11 марта 1535 г. Лутон, Бердфордшир.

Уилл остановился перед дверью, пытаясь выровнять дыхание и привести в порядок волосы, на это он мог потратить не больше нескольких ударов сердца - но лишние подозрения, которых всё равно не вышло бы избежать, были ни к чему. Он сильно рисковал, пытаясь сначала найти твареборца, но иначе поронцы, или как их там, могли выбраться в город. Худший и самый вероятный вариант пока не хотелось даже рассматривать - если михаилита не было, шансов не устроить локального конца света Уилл не видел. Он толкнул дверь.
Даже тусклый свет таверны, заставил прищуриться после ночной мглы. Он пробежался взглядом по почти пустому залу и, хвала Господу, увидел михаилита. Рослый, рыжий мужчина с благородным лицом, небольшой бородой и тонким шрамом через губы сидел за одним из столов. Уилл выдохнул, подходя к столику.
- Добрый вечер, извините, вы можете уделить мне пару минут?
- Хоть двадцать, пока не уговорю хотя бы две пинты... а, спасибо, милая, - михаилит принял из рук подавальщицы дымящуюся кружку и сделал большой глоток. Потом глянул на Уилла внимательнее, присматриваясь, едва заметно нахмурился, но пожал плечами, словно отбрасывая что-то несущественное, и кивком указал на скамью. - Брат Харза. Прошу, господин?..
- Уилл Харпер, извините, что беспокою. - Уилл сел, переводя дух. Михаилит производил хорошее впечатление, но явно должен был быть не в восторге от идеи тащиться в обитель. Так или иначе, говорить нужно было быстро и информативно, чтобы, даже если не выйдет уговорить твареборца, успеть к выходу из церкви. Всё равно то, что Уилл бы не рассказал сейчас, Харза смог бы узнать уже из утренних сплетен. - Если быть кратким. - Уилл достал из-за пазухи патент. - Я комиссар, пару часов назад проник в местный приют, чтобы его проверить, и нарвался на, как минимум, четыре оживших детских трупа. Монашки, кажется, не в курсе и могут пострадать, поэтому мне очень нужна ваша помощь.
Харза вздернул бровь и оторвался от кружки, с новым вниманием рассматривая его.
- Проник? - Уточнил он, улыбаясь. - Об этом достопочтенные сёстры тоже не знают, я так понимаю?
Уилл пожал плечами.
- Думаю да - я вырядился в бездомного и попросился в странноприимный дом. И учитывая тварей - не зря. Но времени совсем нет - я боюсь, что монашки пострадают. Вы можете мне помочь? Всё совершенно законно и я официально потребую впустить нас, предъявив патент. - С проникновением он, очевидно, перестарался - но всегда можно было сказать, что вышел ночью облегчиться и увидел тварь. Вдоль забора силы уже не должно было остаться, так что нужно было убрать следы только в том месте, где он увидел тварей.
- Триста золотом, - хмыкнул михаилит, разглядывая патент, - из них сто пятьдесят - задатком.
Уилл тоже взглянул на патент, борясь с желанием побежать наверх за мечом. Очень мешало, что у него не было кольца - с ним можно было бы свободно выписывать чеки.
- Не могли бы вы взять задатком сотню? Больше с собой у меня нет. - Хорошо, что Уилл таскал с собой все свои сбережения - так можно было не тратить время на подъём троицы, которая всё равно не захотела бы соваться в приют. Остальное можно было выплатить из конфискованного, или ещё как-нибудь.
- Мог бы, - вздохнул Харза, допивая вино и щипая за объемистый зад довольно взвизгнувшую подавальщицу. - Мастеру трактирщику оставьте, скажите, что для меня. А я соберусь покуда. Ангъяки - дело мудрёное.
- Спасибо. - Уилл поднялся. - В тварях я не разбираюсь, но впечатление они производят... Я от испуга чуть забор не завалил.
Пока михаилит собирался, нужно было обуться, взять меч и привести себя в порядок.
Тёмные домики сменяли один другого, а михаилит неустанно рысил волчьим шагом, кажется, совсем не боясь споткнуться. Харза производил впечатление очень опытного твареборца, но и сравнивать Уиллу было особо не с кем - этот был первым, с которым он познакомился. Теперь нужно было впустить михаилита в обитель и как-нибудь оградить монашек от тварей. Просто не верилось, что простая проверка вылилась в такое.
- И часто вам доводиться работать с этими ангъяками? - Уилл бы был не против, если бы эти твари были очень редким делом, и в монастырях ему больше не встречались
- Случается, - пожал плечами Харза. - Дело житейское.
Уилл даже не знал, насколько правомерно было называть такую дрянь житейской, но михаилит был не особо разговорчив. Может быть, это было от того, что Уилл коснулся работы - он сам не любил говорить о монастырях, а на все вопросы матери о случавшихся ранах и ссадинах отвечал, что упал с лошади. Идти в тишине было не приятно, да и с михаилитами Уилл разговаривал не часто.
- Вы были воспитаны в ордене с малых лет?
- С шести, - кивнул Харза, на мгновение остановившись, - так сказали наставники. Меня привез под полой плаща Безопасность. Я замерзал в подворотне за борделем.
Уилл, видимо, ошибся. Ему самому вопрос показался слишком личным, но михаилит, кажется, совсем не стеснялся говорить о своём происхождении. Видимо, профессия, связанная с постоянным риском, вызывала такое отношение к жизни. Уилл, кажется, и сам стал разговорчевее обычного из-за нервов. Он секунду помолчал.
- Мне повезло иметь хотя бы мать, но отца я никогда не видел. Безопасность - хорошее имя, оно дано за спасение детей?
- А Тракт - за спасение дорог, - едва слышно фыркнул михаилит, но тут же посерьезнел, - магистр над безопасностью, первый среди равных, брат Арктур. Когда придете с проверкой в школу-резиденцию, хотя бы одного магистра теперь узнаете.
- Не приведи Господь мне проверять ваши документы! - Испуганно вздохнул Уилл. Ордену было за двести лет, так что тайн у твареборцев должно было хватать. И одному Богу было ведомо, как те решили бы их защищать. - Из магистров я слышал ещё о господине Цирконе. Он, кажется, даже был до этого в Лутоне.
Харза хмыкнул, пожал плечами, замедляя шаг - над домами вырастала громада обители.
- Странно, если бы комиссар не слышал о Тракте. Странно, если бы он не был в Лутоне. Странно...
Он остановился, будто принюхавшись, и метнулся во тьму.
- Но в казначействе милорда канцлера я еще не бывал, - донеслось оттуда сквозь писк, плач и мерзкое хлюпание.
Уилл зашел в переулок.
- Я могу зажечь пламя, чтобы разглядеть тварь? - От использования магии он пока воздерживался - проверить округу можно было бы и без сапог, но на это бы ушло больше сил. Да и Уилл был с михаилитом.
Из тени выступил михаилит. В руке он держал уже совсем не прозрачного младенца, истекающего вонючей черной жижей.
- Забавные у вас вкусы, мастер комиссар, - удивился он, запихивая в перекошенный, зубастый рот твари облатки, - на что тут глядеть? Мертвяк, да еще и воняет, как все грехи человеческие.
Уилл скривился, отдельно отмечая, что в походной сумке не хватало облаток. Тварь, вроде бы, была не та. По крайней мере, кошачьей лапки он не увидел.
- Я хотел определить, не тот ли это, что пытался перелезть через стену, но у того, кажется, была кошачья лапка вместо руки. Или они умеют менять вид?
- Да чего они только не умеют, camarade комиссар, - неопределенно высказался Харза, лихо откручивая мертвяку голову и подвешивая тельце на заборе обители.
- Ну, могил было шесть, так что если не хоронили по двое - то тварей осталось пять. - Рассудил Уилл, снимая сапог и ударяя ногой по земле. До этого он надеялся, что твари ещё не выбрались из обители и посчитал, что не выглядеть как тот самый бездомный было важнее. Теперь важнее было, чтобы ангъяки не забрались в дома горожан или хуже того - в церковь. - Если вы не против, я бы хотел в первую очередь обезопасить церковь.
Земля и откликнуться не успела, как Уилла больно треснули по шее - Харза на подзатыльник не поскупился.
- Дилетанты, - процедил сквозь зубы он, - комис-сары... За такое еще полторы сотни доплачивать надо. Ты что творишь... как это?... tolla-thone! На кой хер ты их тревожишь? Чтоб мне сложнее работать было? А монашек - выгнать из церкви к чертям собачьим, потом помолятся, если еще осталось, кому. И запомни: колдует только михаилит. Ну твою же мать!...
С этим возгласом твареборец неслышно и споро растворился во мраке, откуда через пару вздохов донеслись жуткие чавкающие звуки.
Уилл поднял голову, потирая шею. Харза говорил достаточно странные вещи - как волна, мало чем отличающаяся от той, что пошла бы от упавшего камня, могла тревожить тварей? Или они реагировали именно на силу? Тогда всё становилось понятнее и намного прискорбнее - выходило, что разбудил ангъяков именно Уилл, ещё когда их обнаружил. Мысль была неприятной, особенно, если погибли монашки. С другой стороны, детей закапывал не он, и пробудиться они могли в любой другой день, когда в городе не было михаилита, и когда некому было его так быстро нанять. И всё равно, всё показалось гораздо менее приятным. Захотелось просто как-нибудь закончить с работой и вернуться домой. С другой стороны, теперь он был обязан не допустить жертв, а скорее уменишить их число - првда, Харзе он бы только помешал. Так что Уилл остался ждать. Михаилит не вернулся ни через минуту, ни даже через две, зато в саду жутко заорали собаки. Уилл всё ещё не хотел мешаться, но попробовал взобраться на забор, чтобы взглянуть, что творилось возле обители. В худшем случае там могла оказаться монашка, умудрившаяся улизнуть из церкви и ждущая его.
В темноте удалось разглядеть мелькнувшего между деревьями Харзу, и больше ничего толкового. Уилл сел на заборе, готовясь спрыгнуть обратно на улицу, но тут показались монашки. Женщины парами выходили из церкви, и чинно шли к воротам обители. Уилл тут же вгляделся во тьму, пытаясь высмотреть тварей, и с чего только ангъяков должна была раздражать именно такая вибрация? И что ему стоило сделать с монашками? Всё оказалось хуже, чем он ожидал - на улице так и не появились готовящиеся принять постриг - а значит, большая часть женщин оставалась в обители. Михаилит сказал выгнать женщин из церкви, видимо боясь, что они окажутся в одном тесном пространстве с тварью, но без возможности видеть силой, на открытой улице Уилл чувствовал себя ещё менее уверенно.
В голове промелькнула глупая мысль дождаться, когда настоятельница подойдёт поближе и только тогда спрыгнуть с собора, но стресса женщинам должно было хватить и без того. Уилл спустился, и пошел навстречу монашка, на ходу доставая бумагу. Стоило ли ему просто оставить их и попробовать обезопасить женщин в приюте? С одной стороны Уилл мог только помешать твареборцу, да и женщинам оставаться на улице одним было небезопасно. С другой стороны, он вроде как что-то обещал этой Эмме.
- Здравствуйте, меня зовут Уилл Харпер, и это официальная проверка от имени его .....ства лорда-канцлера - Кромвеля. - Он протянул настоятельнице патент. - В приюте появились твари, так что вам придётся задержаться тут, пока с ними разбирается михаилит. Никто из сестёр не должен никуда отлучаться. Где послушницы?
Монахини степенно перекрестились, смиренно вздохнув.
- Воистину, - проговорила настоятельница - рослая, сухопарая с тонкими чертами лица и изящными руками женщина лет шестидесяти, - наступают последние дни. Ибо в святой обители, где хранятся мощи святой Эрментруды, дщери великого короля Альфреда, мужчина! Безбожный михаилит! И другой мужчина спрашивает о голубицах кротких, о послушницах, бесчестя их! Помолимся, сестры!
- Помилуй нас, Владыко, Боже всех, и призри, и наведи на все народы страх Твой! - Подхватила её слова молодая монахиня. Ей трудно было дать больше двадцати, но серые глаза глядели сурово, губы были поджаты, а черное облачение надежно скрывало фигуру. - Помилуй нас и услышь молитву нашу! Молим Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою!
- Мать - настоятельница. - Уилл произнёс последний слог с небольшим нажимом. Он начинал нервничать - если эти сёстры сделали из приюта бордель и издевались над женщинами, может быть, их жизни и не стоили жизней тех, кто был в обители? Но он ничего до конца не знал, и без монашек не мог толком выполнить свою работу. Сейчас нужно было хотя бы во всём разобраться - Уилл решил пока не поднимать вопрос могил, потому что кроме монашек рядом никого не было, а без свидетелей ему бы не поверили. - Закон требует, чтобы вы отвечали на мои вопросы. Поэтому, будьте, пожалуйста, кратки и информативны. Где женщины и сколько их? Им могут угрожать твари.
Если настоятельница и хотела ответить, то не успела. Молодая монашка вспыхнула, раскраснелась щеками.
- О Боже, Боже праведных! Все в руках твоих, и да останемся мы непогрешимы! Кто защитит нас и укроет, кроме тебя? Грех, великий грех в доме твоем!
Настоятельница одобрительно закивала, явно разделяя её мнение.
- Где же могут быть послушницы и трудницы, как не в обители, сын мой? - Вопросила она.
Уилл недовольно потопал ногой по земле, и повернулся к воротам. Экономить время явно никто не собирался, а оставлять женщин в обители он не хотел.
- Идите за мной. Сколько послушниц, и на каком они этаже - как туда пройти?
- На заклание ведёт! - Всхлипнула одна из монашек, пожилая и сгорбленная.
- Слёзы наши воздадутся! - Поддержала её другая.
Настоятельница лишь повела плечами.

Уже смутно знакомые улицы мерно проплывали мимо, а толпа потихоньку расходилась по домам. Уилл и Харза перевязали гарды и позволили двоим стражникам повести себя к таверне, так что теперь оставалось только позволить себе успокоиться после бесконечной ночи. Уилл чувствовал себя разбитым и настроение было ужасным. Из головы никак не хотели выйти ни картина изуродованной Эммы, ни растерянные глаза беременной монашки. Он повернулся к Харзе, который, кажется, всегда ругался во время работы.
- Как много погибших вы видели?
- Девочка, пара собак, - почти безмятежно пожал плечами тот, - быть может, кто-то в обители и остался, но я по кельям не хожу.
Уилл взглянул на сопровождающих их стражников - вид у тех был совершенно отсутствующий. Неужели девушка шла к домику, чтобы поговорить с ним? Уилл мог неверно её понять - может быть нужно было просто подождать. На душе было ещё сквернее от того, что в итоге он бы никому не рассказал - ни начальству, ни матери, ни михаилиту.
- Мне стоило догадаться насчет вибрации...
Харза снова пожал плечами, промолчав. Горожане молча тянулись следом, но казалось, что в присутствии стражников михаилит хоть чуть, но расслабился.
Уилл молчал почти десяток шагов. В итоге то, что он умалчивал, никак бы не поменяло мнение начальства - корона получила отличное подтверждение своим словам и повод закрыть обитель, одна земля которой стоила больше, чем он вообще мог себе представить. Нужно было позаботиться, чтобы с девушкой ничего не случилось - беспринципные монашки, не приведи Господь, могли попытаться избавиться от такого свидетельства. Хорошо, если тройка вообще стала бы его слушать, после такой-то ночи. С другой стороны, большую часть работы сделали без них - осталось только ухватиться за повод, распустить приют и переписать имущество. Конечно, если констебль не собирался мешать. От одной мысли о том, что должно было твориться в подвалах обители, становилось дурно. Шесть трупов - было слишком мало, за долгие годы существования обители и "службы" местной настоятельницы, подвалы могли быть переполнены убитыми детьми. И не приведи Господь им всем ожить. Так что, пока Уилл был рад, что михаилита задержали в городе.
- Вы извините за то, что затащил в свою лодку - я постараюсь закончить всё как можно быстрее. Но вы выглядите удивительно спокойным.
- О чем же мне беспокоиться, camarade комиссар? - Хмыкнул Харза, сладко зевая в ладонь. - За мной стоит Орден. День-два подождать - и здесь будет магистр Циркон, а если понадобится - и орденский адвокат.
Уилл пожал плечами - интересно, мог ли он сказать то же самое о себе и короне? Слишком много людей служили королю, чтобы за всеми можно было уследить, да и людям было свойственно защищать именно свой дом. Так что констебль мог оказаться ещё и врагом. По крайней мере, теперь некогда было подозревать остальных комиссаров.

В таверне Харза сразу пошел спать, посоветовав Уиллу озаботиться тем же. Усталость, и правда, накатывала напоминая о ночной беготне, но первым делом он решил поговорить с тройкой - если констебль был на стороне настоятельницы, о будущем девушки стоило побеспокоиться. В итоге оказалось, что комиссары были не в восторге даже от идеи говорить с утра, не то что думать о монашке или повитухе. Так что Уиллу пришлось просто извиниться и пойти в свою комнату - портить отношения с тройкой своими буйными порывами было нельзя, потому что комиссары ещё были нужны. Появилось ощущение, что он завязал в болоте - никто ничего не хотел, никому ничего было не нужно. Даже при том, что могли пострадать жители и послушницы.
Зайдя в свою комнату Уилл устало рухнул на кровать - рыпаться было бесполезно, так что оставалось только ждать. На месте констебля он бы сам пришел поговорить. Ноги онемели и он с трудом стащил сапоги - от ночного беготни осталась куча царапин, на которые нельзя было тратить силы. Ему стоило с самого начала спросить, нет ли раненых - может вышло бы кому-то помочь. В памяти всплыла висячая на тонком лоскутке кожи голова девушки. Он не слышал женского крика, поэтому, перепрыгни Уилл через забор, вместо того, чтобы ждать Харзу - ничего бы не поменялось. И магия была бесполезна. Но он то знал, что было бы не бесполезно. Небесполезным было бы не назначать опасного для девушки свидания, и ещё более небесполезным было бы дождаться её в саду, а не бежать за михаилитом. Уилл отвязал от пояса меч упёр его о кровать - хотелось забыться во сне. По приезду домой, нужно было помолиться за девушку, в своей родной церкви - ни в этом богом забытом гадюшнике. А главное - сделать так, чтобы молиться он был должен только об одной душе.
В дверь постучалась подавальщица - она принесла миску с тёплой водой, о которой Уилл попросил трактирщика. Уже почти донеся воду, женщина споткнулась, успев произнести только какое-то не слишком виноватое "ой", и разлила всё почти что на ноги Уиллу. Особо уставшей она не выглядела, но Уилл поднялся и предложил ей руку.
- Всё в порядке?
- О да, мистер, - согласилась подавальщица, поднимаясь и отряхивая юбку.
- Скажите, много у вас в городе толковых повитух? - Уилл опять сел на кровать, не обращая внимания на воду. Было невозможно понять, специально ли женщина уронила миску, и что бы это могло значить.
- А три всего и есть, - не задумываясь, ответила девушка, шмыгнув носом. - Госпожа Джейн, матушка Касс да старая Хана. Дело-то каждая знает, если вам вдруг запонадобилось, - она зачем-то оглядела Уилла, задержав взгляд на его животе, и добавила: - А завтрак, если позволите - за ним вниз надо идти, потому как в комнаты еду не носим. Чтобы мышей не было, вот.
- А известно, чтобы кто-нибудь из них был в хороших отношениях с настоятельницей или кормился от приюта? - Уилл, согнувшись, убрал сапоги немного в сторону от воды. Женщина говорила забавно.
- Так все от монастыря кормятся, - удивилась подавальщица, поглядывая на дверь. - Сами подумайте, мистер - паломники всякие, гости, а городу выгода. Семьями наезжают! И хорошо ведь, когда дитя в таком святом месте родится. Повитухам, стало быть, тоже - лишний прибыток, а заезжие-то и платят получше! Ну и монастырские, конечно, не миряне, роды принимать у них не приходится, но послушницы-то, случается, болеют по женской части, и снова: кто ж в этом лучше повитух понимает? Они и в травах толк знают.
Да, настоятельница тоже говорила о святой Эрментруде. В итоге он сделал сразу несколько ошибок, потому что если бы нейтральный церковный суд был подготовлен заранее, выкрутиться ни у констебля, ни у настоятельницы бы не вышло. И всё-таки, констебль должен был подумать об опасности, а узнать остальное можно было после сна. Усталость втаптывала его в кровать, а сведений от женщины почти не было.
- Мастер Харза в своей комнате?
Снизу донёсся нетерпеливый оклик, и девушка поёжилась, уже откровенно оглянувшись к лестнице.
- А как же. Конечно, в комнате - утешение получает после ночи такой. Так страждал, так страждал, что сама сестра Тереза пришла. Утешать. Я пойду, мистер? А то ведь работа...
- Да, конечно. Извините, что задержал. - Улыбнулся Уилл - видимо, михаилит был не таким уж и сонным. Он быстро обулся и пошел к комнате твареборца.
Уилл обычным своим шагом пошел по коридору - вряд ли монашка горела желанием выбираться через окно средь бела дня. Уиллу не хотелось верить, что Харзу могли так легко склонить к вранью или утаиванию чего-то, но от михаилита слишком много зависело. Уилл подошел к двери, не слишком сбавив шаг, но прислушиваясь.
Первым, что он услышал, был долгий чувственный женский стон.
- О, брат мой... слишком близки мы к греху, слишком глубоко вы... и хотите больше?! Я не могу, я... - по голосу Уилл совершенно точно узнал мерзкую молодую монашенку, сыпавшую ночью цитатами из Библии ему в назидание.
- Можете, сестра моя, - чуть запыхавшись, отвечал Харза под ритмичный, скрипяще-скрежетчатый звук. - Облекись во всеоружие Божие, и не уменьшай даров, ибо Он... примет их.
Уилл тихо прыснул смехом, стучась в дверь - михаилит удивительно быстро пришел в себя, а Уиллу было даже неудобно прерывать его.
Монашенка, словно не слыша, всхлипнула.
- Как хороши кружева на рубашке... какое шитьё! Как тяжело не смотреть, не трогать, и ведь Господь заповедал нестяжательство... приличествует ли нам, брат мой, злато, подобает ли нам это желание владеть? И... ох, какие у вас тонкие и длинные пальцы!.. О, блажен муж, боящийся Господа и крепко любящий заповеди Его. Сильно будет на земле семя его... семя... обилие и богатство в доме его. И укроет Он плащом от осенних дождей!
- К дья... апостолу Петру кружева! - Михаилит прекратил скрипеть и теперь говорил чисто и ясно, хоть и слегка устало. - Сказано ведь, будьте братолюбивы с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте, и да не попирать стопою голою вам земли!
- Советую не затягивать сцену и не собирать толпу зрителей под дверью - открывайте. - Зла михаилиту Уилл не желал, поэтому и не стал звать никого в свидетели - ни постояльцев, ни комиссаров. Монашка сама пришла к Харзе, да и до того, очевидно, много к кому и когда заглядывала. Теперь можно было по крайней мере настоятельно попросить твареборца не вмешиваться, а может и рассказать, чего конкретно от него добивалась противная женщина.
- И псу живому лучше, нежели мертвому льву, - довольно вздохнула сестра Тереза. За этим последовала пауза, а спустя пару секунд дверь скрипнув, отворилась, выпуская рыжего кота, глянувшего на Уилла зло и как-то осуждающе. - Царство же Небесное можно сравнить со спрятанным в поле кладом, никого не оставляющим босым, сирым и мёрзнущим.
Харза, аккуратно причесанный, чисто одетый в простой серый оверкот, под которым виднелась рубашка без каких-либо кружев и шитья, в темных штанах и плотно зашнурованных сапогах, стоял на одном колене, опираясь на свой меч и недоумённо смотрел на Уилла. Сестра же Тереза стояла, гордо расправив плечи и поджав губы, сверкая гневным взором. Она и заговорила первой:
- Ибо знаю я, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою! Как смеете вы мешать таинству, что свершается пред глазами Господа и ангелов его?!
На груди её, надёжно укрытой чёрной рясой, качнулось, блеснув, распятие.
Уилл перекрестился, изображая искренний ужас. Он даже немного расстроился, не увидев, как противная монашка торопливо пытается одеться.
- Боже, грех какой - монашка с михаилитом наедине, при закрытых дверях, утешение даёт. - Он сделал полушаг назад. - Что за утешение?! И не знаю что сказать, и кому.
- Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!» войдёт в Царство Небесное, - возразил Харза, благочестиво перекрестившись, - ибо вожделенное сокровище и тук – в доме мудрого; а глупый человек расточает их. И мудрый ест с весельем хлеб твой, и пьет в радости сердца вино твоё, когда Бог благоволит к делам его.
Монашенка степенно кивнула. Со щёк её постепенно сходил румянец.
- Ангелы их на небесах всегда видят лицо Отца нашего Небесного, и без трепета взгляну я теперь в глаза вопрошающие, глаза строгие. Ибо со мной всесильный, любящий Бог, уберегая от зла, даруя хлеб и веселие одним присутствием своим.
- Аминь. - Михаилит поднялся с колен, ногтем пробуя остроту лезвия. Из кошеля на поясе он вытащил изрядно затертую, но чистую бумагу, которую разворачивал долго и со вкусом. На листе, озаглавленном "libellum de ordinatione" под мелкими буквами текста красовались две подписи - архиепископов Кентерберрийских: усопшего и нынешнего. Ирхема и Кранмера. - В чем грех, camarade комиссар, когда брат Харза - лицо духовное, о чем и говорит это свидетельство о рукоположении?
По-крайней мере Уилл знал, что михаилит подкуплен. Теперь с твареборцем нужно было быть поосторожнее - проверить, где тот прошел по обители, подумать на что должен был обратить внимание только михаилит, не сообщить чего-нибудь важного. Хотелось верить, что платили только за несколько тайников, которые Уилл нашел бы и сам - хуже было бы, заяви Харза, что ангъяки могли появиться и из гнилой соломы. В любом случае, укрывательство насильников, убийц и чёрт ещё знает кого не делало твареборцу чести. Уилл сам получал не самое большое жалование на свете, но Харза же видел погибшую Эмму, знал, что тварей может оказаться больше и что в следующий раз они могут загрызть кого-нибудь из горожан. Уилл ещё надеялся, что михаилит просто решил нажиться на монашках уже почти закрывшейся обители, но это не должно было повлиять на планы. Он пожал плечами.
- Думаю ни в чём. Сестра, как вас там - не могли бы вы оставить комнату. О всех благах вы, кажется, уже помолились, а мне нужно поговорить с господином Харзой об оплате. Или может ваша настоятельница и прислала вас заплатить за тварей, которые появились на территории обители?
- Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное, - съязвила монашка, хлопая дверью. Михаилит, проводивший её взглядом, мечтательно вздохнул и уселся на край постели, принимаясь чистить кинжал с теми же скрипяще-визжащими звуками, что Уилл слышал до того.
- Camarade комиссар? - Вопросительно воззрился он на Уилла после пары-тройки проходов акульей кожей по клинку.
Уилл опёрся спиной о дверной косяк - обращение Харзы теперь ощущалось почти, как издевательское, так что разговор даже не хотелось затягивать, и тем более глупым ощущалось то, как он говорил с Харзой до этого. Красть то, что принадлежало короне, Уилл не собирался - так что торговаться всё равно было нечем.
- Сколько всего денег я вам должен, и раз сумма выросла, не могли бы вы согласиться на расписку?
- Поскольку остальные деньги еще не выплачены, расписку сейчас могу дать лишь на задаток, - Харза щелкнул пальцами по кинжалу, отчего тот мелодично зазвенел, - но, в общем-то, написать о том, кого, сколько и почём убил, могу. Головы тварей вы видели. Общая сумма выйдет в четыреста, ибо бебоки - твари кусачие.
- Я имел в виду вексель на оставшиеся триста монет, но выписка мне бы тоже пригодилась. - Уилл разглядывал клинок. - Проблем с бумагой у вас быть не должно, в крайнем случае, можно дождаться магистра и попросить у него вписать средства в уплату взносов. Что скажете? - После этого, если бы михаилит согласился - нужно было искать тройку и просить уже их. Уиллу временами казалось, что реформация была нужна ему одному - местный констебль мог свободно его арестовать, а остальные комиссары неделями топтались на одном месте. Он думал не о том - нужно было догадаться, чего хотела монашка и насчёт чего смогла договориться с михаилитом, но настроения выпытывать что-то у Харзы совсем не было.
Михаилит с сомнением оглядел его.
- Меня вполне устроит чек на комиссариат милорда Кромвеля, camarade комиссар. Магистр не собирает цеховое. Это скорее вам следует обратиться к нему, чтобы заверил мою подпись. Казначеи порой очень прижимисты и не верят, что расписка взята у михаилита, знаете ли.
Уилл бы не удивился, если бы за месяц, а может и больше, тринадцать процентов с доходов михаилита доросли бы до трёх сотен. Но это-то точно было не его дело.
- Как думаете, велика опасность появления новых тварей? Я имею в виду ангъяков.
Уилл считал, что велика. Особенно, если монашки продолжат закапывать детей. Михаилита он спросил, скорее чтобы увидеть реакцию.
- Твари не появляются из ниоткуда и не исчезают никуда, они просто переходят из одного состояния в другое, - хмыкнул Харза, придирчиво рассматривая клинок, - всегда есть опасность их возникновения. Но, право, даже оскорбительно, camarade комиссар. Я же не Рысь. Что бегало - упокоил честно, до крошки.
Уилл улыбнулся.
- Если бы я думал, что вы кого-нибудь не упокоили - я бы так спокойно в таверне не сидел. - Уилл вздохнув, глянув в окно. - Но дети-то туда не сами закопались. Я надеюсь то, что выторговывала у вас монашка никак не повлияет на безопасность горожан? Только не обижайтесь всё-таки - будь всё так уж просто, не думаю, что вы стали бы читать такую длинную молитву.
Михаилит оторвался от созерцания кинжала, вздернул бровь и оглядел Уилла так, будто видел впервые.
- Милостью и волей Его Величества иных молитв не бывает, - просветил он, извлекая из одной из сумок потрепанный английский молитвенник, на обложке которого стояла орденская печать - пламенеющий меч, - даже "Отче наш" велено нынче читать иначе. Разве вы не знали, camarade комиссар?
- Знал. Я вернусь, как раздобуду вексель. - Выходя, он взглянул на обувь михаилита и пожал плечами - нормальные, вроде бы, были сапоги. Торговаться Уиллу всё равно было нечем, а михаилит, видимо, боялся, а может просто хотел дождаться ещё одного заказа. Особого желания лжесвидетельствовать Уилл не заметил - Харза, кажется, даже возмутился неуверенностью в своём профессионализме.
Внизу стало люднее, а троица, точно так же, как и вчера, сидела и невозмутимо потягивала эль. Создавалось впечатление, что живые горожане и выполенные приказы волновали их далеко не в первую очередь. Зря, наверняка зря он полез разбираться со всем этим, а теперь - после обвинения монашки, выкрутиться бы уже не получилось. Да и не делом было выкручиваться, когда могло пострадать столько людей. Уилл подошел к столу.
- Ещё раз здравствуйте. Господин Каурый, не могли бы вы заверить печатью вексель для михаилита?
Каурый полез за ворот, воровато оглянулся по сторонам - и вытащил перстень. Разогрев на свече кусочек сургуча, он капнул его на бумагу, споро припечатав кольцом.
- Когда монастырь описывать пойдем-то, господин Харпер? - Буднично поинтересовался он. - А что михаилита наняли - хорошо. И что обвинили прилюдно - тоже. Теперь не замнут. Так когда?
- Как только местный законник меня выпустит. - Вздохнул Уилл, взглядом спрашивая разрешения и тут же садясь. - И боюсь, что попытаются замять - все повитухи кормятся от приюта, констебль тоже не горит желанием закрывать такое прибыльное место. Это при том, что может ещё вылезти тварей.
То, что с его действиями соглашались - радовало, то, что он мало чего ещё мог делать - нет, а посылать комиссаров проводить обыск самим Уилл не хотел.
- Что думает констебль - то пока неведомо, но девку он не в монастыре запер, всё ж, - хмыкнул Чернявый, пригубляя эль, - в госпитале. Да и про михаилита я поспрашал. Грят, себе на уме мужик он, но дело своё туго знает. А ежели вылезут - то нам на руку. Вот оно, неблагочестие. Рази ж в благочестивых обителях пакость-то эдакая водится?
- Точно. А если и водится, то на люди не лезет, - подтвердил Рыжий. - Так что дело, считай, на мази.
Уилл убрал бумаги за пазуху. Жертвы, действительно, поставили бы в деле точку - погибни десяток горожан, и приют можно было бы сметать вместе с констеблем. Но именно этого Уилл и хотел избежать - тем более если подумать о том, что могли устроить не шесть, а десять или даже пятнадцать ангъяков. Что касается констебля - тот, действительно, отправил монашку не в монастырь, но поговорить с Уиллом так и не захотел.
- Слушайте, может, кто-нибудь из вас поговорит с этим констеблем и попросит его дать провести обыск - пусть даже лично ко мне будет приставлен стражник? Не хочу давать повода для долгого ареста, выбираясь через окно. Тогда сможем начать хоть сегодня.
Каурый цокнул языком, мотнув головой.
- Не буду обещать его согласие. К тому же, думаю, он сам явится скоро. Утром голуби от управы летели, значит, он поспешит говорить с тобой и с михаилитом до того, как нагрянет Тракт.
- А дочка у констебля справная какая, - аж причмокнул Рыжий, мечтательно закатив глаза. - Поговорим, обязательно поговорим. А вы пока, стало быть, здесь сидите. Бдите и вообще, а то мало ли.
Уилл притворно улыбнулся.
- Только вы поосторожнее, хотя бы дождитесь проверки. - Насчёт девушки и того, как мог отреагировать её отец стало беспокойно, а просто сидеть Уиллу совсем не хотелось - если бы не арест, завтра утром можно было бы уже поехать домой. Он взглянул на дверь. - А что говорят горожане? Настроены защищать приют?
- А горожане, - начал было Чернявый, но осекся. К столику подошла подавальщица, решительно помахивая подносом.
- Вы, господин Харпер, чего-то высиживаете? - Грозно осведомилась она. - Зря. С ваших-то цыплята не выведутся. Но ежли хотите сидеть, то заказывайте. Правило тут такое - место зазря не протирать. Дивно хороша сегодня вырезка телячья.
Уилл улыбнулся - женщина была грубовата, но из-за его расспросов ей могло и влететь.
- Тогда телячьей вырезки и эля, пожалуйста.

Харза обнаружился на верхней ступеньке лестницы. Со времени утреннего свидания он успел переодеться в простую рубашку из тонкого беленого льна, испачкать пальцы чернилами и вернуть на лицо благодушную улыбку.
- А, camarade комиссар, - взмахнул рукой он, - рад, очень рад.
Уиллу на секунду захотелось сделать вид, что он шел наверх, чтобы просто отдохнуть, но это было ребячеством. Он улыбнулся.
- Я хотел отдать вам вексель и попросить вас о расписке, но вы, кажется, спешите к магистру?
- К магистру? - Казалось, Харза удивился. - Магистр - не женщина, чего к нему спешить? Но вы правы, лучше сначала закончить с делами.
Он пожал плечами, подцепив Уилла под локоть и увлекая его вслед за собой по лестнице, через зал, к Циркону.
- Это - мистер Уилл Харпер, - через мгновение говорил он орденскому сановнику, - дья... комиссар милорда канцлера. Пресекает разврат в обителях Англии. Camarade комиссар, это - магистр над трактом, брат Циркон. Занимается тем же, но на дорогах.
Магистр лениво поднял бровь, пристально разглядывая Уилла посветлевшими глазами и не гася улыбки.
- Прошу вас, мистер Харпер, разделите со мной ужин. Не сочтите за дерзость, но... откуда вы родом?
Харза пожал плечами, невнятно пробормотав об ушах и подсовывая Циркону свои расписки. Дожидаться, когда магистр размашисто напишет что-то в бумагах и скрепит подпись печатью, резаной на кроваво-алом гранате, что сиял у него на пальце, михаилит не стал, пересев к скучающей барышне, чей разбитной вид не оставлял сомнений в её занятиях.
Уилл взглянул на Харзу, который в присутствии магистра как будто превратился в непослушного мальчишку. После того, как тот заговорил дружелюбнее прежнего, упрёки насчёт сапог показались глупыми и неуместными. Наверное, временами стоило напоминать себе, что он не судья божий. То что Уилла представили вот так, и ему не пришлось подходить к магистру самому, на самом деле было хорошо.
- Хакни, Лондон и какая уж тут дерзость, господин магистр. - Уилл сел, за стол, ощущая обычное для общения с крупными дворянами и сановниками неудобство, пусть даже никакой кичливости в магистре не ощущалось. Хотелось побыстрее закончить с распиской и пойти в комнату. - А к вам тут, кажется, относятся очень хорошо - чем-то помогли местным?
Магистр фыркнул по-кошачьи, улыбнулся еще шире, подливая ему вино.
- Какая уж тут помощь, господин комиссар, разве что малым родством с городом. Прошу вас, обойдемся без чинов. Брат Циркон - и только. Удивительно знакомое у вас лицо, мистер Харпер. Будто торговца одного вижу.
Уилл проследил за тем, как магистр наполняет кружку.
- Спасибо. - Циркон был удивительно дружелюбен, учитывая, что вроде бы ничего не хотел. Уилл на секунду задумался, пытаясь припомнить не слышал ли он о торговцах в роду.
- Хм, нет торговцев среди родни и предков не припомню - и дед и прадед были лучниками, в жизни ткачами. А отца я не знаю. - Уилл сделал глоток. Почему-то он был излишне откровенен с михаилитами, с другой стороны, работы это не касалось, а магистру вряд ли хоть чего-то от него хотел. - Под малым родством вы имеете в виду, что кто-то из вашей родни отсюда?
- Женился? - Харза, проходя мимо, бесцеремонно хлопнул по плечу магистра, ответившего ему счастливой, чуть смущенной улыбкой молодожёна. Впрочем, михаилит снова умчался к своей собеседнице, а Циркон аккуратно прикрыл рыжую косицу лацканом и взглянул на Уилла.
- Знаете, мистер Харпер, когда нас отдают ордену, мы клянемся, что будем соблюдать Устав. А по Уставу у михаилита нет родни, - проговорил он, пожав плечами. - Но вот вы... О, вы очень похожи на мистера Гарольда Брайнса. Ваша матушка не говорила об отце?
Уилл отложил кружку, немного призадумавшись.
- Нет, совсем, и я её понимаю. Но Брайнс... Брайнс. Это тот чернокнижник о котором говорили несколько недель назад? - Ещё дед убеждал Уилла, что семью не выбирают и родне нужно помогать, но Брайнс или как его там, был Уиллу никем. И тут даже не имело значение, что он был еретиком и чернокнижником - у Уилла уже была семья, и никому, кроме воспитавшей его матери, он не был ничем обязан.
Циркон удобно вытянул ноги, сразу же заняв все место под столом, и подмигнул пробегающей мимо подавальщице. Та мило зарделась, одаряя его, а заодно и Уилла, томным взглядом.
- Чернокнижник... Дитя моё, как вы поспешно повторяете сказанное людьми. Люди, - магистр наставительно поднял палец, - склонны преувеличивать и присочинять.
Уилл тоже проследил за подавальщицей - у магистра должна была быть очень терпеливая жена. Спешил ли он с выводами? Нет - он просто был по-детски обижен на отца, которого не было. Даже не за себя - за мать. Но над этим нужно было подумать. Уилл сделал глоток, заключая, что неплохое вино стоило оккупированного пола под столом.
- Вы с ним встречались?
- Доводилось. Однако же, дитя моё, вернемся к нашим баранам. То есть, бумагам и монастырям.
Циркон взмахнул рукой, отчего в гранате его перстня, который он носил рядом с обычным орденским, загорелись густо-красные живые огни. Подняв со стола расписки Харзы, магистр вчитался в них и задумчиво покачал головой.
Уилл задержал взгляд на необычном блеске. Гарольд Брайнс - это имя нужно было запомнить, но сейчас нужно было перестать думать о разговоре с матерью и обо всём остальном - у него была работа и обязанности. Уилл поудобнее устроился на стуле.
- Я хотел попросить вас заверить бумаги от мастера Харзы, чтобы потом не иметь проблем с казначеями. Ночью не было времени искать печать, так что я попросил мастера взять в задаток всего сотню, которая у меня была с собой. Ещё я хотел попросить господина Харзу присутствовать при скорой проверке обители на случай новых тварей.
Циркон поднял взгляд от расписок и задумчиво глянул на Уилла. А затем оглянулся на орденца, на коленях которого уже устроилась хихикающая шлюха.

12 марта 1535 г. Лутон.

Проснувшись, Уилл умылся и привёл себя в порядок - бездельно тратившееся время начинало нервировать, а так создавалась хотя бы иллюзия какого-то дела. Внизу можно было встретить только михаилитов - говорить с которыми не было никакого желагия, и тройку, которая тоже устала ждать и от которой Уиллу была нужна очередная выписка на две сотни монет. Так что, какого-то сверхъестественного желания спускаться не было, но и сидеть в комнате надоело до крайности.
Внизу обнаружился Циркон. Магистр восседал за столом у камина, во вчерашнем потрепанном оверкоте, поверх ворота которого был аккуратно разложен капюшон вороненой кольчуги. Белые волосы михаилита прикрывала зеленая косынка, а к стулу был привален меч в простых черных ножнах. Привлекал внимание лишь пояс - дорогой, украшенный тиснением, в котором сплетались чертополохи, клевер и лавры.
- Есть в этой стихии нечто сродни красивой женщине, - не глядя на Уилла, задумчиво проговорил магистр, указывая на огонь. - Схожей с непокорной кобылицей, с лилией меж тернами, яблоней между лесными деревьями. Задумывались ли вы когда-то о том, что люди делают с собой? Огню велят не гореть, ветру не дуть, сердцу не биться, а всё для того, чтобы не жить, но тлеть. Чадить удушливо. Доброе утро, мистер Харпер. Надеюсь, вы хорошо спали?
- Терпимо, спасибо. - Циркон, кажется, опять упрекал его в убийстве, а может проявлял обычную вежливость. В любом случае, ни с ним, ни с Харзой говорить ни о чём, кроме работы Уиллу не хотелось. - Надеюсь, вы тоже выспались?
Уилл поискал взглядом подавальщицу, но той видно не было.
Дверь тихо скрипнула и вошедший констебль вежливо раскланялся с не успевшим ответить магистром, а затем небрежно кивнул Уиллу, подходя к нему.
- Где вы были минувшими вечером и ночью, мистер Харпер? - Осведомился он, заложив пальцы за пояс.
- Вечером ужинал в компании магистра Циркона и мастера Харзы, а ночью спал в своей комнате. Что-то случилось?
Либо его пытались за что-то подтянуть, либо прошлой ночью прикончили кого-то из сестер - в худшем случае беременную. В то, что троица таки полезла к дочери констебля, не верилось - да и не говорил бы тот теперь так спокойно.
- Сэр Циркон?
Магистр лениво поднял бровь, молча и весьма неопределенно пожав плечами.
- Я-асно. - Констебль крутанулся к нему. - А брат Харза, конечно же, спал?
- И до сих пор спит, - снова пожал плечами михаилит, - не часто доводится нашей братии отоспаться, знаете ли. Но что случилось, мистер Стоун? Неужто новые твари, не дай Господь?
Законник мотнул головой, вперившись взглядом в Уилла.
- Я устал от лжи, мистер Харпер. Мать-настоятельница утверждает, что усопшая послушница успела сказать ей, будто вы назначили свидание ей в саду, за что девушка была освобождена от всенощной и получила десять соверенов, о чем есть запись в книге расходов.
Уилл потёр пальцами переносицу, пытаясь спокойно решить, что делать. Главный свидетель, даром что Эмма взяла не тридцать серебренников, а всего десять золотых, был мёртв. Впрочем, о мёртвых стоило думать или хорошо, или никак, тем более, что его вины это не отменяло. Может, становилось не так стыдно - всё таки он, может быть, не остался ждать ловушки. В книгу настоятельница могла вписать, что хотела и когда хотела, а поговорить с сестрой михаилит вряд ли успел. В итоге, обвиняли его, пользуясь надписью, а подтвердить подозрения могли михаилитскими приёмами. Насколько помнил Уилл, слова даже лучшего телепата значили в деле очень мало, пока то же самое не повторял обвиняемый. Тем более, что телепата в Лутоне не было. Худо бы стало, попытайся те же михаилиты выяснить его путь по забору и на месте, где он впервые увидел ангъяков. Всё это болото жутко надоело, говорили так, будто именно Уилл закапывал детей под стеной обители, как будто головый тварей у ворот обители не говорили в тысячу раз больше, чем мог бы сказать он сейчас. Уилл вздохнул.
- Мастер констебль, усопшая была единственной послушницей в приюте или за её честность от всенощной освободили всех послушниц сразу? Потому что, насколько я помню, да вы и сами должны это помнить, у ворот приюта были только монахини и мать-настоятельница.
- Не отвечайте вопросом на вопрос, мистер Харпер, - фыркнул констебль, - почему остальных послушниц не было на всенощной - не компетенция констебля или комиссара, да и ответом, назначали ли вы свидание послушнице, это не является!
Уилл не выдержал - ему до невозможного надоел этот законник. Он как будто был слепым, старательно пропуская мимо глаз целые трупы, и цеплялся за какие-то бумажки.
- С монашенкой - если не понимаете, что и так на душе тошно, так я и вслух скажу. Вот только, мастер констебль, неужели головы тварей под воротами обители не говорят больше, чем я бы смог?! Я уже третий день думаю только о том, как бы не допустить новых жертв среди горожан и послушниц, а мать-настоятельница и не моргнула от вида оторванной головы. Если вам нужен предлог посадить меня - выберите любой, и пусть послушниц и дальше насилуют, людям в дома лезут твари, а вы пока проверите, есть ли у меня документы на сапоги и лошадь. А королевские указы пусть и дальше не выполняются, а комиссар, который пытается помочь запертым там сёстрам, сидит в тюрьме!
Из кухни выплыла счастливо улыбающаяся, румяная подавальщица, одетая в нарядное серое платье, украшенное белой вышивкой, в чистый передник. Она одарила ласковым взглядом Уилла, кокетливо хлопнула ресницами законнику и поставила перед магистром кубок, наклонившись так низко, что в вырез можно было разглядеть даже коленки. Циркон нехотя, будто исполняя утомительную обязанность, ущипнул её за пышную грудь, с интересом и одобрительной улыбкой глянув на Уилла, но тут же отвел потеплевший взгляд, снова уставившись в огонь.
- Матерь божья, - вздохнул констебль, - чего я только не слышал на королевской службе!.. Но покаяться вам всё равно придется, вы сподвигли послушницу ко греху непослушания.
Уилл выдохнул. Такого ответа констебля он никак не ожидал, уже готовясь следующие несколько дней корить свою глупость в камере. Сон, хоть и не очень хороший, плохо на него влиял, кажется, после суток беготни Уилл дольше думал, перед тем, как говорить. Но, Боже, как же хотелось говорить прямо - просто сделать дело, не пытаясь играть с этой настоятельницей в прятки, не подслушивая за послушницей и Харзой, и не ища предлога, чтобы упокоить убитых детей.
- Я христианин, и я клянусь, что покаюсь, но позвольте мне сначала сделать свою работу. Ради Бога, разрешите уже проверить эту обитель.
Как Уиллу было говорить с Господом, пока не закончил? Как было молить о прощении души Эммы, если он ещё ничего не сделал, чтобы искупить свои ошибки?
- Магистр, вы же лицо духовное, - повернулся констебль к михаилиту, точно тот был последней линией обороны, - разве не должен грешник немедленно покаяться?
Циркон вздохнул, как человек, которого отвлекли от чего-то приятного, и недовольно глянул на законника.
- Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным, - неохотно проговорил он, - но дано нам: "Всякий, рождённый от Бога, не делает греха, потому что семя Его пребывает в нём, и он не может грешить, потому что рождён от Бога", а значит, мистер Харпер успеет раскаяться в прегрешениях своих, осознать их глубже, покуда не сможет облегчить душу. В конце концов, исповедь искреннее, а покаяние глубже, когда говоришь со своим духовником, а через него - с Господом нашим. Мистер Харпер вернется домой и сразу же пойдет в церковь. Верно, Уилл?
Уилл выдохнул спокойней, подчиняясь умиротворяющему тону Циркона. Сейчас казалось, что он смог бы исповедаться и ему, но магистр был прав, и говорить с отцом Ричардом было уже привычно и спокойно. В итоге, михаилит ему помогал, даже там, где дело не касалось Харзы и тайников. Уилл не знал почему - может, из-за знакомства с его отцом, может, просто от того, что Циркону тоже не было приятно хоронить молодых девушек.
- Да. - Достаточно искренне ответил Уилл. - Мне было бы проще говорить через отца Ричарда, магистр Циркон.
Через секунду он повернулся к констеблю, нетерпеливо ожидая ответа.
Законник воззрился на магистра, как девица - на рыцаря, обещавшего жениться, но обманувшего, зато обрюхатевшего.
- Ладно. Работайте, - процедил он. - Надеюсь, обойдетесь без новых неприятностей.
Резко развернувшись на каблуках, он вышел, оставляя Уилла с магистром, камином и краснеющей подавальщицей.
- Вина, мистер Харпер? - Благодушно предложил Циркон, прищурившись на дверь, отчего потянуло сквозняком и та захлопнулась плотнее.
Уилл выдохнул, по взгляду констебля стало ещё понятнее, что не будь в комнате Циркона, его бы всё-таки арестовали. После сна сил прибавилось и теперь хотелось действовать - перерыть всю обитель вместе с бумагами и настоятельницей.
- Спасибо... И извините за вчерашнее. - Можно было сказать, что он переживал из-за Эммы и потому вспылил, или что удивился такому всезнанию, но это было лишним. Уиллу всегда казалось, что в простых словах обычно было больше смысла, чем в огромных речах и проповедях. - Да, от вина не откажусь, только недолго - впереди много работы.

Уилл улыбнулся, глядя на магистра. Может, это значило хоть что-то хорошее: если твареборец был спокоен, была надежда не наткнуться на тварей. Спрашивать настоятельницу и священника об остальных детях было бесполезно, так что он снял сапоги и с силой прыгнул на месте, а потом развернулся и быстрым шагом пошел по двору. Скрывать свою силы теперь было бы слишком неудобно, тем более он не собирался отпускать церковников до конца проверки. Уилл шел, а под ним, прореживала землю первая-большая волна. Каждый шаг рождал маленькие, похожие на круги на воде вибрации. Чувствовалось, что он бездельничал почти два дня, земля откликалась охотно, а Уиллу нравилось искать. Даже если бы не вышло ничего найти - он бы сделал свою работу и спал спокойнее. Первая волна утонула в глубинах земли, ни на что не наткнувшись, но одна из мелких, которую он пусти под углом, так чтобы та зашла под постройки, разбилась о что-то вроде бочонка. Уилл подошел к стене, нетерпеливо её осматривая. По закону подлости, бочонок должен был быть пустым, но оставить его тоже было нельзя. Уилл полез в пристройку, и вытащив лопату, начал копать. Бочка была закопана так близко к фундаменту, что сила бы просто повалила здание. Он не почувствовал рыхлости, так что лежала она не меньше года, может быть двух. Мешала зима, которая вроде бы уже уступила теплу на поверхности, но всё ещё держала грунт в своих тисках.
Через несколько минут работы, Уилл достал из земли небольшую залитую смолой бочку. Проверять, что может быть внутри, кроме смолы, стоило при свидетелях, так что он решил вернулся. На месте, где пару минут назад стояла напряженная тишина теперь стоял вой, и творился хаос. Чернявый и Рыжий вытаскивали с трудом вытаскивали из обители тяжелую статую архангела Гавриила. Монашки, окружившие их как стая гусынь, не прекращали реветь, молиться, и кажется, даже падать в обморок. Уилл скривился от шума, найдя взглядом магистра. К его удивлению, тот безмятежно спал, окруженный монастырскими волкодавами, которые давеча чуть не искусали Уилла. Вряд ли тут обошлось без магии, с другой стороны - так Циркон им только помогал. Только собак в этой какофонии и не хватало. Уилл подошел к Каурому, который что-то строчил в большом свитке. Рядом с ним, на рогожке лежали книги в дорогих переплетах.
- Шумно... Как идёт? - Спорить было бесполезно, и проверять на что бы хватило его "авторитета" Уилл бы не стал. Собственно, интуиция подсказывала, что не на многое.
Комиссар, прежде чем ответить, довольно осмотрел суету, обласкал взглядом книги и кивнул.
- Хорошо идёт. Поздновато, конечно, львиную долю попрятали, небось, но ничего, ничего. Ищем, списки составляем, что пока оставить под опись, а что и на телегу.
- Грабители, - прошипел священник, с горечью глядя на строгое, неприступное лицо архангела.
- Не ропщите, святой отец. - Улыбнулся Терезе и священнику Уилл. Мужчина лишь взглянул на бочонок, а вот девушка недобро смотрела на Уилла. - Не вам жаловаться - беременная монашка, твари, и ещё много чего... - Он поднял бочонок, продолжая улыбаться Терезе. Монашка, наверника, готовилась сменить настоятельницу. Из Терезы бы вышла хорошая домоуправительница - строгая, хитра, красивая... - Это вы закапывали?
- А вам есть разница? - священник вскинул бровь, покачал головой. - Впервые вижу.
- Ну да, ну да... - Уилл достал из голенища нож и начал осторожно рассковыривать смолу. Было удобно, что троица своё дело, действительно, знала - у Уилла было время на бочонок.Уилл сел на камни с трудом откупоривая бочонок и держа его так, чтобы если что-то и вылетит - то полетело оно в сторону от толпы. Дальше нужно было поискать за забором, заодно убрав следы своего бегства.
Посудина открылась с громким чпоканьем, разбудившим магистра и собак. Михаилит тряхнул головой, отчего цветок ромашки, прикорнувший на макушке, упал ему на ухо, придавая уморительный вид, проводил взглядом Чернявого и Рыжего, уносивших статую за ворота. И с интересом уставился на Уилла. Впрочем, как и все, даже замолчавшие на мгновение монашки, что причитали подле Каурого, аккуратно укладывающего книги в торбу. Внутри бочонка лежали сверток, обернутый промасленной бумагой, латинская Библия, записка и бархатный кошель.
Уилл поднялся так, чтобы всем было видно, что письмо он достаёт из бочонка. Такого он никак не ожидал. Уилл подошел к Циркону.
- Магистр, у меня к моему стыду не слишком хорошо с латынью. Не могли бы вы, пожалуйста, прочитать и перевести в слух? - Михаилит был золотым свидетелем, который и без меча стоил сотни золотых.
- Не только магистр владеет латынью, - заметил Каурый, подходя ближе, - извольте, я сам прочитаю, по-свойски. Вечером.
Циркон улыбнулся комиссару краем губ и вопросительно глянул на Уилла.
Уилл улыбнулся, возвращая письмо в бочонок и вбивая крышку на место.
- Наверху разберутся. Господа Рыжий и Каурый, куда вы несёте статую?! Телега же тут. - Были бы с ним надежные люди, можно было бы поскокать в Лондон прямо сейчас... Оставалось надеяться, что рыхлости не было из-за мороза и один потерянный дерь его не казнит. - И я с вашего позволения, чуть позже взгляну на списки.
- На склад они ее несут, - сообщил Каурый, глядя на то, как магистр снова укладывается на сено, поглаживая заворчавших собак. - Ради блага. А чтобы наверху лишний раз не разбирались, есть комиссары. Вечером проверим - и решим, стоит ли беспокоить. Но сначала - собрать книги и забрать статуэтку. А списки - глядите, не жалко.
- Начальству виднее, что ему интересно, а за беспокойство я буду отвечать лично. Склады с благом - проверю. Продолжайте, пожалуйста проверку. - Уилл наконец-то одолел крышку. Нужно было как-то обезопасить себя от инициативных благоискателей. Он повернулся к михаилиту, не давая Каурому возразить. - Магистр, извините, что достаю. Можете, пожалуйста, запечатать бочонок?
Циркон, перекатывавший к углам губ стебелек, поперхнулся травиной и надолго закашлялся.
- Tá tú ag tabhairt dom roinnt seafóid*, - сипло выдохнул, наконец, он. - Увы, мистер Харпер, устав запрещает мне подобное.
- Устав так устав. - Пожал плечами Уилл. - Извините, что побеспокоил.
Печати магистра, констебля и комиссаров сделали бы так, что ни один из них не мог бы отобрать бочонок. Но магистра можно было понять - одно знамя могло отменить все законы, которые позволяли священнику не бояться пыток.
- Господин Каурый. - Заговорил он тише, отводя комиссара в сторону. - Благо точно стоит того, чтобы его тащили через весь город, провоцируя местных? Как бы нам не проследовать отсюда на вилах...
- А через весь город и не придётся, - успокоил его Каурый, поглядывая на прореженные стопочки книг, которые не успел ещё убрать. - Телегу недалеко оставили, прикроем сверху. Не впервой. А благо - оно бесценно.
- Что близко - хорошо. Думаете, обойдётся без толпы? - Уилл удобнее перехватил бочонок под мышкой. - Этим троим, да благословит их святая мать, только дай повод завопить. И я без понятия, как их заткнуть в случае чего.
В нём насмерть боролись рассудок и жуткое нежелание давать растащить хоть что-то. Бочонок сейчас мог оказаться важнее статуи, всех книг и половины приюта, но если комиссары воровали, какой во всём этом вообще был смысл?
Комиссар удивлённо покачал головой.
- Ну, нет. Без толпы-то оно точно не обойдётся. Никогда не обходится. Толпа - она... Как пчёлы. Если в улье лапой пошерудить - так точно налетят, а нешто люди пчёл хуже? Так я к проверке вернусь? Книгам на воздухе лежать не стоит, а то вдруг и дождь пойдёт? Вон, собирается, - он ткнул пальцем в три белых и пушистых облачка, дружно плывущих на запад.
Уилл с секунду смотрел на небо, завидуя его спокойствию. В небе не было церквей и храмов... Ну, не проверять же ему комиссара прямо перед сворой монашек. Уилл вздохнул.
- Позвольте мне взглянуть на ваш список, я кое - что перепишу и пойду дальше рыться в земле.
Хотелось, чтобы Каурый умудрился его обмануть, если воровал. Комиссар же пожал плечами и неторопливо сунул руку за пазуху, нашаривая свиток.
- Не доверяете? Ну, ладно, право ваше, да только подумали бы, как оно потом...
Он не договорил, осёкся, обернувшись к воротам, откуда валила толпа, во главе которой в этот раз не было видно ни констебля, ни стражей. Зато женщин всех возрастов и мастей, угрюмых мужчин и стариков хватало с избытком. Казалось, проводить монастырь в последний путь собрался весь Лутон, вооружившись для этого вилами, копьями, неприятного вида длинными ножами и факелами. Но из всех первой заговорила высокая зеленоглазая молодка с рыже-русыми волосами, одетая в котту поверх простого крестьянского платья. И тыкать пальцем, подчёркивая слова, она не стеснялась.
- Дьяволы святое расхищают! Комиссары-то кобелины хуже михаилитов, только и думают, где кость украсть, какую бабоньку за задницу ущипнуть. Статую, языками говорящую, увели, а ведь какая утешительная была, светоносная, отец Ральф не даст соврать! Сколько сладкой радости принесла! А ты чего лыбишься, аки кот какой на сене?! Поглядите только на него да на комиссаров ентих! А то ли мы, бабоньки, не боимся Господа нашего, за грехи пострадавшего? А то ли у нас коромысел нету?!

13 марта 1535 г. Лондон. Уимблдон.

Особняк лорда-канцлера утопал в садах. Впрочем, как и весь Уимблдон, где маги чуть поторопили весну. Зеленая красавица вышла из своей опочивальни чуть растрепанной, слегка заспанной, но умелые садовники причесали её, наложили белила и румяна, затянули в корсет и теперь Весна изумленно прихорашивалась, разглядывая белые кудри цветущих яблонь в зеркалах прудов. Двухэтажный дом Кромвеля казался нарядной резной шкатулкой на туалетном столике зеленой леди, а лужайки перед ним - искусно вышитыми салфетками.
Впрочем, сам лорд-канцлер весенним не выглядел. Смуглый, темноволосый мужчина с сурово поджатыми губами был одет в черную с серебром одежду, глядел спокойно и надменно, и по внешности его нельзя было сказать, что милорд Кромвель некогда был грабителем с большой дороги.
Принимал Уилла он в кабинете, где весне тоже не было места. Она билась в высокие окна ветвями черемухи, робко заглядывала ошалевшими зябликами, но тяжелые темные портьеры надежно удерживали её снаружи. Должно быть, нелепо смотрелась бы она в этом грубом кресле, за добротным пузатым столом, заваленном бумагами. Впрочем, Кромвель здесь был на своем месте и казалось, что он вырезан из того же дерева, что и шкафы за его спиной.
- Мистер Харпер, - доброжелательно кивнул он, отпуская слугу, что вёл сюда Уилла, - слушаю вас.
Уилл поклонился.
- Милорд, во время проверки лутонской церкви был обнаружен схрон - мне показалось вам захочется взглянуть. - Он достал замотанный в материю бочонок и откупорил крышку. Кромвель не выглядел, как лорд-канцлер - ни одежда, ни кабинет, ни здание совсем ему не подходили. Лорд как будто был не на своём месте, и тем не менее, он не мог оказаться на нём просто так.
Кромвель улыбнулся, растягивая губы в снисходительной улыбке, и подошел к бочонку. Знамя он удостоил лишь беглым взглядом, кошель развязал только для того, чтобы взвесить на ладони печать с розой Йорков, а письмо хоть и прочитал внимательно, но все равно небрежно бросил на стол.
- Молодец, Харпер, - похвалил он, отходя к окну. - Но неужели всё это нельзя было найти, не платя полутысячи михаилитам?
Уилл вздохнул, опуская голову. Он надеялся успеть отчитаться до того, как Кромвель получит письма с отчётами от остальных. А бочонок, кажется, оказался менее ценным, чем хотелось. Ну, или канцлер просто не подавал виду. В любом случае, бесполезно было сейчас говорить об огромной стоимости земли, или о вывезенных книгах. О том, что земля с тварями стоила гораздо меньше очищенной самим магистром. Всё это не было делом Уилла, и надеяться после такого на кольцо, с которым можно было бы заверять бумаги, не стоило. Хорошо, если из его зарплаты не вычтут часть потраченных денег, и не спросят, с чего это Уилл решил стать командиром.
- И добро бы нанимал только одного, - продолжал Кромвель, расхаживая вдоль окна, - а то ведь еще и Тракта! Наглого, хитрого кота из сонма наглых хитрых лисиц. Отдать чек в руки капитула!.. Человеку, на жену которого король!..
Он сокрушенно покачал головой, резко задергивая занавеси.
- Расточительно, Харпер, весьма расточительно вы поступили. И ценность бочонка велика, но в глазах горожан, видевших, как комиссар Реформации нанял михаилитов - несравнимо мала, ведь Орден хоть и не враг церковной реформе, хоть и принял её одним из первых, а всё же, достаточно силен и влиятелен, чтобы держать за пазухой камень. Почему мне это приходится объяснять вам, юному и верному? Почему, я спрашиваю вас, казна, отлучившая михаилитов от кормушки, благодаря вам выплачивает им круглую сумму? Рассказывайте, да поподробнее, что было в Лутоне.
Уилл снова вздохнул - он бы предпочёл отчитаться письменно, имея время подумать, а главное - не чувствуя на себе взгляд канцлера.
- Начал я с того, что силой проверил землю под стенами обители - слышал, что церковники закапывают трупы рождённых в грехе детей прямо там. Нашел шесть полостей похожих на могилки. Дальше попросился на ночлег в странноприимный дом и попробовал договориться с одной из послушниц, чтобы она мне всё рассказала. Ночью я вышел к месту встречи раньше нужного и наткнулся на ангъяков. - Уилл всё ещё смотрел в пол. - Нашел михаилита. Девушка погибла.
- Михаилит запросил триста золотом, - в той же манере безразлично продолжил Кромвель, рассеянно разглядывая книги, похожие на те, что переписывал Каурый, - тот зачистил обитель, вы повстречали монашек, идущих со всенощной, сцепились с горожанами, были арестованы констеблем Стоуном, наняли Циркона за двести фунтов, исключительно для того, чтобы он отоспался в телеге, нашли бочонок и снова сцепились с горожанами. Эдак, Харпер, можно о любом деле рассказать. Вот, к примеру... Недавно я был на балу, видел там фрейлин и королевского шута. Я спрашиваю вас о том, что было в Лутоне, а не о том, что вы хотели бы поведать.
Уилл подавил ещё один вздох. После такого выговора не могло идти и речи о том, чтобы самому рассказать про реакцию ангъяков на вибрацию. Потому что так выходило, что пятьсот монет казна платила ещё за его ошибку. О силе канцлер знать не мог, только если ему лично не отчитывался Циркон. Захотелось сложить руки на груди и перечислить - два михаилита, один священник, одна вредная заместительница настоятельницы, один бочонок, одна недоеденная котлета. Что Кромвель хотел от него услышать? Уилл попробовал осторожно, не рискуя хоть как-то показывать раздражение.
- Одна из монашек точно беременна, поэтому, думаю, что и остальные трупы были закопаны недавно. - Захотелось выругаться - он так и не спросил Циркона, сколько времени ребёнку нужно пролежать в земле, чтобы превратиться в тварь. Ну конечно, если бы михаилит ещё дождался конца проверки, или хотя бы был в таверне. - Думаю, это тамошний священник - больше некому. Он кажется, что-то замышлял, и я удивился, что меня не наградили болтом в спину на выезде. Ещё тамошняя настоятельница устраивала какие-то махинации с именами. Насколько я понял, погибшей монашке подменили имя.
Уилл взглянул на Кромвеля, пытаясь понять, в том ли он движется направлении. Господи, лучше бы его ранили на выезде и сейчас не пришлось отчитываться.
Кромвель, казалось, его не слушал. Он поглядывал на песочные часы, читал записку из бочонка, цедил вино и в промежутках что-то записывал. И когда Уилл закончил, лорд-канцлер еще долго молчал, прислушиваясь к детским голосам за окном.
- У меня будет для вас поручение, Харпер, - проговорил он, постукивая пером по столу. - Бермондси. Что вы знаете об этом городке?
- Тихий спокойный городок, не считая случая с соседней обителью. Неплохой рынок. Ещё слышал о констебле - Клайвелле, кажется. Что он выживших монашек на руках выносил и так далее. - Ни на что хорошее это не походило. Походило ровно на то, что он не видел всей картины, а начальство сначала пыталось что-то понять, не задавая конкретных вопросов. А теперь ещё и отправляло на задание, и Уилл был готов поспорить - тоже без объяснений. И всё-таки речь, кажется, шла совсем не о проверке очередного храма.
- Старший констебль Джеймс Клайвелл. - Канцлер скучающе глядел на портрет короля, что стоял на трехногой подставке в углу. - Первый меч городской стражи, верный слуга Его Величества, недавно предотвративший заговор против королевы. Любимая ищейка шерифа Лондона графа Норфолка, обладающая нюхом столь острым, что ему поручаются самые сложные и запутанные преступления. Даже странно, что за спиной этого человека в церкви Бермондси служат католическую мессу. Или это только слухи? В любом случае, Харпер, вам надлежит немедля отправиться в этот милый городок и убедиться в том, что церковь не подлежит закрытию. Немедля, комиссар, слышите? Маменька - не жена, подождет.
Видимо, письмо матушке всё-таки пришлось бы писать... Чего-то Уилл недопонимал - говорили ему о констебле, проверить приказывали церковь, да ещё и срочно. То ли Клайвелл переступил кому-то дорогу, то ли Кромвель хотел узнать, как идут дела в городе, и опять не говорил напрямую.
- Мне следует обратить на что-то особое внимание? Вы приказываете проверить церковь, но говорите о законнике.
Кромвель отложил перо и долго, внимательно глядел на него, почти не мигая.
- Харпер, я говорю ровно то, что вам необходимо знать. Если вы будете болтаться на воротах Бермондси, а их в городке четыре, то не сможете убедиться, что церковь нельзя закрывать.
"Ну хоть какая-то информация".
Пока выходило, что проверка должна была стать чистой формальность, после которой Кромвель смог бы сказать, что церковь чиста. И всё равно Уиллу не говорили ничего, больше самого необходимого. Как бы на его голову в итоге не посыпались все шишки... Уилл кивнул.
- И не думайте, - прозорливо продолжил Кромвель, точно читал мысли, - что вам не придется рыть носом мостовые Бермондси. Верите ли, вы не первый такой... умный. И последним уж точно не будете. Мне нужна официальная комиссия, выполненная честь по чести. Зарубите это на своем смазливом личике, мистер Харпер, вот прямо на носу. Учтите, если к полудню завтра здесь, на этом столе, не будет лежать отчета, вы лишитесь жалования. И я вспомню, что в Лутоне вас командиром партии никто не назначал. А теперь, будьте любезны, расскажите мне о Лутоне и, что самое главное - людях, с которыми довелось говорить.
Уилл захотелось закатить глаза - кому-то нужна была отговорка, а от него требовали рыться в земле, отправляли в ночь, да ещё и задерживали. Подумаешь, сказал, что за главного - хотел бы он посмотреть, как Каурый откапывает бочонок без него. А троица, видать, была совсем странной - ехать в ночь, только чтобы отчитаться Кромвелю первыми. Он задумался на несколько секунд. Что он мог сказать о людях, с которыми довелось говорить?
- Мать - настоятельница вела себя, как обычная мать настоятельница. Гораздо больше можно сказать о её заместительнице - монашка Тереза - симпатичная, явно метит на место настоятельницы, больше всех мешала проверке, договаривалась с Харзой, чтобы тот не выдавал того, что видел ночью в приюте. Насчёт Харзы, кроме того, что изворотливый и охотно договорился с монашкой, трудно что-то сказать. Михаилиты вообще держались особняком. Магистр Циркон - хитрый, помог мне с местным законником, сильный человек. О священнике я уже говорил - неразговорчивый, опасный, подозрительный. Констебль вполне обычный - где-то мешал, где-то нет. В общем, звёзд с неба не хватает, но если бы хотел - мог бы всё легко испортить.
Он взглянул в окно, где дело шло к закату. Вряд ли Кромвелю нужна была его оценка Циркона, как плохого или хорошего человека. Вряд ли вообще можно было быть лордом-канцлером, мысля такими категориями.
Кромвель досадливо хмыкнул, устало взъерошив волосы.
- Я попрошу вас быть внимательнее, Харпер, и не искать опасных и подозрительных там, где их нет. Вы обязаны быть умнее и прозорливее, иначе так и останетесь комиссаром. Мне нужно знать все, что вы увидели, понимаете? Мне наплевать, сколько вы украдете, с кем и о чем договоритесь, где умрете. Я должен знать каждый взгляд, каждую мысль, каждый жест, видеть вашими глазами каждую трещинку в мостовой, слышать каждую птичью трель. Кто владеет информацией - владеет миром. Если вы будете полезны мне - вы будете благополучны. Хорошенько уложите это в своей юной голове.
- Уложу, милорд, но... - Уилл опять уставился в пол, ожидая новых уколов. - На территории обители находят шесть детских трупов и бочонок с эмблемой Йорков, одна из монашек беременна, имена послушниц меняют, другую монашку ловят на переговорах с михаилитом, а священник и настоятельница, видя, что всё это выходит наружу даже бровью не ведут. Что вы имеете в виду, говоря там, где их нет?
- О брате Харзе и его беседе с монашками будет разговор с Орденом. А что монашка беременна... Вы разве не знали, что монахи в большинстве своем развратны и корыстолюбивы? Для чего, по-вашему, Его Величество мудро повелел учинить Реформацию? Вы, комиссар, считаете это удивительным? Что до бочонка, то в политику вы начнете вникать, когда научитесь быть полезным. К примеру, уясните, что все эти брюхатые монашки и их умертвия важны лишь вторично. Первичны же - настроения.
Кромвель покрутил пером в воздухе, выписав сложный вензель.
- Настроения, слышите? Мысли, чувства людей, их поступки, их отношение к вам - а значит, и к Реформации. А значит, и к королю.
Уилл опять взглянул в окно, нужно было заканчивать, а он вместо этого только разозлился.
- Хотелось бы, чтобы это отношение не имели право арестовывать и вешать на воротах... - Конечно, для начальства важны были настроения, а вот видеть оторванные головы, прилюдно обвинять монашку в разврате и гоняться ночью за ангъяками должно было заниматься тем, кто был на месте. - А настроения я уловил - эти люди просто не понимаю, что происходит. Видят только выносимые из монастырей книги, слыша только местных священников и констеблей, и ей богу, завтра - послезавтра начнут поднимать комиссаров на вилы.
- Ступайте, Харпер, - вздохнул Кромвель, что-то записывая в толстой тетради, - из Бермондси жду толковый отчет.
Уилл поклонился и вышел.

До Бремондси было два часа пути и ещё можно было успеть к обедне. Может быть, стоило раньше сказать какую-нибудь глупость, чтобы у Кромвеля опустились наконец руки и он отпустил Уилла. Трудно было поверить, что час назад он говорил со вторым человеком в Англии. И ещё труднее было поверить, что он - этот второй человек был именно таким. Уилл не знал, что разозлило его больше - то, что смерти послушниц были неважны, или то, что в итоге идеальным комиссаром был вороватый Каурый. Неужели наверху не видели, как всё это выглядело, и какую репутацию снискали комиссары? Как будто "настроение" было чем-то мистическим и оно не зависело именно от них. Уилл погладил Ковыль за ухом. С другой стороны, не найми он тогда Харзу - погибли бы горожане и закрывали бы церковь уже толпой. И так должна была идти реформация? По трупам невидящих дураков? Неужели нужно было позволять тварям заживо съедать детей, чтобы люди их наконец заметили?
Быть внимательным, быть полезным, информация... Нет, в итоге Уиллу казалось, что Каурый просто воровал, выдавая какое-то жалкое подобие информации, и тратя больше сил на то, чтобы сделать такой же отчёт, но на пол часа раньше. То, почему Кромвель был недоволен такими выписками Уилл понимал - из казны на реформацию выделялось мало средств, и никто не считал, сколько туда приходит. Можно было свободно пользоваться ресурсами, которые были под рукой - главное де создавать видимость больших расходов. Да, наверное, это было бы удобнее - но воровать, чтобы потом иметь под рукой нужное количество средств... В любом случае, даже после разговора с Кромвелем, Уилл всё равно бы нанял Харзу, всё-равно бы не стал воровать и точно бы не стал тащить треклятую статую через город. Боже, две недели эти трое торчали на месте, чтобы не узнать вообще ничего стоящего.
И у него так и не вышло хотя бы заехать домой. В работе не было ничего ужасного - в конце концов за такую зарплату можно было и поездить, но меньше от этого домой не хотелось. Уилл не знал, на что рассчитывало начальство и как скоро кто-нибудь из его камерадов не смог бы как следует отбрехаться. Оставалось надеяться, что король и Кромвель знали, что делают, и успокаивать себя тем, что это не его ума дело. Ну, может, ещё поспешить с работой, чтобы побывать наконец дома.

Церковь в Бермондси была достаточно обычной, но очень чистой: везде лежали живые цветы, прихожан, а скорее прихожанок было больше, чем в Лутоне. В глаза бросались стоящая на коленях яркая светловолосая женщина в синем платье и сидящая в углу, по виду, еврейка с пышной копной волос. Может из-за того, что кругом были одни женщины и при том не только старые и противные, а может от того, что он пока не заметил детских трупов, но атмосфера в церкви была спокойной и приятной. Перекрестившись, Уилл подошел и уселся возле что-то внимательно читающей еврейки.
- Всегда у вас так немноголюдно?
Девушка заложила пальцем страницу, внимательно огляделась.
- Вы считаете, что людей мало? Почему? И зачем вы портите репутацию, садясь рядом со мной? Это старая столичная мода?
- Вы имеете в виду свою репутацию, как молодой девушки, репутацию церкви или вообще мою репутацию? - Улыбнулся Уилл - она была необычной и забавной. Никакой особой неприязни к еврейкам он не испытывал, тем более таким молодым и симпатичным.
- Я имею в виду репутацию, - еврейка постучала пальцем по обтянутому кожей переплёту. - Она как вода в море - все капли так или иначе связаны. Но вы считаете, что репутацию можно испортить только молодым девушкам? А с какого возраста о ней можно не думать?
- Слышали, дорогая Труда, - шепоток стройной, чопорной женщины с лицом записной, хоть и престарелой кокетки влез змеей в уши, перебивая голос священника, с чувством читавшего толкование первого послания апостола Петра от блаженного Феофилакта Болгарского. - Что в Лутоне-то было? Беда, ох беда! Такую благочестивую обитель осквернили!
- Слышала, моя милая миссис Аддингтон, - охотно соглашалась с ней дородная старуха с красными от работы руками, - но здесь, у нас, такого не будет. Не допустит Господь! Да и мистер Клайвелл-то комиссарьё приструнить сумеет.
"Ничего себе благочестивая... Ну вот оно и настроение". Это при том, что Уилл просто не представлял, как можно было выкрутиться из той ситуации лучше. И его уже второй раз пугали этим констеблем, хотя церковь пока выглядела совершенно нормально. Уилл взглянул на переплет, на котором не было написано ни буквы - и он был готов поспорить, что это не было святое писание. Слишком уж увлеченно девушка читала. И ведь в итоге в устах останется именно это - сволочи комиссары разграбили благочестивый приют. И ни слова о мёртвых детях, беременной монашке и бочонке.
- Кажется, ни с какого возраста и совершенно ни с какого положения... Это при том, что репутация часто обманчива. У вас настолько грозный констебль, что его следует бояться даже этим комиссарам?
- Не тот уже Джимс, - сокрушенно вздохнула сухопарая, рослая, что весло, дама, поглаживая собачку. - Я помню, как после того погрома каждого десятого вешал, ворота под мертвяками трещали.
Рядом с ней хмыкнула кругленькая, но очень подвижная тётушка.
- Женился, миссис Пайнс. Да добро бы вот на Персефоне моей, а то ведь на ведьме тощей! Тьфу, и поглядеть не на что. Не понесет она, как есть говорю, бесплодна. Второй месяц пошел, как обвенчались, а все пустая.
- Вот молодежь -то пошла, - трагическим шепотом осуждала Уилла Труда, - только в церковь вошел, а сразу к еврейке сел, к ведьме-то! И что его мать скажет, ежели узнает, как осквернил себя? Как совратился с пути? Это ж его теперь в десяти водах с щелоком мыть! А что в грязь еврейскую погрузит, так вообще отрезать придется.
Констеблю, кажется, больше всего хотелось повесить на воротах именно этих клуш, у которых каждая первая была ведьмой, а каждая вторая ещё и злостной. Неужто эти женщины не понимали, к чему могли привести такие сплетни? А что до его матери - вряд ли бы она отнеслась к этим разговорам серьёзно, после того, как ей самой в юности перемолотили все кости.

Женщины начали раздражать - они говорили почти одновременно, а старая ещё и причитала. Не пели гимны. В прошлом месте, где тоже вроде бы не пели латинских гимнов, возле церкви были закопаны детские трупы. Женщины начинали напоминать монашек, которые не обращая внимания на труп, пытались пройти в обитель.
- Приказ. На всё есть приказ. И чем дольше вы мне мешаете, тем дольше будет нарушаться покой.
Он развернулся, чтобы пойти проверять алтарную нишу, но тут его деликатно похлопали по плечу.
- К женщинам поворачиваться кормой не прилично, прости Господи! - Просветила его миссис Элизабет. - Миссис Клайвелл, вы хотели что-то спросить у мсье комиссара?
Девушка же сделала примиряющий жест рукой и извиняющеся улыбнулась.
- Простите, мистер Харпер, но вы ведь не откажете женщине в просьбе? О комиссарах, конечно, говорят всякое, но мне не хочется верить слухам, и... не могли бы вы показать патент и мне? Я бы очень хотела убедиться, что у вас всё-таки есть полномочия и приказы от милорда канцлера, а глаза у матушки Элизабет уже не те... Обещаю, что как только прочитаю - тут же оставлю вас вашей проверке. Это ведь не такая трудная просьба? И много времени не займёт.
Уилл вздохнул, протягивая девушке патент.
- Да, не займёт. - Если девушка испортит бумагу, по крайней мере Уилл будет знать, что дело не в осторожности. А вообще, хотелось верить, что не в каждом английском городе церковь была наполнена лгунами, убийцами и насильниками. Если его обманут - в следующий раз будет умнее, и недоверчивее.
Миссис Элизабет выхватила бумагу из рук девушки, но сделать ничего не успела - под сводом церкви зазвучали шаги.
Джеймс Клайвелл, о котором столько говорили, оказался молодым мужчиной лет тридцати, сероглазым и смуглым, что раб на галерах. Рослый, сильный, с коротко стрижеными каштановыми волосами и небольшой бородкой, прикрывающей едва заметную сетку шрамов на лице, он шел слегка небрежной походкой, какая бывает только у людей, поднаторевших в этой небрежности. Одет констебль был в темно-синий оверкот поверх бело-зеленой старомодной туники, в широкие, свободные штаны, заправленные в сапоги, а на поясе у него висел длинный кинжал. Следом за ним шел мужчина с серебряной розой сержанта стражи на вороте потрепанного джеркина. Этот был старше констебля, глядел на мир желтыми волчьими глазами, да и вооружен оказался дубинкой.
- Дамы, - вежливо наклонив голову, заговорил Клайвелл, - будьте любезны вернуться в свои дома. Миссис Элизабет?.. Благодарю вас. Мисс Кон, - уважительный поклон еврейке. - Мэри... всё хорошо?
Патент, принятый из рук пожилой дамы, он развернул резким встряхиванием, и было видно, что жест этот для него привычен. Бегло проглядев и задумчиво хмыкнув, законник передал бумагу сержанту и бережно, трепетно поцеловал руку беловолосой Мэри.
- Извольте, мистер Клайвелл, - сухо поджала губы миссис Элизабет, - до комиссаров дожились. Явился в церковь, будто у нас есть, что красть! Последний потир стащит ведь, прикрываясь святой Реформацией!
Прихожанки, уже было потянувшиеся к выходу, загудели потревоженным ульем.
Констебль выглядел странно - Уилл слабо представлял, кто мог так изменить цвет кожи, и главное, зачем. Видимо, по ошибке. Пришел констебль с кинжалом, гораздо лучше подходящем для боя в церкви, не говоря о помощнике с дубиной. Всё-таки, стоило сначала зайти к Клайвеллу, чтобы не терять времени с этой гувернанткой-извергом.
- Миссис Элизабет, - устало заговорил Уилл. - думаю, мистер Клайвелл проследит, чтобы с церковью, и особенно, с потирами всё было хорошо. - Он повернулся к Клайвеллу. - Здравствуйте, меня зовут Уилл Харпер.
- Это я уже прочел, - любезно улыбаясь, пояснил законник, поворачиваясь к нему, в свою очередь. В левом ухе свернула серьга, какой, поговаривали, клеймили рабов. Круглая, формой схожая с небольшим гвоздем, она несла на себе чайную розу, обвивавшую бокал. - Равно, как и отчет коллеги о лутонских событиях. К слову, мистер Харпер, у вас кроме вот этой замечательной бумаги, которую изучает сержант Хантер, никаких более документов не имеется?
Этой старой женщине следовало бы больше учить манерам Клайвелла, и отстать от Уилла. Серьга была чем-то странным - просто не верилось, что констебль побывал рабом, и теперь не хотел снимать серьгу. Уилл, немало порывшись за пазухой, протянул Клайвеллу паспорт.
- И как, ваш коллега упомянул детские трупы, закопанные под забором обители?
Говорить этого не стоило, но миссис Элизабет уже знатно подпилила терпение.
- Вы о тех тварях, которых сами же и пробудили? Разумеется, мистер Стоун очень дотошен в своих отчетах.
Эти бумаги законник изучал чуть дольше, едва слышно проговаривая "глаза зеленые","волосы воронова крыла" и "нос прямой", поглядывая на Уилла. Свиток снова перекочевал к сержанту, Клайвелл качнулся на каблуках, кивком головы выпроваживая кумушек.
- Про подписанный Акт о Супрематии я спрашивать не буду, какой же вы комиссар без него? Но, пожалуй, было бы любопытно взглянуть на бумаги, удостоверяющие необходимость комиссии этого дома Божия. Мэри, мистер Харпер показывал что-то, кроме патента?
Девушка отрицательно покачала головой, и Клайвелл вопросительно глянул на Уилла.
- Мистер Харпер?
- Тварей порубил михаилит, и слава Богу, что брат Харза оказался в городе, потому как я разве что успел испугаться. - Уилл опять какое-то время рыскал в одежде, пока не достал ещё две бумаги и не протянул их законнику. - Приказ о проверки церкви был устным лично от милорда канцлера, если он не выдал письменного - значит, так нужно. Это Акт о Супрематии и приказ на проверку Лутона - там тоже есть мое имя.

Уилл вздохнул, пожимая плечами.
- Сегодня - да, вчера не знаю. И это не допрос, мистер Клайвелл, вы в праве отказаться - и тогда я просто внесу ваш отказ в отчёт и продолжу.
Вряд ли о проверке могли знать заранее, но подкрепленный подписью констебля отчёт выглядел бы солиднее. Правда, в итоге это, кажется, всё равно не было тем, чего хотел Кромвель. Было непонятно, чего добивался канцлер, когда у Уилла были полсутки, не было права обыскивать ничего, кроме церкви, кого-то допрашивать или задерживать. В конце концов, это, видимо, было обычной тратой времени. - В итоге, вы будете добры ответить на пару коротких вопросов, и потом заверить их у клерка?
- Мальчик не ведает, что говорит, - сокрушенно вздохнул священник, устало опускаясь на ближайшую лавку, - и не понимает, с кем. Мистер Джеймс, помните же, что дано нам, чтобы любящий Бога любил и брата своего!
- Да не съем же я его, - задумчиво ответил констебль, оценивающе глядя на Уилла, будто и в самом деле собирался откусывать по кусочку. - Более того, как слуга короны и закона, вынужден объяснить ему, что на отказ вести беседы с человеком, чьи полномочии подтверждены только его словами, имеет право любой. Более того, что его вопросы ничем, кроме беседы и не являются. Потому, отец Ричард, попрошу вас не читать сейчас проповеди, покуда я преисполнен воистину христианского терпения. Мистер Харпер, я подпишу только свой собственный протокол о вашем визите, написанный в двух экземплярах: для графа Норфолка и милорда канцлера. Ваш, заверенный вами же, я разве что отправлю с курьером, чтобы никто не имел возможности его переписать. И всё это - с допущением, что вы тот, за кого себя выдаёте. А вопросы... задавайте, конечно же. Господь велел нам быть гостеприимными.
- Есть пути, которые кажутся человеку прямыми, но конец их - путь к смерти, - вздохнула жена констебля и еле слышно добавила: - Кажется, план по добрым делам я на сегодня уже перевыполнила, а ещё даже не полночь...
Законник улыбнулся ей в ответ, целуя руку так, словно склонялся перед королевой.
- Ты, как и всегда, права, маленькая. Много замыслов в сердце человека, но состоится не его воля, которая нетверда, изменчива и колебательна, но только определенное Господом.
Уилл пожал плечами - наверное, сразу стоило отправить голубя и получить официальное разрешение. Забавно, что его самого могли обвинить в недоговаривании, когда что Харза, что констебль думали в первую очередь о том, как бы не подставиться. По сути, кроме обыска остатка церкви, Уилл почти ничего больше не мог сделать - так что, если у него и собирались забрать деньги - то от деспотии, а не от собственной лени.
- Тогда я проверю саму церковь.
Служба комиссара вообще быстро разочаровывала - она совсем не походила на борьбу за реформацию, и даже на службу королю. Уилл в последнее время ошущал себя мытарем, которому приказывали черти что.
- Сделайте одолжение, - кивнул Клайвелл.
Закончил Уилл, проговаривая свои действия: проверил алтарную нишу, проверил за ризницей, проверил сырой, но тёплый подвал, в котором догнивали католические писания. Всё было чисто, а церковь в Бермондси явно не поспевала за городом, старая и небогатая, она скорее напоминала часовню и была единственной в городе. Смысла закрывать её короне не было. Осмотрев всё и дополнительно проверив каждый фут силой, Уилл составил Акт о проверке и протянул бумаги констеблю.
- Гонец отправится уже утром?
Он был неуверен, как стоило поступить - быстрее доставить отчёт, или наоборот сделать вид, что он ещё занят. Кажется, начальство было бы недовольно в любом случае.
- Гонец отправится, как только мистер Скрайб, наш клерк, напишет протокол о вашем визите. То есть, через час, - любезно кивнул ему Клайвелл, бегло проглядывая бумагу и передавая её Хантеру. В руки Уилла перекочевали все патенты, доселе хранившиеся у сержанта.
- Отправиться, думаю, завтра ранним утром. Я могу идти? - Так же вежливо ответил Уилл, шелестя бумагами за пазухой. Господи, такими темпами он в один день всё-таки потеряет патент и вот тогда-то наянётся веселье. Итоги проверки расстраивали - не то, чтобы Уиллу хотелось лишать город единственной церкви или кому-то вредить, но то что он нашел шло в разрез со словами Кромвеля.
- Я вынужден просить вас, мистер Харпер, покинуть наш городок.
Законник приобнял свою Мэри, снова, бережно, с нескрываемым удовольствием касаясь ее волос под шелком покрывала.
- Могу я узнать причину? Михаилиты, конечно, работают, но безопасными ночные поездки я бы не назвал.
А быть съеденеым в его обязанности не входило. Кажется, в последнее время выезжать в ночь во всей Англии опасался только он. Даже при том, что Уилл мозолил законнику глаза - это был не повод рисковать жизнью.
- Констебулат Бермондси правом, данным короной, отказывает вам в гостеприимстве, мистер Харпер, - Клайвелл недовольно нахмурился, касаясь рукой своей серьги. - А потому, рекомендую в течение часа покинуть город. Если боитесь ночных поездок - до Форрест-Хилл дорога чиста и Орден никого не лишает страноприимства.
Уилл пожал плечами - сделать он ничего не мог, и даже без закона Клайвелл мог просто попросить не принимать Уилла в тавернах. Вряд ли бы михаилиты особо обрадовались проверяющему, да и Кромвель бы потом за это спросил - так что, оставалось только ехать домой.
- Тогда до свидания, извините за беспокойство.

Это довольное лицо не сулило ничего хорошего, что-то подсказывало что дело здесь было вовсе не в статуе, а история с дамой была бредом, который Уилл даже не рассматривал. Господи, да он же ползал в грязи как поросёнок большую часть работы. Ну, у того, что Кромвель был в хорошем расположении духа и даже называл его, почти по-любовному - тыквой, были свои плюсы - можно было попробовать узнать побольше о будущем синьоре.
- Синьор, которому я принесу оммаж, я мог о нём до этого слышать?
- Граф Ричард Фицалан, лорд Хорли, Коптрон, Уэйк, лэрд Фэйрли, - безмятежно вздохнул Кромвель. - Победитель королевских турниров, блестящий мечник. Уж не знаю, слышали ли вы о нем.
Уилл взглядом следил за Кромвелем - Фицалана он не помнил.
- В Лонгфрамлингтоне я должен принести оммаж или что-то проверить? - Уилл и не знал, что было бы хуже - искать на севере графа, чтобы принести оммаж, или пытаться проверить тамошний храм. Господи, кажется, традицию поднимать комиссаров на вилы должны были начать именно с него. А граф, видимо, был молодым.
- Оммаж вы должны принести милорду Ричарду в Суррее, в его ленном владении Хорли. Или в любой церкви, где повстречаетесь. И рекомендую не тянуть, мистер Уилфред. Что до Фрамли... О, там прелюбопытнейшая история случилась. Мать-аббатиса самолично запросила визитаторов. И потому вам предстоит все, как обычно, но - думая, понимаете? Сначала, однако же, Саутенд, да не мешкая. Ночь отдохните у матушки, а с утра - в путь. Подорожные будут готовы. Вопросы, прошу вас.
Кромвель снисходительно потрепал Уилла по голове, усаживаясь за свой стол.
- Я слышал, что в Саутенде очень строгая мать- настоятельница, которая умеет переубеждать послушниц. Ещё там, кажется, достаточно спокойный констебль. Что известно об обители и законнике ещё? - Уилл удержался от того, чтобы взглянуть в окно. Предыдущий опыт говорил, что констебль часто может оказаться важнее самого приюта. Понятное дело, узнать всё было работой именно Уилла, но учитывая любовь Кромвеля к информации - тот обязан был знать что-то ещё. Может быть бесполезное, может быть очень важное. Мысли о доме и о том, что ему выдали титул, отвлекали, но сейчас нужно было подумать о работе.
- Не так давно оттуда пропал артефакт - часть короны святого короля Альфреда, оставленный в обители самой святой Этельфледой, - подумав, сообщил ему Кромвель, - так и не нашли, увы.
Может быть артефакт переправили на материк, но тут лучше было заткнуться, чтобы не приведи Господь, любителя статуй не заинтересовали ещё и короны. Впрочем, артефакт, видимо, уже всерьёз пытались отыскать. Уилл кивнул.
- Насчёт Лонгфрамлингтона - первый раз слышу, чтобы о проверке просили сами, да ещё и на севере, где Реформация, кажется, идёт... с трудом. Настоятельница чем-то до этого отличалась? - Создавалось впечатление, что его хотят чуть ли не заманить в ловушку и повесить.
- Аббатиса самая что ни на есть обычная, - Кромвель, успевший уткнуться в бумаги, раздраженно махнул пером, - думаю, хочет таковой и оставаться. Моя очередь, мистер Уилфред. Расскажите-ка мне о мистере Клайвелле.
Уилл секунду собирал в уме, то что увидел - стоило догадаться, что о законнике будут вопросы.
- Горожане ему очень доверяют. Странный окрас кожи, видимо, какой-то лекарь перепутал лекарства, странная серьга в ухе. Как у раба на галерах, но я не слышал, чтобы констебль находился в рабстве, а на причуду или каприз оно не похоже. Молодую жену кумушки называют ведьмой, на что я бы не опирался, но какой-то силой девушка владеет - смогла определить, что я пустил волну по полу церкви. Мне показалось, что констебль печётся о спокойствии горожан гораздо больше, чем о Реформации и о приказах.
Характеристика опять выходила скомканной, но всё, что получилось заметить, Уилл, кажется, передал.
Кромвель кивнул, без интереса выслушав его.
- Хороший констебль всегда печется о покое горожан, - отстраненно проговорил он, - особенно тот, которого продавали с аукциона как гладиатора по кличке Актёр, на глазах жены. Шевелите семечками, мистер Уилфред. Не хотелось бы думать, что я зря трачу на вас время.
В голове крутилось немало вопросов - где в Англии, да и в Европе, констебля могли продавать, как раба, так, чтобы это ещё и увидела его молодая жена; откуда это мог узнать Уилл; и главное - как это вызнал Кромвель? Но Уилл промолчал, опять опустив взгляд.
- Могу я узнать, кому приносил оммаж лорд Ричард?
- Сэру Роберту Бойду, лорду Портенкроссу, - Кромвель на миг помрачнел лицом. - Вы слышали о Бойдах, мистер Уилфред? Один из самых влиятельных кланов Шотландии, состоящий в родстве с многими знатными родами — Дугласами, Гамильтонами, Монтгомери, породнившийся через брак с сестрой Якова Третьего с королевским домом Стюартов. Роберт - фамильное имя, им называют наследников, и главу клана тоже зовут Робертом, Робертом Джорданом Бойдом, лордом Килмарноком и Дин, и он - старший брат сюзерена вашего синьора. Лорд Портенкросс же принят к королевскому двору вместе с женой, и король весьма благосклонен к прекрасной леди Бадб Маргарет. Весьма. Весьма, - он с намеком поднял палец.
Уилл не понимал, к чему Кромвель заговорил о даме - к тому, что король мог захотеть избавиться от её мужа, и тогда сюзерену Уилла, а значит, и ему самому могло стать жарко; к тому, что эта дама имела отношение к новому титулу Уилла, или из-за того, что через возможность стать фавориткой леди Бадб усиливала влияние рода. В любом случае, упоминал лорд об этом уже во второй раз, а значит, стоило "раскидывать семечками". Но уже по дороге на треклятый север. Ещё через секунду молчания Кромвелю надоело заниматься "молодыми и перспективными", и лорд-канцлер наконец отпустил Уилла домой.

14 марта 1535 г. Хакни, Лондон.

Ранним утром матушка ушла на рынок за продуктами, а Уилл, дважды ударившись о дверной косяк, и гадая, откуда в его доме столько косяков, достал из сумки бумаги и перо - нужно было написать письмо Ричарду Фицалану. Он положил листок и чернильницу с пером на стол, а сам принялся искать остатки вчерашнего отвара. Ну и как, сказал бы ему кто на милость, нужно было писать это письмо, когда он был внуком ткача и понятия не имел об этикете знатных? Тем более, настолько знатных, как его будущий сюзерен. И почему только все говорили о знатности Фицалана, как о преимуществе для Уилла - может, оно и было честью, но он готов был поспорить, что настолько знатному дворянину должен был мозолить глаза какой-то там комиссар-ткач. Он довольно зевнул, отыскав отвар и налив себе полную кружку. И всё это при том, что новые обязанности нужно было совмещать со службой канцлеру. Письмо Уилл начал с обращения, пытаясь вспомнить все перечисленные Кромвелем титулы и владения - граф Ричард Фицалан, лорд Хорли, Коптрон, Уэйк, лэрд Фэйрли. Дальше Уилл пожелал всего, чего, вроде бы, полагалось желать, и смиренно попросил сообщить ему о том, где он мог отыскать лорда и исполнить милостивую волю Его Величества. Уилл сделал глоток - ну и муть получалась. Он ещё раз пробежался взглядом по листку, успев совершенно забыть, чтобы было в начале, ещё не дочитав до середины:
"Графу Ричарду Фицалану, лорду Хакни, Коптрон. Уэйк, лэрду Фэйрли от Уилфреда Харпера. В милости божией и при милости нашего государя, возвещаю и оповещаю вашу милость о том, что Волей Его Величества, мне был дарован титул баронета, и честь присягнуть Вам. Прошу сообщить, где бы я мог вас отыскать в ближайшие недели, дабы исполнить волю Его Величества и иметь честь присягнуть вашей милости. Сам я направляюсь в Саутенд-он-Си, а затем в Лонгфрамлингтон. Да благословит вас Господь.
Слуга короны и раб божий, Уилфред Харпер. Четырнадцатого марта, года тысячу пятьсот тридцать пятого от Рождества Христова. Хакни, Лондон."
Уилл взглянул на чистый лист бумаги, потому ещё раз на письмо. Один вот такой тонкий лист стоил три фунта, так что он отложил условно дописаное письмо в сторону - в конце концов, его новый сюзерен пока не дарил Уилл никаких городов и даже замков, чтобы так тратиться, да и времени совсем не было.

В исповедальне было очень неудобная скамейка - слишком узкая и низкая. Конечно, богобоязненному христианину не полагалось о таком думать, но Уиллу эта изъёрзанная деревяшка уже порядком надоела. Он вздохнул, пытаясь припомнить, когда в последний раз так не хотел говорить и так много должен был сказать. Не смог. Грубая перегородка исповедальни ничуть не изменилась - когда много говоришь, удобно цепляться взглядом за какую-то мелочь, и этот кусок железа Уилл уже исследовал вдоль и поперек. Отец Ричард терпеливо ждал - ему, кажется, было не впервой слышать тишину, пока люди собирались с мыслями.
- Простите меня, отче, ибо я грешен. - Он опять замолчал, не зная с чего начать. С Эммы. Наверное, нужно было начинать с Эммы, потому что именно смерть девушки больше всего его тяготила. В такие моменты исповедь казалась ужаснейшей из самых ужасных глупостей - он только начал забывать, отвлёкся на работу, на титул, на свой быт... И вот теперь нужно было снова ворошить воспоминания, выстраивать во многом забытую ночь, вызывать в памяти отталкивающие картины. Но он был виноват... Виноват в чём? В том, что не был провидцем, или что не стал рисковать своей жизнью и жизнями горожан ради монашки, которая его предала?
И всё-таки выбор был за Уиллом. Он мог не ночевать в страноприимном доме, мог не начинать разговор с девушкой, мог не втягивать её в свою работу. Зачем он вообще соврал, что был назначен главой? Ему больше всех нужно было тащиться к приюту и ночью вынюхивать что-то под забором? Можно же было спокойно подождать пока Каурый со всем разберётся, потому что, в конце концов, Уилл и так позволил троице воровать.
И что теперь? Не нужно было делать своей работы? Не проверять прогнившие обители и приюты? Политика политикой, но даже слепец должен был понимать, как несправедливо богата церковь, как она извращена и как мало в ней осталось из Писания. И виноваты были те, кто закопал детей, а не Уилл. Твари могли выбраться в любой другой день и прикончить намного больше людей. Вспомнились слова Харзы. "Так ждала..." Ждала чего?! Момента, когда можно было бы натравить на него собак, обвинить в прелюбодеянии, лишить работы, оставить мать на улице?! Уилл выдохнул. Он слишком долго молчал.
- Я врал, я был высокомерен, я испытывал гнев и уныние.
- Господь простит, сын мой, - отец Ричард говорил тихо и спокойно, неспешно, - чем же ты врал, от чего гневался? Воздай славу Господу, Богу Израилеву и сделай пред Ним исповедание и объяви мне, что ты сделал; не скрой от меня!
И разве Реформация не была делом каждого, совершенно каждого церковника? Разве когда рубят лет лес. Уилл оддернул себя. Господи, о чём он думал - как можно было сравнивать жизнь молодой девушки с щепкой? Нужно было оставить такие глупости сильным мира сего, таким, как Кромвель. А Уилл. Уилл был на месте и должен был делать, что сможет сделать.
- Я солгал, когда сказал, что из четырёх комиссаров меня отправили, как главного. Я был высокомерен, когда решил, что смогу справиться с. работой лучше других. Я злился, когда видел несправедливость и пострадавших от неё послушниц. Меня не обошло стороной уныние, когда я не оказался достаточно силен и умён, чтобы сделать всё, как следовало и когда из-за этого пострадала девушка. Простите меня, святой отец.
И всё-таки Уиллу нужно было работать - работать, чтобы измучанная работой мать могла отдохнуть. Работать, потому что, пусть он был слаб и глуп, он пока что не воровал и не допускал больших жерт ради демонстративности и эффекта. И да окажется эта девушка в раю, и простит ему его заносчивость.
- Никто, как Бог, сын мой. Дух Господа наполняет вселенную и, как всё объемлющий, знает всякое слово, но разве ты - он, что посягаешь на попущение Его? Утешься в скорби же и пообещай перед лицом Его, что искупишь грех этот смирением и помощью страждущим. - Священник вздохнул, прошуршал рясой за перегородкой. - Хочешь ли ты еще в чем-то покаяться, Уилфред?
- Да, из-за работы я мало времени уделяю матери и теперь боюсь, как бы она не заработалась в моё отсутствие. На том всё, святой отец.
Закончив с исповедью, Уилл подождал пока отец Ричард освободиться и подошел к свчщеннику.
- Не могли бы вы уделить мне ещё минуту, отче? Я отправляюсь в дальнюю дорогу, и боюсь за свою мать. Не могли бы вы за ней приглядите? Успокойте её и напишите мне письмо, если увидите, что что-то не так. Лицо вы моё знаете, за голубя я заплачу. Очень вас прошу. - Он специально не дал священнику времени испугаться, того, что всё-таки был комиссаром.
- Ступай и не греши, чадо, - недовольно вздохнул отец Ричард, отворачиваясь к прихожанке.

На улице, шумной и многолюдной, Уилла чуть не сбила карета. Новомодная, из тех, что недавно появились во Франции - легкая, вычурно украшенная. И кучер, уже было собиравшийся ожечь Уилла кнутом, вдруг остановил руку.
- Баронет, вы ли это?
Дверца приокрылась, и взорам Уилла явилось прелестное видение - юное, кудрявое, кареглазое и с таким впечатляющим бюстом, что становилось непонятно, как алое платье удерживается на груди, ведь рукава девушка забыла надеть. Или попросту не захотела.
Уилл поклонился.
- Да, с кем имею честь говорить? - Улыбнулся он девушке.
Господи, ну и будет поводов для сплетен у местных клуш. Сначала они обгрызут матушку, а потом матушка выгрызет последние мозги ему. И кто эта девушка? Карета выглядела богато, а кучер бил всех подряд, так что создавалось впечатление, что титул Уилл получил из-за неё. Не его это было - Уилл был из толпы и ему было проще поклониться и пойти дальше. Да... Внук и правнук ткача.
- Хи-хи, - просияла улыбкой девушка, - мисс Лили Каффли, а вы - мистер Уилфред Харпер, баронет. Ах, какой вы мужественный, мистер Уилфред! И умный! Только ради таких мужчин и стоит травиться, как эта дурочка де Бель. Ну садитесь же!
Уилл ещё раз взглянул на улицу и полез в карету. "Ну и сплетен будет, ну и сплетен". Внутри было очень много подушек и пахло апельсином. Рядом с девушки устроилась маленькая собачка. Сидеть в карете было мягче, чем в исповедальне, но не намного комфортнее.
- Мне очень приятно внимание такой очаровательной особы, но чем я его заслужил, мисс Каффли?
Да, в изысканных комплиментах нужно было ещё потренироваться. Вообще, вся эта ситуация походила на обман или какую-то совсем ему непонятную придворную игру, которая не сулила ничего хорошего.
Лили хихикнула и подалась вперед, отчего груди чуть было не выскочили из декольте.
- А вы забавный, мистер Уилфред. Вы же бесстрашный комиссар, к вам скоро будут очереди из этих глупых фрейлин выстраиваться, но я... я первая! И, хи-хи, единственная. Расскажите же, расскажите о том, как вы в Лутоне мерзких тварей убивали!

14 марта 1535 г. Дорога к Доус Хит.

До Доус Хит оставалось несколько миль. Кажется, в итоге дорога была самой приятной частью его работы - ни с кем не нужно было говорить, ничего не нужно было исследовать. До того, как Уилл почувствовал под ногами детские трупы, ему казалось, что интересным может быть и выискивание чего-то спрятанного в храмах, но всё оказалось далеко не увлекательным занятием.
Тракты он выбирать самые людные, чтобы чувствовать себя в безопасности хотя бы днём. В такие моменты работа комиссара казалась далеко не худшей - да приходилось мешать церковникам жить, задирать, как сказала матушка, монашкам юбки, но делом он занимался полезным, а девять из десяти рабочих дней проходили в спокойной езде. Печалила только необходимость отъезжать от дома. Идея заставить мать бросить работу прочно поселилась у него в голове и не давала покоя всю дорогу - Уилл должен был хотя бы попробовать - слишком долго мать работала до изнеможения.
Ещё через несколько ярдов дороги Уилл заметил, что мысли его как-то странно вязнут. Он не мог ни на чём сосредоточиться, а вся открытая местность вокруг свелась к гриве лошади. Кажется, он уже пол часа рассматривал отдельные волосы Ковыли, и думал ни о чём. Когда Уилл попытался взглянуть на горизонт, яркий свет уколол и заставил прищуриться. Голова начала раскалываться, как будто по ней ударили огроменным колуном, а он развернул лошадь, и остановил Ковыль только через пару ярдов. Куда он ехал? Дом был в нескольких днях пути. Нужно было добраться до ближайшей таверны и полежать. Горло сковала жгучая жажда. Уилл опять развернул лошадь, и чуть не свалился, пытаясь одной рукой откупорить флягу. Вино не принесло облегчений, кажется, только расцарапав всю глотку. Вся остальная дорога к таверне слилась в отрывки образов и произвольно всплывавщих мыслей. В один момент Уилл всерьёз думал хватило ли местным белкам запасов на зиму, а уже через секунду рассуждал о том, как стоило начать проверку.

21 марта 1535 г. Доус Хит. Раннее утро.

Было темно и сыро, Уилл попытался выпрямить ноющую спину, но не смог. Давление не давало дышать. Страх, чувство замкнутости, невозможности выбраться заставляли трястись. Ужас! Господи, какой ужас! Он разозлился, попробовал освободить руки, попробовал открыть глаза - только тьма, руки едва могли двигаться. Он не чувствовал силы, не мог сдвинуть землю, как будто та была накинутым на него трупом. Он тянулся к силе раз за разом, раз за разом, сволочь, раз за разом! Пустота, абсолютно пустота, он никогда не знал, что это такое! Господи, как можно было быть закопанным заживо, обладая силой?! Руки дрожали всё сильнее, он начал рыть вверх, как безумный. Кончики пальцев царапались о мелкие камешки, казалось он сейчас сорвет ногти вместе с мясом. Сырая земля начала подаваться, сыпалась, а Уилл полз вверх. Боже, он не мог дышать, а от страха сжималось всё внутри! Нужно было бороться, бороться. От надежды замерло сердце. Через несколько секунд правая рука пробилась, ухватившись за траву, кожу защекотал ветерок. Уилл уцепился за зелень грязными, дрожащими руками и потянулся вверх. Воздуха, ничего сейчас так не хотелось, как глотка воздуха. Сырого, тёплого, свежего, затхлого - любого воздуха! Он вырвал себя из земли. Утробно и хрипло вдохнул, давясь комками грунта. Протёр глаза. Нужно было узнать, где он. Было страшно. Волосы налипли на лицо, слиплись из-за грязи и солёного пота. Уилл открыл глаза и замер. В ушах нарастал писк, громче и громче. До невыносимого. Его мать, молодая, не старше шестнадцати стояла среди остальных послушниц с искривлённым от ужаса лицом. По красивым окнам высокого храма снизу вверх скользили огненные блики восходящего солнца. Уилл вдохнул, собираясь что-то сказать. Он даже не знал, что. Но земля под ним опять провалилась, и он рухнул.

Уилл зажмурился от яркого, остроженного беленными стенами света. Он лежал на пропотевшей кровати, и чувствовал только слабость и нарастающую жажду. Не может быть, чтобы новая эпидемия потливой лихорадки началась с него, а он ещё и выжил. Уилл приподнялся на локтях, перебарывая безумную слабость - комната монастырского госпиталя, наверное, была самым чистым местом, в котором он бывал. И что приятно - четыре соседние койки были пусты. Во-первых, это избавляло от храпящей и стонущей компании, во-вторых, означало, что никакой эпидемии, скорее всего, не было. Хотя от общества молодой монашки Уилл бы сейчас не отказался. Он спустил ноги на холодный деревянный пол, и потянулся к заботливо оставленной на деревянно столике кружке с отваром. Нужно было оставить храму милостыню. И как он только не заметил? Уилл сделал несколько жадных глотков, одновременно потянувшись к силе. Дыхание наполнил вкус мяты, а кровь зачесала вены - он уже выздоравливал.
На полу лежал белый лоскуток записки, видимо, выпавший у него из руки, Уилл потянулся, чувствуя, как отвар и сила выметают из тела слабость. Через несколько часов ему должно было совсем полегчать. Написанное на бумаге вызвало улыбку, предложение: "Ждать в Саутенд-он-Си. Р.Ф." было не в пример его письму лаконично. Ну ничего, Фицалан-то не боялся оскорбить знатного потомка кого-то там, который, по словам матушки, смотрел на всех, как на дерьмо. Но новость была хорошей. Уилл допил отвар, вытаскивая из под подушки бумаги. Все они были в порядке, а подорожные деньги лежали на столе. Теперь нужно было одеться - жутко хотелось подышать свежим воздухом.
Когда он уже заканчивал одеваться, в комнату зашел старенький, низенький монах с ещё одной кружкой живительного отвара. Уилл бы вырвал кружку у монаха из рук, но нужно было соблюсти приличия, тем более что он был комиссаром.
- Здравствуйте... э... меня зовут Уилл Харпер, спасибо.
- Слава Господу, очнулся, - старичок довольно кивнул, протягивая ему кружку, - ох, и напугали же вы нас, сын мой! Видано ли дело, ехал - да и упал среди дороги с жаром! Ну да Господь милостив, а вы молоды и сильны. Братом Генрихом меня звать.
Уилл взял кружку и сделал несколько больших глотков, чуть не закашлявшись. Монах не выглядел недовольным, хотя, скорее всего знал, что Уилл комиссар. По крайней мере, он сам бы посмотрел в бумаги, перед тем, как устраивать кого-то в госпитале.
- Чудесный отвар, спасибо. Не подскажете, где я, и какое сегодня число.
- Вы в обители святого Бенедикта, что в Доус Хит. Число нынче двадцать первое, милостью Господа.
Монах бесцеремонно отнял кружку, хватая Уилла за руку.
- Пульс отличный, - сообщил он, одобрительно покивав.
Уилл и сам ощущал, что выздоровел, но в такой задержке не было ничего хорошего - ни для проверки, ни для встречи с лордом. Деньги бы монахи не взяли, да и за один такой уход пришлось бы отдать не меньше трети подорожных, так что Уилл решил просто оставить двадцать фунтов в ящике для милостыни.

Уилл сплёл руки на груди.
- Воровали не из монастыря? - Девушка читала мысли, потому что он даже не успел потянуться к стене силой. Так что его... своевременного и почти гениального плана не заметил бы даже кто-то обладающий тем же даром, что и Уилл. Проблема была в том, что Фицалан вряд ли бы стал искать его в каком-нибудь другом месте, если вообще ещё был в городе...
- О, оттуда тоже, как без этого? - удивился мужчина. - Как же это, пройти мимо монастыря и не ограбить? Что мы, комиссары, что ли, за жалованье туда ходить? Вот, кстати...
Он снял с пояса наглухо запаяную флягу с выплавленными на боках и крышке крестами.
- Сувенир оттуда. Что-то мне подсказывает, что оно вам сгодится. Интуиция, видать, к старости разыгралась. Так что - подарок вам от сэра Фламберга и леди Берилл из славного ордена михаилитов. А достопримечательности - вы с ними поаккуратнее. Кусаются. Но не смею больше задерживать - леди нужен покой.
Уилл рассеянно взял флягу, больше внимания уделив хромающей к лестнице Берилл. До этого он не замечал, но теперь всё выглядело так, будто девушка была серьёзно ранена.
- Спасибо... Леди, кажется, ранена, а я могу помочь. - Он повернулся к Фламбергу. - Вы не откажетесь?
Пара была странной, а насчёт содержимого фляги Уилл был совсем не уверен, но он мог помочь. Он уже слышал о Фламберге - так что, особо много тварей возле церкви он бы вряд ли нашел, а рана девушки казалась очень болезненной и неприятной.
- Как причудливо тасуется колода, - замерев у лестницы, задумчиво-надменно проговорила Берилл. - Ты прав, mon amour, мне нужен покой. Кажется, мистер Райт предлагал нам гостеприимство? Не трудитесь, мистер Харпер, я счастлива.
Уилл вздохнул, поднимая сумку.
- Как скажете. - То, что ему не доверяли можно было понять, а может, у отказа были какие-то другие причины. Странная пара, но точно михаилитская - это можно было понять хотя бы по привычке шутить, когда кто-то, кажется, забивал коромыслом тварей, а кто-то был ранен. Детали оставалось узнавать самому, потому что отказавшейся от лечения Берилл, и правда, нужен был покой, а подниматься по лестнице самой, должно было быть сложно.
Фламберг кивнул и быстро, в пару прыжков, взлетел по лестнице. Через минуту сверху спустился заспанный рыжий михаилит, а чуть позже вернулся и сам рыцарь с несколькими плотно набитыми седельными сумками. В ответ на прощание Уилла, Берилл изобразила реверанс, от которого ему самому стало больно, и вся тройка удалилась.

Уилл зашел в зал ещё более промокшим, чем до этого, по- крайней мере, получилось укрыть под крышей несчастную Ковыль. Огонь в очаге почти погас, превратившись в неуверенное посвечивание, так что он сделал несколько быстрых шагов и подбросил мелких дровишек. В камине поднялись мелкие искры. Уилл на секунду задержал дыхание и чихнул, поёжившись - прогулки под холодным дождём были не лучшей идеей для того, кто только что выздоровел. Он взял стоящую неподалёку скамейку, рукавом смёл с неё пыль и уселся поближе к набирающим силу огню и теплу. Может от того, что небо на улице заволокло тучами, а может от того, что в таверне Уилл был один, темнота по углам казалась густой и непроглядной. Совсем не было желания идти и разжигать огонь в комнате, так что он решил подождать в надежде, что дверь таверны вот-вот откроется и внутрь войдёт ещё какой-нибудь промокший и чихающий постоялец. Огонь начал покусывать подставленные кончики пальцев, а дождь на улице, кажется, только набирал силу.
Странный это был город - жители и михаилиты куда-то спешили, за обителью поднимался зловещий дым, и, кажется, один Уилл сидел в таверне, не понимая, что происходит и дожидаясь утра. К высушивающему одежду теплу не хватало только матушкиного отвара. Кажется, у него начинало вырисовываться кое-какое общее представление о михаилитах, в основе которого лежали несвоевременные шутки и разная степень задирания носа. От самого слабого у Харзы, к Циркону и, наконец, к лидерам в этом деле - Фламбергу и Берилл. И всё-таки жаль, что девушка отказалась от лечения - рана выглядела очень болезненной, и Уиллу было просто непонятно, что и кому барышня пыталась доказать. В конце концов, непросто устроить ловушку читающей мысли леди, когда сзади стоит вооруженный михаилит. Но дело было их.
С улице послышались крики, к которым за секунду добавился топот, и пощелкивание арбалетов. Уилл поднялся со скамейки и подошел к окну. Хотелось укутаться в плащ, но тот ещё был мокрым и ни капли бы не согрел. Он выглянул в окно - за забором таверны виднелись поблёскивания отдельных факелов, и какие-то едва заметные движения вокруг них. Он не был специалистом, но дождливая ночь наверняка была скверным временем для охоты на тварей. Видимо, городская стража помогала михаилитам. Уилл развернулся и пошел к огню - пользы от него там не было бы никакой, максимум мог случайно получить болт или разозлить тварь. Дверь в таверну он закрывать не стал, это казалось не очень безопасным, но если кому-нибудь нужно было укрыться, он имел на этот зал столько же прав, сколько и Уилл. Оставалось только прислушиваться, если бы где-нибудь неподалёку послышались крики раненого человек, Уилл бы мог помочь своей магией. Он поставил скамейку так, чтобы упираться спиной о стену и смотреть прямо на дверь. Ни через двадцать минут, ни через пол часа в таверну никто не ворвался, так что измотанный дорогой Уилл пошел спать, заперевшись в комнате и разведя огонь. Кажется, за дрова его бы уже никто не спросил.

В конторе, как и сказал стражник, законника не нашлось - так что оставалось спросить дома. Стены набольшего квадратного здания были измазаны красным и черным - видимо, кровью тварей, может быть вперемешку с человеческой. Могло статься, что именно под констебльским домом михаилиты и перерубили большую часть тварей, учуявших кровь раненых. Уилл не слишком настойчиво постучал в необычную зеленую дверь.
Дверь отворилась, и на пороге возник зевающий сэр Фламберг. Впрочем, завидев Уилла, странный михаилит со щелчком захлопнул рот и героически выпятил грудь.
- Нет! Изыди, враг злобный, не удастся тебе изгнать нас ещё и из этого дома, ибо будем сопротивляться мы любыми конвенционными и неконвенционными средствами и способами! А кроме того - стандартными михаилитскими методиками, потому что пусть тут людно, зато - служанка!
- А на что вы рассчитывали, оставляя мне пустую таверну? - Сплёл руки на груди Уилл. - Более того, способы те бесполезны против комиссаров, ибо известно, что не всякая тварь полезет туда, где затаится проверяющий. - Уилл улыбнулся. - Но я рад видеть вас в здравии, потому что без вас Кромвель оторвёт мне голову. Сэр Фламберг, я хотел попросить вас помочь мне разобраться в том, что здесь творилось. Потому что в том, что говорят стражники сам чёрт ногу сломит, а их грубые, пусть и красноречивые комментарии относительно произошедшего никак нельзя вносить в отчёт.
Плохо бы вышло, если бы Фламберг отказался, или потребовал денег, как за михаилитскую консультацию. Ну, за деньги голову Уиллу оторвали бы ещё скорее, так что выбор был очевиден. Он не знал, стоило ли так свободно разговаривать с рыцарем ордена, но шутка Фламберга к этому подталкивала. Может, чувство юмора у твареборцев было не таким уж и плохим.
Фламберг мрачно ухмыльнулся в ответ.
- Вы удивитесь, насколько универсальны михаилитские методики, мистер Харпер... - помедлив, он задумчиво потёр подбородок и продолжил: - А рассчитывали мы, разумеется, на то, что вы останетесь там - раз уж так твёрдо решили не уходить. Но удовлетворить любопытство, конечно, можно: творилась здесь, не совру, самая настоящая жопа.
- Хм... - Уилл достал бумагу и сделал вид, что готовится писать. - Ваши показания сходятся с тем, что я услышал у стражников. - Он многозначительно почесал затылок карандашом. - Причём сразу у нескольких... Скажите, она, случайно, не походила на сарацинскую?
- Ого, - Фламберг улыбнулся шире, качнулся на носках, заложив руки за спину. - Комиссары допрашивают михаилитов под запись, и мне прямо хочется спросить: что, уже? Время пришло? Впрочем, прежде, чем ответите, скажу и про жопу. Стражники, любезный мой мистер Арфист - люди необразованные, и если поминают сарацин, то, уверяю, исключительно и сугубо метафорически, из высокой нравственности и набожности. Ибо не в силах они представить ничего более противного Господу Богу нашему и Его Величеству - вероятно, в глубине души не одобряя даже таких деталей, как то, что турки никак не разгонят монастырь на горе Сион. Возможно, конечно, стражники даже не подозревают ни о его наличии, ни о папской миссии, но если бы знали - наверняка не одобрили бы. Видать, ангелы нашептывают на правое ухо, смекаете? Ну а жопа тут, конечно, была английская, может, даже саксонская и патриотическая. Не хуже, чем у какого комиссара.
Господи, и Циркон ещё упрекал Уилла в неискренности - михаилиты отскакивали от всего связанного с законом, как обхоженные. Уилл вздохнул, убирая так и не использованные карандаш с бумагой.
- Ну, главное, что не папская, а допрашивать я вас не имею права. И всё-таки, мне бы очень помогло, если бы вы сказали, из-за чего по-вашему вся эта дрянь произошла.
- А, официальная оценка нужна? Так бы сразу и сказали. Это можно, - Фламберг вдохнул побольше воздуха и забубнил: - В монастыре кающейся Марии Магдалины, бывший святой Этельфледы, случился трансцендентальный выплеск нематериального в виде персонификации зла под воздействием религиозных факторов и психических аббераций, вызванных неспособностью принять объективную реальность. Таким образом, поскольку мысль и чувство способны при амплификации и должном усилении искажать материальное либо напрямую, либо через субъекты воздействия, распространяясь волнами от точки локуса, и поскольку процесс не удалось купировать сразу, при изначальном прорыве, ситуация раскручивалась диалектически от простого к сложному, и от тени к овеществлению, а также прямому воздействию через материализацию, объективизацию и вочеловечение. Помимо этого можно говорить о проявлениях разногласий и противоречий в тонких царствах, что, условно, дало эффект сложенного в латеральной плоскости эллипса вместо замкнутого кольцом цикла, если вы меня понимаете.
- Э... не понимаю. Кто виноват-то? - Уилл почесал затылок. - Из того, что я знаю, жизнь во многих монастырях трудна, но вот такое твориться не везде. Значит, и факторы должны были быть особенными.
Выходило, что виноват был либо никто, либо настоятельница, которая мучила послушниц. Может стражник, описавший ситуацию двумя словами, был не так уж и плох, только вот для отчёта не годилось ни то, ни другое.
- Виноваты природа человеческая, попущение Господне и козни дьявольские, а потом уже факторы, - назидательно заметил Фламберг и прищёлкнул пальцами. - К слову, о попущениях и природе. Вы очень удачно зашли, как раз вовремя, ибо вас тут хотели видеть. Очень.
Уилл устало вздохнул.
- Дайте угадаю, мистер Райт? Мне бы хотелось ещё вас порасспрашивать, потому что человеческая природа и попущение Господне едва ли подходят для отчёта. Не могли бы вы, пожалуйста, как для человека плохообразованного, пересказать первую часть упрощенно. Например - от издевательств настоятельницы монашки сошли с ума, и так далее?
Ну конечно, констебль хотел с ним поговорить, и разговор этот мог выйти не очень приятным. С другой стороны, Уилл пришел сам, потому что ему была нужна информация, а была она в первую очередь у Фламберга и Райта.
- А что, вы успели ещё и констеблю ногу оттоптать? Всего за вечер и утро? - удивился михаилит, но покачал головой. - Нет. Не угадали. Милорд шурин, будьте любезны?..
Из дома послышались мягкие шаги и в двери появился светловолосый и голубоглазый мужчина лет двадцати пяти, ростом лишь самую чуть уступающий михаилиту.
Этот щеголял в белоснежной рубашке под черным колетом, черных штанах и светлых сапогах. Вскинув темную бровь, мужчина с интересом оглядел Уилла, складывая руки на груди. На безымянном пальце десницы темным огнем блеснул рубин в родовом перстне.
- Милорд зять, - обратился он к Фламбергу, - позвольте просить об одолжении представить меня баронету.
- Позволяю, - Фламберг важно кивнул и повёл рукой. - Позвольте... дьявол, повторяюсь. Ладно, позвольте представить, мистер Харпер: лорд Ричард Фицалан, граф Хорли, Коптрон, Уэйк и подлый перебежчик к шотландским лордам, словно в Англии ему пепелища мало. Прошу любить и жаловать.
Уилл поклонился.
- Уилл Харпер, здравствуйте, милорд. Я был возле церкви, думаю с разрешения мистера Райта можно будет освободить проход. - Ничего определенного о Ричарде Фицалане он пока сказать не мог - выглядел тот, как дворянин, вёл себя тоже, как дворянин. С шутками про задницу приходилось закончить, хотя не нарушить какой-нибудь из их этикетов у Уилла всё равно бы не вышло. Оставалось надеяться, что Фламберг останется в городе и будет таким же разговорчивым.
Неопределенный Ричард Фицалан, помедлив, кивнул. За его спиной мелькнуло худенькое личико хорошенькой барышни, беловолосой и кареглазой, закутанной в яркую накидку того цвета, каким бывает весной можжевельник. Мелькнуло - и пропало, а дворянин прикрыл за собой дверь и любезно улыбнулся.

- О том, чтобы вы разрешили мне вылечить вашу рану.
"Или хотя бы объяснили, почему нет".
Господи, почему нельзя было просто согласиться? Он же ничего не хотел взамен, просто чувствовал себя некомфортно, потому что спокойно стоял рядом с тяжелораненой девушкой и шутил с её мужем про задницы вместо того, чтобы помочь.
- Забавно, - Берилл приподнялась на локте, отбрасывая со лба пушистый локон. Нахмурилась, глядя на то, как Фицалан надевает перчатки - неспешно, тщательно разглаживая каждую морщинку. - Вы полагаете, что отказав вам в этой просьбе в первый раз, я соглашусь во второй? В третий? В десятый?
Уилл нетерпеливо топнул носком сапога.
- Да. - Просьбе?! Это Берилл была ранена, и видит Бог, если бы не Фламберг и Ричард, он бы вылечил эту упрямицу и без её согласия. Он выдохнул, успокаиваясь. Берилл была дворянкой, а Уилл их обычаев и привычек не понимал. К тому же девушка была ранена и потеряла много крови. Терпение, нужно было быть терпеливее и спокойнее. Он предложит помощь ещё раз, и если девушка откажет, значит, он лезет не в своё дело и ничего не знает. - Послушайте, вы же лекарь и сами знаете, что ни к чему хорошему игнорирование такой раны не приводит. Давайте, вы сами будете управлять лечением, и я буду сращивать ткани в том порядке и так, как скажете вы.
Леди Фламберг задумчиво кивнула, обводя кончиком пальца затейливым узор, которым было прошито одеяло.
- И почему же я должна согласиться на это, мистер Харпер?
Уилл вздохнул.
- Видимо, нипочему. Извините, что побеспокоил.
В конце концов, Берилл сама была лекаркой, а ему ещё нужно было работать. Уилл всё-таки не был монахом, чтобы на коленях умолять девушку разрешить себя вылечить. Тем более, что Ричард и Фламберг молчали, а Уилл уже перешел черту вежливости.
Берилл мягко, ласково улыбнулась, глядя на него.
- Я вам расскажу кое-что о врачевании, мистер Харпер. Читали ли вы Гиппократа? Вряд ли, эти книги слишком дорогие. Этот греческий врач говорил, что лекарь - это воплощение благоразумия и понимания, причём его понимание должно быть всегда заметно, его благоразумие должно проявляться и в устройстве его жизни, и в мелочах. И всё это нужно для того, чтобы люди ему верили, ведь доверить своё здоровье они могут только тому, кого уважают, у кого хорошая репутация и о ком идёт хорошая слава. - Леди Фламберг улыбнулась Хизер, подпирая голову рукой. - Еще он учил, что врач - философ, ведь нет большой разницы между мудростью и медициной, между умением слушать - и понимать, между лечением и помощью, между помощью и чуткостью, между необходимостью и доброй волей. Я не уверена, понимаете ли вы меня сейчас. По чести сказать, с таким рвением слушал пустоту только один знакомый нам человек, но я слишком мало жила, чтобы судить о людях и их сходстве.
Уилл выслушал девушку, про себя удивившись, как у той не пересохло в горле. Лекарем он бы себя не назвал, разве что очень начинающим. Но раны залечивать умел - Уилл не знал, как оно было у дворян, но в не самом богатом районе города ребёнку с таким даром практиковаться приходилось постоянно. Причём, как правило, совсем бесплатно. Так что на философию, создание благовидной репутации и прочее просто не было времени. Ну, то что ему не доверяли можно было понять - черт пойми кто. А для Берил, Фламберга, Клайвелла и Циркона, кажется, ещё и сын какого-то опасного оккультиста. В любом случае, Уиллу следовало больше думать о матери и работе, и меньше о других. Здоровье матушки начинало беспокоить, а он так и не написал письма.
Последнее упоминание, кажется, всё того же Гарольда Брайнса нервировало. Чем больше его связывали с этим человеком, тем меньше хотелось когда-либо его встретить. На этом разговор был закончен - Уилл был не прав, что навязывался - ему об этом сказали. Среди этих дворян он вообще чувствовал себя, как мышь, заброшенная в мешок с ежами. Захотелось побыстрее выбраться и вернуться к работе, а лучше домой. Поэтому он так относился к оммажу - нежеланной награде, толкающей его к людям, которым он был не нужен и чужд, и которые были чужды ему. В любом случае, это не мешало желать симпатичной девушке поскорее выздороветь, и не меняло того, что лекарю было сложно доверить лечение кому попало. Уилл пожал плечами.
- Надеюсь, что понял вас. Выздоравливайте.
Берилл принялась вышивать, даже не кивнув, что тоже, видимо, было принято у дворян. Уилл же повернулся к Ричарду.
- Милорд, извините, что заставил ждать. Наверное, нам стоит обсудить оммаж, если вы согласитесь его принять?
Леди Хизер вздохнула, и тоже, как и Берилл, внимательно оглядела Уилла.
- Милорд брат, задачи должны быть посильными, по способностям, а наш... гость недавно болел и ослаб телом и... не только. И, понимая порывы жертвенные, не могу не заметить, не напомнить, что лес - это почти храм, лучшее место для жертв, а оммаж - жертва если не высшая, то, несомненно, достойная.
- С'est bon, - тяжело уронил Фицалан, рывком стягивая несчастные перчатки и швыряя их леди Освестри. - Мистер Уилфред, надеюсь, ваши отец и матушка были счастливы этим титулом? Не посрамите их. Коль уж желаете оммаж в церкви, то будьте любезны достойно подготовить ее к торжеству. К вечеру. Нет ничего красивее заката, не находите? В это время, когда природа засыпает, слова обретают особые вес и глубину, а в ритуалах появляется изысканная горечь, как в хорошем вине.
Уилл нахмурился.
- Вы, кажется, вполне понятно объяснили, что о местной церкви не может быть и речи, и это безусловно так. Поэтому я хотел узнать куда вы держите путь. - Он устал от этих разговтров, а проверка так и стояла на месте.
Фицалан, отвернувшийся было к столу, чтобы налить вино, развернулся к Уиллу. За это мгновение он успел смертно, до синевы губ, побледнеть, а кубок, который лорд держал, оказался смят судорожным движением ладони.
- В том, что вы ничего не поняли, мистер Уилфред, сомневаться не приходится. Итак, первое наставление от сюзерена, авансом: приказы синьора не оспаривают. Синьор ставит ваши благополучие и честь превыше своих, и ждет того же от вас в свой адрес, а потому не поручит ничего бесчестного. И если синьор и в первый раз, и во второй указывает на состояние местной церкви как на ненадлежащее для оммажа, то он ни в коем случае не говорит, что дом божий - плохое место для церемонии. Более того, он отправляет вас на богоугодное дело, ведь что может быть почетнее, чем преуготовление Престола для Господа нашего?
- Помните о лесе, милорд брат, помните о лесе, - пробормотала леди Освестри, разглаживая перчатки Фицалана.