- В гробу? Это когда же? - Девушка задумчиво нахмурилась, покачивая кубок, в котором плавали красивые круглые льдинки. - Когда папа убил меня в первый раз? Или во второй? Или когда я... ай, в любом случае, извращенец. Подглядывать за мёртвыми ксенозоидами, вот придумал тоже. Знает же, хоть и человек, что нас всегда голыми в гроб кладут. И знаю я вас, мужиков. Как на быке яйца печь, так всё обещаете, а как слезете - только вас и видели.
Соляная лошадь, проплывавшая в поле зрения Уилла, согласно мотнула головой и фыркнула, взбив фонтанчик песка. А ксенозоид обиженно продолжала, загибая пальцы.
- Спариваться уже отказался - дважды. Пентаграмму чертить отказался. А потом вообще взял и кинул. На смерть, между прочим, - подчёркивая слова, она махнула кубком. - И кинул ради чего? Чтобы спариваться с летающим демоном, да ещё в такой позе. А по дороге ещё быка себе нашёл, да ещё с таким хозяйством. Всё с тобой понятно! Фу!
- Ну, и хрен с тобой - только не ной тогда, раз сама передумала. - Уилл ещё раз дернулся, но не сдвинулся ни на дюйм. - Мне-то уже вообще всё равно. Странно, что я ещё не помер. Может, у тебя найдется нож или ещё чего, чтобы я отхреначил себя от быка, а вернее - быка от себя?
Вот он дурак, девку ж, очевидно, нужно было оставить с чертями - те то уж накидали бы ей кильев и сзади, и спереди. Уилл недовольно посмотрел на прилипшие ноги.
- Это ты помощи так просишь? - задумчиво уточнила девушка, разглядывая его.
Уилл ещё раз сильно дернулся, попробовал руками оторвать ногу от быка. Никакого видимого результата не последовало, и он скрестил руки на груди.
- Да. - Неизвестно, просили ли ксенозоиды в награду что-то, что у него было, но о чем он не знал или золотые гривны, но сильно лучше от того, что он слез бы с быка не стало, так что Уилл был готов максимум трахнуть дуру, ещё может быть выпить жижу из бокала.
- А говорил, что хочешь страдать и умереть христианином, - все также задумчиво протянула ксенозоид, - неужто передумал?
- Нифига ты не понимаешь в христианской морали. Но если упрощать - хочу страдать не на быке, а лучше вообще выбраться. У меня работа, между прочим, и нервная мать. - Уилл устал отрывать свою задницу от белой шкуры, и попытался устроиться поудобнее.
Ксенозоид кивнула, явно соглашаясь, что да, уж она-то нервная. Потянулась так, что грудь выпала из треугольничков. Хмыкнула.
- Укуси его за задницу, - посоветовала она.
Уилл посмотрел на грудь, потом попытался взглянуть на задницу быка, но едва смог вывернуться.
- Доставал бы - уже укусил бы.
- А ты выгнись дугой, - невозмутимо просветила ксенозоид, - и хряпни, куда дотянешься.
Уилл почесал нос.
- Херня получается какая-то, а не укус, но разницы всё равно нет.
Он выгнулся, цитируя летучих демонов и попробовал укусить быка.
После первой же попытки огромная скотина рванула так, что Уилл ударился затылком, а в ушах засвистело. В лицо полетели камни и песок, несколько особо крупных булыжников больно ударили по груди. Он развернулся, взглянув на улыбающуюся и одобрительно кивающую Алису, и выругался. Ксенозоид исчез из виду за несколько секунд, а бык пронёсся через то место, где Уилл потерял сознание. Мало какая лошадь выдала бы такую скорость, и скорость даже доставила бы удовольствия, если бы не попадающий в рот песок и не отбивающие остатки печени камни. Через пол часа безумного галопа, Уилл задумался о том, что было бы хуже - вечность разговаривать с сумасшедшей или вечность нестись на быке черт знает куда. Ни один вариант не вызывал приступа радости и даже лёгкого оптимизма.
Через минут сорок сквозь летящую в лицо пыль проступило что-то странное, а бык замедлился, а потом и вовсе остановился.
Темные воды глубокой реки хранили мрачное спокойствие. Они еле двигались, словно боялись испачкаться, брезгливо соприкасаясь с грязным песком дикого пляжа. Текли жирно, лениво, сонно, облизывая скорлупу засохших орехов, валявшихся на берегу. Над водой выгнулись стволы облезших деревьев. Белеющие во тьме тушки мертвых рыб, перевернутых кверху брюхом, смешивались с отвратительной бурой пеной, собравшейся на поверхности воды. Душное пространство онемело: не было слышно даже противного писка комаров. Река была мертва, как и все живое.
Опрокинутая серебряная чаша, облепленная мокрым песком, зарывшаяся в тину у берега, не нарушала мертвого спокойствия. Должно быть, её отчеканили уже очень давно, во времена владык, чьи призрачные царства забылись, превратившись в пыль. Сцены, выбитые на стенках чаши, изображали толпу людей, склонившихся перед солнцем. Три вертикальные линии, второпях нацарапанные на дне, выглядели как удар когтей дикого зверя. И рядом с чашей, на трепещущем крыльями и тельцами бабочек ковре сидел юноша лет семнадцати. Крепкий и плечистый, как деревенский кузнец. Понурившись, он глядел на чашу.
Уилл ещё раз попытался отодрать себя от быка, и когда в который раз убедился, что ничего не выйдет, встретился с грустным взгядом незнакомца.
- Здравствуйте, не подскажете, где тут выход из ада? - Кровавая река не выглядела преодолимой преградой для скотины, да и сам Уилл не спешил захлебываться кровью. После абсурдного карнавала ксенозоида, окружающая картина навевала грусть и серьезность, что он даже обратился к новому обитателю ада на вы.
- Из откуда? - удивился юноша, оглядываясь.
- Отсюда. - Терпеливо повторил Уилл, повернув голову и пытаясь получше рассмотреть чашу. Кажется, с этим тоже мало чего можно было добиться.
- Отсюда или из ада?

Его выкинуло неподалеку от того места, где они попали в пустыню с Вороном. Уилл закатался по песку, хрипя от боли.
- Трахал рот того, кто это придумал, и мать его, и сестру, и из окна их всех выбрасывал, и головы им камнями разбивал. И отца его заставлял на это всё смотреть и в рот ему ссал. Сука.
Соляная лошадь теперь была вписана в огромную зубастую рыбу. Уилл приподнял голову, и увидел, катающегося на ослике ксенозоида. Лицо у теперь не только безногой, но и однорукой дуры было воодушевленным и счастливым. Девка обмахивалась веером и постанывала от удовольствия. А за её спиной, вдалеке, поднимались призрачные макушки тёмных деревьев. Доходил лёгкий запах влажной гнили.
При виде Уилла ксенозоид потянула носом воздух и просияла.
- Вот знала, что людям жареное приятнее! И, вижу, тоже решил начать с ног, по моему примеру, мур! Но берегись, к аутофагии легко привыкнуть, уж я-то знаю. Сколько раз доводилось себя поедом есть, потому что жизнь - она такая порой гадкая. Вот сидишь в теле, сидишь, а потом каааак надоест! И что делать...
- Иди нахер. - Уилл сел, дрожа от гнева и боли. Видел Бог, он этого не хотел, но сил больше не было. В гробу он видел всё на свете. Никогда ему ещё не было так хреново, и одна мысль, что это могло продолжаться вечно, сводила с ума. Уилл так больше не мог. Нужно было что-то делать, или чертить сраную пентаграмму, или... Он хрипнул, прочищая горло.
- Эй, Сатана, хочешь заключить сделку?
- Сатана?! Где? - ксенозоид выпрямилась на спине ослика, потом, раздражённо хмыкнув, подняла себя за волосы в воздух и огляделась. Стало видно, что из спины животного растёт толстый блестящий член в блестящей от влаги серой шерсти. - Нету, врёшь ты всё. А так давно не виделись... вот все вы мужики такие! Ай...
Отпустив волосы, она рухнула на песок возле рыбьего плавника.
- Ой... неудобно-то как...
- Не с тобой, блядота тупая, говорю. - Огрызнулся Уилл. Лес начинал угрожающе надвигаться, потихоньку прорастал под ногами. Он ещё раз прочистил горло и прохрипел в пространство.
- Люцифер, я хочу поговорить с тобой, и предложить сделку.
"Выходи давай, рогатая башка".
- А мамы учат маленьких ксенозоидов, что не стоит общаться с мужчинами, готовыми заключить сделку с Люцифером, - задумчиво протянула тупая блядота и вздохнула. - Но это так увлекательно. А как у людей принято его призывать? Будешь рисовать? Танцевать? Я ещё что-то помню про бубны, но для них нужна кожа... хотя ты уже начал её с себя сдирать. Для этого как раз?
Еще раз вздохнув, она сунула руку между обрубков бёдер, запустила глубже и, поморщившись, с силой потянула. Воздух пошёл рябью, и спустя миг на песке в окружении призрачных макушек деревьев стояла целая Алиса, только чуть моложе и с сиреневыми волосами.
- А маленьких христиан не учат не заключать сделок?
Уилл выдохнул.
- Учат, но только это совсем не помогает. Простите, что не признал - маленьких христиан учат совсем другому облику владыки ада. - Таким, главного демона он никогда себе не представлял - конечно, ад не был обязан соответствовать представлению христиан и тем более его личным придумкам. И всё-таки, куда он лез? А с другой стороны, что могло быть хуже, и чего ещё можно было бояться?
- А, теперь оно извиняется, - Алиса отряхнула песок с груди и взглянула на него, хмурясь. - С осла практически снял. Ладно-ладно. Значит, говоришь, сделка. Ну, чудно, чудно, почти как тогда, с Сириусом. И какую же сделку ты хочешь, блядота тупая?
Уилл никогда бы не подумал, что в жизни ему доведется называть Люцифера тупой блядотой. Интересно, за это полагалось какое-нибудь звание или награда? Может быть, замок в Палестине. Хоть безумные боль, жажда и голод, не отстающие от него много часов и притупили страх, Уилл всё равно боялся сказать хоть что-нибудь лишнее.
- Мне нужно отсюда выбраться, но ни душой, ни верой я жертвовать не хочу. В библиотеке Бермондсийского монастыря была интересная рукопись о монахах, не отлученных от церкви, но возвращающих сбежавших из ада. Что насчет тринадцати беглецов в обмен на моё возвращение в Саутенд?
Он не знал, были ли эти записи правдой, или чем-то хотя бы к ней близким, но на такое он бы ещё согластлся.
- Тринадцать лет возвращать беглые души к местам мучений - мало, сын вишенки, - укоризненно покачала головой Алиса, в голосе которой отчетливо послышались мягкие, бархатистые нотки другого... демона, а одежда сменилась на черный, бархатный, шитый итальянским кружевом оверкот, вкупе с черными же мужскими штанами.
- Я имел в виду тринадцать душ, но если говорить о годах - то даже год много. Всё-таки, труд тяжелый, да и собирать души можно по-разному.
Тон нового демона заставлял вздрогнуть - если Люцифера было просто страшно, то этот, казалось, был не против посадить его на осла. Значит, Гарольд Брайнс всё-таки был оккультистом, да ещё и содомитом каким-то.
- На осла? - задумчиво протянул демон. - Нет, не интересно. Но, право, даже любопытно, мой медовый малыш, год - это много? В сравнении с теми столетиями, что ты проведешь здесь до второго пришествия? Впрочем, любя твоего батюшку, соглашусь на двенадцать лет.
Стоило ожидать, что демон умел читать мысли. Хм, за сотню лет Уилл, пожалуй, вытащил бы из Алисы кого-нибудь, кто выпустил бы его просто за флягу, но торчать сотню лет в сволочной пустыне Уилл не собирался.
- Три года, и я не против, если будете и дальше делать с этим "батюшкой" то, что делаете. Всё-таки я комиссар и часто езжу по самым гадским местам в Англии, где как раз и место этим самым бегляцам - католическим монастырям.
Алиса тихо рассмеялась, все отчетливее грубея голосом, приобретая в нем мужские оттенки.
- Ну что же, пирожок, спасибо за любезное позволение. Как мы раньше без него жили - и не знаю... Десять лет, к ним - фляга, что у тебя за набедренной повязкой.
Уилл взял флягу, как следует её потрусив.
- Знаете, вы так старательно не обращали на неё внимания, что мне кажется там что-то поценнее двух лет. Да и михаилит, исчезая потрудился сказать, чтобы я её не откупоривал. Четыре года и фляга.
Позволение? Плевал он на этого батюшку.
- А зря. Плевать на отца - грех, лишний ловцу душ, которому семь лет работать.
Алиса легко повела плечами, улыбаясь, и изящно уселась на камень.
- А фляга - приятный сувенир от хорошего друга, сахарок. Итак, семь лет, фляга и атам твоего папеньки, очень уважаемого человека.
Уилл бы с радостью не видел морды этого уважаемого человека ещё сотню лет, но на атам он был не согласен. Сатанинская муть - связь с которой комиссару была не к чему. Не хватало ещё слухов, что в ведомстве Кромвеля полно оккультистов. Он мог возвращать души не влипая в демонопоклонническую грязь, а вот чтобы найти атам, нужно было в неё нырнуть.
- Подарками друзей нужно дорожить - шесть лет и фляга. В замен на моё целое и здоровое возвращение в Саутенд-он-Си. В приличной одежде в тот самый день, в который я сюда провалился.
- Шесть лет, значит, и фляга. Ты путаешь нас с другой конторой, наглая косточка от вишенки, - демон хмыкнул, закидывая ногу на ногу, - но по рукам. Вот только тот же день - это как река, в него дважды не войдешь. Сатанинская муть, не обессудь, мой святой христианин.
Алиса тряхнула кудрями, отскочив в сторону и оставив темноволосого, стройного мужчину, с полными чувственными губами и чистым смуглым лицом. В ушах у него качались серьги с тяжелыми жемчужинами.
- Итак, Уилфред Харпер, баронет Хорли, ты согласился отдать флягу и свободу в обмен на выход из этого Ада. Став этим договором ловцом беглых душ сроком на шесть лет, ты обязуешься изловить беглеца, на которого укажет Ars Goetia в течении пяти дней, но не позднее ближайшей субботы. Я, лорд Саргатанс, генерал адских легионов, этот договор принял.
В руках демона появилась чаша. Человеческий череп был окован серебром, и в него-то дьявол нацедил крови из своего запястья, ласково улыбаясь Алисе.
- Твой черед, ловец, - протянул он этот страшный кубок Уиллу, - излей свою кровь сюда и выпей. Тем самым договор наш будет законен даже в глазах Света.
Уилл подошел и взял кубок. У него был выбор - навечно остаться в аду или шесть лет ловить души, отдав беспечно подаренную Фламбергом флягу. И Уиллу хватило одного дня, чтобы понять, что никто за ним не пойдёт, и с неба не слетит ангел справедливости. Ничего не изменится, пока он сам всё не изменит.
Уилл вспорол руку о край чаши, уже почти не чувствуя вспышки боли в общем потоке, и позволил каплям крови смешаться. На вкус кровь Саргатанаса была как хорошее виноградное вино, прокатившееся по высохшему горлу волной райской прохлады. Уилл ощутил что-то странное, какое-то изменение в себе. А может тело просто реагировало так на несколько долгожданных глотков.
- Это череп русского князя Святослава, - грустно сообщил демон, пригубливая вино тоже, - он был знатный видок, да вот беда - замучен ханом Курей. Ну что же, ловец... Иди!
В этот момент всё померкло и Уилл провалился в темноту.

Сделав шаг за ворота, Уилл обомлел. Первой мыслью было, что его обманули и это всё-таки был ад - пылающий, полный чертей и демонов ад, которому для шутки придали очертания набившего оскомину Саутенда. Сам цвет города изменился, всё отдавало огненной желтизной, а по земле пошли огромные трещины. Уилл разбито вздохнул, глядя на трех мелких бесят, играющих в скакалку из кишок. Двое гадов держали отрывок, а третий весело через него перескакивал.
Первой мыслью было свалить из города - слишком он от всего этого устал, и не для того выбирался из одного ада, чтобы тут же погибнуть во втором, и отправиться в третий. В гробу он хотел видеть весь этот Саутенд-он-Си, вместе с его пылающими домами и бесконечными проблемами. В небе мелькнуло что-то белое и к Уиллу спикировал белый голубь, смотрящийся теперь, как ангел на празднике у чертей. К птичьей лапке была прикреплена записка, но что важнее - с птицей можно было отправить письмо Кромвелю. Уилл развернул листочек, вчитываясь в мелкий, ровный почерк.
"Мистер Уилфред, поздравляю вас со совершением брака, который был заключен по доверенности, в присутствии сэра Рольфа де Манвиля и священника. Помните, что вы теперь - муж и глава семейства баронетов Хорли, а потому обязаны вести себя достойно. Вам предписывается незамедлительно явиться в Рочфорд, дабы вступить в свои права мужа и консумировать брак. Ричард, лорд Фицалан."
Быть того не могло, чтобы он оказался женат. И всё это теперь, когда вокруг творилось такое, а сам Уилл еле перебирал ногами. Это был ещё один повод вскочить на какого-нибудь коня и рвануть к молодой жене, вместо того, чтобы умирать в городе. То, что Фицалан не просто умудрился всё устроить, но ещё и отправил письмо - настораживало, но если невеста и правда была так недурна собой, то Уиллу следовало быть благодарным. В этот самый момент его рассуждения прервал ещё один бесёнок, умудрившийся выхватить из рук Уилла и тут же сожрать голубя. В ответ на злой взгляд зараза только издевательски выплюнула перья, за что тут же был схвачена. Уилл придушил черта, зло шипя.
- Я, гад, и не таких гадов душил. И что мне теперь делать?! Как писать?!
Черт укусил его, выскальзывая из рук и весело хохоча. В полете Уилл попытался догнать тварь добрым пинком, но той повезло увернуться и убежать, не прекращая злорадного хохота.
Ворота за его спиной сами собой захлопнулись, заставив ещё раз устало вздохнуть. Нужно было решать, что делать - убегать или всё-таки пытаться понять, что творилось. Уилл пнул ближайший камень. Как же несправедливо было, что даже заключив контракт с адом, он попадал не на свою кухню к миски похлебки, а в ещё один чертов ад, теперь даже без ксенозоидских сисек. А вообще - всё было в его руках, немного оставшихся сил, час другой осторожного прокрадывания, и Уилл Харпер мчится разбираться с угрожающими короне поляками, благоразумно, дальновидно и взвешенно отложив осмотр обители. Хорошенько набивает брюхо и заезжает по дороге к молодой жене. В общем, сплошное счастье. Он вздохнул. Нифига. Выбравшись из города, он бы не смог вытащить Ворона, да и работу свою по сути бы не сделал. Кого он пытался обмануть? Это был Кромвель, который прекрасно всё понимал. Нет, ему была нужна работа, теперь не только для кое-какого статуса и денег, а ещё и чтобы выполнять договор с демонами. Уилл сплюнул.
Найти михаилита, попросить его связаться с орденом и предложить им половину монастыря или даже всё треклятое здание в обмен за зачистку города. Всё равно оно нихрена не стоило, пока у ворот демоны играли человеческими кишками. Только было бы неплохо сначала спросить Кромвеля, и как на зло мелкая сволота сожрала такого важного голубя! В любом случае - раз он делал свою работу, и хотел вытащить Ворона - нужно было хотя бы попробовать найти хоть одного твареборца.
По дороге к госпиталю Уилл решил заглянуть в лавку с одеждой, чтобы натянуть на себя хоть что-то приличное. Всю дорогу по горящему, гудящему и дрожащему городу в голове витала мысль, что в этом ухудшении мог быть виноват именно он, когда полез к камню и книге. Тогда, наверное, шансов хоть когда-нибудь искупить свои грехи не оставалось. То, что выбрался Уилл сам подкашивало его веру - ну какая была справедливость, в том, что не прожив и восемнадцати лет, он уже был обречен на вечный ад, а многие люди погаже - нет? Хотя, может в том и была задумка Господа, чтобы отвести ему ту роль, которую он на себя взял, ведь беглецы из ада были опасны для людей, и кому-то из христиан нужно было их отлавливать.
Уилл подобрался к дверям той самой лавке, где он до этого выбирал себе одежду. Земля в городе постоянно гудела, жутко его раздражая - всё равно что в ухо залетела какая-то особо противная и живучая мушка.
В лавке было тихо и темно, стены трещали, как будто горели. Посередине комнаты прямо в полу зияла огромная трещина, в которой пылал огонь. На прилавках ещё лежала одежда, которую Уилл смутно припоминал - а вот, чего он не ожидал, и никак не помнил - так это тёмный силуэт полного мужчины. Уилл подошел поближе, осторожно огибая трещину и пытаясь разглядеть - демон это был, оживший труп или что-то ещё.
Существо наклонилось ближе, словно действительно продавец пытался получше рассмотреть покупателя - а потом прыгнуло, выставив когтистые лапы. В оранжево-алых отблесках мелькнуло лицо - точнее, морда с желтыми глазами, острыми как у летучей мыши ушами, торчавшими из спутаных волос, и, главное - с огромным ртом, из которого торчали острые иглы зубов.
- Ааа! - Уилл отпрыгнул вправо, пытаясь уклониться от жутких когтей и особенно - клыков. Тварь всё равно умудрилась зацепить его за плечо, от чего Уилл потерял равновесие, глухо плюхнувшись на спину. Тоже пошатнувшаяся зараза не растерялась и изогнула лапу так, что отвратительные крючковатые когти ещё глубже вошли в его плоть. Уилл сжал зубы, шипя и ища в набедренной повязке камень - один камешек, и он бы оторвал заразе голову. То ли выпав во время езды на быке, то ли по шутке демона, весь его боезапас пропал, а Уилл только потерял время - тварь тащила его к огненному разлому в полу. Казалось, снова пытаясь затянуть в пустыню. Он скрипнул зубами, схватив тварь за лапу, чтобы когти не дергались в ране, и попытался врезать мыше-выблядку ногой, куда получится, но промахнулся.
Пролом был всё ближе, и Уилл бы попытался ещё немного подтянуться на лапе и вырвать когти из плеча, если бы тварь не вцепилась в руку клыками. От боли свело скулы, и он ещё раз со злостью попробовал садануть заразу по морде, одновременно пытаясь запустить той в тело немного силы. Какого чёрта с ним постоянно творилась такая дрянь?! Господи, лишь бы это не была какая-нибудь нежить, и у него вышло убить её, зарастив несколько артерий в мозгу. И ни земли, ни камня, как на зло, всё не было под рукой.
Сила, как будто с щелчком ворвалась в мерзкое тело, пронесясь к мозгу твари, и отвлекшийся Уилл промахнулся ногой, попав по лапе. У заразы было три сердца! Через мгновение, когда неправильно расположенные артерии лопнули, и в мозг сволоты вылилась кровь, тварь захрипела, падая на пол и, кажется, сдыхая.
Чувство было отвратительное, но Уилл выдохнул, собираясь вытаскивать когти-крючки. Кажется, у него вышло. А ведь так можно было делать и с... Неожиданно тварь поднялась, так больно дёрнув когтями за рану, что он вскрикнул. Выблядок поднялся на задние лапы - по коже чудовища пошли серые и зеленые пятна, между зубов потекла струйка слюны. Оно ожило! Уилл попытался оттолкнуться ногами от пола, чтобы когти вышли из раны, но тварь изогнула кисть так, что он только дернулся вверх, а потом вниз, разворотив себе плечо. В глазах потемнело, а зараза потащила его по ступенькам наверх, больно ударяя задними лапами по голове и плечу.
Уилл со стоном оттолкнулся ногами от ступенек, поднял себя на руках, хватаясь за лапу твари, и разодрав плечо, сорвался с когтей. От боли хотелось выть, и он даже открыл рот, чтобы вскрикнуть, но не успел, скатываясь по ступенькам. Пропасть внизу расширилась, захватив почти весь пол. Он больно ударился у начала ступенек и тут же быстро откатился в сторону, потому что сверху на него уже прыгнула тварь. Ну сколько можно было?!
Уилл упёрся спиной о стену, не успевая встать, где-то у двери с грохотом рухнул в завывшее пламя кусок пола, а тварь проскребла когтями по доскам, оставляя полосы, извернулась и прыгнула сна него. "Трахнутые штаны, трахнутая лавка, трахнутый свет!" Кругом было одно дерево, и от отчаянья Уилл попытался запустить силу в доски, чтобы выломать их и использовать, как колья. На секунду ощутилась застывшая навеки основа чем-то напоминающая человеческое тело, но Уилл споткнулся, как неопытный ребенок, пытающийся ходить, и доски под ним лопнули, поднимая в воздух тучу щепок. Он свалился вниз, и больно ударился о раскалённую от жара землю. В боковом зрении промелькнула огромная, дышащая паром трещина, а Уилл схватил доску, уперев её об пол, и встав так, чтобы смотреть в сторону дыры - сверху уже летела тварь-нежить.
Нужно было спихнуть заразу в пламя. Уилл бы попробовал использовать земляной пол под ногами, но тогда могло не остаться сил на то, чтобы выбраться из расширяющейся ямы. Тварь с силой налетела на доску, но деревяшка, к несчастью, раскрошилась и нежить придавила Уилла к полу, не прекращая испускать слюну. До огромных щепок в боку гаду явно не было дела. Уилл зло сжал зубы, снова запуская силу в мёртвое тело и разрывая сухожилия лап и мышцы челюсти. Тварь ударила его верхней частью пасти по уху, а лапой на которой не получилось ничего разорвать больно царапнула под ребром. Задними лапами мёртвый пидор больно драл ему ноги и живот. Уилл завыл, подбирая под себя ноги и пытаясь с силой толкнуть тварь в сторону ямы. Рукой от ударил по пасти, снизу вверх, целясь в нёбо. Опять надрывисто потянулся к силе, пытаясь разодрать сухожилия и на задних лапах, чтобы гад не удержался и слетел в яму. Но опять от непривычки не получилось испортить сволочи заднии лапы, и Уилл просто оттолкнул заразу в сторону. Та отошла в угол обращая мало внимания на разодранную лапу и, явно, готовясь к продолжению банкета. Уилл воспользовался паузой, чтобы вскочить и нырнуть в стену дома. Так у него не осталось бы сил на ухо. Тварь прыгнуло следом, больно царапнув ногу, но не сумев его схватить.
Через пару мгновений Уилл тяжело дышал, опираясь о стену соседнего дома - что-то ему не верилось, что тут помогла бы пара облаток и даже целый, мать его, каравай. Он проверил кровь, и остановил кровотечение - на теле уже было мало живых мест. Если михаилиты были в городе - то странно, что орден ещё не вытаскивал своих. Уилл покрался в сторону госпиталя. По дороге нашелся мужской труп, с которого получилось снять штаны и рубаху. Процесс был не из приятных, но одежда была нужна хотя бы на случаи новых ран - их пришлось бы перематывать, потому что сил оставалось жутко мало.
Надевая рубаху, Уилл вздрогнул - по ногам и рукам пробежало какое-то странное ощущение. Он тут же попытался отбросить одежду, но та прилипла - так что ушло несколько мгновений, чтобы отобрать рубаху, а вот штаны снимать было поздно. Они вросли в плоть с каким-то жутко странным, даже возбуждающим чувством. Уиллу захотелось пнуть труп, но это было грехом, и он просто трёхстопно выругался. Пытаясь отыскать штаны он потерял все силы, пол литра крови и кожу на обоих ногах! Штаны не причиняли боли, и дай Господь, могли бы отлипнуть вне Саутенда. Уилл вздохнул, решив, что уезжать всё равно было поздно - он бы прилип ещё и к лошади.

В зияющих в стене дырах что-то шевельнулось. Что-то тёмное, клубящееся. Любопытное.
- Идём другой улицей. - Вздохнул Уилл. - Тут только потеряем время.
Не было у него желания и дальше пытаться прикончить выблядка, особенно если тот мог утянуть его обратно в пустыню. От стены Уилл отошел.
- Нет другой улицы, разве не чуешь? Ло-вец, - Ворон зло сплюнул и потянул из ножен саблю.
Тьма вокруг вытекала и собиралась в клубы, а Уилл устало вздохнул. Он бы не справился ни с какой нечистью быстрее михаилита - так что стоило просто подождать и не путаться под ногами.
- Алиса ждёт в гости и обещает навестить, - бес внезапно оказался рядом, весело наблюдая за тем, как Ворон пластает тёмный силуэт. Тьме сабля явно не нравилась, но и убираться обратно в дом она не хотела, кружила, распадалась на щупальца, заставляя михаилита крутиться дервишем. - А ты разве находил время, чтобы его терять? Он ведь такого не любит. Потому что ну вот нашёл ты его, в карман сунул, а остальным что, без времени жить?
Из ушей беса, между зубами струился белый дымок, подбирался к Уиллу с жарким дыханием, и становилось от него - ещё не хорошо, но уже приятно.
- Как же вы все мне надоели. - Уилл резко попытался врезать демону кулаком. Учитывая, что до этого тот проглотил камень, ничего скорее всего бы не вышло, и закончилось новыми ранами. Но настроение было таким отвратным, что становилось всё равно.
- Какой страстный! - Бес мелко засмеялся - чуть приглушенно, потому что кулак вмял ему щёку, как плотную глину. - Ну, ладно. Любовь так сложна, когда это - настоящая любовь...
И внезапно, без перехода он оказался ещё ближе, обхватил голову Уилла ладонями, сжал, не давая вырваться, и впился в его губы своими, выдыхая дым прямо в рот.
Уилл попытался оттолкнуть гада от себя, но его руки превратились в какое-то тесто. Улица за спиной демона удлинилась и стала светлее, донеслись четкие и приятные звуки режущей воздух сабли. Тоска и гадость отпрянули, как будто только теперь он вспомнил, что всё-таки выбрался из пустыни. Выжил!
В дыме была какая-то расслабляющая дрянь. Нужно было задержать дыхание, но не было никакого желания возвращаться к тусклому дерьму, именуемому жизнью. Уилл вдохнул дым полной грудью, метя коленом демону в хрен. Как же его задрали эти твари.
Колено попало хорошо, судя по тому, как отдался в нём удар. Уд беса даже как-то съёжился, словно пытаясь заползти внутрь.
- Ой, - прокомментировала тварь. - То есть, м-мееее. Бе-бе-бе.
- Кретин! - прохрипел сбоку Ворон, окружённый всполохами тьмы вперемешку с огнём. Тьмы было заметно больше, и где-то внутри вспыхивала полукружьями сабля. - Комиссар! За три раза не понял, что так оно не рабо...
Тьма сомкнулась, заглушив слова, и запульсировала жадно, содрогаясь в спазмах и чуть не всхлюпывая то ли от удовольствия, то ли от боли. А бедро Уилла пронзила боль - впрочем, тут же стихшая, словно и не было. Срамной демонический отросток заметно вырос, потолстел и обзавёлся на конце пастью с тонкими иглами зубов. Пасть ухмылялась, шипела и явно тянулась куснуть снова, точнее.
- Заебали меня твои недомолвки, Ворон! Научись говорить по существу. - Весело крикнул Уилл, поставив демону руку на плечо. - Послушай, классный у тебя дым - дыши не надышишься, но клянусь верой в Господа Бога, мне сейчас не до того. Я такой херни за всю жизнь не творил. - Уилл вздохнул, покачав головой. - Нужно исправлять.
Ответа Ворона не послышалась, а вот демон отшатнулся от имени господнего в строну. Уилл прищурился, улыбаясь.
- Хех, а что такое? Не нравится имя Господа, отца нашего? Милостивого, всемогущего, милосердного, праведного Господа.
Он перекрестил демона, качая головой. Дома весело склонились над ними, а в конце улицы вылетали из тьмы искры. Искры радостно прыгали по мостовой, как маленькие человечки, а Уиллу даже расхотелось бить демону морду.
В тот же миг серебряным росчерком свистнула сабля, срубая бесу голову, и изрядно потрепанный Ворон устало оперся на плечо Уилла. В зубах у него был зажат внушительных размеров серебряный крест, богато украшенный рубинами.
- Фофре... Вовремя ты его по Господу приложил, - одобрительно сообщил он, выплевывая реликвию в ладонь. - Молодец. Послушай меня теперь. Вот тебе нож, - в руку Уилла был вложен простой, грубой работы клинок, - святого Кирилла Антиохийского. Черт его знает, поможет ли, но мне надо бежать. Брата искать. Ясеня, то есть. А он прошел здесь. Чуешь, эта улица - нормальна пока еще, из нашего мира, а не адская? Тебе должны были дать зрение ловца, значит - чуешь. И помни, я тебя на дуэль вызвал. Значит, если сдохнешь тут - будешь трусом, который решил так избежать поединка. Понял?
Не дожидаясь ответа, Ворон юркнул под падающую балку, припустив вперед по улице.
Уилл удивленно посмотрел на останки демона, размышляя, с чего это вдруг Господь решил вспомнить о нём только сейчас. Всё труднее было оставаться ярым христианином в матушке Англии, когда имя господа действовало в среднем на одного демона из двадцати, не говоря о ксенозоидах. Уилл посмотрел на возвышающуюся над улицей и городом тюрьму, чувствуя, как радость ещё играет в груди. О каких дуэлях говорил этот дурак, когда кругом не где было демону упасть? И чутье. Ни хрена он не чувствовал, кроме действия дыма. Угрозы демона относительно визита Алисы воспринимать всерьез он не стал - ни в этом мире. Уилл попытался сосредоточиться на улице, отгоняя радужные краски. И чем она, интересно, отличалась от других?
Выглядели здания вполне натурально, конечно не считая иллюзорного пламени и трахающихся на крыше демонов. Обычные домики, которые можно было найти в любом другом английсеом городке в том числе и в Лондоне, на его родной улице. Господи, не приведи такой дряни случиться там. Нужно было поскорее закрыть все клятые католические монастыри со всеми клятыми католическими аббатисами. Уилл постарался запомнить улицу в деталях, делая пару шагов и заглядывая в переулок. Может быть была какая-то небольшая разница в свечении или запахе? Ничего существенного видно не было - дома в переулке точно так же пылали, осыпая мостовую иллюзорными искрами. Пока Уилл наблюдпл картину ноги неожиданно сами понесли его по переулку, и тут стены домов дрогнули рябью, поплыли. Он резко обернулся, гянув на улицу с которой пришел. Сзади дома тоже дрожали, причудливо изгибались, но ещё виднелся островок нормальности. Уилл повернулся полубегом полуприпрыжкой возвращаясь на центральную улицу. Трахал рот он таких путешествий - уже видали, спасибо, больше не надо. Странно, что Ворон умудрялся не проваливаться во всём этом. Ступив на каменную мостовую, Уилл снова обереулся, чтобы взглянуть во что превратился переулок, но стены зданий всё ещё причудливо искривлялись, напоминая плохо отлитое зеркало. Ноги снова было потащили его с надежного камня, но Уилл сумел остановиться, саданув для надёжности себя по ляжке. Эта пара гадов уже не в первый раз его подводила! То не отлепляясь от быка, то неся куда не попадя. Он зашагал по улице. До этого Уилл никогда бы не подумал, что обрадуется возвращению к трахающимся на крыше демонам.
- Когда же вывели их вон, то один из них сказали: спасай душу свою; не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть.
Нужно было меньше смотреть по сторонам, и не позволять увести себя с дороги. Значит город проваливался в ад. Интересно, чем вообще можно было заслужить такую участь всем городом?
Возле самой тюрьмы штаны - эти полуживые гады, сползли с Уилла, стащив с собой набедренную повязку, и удрали назад. Догонять их он не стал, только посмотрев вслед, и радуясь, что обошлось без сдирания кожи. В итоге к воротам Уилл подошел абсолютно голый, посчитав лишней идея надевать на себя ещё что-нибудь злое и вороватое. При себе остался только нож святого, добытый Вороном из песков. Уилл постучал в тюремные ворота, почувствовал, как разболелись оставленные демоном раны на ногах. Жутко это было - город целыми улицами проваливающийся в преисподнюю, да ещё и, как будто под наклоном - так что не заметишь и сам скатишься. А скатываться Уилл совсем не хотел. Можно ещё было попробовать выбраться, петляя по улицам, опираясь на способность, но так он мог не выйти, только потратив время, за которое город окончательно провалился бы в ад.

Уилл вздохнул, глядя в коридор. Может быть, стоило взглянуть на то, что осталось от настоятельницы, поискать каких-нибудь подсказок, но опыт говорил, что он бы только устроил больше проблем горожанам. Уилл тоже пошел к выходу - нужно было найти хотя бы одежду и еду, проверить жива ли Ковыль. Ехать к жене с голой задницей не было никакого желания, а в аду пропали ещё и документы.
Ковыль, ожидаемо, не пережила нескольких дней в Саутенде - лошадь лежала на боку, с разодранным горлом и выпотрошенным брюхом. Было видно, что она отбивалась. Ковыль принадлежала конторе, да и Уиллу было просто жаль добрую лошадь. Интересно, как он собирался начать жить в достатке при таком ходе дел. В таверне тоже мало что поменялось, только в зале теперь валялись подгнившие тела трактирщика и двух подавальщиц. Удивительно, что недоеденный им ужин никто не тронул, а тела вытащили. А может, они сами вытащились. Уилл взял вещи из комнаты Фламберга и свалился на кровать, грызя то съедобное, что нашел в сумке - заплесневевшие сухари.
Нужно было решать - останется ли он в городе до конца, пока не получится извести тварей, или поедет дальше - сначала к невесте-жене, а потом выполнять приказы Кромвеля. Лучше михаилита Уилл бы с делом всё равно не справился, а готовящие переворот поляки казались более важной задачей. По крайней мере, задачей, с решением которой он мог бы помочь. В итоге, поручение Кромвеля Уилл провалил ещё, когда слёг от горячки - теперь можно было только быстрее описать монастырь и ехать дальше. Может, удалось бы проскакать хотя бы пару миль до начала восстания. В любом случае, просто ночевать в Саутенде не хотелось - если уж Уилл решил не путаться под ногами констеблю и твареборцам, то стоило хотя бы переночевать в безопасном месте. Он с трудом поднялся, борясь с желанием хотя бы вздремнуть. Закончить с храмом, спросить констебля или ещё кого-нибудь о торговце мёдом и драпать из этого Богом забытого Саутенда. Конечно, хотелось как-то загладить всё что он успел натворить, и что не предотвратил, но Уилл ощущал себя жутко слабым. Даже здоровый, со всеми силами он бы не одолел и десятой части тварей, что бродили сейчас по улицам. Не умел, и не мог. А значит, оставалось только оставить дело михаилитам, и пытаться делать свою работу.
Внутри монастыря было тихо, и Уилла не покидало чувство что вот-вот должен был послышаться скрип пера о пергамент. Пол, и даже стены были покрыты пушистым серо-белым пеплом, видимо, оставшемся ещё с первой зачистки обители. То тут, то там валялись мертвые монашки, вид которых уже не стопорил, но заставлял насторожиться. Казалось, одна из них обязательно должна была вскочить и кинуться ему на спину. Тайник нашелся неожиданно быстро - в небольшой полости за распятием лежала целая кипа бумаг. Было достаточно пробежаться взглядом по нескольким первым, чтобы понять, что с торговцем он угадал. Правда, православному новгородцу имя Альб Мак-апи-Альбус подходило только с очень большой натяжкой. Ещё бумаги говорили о каких-то - Анне-Генриетте де Бофор, Жане-Жаке де Тревиле, Анри д'Артаньяне, некоем "Кардинале", "дорогой Мари Мишон" и аббате д'Эрбле, но главное, главное - в бумагах упоминался приор Вустерского аббатства. Как оказалось, один из организаторов заговора.
Деньги из монастырей шли не Риму, а готовящим католическое восстание предателям.
Дальше Уилл решил не тянуть - взял, что попалось под руку, описал обитель и пешком пошел из Саутенда.

Объевшись и напившись, Уилл завалился спать, и продрых почти сутки, оклемавшись только под утро тридцатого. Нужно было узнать, не пришел ли ответ от лорда-канцлера и решать что-то с лошадью - в конторе конюшни не оказалось, а притоптывать к невесте пешком было как-то несолидно. Он и так, должно быть, выглядел, как какой-то мавр - так ещё и остался без меча и Ковыли. Благо хоть еда была - так что горе всегда можно было заесть. Уилл спустился вниз, чтобы перекусить и устало вздохнул, когда к нему подошел молодой человек лет двадцати четырех, со взглядом убийцы-отравителя. Глаза у незнакомца были внимательными, подмечающими детали, одет он был, как и полагалось шпиону, скромно, но добротно; на руках блестели тонкие золотые кольца. Может быть, магические накопители или что-то вроде того.
- Мистер Харпер? - Мужчина улыбнулся тонко, будто бритвой полоснул. - Меня зовут Уильям Пейар, и я имею честь быть секретарем очень уважаемого господина, который желает иметь с вами беседу, как только вы изволите окончить трапезничать. Дело очень срочное и относится к тем, которые никак нельзя поверить бумаге. К сожалению, я не уполномочен сообщить детали прямо здесь, а мой господин занимает слишком высокое положение, чтобы появляться в городе, поэтому разрешите пригласить вас на небольшую прогулку?
Уилл отодвинул тарелку, изучая фламандца взглядом - не нравился ему этот Пейар - создавалось впечатление, что за ближайшим поворотом ему попробуют перерезать горло несколько гадов с такими же холодными глазами. Но если уж Уилфреда Харпера хотели увидеть - проще было просто согласиться, потому что убить могли и просто на улице. Хотя было неприятно не ощущать ни меча на поясе, ни даже ножа в сапоге, соглашаясь на такие прогулки. Неужели упомянутые в записках настоятельницы французы могли так быстро спохватиться? И почему тогда его просто не отравили или не прикончили во сне?
- Ну пойдемте. Надеюсь, вы расскажете, кто удостоил меня такой чести?
Пейар кивнул, вежливо распахивая дверь таверны. Однако, по пути к доходным домам, что составляли в этом городе отдельный квартал, не проронил ни слова. В подвале одного из этих домов и обнаружилась секретная дверь, ведущая в подземный ход. Не заговорил Уильям, даже когда сопровождал Уилла по этому ходу, освещая путь камешком, от которого так и разило магией. Лишь поднявшись по винтовой лестнице и открыв дверь в большую комнату, он откланялся.
- Подождите здесь, мистер Харпер.
Комната оказалась уставлена сундуками, рамами от картин и завалена бумагами. В стоящей тут же конторке верхний ящик был выдвинут, и в его распахнутом зеве виднелось жемчужное ожерелье.
Уилл блуждал взглядом по комнате, чувствуя себя исключительно хреново. Сила перестала слушаться ещё когда он зашел в подземелье - так что определить в какое именно здание его привели не вышло. Выглядело всё так, будто притащили Уилла либо к какому-то главарю бандиов, либо к местному главе французской разведки. Не нравилось ему всё это - оставалось только надеяться, что при желании напали бы ещё в подземелье.
Стена, возле которой стояла конторка, отодвинулась, показывая небольшой кабинет, в потолке которого были проделаны отверстия. Посередине, за длинным белым столом, восседали черноволосый пожилой мужчина, глядящий на Уилла властно и задумчиво, очень похожий на него сухощавый священник в облачении архиепископа и молодой, не старше Уилла, рыцарь. Последний был бледен, нервно покусывал длинный ус и теребил свою бородку так, что поневоле возникало опасение - оторвет.
- Сэр Винченцо Гарпари, мэр, - прошелестел на ухо Пейар, - отец Александр, архиепископ Эссекский. И сэр Лифипп, молодой рыцарь.
Мэр, легко узнаваемый по цепи с гербом города на груди, приглашающе кивнул, указывая взглядом на свободное кресло.

Уилл дослушал мэра, не моргая. Хоть такого поворота он и не ожидал, идея была не такой уж и бредовой, учитывая, что расспрашивающий всех подряд комиссар никого бы не удивил. Девочка на портрете была симпатичной, может быть, даже похожей на его жену. В любом случае, в конце ему достались бы по крайней мере сто золотых, а это уже что-то. В голову приходили только: какая-нибудь тварь, политические конкуренты и самовольный побег к другомы рыцарю, а лучше - поэту. Но жених, вроде, не был ни калекой, ни католиком. Хотя это ещё нужно было выяснить. Тварь бы тоже должна была показать себя раньше, и тогда однозначно звали бы михаилита. Но Уилл был не в том положении, чтобы отказываться. Уилл помолчал секунду, выдерживая паузу - будто кому-то в комнате было непонятно с насколько голой задницей, он пришел из Саутенда.
- Я согласен. - Уилл сдержал вздох, думая с чего- то начать. - Нет ли у вас никаких подозрений, даже самых малейших? Может быть, леди Бьянка была недовольна помолвкой?
- Это невозможно, - сэр Лифипп улыбнулся ему с сочувственным удивлением, как ребёнку. - Леди не может быть недовольна помолвкой. К тому же, мы с моей Бьянкой знакомы так давно, что это всё - пустое. Она ведь даже подарила мне обрезки розовых ноготков, перевязанные прядью волос - в подарок, - и я отдарил тем же. Как сейчас помню тот тихий вечер над рекой, морковки странной формы, почти как... облака, хм. Да, тогда мне как раз исполнилось шесть, а ей незадолго до того - три. Такая маленькая, но уже - истинная леди!..
- Понятно... - Задумчиво кивнул Уилл - рыцарь был каким-то дворянским полудурком. На самом деле, весёлого пока было мало - за дело он взялся, а никакой зацепки пока не видел. Уилл обратился к мэру. - Что насчет подозрений? Даже самых незначительных.
Сэр Винченцо устало потер виски, покачав головой.
- Я занят, юноша. Очень занят и через четверть часа у меня важная встреча. Пожалуй, я оставлю вам для расспросов мистера Уильяма, а сам пойду.
Отец Александр воздел руку в благословляющем жесте, и вся троица скрылась за одним из гобеленов.
- Подозрений, мистер Харпер? - переспросил Пейар.
- Да. - Кивнул Уилл. Может, вопрос казался глупым, и если бы мэр кого-то всерьез подозревал - то разобрался бы сам, но ему всё равно нужно было хотя бы немного вникнуть в то, что происходило в городе. Спешка мэра казалась странгой, но кто их знал, этих богатых.
- Вам лучше поговорить об этом с нянькой юной госпожи, старухой Агатой. Но лично я подозреваю Аска, соперника сэра Винченцо в выборах.
Шпионский секретарь улыбнулся, разводя руками.

- Спрашивай, мальчик, нешто ж нельзя?
Старушка подскочила в своем кресле, поспешно перекрестившись и испуганно глянув на Пейара.
Уилл рассмотрел трюмо, заложенное склянками с притираниями и кремами. Было видно, что воспитывали девушку в относительной строгости, и то она почти не пользовалась гримом.
- Вы не видели и не слушали ничего странного? - Уилл краем глаза следил за реакцией женщины - она просто боялась наказания за то, что не уследила за подопечной, или фламандец наблюдал, чтобы нянька не сказала чего-то лишнего?
- Так я утречком поднялась к ней, разбудить - а ее и нет, ласточки моей, - Агата расстроенно всплеснула руками. - А ведь она уж такая благочестивая, такая богобоязненная, моя девочка. И как же она одна-то теперь? Без отца, без жениха?..
Уилл подошел к столу , не обращая особого внимания на причитания няньки, и начал искать хоть что-нибудь, перелистывая книги и стопку листов.
- Ничего странного в поведении молодой леди накануне вечером не замечали?
- Моя ласточка не странная, - обиделась старушка, - она истинная леди! Позавчера только на представление уличное ходила с сэром Лифиппом и папенькой!
На столе ничего нового найти не удалось. Жизнеописание было открыто на странице, где рассказывалось о жизни Марии Египетской до встречи со спасителем. Может девушке надоело воспитываться в строгости и она решила получить свои семнадцать лет веселья? Уилл принялся за трюмо, стараясь ничего не разбить.
- Господин Пейар, учитывая ковры, коридоры и прочую защиту, леди ведь не могла покинуть виллу незамеченной?
- Отчего же? - Уильям пожал плечами, вздохнув. - Защита от чужих, не от своих.
Голубая краска для ресниц была израсходована почти полностью, хотя кувшинчик с ней был немаленький. Уилл подошел к окну. На раме виднелись символы защитного заклинания - выхода со двора видно не было, но одно из деревьев росло так, что по нему можно было перебраться из окна на забор. Уилл вздохнул, переходя к кровати. Выходило, что девушка вполне могла сбежать сама, либо от воспитания, либо всё-таки от помолвки. Как бы его собственной невесте не захотелось сбегать через окно при виде полу-сарацинского, ободранного вида мужа. Рука нащупала что-то интересное, под кроватью, и Уилл достал небольшой дневник, который тут же вырвал из рук фламандец. Уилл поднялся, вопросительно глядя на Уильяма. Он, конечно, понимал, что там могли находиться записи об их итальянских оргиях и всём прочем, но вряд ли получилось бы найти девушку без дневника.
- Сначала с этим должен ознакомиться сэр Винченцо, - Пейар засунул тетрадь за ворот, - вы получите записи завтра.
Странная боль в животе пропала. Может это было из-за того, что он теперь служил демонам? Но появилась она уже когда священник вышел. Да и не должно было ему становиться хреново, он же не продавал души. Или боли было всё равно?
Нарастало желание накинуться на фламандца, и как следует придушив его, вытащить дневник. Во-первых, за этот день их леди могла погибнуть. Во-вторых, делать ему не было чего - ждать день. Уилл секунду всматривался в Пейара - нет, так просто дневник бы тот не отдал. Да и нужно ли было Уиллу узнавать что-то, что скрывала эта семейка? Проблем ему и так хватало.
- Хорошо... но прошу вас не откладывать. Окна тут открывать можно?

Люблю так сильно я тебя,
Хочу всю жизнь прожить, любя.
Никто не сможет запретить
Тебя лишь только мне любить.
И сердце просит теплоты,
С тобой нет в сердце пустоты
Лишь счастье наше и любовь
Способны взбудоражить кровь.

Вчера уволили К. Я так и не поняла, за что, и что такое это amoralum поведение. С ней было так здорово, особенно когда (зачеркнуто), а теперь без нее скучно.
Были с папой на проповеди дяди Александра. Неужели в домах терпимости гетеры действительно делают с мужчинами все то, о чем он рассказывал? Какая гадость!

Тебе я о любви скажу,
Жить без тебя я не могу,
Ты нравишься мне очень,
Хочу быть рядом днем и ночью!
Хочу тебя оберегать,
И лишь с тобою засыпать,
Хочу о чувствах говорить,
И лишь с тобою рядом быть!

А похороны мне понравились. Не уверена, что доставила им удовольствие своим присутствием, но, в конце концов, это же и мой сад. Вообще-то я в нем провожу намного больше времени, чем они. К тому же единственная в этой семье использую его по назначению.
Катались на лодке с С.Л. Я пыталась прижаться к нему как показывала К., а он в своих доспехах этого даже не заметил и говорил только о Прекрасной даме и о том, как он побеждал в святых землях.
Были на благотворительном балу. Папа показал мне пару стариков в забавных чопорных костюмах, и сказал, что это родители Вильяма. Никогда бы не подумала, что у нашего Вилли такие родители. Оказалось, он такой же лорд, как и С. Л., только когда был маленький, уехал из нашего города в .. и выучился там на законника, а потом как приехал, сразу поступил к нам. Да, странный он какой-то..
Жалобы, жалобы, жалобы, жалобы. Не пойму, зачем было заводить кота, если без конца жаловаться?

И быль, и небыль в одном флаконе,
Касаний нега и боль разлуки,
Раздолье неба в родных ладонях
И счастья краски, и счастья звуки,
И первобытный огонь желанья,
Всечасно пляшущий в наших жилах —
Все это вдруг приключилось с нами,
Любовь нас выбрала, закружила
В своей чарующей звездной бездне
Подобно бабочкам легкокрылым...
А коль однажды любовь исчезнет,
Оставь себе мое сердце, милый.

Вчера были гости. В прихожей собралось блестящее общество. Успела познакомиться со всеми, с одним потанцевала, а парочку даже уговорила.
Я говорю – пятница, потому что они дождались ночи. Часы показывали за полночь, когда отец наконец поднял себя из уютного кресла и пошел на второй этаж. Когда он вернулся, он был одет во все черное. С головы до ног.
Снилась мама.. мы все втроем гуляли по площади и было очень светло и папа был веселый и смеялся, а не такой, каким он стал после того, как мама умерла..
Думала о С. Л. Вдруг поняла, что никогда не видела его без доспехов. Интересно, а когда придет время первой брачной ночи, он будет их снимать.

Тепло. Ветер. Танцующие голубые воды, плеск волн. Я вижу, слышу, ощущаю их в блаженном спокойствии. Ощущаю даже легкий привкус соли на губах там, где на них попали мельчайшие брызги. А еще ближе чувствую обволакивающий, убаюкивающий запах матери — она прижимает меня к груди и своей ладонью прикрывает мои глаза от солнца. Лодка мягко колеблется, а мать баюкает меня, так что я покачиваюсь в двойном ритме. Это навевает сон, а плеск воды вокруг словно оборачивает мой слух мягким успокаивающим одеялом. И вся я окружена заботой, любовью, лаской. Я помню. Я помню.
Я помню, как меня уложили на спину и удерживали в этом положении так, что я видела лишь внутреннюю сторону балдахина. На ней отражалась блестящая голубизна воды, а я никак не могла освободиться от хватки чужих рук.
Мой первый пир. Думаю, каждому ребенку из дворянской семьи полезно написать риторическое сочинение с таким названием, ибо пиры в жизни правителей имеют особое значение: это сцена, где царь разыгрывает пьесу своего правления. Первый пир, как и случилось со мной, всегда ослепляет и завораживает. Лишь с годами, когда их несчетная череда сливается воедино, ты постигаешь их подлинный смысл и цену. Но тот, первый, запечатлелся в памяти навсегда.

Наконец-то пошли в театр. Было та-ак здорово! Особенно тот, кто играл рыбака, который оказался принцем. Он был такой душка! А когда я бросила ему цветок он посмотрел прямо на меня и послал мне такой воздушный поцелуй, что я прямо почувствовала его на губах. Как в книжке...
Решено! Сегодня попробую поговорить с С. Л. , и если ничего не получится, то...

Уилл мотнул головой. Не собирался же он убегать с этими деньгами.
- Никакого уважения, понимаю. Судя по дневнику ваша дочь была близкой подругой леди Бьянке - так что она может что-то знать или хотя бы предполагать. Где я могу её найти?
- Так она в "Зеленой Малине" нынче подавальщицей служит. Стыд-то такой, всю жизнь с ласточкой моей прожила, выросла тут, а господа с нею так!
Агата промокнула уголки глаз краем подола.
"Зелёная Малина" - забавное название для таверны, ни намёка на пьянство и романтику большой дороги. Уилл стал на колено и заглянул под ковёр, где ожидаемо не было даже самой крохотной пентаграммы. Причитания старушки напомнили мать - она тоже, должно быть, волновалась, так что стоило поскорее написать письмо. Жаль, времени ни на что толковое у него не было.
- Не переживайте вы так. По крайней мере, нашла работу, а в наше время это не так уж и просто - значит, толковая. Что касается леди - не было ли у неё каких-нибудь других подруг или друзей в городе?
Нет, время однозначно стоило найти.
- Да откуда ж бы у ласточки моей подруги в городе, если её одну не отпускали? Она ить самое драгоценное, что у нас есть! - Старушка всплеснула руками.
Уилл взглянул на кровать.
- В этой комнате никогда не было балдахина?
Эх, самое драгоценное... Уиллу уже приходилось встречать бывших слуг, которые тоже считали себя почти что частью семьи, пока не оказывались на улице из-за какой-нибудь мелочи.
- Леди Виктория, покойница, матушка-то моей Бьянки, не разрешала их. Говорила, пыль в них скапливается. Так и повелось, нет во всем доме их. А мне, - Агата доверительно подалась вперед, - так покрасивше будет.
Видимо, в дневнике описывался сон - образы вообще плавно смывались к концу, и резко прояснялись только на рассказе о представлении.
- И давно погибла леди Виктория?
Уилл, кажется, начинал лезть не в своё дело. С другой стороны, может быть на Бьянку повлияла смерть матери. Скоро должен был вернуться фламандец.
- Так лет десять уже, как умерла. Чума аккурат приходила. Как сейчас помню, костры жгли и город закрыт был, чтоб не входили и не выходили.
Старушка снова утерла глаза подолом.
- Понятно. Ну, спасибо за содействие. - Нихрена не было понятно. Нужно было поскорее найти эту Кристину и попытаться узнать хоть что-нибудь толковое.

- Ох, затейница королева та была, ой, затейница! И вот ведь Изабеллы - отродясь они все такие. Как сейчас помню, одну Изабель граф Леннокс с де Уорреном вдвоём и куда, и зачем, и почему, а она стонет вся, глаза голубые тучкам небесным закатывает, потому что хоть куда девка-то. Ей и трёх заряд мало бывало: четверть крови жидовской в жилах, сарочкиной, значит, крови, ентих только дьяволу и ублажать возможно. С зачем, выходит, там полный порядок был. А где - понятно, перед мостом, как же его, дай Господь памяти?.. Почти как монетка, только без золота окромя того, что у утопленников водится... Эх, всё помню, только названия нету в голове-то, совсем худая стала. А ведь до Бервика, помню, бежали, я разве юбки подобрать успела, а корсет так незавязанным и остался, чуть не потеряла. И головы в Форт градом кровавым падали, с плеском и алыми разводами, прямо как обещанные золотые гривны. А вот отдал бы ты долг свой, баронет Харпер, давно бы невесте груди белые целовал, а не окна впустую разглядывал да по коридорам взад-вперёд ходил, аки мышь безголовая.
У Уилла побежали мурашки по спине - он развернулся, косясь на старуху. Да за что ему всё это?! Теперь-то уж было понятно, что ни о каком розыгрыше речи не шло - и ладно будь это хотя бы обычный демон. Ан нет, черт его знал с кем доводилось говорить - потому что старушка Мэри - это уже было даже не смешно. Нужно было хотя бы попробовать выведать имя и узнать что-то потом. Уилл низко поклонился, приглядываясь краем глаза к раме - не будь чертово окно таким дорогим, давно уже выпрыгнул бы. Да только толку от таких прыжков - не приведи Господь, эта Мэри попыталась бы вселиться в его собственную мать. Хотя с такой доброй христианкой этого не должно было выйти.
- Уилфред Харпер, - Уилл не поднял головы, но пока кланялся, к своему удивлению не заметил ни каких изменений в Агате. - Кому имею честь кланяться?
Агата захихикала, отмахнулась сморщенной ладонью.
- Ну, кавалер, кавалер куртуазный, совсем бабушку засмущал. Эх, будь моложе годков на тясячу-другую, так сразу б шкуркой на постель лёг. А то, может, прямо тут, в алькове?.. Я ведь и сейчас хоть куда, верно? Как, баронет, поцелуешь, приголубишь, в постельку уложишь, с утра вина поднесёшь старой Риген?
Уиллу захотелось цыкнуть - никак не выходило узнать имя этой Мэриген. Монеты у него с собой были, но что-то не верилось, что навестили его ради нескольких обычных фунтов. Хм, может быть стоило просто проигнорировать старушку, если та откажется взять золото? Да, и потом собирать собственные кости по ещё какой-нибудь пустыни. Господи, ему совсем не хотелось ещё раз куда-нибудь провалиться. С чего вообще все они - и демоны и не демоны могли так легко им распоряжаться?! Он же был верующим христианином, по крайней мере старался быть. Уилл мотнул головой.
- К горю ли, к радости, но милостью моего лорда, сэра Ричарда, я женат. В прошлый раз вы исчезли быстрее, чем я смог расплатиться, но немного золотых у меня есть с собой.
Ощущение у Уилла было такое будто его сейчас приложат по голове - очевидно, что обычные монеты никто бы не принял, но попытка того стоила. Старуха же начала качать головой, ещё когда он не договорил.
- Ну коли женат, соколик, так понимать должен, что монеты есть - да не те. Чай, не хлеб на рынке купил, баронет верный, да и золото нынче не то пошло. А какое - то?
Из коридора донёсся шорох ленивых шагов, и Агата задумчиво тронула крест пальцами, покачала головой.
- Ох, всё уже не то в мире, и солнышко не так греет, а зима морозит втрое, и только дождик как впредь радует разноцветьем небесным, на луга падает, в траву высокую. Вот как Этайн под радугой от мужа так бежала, что аж гривны височные обронила, а только в каком годке это было, а, господин Харпер? Вот и я не помню, а только годов тогда ещё никто и не считал, потому что молод мир был и казалось - вечен он был, неизменным. Аккурат, как в тысяча четыреста восемьдесят первом. Это-то я помню, потому что дома деревенские в Англии запретили уничтожать, да Катерина Корнаро возьми и отрекись от престола в пользу Венеции, вот дурища-то. Ох, и битва тогда была при Аньяделло. Или это уже в пятисотом? И не упомню, да и как упомнить, когда король-то в тот год на престол вступил. Уж такой ясный был, такой красивый, такой высокий. Солнышко наше золотое.

Ходили с Кристиной в "Зеленую Малину", пили вино и целовались. А в задней комнате... Кристина - неудачница, у меня на два больше, и у одного такой, что можно считать за троих!

А потом… Воспоминание разорвано, перевернуто так же, как перевернулась лодка. Моя мать исчезла, а я барахтаюсь в воздухе, подхваченная чужими грубыми руками. Они схватили детское тельце так крепко, что мне трудно дышать. И плеск — совсем другой, страшный… Я до сих пор слышу этот всплеск и краткие удивленные крики.

— Ну, прости ты меня, я же понимаю, что часто бывал неправ, ну пожалуйста, прости меня, — захныкал он. Глаза его покраснели, плечи опустились. Меня охватила волна жалости и нежности. Но я продолжала молчать. Он все умолял простить его и плакал. Я не говорила ни слова. Просто вспоминала: так часто бывало, когда он делал мне больно и не просил прощения; мне стало так горько, я вспомнила, что между нами бывало, хотя и нечасто, когда он просил у меня прощения, а мне становилось его жал­ко, и я успокаивала его, как могла, говорила, что он ни в чем не виноват. У меня сердце разрывалось от жалости, глядя на него. Я понимала, что одно мое слово — и все его страдания кончатся, и нам снова станет легко и хорошо... минут десять. А может, идиллия растянется даже дней на десять, а потом обязательно поссоримся. Но теперь стоит только сказать, мол, ладно, оставайся — он будет счастлив. Нет, долго это все равно не протянется, и в любой момент надо ждать ссоры. И, что бы он ни говорил теперь, он останется все тем же — человека не переделаешь. Есть, ко­нечно, люди, которые способны измениться, но не за одну же ночь, а я уже довольно от него натерпелась.

На улице жара, а поскольку у меня возле дома кусочек природы, весьма уединенный, но все же не совсем скры­тый от чужих глаз, и поскольку чувство, что я разделась догола на публике, приятно щекочет мне нервы, то я с пятницы жарюсь на солнце.

Кроме того, мне приходит в голову, что пора наконец подумать о себе. Мир, как говорится, — моя ракушка, дру­гими словами, весь мир у твоих ног.

Отец бросил на меня странный взгляд. Сейчас я понимаю: он был удивлен, услышав такие слова от дочери.
Пальцами! Как грубо! Но ведь меня предупредили, что этого следует ожидать.
Отец усадил меня на табурет, а Дж. и его спутники возлегли на ложах, предназначенных для высочайших гостей. Неужели я единственная буду сидеть на табурете? С тем же успехом на меня можно повесить огромную вывеску для привлечения внимания.

Тогда ли я ее почувствовала — ту необычную силу, что действует на людей? Я не делаю и не говорю ничего особенного, но у меня есть способность привлекать их к себе и обезоруживать.
Как это происходит, я и сама не знаю. Это обаяние действует только при личной встрече. В моих письмах, увы, никакой магии нет, но дайте мне с кем-то встретиться и поговорить — и я сумею убедить человека в своей правоте.

Но пока мне ничто не грозило; во всяком случае, если я не стану высовываться и собирать вокруг себя сторонников. Но разве у меня оставалась такая возможность? Как и велели, я довольствуюсь евнухами и лошадьми.

Я почувствовала, как холодная волна паники поднимается к моему горлу, поскольку наш курс явно повторял маршрут того давнего плавания, и мы приближались к месту, где приключилась беда. Я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на легком плеске воды о борта.
Без дальнейших раздумий я прыгнула через борт. В то же мгновение, как я зависла в воздухе над голубой бездной, меня разом охватили ужас и восторг. Вода устремилась мне навстречу, а я бросила свое тело, как плевок в ее враждебное лицо. Мы столкнулись. Вода расступилась под моим ударом, и я, стукнувшись о дно, отскочила вверх. В момент прыжка я задержала дыхание и, только когда моя голова снова оказалась над поверхностью, разинула рот и стала жадно глотать воздух.
Я нелепо молотила руками по волнам и уже снова стала погружаться, однако — о чудо! — не с головой, так что могла дышать. Нащупать ногами дно не удалось, но тут я почувствовала, что движения рук поддерживают меня, и инстинктивно скоординировала их с движениями ног, чтобы оставаться на поверхности.

Она схватила меня за подбородок и засунула указательный палец мне в рот. "Соси сука! Хочешь чтобы я осталась с тобой и простила тебя? "- прекрасные губы исказились гримасой презрения. Я послушно сосала палец, слезы покатились из моих глаз.

Девушка была неопытна и неосторожна, милая Хельга забеременела от него.

Уилл потёр глаза - на месте мэра, он бы ещё здорово подумал, возвращать ли такую дочурку. А может итальянец просто волновался, что такие вот привычки подорвут репутацию рода? В любом случае, хоть в записках и было много интересных моментов - например та часть, которая касалась пальца, в итоге было ни черта не понятно. Создавалось впечатления, что в дневнике переплетались сны, фантазии и реальность. Понятно было только то, что нужно было найти Кристину и, по возможности, Хельгу. Уилл вздохнул, пряча листы за пазухой.
- Тот, который за окном.

- Ага, ага. Хорошая глупость, увесистая, - стражники снова переглянулись, и сержант прокрутил в руке дубинку. - И вот надо же, каждый убийца, насильник или ещё кто похуже всегда сороковник сперва предлагают, а уж потом накидывают в меру хитрости. И, выходит, вы - особо хитрый, раз всего по десятке. Очень крупная птица. Значит, так, господин. Арестовываем мы вас за несанкционированное колдовство, городу вредное, за попытку подкупить стражу и за все те глупости, которые вы, по осторожности преступной, в цену не включили, и которыми займётся уже господин констебль.
- И всё сказанное, сталбыть, - второй стражник снял с пояса верёвку, - обязательно будет использовано против вас.
Уилл сжал зубы - перед глазами пронеслись пыточная, эшафот, лицо матери в толпе. Если убрать опосредованность, то эти двое грозились его убить, и раз дело доходило до такого - бороться лучше было сейчас, пока его не связали и не заперли в камере. Уилл приготовился отскочить.
- Я отдам сотню, больше у меня ничего нет. Но подумайте вот ещё о чем, арест для меня - это смерть, через сдирание кожи. И брыкаться на помосте будет уже поздно.
- Ого, - протянул младший стражник. - А может, господин, всё-таки добром сдадитесь? Потому как из города бежать даже земляному - сами понимаете. А дома рушить да стражу убивать... Не знаю, какие у вас там глупости, но если это их перекрывает - тем более лучше б добром. Потому как тянет оно не на эшафот, а на много спокойных тихих лет в Тауэре. Пройдите смирненько, а там, как говорится, утро вечера мудренее. Потому что бежать вам тогда аж через пролив, да и то достанем. Очень не любит Его Величество, когда такие птички улетают. А констебль Шарок - вдвойне не любит.
Сержант кивнул, обещающе улыбнулся и неожиданно свистнул - заливисто, резко.
Захотелось или накинуться на стражника, или сразу побежать. Сейчас на улицу должны были высыпаться ещё несколько патрулей. Убить двоих или попасть в тюрьму? А убьет ли, и сбежит ли?
А если не убьет - то через день его будут искать по всей Англии. Чертовы католики говорили о Его величестве, как о своем начальничке. Он долго думал и всё не о том. Мэр вряд ли бы помог, и Уилл не знал, что констебль думал о Кромвеле. И страницы. У него были страницы дневника. Он не помнил, упоминалось ли там хоть одно имя.
Где-то поблизости звякнула кольчуга. Уилл выдохнул, поднимая руки.
- Ну вяжите. - Отрицать попытку подкупа, и просто ждать. Твою мать.
- Вот и умница, - одобрительно вздохнул сержант, - эй, Крам, дорога чистая?
- Чистая, - отозвался незримый Крам из темноты, - Синеглазка рядом ошивался, но уже того, усвистал.
- Чудесно. Тогда прошу вас, господин, пройдем до управы. Ночку в камере отдохнете, а с утра уж констебль Шарок побеседует.
С этим словами стражник положил руку на плечо Уилла, разворачивая его к улице.
Валить на землю и связывать руки не стали ни через минуту, ни через две. Так что он спокойно шагал всю дорогу, просто стараясь не делать резких движений. Где-то на середине пути слева послышался истошный крик и ещё через пару секунд бряцанье кольчуг. Видать, страже хватало работы и без него. Вряд ли это был такой же невнимательный маг - звук больше подходил для нападения какой-то твари или убийца. Странно, что в городе не было проблем со всякой дрянью, когда михаилитам мешали работать.

31 марта 1535 г. Хокуэлл.

К утру Уилл жутко замерз. То, где и как он в последнее время просыпался, не радовало. Ну по крайней мере на него не облегчался бык. А вообще, холод был лучше жары - уютнее что ли. От него можно было спрятаться. Хотя, какой тут к чёрту уют в тюрьме? Вернулось странное чувство в животе. Уилл выглянул, не изменилось ли что-нибудь в комнате и неожиданно для себя чуть не укусил железную решетку. Ржавые прутья показались невероятно аппетитными, и мясистыми что ли. Он протёр глаза, но чувство не исчезло. Может его незаметно укусила Алиса, и Уилл Харпер теперь превращался в ржавника? Причем в какой-то особенный, безголовый вид. И ведь он не ел ни ксенозойдины, ни даже самого малого кусочка демона, чтобы так отравиться.
Может это всё-таки был знак, что где-то рядом был беглец из ада? Посредственный знак для ада - совсем несолидный. Уилл попытался вспомнить, как он отличал одну улицу от другой, сконцентрироваться, моргнул и застыл. Сырая камера превратилась в мешанину цветов, как будто кто-то сломал десяток радуг и облил их красками всё вокруг. Цвета переливались, делились на полосы и лучи, витали лёгкой дымкой. Даже дышалось как-то по другому. Кажется, как-то так должен был выглядеть рай - непонятно и даже страшно. Но отторжения, в отличие от Саутенда, не чувствовалось. Наоборот, от сердца к рукам и ступням волнами расходилось спокойствие. Цвета были такими яркими и так захватывали, что становилось жутковато. Но и интересно. Казалось, будто они были в камере всегда, просто увидел их Уилл только сейчас. А потом цвета исчезли, будто их никогда и не было. Ощущение было совершенно обычное, как будто он просто моргнул. Уилл пригляделся к решетке. А вот желание пожрать железа никуда не делось. Причем, меч стражника казался обычным - хотелось именно вкусной решетки.
Ну и что это всё могло бы значить? Может беглец был где-то неподалёку и Уиллу нужно было искать? Картина в камере не вызывала тревоги, как пылающие улицы Саутенда - так что грешник, видимо, был не в той же комнате. Но почему хотелось решетки? Это был какой-то побочный эффект или важный намек? Мол, беглец за решеткой?
Время шло. Стражник, громко посвистывая, сначала наточил меч, потом, полюбовавшись клинком, принялся громко оттирать песком дешёвый аляповатый браслет. Уилл подсел к железным прутьям, тронул решетку пальцем. Ничего не произошло. Стражник на него не смотрел, и убегать железо, вроде бы, не собиралось. Он попробовал укусить один из горизонтальных прутьев.
- Да-а, - протянул стражник, не отвлекаясь от браслета. - Кажется, так отсюда сбежать ещё не пробовали.
Уилл отлип от решетки. Черт возьми, какой же она была вкусной!
- Кхм, не думаю, что это можно считать попыткой побега. Хотя, на месте вашего палача, я бы побоялся тащить себя в пыточную - столько железных инструментов...
- Так наш палач себя в пыточные и не таскает. Ну, когда трезвый, - философски заметил стражник, - а если пьяный, то всё равно мы его туда тащим. Работать-то ему надо.
- Да, с работой с ней так. - Уилл вздохнул, отодвигаясь от решетки. Вроде бы, стражник был достаточно открыт, так что можно было узнать, что именно ему грозило до того, как придет констебль и расскажет свою версию. - Меня зовут Уилл Харпер. Как у вас принято наказывать за магию?
- А смотря за какую, - лениво отозвался стражник, довольно разглядывая браслет. - По ущербу, значит, по намерениям да результатам. По закону и по вере, получается, потому что закон строг, а Господь велит милосердным быть. Вот, стало быть, балансус, как два ведра на коромысле, которым дочка молочника управляется. Эх, справная баба, корма - сама как то ведро, да спереди ещё два. Увидишь - неделю морская болезнь мучить будет.
Город за стенами управы медленно оживал, радостно звенел колоколами, приветствуя новый Божий день. Спорили торговки, проходя мимо, окрикивали кого-то, злобно ругаясь, погонщики, негромко переговаривались торговцы. Уилл уперся спиной о стену, положил руку на решетку. Значит, законник мог трактовать ситуацию, как хотел. Браслет, видимо, был подарком от какой-нибудь девки. Ему тоже хотелось подумать о подарке, но время утекало сквозь пальцы. Уилл взялся найти пропавшую девушку, а теперь сидел без толку в камере. Такими темпами лучше было бы не браться за работу и позволить семье нанять кого-нибудь посмышлённее. Ну или воспользоваться связями.
Захотелось садануть решётку, но от этого было бы больше вреда, чем толку. Раз уж его заперли, нужно было успокоиться и потратить время на обдумывание двух главных вещей: поисков и разговора с констеблем.

Что в итоге он знал о пропаже?
Обрывки дневника. Из того, что прочел Уилл, было трудно сделать однозначные выводы. Казалось, что дворянка писала о своих любовных похождения. Но с тем же успехом, она могла заниматься чем угодно, вплоть до оккультизма. Из-за этого Уиллу постоянно казалось, что он придумывал небылицы.
Кристина. Вот насчет бывшей служанки было написано достаточно однозначно. Аморальное поведение. Не слишком необычное дело для молодой подруги воспитанной в строгости дворянки. Кристину нужно было найти, хотя бы потому что подруга должна была знать больше всех остальных.
Семья. Семья у пропажи была обычной. Мать погибла рано, отец занимался политикой. После записок о родителях, даже фламандец перестал походить на убийцу-отравителя. Странным казалось подробное описание того, что отец переоделся во всё черное. Но в целом Уилл не видел ни одной серьёзной причины для побега.
Сны. По-настоящему странным было описание снов. Кроме размытых ощущений прослеживалась травма из-за потери матери. Но опять же, вроде бы, ничего об издевательствах и других проблемах. Может именно их и убрал фламандец, перед тем, как дать записки Уиллу?
В итоге, нужно было искать служанку и пытаться узнать что-то у неё. Стоило придумать, как сделать это, не рассказывая о пропаже. Уилл бы попробовал притвориться поклонником дворянки, но актёр из него был не то что никудышный, а хреновый.

Но для начала ему нужно было выбраться из камеры.
Констебль. О местном законнике Уилл почти ничего не знал. Учитывая поведение стражников, строгий, не слишком подкупный. Если он и мог чем-то подкупить констебля - то точно не деньгами. Может быть, тот был как-то замешан в предвыборной игре и имел свои интересы. Может, можно было пообещать что-нибудь в связи с проверкой городской церкви. Которую Уилл, скорее всего, никогда бы и не проверял. Слишком много у него было заданий.
Колдовство. Сейчас, когда он уже успокоился, самым вероятным наказанием за магию казался штраф. Может быть, большой. Проблема была в том, что у него не было с собой таких денег. Штраф могли поднять из-за угрозы земляного колдовства для строений. Можно было оправдаться, но нельзя было затягивать дело до суда. Тем более, что защита в итоге была бы дороже штрафа.
Подкуп. Настоящей проблемой была попытка подкупа. Последствия у неё могли быть по-настоящему страшными. Расследуя её, Уилла могли потащить в пыточную, на неё мог всерьез надавить констебль. Стоило всё отрицать. Можно было всерьез утверждать, что в темноте он перепутал стражников со старыми друзьями, которые теперь были неизвестно где. Но это было фарсом. Нужно было договариваться с констеблем.
Выходило, что всё зависело от законника. От того, какие у него были интересы и взгляды. Констебль мог просто взять взятку и отпустить Уилла на все четыре стороны. Мог и устроить настоящее расследование. Наверняка, настолько глупый запрет постоянно нарушали. Так что может быть, всё обошлось бы без сдирания кожи. Хуже всего было то, что уходило время. Если Уилл мог договориться - нужно было сделать это поскорее, чтобы успеть отыскать дворянку.

Что касалось незнакомца - то Уилл и не знал, что думать. Может быть, его хотели ограбить. Может, предложить что-нибудь купить. Трудно было сказать, связан ли человек с предвыборной борьбой или пропажей дворянки. Так или иначе, если это не была случайность, он должен был повстречать незнакомца ещё раз. В этот раз стоило поговорить без магии и ножей.