которую решать не мне. Если деревенские не будут лезть сами - ты сможешь удержать своих девочек? Не обязательно же вам именно их есть.
- С этим-то, - мавка похлопала ладонью по груди, там, где у людей находилось бьющееся сердце, - не поспоришь. Девочкам надо что-то есть. Мельник давал нам двух овец, мы взамен не трогали работников и даже очищали колесо. Пока не продал мельницу.
- Не лжет, - не выдержав долгого молчания, проговорила Эмма вполголоса, упрекая саму себя за то, что обнаружила дар снова.
- Ага. Мне начинается казаться, что проблема не требует вмешательства ордена, - проворчал Раймон и кивнул. - Пожалуй, я в настроении ещё поговорить со старостой. Авось получится обойтись ему ещё дороже.

- Синантропная нежить, - негромко заметил Раймон, когда они отошли достаточно далеко, оставив позади и мавок, и берег со льдинами. - Они ведь могут сосуществовать с людьми без особенных проблем. Даже работать способны. Всех-то дел - договориться, и всем выгодно. Правда, уже не имп, тут блюдечком молока не обойтись, но всё-таки.
- А ведь староста не врал, - задумчиво сообщила Эмма, согласно кивая его словам. - Он или не знал о хамах, или врет так, что верит сам.
Раймон хмыкнул.
- Не удивлён. И всё же, хотелось бы, чтобы деревня как-то договорилась. Пусть старейшина не знал - но управляет здесь всё равно община. Вдруг поймут, что им выгоднее? - если он и верил в подобное, то тщательно эту веру скрывал. А вот скепсис в голосе звучал открыто. - Там ведь часть и из их деревни, в конце концов.
- Уезжать, наверное, поздно? Снова в ночь. Признаться, мне надоело соглашаться и тут же опровергать, что беременна. И девчонка эта тоже - надоела.
Она не жаловалась, просто рассуждала. Говорила, хотя горло и саднило до сих пор, точно душили изнутри. И ныл бок, и зудели синяки на руках. Но говорить хотелось, пусть даже и не совсем о том, что волновало. И в объятия хотелось почти нестерпимо, но с этим нужно было подождать. А еще Эмме остро не хватало тех платков, которыми они прикрывали речь и чувства поначалу. Несмотря на то, что сама сдергивала их один за другим. Не взирая на то, что покрывала эти отдаляли, сближая. И даже то, что последний из них исчез недавно (а казалось - вечность прошла!), не смягчало чувство утраты чего-то важного. А может быть, и не важного, а Эмме просто хотелось загадок, будто бы их было мало в жизни.
- О, да, Жанна, - Раймон бросил на неё взгляд искоса. - Ты знаешь, если бы она стала живой неожиданностью, её пришлось бы отдавать в орден. Магистры давно, кажется, поговаривали, что надо бы, надо девочек... в этом случае её вполне могли бы отдавать в подопечные. Представь, стала бы почти дочерью! Как там говорил староста: хороший, умный ребёнок, который любит сказки. Почти мечта.
Эмма задумчиво глянула на него и улыбнулась, прижимаясь к плечу.
- Куда уж неожиданнее? Но я, пожалуй, помечтаю о такой дочери после. Когда-нибудь. Не сейчас.

Это заставило Раймона помедлить.
- Верно, - он задумчиво потёр подбородок. Эмма была права. Не заплатят. Даже не поверят. И, если делать всё правильно, даже не узнают, что случилось. - Хотя я почти уверен, что без этой неведомой зверушки смогу уговорить старосту... хм, если от него что-то осталось ещё... в общем, заплатить за разговор с мавками. А вот бесхозная душа, которая вселяется в детей и при этом черна настолько, что разрабатывает подобные планы, конечно, дело иное. С другой стороны, - он потыкал носком сапога подол жёлтого платья, - чёрная душа... дорогая, признаться, мне это кое-что напоминает. Никого иного, как Крессла и всю их милую группу. Есть в этом некий знакомый отпечаток, не находишь?
- Нахожу, - вздохнула Эмма, устало кивнув, - от этой девочки даже ощущение такое же, как в Билберри. Но я это поняла только сейчас, когда ты сказал об отпечатке.
- Что приводит нас к интересным вариантам на тему оплаты, - пробормотал Раймон, и со вздохом глянул по сторонам, уделив особенное внимание тщательно задёрнутым двойным занавескам на дорогих стеклянных окнах. По запертой крепкой двери. Вздохнул снова и добавил морок, окутывая комнату непроницаемой пеленой. - Князь Велиал, ангел от Престола Его Агриэль, сдаётся мне, тут у меня в ногах валяется вкусная, тёмная душонка из ваших.
В наступившей тишине с потолка упала золотистая капля, но до пола не долетела, превратившись в искру, закружившись снежинкой на ветру, хотя воздух в комнате был спокоен. Искра, золотом пометавшись по комнате, вспухла каплей снова, увеличилась и вспыхнула, ярко, обжигающе, заставляя зажмуриться. А когда свечение угасло, то на дощатом полу стоял Велиал. Судя по изумленному взгляду Эммы - похожий на своего призывателя настолько, что можно было бы принять за братьев. Но все так же одетый в черное, расшитое цитринами, отбрасывающими отблеск в желтые пустые глаза.
- Торопыга, - приветственно кивнул демон, с интересом озираясь и похабно улыбаясь Эмме, - очаровательная дама. Не слишком вкусная душонка.
- Торопыга, - с этим спорить было бессмысленно. Сейчас торопиться хотелось особенно - от усталости и внешней, и внутренней. Казалось, даже ушиб начал внезапно болеть сильнее. Ну почему это не могла оказаться просто хорошая деревня со стаей хобий под боком? Взгляд Велиала, брошенный на Эмму явно специально, неожиданно раздражал тоже. Хотя и не должен был. - И дама очаровательна так, что и словами не выразить. А вот душонка в этой оболочке, - он коснулся сапогом девочки, - ну, если вы говорите, что невкусная... сколько ваша братия её дожидается? Думаю, не первую жизнь. Чужедушцы-то дичь редкая.
Демон мягко, с явным наслаждением, прошелся по комнате, стараясь ступать по одной половице, с оттенком брезгливости рассмотрел занавески и потыкал пальцем в морок. А затем, развернувшись, улыбнулся так, словно Раймон пошутил о чем-то милом. Например, о пушистых зайках.
- Что такое сотня лет для вечноживущих? - Вопросил он, улыбаясь. - Ждали ведь, не торопились.
- Ну, тогда и в самом деле торопиться некуда, - развёл руками Раймон, - хоть до второго пришествия пусть тела меняет. Поймаю во что-нибудь покрепче, другой пользы с неё и нет, выходит.
Велиал пробежался обратно и остановился прямо напротив, глядя в глаза.
- Не поймаешь, - неожиданно серьезно сообщил он, - и не потому что торопишься или сил не хватит, а потому что это - Мария-врачевательница из местечка Кальчинато. Слышал о такой?
- Дьяволопоклонница, детоубийца, врачевательница, - медленно проговорил Раймон, скорее для Эммы, вспоминая то дело с невиданно мягким приговором. И снова, ещё как тогда, читая процесс, задумываясь о том, не нашла ли Мария способа влиять на инквизиторов даже в тюрьме. Теперь же добавились мысли о том, кто же сгинул в клетке в её теле. - Действительно, что же такое - сотня лет... только, чего же она ко мне прицепилась.
Расхаживающий во время раздумий и речи Раймона демон снова пристально глянул на молчащую и спокойно наблюдающую за ним Эмму и усмехнулся.
- Как и не монашка, - кивая на девушку, пожаловался он, - даже скучно. Не боится, не молится... изучает. Мария же ко всем цепляется, кто ее спасти рискнул. Есть у переселенных душ особенность такая - влюбляются в спасителей. Как помог ей тогда молодой монах бежать, так и пошло... Хорошо, торопыга, ты устал, а потому не будем долго торговаться. Чего ты хочешь за то, что возвращаешь преисподней причитающееся нам уже давно?
Раймон помедлил. Как ни парадоксально, об этом он заранее не подумал. Что говорило и о торопливости, и об усталости. Ещё услуга? Деньги? Зарытый где-то клад? Поместье в глуши со стаей лесавок рядом, если станет скучно? Он внезапно улыбнулся, как не случалось уже давно - несколько дней, наполненных охотой, нападениями и ложными следами.
- Да забирай ты эту Марию. Просто так. Только ребёнка оставь. И мы с совсем-не-монашкой, моим милым михаилитом в юбке, которым я до невероятности горжусь, разгребём остатки и поедем дальше.
- Торопишься, а в долг все равно вогнал, - без тени скуки и сожаления сообщил ему демон, - договорились.
Исчез он просто, без вспышек и прочего фанфаронства, не подходя к Жанне даже. Но сразу после исчезновения Эмма вздрогнула и удивленно сообщила, бережно поднимая девочку:
- Она совсем младенец. Боится, холодно и хочет, чтобы утешили.
- У неё для этого будут целых два оч-чень любящих человека.
Раймон пробежал пальцами по голове сначала старосты, изучая остатки магии, потом, медленнее, занялся его женой. Той пришлось хуже, что было почти странно. При всей аккуратности работы, которой можно было только восхищаться, именно женщине пришлось хуже, хотя требовалось ей гораздо меньше мороков, окутавших и перенаправивших любовь к детям на Жанну и только Жанну, до слепого обожания и желания выполнять любые капризы. Снять эту сеть он не мог, но подправить - пожалуй. Касание тут, касание там, и люди, свободные от контроля, пусть и отвыкшие за эти годы от свободы воли, всё же будут любить внучку именно как обычную девочку. Заботиться о ней, думать о том, что для неё лучше. Например - жить в деревне, которая не воюет с мавками. Догонять других детей после того, как так вот странно подействовал на Жанну яд хобий. С задержкой. Бывает. Всюду чёртовы мутанты, вот ведь закавыка. На магию ушло немало времени, зато, закончив, он довольно кивнул. Староста не останется пускающим слюни идиотом, а что будет теряться в сложных вопросах, выходящих за рамки привычного - пусть. Лучше, чем быть пустой куклой. Всё-таки чужедушица своё дело знала отлично. Другой специалист просто искорёжил бы всё прямыми приказами, но не Мария. Врачевательница подсказывала, связывала, а не рвала и ломала. Мастер. И работать с настолько податливыми разумами, да ещё спящими, тоже было совсем просто. Особенно после того, как с плеч свалился лишний груз, унесённый демоном. Который за это остался ещё и должен. Красота. И никакого предназначения. Эта же лёгкость заставила почти протанцевать к Эмме, несмотря на боль в боку, положить подбородок на плечо, сдув мешающий локон.
- Хочу ванну. И выпить. И, возможно, сказку.

14 января 1535 г. Бермондси.
Понедельник
Возраст Луны 10 дней, Нарастающая Луна 4 дня до Полнолуния

Бермондси, въезжать в который пришлось снова через Лондон, казался осиротевшим. Точно его покинул добрый гений, заставлявший маленький городок жить и дышать. Загадка прояснилась быстро - первый же стражник, которого спросили, как проехать к управе, сообщил, что констебля Клайвелла потребовал в защитники некий Гарольд Брайнс, а потому его на месте нет. А монастырь, он, конечно, стоит. И в нем даже живет еще мать-настоятельница с малым числом сестер, а иных монашек кого михаилиты прибили, кого твари сожрали, а кого и люди Кромвеля по тюрьмам растащили. И вот тут Эмма устроила настоящий бунт, стоило отъехать от стражника. Наотрез отказываясь даже издали смотреть на аббатство, она упрямо поджала губы и нахмурила брови. Впрочем, отстаивала свою точку зрения она твердо и спокойно, даже ласково.
- Я не смогу туда войти, - говорила она, пряча глаза, - слишком не все равно. Слишком радует то, что произошло с ними. Единственная, кого я бы пожалела - это сестра-привратница Клементина, страдавшая там также, как и я. Ведь не сдержусь при виде аббатисы, Раймон. Не знаю еще, что сделаю и скажу, но - не сдержусь.
Раймон секунду помедлил. Слова Эммы стали и неожиданными, и нет. И всё же, даже без учёта того, что ой как не хотелось оставлять её одну в таверне, даже в Бермондси - особенно в таком Бермондси... или просто оставить одну. Он задумчиво покивал.
- Когда горел отец Августин, я очень, очень радовался. Слишком. Плохо, наверное... но, Эмма, не убьёшь же ты её... - он помедлил, прикидывая варианты, - наверное. Но всё ведь куда проще, так? По выбору. Разбираться с последствиями - или испугаться себя и разделиться. Мне - в монастырь, тебе - в таверну. И последнего - не хочется. Потому, что слишком.
Эмма злобно покосилась на его сапог, но пнуть не решилась, лишь вздохнула, согласно кивая и сворачивая на неприметную улицу.
- Здесь короче будет. Я не хочу разделяться, но... Хочешь, я угадаю, что она скажет, увидев меня? О греховности, о михаилитской подстилке, о необходимости покаяния и епитимьи. О том, что я - прогнившая, заблудшая дочь дьявола, которую нужно сжечь на костре, но за неимением сгодятся и розги. И что в одиночестве, в строгом посту каяться - лучше. И, быть может, тогда простятся мне грехи мои и пойму я всю сладость покаяния. Ты уверен, что после этого ее не убьешь уже ты?
Судя по лицу девушки, именно это и говорила аббатиса после той охоты на анку.
- Убить эту святейшую женщину, я, может, и не убью, но искушение будет велико, - признал Раймон, подстраиваясь под шаг. - Что делать. Придётся потом бежать за море. Или за несколько морей. В какой стране предпочтёшь скрываться?
- Ты что-то говорил о вновь открытых землях, - Эмма улыбнулась, прижимая Солнце так, что смогла положить свою руку на его запястье, - Как думаешь, они достаточно далеко для поместья в глуши?
- Достаточно, - улыбнулся Раймон. - Несомненно. Что же, решено. Осталось только убить аббатису для повода. Или достать венец, если она, каким-то чудом, выживет.

Раймон хмыкнул в голос.
- Вот Жанна бы обрадовалась. И всё же, при чём здесь славный Робин? Да ещё ведь, кажется, это всё из разных песен, слитых в одну. Уэльбек... славный Ноттингам. Значит, говоришь, гобелен, камешек этот беду отводил? Странно, что мне совсем не хочется его касаться. Словно шепчет что на ухо. Остерегает.
- Для венца Альфреда ты, должно быть, иноземец, - рубин приятно согревал руку теплым, живым огоньком, - а в этой обители - еще и грабитель. Пожалуй, - Эмма сжала ладонь в кулачок, - тебе и не стоит этого всего касаться... Норманн.
Раймон тяжело вздохнул.
- О, и английские девушки мне теперь тоже заказаны? Жаль, жаль. Только начал привыкать к прелестям завоевательных походов, грабежам, краже послушниц...
- Жаль, - согласилась Эмма, отрезая прядь своих волос кинжалом и заматывая в них рубин, - братья вашего ордена ведь привыкли путешествовать с гаремами...
Увязав сверток в платок, который так и не вернула Циркону, она поспешно протянула его Раймону, ощущая приближение настоятельницы.
- Не сгорю ли теперь, прикоснувшись к тебе? - поддразнил Раймон, высокопарно подделывая тон под менестрельский лад. Камень исчез в кошельке мгновенно, заставляя предположить, что в ордене помимо похищения девушек обучали ещё и фокусам. - Кажется, это требуется проверить. Но, наверное, не здесь.
- Можно попробовать выяснить это заранее, - не продолжая, Эмма привстала на цыпочки, приникая к Раймону в поцелуе. И со злобным наслаждением чувствуя, как задохнулась возмущением и яростью мать-настоятельница, как полыхнула вожделением и смущением послушница София. Как заметалась от любопытства и жажды рассказать об увиденном хоть кому-то сестра Екатерина. Впрочем, злоба ушла быстро, а на ее место пришло равнодушие к этому курятнику и миру. Что ей за дело, злятся ли они, завидуют ли, если сама Эмма парит в недосягаемой им высоте, возносимая руками Раймона?

Великий Магистр, которого когда-то звали братом Филином, а до этого - Рупертом фон Теком ждал его в наставнической, полукруглой башенке, где так часто драли за уши, задумчиво рассматривая царапину на полировке не покрытого скатертью круглого маленького столика светлого дерева. Да и сам он был, как это дерево - светловолос, белокож и покрыт шрамами. Даже скатертью был не покрыт также, но зато одет в светлую рубашку и светлые же штаны, заправленные в мягкие коричневые сапоги.
- Мальчишки, - посетовал он, указывая стул напротив и наливая в кубки темное, почти черное, вино, - садись, Раймон, без чинов. Прошу вас, леди.
- Без чинов? - удивился Раймон, усаживаясь и принимая кубок, от которого исходил густой, тягучий запах винограда и летних фруктов. - Ладно. Впрочем, если великий магистр неофициален, то брат Филин может и сказать за бокалом вина, чем на этот раз виноват брат Фламберг, а Руперт фон Тек - ещё и дать за это по шее Раймону де Три. Но когда все трое поят вином и сетуют на других... мальчишек, то становится совсем подозрительно.
Триединый магистр хмыкнул, наблюдая за тем, как усаживается Эмма, придвигая стул ближе к Раймону, как кладет свою руку на его запястье и пригубил из своего кубка.
- Бойд назвал тебя преемником на случай, если не вернется однажды с тракта, - сообщил он, вздохнув, - не скажу, что капитул доволен его выбором.
- Умные люди заседают в капитуле, - с таким же вздохом ответил Раймон. Капитул мог, конечно, возразить против такого преемника, но он подозревал, что всё равно всё вышло бы по-цирконьему. Конечно, в смерть Бойда от лап какой-нибудь твари не верилось ни на грош, но почти хотелось придушить его лапами собственными. Даже не упоминал ведь про это. Преемник. Вот tolla-thon.
- Умные, но осторожные, - покачал головой фон Тек, точно услышав его мысли, - не захочешь - никто неволить не станет, хотя Роб, должно быть, тогда нас с того света достанет, буде это случится. Но и назвал-то он тебя не просто так... Через два - два с половиной года мы собираемся снарядить несколько кораблей. В Новый Свет. Земли неизведанные, воистину новые, и лучше бы нам там быть вперед наших братьев из других стран. В первую очередь поплывут женатые, молодняк, крестьяне, скотина, продовольствие. Все необходимое для создания колонии. Вести будет Роб наш Бойд, кому же еще? И если ты согласишься пойти с ним в новые земли, то тебе поднимать там его меч. Или вести за собой людей, если он не вернется... К примеру, вот из этой, - магистр умолк, явно подбирая слово, - поездки.
Раймон негромко хмыкнул и поднёс к губам кубок, смакуя вино. Без чинов. В определённых случаях это означает только отсутствие парадной посуды, ливрей и куртуазных любезностей напоказ. Великий магистр - не брат Филин и тем более не Руперт фон Тек - вполне мог вместо двух с половиной лет назвать срок в два с половиной десятилетия. Здесь и сейчас, до венца - до Самайна! - это не значило ровным счётом ничего. Равно как и то, что он никак не годился на роль человека, который будет вести за собой других. Или управлять строительством колонии - по сути укреплённого, если не воинского поместья. В шотландском стиле. Чёртов Бойд. Ну зачем ему понадобилось набрасывать на сказку... нет, сдирать с неё флёр, открывая грязную, в нештопаных дырах, реальность? Почему? Особенно теперь. Роб Бойд едва ли сделал бы хоть что-то, не подумав. И, всё же... зачем? Крепкое вино горчило, и язык от него едва заметно, но всё же немел, запирая огонь в груди. Окружая прохладой ладони Эммы на руке.
- Два года с половиной - долгий срок.
- Долгий, - и не подумал спорить с очевидным магистр, - при нашем ремесле он вообще может быть всей жизнью. Насчет преемничества договаривайся с Бойдом сам, - фон Тек задумчиво заглянул в кубок, точно надеясь найти там этот договор, - но тебе и леди де Три это предложили бы все равно. По крайней мере тобой, как воином, мы можем гордиться.
- Приятно видеть, что дела ордена налаживаются, - заметил Раймон. - В конце прошлого года казалось... иначе. Точно не думалось о подобных экспедициях всего через несколько лет. И Форрест-Хилл выглядит совершенно по-новому.
- Пожалуй, я не буду рассказывать тебе о дыме и зеркалах, Фламберг, - магистр не столько пил вино, сколько рассматривал поверх кубка Эмму, ненавязчиво и без любопытства, скорее оценивая, - всегда можно изыскать резервы, найти пайщиков. Уговорить брата-казначея, наконец. Конечно, легко не будет, но... Оно того стоит, ведь. Думай, и если согласен - постарайся не умереть за эти два года. Если не согласен - все равно выживи. Слишком тяжело терять вас. Всех.
Рука Эммы дрогнула, пальцы сжались на обшлаге рубашке, как всегда бывало, когда она понимала искренность слов собеседника. Девушка вопросительно глянула на Раймона и вздохнула, улыбнувшись.
- Оно того стоит, сомнений нет. И обещаю подумать. Уже думаю. К слову, обо всех, - Прежде, чем продолжить, Раймон помедлил. Такой перевод темы после упоминаний о преемничестве отдавался лёгкой головной болью, но сказать было нужно всё равно. - Довелось несколько дней назад заехать в Уошбрук, деревушку не так далеко от Глостера. Гнездо хобий, мавки, ничего особенного. Проблема в том, что незадолго до нас там проезжал Рысь, содравший за тех самых хобий полную цену - и оставивший в живых беременную самку и двух молодых самцов. Хватило такой зачистки ровно на неделю.
Фон Тек тяжело вздохнул и надолго задумался, кивком показывая, что услышал и понял. Все это время, пока он, почти не мигая, смотрел в одну точку, пальцы Эммы лениво обрисовывали спирали вокруг шрама от зубов лесавки, а сама она, устало приникнув к плечу, внимательно наблюдала за магистром.
- Как ни крути, - наконец, вздохнул верховный, - а выходит, что снова Бойду мчаться, когда вернется. С Рысью давно пора что-то делать. Спасибо, Раймон, капитул подумает. Ступай, вы устали с дороги, должно быть.
- Сам не верю, что это говорю, - медленно продолжил Раймон. Подниматься со стула он не спешил, но обнял Эмму за плечи. Уютнее, - но испытываю большое желание при встрече набить ему морду. С одобрения капитула, или без. Вполне себе "что-то делать". В иной деревне ведь после такого могли бы и вилами встретить.
- Не возражаю, - одобрительно улыбнулся верховный, адресуя улыбку не столько словам, сколько, кажется, объятиям, - Ворону, впрочем, это не помогло. Как дурил - так и продолжает. Но, все же, не отказывай себе в удовольствии.
- К Ворону, паскуднику мелкому, - вспомнив взгляд, услышав слова, Раймон ощутил, как в душе снова зашевелился Фламберг. От одной тени, - я и пальцем не прикоснулся, хотя и стоило бы. Что он опять?
Эмма вздохнула и недоуменно глянула на него. Недоуменно же и даже изумленно воззрился и фон Тек.
- Как всегда, - медленно сообщил он, - драки, пьянки. Пара дуэлей. Желаешь разобраться или все же преждевременно кресло Бойда примеряешь? Надо же, даже слова те же...
- Нет, - вздохнул Раймон, всё-таки вставая и поднимая с собой Эмму. - Не примеряю и не желаю, тем более, что разобраться с ним, кажется, можно только одним способом. Тяжёлым... или не очень, но всё-таки.

15 января 1535 г. дорога на Лондон и Гленголл
Вторник
Возраст Луны 11 дней, Нарастающая Луна 3 дня до Полнолуния

Выезжать из Резиденции пришлось под восхищенно-удивленные взгляды юнцов, сопровождающие каждый шаг Эммы. Определенно, визит леди Фламберг - де Три, столь смело переодевшейся в мужское, еще профланировавшей в таком виде через двор, воспитанники запомнили надолго. Впрочем, Раймону досталось не меньше внимания: брат Фламберг, удостоенный громкого прозвища Палача, в глазах мальчишек выглядел чуть ли не кумиром, и за право привести лошадь едва не началась драка. Суматохи добавляли щенки Девоны, суетливо и деловито шныряющие между ног и весело потявкивающие. Когда, наконец, удалось покинуть замок, солнце стояло уже высоко.
Река, отделяющая Форрест-Хилл от леска, лениво журчала подо льдом, вышвыривала белесую пену в полыньи, выплескивалась верховодкой на лед и застывала причудливыми наростами, напоминающими замки и горы. Когда лошади ступили на мост, Роза всхрапнула и запрядала ушами, как всегда бывало, когда она чуяла нежить. И почти сразу же из воды послышался голос королевы мавок из Уошбрука.
- Фламберг! - Утопленница выглянула из проруби, осторожно озираясь, - спасибо тебе!
Раймон натянул поводья и улыбнулся. Благодарности, не приправленные звоном золота, михаилитам доставались не так часто, тем более - с нечеловеческой стороны.
- За то, что избавил себя от лишней работы? Так это того не стоит, госпожа, хотя доброе слово всегда приятно. Значит, всё уладилось в Уошбруке?
Уладиться, конечно, могло по-разному. Например, поеданием деревни, оставшейся без чужедушца. В это, впрочем, верилось слабо за отсутствием смысла. Но и полностью исключать вероятность в этом мире...
- Они нас не трогают больше, - выплетая из косы ленту, расшитую жемчугом, сообщила она, - дают корову, а взамен мы гоним рыбу и распутываем сети. Мое имя - Эслинн. Назови меня в Самайн, я найду, что сказать в твою защиту. И - лови, для жены.
Лента, сверкнув на солнце перламутром, рассыпая бриллианты брызг, полетела в руки Раймона.
- Благодарю, госпожа Эслинн, - отозвался Раймон, даже не пытаясь скрыть удивление в голосе. Но ленту поймал, не дав упасть на снег. - И за обещание защиты, и за подарок. Рад слышать, что вам удалось сговориться.
Мавка с улыбкой кивнула и нырнула в прорубь, сопровождаемая скептическим взглядом Эммы.
- Не говори, что мне нужно носить и эту ленту, - тихо попросила она, когда лошади отошли достаточно далеко от реки, - глейстиг хотя бы не была утопленницей, и с ней... другое. Я понимаю, что королева мавок не будет просто так одаривать собственными украшениями, тем паче, что других на ней и не было, но...
Аргументы у Эммы, кажется, закончились, она вытянула почти просохшую ленту из рук Раймона и аккуратно убрала в его же кошель.
- Сначала я ее хорошо выстираю, - мрачно закончила говорить девушка, - с мылом.

До памятной таверны с кружкой на шпагате они добрались, сопровождаемые странными взглядами и шепотками встреченных оборванцев, глядевших на Раймона так, будто привидение увидели. Да и в самом трактире, не изменившемся ничуть, их появление произвело фурор сродни гастролям заезжих акробатов. Даже вечно невозмутимый, крысолицый Бабочка, все также протирающий кружки обрывком чьего-то рукава, на миг оторвался от своего занятия и с интересом взглянул. Ю, с отсутствующим лицом изучавшая какую-то записку, восседая на стойке, медленно оторвалась от своего занятия и медленно же, увлекая взгляд водоворотами бедер, подошла к Раймону. Скользнула ладонями по коже куртки, игнорируя возмущенный, яростный взгляд Эммы, и тут же отстранилась, порывисто, точно ветка ивы качнулась от ветра.
- Жив, - потрясенно произнесла китаянка, легко касаясь узкой ладонью его щеки, - а я уж думала - повесили, смекаешь? А ты волен и девочку сюда зачем привел.
Изумление Ю Ликиу, проявляющееся в том, что она сбилась на какой-то странный акцент, вызвало смешок у Эммы и удивленный взгляд у бармена.
- Едва не повесили, - Раймон с сокрушенным вздохом приобнял Эмму за талию и улыбнулся. - Теперь девочка никуда одного не отпускает, вдруг снова кого убью за просто так? Здравствуй, Ю. Нам бы поговорить, если найдётся минутка.
- Не просто так, хоть и жулик, - Ю изогнула в улыбке губы и прищурилась, с интересом оглядывая Эмму, - поговорить можно, если нужно.
Раймон кивнул.
- О чём-то можно, о чём-то и нужно. Сначала - нужно. В лесах под Глостером местечко есть странное, где сидят любители церковных ценностей, да и не только. В общем, Двойка передать просил: вытащить бы его оттуда. Не могу осуждать, местечко то ещё.
При упоминании наемника, китаянка встрепенулась, плавно повела рукой, приглашая пройти к стойке. Теплая улыбка сползла гадюкой с нагретого камня, оставив лишь усмешку.
- Ром не предложу. Уж больно, - у стойки Ю медленно, ручьем по по мелкой гальке, проскользила глазами по лицу, плечам Раймона, по рукам Эммы, - гладкий стал. Таким вино подавай. Без Двойки колода не полная, спасибо. И место я знать... знаю. Так это за твою голову мсье Лист триста фунтов пообещал, выходит? А за нее, - едва заметный кивок на Эмму, - всю тысячу?
- Всего-то? Вот жадина, - прозвучайшая в голосе обида, впрочем, была настоящей лишь частично. Сумма, действительно, для большинства была огромной, хотя и не соответствовала тому, что случилось с наемниками в Глостере. Или так лишь казалось. И к Листу, действительно, стоило вернуться хотя бы для того, чтобы не оглядываться постоянно через плечо. Раймон облокотился на стойку и взглянул на Эмму, подняв бровь. - Кажется, господин Сэм остался недоволен гостеприимством.
Вместо Эммы ответила Ю, перегнувшаяся под стойку так опасно, что казалось, будто рухнет на пол вместе с шаткой конструкцией. Но - не рухнула, вылезла с чисто протертой бутылью и кивнула Бабочке, чтобы разлил.
- Мсье Лист очень недоволен.Очень. Настолько, что слухи дошли и сюда. А если мсье Лист недоволен - доволен Стальной Рик, смекаешь?
Эмма, без стеснения, тени испуга, поднырнувшая под его руку, прижалась и едва слышно, с насмешкой, проворчала что-то о жизни без риска.
- Смекаю. Одобряю и разделяю. А что за слухи? Мы уезжали, как понимаешь, - Раймон с улыбкой чуть пожал плечами, - в некоторой спешке. Не прислушиваясь. Так что с удовольствием бы послушали, как именно недоволен господин Лист, да станет он вскорости осенним. А там и зимним.
Ю неуловимо-плавным движением вскочила на стойку и уселась, чуть прогнувшись в спине. Приглашающе кивнула на кубки, уже алеющие вином, улыбнулась, не разжимая губ.
- Говорят, что констебль, к слову оставшийся в одиночестве, потому что его коллеги сгинули, сошел с ума. Совсем. Поет эту песенку про зеленые рукава и смеется. А перед этим он пришил к полу лучшего морочника Листа, а его псов распихал по сундукам, связав. Да только морочник, как очухался, запел канарейкой. - Китаянка на мгновение закрыла глаза, вздохнув довольно и сожалеюще одновременно, - и про то, как некий михаилит оказался слишком хорошим ткачом сказал, и о том, что этот воин света воспоминания всем поправил. Мсье Лист очень хочет твою девочку. И очень хочет отомстить за своего... морочника.
Раймон поморщился, но тут же одобрительно кивнул, благодарно отсалютовав китаянке кубком. Вино, терпкое и сухое, оказалось неожиданно хорошим. Сама же Ю соответствовала всем ходившим о ней слухам - и с избытком.
- И ведь не помер же, - это удивление было куда менее приятным. Походило на то, что живучесть отродья он недооценил. И это, если подумать, могло оказаться опаснее и целой своры наёмников. Вряд ли та ночь морочнику понравилась, пусть даже человеческая кровь позволила выжить. Никогда с ними не угадаешь... - От кинжала в живот, да так, что через доски прошло. А мсье Лист, кажется, - он усмехнулся уголком рта, - сам не очень понимает, чего хочет. И, кажется, не умеет бить себя по рукам там, где следовало бы?
- Это редкое умение, - серьезно заметила Ю, чинно складывая руки на коленях и наклоняясь вперед, - ты ведь тоже сюда пришел снова не только ради Двойки. Или сплетни послушать. Или девочку показать.
Эмма вздохнула под рукой, тихо, едва слышно.
- Двойке я был должен без долга, так что пришёл бы и только ради этого, - улыбнулся Раймон. - И сплетни всегда приятны, особенно в хорошей компании. Не скрою, было интересно и то, как к этому всему относится Гленголл. Но на том и всё, думаю. Разве что спросил бы я, как можно, если вдруг взбредёт на ум, этого самого Листа найти. И во что подобное обойдётся пришлому чужаку...
В памяти всплыл рассказ Клайвелла о Гарольде Брайнсе, и он, не договорив толком, невольно оглядел зал. Простой квиток от грефье действительно висел на стене, в красивой золочёной рамке, и Раймон почувствовал, как брови сами собой поползли вверх. Несмотря на слова констебля, он всё-таки, кажется, не верил в эту историю до конца. Что же этот странный торговец получил за такую необычную доплату?..
Ю, явно перехватив его взгляд, рассмеялась звонко, бронзовым колокольчиком.
- Мне в Равенсхед надо письмо передать, - внезапно совершенно без акцента заговорила она, - важное. Очень важное, такое, что надо бы с чужаком, от которого его не ждут. Если по пути - договоримся о мсье Листе.
Равенсхед, насколько он помнил, находился в направлении, указанном чёртовой запиской - просто подальше. И, кажется, сильно, если он ничего не путал. Вот уж точно, бешеной собаке... и, всё же, с Листом нужно было что-то делать. Раймон спрятал вздох за кубком. Одно послание сюда привело, другое, кажется, уведёт. Такая симметрия, казалось бы, должна успокаивать, утешать - но как-то не складывалось.
- По пути. А то как же. Так что, отчего бы и не передать, особенно если не ждут. Люблю, когда удивляются.
Ю соскочила со стойки и подошла так близко, что можно было уловить аромат жасмина и тепло тела.
- В Равенсхеде есть лавка со старинными книгами, "Feuille" называется. Если повезет - передашь послание самому Листу. Не повезет - оставишь приказчику, а охоту на мсье я тебе обеспечу.
- И мсье Листу обязательно нужно его прочитать? Это очень важное письмо?
- Нет, - покачала головой Ю, вытаскивая из-за пояса золотой медальон с выбитыми на нем странными, изогнутыми драконами, кружившими вокруг солнца, и протягивая его Раймону, - он просто должен его получить. И осторожнее - у него у прилавка люк для нежеланных гостей.
Раймон кивнул, пряча медальон в кошелек. Магии на нём не ощущалось вовсе. Просто... знак, который, кажется, пояснений не требовал. Он снова взглянул на квиток. Такими вещами явно могли платить только за проблемы. За много, много проблем. Торговца на миг стало почти жаль. Но - почти.
- Благодарю. Если он там будет, то получит, прямо в руки.
- Лучше в глотку, - вздохнула Ю, - ты это умеешь. Я видела.
Улыбнувшись беспокойно взглянувшей на Раймона Эмме, китаянка снова уселась на стойку.
Раймон, предвкушая грядущий рассказ Эмме не о самых светлых моментах бытия, хмыкнул и отпил ещё вина. Всё-таки, пусть она и не выспрашивала, рассказать стоило. Не всегда он был гладким, о, да. А цельным не был никогда - до сих пор. Точно не в те месяцы, когда грянули перемены, и никто не знал, что происходит и, главное, что грядёт. Когда и старшие в ордене отделывались многозначительными сентенциями, а на дорогах проще стало встретить ренегата, чем обычного михаилита. И всё же тогдашнее пустое - случайное - убийство отдавалось ещё слабым уколом совести. Зудением вбитых некогда правил. Но - слабым. Едва-едва. И тогда оно имело куда большее значение, чем сейчас. Сейчас же... он посмотрел на Эмму, на окрашенные кровью виноградной лозы губы, и с улыбкой поднял кубок. Сейчас это, пожалуй, не имело значения вовсе.

Пояс светился, но в комнате вместе с ними находились только женщина с ребёнком. Из видимых существ. Что оставляло не так много вариантов. Самый интересный из которых сводился к очередному импу. Что давало новый виток мыслям о совпадениях.
- Chan e, chan e a-mhàin e*, - простонал ворчливо тонкий голос в углу, и из тени осторожно, прячась за метлу, действительно вышел имп, зачастив, - имп не поганец, имп ничего не знать, имп тут жить, они имп не кормить, имп в тесто плевать. Oighre не трогать имп, да? Имп сам уходить!
Непраздная взвизгнула и выбежала из комнаты, уволакивая с собой изнывающего восторгом и любопытством мальчишку.
Репутация, как выходило, бежала далеко впереди и, для разнообразия, оказалась полезной. "Наследник"? Интересно, чего или чей. Или он путает слово? Раймон подозрительно уставился на мелкого фэа, уперев руки в бока.
- И имп не носить... дьявол. Тебе не поручали доставить никаких статуэток, не велели передавать посланий или чего-то в этом роде? От, хм, Великой Королевы?
- Имп не служить Королева, - с затаенной гордостью сообщил мелкий пакостник, поглядывая на ветчину, стоящую на столе рядом с полукругом хлеба, - имп служить Немайн, Хозяйка Роща. Немайн ничего не велеть. Никто.
Эмма вздохнула с жалостью, отрезая кусочек от мяса и передавая его Раймону.
- Есть хочет. Очень сильно.
- Немайн... та, что с гобелена, что ли? Тоже не самая лучшая рекомендация в наши дни, - проворчал Раймон. - Но раз ничего не велеть, то и ладно. Уже хорошо.
Он присел на корточки и протянул фэа мясо на ладони. Заодно оглядел хижину, но молока видно не было, хотя козы по деревне бегали. И ещё оставался вопрос, годилось ли молоко коз импам. То немногое, что он помнил из рассказов Бойда, слишком перепуталось, чтобы искать там зёрна истины. Чёртовы богини. Уже тогда казалось, что в них и Велиал ногу сломит. Кому-нибудь.
- Хозяйка рощи, говоришь, а не Королева. Но ведь я ей тоже зачем-то был нужен. Но, получается, иначе. Не разъяснишь?
Рассчитывать на ответ от импа, конечно, не особенно приходилось, но мир был местом удивительным и непредсказуемым.
Имп проковылял и не сразу, отдергивая лапку, с опаской взял ветчину. Чинно усевшись на лавку, он принялся аккуратно жевать кусочек, согласно кивая каждому слову.
- Имп не знать. Немайн не велеть трогать Oighre, Teine Òga. Никто. Иначе, - фэа выразительно провел пальцем по собственному горлу. - И жена воин не трогать.
- Хм. Это, конечно, правильно... - медленно ответил Раймон. - Хотя и неожиданно. Но приятно. Только ты говоришь - Oighre. Наследник? Наследник чего? Или кого? Почему такое прозвание?
- Fuar a'Ghaoth, - удивился имп так искренне, точно пояснял давно известные всем вещи, - не любить фэа. Совсем. Бить сапогой, - замолчав и поморщившись так, будто его уже били "сапогой", пакостник потер бок и продолжил, - убивать. Редко жалеть. Редко добрый. Назвать воин - сын. Воин тоже не любить фэа, убивать, чашка в глотка. Наследник. Молодой Огонь.
- Fuar a'Ghaoth, Canan Ard? Доводилось слышать такие слова, ничего не скажу.
Называет сыном, не любит фэа. Почему-то Раймону казалось, что речь идёт вовсе не о папаше де Три, породившем трёх сыновей, в числе которых Раймон стал младшим. И не о его двух братьях, которые никогда не испытывали чрезмерного интереса к племяннику. И ощущение это, осознание не нравилось ему совершенно. Напрочь, до холода под ложечкой и зуда в пальцах. До накатывающего равнодушия, прикрытого улыбкой. В нос отчётливо шибануло можжевельником, и Раймон встряхнулся. - Интересно, очень. Но, правда, мало кого и я люблю. А, всё же, чашки в глотку - не всем достаются.
Ещё кусок мяса он отрезал сам, скользнув пальцами по руке Эммы. Девушка уцепилась за запястье испуганно, удерживая и притягивая к себе, заглядывая в глаза.
- Не надо, не во Фламберга.
Удивление вспыхнуло причудливым цветком, свернулось вокруг, и Раймон приостановился, склонив голову.
- Почему?
- Потому что, - теплые ладошки Эммы медленно перетекли к его шее, да и сама она прижалась к нему, все еще глядя испуганно, - феникса не портят ни отрастающие перья, ни новое обличье. Ты не стал бы иным, скажи тебе это не имп сейчас, а он, в детстве. И он не стал бы иным. От того, что кто-то когда-то был кем-то... Этот человек не перестает быть другом. Отцом. Добрым гением за спиной. Я в детстве тоже слышала эту историю от няньки... Ну скажи, ты отказался бы от меня, если вот этот имп скажет, что я - фея Мелюзина?
Раймон невольно фыркнул.
- Для этого я, кажется, слишком часто видел тебя купающейся. Но пример неудачен. Фея, сколько я помню, никакого отношения к нашим прекрасным кельтам не имеет. В отличие от Тростника, к которому вопросов в итоге куда как больше. И каждый раз я не могу не спросить: а о чём ещё он молчит - и просто делает? Что ещё стоит за плечом, кроме векового прошлого, преемничества этого, этих стрел. Что ещё там, за слоями, кроме дружбы, наследства. Но, впрочем, и с Мелюзиной импа мне было бы мало. Поэтому и второй раз скажу: возможно, это всё лишь кажется после иллюзий, от которых течёт и плавится мир, как песок под волнами, - помедлив, он усмехнулся. - К слову, Мелюзина тоже роли поменяет. Если ты - это она, теперь будешь спасать от похитителей. Дракон, как-никак.

----
*нет, о нет! (гаэльск)

Постоялый двор Уэльбека. После полудня. И после ванны, разумеется.

Расчесывать волосы, в порядке мелочной мести, Эмма доверила Раймону, всучив гребешок и усевшись на колени, тем паче, что время до нового его визита в монастырь было. И тут же растаяла, разомлела от тепла, от стука его сердца, от рук, от покалывания щетины, когда прижалась к подбородку губами. Из головы, точно по волшебству, вылетели мысли о магистре и его неожиданно открывшемся прошлом. О Новом свете и преемничестве. О Ю и мсье Листе. Обо всем вылетели, оставив лишь двоих. Кольцо, разомкнутое было недавней перепалкой, сомкнулось снова. Прокладывая губами дорожку от подбородка к шее, от шеи - к уху, Эмма едва слышно вздохнула и спросила, чуть отодвинувшись от Раймона, чтобы удобнее было дотянуться до губ.
- Я обещала не спрашивать, но... Ты в Тауэр попал из-за убийства в доках?
Спросила, точно хотела знать ответ, будто он был важен. Будто не пролилась однажды ночь признанием, невозможно согретым его губами и огнем костра. Каждым выдохом, каждым касанием по сей день порождающим лишь один вопрос: как жили без этой зимней весны на двоих? Как прожить без нее дальше, если... Эмма обвела пальцами вышивку рубашки, скользнула ими в распахнутый ворот, не отказывая себе в удовольствии погладить шрамы. Никаких "если". Доверять - во всем. Они оба нуждались в этом хрупком, недоверчивом доверии, в этом горьком счастье одиночек, неожиданно осознавших, что вдвоем - сладко.
- Да, верно. В доках - лёгкие деньги и тяжёлые одновременно. Если нужно, чтобы не задавали лишних вопросов, то лучше места не найти. А деньги мне нужны были позарезу. Тогда как раз в порт пришёл торговец, и команде должны были заплатить за рей Ошс, ну а моряки просаживают деньги на три вещи: женщин, вино и - это меня особенно интересовало тогда - кости. Особенно там, где не посмотрят косо на толику магии... если не попадёшься.
- Жулик, - подражая Ю, не позволяя себе и тени упрека, проворчала Эмма, ласково взъерошивая волосы на затылке. Хотелось сказать о том, что упрекая своего Бойда в скрытности, Раймон и сам умолчал ему о тюрьме и о демоне, руководствуясь, разумеется, своими мотивами. И что вопрос этот - всего лишь повод - серьезный, до скуки - пригладить ершистого Фламберга. Но произнесла иное, сдержалась, лишь улыбнулась своим мыслям, - мне снова ждать тебя вечером?
- Не знаю, - неожиданно серьёзно ответил Раймон. - Чую я, что-то в этой обители не так. Мало того, что собаки, так и не берегутся они так, словно... нужды нет. Признаться, я бы предпочёл сюда вернуться позже. Просто, ночью, не заезжая в таверну, не гуляя предварительно по галерее и не проявляя интереса ко фрескам. Или даже просто утром, открыто, как чета де Три, размахивая письмом от Кранмера.
- Служанка, что носила воду, говорит, будто они оберегаемы святой Этельгивой, которая, кстати, дочь Альфреда, - поморщившись от досады на этого короля, настолько плотно вошедшего в их жизнь, что говорить о нем приходится постоянно, Эмма вздохнула, - будто бы побывала она тут, еще будучи игуменьей монастыря в Шафтсбери, благословила - и с тех пор ни воры, ни нечисть не тревожат эту обитель. Ты знаешь, в резиденции, пока брат-библиотекарь искал травник, оказавшийся почему-то среди философов, я полистала книгу об Альфреде. Монастырь этот, где дочь его была игуменьей, был вторым, который он основал. Король вообще понастроил их великое множество и, кажется, был ревностным христианином.
Эмма задумалась, осмысливая странную догадку, что они зря мечутся по монастырям, следуя подсказкам. На мгновение ей показалось, что подсказки только уводят в сторону, ведь рубин, что хранился у Раймона в кошеле, они нашли в Бермондси, о котором вообще не было никаких записок, напротив, из него неведомый ловкач отправил их в Кентерберри. Додумать помешал шум за окном. Неохотно соскочив с коленей, Эмма выглянула в окно и оторопела. С криками, проклятиями, все немногочисленное мужское население Уэльбека, состоящее сплошь из крепких здоровенных парней с вилами, тащило двух скромно одетых мужчин. "Дьяволы Кромвеля!" - шумели мужчины, а сопровождающие их дюжие монахи сурово крестились и читали молитвы.
- Кажется, письмом размахивать нельзя, - задумчиво откомментировала увиденное Эмма.
Раймон согласно вздохнул.
- И воры с тварями не тревожат, и беременности дева Мария слезами наплакивает. Воистину, чудесен сей монастырь. Даже любопытно на эти слёзы взглянуть. Такая святыня. Да ещё непрерывно сочатся, кажется. Жаль, сами не покажут.
- Паломникам, ищущим благости - покажут, - рассеянно сообщила Эмма, наблюдая за тем, как кромвелевых дьяволов вешают на раскидистом дубе. - Ибо грех скрывать от страждущих то, что может принести утешение. Но это, к сожалению, не даст ответа на то, что хранится в полу и фреске. Раймон... Что, если эти загадки только уводят от венца? Они написаны так, что не оставляют даже раздумий - везде указан монастырь. Если бы ты прятал что-то, чего не должны найти, ты писал бы места, где оно спрятано?
- Нет, - признал Раймон, обнимая её за талию сзади. - Но что у нас есть, кроме этих подсказок? Рубин в гобелене оберегал, помогал. Искать святые реликвии, что скрытые, что тайные? Долго путешествовать придётся. Разве что сосредоточиться на потомках Альфреда, если венец разделили между теми, кто стали потом святыми через сотворение чудес. Но это не объясняет, как камень оказался в гобелене с архангелом Михаилом.
- На миг мне показалось, что подсказки уводят из того места, где на самом деле есть что-то, - первый из мужчин заплясал в петле и Эмма прижалась к Раймону, не желая ощущать то, что чувствует сейчас этот уже покойник, - но лишь на миг. Мне не понравилось то, что я прочла об Альфреде. Он ревностно насаждал веру, даже нордлинги должны были принять крещение за то, чтобы им позволили здесь жить. Посвящал молитве половину дня и половину ночи, но при этом успевал объединять Англию, строить флот и писать законы. Будто... Это было два человека, близнецы. Или, может быть, венец ему давал не только здоровье, но и силу, знания?
- Или, подсказки - подсказкам рознь, - задумчиво заметил Раймон. - Одни увели до Глостера, откуда пришлось вернуться. Листок привёл сюда, где определенно есть что-то странное. Венец или нет, но - чудо. Вот как эти чудеса да подсказки отличать? Как там говорил Двойка? Архангел - покровитель долбанного короля. Хорошо, связь. Но ведь и он - покровитель не единственный. Немайн эта, которая на другом гобелене вручала чёртов венец... кстати, а зачем, если он потом насаждал христианство?
- Дура потому что, - прозвучало в воздухе за спиной, отчетливо и самокритично, глубоким и приятным голосом.
Эмма вздрогнула, пораженная не столько голосом, сколько искренностью чувств говорившей и с интересом выглянула из-за Раймона. В комнате,ожидаемо, никого не было, а вскоре исчезло и ощущение присутствия.
- Наверное, её тоже не стоит поминать всуе, - задумчиво резюмировала она.
Раймон, пряча кинжал обратно в ножны за спиной, почесал подбородок и цинично пожал плечами.
- А почему нет? Чем мы хуже Альфреда. Может быть, она отдаст венец нам. Или, хотя бы, кусочек? Бесплатно, конечно, едва ли, но вещь старая, распиленная, может быть, и цена невысока окажется... Кроме того, интересно, что имел в виду тот имп. Признаться, я думал, они заодно, а так... хотя, быть может, ей просто стало жалко своих фэа.
За окном, меж тем, повесили всех, кого намеревались, и толпа начала расходиться.
- Можно спросить её саму. Но не сейчас, хорошо?
Эмма обняла Раймона, спрятав лицо на груди. Ей хотелось с лишь немного покоя. Настолько, что не тревожили ни висельники за окном, ни древние богини, ни венцы. Золотистым и радужным маем прикасалась она сейчас к нему, теплым солнцем, парящим в закате, фиолетовым нежным туманом. Воздух ткался из поцелуев и ответной улыбки, пробуждал звезды, видящие такие красивые сны о полевых цветах вокруг их поместья, о вере в добрые сказки, в человеческие чудеса. Мягко таяли снежинки-капельки, разрисовывая окно узором, который утром станет причудливо-волшебным, и это было тоже волшебством - делить эти слезы зимы на двоих, буднично, прозаично, сливая их в реку и снова расплескивая жемчужинами, раскрашивая их белизной черные холсты эти будней.

Ближе к полудню.

"Feuille", гостеприимно подмигивая лампадками в окне, выглядела мирной, милой лавкой. Шмыгал приказчик, щуплый, рыжий и веснушчатый парнишка, осиной на ветру прогибаясь под стопой книг, которые он переносил, кажется, совершенно бесцельно, создавая видимость работы. От наблюдения за ним у Раймона вскоре начала кружиться голова. Мсье Лист нос на улицу не показывал, но о том, что хозяин был в лавке свидетельствовали и колышащиеся занавески, и хмурый громила у входа.
- Тебя ждет, - задумчиво произнес Бойд, прислонившийся к створу двери лавки оружейника, куда увлек, невзирая на возражения, - когда мы с Вихрем первый раз здесь побывали, все обошлось без суеты и охраны. Раймон, предлагаю не повторять ошибок. Эмма может прогуляться с Джерри за город, в сторону Оллертона, там чудесные леса.
Оружейник, при виде магистра поспешно ретировавшийся за прилавок, поглядывал на него озадаченно, но молчал и лишь ожесточенно начищал суконкой кинжал, нарядный, но по виду совершенно бесполезный, ибо даже по лезвию был украшен крупными самоцветами.
Раймон поморщился. Вихря он помнил ещё по совместным проказам в ордене, но в данном случае доверия ему как-то не было. Несмотря на радость от того, что того спасли от пауков, невзирая старое знакомство, общий опыт и всё прочее, составлявшее сначала обучение в ордене, а потом - частично - и тракт. На котором, впрочем, они пересекались чем дальше, тем реже. Пока не перестали.
- Джерри, поверь мне, ничего не сделает с той тварью. И в Глостере я Эмму уже раз оставил позади. Результат не понравился. Скорее уж я оставил бы её с тобой и пошёл туда один. Возможно, так и стоит поступить.
Бойд хмыкнул, проводив глазами приказчика, отправившегося в очередной заход с книгами, судя по всему - с теми же, что и в предыдущих.
- Мне не хотелось бы разрываться между вами. Там очень странная лавка, Раймон. Пол от порога тонкий, в одну доску, под ним - пусто, с эхом, будто подземелье. И надо бы глянуть, есть ли второй выход. Но... Лавка оружейника-то стена-в-стену. Впрочем, как скажешь, Эмму нельзя оставлять одну.
- Или, возможно, следует просто взять её с собой, - Раймон легко пожал плечами и перевёл взгляд на Эмму, подняв бровь. - Дорогая, а что чувствуют наши дорогие хозяева? Кроме предвкушения гостей.
Эмма отвлеклась от созерцания аметистово-серебрянного ириса, возлежащего на подушке под свечами, чей свет был направлен так искусно, что цветок казался живым, и прислушалась, наклонив голову.
- Лист отчаянно трусит и продает книги. Вон тот охранник нервничает от того, что магистр так смотрит на него. Приказчик просто боится и ничего не понимает. Еще несколько ждут, скучно и лениво, для них такое ожидание - рутина.
Бойд, улыбнувшись, отвел взгляд от телохранителя Листа, которого, кажется, изучил уже вдоль и поперек, и прошел внутрь лавки.
- Что трусит - это хорошо. Хотя и плохо тоже, - Раймон потёр подбородок и глянул на Бойда. - Лист - паникёр. Хорошо бы его в таком состоянии подержать ещё, конечно. Полезно. Да и округу за это время осмотреть, хоть до ночи. Но поскольку он трус, то как бы просто из арбалета не подстрелили прямо на улице. Особенно если здесь, как в Глостере, закон и не ночевал. В случае с этим поганцем я уже ничему не удивлюсь, кажется. Ты приехал раньше нас - что за город?
- Обычный странный городок, каких много, - пожал плечами тот, - пять улиц, желтый особняк с синеглазой чаровницей, от которой меня спасла только ревность женушки, вот эта лавка и таверна с ничему не удивляющимся трактирщиком. Законник у них в Оллертоне, кажется. Здесь даже управы нет.
Он быстро глянул на вздохнувшую Эмму и недовольно дернул углом губ, явно предпочитая, чтобы его cèile-cèile находилась как можно дальше от Равенсхеда.
Раймон вскинул бровь.
- Ты - и спасался от чаровницы, да ещё при помощи жены? Не верю! На тебя же и глейстиг не действовали... - он ухмыльнулся. - Да и та история с суккубом, кажется, пошла чуточку не по плану. Что ж тут за женщины по особнякам живут?
- Не с помощью жены, а вот этого, - магистр снова продемонстрировал татуировки. - Очнулся, когда руки уже белеть начали, за малым не отсохли, до того оковы сжались. Это иное, нежели у глейстиг, Раймон. Не аттрактанты, даже не влечение, а... Будто на что-то глубинное действует. Желание оберегать, защищать, смешанное с вожделением. Был бы поэтом - назвал бы её ведьмовским напитком, божеством и прочими милыми вещами.
Описание звучало странно. Напоминало даже не о фэа, не о преисподней с демонами-соблазнителями, а о чём-то куда более странном, уходящим в древние культы, возможно, куда дальше на восток или юг. Желания сталкиваться с созданием, впрочем, слова Бойда не вызывали, скорее напротив. Как и в случае брухи - даже если бы за эту женщину из жёлтого особняка кто-то согласился бы заплатить. В чём Раймон, учитывая отмеченные Бойдом таланты, сильно сомневался.
В лавке Листа, меж тем, послышался странный, никак не связанный с продажей книг, шум. Застучали молотки, послышалась возня и звуки волочения.
- Полы разбирают, - почти равнодушно проворчал Бойд, покачавшись на хлипкой, истерично взвизгивающей от каждого его движения, доске.
- Расширяют лазы и готовят бегство через потайные ходы? - предположил Раймон, прикусив губу. - Строят новые ловушки? Уже почти хочется просто взять Эмму под руку и зайти, купить книжку. Интересно же! Но самое интересное, конечно, куда эти ходы ведут, если это и впрямь они.