Родовой перстень, так кстати отобранный у Дика еще в Портенкроссе, теплел на пальце. Со скучающим видом восседала Эмма в кресле холодного, неуютного зала Арундела. Здесь, на поцарапанных шпорами каменных плитах пола не было даже соломы, и ноги в изящных сапожках мерзли, будто их держали в сугробе.
Эд - тихо хныкал, баюкая руки. Служанка и сенешаль замка - причитали.
Начальник стражи краснел.
Сначала он не хотел впускать их, с недоумением глядел на своего лорда, жмущегося поближе к Раймону. Потом, разглядев перстни и бумаги, заверенные поочередно магистрами, Ричардом Фицаланом и констеблем Клайвеллом - открыл ворота, кланяясь так, чтобы не обидеть, но и без подобострастия.
А сейчас - наливался багрянцем стыда и злости.
Это было почти забавно - наблюдать глазами то, что раньше читала в душах: суетливое сострадание стряпухи, омывающей слезами светлую макушку Эда, хмурое недоверие стражников, испуг юной служанки, почти наверняка согревавшей постель лорда. Впрочем, эта боялась недолго. Ровно до того момента, как Раймон начал распекать командира здешнего гарнизона.
- Как можно было отпустить милорда в лес, кишащий тварями?
Вопрос был риторическим и ответа не требовал, но главный стражник открыл рот, чтобы его тут же захлопнуть, а девица томно вздохнула.
- Не хочет компании? Не любит? Послали бы кого тайно, всё безопаснее!
Стражники потупились, девица захлопала ресницами так, что Эмма поневоле забеспокоилась, что Раймона продует, а стряпуха горестно закивала.
- Ушёл, не спросясь? А ты начальник стражи или судомойка, что не знаешь, кто уходит, а кто приходит? Да и то судомойки обычно всё знают.
Сержант хмуро зыркнул, девица подпустила огня во взор, стряпуха всхлипнула вместе с Эдом, и Эмма закатила глаза. Не выходило у них без представлений в духе Рикардо Тулузского, а сейчас и вовсе получалась комедия, достойная того, чтоб ее записали на бумагу.
В самом деле, все эти древнегреческие театры удавились бы за право поставить вот это на своих подмостках. История про обезумевшего царя, его родственников и забытого в башне пленника. За которым еще предстояло идти.
- И зубцы на восточной стене ближе к северу крошатся, - подтвердил её мысли Раймон. - А в галерее - снизу видно - паутина в углах. И это что - стража древнего Арундела?! Почему вон у того пятно на тунике, а у этого бляха на поясе нечищена от грехопадения Евы?!
Ровесник Адама уставился на свой пояс с удивлением, явно только сейчас заметив его наличие. И тут же принялся натирать собственной перчаткой, поспешно и угодливо, поглядывая на Раймона с уважением, а на Эмму - с подобострастием. Это забавляло тоже, хотя бумаги на столе Эда казались интереснее.
"Кости девчонки. Под капеллой. А на груди - крест из граната. Из тех, что кентские короли жаловали своим вассалам. Думаю, знакомицей Этельреда была, не иначе. Альфредово семя."
Писать Эд не умел, это стало ясно еще по первым строчкам. Зато на сокровища у него был нюх, и Эмма дерзновенно надеялась, что крест он не пропил. Как сделал это с бесценными старинными гобеленами, которые должны были прикрывать неприглядность грубых серых стен обеденного зала, на которых теперь висели изрубленные щиты да кабаньи головы.
Право, иной хозяин устроил бы себе кабинет, да вот хотя бы в библиотеке, как в Портенкроссе, чтобы не есть там, где нужно работать.
- Надо еще казну пересчитать, милорд муж, - рассеянно сообщила Эмма, откладывая листок. - У братца было много древних вещиц, которые он не хотел бы потерять.
Сенешаль вздрогнул, негодующе уставившись на неё, пожевал пухлыми губами и слегка побледнел, утверждая во мнении, что вся челядь - воры.
- Разумеется, миледи жена, - Раймон нахмурился на него и хмыкнул. - Причём как можно скорее. Но скучные бумаги я оставлю вам, а сам в это время... Шурин явно не проявлял должной строгости, и мне, как михаилиту, рыцарю воинского ордена очень хочется продемонстрировать местной, с позволения сказать, страже, что такое инспекция. А как рукоположенному священнику - очень хочется назначить подходящую епитимью за прегрешения, творящиеся здесь во множестве.
"Генеральский сынок".
Без уставшего, а потому крепким сном спящего дара, мысль Раймону вряд ли передалась. Зато, без сомнения, он её понял по лукавой улыбке, скрыть которую не получилось. Эмма коротко кивнула, принимаясь командовать слугами, как и полагалось генеральской невестке.
Кухню - вымыть. Котлы грязные и жирные.
Полы - вымести, вымыть водой, собак - выгнать на псарню. Это Арундел, а не особняк какого-нибудь Дакра!
Прачку уволить. Потому что так стирать - нельзя. А стирать сегодня будет сенешаль, ибо недоглядел!
К ужину уставшая челядь падала с ног, служанка, поглядывавшая на Раймона, напялила короткую юбку, открывавшую тонкие ножки, а начальник стражи препочел каяться в чистенькой часовне, чем взбираться по стенам, на которых Раймон неизменно находил осыпи, сколы и неправильно поставленных часовых. А потому ужинать пришлось в тишине, одиночестве и покое.

Вечер, что почти ночь в замке, который не был безумен.

"Bis mortui".
Никогда не любил Раймон замки. Ни тесные, низкие замки старых времён, ни новые - стремящиеся вверх и всё равно тяжёлые, уходящие каменными корнями глубоко в землю. Не растущие из неё, а вгрызающиеся сверху. Искусственные перевёрнутые скалы. Клетки, защищающие от мира, не дающие миру проникнуть внутрь. Наверное, тюрьма - это тоже маленький замок? Всего-то отличия, насильно ты туда сел или добровольно. Но Арундел...
Раймон поёжился. От этого замка он ожидал безумия вроде как у Херли, ждал смен настроения, жестокого смеха, смены личин, но Арундел оказался... мёртвым. Дважды. Сначала - просто как замок, а потом - словно ушёл в себя так глубоко, что и не вернуться. Почти как хозяин.
От этого пустые пыльные коридоры казались куда более зловещими, чем им полагалось - особенно с точки зрения михаилита. Даже если учитывать, что где-то тут наверняка крылись ловушки, обитали призраки из тех, кого не смог прогнать даже Эд Фицалан, жили твари, которых, опять же, не смог выжить из Арундела даже Эд Фицалан. Что где-то во внутреннем дворике некая Птичка увлечённо распутывала клубки вместе с Ясенем - и Раймон сильно подозревал, что сплетающиеся порой пальцы ускорить дело не помогали. Чёрт, а когда Ясень спокойно рассказал, что собирается сделать, он чуть не посчитал его сумасшедшим - но только почти. В конце концов, почему нет? Уж кто-кто, а Ясень из холма выберется, стоит ему захотеть. Вопрос только в том, когда он этого захочет. И сколько раз придётся стукнуть по голове некоего магистра, чтобы он не поломился следом.
Позади раздался шорох, но Раймон не оглянулся - присутствие Эммы за плечом он чувствовал и так, и точно знал, что именно шуршит. Что могло спрятать стройные ноги в штанах лучше портьеры, спросила она. Что вызовет меньше подозрений, если бросить на полу у стены, поинтересовалась она - и содрала со стены... это. Раймон готов был поклясться, что проклятая ворсистая штора жуткого кровавого оттенка довольно шевелилась, когда её оборачивали вокруг талии и драпировали плечи. Уж больно оно напоминало шкуру.
- Обычная занавеска, - ласково, едва слышно, ворчала Эмма, - теплая. Я даже подумываю сшить из такой платье, когда поедем на север. Может, даже новую северную моду создам. Практичную и красивую. Проклятье, жарко-то как!..
- Если сначала холодно, а потом жарко, значит, в среднем Арундел - хорошей замковой температуры...
Двор в таких платьях рисовался так, что думать об этом не хотелось, и мысли упорно сворачивали обратно к поместьям, крепостям и прочему, что мешало людям жить. Не замок, точно. Поместье, открытое лесу и воздуху, с большими окнами... холодно? Так ещё римляне умели строить так, что полы оставались тёплыми. Несколько веков прошло, и варвары радостно мёрзнут от английской сырости.
"Интересно, что будут с тоской вспоминать следующие поколения? Камины и ванны, каких больше нет - разучились и не до того? Показывать одетым в шкуры детям гравюры, где странные люди сидят зачем-то в огромных корытах?"
Да и какие поместья, открытые миру? Большие окна - чтобы анку залезать было удобнее? Без толстых высоких стен, чтобы любой бродяга по саду шатался? Для культистов и бандитов, которые, кажется, населяют каждый лес и каждую деревню? Снеси в Портенкроссе стены - и проживёт он до первого набега добрых соседей, с которыми тыщу лет назад не поделил дочку пастуха, набравшего потом ватагу и ставшего гордым лордом перевала с непроизносимым ругательным названием. И всё же - хотелось. Не каменную стрельчатую готику, пришедшую из-за пролива, а что-то по-настоящему просторное, воздушное, светлое. Не уходящее в небо, а часть мира.
Тихие - мёртвые - коридоры успокаивали одинаковыми пустыми альковами, с которых, кажется, Эд тоже пропил занавеси. Заманивали. Отвлекали странными мыслями - и, наверное, именно поэтому Раймон сообразил, что слышит не только шаги и шорох, но и вкусные влажные причмокивания, когда уже поворачивал за угол.
Стражник с мужественно обнажённой и невероятно волосатой грудью вытаращился на портьеру, как мавка на проклятую ленту. Горничная, ойкнув, громко хих-икнула и протёрла глаза кулачком, потом ещё раз. От парочки, не удосужившейся даже спрятаться в алькове, так могуче тянуло духом поганого бренди, что это могло свалить и быка. К несчастью, морочники были крепче - Раймон лишь покачнулся и возвёл очи серому закопчёному небу в облачках паутины.
- Ну вот же ветреная какая. С утра глазки строила, а теперь вот, уже стражника себе нашла. Никакого воспитания у девиц в наше время. А ведь когда-то, магистры рассказывали, хлопанье глазками означало верность хотя бы до следующей танцульки.
- У тебя было очень, очень необычное образование, - заключила Эмма, с блаженным стоном разворачиваясь из шторы. Страж наблюдал за этим с напряженным интересом человека, впервые увидевшего, как раздевается леди, служанка - изумленно приоткрыв рот. - Неудивительно, что из монастыря уволок самую странную послушницу. Как думаешь, а ему в этом... руне не жарко?
Раймон кивнул.
- Так потому котту и снял, наверное, и в самый холодный коридор ушёл, под самой белой башней. Зато плюс - штору не унесёт. Правда, горничная может заблудиться в зарослях и потеряться, но, думаю, замок это переживёт. Ты посмотри на эту юбку - становится короче с каждой минутой, да ещё и в лоскуты распадается, кажется. Эдак на пряхах разоришься.
- А, это... ы? - Стражник ткнул кривым пальцем в штору, и Раймон со вздохом покачал головой.
- А это ы - не трогать. Я до сих пор считаю, что этот ворс вот-вот начнёт выделять пищеварительный сок. К слову, если подумать... - он критически оглядел стражника и кивнул горничной, так и забывшей закрыть рот. - На твоём месте я бы был осторожее. Уж очень они с этой чёртовой тканью похожи, как михаилит говорю. Разве только масть не та.
- У неё всего лишь тоже есть ноги, - в голосе Эммы слышалось спокойное, практичное возмущение, - у служанки разумеется. Не у шторы. И потом, разве не видишь, что у ткани и стражника разное качество шерсти и текстуры? Это как у гобеленов, понимаешь? Рисунок тот же, но один выполнен тройным романским, а другой - плоским шотландским, и от того свойства у них разные. Солдат разве что на чулки годен.
Челядь переглянулась, девица грустно потрогала грудь своего неслучившегося любовника, и громко расхохоталась.
- Демоны! - Стражник оттолкнул девицу и дико огляделся налитыми кровью и бренди глазами. - Не дамся! Заманили! Замуровали!
Раймон поспешно оттолкнул валявшуюся у стены алебарду в полумрак. Служанка без движения скорчилась на полу. Из разбитой головы тонкой струйкой текла кровь.
- Кажется, штора таки пригодится... и цвет подходящий. А ты, чадо, - он перекрестил стражника, и тот замер, глядя на него в упор, - помни, что бесы изгоняются молитвой, постом и покаянием искренним. Пятьдесят Богородица, дева, радуйся, и не менее тридцати Отче наш - пока будешь смиренно перевязывать и кутать этого беса. С христианским милосердием.
Эмма со вздохом отступила от лужицы, успевшей натечь на грязный пол, и с любопытством уставилась на один из альковов.
- А это кто?
Знакомый тон - такой же, как тогда, на вопросе, будет ли анку дожирать разбойника. Раймон оглянулся и немедленно полез в кошель за ягодами рябины. Приманка - приманкой, но зачем лишний раз кормить тварей? Пусть сидит за кругом и истекает слюной, ей полезно.
- А это - сосед. Внебрачное дитя скоге и не самых приятных духов. Видишь, какие зубы? Ими, стало быть, жрёт, а рога в четыре резких изгиба - retranslatore, то, что принимает и передаёт эмоции. Отрубить или обломать - ослепнет и либо замрёт, либо впадёт в бешенство... как-нибудь покажу, очень занятно выглядит. Сейчас, наверное, его приманили сначала страсть, а теперь - страдание. Последнее почему-то вкуснее...
Под заплетающиеся молитвы, он сыпанул ягодами поперек коридора, подумал, добавил ещё, а то "Отче наш" звучал так, что должен был скорее не отгонять фэа, а приманивать демонов. Но с рябиной - должно было хватить. Наверное.
- Когда-нибудь я прочитаю эти ваши бестиарии, чтоб понять, где ты серьезен, а где - дурачишься, - снова вздохнула Эмма, отворачиваясь от твари.
- А есть разница? - Удивился Раймон, завязывая кошель. - Как ни читай, а бестиарии всё равно сводятся к тому, что рога им всем надо пообламывать. А потом написать следующий бестиарий - о последствиях.
До подходящей бойницы, откуда можно было попробовать закинуть крюк, оставалось примерно тридцать шагов.
На вкус Раймона этого было как-то слишком мало. Уж очень не хотелось касаться этих странных белых камней, и слишком жёг запястье камень в серебре, отданный хмурой, кусающей губы Бадб Ката, Вороной битв.

5 апреля 1535 г. Где-то в лесу.

Сучья тихо потрескивали в костре - правильном, бездымном, тонко пахнущем горячей землёй и глиной, вкоторой запекались перепелки. Птички только недавно прилетели на остров, начали токовать, но истосковавшийся по охоте Бойд оборвал их любовную песнь тонкой стрелой. И теперь они пели в костре, щелкая и шкворча.
Им вторил ветер. Этот вообще трепал макушки сосен и кленов, роняя к костру ветки и хвою, поддавал по задницам сойкам, пофыркивал в углях костра.
- Хорошо, - задумчиво вздохнул Роб, принимаясь ворошить веточкой угли, - думал, не увижу больше леса.
Раймон тихо хмыкнул, открывая сумку. По поляне пополз вкусный сдобный запах.
- Век бы леса не видать. Сплошные... ёлки. А тут ещё на меня обозлился аж целый клан глейстиг. Наверное, в самом деле пора заканчивать с шуточками на пустом месте. Представляешь, косу к дубу прибил, а отрезать забыл.
- Косу жалко. Красивая. Перетопчутся, всем кланом.
Перепелки свистнули снова, выкатились за прутиком на траву, и Бойд, обжигаясь, перебросил глиняный ком через костёр.
- Но снова-таки хорошо. Теперь она отстанет. И появится время. Знаешь, в таких случаях говорят "dhiùlt an clann i". Клан отринул его. Или её. Я, конечно, не глава клана, но обойдусь без такой родни. Думаю, даже нашел бы местечко в фамильной усыпальнице для нее - потемнее и поглубже. Вот только...
- Только? - Спросил Раймон, доставая хлеб - свежий, деревенский. Не из Арундела. - А косу всё равно отрежем, конечно. Для себя.
Роб тоскливо вздохнул, прежде чем ударом развалить свой ком. Бесстыдно нагая перепелка истекала соком и паром.
- Мне нужно время. Неистовая, конечно, не воплощение мечты, но смерти её я не хочу. Стерпелось-слюбилось, знаешь ли. Погано, что я не понимаю, сколько потребуется на втемяшивание в рыжую башку, что они - не единое целое, что на первые полтысячи лет хватит поклонения полка, и что с истаиванием нужно подождать. Но я не знаю, готов ли ты дать это время мне.
- Я?! - Раймон повёл рукой над глиной и небрежно стряхнул тепло в воздух. Поднял шарик и подкинул на руке. - Обычный михаилит, которому знающий человек приносит омелу и подсказывает про копья? Нас не учили убивать богов, да и не справились с этим ни легионы, ни святые. И копья с омелой, и саркофаг не помогут так, как хотелось бы. Впрочем, речь не о том. Скажи, как вышло, что ты попался - вот так? Ты, Роб Бойд, который не смог научить не лезть напролом разве что меня?
- Ты. Отнимать чужую добычу - нехорошо, - в голосе Роба прорезались менторские нотки, скрывшие волнение, - а я... я заигрался. И сидеть на цепи должен был у Армстронга. Это даже странно, когда недруг спасает от погони. Но в защиту скажу, что такой поворот просчитать невозможно. Бабы...
Последнее прозвучало презрительно, разве что плевком в костер не сопровождалось.
- Меня тоже не учили убивать богов, Раймон. Я могу опираться только на орденскую выучку. Методика там, ухватка тут, наблюдения здесь. Я много думал об этом, много читал. У каждого народа есть своя мать, мать всего сущего. Или отец, создавший все, в том числе и богов. "Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» , так? Что, если они такие же, как и мы? Могущественные, но в своем могуществе уязвимые? Что заставляет их вершить судьбы руками смертных, если можно просто щелкнуть пальцами и нужное падет к ногам, как спелый, вызревший плод? Порой мне кажется, что они - пауки, плетущие тенета в паутинах мирозданья, чтобы присосаться к нашей вере и нашей силе. Ungoliantum drow. Значит, мы сильнее их. А если так, то черноволосая, тупая, закоснелая в своей древности паучиха - законная добыча михаилита. И у меня есть банка, в которой её можно будет препарировать.
Голову они повернули одновременно, хотя тварь двигалась бесшумно. Из-под еловой лапы выглянуло мёртвое лицо - равнодушное, безглазое. За сгнившими губами сверкали клыки. Раймон пожал плечами, отворачиваясь. Ударил глиняным шаром по камню и принялся методично снимать острые осколки.
- Заигрался - это о прошлом. А сейчас - нет? Я помню твои слова о том, что за гранью, помню предложение, но иную приманку ведь и не положат. Стерпелось - слюбили? К слову, ещё одна чужая добыча истаяла в банке из циркона. Хорошая шутка. Может, и не стоит их бросать? И я ещё не рассказывал про балаган!..
- Слюбилось. Я редко оговариваюсь, как ты знаешь. Тем и дорого, что выбор этот - мой, личный, свободный для разнообразия. Дети отсчитывают ход нашего времени, сын мой, пролистывают жизнь годами. Это время, до отказа наполненное смыслом. Но вот дети вырастают - и что остается? Старость, одиночество, готовность уйти. Надежда, что однажды они придут, чтобы стряхнуть пыль с надгробия. Но внезапно возвращаются молодость, силы, и хочется жить, - Бойд задумчиво коснулся рыжей косицы на руке, дёрнув ухом, как всамделишный кот. - Я не встану на твоем пути, если доведется. Но сам уйду следом за ней. Мне до чёртиков надоело вдоветь. А вы... вы уже взрослые. Банку вон придумал. Признаться, я бы попросту разложил его на столе и разобрал на части. Возможно, не усыпляя, смакуя и радуясь.
Он прищелкнул пальцами, рассыпая искры, заставляя костелапа шарахнуться за ближайшую березку.
- Не за нами, - заметил Раймон, кивнув на нежить. - Просто по дороге попались. Интересно, откуда и куда? То, что разобрано - может и собраться. Что до детей, то ты так говоришь, словно не стоит их и вовсе заводить - ради готовности и слабой надежды-то. Ну да здесь не мне судить, что о них, что о надежде, что об одиночестве, что о разуме и безумии. Что о свободе, что о поступках, что о повелениях, даже об эпохах. Жаль, не заглянуть в будущее, хоть глазочком. Хотя вот так подумать, морочникам, наверное, оно совсем противопоказано и вредно. Не дай Господь миру стать нашим сном.
Он внезапно хмыкнул.
- Знаешь, когда нас сжигали в Бермондси, Мерсер - ну, тот главный ведьмоборец, - сказал занятную вещь. Что, дескать, когда Джеймс Клайвелл вернётся, он всё поймёт. И что жену его сожгли, и дочку, и вообще всех мерзких ведьм, зачаровавших славного констебля. Чары спадут и, как говорят французы, voi la: не будет он ни вешать, ни прибивать к воротам, ни отдавать славной Инхинн. Идиот. Полный. Даже если бы действительно ведьмы - не спадут так просто мороки, которые наводили несколько месяцев. Дважды идиот, потому что какая из его жены ведьма... кстати, Харза, говорят, женится на спасённой с костра еврейке. Вот ведь ведьма!
- Харзе уже к тридцати пяти. Время, когда ты или холостяком остаешься, или начинаешь крепко задумываться, что неплохо бы куда-то возвращаться с тракта. Хотя б и к маце с форшмаком.
Бойд тоже, но по-клайвелловски хмыкнул, просиял привычной, косой улыбкой. И поудобнее переложил под руку арбалет, обменявшись взглядами с тварью.
- А дети могут сгодиться. Из плена вытащить, к примеру. И просто... Я вспоминаю вас, когда гляжу на Ранульфа. И не отказался бы от крохи-дочки. Эмма тоже уже слишком взрослая, чтобы её лелеять и баловать, да и ты будешь против. Когда Ранульф подрастет - а к тому времени я надеюсь качать на коленях еще и пару дочурок! - расскажу ему то, что услышал от отца. Портенкросс ведь раньше назывался Арнейлом. Отец говорил, будто стоит он на камнях, привезенных с Авалона легионами. Как память о родине они их набрали, значит. А потом насыпали, и получились холмы. Потому в Портенкроссе и хоронили королей, вождей и их предков. А еще говорят, то ли Гай Германик, то ли кто-то из его полковников откопал там скелет одноглазого великана. И увез в Рим. Надеюсь, оно не всплывет нынче в Ватикане, у осин, как нашептала намедни одна рыбка. Но... в этих камнях на острове яблонь погребали, наверное, и богов. Дети для того и рождаются, Раймон, чтобы сохранять и передавать. А иногда - и применять.
- Там видно будет. Когда-то, - Раймон поднялся, с хрустом откусывая перепелиное крылышко, и пожал плечами. - Активное божество, другие миры, вечный император... или не слишком вечные императоры и преторианцы. Знаешь, об этом, кажется, мы тоже видели сны. И ни в одном пока что не умирали, даже странно. Если подумать, и правда, почему? Слушай, зачем тебе этот арбалет? Раздуй просто огонь получше.
- Зачем раздувать, если можно пострелять? - возмутился Роб, послушно поднимая бровь, а вместе с нею - и пламя в костре. - Императоры... Дворы, тупые фрейлины, ржавчина на доспехах гвардии, бессмысленные разговоры, осмысленные угрозы... Жуть. Не хочу. И в ад не хочу - боюсь. А в рай не пускают. Придётся искать пути, как обычно. Ай, к дьяволу. Зачем спасал-то, сын мой?
- Зачем раздувать в костре, когда нужно - внутри и снаружи? - Попенял Раймон и сам прищёлкнул пальцами.
Нежить попыталась отпрыгнуть, но огоньки, прыгая с ветки на ветку, уже кружились вокруг, впивались в остатки шкуры, забирались в глотку. Кричать тварь не могла, только жутко сипела, царапая собственное горло, и каждая рана тут же вспыхивала алым вперемешку с оранжевым. Кости тоже могли гореть.
- Пути, конечно, есть всегда, - он усмехнулся и покачал головой. - Ну как зачем? Сам же воспитывал, и уж точно не так, чтобы вот брать и бросать.
- Внутри, снаружи, вокруг, - к Бойду вернулся прежний, спокойно-ленивый тон, от которого вокруг костелапа закружился веселый вихрь, развеивая нежить горячим пеплом, - приказы надо формулировать точно. Я ж не знаю, вдруг ты погреться захотел? Странно для огневика, конечно, но что от морочника ждать? Спасибо, Раймон.
- А? - Тот отвлёкся от перепёлки и хмыкнул. - За что? Сидел себе спокойно в башне, отдыхал. Ну, прохладно, зато кормят, поют, женское общество опять же. Даже связь наладить дали - спасибо, кстати, а то мы до последнего не были уверены, туда ли, и затем ли. А теперь что? Лес сырой, костелапы на огонёк заходят, перепёлок сам лови. Жуть же. К слову, много спорить пришлось, пока одного в лес к страшному морочнику отпустили?
- Вообще не спорил, не поверишь. Только слушал. В семье должен быть главным кто-то одна, сам знаешь.
Раймон усмехнулся, поднял руку, словно для того чтобы почесать подбородок, но вместо этого просто провёл по воротнику. В ладони возникла небольшая огненная саламандра, с шипением приникла к пальцам, прячась от падающих с веток капель.
- Это точно. А уж когда ноги отращивают - вообще у-у-у! Что ж, мне пора. Надо кой-кого упокоить и подумать о... многом. Рад был увидеть в добром здравии, и Эмма тоже порадуется, что всё в порядке. Только отдохнуть бы тебе, а не в Ковентри, ну да знаем мы тебя. Чёрта с два отдыхать будешь. Свидимся. В следующий раз наверное и Эмму притащу.
Присмиревший вихрь тихо, педантично и очень аккуратно сметал пепел твари в кожаный мешочек.
- Будь осторожен.

- Очень, - согласился Раймон. - Особенно когда хочется тишины. Хм. Зачем мы сюда приехали, если хочется тишины?
- Благодарю, господин! Жизнью, жизнью обязан!.. - Старик, не вставая, потянулся к сапогам дрожащими руками и принялся перевязывать кожаные шнуры заново. - Не знаю и как благодарить, храни вас и леди Господь всеблагой.
- Тысяча четырехсотый, - отстраненно заметила Эмма, глядя на сложную, рваную вязь серебра на левом сапоге старика, где линии сплетались так, будто кто-то замыслил изобразить сердечные ритмы нескольких в муках умирающих людей, и сделал это старательно, но неумело. - Обережное?
По совести, ей совсем не хотелось вести беседы о вышивках. Скорее, вцепиться в раймонов рукав, уйти подальше и от престарелого раззявы, и от этого города.
Старик глянул на сапог, словно впервые увидел, и заулыбался, показав гнилые зубы.
- Верно, госпожа, верно. Доченька шьёт, заботится о родителе, как Господь и заповедал. А то какой только дряни не случается, помилуй, Господи, меня грешного. То всадник безголовый, то каменщик криворукий, то лёд с дороги не счистят. Тут только оберегами...
- Ага, - заметил Раймон, и от него внезапно потянуло настороженностью и ленивым интересом. - На плече вот тоже - оберег, стало быть, и на штанине.
- Мне гораздо интереснее, где он видел расчищенные ото льда дороги.
На плече деда и в самом деле красовалась заплатка, узор на которой напоминал неумелые попытки изобразить то ли паука, то ли жабу. И на штанах кто-то нашил такие же изломанные страданием линии, как и на сапогах. Эмма не без меланхолии оглядела все это, сложила узоры в маленькую кучку, помножила на Морриган - и выбросила подальше. Если дедок и был опасен, то никак не потому, что за ним стояла мстительная богиня.
- Почему ты не спасаешь милых котят с одной лапкой, очаровательных щенят, которых кто-то выбросил в ров, синеглазых черноволосых девиц, женщин, избиваемых мужем, поэтов? Ну, или кого-нибудь еще безобидного?
- Это котята-то безобидные? - Раймон глянул на неё так, словно хуже кошек тварей в мире не было, и покачал головой. - Напомни, я когда-нибудь расскажу легенду о магистре, который случайно покормил котят в вивисектарии не тем молоком... впрочем, у тех лапок было шесть, но об одной мне вообще думать страшно. Представляешь, как бы они приспособились к жизни в порядке компенсации за увечье?
- Милорд муж мой, отчего-то мне кажется, что ты снова придумываешь небылицы. Ни разу не видела, как магистры кого-то кормят в вивисектарии.
"Сейчас Раймон скажет, что с тех пор и не кормят, я рассмеюсь и мы пойдем дальше, будто этого старика и не было".
С трудом подавив недостойное леди и жены михаилита желание толкнуть дедка под очередного гонца, Эмма вздохнула, нахмурившись. Дар всё еще молчал, а без него понимать людей было сложно. Приходилось верить глазам и собственным мыслями. А они ничего хорошего не сулили, подталкивали к бегству в таверну, а лучше - из города. Воплощению препятствовало лишь осознание, что со старика станется проклянуть за непочтительность.
- Уже лет пятьдесят как и не кормят, - заметил Раймон. - Брат вивисектарий тогда очень злился. Особенно тому, что часть популяции прогрызла стены и сбежала в лес. Впрочем, речь не о том. Любопытно было бы мне взглянуть на мастера, который эдакие обереги делает. Поучиться, так сказать, а то и... ого. Кажется, намечается что-то поинтереснее.
"Что-то поинтереснее" выглядело как тощий лысый мужчина с добрыми глазами. Он бережно качал на руках ребенка, судя по встревоженному взгляду стоящей рядом молодки - чужого. И вещал, живо напоминая Мерсера.
- Богопротивны деяния Кромвеля и его дьявольских отродий! Поглядите на Хокуэлл! На тьму и стон, спустившиеся на этот город! На распятых и попранных там! Они взывают к возмездию и покаянию! Вы слышите их, слышите?
Толпа, без сомнения, слышала. И одобряла. Так, что даже голова разболелась. Эмма уцепилась за рукав, разглядывая толпу, выхватывая из нее наемника в коричневом, озадаченного священника, юнцов, хмурых мужчин, снова наемника. От того едва уловимо тянуло расчетливостью и запахом денег.
- И впрямь интересно. Вот ведь, во тьме распинают и попирают, истинно что отродья, - Раймон задумчиво перевёл взгляд на старика. - Здесь всегда так богоспасаемо? С детьми на руках?
- Нет, - ответила за него Эмма, вздрагивая от чужих чувств. Дар решил вернуться внезапно, обрушив на неё площадь, людей, даже собак и лошадей. - Мать тревожится и удивляется, толпа негодует, а вон тот наемник интересуется тобой.

Ванны ждали наверху, а зал гудел голосами, пах потом, дымом, элем, жареным мясом и отдельно - специями: дородный священник упросил хозяина приготовить что-то несусветно дорогое и теперь истекал слезами над нашпигованным всеми известными трактирщику кислотами каплуном. В углу гоготала компания вояк, стуча игральными костями о стол. Подавальщицы всё так же сновали с кружками и подносами, так же взвизгивали, когда их щипали за выступающие места. Словно - какая жуткая ересь! - не было никакой разницы между реформацией и католичеством. Словно и не менялись люди в зависимости от правил религии.
В общем, трактир ничем не отличался от всех прочих, что на востоке, что на западе, что на юге, и Раймон чем дальше, тем больше задавался вопросом, зачем он здесь. В Арунделе мысль проехать по Северу казалась неплохой, но оказавшись здесь, он понял, что не представляет даже, с чего начать. Втираться в доверие к Аску? Поди вотрись. Поднять Эмму на знамя революции, как сдвоенную розу? Он бы сам не поверил заговорщикам, которых устроил бы подобный консорт, да и где-то там маячили магистры, сверля нехорошими взглядами даже с такого расстояния. Нет. Не ему играть открыто, ещё не сейчас. Да и игра не так уж нравилась. Значит, оставалось крутиться там, где обычно и крутился михаилит. Кухарки, гонцы, стражники часто знали ничуть не меньше высших иерархов. Люди... вот например, такие, как случайно спасённый от гулей наёмник по имени Бо Стерри.
- А где же мне еще быть? - Уже в таверне удивленно рассказывал он Раймону. - Самые деньги на северах и на побережье. Тех монет, что вы тогда дали, сэр Фламберг, мало было. А здесь то купцы наймут охранять, то лордам местным стены покараулить надо. Вот только не отъемся никак. Отъемся - подамся к скоттам. У них всегда война, что-то да ухвачу.
Раймон слушал и кивал, признавая, что монет и в самом деле было мало, сознавая, что его нового оверкота этому наёмнику могло бы хватить минимум на две недели отъедания и не испытывая при этом никаких угрызений совести. Бо Стерри, по крайней мере, не заботили мстительные культисты, богини, архиепископы и прочая чертовщина. И, если верно он верно понимал уставшую до полусмерти Эмму, наёмник при всей своей простоте не врал.
"Даже странно".
Впрочем, эту мысль тут же сменила другая.
"Если подумать, то - с каких пор это стало казаться странным? С какого поворота?"
Развилки, развилки... Перекрёстки. Интересно, каково сейчас там, в Арунделе? Кивнув ещё раз, сам себе, Раймон отпил вина и махнул подавальщице, чтобы принесли ещё тарелку мяса. Бо, казалось, действительно отъедается одновременно и за прошлое, и впрок. Потому что у скоттов тоже ещё неизвестно, как кормить будут.
- Так ведь и мы так же! У столицы-то тварей куда как больше выбивают, а здесь, на севере, чую, работы валом будет. Говоришь, купцы тут беспокоятся, и лорды тоже?
- Упыри тут, будто. То на одной дороге торговца порвет, то на другой, а их здесь от города шесть, сэр Фламберг. То в соседнем Олдклиффе они шалят, то в Халтоне. "Лютые", ну, наемники, с которыми я к купцу нанимался, говорили, что из ваших орденских кто-то даже Ланкастер от особо злого кровососа отбивал. Брат Тимьян, кажется. И еще двое с ним.
"Три михаилита отбивали Ланкастер от упырей - и при этом так и не отбили, что ли? Да и то сказать, стаи упырей на одной территории?.. И что за Тимьян? Не припоминаю такого".
Раймон неопределённо хмыкнул, размышляя, действительно ли тут что-то неладно, или дело всё в тех же развилках, а Бо Стерри вздохнул, глядя на дремлющую Эмму, и наклонился к столу ниже, заговорил тише.
- Здесь рынок есть, сэр Фламберг. Из тех, где товар живой, смекаете? Так этот кровопивец знатно им торги попортил, я слышал.
Эмма шевельнулась под боком, протягивая руку за зеленым яблоком, задумчиво надкусила его. От неё потянуло ленивым, усталым интересом.
"Живой товар".
В памяти всплыла серьга в ухе Джеймса Клайвелла. Констебль... интересно, чего стоит на таком рынке михаилит? Или ничего, или очень, очень дорого. И тот испанец, Хорхе, о котором с тех пор мы с тех пор так ничего и не слышали, а зря, зря. И ещё тот корабль, которого ждал любезный папенька. Тоже ведь небось проплывал?

Раймон покачал головой.
- Я не о том. Если придёт Саффолк - понятно, что будет. Но чтобы он пришёл, должен быть повод. Серьёзный. Ты говоришь, люди начинают сомневаться в Аске. Так, может, и не будет ничего?
- Сколько наемничаю, а если бунтуют, то у людей не спрашивают, сэр Фламберг. Помню, в двадцать седьмом, когда Медичи изгоняли, никто не поинтересовался, сомневаются люди или нет. Потому что деньжищ ухнули в это - море. Я вам так скажу, сэр Фламберг, если бунты происходят, значит, это кому-то нужно.
- А здесь - кому это нужно?
Задумчивый вопрос Эммы заставил Бо вздрогнуть. Он пожал плечами, запивая его вином.
- А короне и нужно. Столпам и молотам.
- Да ладно, - без насмешки, но подпустив в голос толику недоверия, Раймон с улыбкой положил локти на стол и опёрся подбородком на сложенные руки. - Допустим, корона не откажется, да только сложно это всё, разве нет? Деньжищи огромные, а, значит, надо отчитываться, следить, наблюдать. Контролировать - иначе это не корона. Куда они без бюрократии денутся? А тогда, получается, кто-то приезжать должен, инспектировать. Такое ведь не заметить никак. Слуги, не слуги, кто-то всегда знает. А тут - Север бурлит, да и всё на том.
- Столпы, - палец Бо вычертил в лужице вина архиепископский клобук. Он тут же превратилась в кляксу, но угадать очертания еще можно было. Следом на столе появился наемничий фальшинет. - И молоты, сэр Фламберг. Им не нужны отчеты и наблюдения. Да и по совести сказать, толковый шпик приносит больше, чем всякие комиссары, инспекторы и сборщики податей.
В углу затренькали на лютне. Инструмент был старым, рассохшимся, и звуки выходили нестройные. Они заставляли Эмму морщиться, как от зубной боли и нервно теребить рукава.
- Может, и правда не нужны, отчёты-то, - со вздохом согласился Раймон, сдаваясь.
Из него шпион был никакой, а ищейка ещё хуже. Слишком скучное занятие получалось, ещё скучнее, чем писать отчёты, которых никто не требовал. И всё равно что-то не стыковалось. Ну, не нужны отчёты, Велиал с ними, но без контроля и наблюдений? Да ни за что. Наверняка даже за толковыми шпиками был присмотр, а уж за рядовыми исполнителями - тем более. И, кстати, говоря о последних... Одежда, оружие - со времён Ламбета поменялось всё, кроме кольчуги, которую он по-дурости забыл заменить на орденскую - но и кольчугу он выбирал в арсенале сам. Конечно, низушок мог успеть на неё что-нибудь нашептать, но в это верилось слабо. Слишком ненадёжно и заметно. Могут изодрать, могут продать или украсть.
Нет.
С тех пор поменялось всё, кроме самого Раймона. И архиепископ не колдовал, или... или он не заметил, потому что не смотрел и не думал. Совсем не думал и совсем не смотрел, а если и смотрел, то не туда, не за тем и вообще.
Рисунок Бо растекался по столу, занимая всё небо червлёным багрянцем. Шире, глубже, наружу - и в себя, заворачивая края. Белая луна, такая яркая, что не хотелось отводить взгляд, гудела в середине, в центре всего, раскидывая острые щупальца. Соединяя, скрепляя...
"Вот надо было Бо плодить эти кляксы? Как там было? Не воздавайте злом за зло? Нет, не то".
Странные пятна на этой луне. Невкусные, непохожие на сыр. Похожие на тюремную плесень - но не из Бермондси нет, там было чисто. Дальше. Глубже в мрачные пучины идиотизма и безмыслия. Туда, где от мягкого - болезненного? Больного? - света начинают слезиться глаза. Впрочем, их всё равно нет. Ничего нет, кроме Раймона, неба, луны.
"Будьте все единомысленны, сострадательны, братолюбивы, милосерды, дружелюбны".
Не то. Раймон задумчиво тронул ленту, и та загудела арфой не хуже чёртова менестреля. Или той закавыки, которая играла очень, очень похоже.
Ничего, кроме бесконечности миров, связанных искрами лент, и прямо посреди - слова.
"Вы к тому призваны, чтобы наследовать благословение".
Да вот же велиалову мать за архиепископову ногу. Кто бы мог подумать, что вот так, в тюрьме... хорош.
"А кольчугу всё равно надо будет обменять. Как знать, может, оружейник даже приплатит? Кольчуга знаменитого Фламберга! С отметинами от когтей! Фунт за потрогать, два за примерить!"
Тёплый ровный свет. Тёплое касание.
Таверна выплывала в мир кусками: гулом огня, завершающими аккордами проклятой песни, стуком костей о стол, удивлением Бо Стерри. Поняв, что опирается на плечо Эммы куда сильнее, чем стоило бы, Раймон моргнул и выпрямился, с удивлением отмечая, что мир перед глазами как-то странно плывёт. Не по-морочьему.
"Спасибо" - мыслью, и одновременно вслух, для наёмника:
- Однако, и устал же. Вот ведь, не замечаешь, а потом в тепле и развозит.
Оправдание получалось слабым - по правде говоря, вообще никаким, - но придумывать что-то другое было как-то лень. Не до того, потому что думалось совсем о другом. О дверях и тоннелях, о лунах и карманных мирах, о Светоче, об орденских мистиках, оставшихся в Бермондси.
- Пойдём наверх? - Без занавесок, прямо спросила Эмма, нарушая все мыслимые и немыслимые правила хорошего тона. - Ванна, немного вина в ней, и никаких лун. Только правильные мысли?
- Да уж, - растерянно согласился Бо. - Вам поспать бы. Лёжа и впрямь думается лучше. Как будто мысли в жо... простите, миледи! Не утекают мысли никуда, в общем.
Снова оставалось лишь кивнуть.
"И впрямь. Да только где их найти, эти правильные мысли? Да чтобы ещё в жопу не утекли?"
Встать оказалось неожиданно тяжело, зато потом дело пошло лучше - настолько, что Раймон даже приостановился у чёртова менестреля.
- Слушай, друг, право слово, научись играть получше, иначе и... что-нибудь другое. А то так недолго и закавыкой стать, а это, я скажу, то ещё удовольствие!
Не дожидаясь ответа, он двинулся дальше к лестнице, стараясь не слишком опираться на Эмму и надеясь, что со стороны это получается лучше, чем кажется изнутри. А то что за михаилит, которого ведёт после жалкой пары кружек разбавленного вина? И Бирмингем был совсем недавно...
А думалось всё равно не о том. Настолько, что после ванны - или ещё во время, потому что бадьи как раз хватало на двоих, он сдался и перестал думать вовсе. И это было - хорошо.

Щупс вздохнул, и во вздохе звучали скупость и раздражение.
- Возможно, и найдутся, если некий Фламберг для приятного разнообразия предъявит эти головы. Но учтите, сэр-из-Ордена, я не хочу здесь никаких выжиганий и погромов. Не взирая на ваши методики, абиотические факторы и аллелопатии, что бы это не было. И возможно вам лучше оставить леди погостить у миссис Щупс?
- Оставить?! - Раймон удивлённо глянул на мэра, словно тот предложил что-то совершенно дикое. - Дорогой господин Щупс, этого никак нельзя. Леди предпочитает рубить головы добытых упырей самолично, потому что хозяйственная и любит аккуратность, а с михаилита тут какой прок? Я-то просто рублю, не заботясь о том, чтобы ровненько, красиво... восемьсот фунтов, потому что к колье нужны ещё и серьги. Хотя, если подумать... тысяча. Потому что ещё и браслет, хотя бы в одну нитку. А то вдруг ко двору придётся, а браслета нет? Эдак фрейлины от зависти и не помрут, выживут, куда такое годится. А если выживут, то и до опалы недалеко. К слову, как звали того рыцаря, которому недавно не повезло не угодить Его Величеству?..
Щупс глянул на него с подозрением и подвинул бумаги ближе.
- Рыцарей опальных много. Говорят, новый Грей даже умудрился в немилость попасть, хоть француза порубал, как на гуляш. А этот, де Бари... Не заговаривайте мне зубы, сэр Фламберг, тысяча никак не возможна, даже если леди собственными ручками этих упырей цветами украсит. Шестьсот дам - и только.
- Цветами?.. - Раймон с глянул на него с уважением. За головы упырей, украшенные венками, наверняка можно будет накидывать лишнюю сотню-две. Если не три. Скоге так точно смотрелись бы очень умильно. А если подгадать к рождеству!.. - А вы знаете толк в идеях, госпоlин Щупс. Восемьсот. И мне нужны сведения. Где нападали, когда именно... в идеале - карта с отметками и временем. Чем полнее и точнее - тем лучше. Раз уж тут эти, экосистемы. Свидетели, которые могли бы рассказать о поведении... если такие остались.
Солидная пачка бумаг отправилась в камин, вызвав недовольный вздох Эммы.
- Карта. Карта, сэр Фламберг, простая. Вот мы. Вот соседи. Вот четыре дороги к соседям. Квадрат, значит, по-научному. А когда именно - и не скажу, не записывал. Разве что полторы недели тому, как упырь с бизнесом господина Биндрета познакомиться решил. И подзакусить.
Огонь тянулся, пытался достать до сапог, но ему не хватало сил - тяга тянула вверх, хотя хотелось - в стороны. Всегда так. Хочется одного, а делаешь - другое. А то и третье.
"Что я вообще забыл на этом Севере? Зачем мне эта троица, которую и не уговорить, и не поймать, и не убить. Зачем эти работорговцы, с которыми разбираться ну никак не нам?"
Раймон вскинул бровь.
- И что, выходит, по всем углам этого квадрата твари досадить успели, раз уж по всей округе расползлись? И полторы недели как... а в последний раз где объявлялись, и где?
- Сегодня утром, - коротко ответил мэр. - в лесочке возле Ланкастера, что с западных ворот. Купчина ехал, с дочкой. Дочку упырь утащил, двух наемников подрал, а купец еле жив.
- Значит, лесочек. Ладно.
"Угу, утащил, конечно. Как та хобия, только упырь".
Раймон в последний раз покосился на огонь. Так легко было бы придать ему чуть сил, отшатнуться, свалить кипу так, чтобы листы разлетелись по всей комнате... но нет. Может, настоящий шпион и не упустил бы такой шанс, но Раймон им не был. Не был он так же и констеблем.
"Да, определенно. Не констебль, зато знаю одного, кого это всё может заинтересовать. Но всё-таки без бумаг. Даже если там действительно романтический роман в форме дневника. Дьявол. А вдруг в самом деле роман? Как такое - и не взять?!"
Впрочем, эту мысль тут же сменило... не мысль. Ощущение. Чувство. Сосущее ощущение пустоты?
- К слову, у вас нет лишнего котёнка?
- А... зачем вам котёнок? - изумленно осведомился мэр, неловко приподнимаясь с лавки и рассыпая свою драгоценную стопку.
- Суп варить, - немедля ответила Эмма, и Раймон отшагнул от камина. Огонь взвился ярче, с гулом уходя в трубу. На Эмму, прикрывшую юбкой несколько листов, он не смотрел.
- Не знаю. Чтобы был? Приятно знать, что где-то там есть котёнок. Мурчит... все любят котят. Даже нежить. Знаете, даже в упырях ещё остаётся что-то человеческое, что-то такое, что тянет в тепло, к очагу, над которым кипит вкусная похлёбка, в подвал, где крынки с молоком... и вот котята, да. Но не обращайте внимания. Мы найдём другую приманку для ваших упырей. Позвольте, помогу собрать...

- Упадёт, а потом его сожрёт случайная лесавка, - Раймон покачал головой, подстраиваясь к шагу. К счастью, шёл дед небыстро. - Но ведь может и не сожрать. Там вон лошадь недоеденная лежит и пахнет на всю округу. Небрежно получается, хотя морок и хороший, сильный. Хрен снимешь, не зная, каким человек был изначально. Могли ведь не только желание идти вперёд заложить. Вот чего бы ему самому не скинуть лишнее? Человек-то всегда знает, какой он, пусть и глубоко внутри. Хм...
Как бы он сам накладывал такой морок? Нет, не так. О чём бы он сам не подумал, накладывая такой морок. Допустим, если бы не торопился, если бы было время, пока прочие заглаживают следы. Из иллюзий могло выбить неожиданное, то, что не укладывается в заданную схему поведения и восприятия, когда не получается больше принять человека за бревно. Это знали все и, конечно, старались учесть. Но вывести могло и ожидаемое. Та же тропа, только через развилку. Раймон прокашлялся, покосился на Эмму и ухнул, хохотнул так, как прямо ни в сказке сказать, ни пером описать. В общем, так, как гнусно ржёт над случайными путниками лесная нечисть.
- По уханью ты, наверное, был отличником, - хихикнула Эмма, но тут же умолкла, глядя, как старик остановился, перекрестился и прямо в луже принялся стаскивать с себя потрепанный джеркин, чтобы вывернуть его наизнанку.
- Спаси меня Господь, а ведь чуял, что леший водит, - задумчиво ворчал он под нос при этом.
"Воистину, лешехаилиты мерзкие и богопротивные", - мысленно согласился Раймон и прокашлялся, на всякий случай отступая в сторону.
- Благослови вас Бог, отец. Вижу, и без меня с дрянью справились? Сразу опытного лесовика видно.
Дед даже не вздрогнул. Только медленно, вдумчиво шагнул назад, будто невзначай почесав спину и вытащив из-за неё короткий, неприятного вида нож.
- А ты еще что за чёрт? Да с чертовкой?
- Леше... тьфу. Михаилитский чёрт, - Раймон легко пожал плечами, даже не пытаясь тянуться к оружию. - С полумихаилитской чертовкой. За упырём охочусь, да любопытно стало, что же здесь такое творится. А тебе, отец, высушиться бы сперва, а то обидно от мороков отделаться, а с грудной лихорадкой слечь. Есть тут домик какой неподалёку? А то костёр можно и тут рядом устроить.
- Твареборец, значит, - старик понимающе кивнул и вышел из лужи, принимаясь сгребать сухие листья и напихивать их в сапоги. - Бабу эту мертвую ищешь, значит. А нашел, выходит, деда.
- Зато дед, кажется, нашёл бабу, - Раймон прислонился к стволу старого дуба и улыбнулся, вспоминая следы. Когтистые, но нога, не лапа, и узкие. Не столько упыриные, сколько наводящие на неприятные мысли о высших вампирах, носферату. Маленький мужчина? Или таки женщина? Но вряд ли старик видел упыря. Слишком близко был схрон, слишком не совпадало оно по времени. Значит, упырь принёс девку, оставил в схроне на какое-то время и убежал по своим упыриным делам - ложные следы оставлять, например.
"Мёртвая баба, да?"
- Как выглядела баба-то? Да и где? Не вон там ли, поодаль? - Он кивнул по направлению к схрону.
- А вот как твоя и выглядела, - кивнул в сторону возмущенно фыркнувшей Эммы старик. - Жилистая, никакой от неё отрады не будет. Разве что в юбке. А видел там, конечно. Только недолго глядел, леший глаза отвел. Известно, упыриху свою прикрывал.
"Лешие не прикрывают упырей... Ладно, речь не о том".

Упырь снова рвал кого-то на соседней дороге, и это говорило о том, что молодняк пошёл непуганый до крайности. Впрочем, чем они рисковали на самом деле? Даже если кто увидит - так это ж они просто за упырём шли, чтобы, значит, пристукнуть тварь. Бежать через лес не хотелось. Всё равно опоздали бы, всё равно если уж сталкиваться, то на заранее подготовленном поле, а не вот так, да и Арфист рассказывал слишком интересно, чтобы вот так взять и бросать.
"Интересно, когда именно такого полезного человека собирались спасать от лешего?"
Ещё интереснее показался всполох морочьего хвоста неподалеку. Кто-то подошёл и... спрятался? Шел, удивился, ушёл в морок и ушёл? Поразмыслив, Раймон решил поставить на последнее и мысленно пожал плечами. Делать что-то с этой ситуацией прямо сейчас он в любом случае не собирался. Слишком мало знал, слишком чужим был лес.
- А где же это они фиалки свои ищут, уважемый Арфист?
- А везде. Мечутся, мальки безголовые. Ровно сетку по лесу нарезают, чтоб поймать упырицу эту, - Арфист неожиданно захихикал, подбросив флягу. - А на что тебе упыриха, твареборец? Тоже целоваться с ней будешь? У тебя вроде баба хоть и тощая, но на мордочку славная.
"Тоже? Значит, всё-таки не только фиалку видел".
Хотелось спросить, один ли целовал, а то, может, все три, но Раймон не знал, насколько ещё хватит старого браконьера. Речь становилась всё более путаной, и оставались куда более важные вопросы.
- К дьяволу упырих, - улыбнулся он Арфисту. - Слушай, а где центр этой сетки? Паутины то бишь. Потому как если сеть - то есть края, а есть и...
- Так в избушке ведьмы этой, Якубы, выходит. Якуба померла третьего года как, а избушка пустует. Ого, какой фазан!
Дедок споро собрал лук, и метнулся в сторону за кусты, провожаемый укоризненными взглядами Эммы.
- Вторая фляжка за две недели, - недовольно пробурчала она.
- Эй, а где изба-то эта якубина? - Крикнул Раймон вслед старику.
О флягах можно было поскорбить и позже.
- Четвертая тропа за дубом, первый поворот, прямо!
- Очень доходчиво, - рассеянно пожаловался Раймон. - Мог бы и поточнее сказать, за флягу-то. И эти... пришли, послушали, ушли. Нет, чтобы подойти познакомиться. Невежливый молодняк, совершенно отбивает желание идти к ним в гости. Что в таверну, что в избу.
Эмма, успевшая найти кочку болотной манжетки и дравшая её с упоением дорвавшейся до растений травницы, неохотно выпрямилась.
- Следует как можно больше заботиться о том, чтобы искусство внедрять настоящим образом нравственность было поставлено надлежащим образом среди юношества, чтобы юношество стало ревностно к хорошему, - назидательно выдала она. - Если мы не идем ни в таверну, ни в избу, то я настаиваю, чтобы на обратном пути меня переносили через все эти чарусы. Мне надоело вытряхивать из сапог изумленных лягушек. Они, знаешь ли, только просыпаются.
- Зачем ты их туда сажаешь? - Удивился Раймон, отвлекаясь от леса. В конце концов, именно сейчас, кажется, никто выпрыгивать и грызть не собирался. И потом, скорее всего, тоже, если только подростки не были куда глупее, чем казались вот так вот навскидку. И всё же, зачем им была нужна эта женщина? Старое знакомство - возможно, но всё равно что-то мешало принять эту причину за единственную. Чего-то в этой упыриной экологии не хватало. - Но я думаю, что мы пойдём в лазарет. Монастырь. В общем, туда, куда отнесли купца, лишившегося не только дочки, но и, судя по возку, части товара. И, если уж об этом речь...
Прищурившись, он примерился к Эмме и кивнул, подступая ближе.
- Думаю, переносить можно начать прямо сейчас. Лес, правда, скользкий, поэтому лягушки в итоге окажутся не только в сапогах, но кто я такой, чтобы отказывать в просьбах!
И если кто и подглядывал за тем, как михаилитская ведьма с визгом удирает от михаилита по изумлённому весеннему лесу - ему было плевать.

- Я грешен, святой отец. Я торговал людьми. Прощает ли этот грех Господь?
Раймон проводил взглядом Эмму, вставшую под решетчатое окно так, что волосы в свете заходяшего солнца засияли розовым золотом. Рукава короткого кожаного дублета мало походили на крылья, но в остальном - чистейший ангел, никаких мороков не нужно. Разве что штаны... Эмма поспешно задрапировалась в кусок гобелена, и он кивнул. Похоже.
- Дитя мое, Господь милостив и милосерд, но не бывает прощения без раскаяния. Грешил ты, зная, что грешишь, не меняя жизни своей - но почему?
- Вы не видели их, святой отец, - простонал торговец. - Сильные, здоровые женщины, горячие в постели и на арене. Особенно последняя, Виола. За что она так? Я ли ее не баловал? Ей дорога была на лондонскую арену. За что, святой отец?
"Фиалка, да? Лондонская арена... та самая?"
Эмма через прорези в гобелене смотрелась странно, непривычно, но очень уместно - что в тиснёном дублете, что в золотом ореоле. Жаль только, решетка обрезала лицо наполовину, и подвинуться так, чтобы видеть всё, Раймону никак не удавалось. Интересно, ширину прутьев она подгадала специально?
- Прелюбодеяние - тоже грех, сын мой, и грех неизбежно ведёт к страданию и греху новому, но страдания облегчают душу. Что она сделала, эта Виола?
- Она была великолепна, - у торговца заметно окреп голос. - Вы видели когда-нибудь Сирену? Ту, что принадлежит Нерону? Хотя, откуда бы... Виола могла стать звездой арены, превзойти того самого Актёра, но... Зачем Господь сотворил женщин - такими, отче? Почему мальчишка, только недавно отёрший молоко с губ, ей стал дороже и меня, и славы? Видели бы вы, как он смаковал каждую мою рану, как пил кровь с кинжала.
"Я вижу, что этот прилив сил может стать и последним".
Времени на рассуждения о природе женщины, кажется, не оставалось, так что пришлось ограничиться простым:
- Мальчишка, сын мой?
- Юноша. Туманом кличут, - ангел-Эмма метнулась к торговцу, приподнимая подушку так, чтобы унять приступ кашля. И сквозь дыры в гобелене продемонстрировала полотенце, по которому расплывались свежие пятна крови. - Отпустите мне грех, отче. Я желал смерти ему и желал её себе.
"Отпустить? Хочу ли я это делать? Что скажет о таком отпущении апостол Пётр, если - о, греховная мысль! - он действительно стоит у врат рая?"
Эмма хлопотала у постели умирающего, и Раймон мысленно пожал плечами. Какая разница? Принимать душу в рай или нет - дело апостолов и небесной канцелярии. Сам он мог только утишить хотя бы духовные страдания - или усилить их, отказав в отпущении, на что имел право любой священник, если считал, что раскаяние не соответствует грехам. А здесь раскаяния не ощущалось вовсе. Да и понимания. Так что... Простой выбор, даже для работорговца. Наверное.
- Отпускаю тебе грехи вольные и невольные, сын мой.
Роль, не роль. Играют слова смысл там, наверху, или нет - как знать. Отвечал на молитвы и экзорцизмы Бог или просто мир изменялся под принятую механику? Как знать. Был ли по-настоящему выбор там, где эта механика едина для всех? Почти для всех. В тот рай, в этот рай, в эдакий ад... Почему, дьявол подери, нельзя создать собственный?
- Благослови вас Господь, отче, - обессиленно прохрипел торговец, закрывая глаза.
- Спит. Разбудить снова? - Эмма, если судить по тону, о теософии не думала вовсе, отдавая предпочтение практичности.
- Нет, - Раймон поднялся с жутко неудобной скамеечки и с удовольствием потянулся. - Едва ли он скажет что-то ещё полезное, а нам, кажется, стоит поинтересоваться, нет ли у монастыря собственной голубятни.

14 апреля 1535 г. Ланкастер.

Дорогу до трактира Раймон почти не запомнил. От неё остались только стук копыт, теряющийся в обрывках мороков, дёрганая боль в боку, тупой гул в ушибленной ноге и выцветшее от усталости и напряжения присутствие Эммы. Даже скамья - крепкая, надежная, с какой не свалишься, - не принесла облегчения. К счастью, от него требовалось только сидеть и делать скучающий вид. Делать вид - это да, это пожалуйста. Это можно, особенно когда внимание привлекает кто-то другой.
В крови - сколько её вытекло? - стыло разочарование. Он рассчитывал, что это местечко мальчишки выбрали своей базой - но нет, сюда они явно только заглядывали порой, показать лица, поговорить... возможно заняться деньгами. Не дом, который можно было бы нагло занять, просто - вид. Был ли у них вообще этот дом, или - как у него, только тракт?
"Дьявол. Надо всё-таки взглянуть на тот подаренный домик... и постараться его не сжечь. Ну да. А кто будет им заниматься?"
Думать было сложно. Слушать - проще, и смотреть тоже, потому что хозяйка не слишком тратилась на свечи и лампы, и мягкий свет не резал глаза. Проклятый монастырь выпил куда больше, чем стоило отдавать... надо будет потом стребовать тройную цену. Да, определённо.
- Mo milis, - ласково ворковал Роб, прибивая над стойкой голову химеры, от которой отчетливо разило бренди. - Я добывал эту зверюгу ради вас. О красоте Имари слава разносится далеко, даже дальше чем о великолепном вине, подаваемом здесь. К слову, моя дорогая, а у вас есть свободные комнаты? Нет? А если отыщу?
Химера выглядела премерзко, и даже в расплывшихся чертах Раймон угадывал женское... женскую морду. Тела не было, но видеть его особенно и не хотелось. По крайней мере, до выздоровления. Однако. Едва не откусили голову? И таких было больше одной? На случайную встречу на тракте это не походило - не с этим человеком - а значит... Как-то многовато охотников становилось в мире на раймонов вкус. Впрочем, на стене голова смотрелась неплохо. Знаково. Если у тебя нет зеркал, сгодится хотя бы дым, и вон те наёмники, которые выглядят так, словно только что пили с Ю в Гленголл, разнесут новости по городу.
Хозяйка, впрочем, смотрела не столько на голову, сколько на Роба Бойда. Неудивительно. За магистром девки ухлёстывали и без омоложения. Молодость, сила, цель в жизни... место. Места. Когда мест много - значит ли это, что их нет вовсе? И слишком уж быстро он говорит. Стимуляторы... явно не первые.
- Комнаты нам достанутся этих гадёнышей, - сообщил Роб. - Комната. Чтобы не бегать из двери в дверь, когда придут убивать.
"Не придут. Даже если полные идиоты, а они, кажется, идиоты, иначе зачем?.."
- Ты бы поберёгся со стимуляторами, - заметил Раймон, облокачиваясь на стол и пряча за скукой и боль, и усталость, и монашескую муть. - Даже речь ускоряется, а за этим, глядишь, и действия начнут. И, к слову о действиях. Я всё понять не могу, зачем было в меня стрелять? Ну посуди сам: прибили бы они своё дело, сдали гулей, каясь, что по-молодости не справились сами - и жили бы дальше. Пусть бы снова устраивая подлянки и делали деньги, но аккуратнее. А теперь что? Охота на всё графство? И ведь они не добили сразу купца, позволив рассказать мне, что случилось с ним. Не добили меня, позволили Эмме отправить письмо. А ведь перехватить голубя - раз плюнуть. То есть, перехватили, прочитали - и отправили дальше, не зная, уйдёт ли это дальше в орден. Приедет ли один престарелый Тракт или боевая группа из резиденции. Не складывается, - он поморщился задумчиво и прищёлкнул пальцами. - Чего-то не хватает, какой-то детали, даже двух. Я ведь даже не сделал и не узнал ничего такого, за что стоило бы сразу убивать... точнее, не убивать. Оставлять и ждать следующего хода - следующего, когда я не сделал даже первого. Нелепо. Чего-то не хватает. Разговор с Арфистом - ерунда, пустышка с фактурой по гулям и юным дарованиям, разговор с Бо - может, он и подставной, но не было там ничего такого. Что ещё мы делали-то?
"Действительно, что? Приехать не успели. Аск на площади. Бо. Мэр с бумагами ни о чём. Арфист... всё это нормально и для политики, и для разговора, и для визитов, но не для арбалетных болтов. А что выбивается? Чего обычно не делают заезжие михаилиты?"
- Разве только писали письмо Харперу с поздравлениями о свадьбе... письмо комиссару Харперу-Манвилю...
Допустим, письма здесь в обычае перехватывать. Допустим, кто-то прочитал эту чёртову шифровку, написанную в четыре руки, ни черта не понял кроме того, что там явно сказано что-то важное, и что этот михаилит связан с Кромвелем и его службой. Проклятье, почему я не шпион?! И тогда... и тогда получается, что не идиоты, а просто на поводке? Что где-то выше сидит кто-то умный? Но что делает не идиот, когда понимает, что стал разменной монетой? А фанатик? Монета. Упадёт той или иной стороной? Придут или не придутщзщ?
- Любопытно, кто из капитула так полюбил католичество, что даже письма к ордену отсюда пропускают? Казначей, небось. Он на голубятне днюет и ночует. А стимуляторы тут ни причём. Я третьи сутки не сплю, и хочу не заснуть еще и на четвертые. Но подумай вот о чём, сын мой. От этого яда ты не умер бы. Да, ослабел бы. Быть может, провалялся в лихорадке, но умереть?.. Употребляя составные части отравы с детства? Нет. Скорее, тебя ждали работорговцы и головокружительная карьера гладиатора на какой-то весьма отдаленной арене, куда не дотянуться Ордену. К слову, о работорговцах. Довелось тут побеседовать с одним, Еленем Мирном кличут. Он держал путь на Трюарметт.

5 апреля 1535 г. Ланкастер.

Времени почти не было, и Раймон, не раздумывая, ударил, вытянув за один присест весь накопитель. Вот когда пришлось добрым словом вспомнить гулеревню: упырица... смертельно бледная женщина с отросшими когтями и клыками застыла, не успев разорвать Робу горло окончательно. Арбалетный болт её не остановил, несмотря на серебро, и если бы не память о тех морочных нитях к нежити, ему оставалось бы только стоять и смотреть.
А так... кровь из раны пропитывала оверкот, но в остальном Роб выглядел целым, хотя и помятым. Вампирше пришлось хуже - сломанная рука повисла плетью, стрела так и торчала в боку. Впрочем, ничего такого, с чем бы не справилась регенерация - если бы ей дали на это время. Но поскольку брать упырей живыми они с Робом не собирались, то шансов у мёртвой женщины не оставалось. Но где же тогда?..
Внезапный шум заставил дёрнуться, вскидывая руку для молнии. Поздно. Мужчина в странном оверкоте с нашитыми лоскутками ткани метнулся за дерево, и Раймон скрипнул зубами, падая под прикрытие кустов. Ну да. Вот где, конечно. И что этот юнец такое крикнул?..
"Вия, фу!"? Серьёзно, как собаке? Выкрик тянул на полноценный фарс, на подмостки под стенами Арундела, и настолько не подходил ситуации, что Раймон на секунду замешкался, пытаясь понять, что происходит и, главное, что делать. Огонь? Против этого скорее всего нет смысла. Молния? За деревом разве что оглушит. От мороков юнец наверняка прикрылся, а значит, не оставалось ничего, кроме слов, злости и ощущения стремительно утекающего времени. Это один. А где ещё двое? Подкрадываются сзади, а этот - просто отвлекает? Бок противно заныл, напоминая о том, как близко пролетела смерть, посланная этими гадёнышами. Конечно, кольчуга на нём не в пример той, её, вероятно, не пробить даже такими стрелами, но... в том, что пришлось надеть броню, созданную Бадб, что приходилось быть обязанным - ей, - ничего приятного не было тоже. Как и настоящего выбора. Умирать из глупой гордыни хотелось меньше всего. Не сейчас ещё.
- Salut, mon ami! - Крикнул он, с одобрением отмечая, как Роб утаскивает вампиршу за кусты. Действительно, не упокаивать же её на виду. - Что, паршиво упыриха дрессируется?
Прозвучало зло. Вдвойне или втройне, потому что очень уж были похожи друг на друга молодой михаилит и нежить. Сестра?
"Да, пожалуй".
Чувств юнец не прятал. Страх за любимую сестрёнку, который заставил даже выскочить из укрытия где-то на дереве. Вдвойне - потому что здесь был Тракт.
"Забавно, как быстро меняется отношение. Достаточно одного выстрела из арбалета... ладно, четырёх. Ещё вчера я считал это всё делом капитула, а сегодня - уже личное".
- Вообще не дрессируется, - неожиданно спокойно ответил юнец. - Чёртов Тимьян, руки из задницы растут.
- А раньше из плеч росли. Ты зачем стрелял, tolla-thone?
От оверкота Роб избавился, ворот кольчуги подтянул повыше, но капюшон на голову не надел, и белая голова в сумраке леса светилась как одна из тех мишеней на королевских турнирах лучников. Впрочем, мальчишка и не думал стрелять. Он то ли вздохнул, то ли всхлипнул, выходя из-за дерева.
- Погоди, - Эмма уютно устроилась на плече, будто лежали не на сыром мхе, а на постели. - Пусть поговорят.
Раймон только хмыкнул. Скидывать её, вскакивать на ноги и кидать молнию? Не в боевика, а в испуганного юнца, пусть тот и любил стрелять из арбалета? Нет. Роб одним вопросом превратил это всё в своё, личное дело, и напряжение уходило, осыпаясь вяжущей усталостью и равнодушием. Зачем он это всё затеял? На кой дьявол, действительно, нужен был ему этот север с этими католиками, Вопросами, архиепископами и боевиками? Да ни на кой - а теперь вот лежи и слушай, как пытавшийся тебя не убить человек рассказывает о старых вампирах, больной сестре и католиках.
Вампиршу Раймон не видел, но знал, что она лежит где-то там с пробитым кинжалом сердцем, дожидаясь окончательной смерти. И ведь снова - упырей убиваем мы, а платить тоже почему-то снова нам. Как вообще этот чёртов мир работает? Становится ли он лучше - вот так?
Хотелось что-нибудь спалить. Бездумно и бессмысленно, как вон Брайнс у Херли. Может, тогда под рёбрами перестанет болеть.
"Например, мэрию. И вон то, как его... лавку косоглазого Вона. Никогда не любил таких поклонников декоктов".
- И монастырь этот, - немедленно посоветовала Эмма. - А еще можно ланкастерский замок. Совершенно безвкусное строение.
- Какой замок?! Да я ж поседею, пока эту громаду выжгу! - Вполголоса возмутился Раймон, глядя через молодую траву, как опускается на землю Туман. Над деревьями хмурилось, обещая скорый дождь. - Ну подумаешь, не современный, без этих новомодных украшательств, так что же теперь, жечь сразу?

5 апреля 1535 г. Всё ещё Ланкастер.

Голова гудела так, словно и не было привычки пить. Впрочем, её, кажется, по-настоящему уже и не было? Раймон в сопровождении Эммы и Роба Бойда неспешно шагал к ланкастерскому замку, болезненно щурясь на некстати выглянувшее солнце. Кто вообще звал его в Англию? Так хорошо было зимой...
Что делать в этом самом замке, где обитал один старый вампир и готовились ожить, а то и уже ожили два молодых, да ещё михаилита, он не имел ни малейшего представления. Устав требовал собирать боевую группу. Вчерашняя выпивка требовала пойти и потребовать у чёртова упыря хотя бы рассол. В подвалах он мог остаться, а упырю-то без надобности, верно? Или у вомперов тоже болит голова, если пережрать михаилитов? Дьявол. Поднятые михаилиты, один из которых некромант. Мысль отзывалась так погано, что даже хотелось думать о тыквах. Чёрт. Что он вчера нёс?.. Какая серебряная вилочка? Зачем пони? И кто, в конце концов, хочет жить вечно? Всё равно мир не поменяется в ближайшие лет... ну, скажем, пятьсот. Да. Или триста. А почему бы и не прожить пятьсот лет? Вокруг сплошные долгожители. Полтысячелетия на тракте.
Мостовая качнулась, и Раймон сглотнул кислый привкус. Или в Ланкастере начиналось землетрясение - что вряд ли, учитывая, как зазывно смотрит вон та пухлая торговка... и эта... и ещё те две... какого беса? Столько же вроде бы не пили? В общем, или землетрясение, или требовало подумать о чём-то другом.
- Слушай, а что скажешь о Харзе?
- Слова, - Роб недовольно дёрнул плечами, доставая из сапога красивую серебряную вилочку. Двузубую, с черенком-розой. - Харза может быть слишком хорош или слишком плох, как и всякий хорёк. Возьми свою вилку.
- А брауни где? - Раймон взял подарок и огляделся. Тварей нигде не было видно, и только Бо радостно помахал от прилавков палкой толстой колбасы. Свежей, наверняка пахучей, жирной... - Спасибо, но зачем вилочка без брауни? Это всё равно что раки без лебедя. А хорьки - они, конечно, разные, но... так вышло, что мне, возможно, понадобятся мистики. Хорошие. Очень. А подумав о Шафране я вспомнил и Харзу, но... как-то не лежит душа. Что-то в нём смущает, хотя вроде как и нечему.
- Надо убрать у тебя похмелье, но нет. Мучайся, неблагодарное дитя. Я половину утра улещивал Имари из-за этой вилочки. Харза - ходок во тьме, и зачем, скажи на милость, тебе мистики?!
Эмма неодобрительно покачала головой, и Бойд осёкся, зло пиная подвернувшийся под сапог камешек.
- Если щенка харзы отнять у матери совсем маленьким, он вырастает преданным тому, кто его воспитывал. Ну, и еще своей самке, но это не в счёт. А Денни Рейдж был трогательным мальчонкой, похожим на безвременно усопшего сына Арктура... Безопасности. Смекаешь, сын мой?
Раймон смекал. Абсолютная преданность ордену. Шафран, тень, был всё же иным, и...
- Значит, он остался в Бермондси? "Пока что". Пока - что, интересно.
- А где ему еще оставаться, - искренне удивился Роб, точно это не требовало никаких ответов. - Там самка... тьфу, женщина. И Бесси Клайвелл. Знаешь, если проследить родословные, то выходит занятно. Получается, что констебль, нутром чующий, где сидит фазан и думающий, что дети унаследовали дар от покойной жены, сам носит в себе редкие линии. Помнишь, я рассказывал сказку про валлийского колдуна, умеющего ходить между мирами? Не помнишь, конечно же... В общем, Элизабет Клайвелл - долгосрочное вложение. И теперь тебе придется на мне жениться. То есть, стать преемником.
"Вложение. Проект".
Хорошие, отстранённые слова. И всё же, даже с учётом линий и уникальности валлийских колдунов, сквозь пелену похмелья пробивалось отрезвляющее чувство любопытства и недостаточности. Идти с таким под венец было ну никак нельзя же. Всё то, что творилось создавалось сначала ка, а потом уже на тракте, что уходило корнями в прошлое на столетия, и от чего он успешно отказывался годами, отговариваясь не своим делом. Но жизнь становилась слишком плотной для не своего. Любопытно! Даже если не помнить долгов.
- Бесси? И только ли? И много ли таких проектов в ордене?
- Раймон, - Циркон вздохнул, покосившись на хмурую Эмму. - Зачем тебе это? В Бермондси - Бесси и её брат. Но и сам Джеймс мог бы развить дар рядом с ненавязчиво направляющим его видоком. И быть полезным. Я уж не говорю об этом монастыре, откуда ты так вовремя уволок свою жену. Ты знаешь, он построен на точке. На выходе силы. Причём, его возводили так, чтобы здание обители стало накопителем. А проекты - бывают. Но не всегда они удаются. Не так ли, третий сын третьего сына, причем во всех смыслах?
Провальный и плохо управляемый проект хмыкнул, заново ощущая печать, поставленную в тюрьме архиепископом, покосился на идущий рядом неведомо чей леди-проект с нюансами ногами, и пожал плечами. Возможно ли было встроить в человека контролирующие механизмы, надёжные и совешенно незаметные? Он бы не взялся, но если взять морочника опытнее, добавить биологию и что-нибудь более тонкое-астральное... то всё равно бы ни черта не получилось. Бедные создатели проектов. У них, наверное, тоже болит голова, только не от вина и постоянно. Но порой - и бедные объекты. Особенно без ног. Впрочем, у Джеймса Клайвелла их пока что никто не отрезал. Вроде бы. И Раймон снова пожал плечами, признавая и третьевость третьевости, и вовремянность, и вообще всё.

Эмма вцепилась в руку, вздохнув. Но хуже всех приходилось Бойду. Тот медленно поднял руки, на которых дымились и потрескивали амулеты. Обсидиан, турмалин, янтарь, черный оникс, рябина, литая из серебра голова ощерившегося волка оплывали и чернели, оставляя ожоги.
- Этого нет, - неожиданно низко, без привычного ласкового мурлыканья, гортанно проговорил Роб, одёргивая рукава и пряча под ними обереги. - Этого нет. Ищи время, Фламберг, черти тебя раздери!
- Что я тебе, временная гончая?..
"И как же нет, когда есть? Это ведь не какие-то там мороки, это, чёрт его вместе со мной раздери, лето!"
Но если не мороки, а лето, тогда - как? Время никогда не давалось Раймону так же хорошо, как огонь или мороки, но одно он знал точно, несмотря на всех мастеров Петеров: ничто не появляется из ничего и не уходит в ничто. Даже мысль, совершенно нематериальная, обладала энергией, сутью, плотностью. А время? Оно сжималось, растягивалось, зацикливалось в круг - но и только. И ускорить весну до лета, невзирая на растущее противодействие?
Глядя на то, как от дверей внутреннего замка к ним идут встречающие с одинаково фальшивыми приветливыми улыбками, Раймон лихорадочно размышлял. Чтобы возвращать в мир время, его надо было откуда-то брать. И пусть оно есть у всего, что-то лучше поддаётся контролю, что-то хуже. Люди? Не зря же горят амулеты, но если у них отбирают, а в мир вокруг отдают больше - то где последствия несовпадения? Стражники, служанки и прочие выглядели нормальными - или так лишь казалось. Если ожидаешь увидеть норму - ты её и увидишь, а если нет? Раймон, приятно улыбаясь, всмотрелся в стражников, убирая то, что хотелось видеть, и мысленно кивнул. Марионеточные дёрганые движения, резкие скачки в пространстве вместо обычных шагов. Люди определённо не успевали, и толком этого не осознавали. Пытались угнаться - и не могли. И даже так... Допустим, некто или нечто забирает время, чтобы создать вокруг лето - это Раймон мог понять. Тепло стимулировало многие процессы, могло спрятать нежить и тем было удобно, вот только не заметить такое было невозможно, и риск того не стоил. Если только процесс, при котором в мир выбрасывалось больше времени, чем забиралось, не создавал ещё дополнительных излишков, которые можно было пустить на что-то ещё. Накопить. И если уж живая, самоподдерживающаяся система требовала некой связи, то где-то должны быть забирающие фильтры, отдающие механизмы и - регуляторы. Место, где время смешивалось и распределялось. Рычаг. И камень никак не мог скрыть круговорота, текущего с водой через людей, кусты боярышника, цветы, яблони. Раймон хмыкнул и поджал губы, недовольно глядя на марионеток.
- Я надеюсь, вы идёте сказать, что дурня у ворот примерно накажут. И что гостям уже приготовлены лучшие комнаты в замке, ванны наполнены горячей водой, слуги выбирают в подвалах рассол покрепче, и уже готовится обед, хотя время только полдничать после завтрака. И мы с дороги, поэтому с удовольствием помолимся в замковой капелле.
- Не-э-э-е-но, - радостно улыбаясь, тягуче сообщили стражники. - Ле-е-е-о-е-ду о-о-и.
- Dè cho pianail ‘s a tha e mi le each! Gus an cuir mi a-rithist amulets, - страдальчески процедил Роб, вытряхивая из рукавов черный пепел. - Na bi a-riamh nam bheatha!**
"Похоже. Жуткий язык. Может, его так и создавали, когда какой-то маг решил поэкспериментировать со временем?.."
Что именно "не велено" было понятно: всё, кроме того обеда. Либо накормить гостей, чем нужно, включая в круговорот, либо накормить гостями, кого нужно, тоже включая в водоворот. Беспроигрышная схема, где всё шло в дело. Удивляться стоило разве тому, как легко сознание могло достраивать даже вот такие фразы, где часть звуков отсутствовала вовсе, а остальные растягивались до невозможности.
Но при всей интересности, на обед не хотелось. Хотелось в капеллу, катакомбы и, возможно, к речке. Или пруду. Туда, откуда замок брал воду, не деля её при этом с городом, который, по крайней мере, оставался весенним. Но стражники скорее всего знали только одну дорогу, и шли только по ней, поворачивая в нужную сторону нужное количество раз... почти так же, как старик, ищущий землю для саженца на мощеном дворе. Достаточно всего лишь спутать стороны. Проблема заключалась в том, что сам он нужной дороги не знал. Впрочем... нужно ли?
"Интересно, а как они понимают меня? Так же, пропуская часть сказанного, но ускоренно? А где же у них найдётся время это ускоренное разбирать? Работают только самые простые триггеры?"
- Обед - это замечательно. Вот магистр только что прибыл со свадьбы любимой фрейлины Её Величества и проголодался как тот волк, которому не досталось поросят, потому что всех сожрал Харпер.
Роб горестно покивал, а Раймон продолжил говорить плавно и быстро, из исключительно садистского интереса помогая себе жестами, часть которых была откровенной отсебятиной. А часть - нет.
"Ищи воду, Циркон. Время - в капелле или близко".
- А мы - прямиком из Арундела, где наслаждались обществом... всех. И леди устала с дороги, так что я надеюсь, вы хорошо знаете дорогу и не заблудитесь. К лучшему залу!
"Воды тут хоть жопой ешь. Тебе к пруду или к фонтанам?"
К пруду или к фонтанам? К источнику или исполнителям? Слишком ровно, одинаково выглядели стражники. Программа - программой, но здесь Раймон ощущал и управление, координацию. А где есть контроль - в него всегда можно вмешаться, если умения хватит. А хватит? В гулеревне хватило бы, но там - простая сеть с бессмысленной нежитью. Здесь?
Видеть одновременно время, цветовые всполохи чувств и накинутую на замок сеть чужих наваждений было тяжело. Подбирать ключи - в конце концов, чем взлом сознания отличается от подбора ключа с хитрыми бороздками, от немецких... венгерских мастеров? Секунды растягивались, растягивая заодно и его самого, а Раймон терпеливо щёлкал отмычкой, подбирая нужные мысли и ощущения... пока мысль не сломалась с резким щелчком, отозвавшимся до костей. Едва не отшатнувшись, Раймон со злостью вперился стражникам в глаза - разные и при этом одинаковые. Прятаться было уже бессмысленно - да и имело ли смысл с самого начала, после этих чёртовых юнцов?
"Хотите провожать? Отлично. До дверей внутреннего замка - простой маршрут между двумя точками, но он требует минимум двух поворотов. И ни один идиот не продумывает инструкции и дороги до перепроверки самого простого, самого привычного. Такого, как отличие права от лева. Тезы от антитезы".
Один стражник остался на месте, резко вздёргивая ноги, второй сделал несколько уверенных шагов - и тоже остановился, глядя перед собой.
Старик-садовник так и искал почву. Мимо снова пронеслась стайка горничных - кажется, тех же самых, с теми же корзинами белья. Никому не было дела до внезапно застрявших в мире стражников. Не их дело. И, если Раймон понимал эту игру, где-то в замке терпеливо ждали новые встречающие - и будут ждать дальше, пока не случится то, что запустит какие-то действия. Стражники ушли за гостями, значит, должны прийти обратно. Всё. Менять что-то мог только кукловод, но... насколько резко? Мог ли он уже ломать, а не подсказывать в рамках обычной жизни? А чёрт его знает.
"К пруду".
Бойд кивнул, снова вытряхивая пепел и остатки деревянных бусин. Поддернул рукава, демонстрируя, что на запястьях остались лишь рыжая косица да ожог от накопителя.
- Ох и напились мы однажды со здешним кастеляном, - радостно проговорил он, сохраняя при том мрачную мину. - Году эдак в двадцать восьмом. Здесь в подвалах московитские меды хранятся, забористая штука, доложу тебе. Голова трезвая, а ноги идут куда-то. Ты им говоришь, что надо бы по замку, а их то на стену несет, то через задние дворы.
"А я ещё удивлялся, чего это так легко было войти в этот замок. Легко войти туда, откуда потом сложно выйти же. Старею, что ли? А то и вовсе вымираю, с такой-то молодёжью и такими древними упырями. Впрочем, молодёжь выйти, кажется, как раз и не смогла. Ни через стены, ни дворами, ни через замок. И что же делать? И, главное, кто виноват?"
- Вот время-то непонятное, - восхитился Раймон. - Пили в двадцать восьмом, а помнишь, небось, как вчера. Хоть помолились сперва? Или после? Хотя после, наверное, только кругами получалось - магистр же, да с кастеляном!
И чем дальше, тем меньше верилось просто в древнюю нежить саму по себе. Нет, конечно, если славянские упыри были такими же... эксцентричными, как славянские михаилиты, то... то даже так получалось слишком уж упорядоченно и слишком похоже на тот самый проект. Какой? Кромвлевский замок в краю, где свободно проповедует Аск. Когда этот лето грохнет - гул пойдёт по всему северу. Нет, даже - Северу. В реформаторском замке убили четырёх михаилитов и даже магистра из этого святого ордена! Так, что ли?
"Интересно, а что они собирались делать потом, когда орден докопается до правды?"
Впрочем, ответ был простым: ничего. Кого это там будет интересовать?
- Во время молились. Капелла здесь - чудесная. Входишь в нее - и сразу благодать на голову, как камень из требушета, - Роб вздохнул, смешком сбрасывая маску большого, ленивого увальня. - И верно, как сейчас помню, что к ней коридор с портретами Ланкастеров ведет. Такой, в три загиба.
"Нет. К пруду или фонтанам, но не к пруду и не к фонтанам".
Раймон проводил взглядом всё ту же стайку горничных и вздохнул. Это был чертовски большой замок... надо будет послать Кромвелю счёт, до последней судомойки. И копию - Харперу. Третьим письмом.
"Интересно, в кого я такой злопамятный?"