В спальне продолжалась обычная утренняя суета. Пара слуг выбивала и встряхивала матрасы с кровати, пажи подвязывали пологи к резным столбикам, а мастер гардероба Джейми Стаффорд, грозно хмурясь, тыкал пальцем в теплые меховые туфли. Точно королём в этой спальне был он и твердо знал, что нужно носить за завтраком. Окна растворили; прохладный ветерок трепал занавеси и пах чем-то непотребным, словно под стенами что-то сдохло. Слегка ныла нога. Наверное, потянул вчера, когда прыгал с ракеткой. Ничего, растереть - и всё пройдёт.
"Может, выехать на турнир под вымышленным именем? Будет не Зелёный рыцарь, а Медный - народ оценит, не зря же Крам говорил, что меня с любовью прозывают старым медным носом - как признание, что король ещё ого-го и веселиться умеет, как никто другой. Странно, что Крам это так осторожно говорил - словно мне надо было гневаться. Умный, а дурак: на обзывания стариком гневаются только старики".
Гарри поднял бровь, и Томас Калпепер почтительно поднёс круглое зеркальце в золотой, с жемчугом, оправе. Удивительно. Сорок лет, а в лице словно ничего не изменилось с тех пор, как в такой же солнечный день он выспрашивал у Говарда, как же прошли похороны Артура.
Да, надо выехать в простой броне без гербов, а королевскую ложу завесить, чтобы не догадались. А потом, победив, подъехать к помосту, словно в ожидании королевской милости, снять шлем и повернуться к трибунам.
"Надо было этому последнему Йорку поединок предложить. Жилистый, статный, и вон как того француза уделал, поганец - почти как я в молодости. Заматереть, конечно, не успеет. Завянет. Не сезон, ха-ха!"
Купаясь в будущих аплодисментах, восторженном народном оре и подхалимаже всех этих бургундов, Гарри довольно сощурился, разглядывая в зеркальце налитую румянцем - лосьённым, медным! - щёку, толстое ухо, гордо торчавшее под шапкой. Двадцать лет - как миг. Конечно, лицо стало более мужественным, но так и полагается. Те же тонкие черты, тот же взгляд, тот же разлёт бровей. Был золотой принц, стал золотой король. Да, народ будет в восторге.
Прошуршало скромное серое платье, остановилось, ожидая внимания. Оглядываться не хотелось. Будь это нежная овечка Дженни, статная Бэби, даже эта ведьма Анна!.. Но платье не врало, и кто же захочет менять зеркало на Греечку? Скучная, вместо груди - молитвенник. Интересно, с Дакром хоть его откладывала?
"Хм-м. Жена одного предателя, любовница другого. Умеет же находить. Может, предложить Краму её в соколы взять? И лицо подходящее. Или на гончую больше окрасом похожа? Нет, тогда Крам не возьмёт, хе-хе".
Развеселившись, Генрих взглянул на присевшую в глубоком реверансе Клариссу почти благосклонно, по-рыцарски. В конце концов, она же не виновата, что такая. На всё благоволение Господне. Жаль только, что пришлось стать Генрихом.
"Надо будет поохотиться. Завтра же. На воздух, на свободу!"
- Ваше Величество, - Кларисса Фицалан своё место знала. Глядела в пол, мило улыбалась и совершенно не любовалась своим королём. И повелителем, между прочим. - Государь. Я пришла просить вас, как истинного рыцаря, заступника. Мой супруг, увы - бывший уже, всегда говорил, что если случится беда, я смогу искать помощи у вас.
- До того, как стал предателем говорил, или после? - Поинтересовался Генрих и погрозил ей пальцем. - Наверняка после, потому что предательство в нём, можно сказать, ещё с опыления. Поэтому, дорогая наша Греечка, то, что вы пришли со своей бедой к нам - это, несомненно, правильно. Но то, что ссылаетесь вы при этом на слова, к счастью, бывшего супруга - неверно, потому что наверняка говорил он их, издеваясь над нашим величеством, а, значит, и над страной, и народом - и над вами тоже. По подлости натуры, в которую мы так долго не хотели верить.
"Хотя давно стоило бы уже научиться верить королевскому сердцу и королевскому уму. Но как же это трудно!"
Генрих отвернулся, дёрнул уголком рта.
В уголке один из пажей, Уильям Комптон, бережно протирал фигурки на шахматной доске. Доска некогда принадлежала Перкину Уорбеку, которого приветили шотландцы, признали королём Ричардом Четвертым и обеспечили высокородной супругой. Тогда претендента казнили, а вот доска - осталась.
"Терпеть не могу казни. Ну зачем они это с собой делают? Нет, чтобы жить спокойно, так нет, сплошные доски".
- Государь! - Кларисса испуганно посторонилась, пропуская Томаса Болейна с бархатным, шитым золотом и каменьями дублетом в руках. - Дик никогда не говорил плохо о вас, клянусь Господом нашим. Он всегда гордо носил на щите тот девиз, что ваш отец даровал его отцу: "Верный во всём". Прошу вас, государь, милости для него. Разве не горе, когда дети остаются сиротами?
Генрих почти улыбнулся снова - печально и понимающе. Насколько же по-разному видят мир обычные люди и король, и как от этого грустно. Верный во всём - хорошо, но кому? Испанским католикам? Сатане, который наверное и давал победы на турнирах? Своим похотям? Даже имя - одно только имя, словно эти суррейцы с радостью ставили себе клейма, гордясь порочностью - уже намекало на его истинную природу.
- Детей воспитает синьор, - мягко ответил Генрих. - Это его обязанность, а вам мы найдём действительно верного мужа с хорошим именем. На ком бы... м-м... ну вот например, Калпепер. Честная душа, далеко покатится.
- Но, государь, ведь я беременна! И это ребенок Дика, хоть никто и не верит. Ричард обещал содержать и его, и меня, и... Пощадите, государь! Вы ведь милосердны и чисты, как сам Господь!
Греечка залилась слезами, пала на колени, и Гарри тяжело вздохнул. Всегда одно и то же; знают ведь, что король не терпит женских слёз, что он мягок и добр - и рыдают.
"Словно мне самому хочется рубить головы! Но доказательства!.."
- Ну, милочка, не плачьте же. Всё решит суд пэров, и это уже не в моей власти. А этого ребёнка тоже синьору. Почти на порог к михаилитам, верно?
- Ой, вы такой затейник, сир, уже и леди Фицалан тут. Я ревную, хи-хи. Ну кыш, кыш, дорогая Рисса. Отдайте короля мне. А вас Её Величество зовет. Вы так успокаивающе читаете псалмы!..
"Псалмы ли?"
На мисс Лил Каффли смотреть было приятно, как на овечку, ощипывающую майский лужок, и Гарри решил отложить разговор с секретарём о том, что в спальню вламываются все, кому не лень, без представлений и спросу, словно не королю тут ноги обтирают, а пустому месту. Словно не важно, хочет король кого видеть, или не хочет. Впрочем, Лил видеть - и щупать, и не только - хотелось. Многократно.
Не обращая внимания на то, как Греечка, утирая слёзы и прижимая к груди псалтырь - а точно ли там только псалмы? Надо попросить Крама проверить, - послушно бредёт к выходу, Гарри приятно улыбнулся.
- Какие же псалмы нынче хочется почитать нашей любимой Анне?
"Знает ли она про глубину порока, в которую погружена королева? Наверное. Трудно не знать".
Верить в это не хотелось: мисс Лил была прекрасна и чиста, смотрела ясно, смело, и в глазах её Гарри отражался не хуже, чем в зеркале. Способна ли такая женщина на подлость? Может быть, она специально ищет его общества, чтобы не быть рядом с Анной? Но сколько раз можно не верить в то, что подсказывает разум? Лил здесь только потому, что Анна послала её за сообщницей... Но, может, она просто - невинная жертва?
- Ах, ну какие псалмы могут быть рядом с вами? - Лил бесцеремонно плюхнулась ему на колени, придавив их пышной девичьей попкой. Ногу пронзила алая вспышка, и Генрих едва удержался, чтобы не поморщиться. - Вот скажите мне, сир... Ой, вы такой лапочка, я вся изнемогаю! Вот из-за таких мужчин и стоит травиться, как бедная де Бель. Скажите мне, неужели вы в самом деле верите, что эти гадкие пэры казнят негодяя Ричарда Фицалана? Разве вы не можете стукнуть кулаком по столу и запретить им это? Ох, как представлю - сразу... хи-хи.
Разочаровываться было больно, но привычно.
- Но милая, - вздохнул Генрих, обнимая Лил за талию так, что корсет хрустнул. - Я ведь не деспот. Генрих Восьмой славен тем, что положил конец беззакониям и убийствам, страна не поймёт. Милостью короля даны народу законники и суды, никого в Англии не душат тайно подушками, не закалывают кинжалами - но и не спасают тоже, потому что если человек виновен - значит, он виновен. Разве это не мудро? Ведь стоит сделать один маленький шажок назад - и дальше, глядишь, придётся бежать.
"Значит, Анне Болейн зачем-то нужен Ричард Фицалан, Йорк, связанный и с испанцами, и с католичеством. Господи, помилуй, эти сети затягиваются всё плотнее и плотнее. И Бойд... а, значит, и Бэби? Нет, этого не может быть. Бэби слишком чиста, слишком непорочна и верна..."
- Вы самый мудрый, самый красивый и самый-самый, - проникновенно заверила его Лил, нежно целуя в щёку. - Вы не подумайте, я не умоляю простить его. Только помиловать. Представьте, каково этому гордецу будет жить в изгнании! Он же сам удавится, хи-хи.
"А вдруг они с Анной тоже любовники? Изгнание - как же. Вернётся втайне, и они будут вместе хихикать над глупым королём, который - да-да, ничего не подозревает, а наш пострел везде поспел. Интересно, когда именно они?.. Наверное, после того турнира".
Аккуратно ссадив Лил с колен, Генрих поднялся и прошёл к окну, распугивая пажей. Подхватил с доски белого ферзя и сжал в кулаке, словно пытаясь раздавить. Вот всё портит Анна. Даже несчастную Лил - и то совратила, иначе разве ж та сказала бы такое, словно ей мало нашего общества, и нужен ещё и Фицалан? Нет. Изгнание? Разве что изгнание в Тауэр или Бермондси - говорят, там даже палач живёт в камере. Но казнь - тоже изгнание, разве нет? В огнь и пламень...
- Лорд-канцлер Кромвель, - секретарь вспомнил-таки о своих обязанностях и заглянул в дверь. - Прикажете принять?
- Да!
Крама хотелось вдыхать, как свежий воздух. Вот уж кто-кто, а лорд-канцлер не станет просить за изменника - разве же не он собрал все те материалы, когда Гарри, сам себе не веря, выразил сомнение по поводу Фицалана? Это не фрейлина, которой Анна могла заморочить симпатичную, но - прости, Господи, прегрешения мои, - пустоватую головку. Но ведь Лилия казалась такой светлой... неужели всё-таки колдовство?..
Крам, ничтоже сумняшеся, невозмутимо положил на стол огромный лист, на котором даже от окна различалось слово "Помилование".
- Подпишите, государь.
Секунду Генрих смотрел на бумагу, не понимая, потом стиснул шахматную фигурку так, что она и правда хрустнула.
- И ты, Брут?! Тебя, тебя-то чем улестили?! О, горе престолу, потому что если не верить Краму, то кому же вообще можно верить?!
- Кромвель. Томас, - отрекомендовался канцлер, выводя Лил за локоток и плотно захлопывая дверь. - Давайте рассуждать логически, государь. Во-первых, Север пылает. Они поднимают стяги Йорков, и если мы сейчас отправим данного конкретного к праотцам, то потушить даже кровью не сможем. Во-вторых, он - вассал шотландского лорда. Проблемы с королем Шотландии нам не нужны. В конце концов, вы в своей великой мудрости выдали туда свою сестру замуж некогда, и юный король - ваш племянник. В-третьих, лучшая ищейка рыл, применяли даже чрезвычайные воздействия, и вот протокол Клайвелла - признаков вины нет, не доказано.
"Может, ещё Анну ему подарить? На какие ещё унижения пойти ради страны?"
- Может, ещё и извиниться прикажешь? - Генрих фыркнул, швыряя ферзя на пол. За фигуркой тут же поспешил Калпепер - небось, рассчитывал получить отрез парчи за услужливость. Фигу! - Если даже всё так - тем более рубить голову! Трижды. И ищейку поменять, потому что если эта нюх...
"А ведь Клайвелл этот, кажется, у дверей королевы дежурил? В покоях был? А вдруг он тоже... его тоже..."
Генрих стукнул себя ладонью по лбу. И как это Крам не подумал, не напомнил? Отчаянно стало жалко себя, и Гарри понял, что ему очень не хватает Уилла Соммерса. Вот кому можно было сполна пожаловаться на несправедливость жизни. Куда он вообще пропал?
- Всё это так, государь. Но зачем же казнить? Его сделают мучеником. Молодой принц, красив, статен, ангельская улыбка, звезда турниров. Да через сутки его старая рубашка станет целебной! Лучше уж помиловать, а потом тихо и аккуратно сбыть с рук. Заболел.
Крам вздохнул и бережно, с намёком, поправил лист на столе.
"А ведь казался умным человеком..."
- Что я, восточный сатрап, что ли?! - Генрих дотронулся до листа и отдёрнул руку, словно обжегшись. - Какое тихо и аккуратно, ты что. Если невиновен, так невиновен, то перевесить суд человеческий может только суд Господень. Если повезёт, то и правда с коня свалится, да и... хотя этот вряд ли, конечно. Разве что воистину Божьим попущением. Ладно, - даже договаривалось через силу, но пришлось, потому что такова королевская доля. - Оставь пока. Подумаю.
- Подпишите, сир. Этот ваш Калпепер уронит кубок с вином, а я писал ночью, сразу как Клайвелл протокол передал.
"И минуты покоя не даст".
- Да уж не перетрудился, - проворчал Гарри, неохотно принимая перо. - Небось заранее все три слова написал, потому что при другом протоколе рубашки бы точно так же исцеляли. А что ночь - так говорят, ты всё равно вовсе не спишь.
- Потому что измены много, когда спать. Распустились, - вздохнул Кромвель. - Клайвелл в прошлом месяце на воротах католиков перевешал, а всё не уймутся. Пишите, сир, пишите.
"Что б он и правда с лошади свалился и шею сломал. И Крам вместе с ним".
За последнюю мысль тут же стало стыдно. Лорд-канцлер искренне служил стране, как никто другой. И даже если ошибался, то с благими намерениями. Пусть.
Отчего-то Генриху казалось, что перо должно скрипеть, брызгаться чернилами, может, порвать бумагу, но нет. Секретарь заточил его, как следует, чернила разведены по-королевски.
"Henricus Rex. Нате, кровопивцы".
- Там за дверью Циркон ошивается, - буднично, точно магистр михаилитов приходил во дворец каждый день, доложил Кромвель, аккуратно сворачивая свиток. - Как обычно, с кипой бумаг. Примете?
"Хотя бы удовлетворения не показывает, что заставил своего несчастного короля помиловать этого предателя. Почему иногда кажется, что последний сапожник в этой стране свободнее, чем я? И этот ещё... небось тоже умолять будет. Под ежегодный отчёт о делах ордена".
Как ни странно, мысль даже немного утешила: помилование уже подписано, так что унижаться этот шотландский лэрд будет зря.
- Приму.
Гарри, стараясь не морщиться, прошёл к креслу и уселся, непринуждённо положив ногу на мягкую скамеечку.
Роберт Бойд был бледен под загаром, но Гарри даже не успел порадоваться, что хоть кто-то в этом государстве спит ещё хуже, чем король: под руку с магистром павой шествовала Бэби. Следом тащил кипу бумаг кто-то юный в тёмно-синем михаилитском, но его Генрих едва заметил. Бэби была... Бэби. Гарри словно вернулся в другую весну, или во все сразу: в тот апрель, когда впервые увидел на балу у Маунтжоя - ах, сколько их ушло... - Лиз Блаунт, в ту охоту на косуль, после которой, разгоряченный и пахнущий лесом, добычей, кровью, он впервые встретил Анну в том самом зелёном платье, словно фея посреди...
Охота. Да, он ведь думал об охоте! Не завтра, а сейчас, немедля!
Генрих словно наяву услышал лай гончих, звуки рогов, почувствовал конские бока меж бёдер. Он со стуком опустил ногу на пол, словно вбивая её в сапог. Мышцы играли силой, ветерок из окна нёс сладость майских лугов. Где там камергеры?! И почему Крам покашливает? Простыл?
"Ах, да".
Сэр Фицалан казался нынче незначительным, и Гарри внезапно порадовался тому, что Крам уже уговорил его помиловать негодяя. Правда ведь: и север горит, и такой повод порадовать Бэби, этого единственного чистого ангела среди придворных козлищ. А дальше - всё в руце Господней.
- Лорд Роберт, леди Бадб.
- Ежегодный отчёт о деятельности Ордена, государь, - поглядывая на шахматную доску, куда Гарри так и не вернул ферзя - так ей и надо! - сообщил Бойд. - Если позволите, то в зимне-весенний период одна тысяча пятьсот тридцать пятого года рыцарями и воинами Ордена было уничтожено свыше двадцати тысяч тварей различного генеза, из них не менее четверти со следами некромагического вмешательства, что свидетельствует об активизации отдельных некромагов и сект люциферитского...
- Да бросьте, магистр, - отчёт, конечно, стоило выслушать, оценить, сделать заметки, передать лорду-канцлеру, но Генрих чувствовал себя юным бунтарём. Вскочив, он с удовольствием прошёлся к окну, обратно, наслаждаясь тем, как гуляет в икрах кровь. Тьфу на этих претендентов. - Пусть юноша оставит эту кипу секретарю, давайте лучше сыграем. Быстренько, только вы - белыми. А то Краму вечно некогда, Соммерс куда-то пропал, а эти юнцы нынешние - даже пить не умеют. А леди Бадб нам тоже сыграет. К слову, об этом вашем вассале...
Пока Генрих думал, как лучше подать новость - не извиняться же в самом деле! - леди Бадб вздохнула - а вздыхать ей было, чем!
- Нельзя ли подержать этого поганца в Тауэре подольше, ваше величество? Мы были так расстроены тем, что он причинил вам обиду...
- Да, миледи была расстроена, - подтвердил Бойд, споро расставляя фигуры. - Но засранца и впрямь лучше закрыть надолго, государь. Хотя бы пока я не остыну. А то ведь прибью его гвоздями к стене, а милорд Кромвель скажет, что знамя Йорков поднял. Оно мне надо, в мои-то годы?
"А белыми играть не отказался. Из почтения к нам? Или желает играть на стороне Анны?"
Магистр, ничтоже сумняшеся, достал из рукава ферзя и поставил на доску. Фигурка не подходила набору, выбивалась, и чем-то походила на Бэби. Фигура - фигуристостью, хе.
"А это значит, что он хочет поменять королеву? На правильную шотландскую девочку? Конечно, они-то рожают наследников дюжинами... интересно, если ли у Бэби сестра? Но нет, Господи, моя чистая, святая Джейн!.."
- Да какие годы, магистр, - благодушно ответил Гарри. Напружинил руку, и мышцы вздулись, как двадцать лет назад. - Знаете, что? По милости своей и уважению к нашим шотландским подданным сэра Ричарда я, увы, уже помиловал, но речь не о том. Знаете, косули, грачи, цапли - всё это было, всё это приелось. Снова собаки, снова соколы, как сто раз... хочется такого, чтобы сердце горело.
Сердце горело и так, но Генрих выпрямился, поняв, наконец, что ему нужно.
- Вот вы говорили про этих, различного генеза. Давайте устроим охоту на что-нибудь из ваших списков. Скажем, через неделю?
Играющая на вёрджинеле леди Бойд сбилась с нот, но магистр даже бровью не повел, перемещая королевскую пешку на две клетки вперед.
- Через неделю не выйдет, государь, - просто ответил он, густо насыщая речь шотландским акцентом.  - Надо найти, выследить, а возле Лондона мы всё зачистили. А вот хотите, в июне на гравейров сходим? У них аккурат детеныши выводятся, да и на кладбище в Билберри их пруд пруди. Они шустрые, что потирушка. А если ахнет - пиши пропало, зубы-то не чистят.
- В начале июня. Только без поддавок, - Гарри погрозил магистру пальцем. - Знаю я, как эти охоты делаются, медведей порой жальче, чем себя. Хотим настоящую тварь, природную, опасную, чтобы ухх! И ещё одно.
Разговор горячил, вспоминать о неприятном не хотелось, но Генрих всё равно прошёл к рабочему столу, поднял кипу писем, отложенных на край, покачал на ладони, размышляя.
- Ещё мы хотим посмотреть на ведьму. Тоже настоящую, природную, всё, как полагается. Охотиться, так и быть, не будем, но чтобы нашли и продемонстрировали.
"Чтобы я мог посмотреть, ощутить, сравнить. Будет ли похожа Анна?.."
- Означает ли это, что Ордену отныне даны полномочия инквизиции? Тогда мне нужна бумага. А поддавки, - Бойд расстегнул ворот рубашки, демонстрируя повязку на шее, сквозь которую алела кровь. - Твари в них не умеют. Но поскольку вы - мой король, сир, и другого я не хочу, то возьмем с собой орденских рыцарей поопытнее.
- Полномочия? - Генрих пожал плечами, демонстрируя бумаги. - У меня вот тут отложена целая стопка жалоб - как раз на Билберри, где михаилиты на ведьм охотились, без всякой инквизиции. Потому что ведьма - суть та же тварь вредоносная и человекоубийственная. Жалобы... на Фламберга жаловались. Помню, человек знающий и опытный, вот ему и велим отыскать ведьму и предоставить.
- Это жалобщики в Билберри от скудоумия, простите их.  Без полномочий никак, государь. Мы - псы Господа, но  любой законник скажет, что михаилиты обидели невинную женщину и ведовство нужно доказать.
- Значит, к сэру Фламбергу нужно добавить сэра Клайвелла, - заявил Генрих, сдвинув брови.
"Клайвеллу ещё и полезно быть подальше, подальше. Пока мы всё не выясним. Но как же я сам раньше не подумал про инквизицию? Не ту, папскую, которая раздирает Германию, Францию и Испанию на части, а свою? Духовную? Может, тогда и с Анной сложилось бы иначе? Может..."
Сегодня действительно был день хороших решений.
- Но против узаконивания мы ничего не имеем. Пусть соберётся специальная комиссия - архиепископ, лорд-канцлер и представитель ордена. Напишете правила и предоставите мне на подпись. Пока же - в порядке законного исключения - мы считаем, что двух ищеек будет довольно. И срока должно хватить того же - к началу июня, как и с охотой.
Магистр поклонился. Неожиданно изящно для такого рослого человека.
- В стране нет духовного лица выше вас. И никто не сможет превзойти вас в мудрости. Если позволите, в комиссии должны быть вы, а не Его Превосходительство архиепископ. Ведь это вы дали нам Писание на родном языке, вы и должны дать нам новый закон.
"А ведь он прав. Конечно, Томас написал литургию, создал под моим руководством структуру обновлённой церкви - но с тех пор он, кажется, потерял хватку. Увяз в борьбе фракций, когда должен был вести - потому что не должен. Его свет угас, потому что он - лишь отражение".
Генрих медленно кивнул.
- Пусть будет так. Будут вам бумаги. Значит, жду от вас вестей про охоту и... и это, второе. И это - как и Гринстоун - не блажь, а государственное дело, лорд Бойд. Но хватит об официальном. Жаль, вы бледноваты, магистр, и эта рана... иначе предложил бы поохотиться прямо сейчас - на более привычную мне - ха-ха - дичь. Но в другой раз, и, к тому же, мы, кажется, играли... Ох, мой ход. Отвечу так же - королевской пешкой, и тоже на два поля... и леди Бадб так прелестно играет. Продолжайте же, милая. Что-нибудь ирландское, весёлое...
Усидеть на месте было сложно, но Гарри справился. Начавшись так неудачно ещё вчера день продолжался с пользой и приятностью одновременно - редкий случай, когда ты - король. Музыка, стук фигур по доске, только и оставшейся от прежнего владельца. Работа, престол и удовольствие соединялись, сплавлялись в одно, и это было замечательно, как не бывало давно.
"Если бы не Клайвелл с этими опочивальнями, предложил бы поискать ведьм прямо во дворце, хе-хе. Наверняка нашлось бы две-три, а то и побольше".