- Мне вот любопытно, брат Ясень, - желтоволосый михаилит толкнул плечом Уилла, улучив момент, когда тот проходил мимо, - неужели господа из этой конторы привыкли в чистеньких кельях монашек только работать, что от говнища и кровищи так бегут? Или только вот этот такой - чистоплюй трусливый?
- Думаю, только этот, - вздохнул Ясень. - Ладно. Давай уже дочистим. Начиная с алтаря. Вот жопа-то...
Уилл остановился в дверном проёме. На улице рыжий михаилит целился из арбалета в стайку летучих тварей. Где-то поодаль стоял констебль, бегали ещё какие-то чудовища похожие на ожившие коряги. Он развернулся на месте, вырывая из стены кусок камня. Молодой михаилит договорился - как будто, оставшись в храме, он бы не мешал сраным твареборцам. Уилл быстро подошел к желтоволосому говнюку, и чёрт с ним, что сейчас было не время - раз уж это говно решило, что лучшей идеей будет выделываться, значит был уверен, что Уилл не особо помешает.
- Я вижу ты чем-то недоволен, говно. Ну давай, врежь мне, а потом я врежу тебе, и мы посмотрим, кто останется стоять.
Желтоволосый вспыхнул радостью столь ярко, что можно было обжечься. Он поднырнул под рукой своего спутника, сбрасывая с рук кольчужные перчатки и отходя вглубь церкви. Остановился в круге тусклого света, падающего сквозь грязное окно, и поманил ладонью, не стирая с лица улыбки. Уилл бросил камень на границу круга - господи, неудивительно, что у желтого было разбито лицо - возможность расквасить этот нос стоила любого риска. А если он и проиграет - по крайней мере отучит сукина сына бросаться словами. Уилл стал напротив михаилита, немного согнувшись в ногах и поднеся кулаки к лицу. Желтоволосый стоял расслабленно, опустив руки. Уилл подскочил к противнику, пытаясь ударить двойкой - сначала левой, потом правой. Он повернул носок, держа руку прямо, так чтобы придать ударам вес всего тела. Михаилит отнырнул, отходя назад и вправо. Уилл тоже отошел.
Твареборец ухмыльнулся, дернул плечами, весь подбираясь и становясь похожим на нахохлившегося петуха. Уилл опять сократил дистанцию, ударяя правой ногой по колену, но михаилит уклонился и от этого удара, тут же попытавшись подсечь его. Пришлось быстро увеличивать дистанцию. С улицы послышались злобные ругательства рыжего твареборца.
- Вот блядство, - неожиданно миролюбиво и тихо заключил михаилит, глядя мимо Уилла, на алтарь - повернись. Медленно и спокойно.
Уилл магией ощупал откинутый камень, медленно поворачиваясь. С алтаря спускалась ожившая монашка, кровавая, гнилая, нечеловечески изгибающая конечности. Уилл проклял последнюю собаку, полночтью забывая про стойку. Струсить теперь было никак нельзя - так что он тихо прошипел.
- Приложить её камнем?
- Ты земляной вроде, - все тем же спокойным тоном продолжил твареборец, бесшумно подходя ближе. - А алтарь каменный, кажется. Да и пол - тоже. Можешь красотку эту за ноги подержать, пока я её трахну?
- Сейчас сообразим. - Уилл потянулся за силой, чувствуя твёрдость алтаря. Понятное, дело, было уже не до драки - сейчас нужно было забыть, что тварь когда-то была девушкой. Забыть напрочь, забыть полностью - сделать то, что он никогда бы не смог сделать с человеком. Камень втянул ноги твари, ощетиниваясь в них каменными иглами, прошивая плоть, и затаскивая ожившего мертвеца по колени.
Михаилит рванулся вперед так быстро, что стало очевидно - с Уиллом он дрался лениво, вполсилы. Но тут же подался назад, когда монашка с жутким треском выломала из алтаря ноги вместе с кусками камня, пошла на него, грохоча по полу каменными сапогами. Желтоволосый по-звериному отряхнулся, перехватывая меч одной рукой, чтобы во второй зажечь едва заметный белый огонек.
- Держи её, - рявкнул он, - не отпуская. Это гуль!
Уилл не сделал шага назад, хотя очень хотелось - такой хренобориной он ещё не занимался. От напряжения и силы зазвенело в ушах, а волосы стали дыбом. Он ощутил весь алтарь, всю его твёрдость, всю уверенность. С людьми всегда приходилось сдерживаться, чтобы не искалечить, не разбить головы и не сломать ног. Хоть камень к этому и располагал. Весь алтарь изогнулся, хватая тварь вытянутыми треугольными заскутками, притягивая к себе и засасывая, как другое огромное чудовище. Уже без всякого сдерживания. Гуль разодрал себе ноги в такое кровавое месиво, что больно было даже представлять, но ощущение силы пьянило.
Одновременно с ним михаилит, прошипев скороговоркой сквозь зубы что-то злобное, влепил в лицо умертвия свой огонек. Мертвячку это не впечатлило. Она пыталась ползти, утягивая за собой алтарь, даже со взорванной головой, даже будучи располовиненной мечом, и угомонилась лишь после того, как желтоволосый величаво благословил её, точно она была прихожанкой, прослушавшей мессу.
- А ты ничего, - вгоняя меч в ножны, проговорил он Уиллу, опускаясь на колени подле упокойницы, чтобы посыпать её серым порошком, - быстрый. Только кулаками машешь, как солдат.
- Скорее, как уличный полудурок. - Уилл тряхнул рукой, пытаясь сбросить напряжение, применять силу вот так - до конца, было непривычно. Боже, какой же нечеловеческой силой обладала эта тварь - он был уверен, что затянул бы и быка. Сила вытекла из камня, позволяя тому застыть. Алтарь был безнадежно испорчен, и сил восстанавливать его сейчас не было - изогнутые полоски, устремившиеся к твари, вырисовывающие что-то отдаленно напоминающее очертания человеческого тела, теперь походили разве что на какое-то очень извращенное произведение искусства. - Ты тоже ничего, я-то думал эта зараза и не остановится. Меня звать Уиллом.
- Брат Ворон, - кивнул михаилит, поднимаясь на ноги и щелчком пальцев заставляя загореться останки. Полюбовавшись на то, как пламя весело приплясывает по мертвячке, он хмыкнул, улыбаясь по-мальчишечьи открыто, снова демонстрируя слишком острые для человека клыки. - Только кто ж не знает Уилла Харпера, доблестного комиссара и без пяти минут баронета? Иди уж, тебя констебль ждет. Потом подеремся. Ну, или напьемся, как кости лягут.

За время отсутствия Уилла лучше в храме не стало - Ворон посыпал каким-то серым порошком измазанное в дерьме и крови тело священника. Вокруг так и валялись трупики тварей, которые нужно было как-то убрать, а Ясень стоял, оперевшись о стену, и полистывая ту самую Библию.
"Интересно, небось".
Нужно было забрать Писание сразу. Уилл подошел к старшему михаилиту.
- Могу я, пожалуйста, взять книгу?
Ясень медленно поднял голову, приветливо улыбнулся.
- Позвольте узнать, мистер Уилфред, зачем?
Какие же в этом городе все были непонятливые - зачем латинская Библия комиссару, почему церемония неуместна, когда в храме трупы, а в городе умирают люди. Уилл вздохнул, спокойно отвечая.
- Как комиссар, я должен её проверить и занести в отчет.
- Изменили мнение о времени инспекции? - спокойно поинтересовался михаилит, захлопывая Библию. - Но сейчас здесь работаем мы, и эта книга - опасный артефакт, обладающий такой аурой, что давать его в руки непрофессионалам - противоречит уставу и уложениям. По сути её надлежит сжечь вместе со всем остальным, до чего пока что не дошли руки - и именно это я намеревался сделать. Вы, как комиссар, разумеется, должны были проверить Книгу, оказавшись здесь прежде нас, могли это сделать, пока мы занимались более важными делами - но предпочли этого не делать. У меня нет ни причин, ни желания передавать в ваши руки вот такое, тем более что вы и так уже знаете, что Библия - латинская. И всё же...
Он помолчал и прошёлся, рассыпая эхо шагов по гулкому нефу. Глянул коротко на Ворона, кивающего с одухотворенно-священным видом, и снова повернулся к Уиллу.
- И всё же, верно и то, что это ваша работа, и михаилитам, как верным подданным Его Величества, препятствий чинить не пристало. В конце концов, в какой-то мере мы работаем на одно и то же - чтобы в нашей славной Англии стало безопаснее и лучше жить, разве нет? Держите, мистер Харпер, от ордена Архистратига - вашему управлению.
Уилл взглянул на книгу - ни на что хорошее она не походила. И зачем ему её отдавали? Была ли это какая-то ловушка, способ наладить отношения с Кромвелем или просто какое-то сообщение лорду-канцлеру? Бесполезные вещи второму человеку в Англии лучше было не дарить, но видит Бог, ничего, кроме проблем и нагоняев от Кромвеля эта ситуация не обещала. Но доказательства ему, как оказалось, были нужны - и лучше, чтобы ими стала не только книга. Тем более, что по словам михаилита её в любой момент можно было сжечь.
- Благодарю, уверен, что если подарок будет полезен, благодарным останется и лорд-канцлер. Что касается сжигания, не могли бы вы подождать пару минут, пока я договорю с мистером Райтом? Раз уж орден Архистратига так благоволит работе комиссаров.
- Что? - Ясень, уже повернувшийся было к ближайшей ризнице, удивлённо обернулся. - Зачем, мистер Харпер? Хотите, чтобы поднялось побольше нежити? Наше благоволение не простирается настолько далеко, чтобы потом вязать тварей и грузить на телеги для милорда канцлера.
Уилл взглянул на выход - он не мог не проследить, что именно сжигали твареборцы.
- Да, вы правы - лучше жечь сразу. - Уилл еще раз взглянул на Писание. - Кстати, чем именна опасна книга?
Привела ли она местных церковников к такому состоянию, или наоборот - сошедшие с ума провели какой-то ритуал? В любом случае, чем таскать с собой опасную дрянь - Уиллу было проще сжечь книгу и сослаться на свидетельства михаилитов.
- Вывернет наизнанку, трахнет, а потом вытряхнет обратно. Но ты уже не будешь собой, - просветил его Ворон. Михаилит успел открыть исповедальню и вытаскивал оттуда недовольно воющую тварь. За хвост.
Уилл приподнял книгу, разглядывая корешок. Ну и на кой черт он взял эту гадость в руки? И раз уж она была у него, как можно было использовать книгу, кроме доказательства ереси?
- Это из-за неё тут такое, или она стала опасной из-за произошедшего? - Краем глаза Уилл следил за михаилитами - с тварью разворачивалась настоящая трагедия.
- Это из-за амплификации мысли за гранью принятия существующей действительности через персонификацию архетипов, - пробурчал Ворон, укоризненно глядя на черно-пегого зверюгу, пытающегося откусить ему ногу. От этого взгляда обитатель михаилитского бестиария задымился и погрустнел.
Уилл вздохнул. Интересно, михаилиты выделывались или не умели излагать мысли в понятной большинству форме? В итоге у него было уже две вещи непонятного назначения, выбросить которые было бы, наверное, лучшим решением. По крайней мере, если твераборцы и дальше не потрудятся говорить понятно. Сжигать останки тварей ему, видимо, уже было не нужно - оставалось только убраться и найти Писание на английском.
- И чего с этой книгой не стоит делать? Чтобы не быть вывернутым и трахнутым?
- Вывернуть и трахнуть её первым, конечно же - стоит. А всё остальное - нет. Слушай, дружище, - Ворон нетерпеливо переступил с ноги на ногу, плавно проводя рукой над полом, будто что-то нащупывая, - ты книгу берешь или нет? Если берешь, то пиши акт приёма и описи, а то с нас потом шкуру спустят.
Уилл сделал шаг к стене, так чтобы не стоять над кубом, и потянулся к сумке.
- И в чем конкретно должно выражаться это выворачивание? Мне повырывать из неё страниц, поджечь корешок, оставить в сыром месте? - Он достал лист, взглядом ища где было бы удобнее писать. Было интересно, чем был куб, и откуда он взялся, и как михаилиты собирались его обезвреживать.
Ворон пожал плечами почти небрежно.
- Ты меня с братом-лектором путаешь, господинчик. Тебе, думаю, будет достаточно её не читать. А всё прочее - цеховые тайны, которые Уставом и уложениями открывать запрещено.
"Ну, обделаться теперь".
И что ему теперь было, помирать? Так и не найдя ничего подходящего, Уилл приложил бумагу к стене и начал писать.
- Вы в курсе, что за куб под землей и откуда он?
- Здесь отделены их дyши, в этом великом мyчении, пока не настyпит великий день сyда и наказания, и мyчения для хyлителей до вечности, и мщения для их дyш. И ангел наказания связал их здесь до вечности, - торжественно и мрачно продекламировал Ясень. - И если это было пpед вечностью, тогда это отделение сделано для дyш тех, кто сетyют и возвещают о своей погибели, так как были они yмеpщвлены в дни гpешников. Ну а откуда, мистер Харпер - это брат Ворон уже замечательно выразил, я не смогу лучше. Дело в амплификации мысли за гранью принятия и вот всё то, что дальше. Я уверен, он с радостью повторит, чтобы вы смогли записать.
После слов Ясеня менее неприятным куб, как ни странно, казаться не перестал. Хоть камень под ногами и был абсолютно однородным, звучала так, буд-то туда живьём запихали людей. От одних мыслей шли мурашки по коже, и так было совсем в этом проклятом городе. Уилл достал флягу, чтобы смочить горло.
- Вы знаете с кем конкретно случились эти амплификации?
- Брат Фламберг, прибывший сюда первым, взял на себя тяжелую ношу, дружище, - голос Ворона звучал глухо и мрачно, - ему пришлось во имя людей, их жизней и Господа нашего войти в ад. Как Христос, помнишь? А вышел он оттуда, усмирив дьявола. Мать-настоятельницу. Я бы сказал, что он её хорошенько вздул, перемешав ей кишки с мозгами, но брат Ясень не одобрит.
- Брат Ясень не одобрит, - кивнул второй михаилит, - потому что мозги там остались, где и были. Да и кишки тоже. Увы
Звучало странно и по-еретически. Видимо, дело было связано с обрядами и призывами демонов, но важнее для Уилла было знать, что конкретно привело к такой дряни, кто был виноват и как было не допустить такого в других приходах. - Звучит, как не самое приятное времяпрепровождение.
Уилл сделал глоток. Констебль или уже ушел, или был очень недоволен.
- Известно что именно так шокировало местную мать настоятельницу?

Констебля на улице уже не было, а его место заняла старая нищенка в пёстрых, рваных лохмотьях. Сонный михаилит как раз делился с женщиной сушенным мясом, и картина из этого выходила очень подходящее разорённому городу. Напоминала она пару погорельцев, сидящих над пепелищем дома. Может, и хорошо, что законник его не дождался - Уиллу было не так стыдно, что заставил и без того занятого констебля ждать, а бабка, при нужной доле удачи, могла найти свободную пару рук ещё быстрее. Уилл подошел к паре.
- Здравствуйте, меня зовут Уилл Харпер. Я хотел попросить вас о помощи - я испортил алтарь в храме, а жалкие остатки сил хотел бы потратить на лечение пострадавших. Видел, как вы поднимаете камень одной бровью - это впечатляет. Не могли бы вы восстановить алтарь?
- Брат Шафран, рыцарь ордена архангела Михаила, Архистратига, - отрекомендовался рыжий, набрасывая на плечи нищенки свой плащ. Старушка закуталась в него с удовольствием, оставив снаружи лишь остренький носик да копну седых волос. - Помочь с алтарём - дело богоугодное, отчего же нет? Простите, госпожа, я скоро вернусь.
- Благословение с тобой, мальчик, - прошамкала в ответ михаилиту старуха, а затем, дождавшись, когда тот быстро скроется в церкви, глянула на Уилла. - Здравствуй, господин Уилл Харпер, как живешь?
Уилл пожал плечами.
- Да нормально, не жалуюсь - работаю вот, сейчас буду прибираться в храме. Вы местная? Я ищу несколько пар рабочих рук, чтобы успеть к закату, вы никого подходящего не знаете? - На жизнь Уилл свою не жаловался, по крайней мере он не был послушницей в храме. Женщина показалась немного странной, но вызывала она скорее симпатию и интерес. Интересно, михаилит просто привык вот так проявлять уважение ко всем встреченным пожилым женщинам, или дело было в чем-то ещё?
- Храм прибрать - дело богоугодное, - повторила слова Шафрана старушка, - а чем отплатишь, господин Уилл, ежели помогу с этим?
- Зависит от того, что вам нужно. - Уилл взглянул на дверь, за которой исчез Шафран. - Ну, парой фунтов, например.
Прибрать храм, действительно, было не худшим для души делом, тем более, что от тварей его уже зачистили михаилиты. А пока он будет вытаскивать пепел на улицу, восстановится побольше сил для лечения.
- Пара фунтов, - старушка призадумалась, прислушиваясь к грохоту, который слышался в церкви. - Мало будет, господин Уилл, за работу эдакую-то. Ну да сговоримся. Поцелуешь старушку Мэри по-жениховски в довесок - и ладно будет. Уж очень ты моего третьего напоминаешь. Тот тоже был черный такой, зеленоглазый статный - ух!
- Так и быть, подниму до трёх фунтов! - Улыбнулся Уилл. - Тогда я начинаю, и жду пары рук.
- С такого пригожего господина грех три брать, - покачала головой старая Мэри, - так и быть, пара золотых да ужин. Каждой ладошке - по монетке, а животу - утешение.
- Лучше берите деньгами, работа у меня такая, что к вечеру разное может случится, а деньги будут у вас. - Улыбнулся Уилл, протягивая старушке две монеты. - Третью дам по окончанию работы.
Времени на то, чтобы оплачивать старушке ужин у него не было - нужно было убирать храм, приносить оммаж, лечить раненых. Так что проще было заплатить немного больше.
Старя Мэри спрятала руки за спину, будто боялась обжечься.
- За работу до работы не платят, так-то, сынок. Пара золотых - и точка, коль ужин для старушки жалеешь.
Уилл убрал монеты.
- Странная вы, но как скажете. А с ужином видно будет, я бы всё-таки предпочел заплатить третью монету. Значит договорились. - Он улыбнулся старушке и пошел к храму. Странные были приметы у стариков, но дело было её.
Пока Уилл разговаривал с женщиной, Шафран успел вылепить новый алтарь, поместив в него всё, что можно было найти в храме. Вышла немаленькая глыба черно-серого цвета, в целом, неплохая на вид. Видно было, что михаилит подошел к делу со старанием. По ходу творения весь мусор с пола был использован, так что в храме стало намного чище. И находиться в здание стало приятнее и привычнее. Откуда только у твареборцев было столько сил? Видимо, кроме собственных запасов у Шафрана были накопители. Троица михаилитов стояла кругом и беседовала, напоминая какое-то очень уж реалистичное изображение святой троицы в нелучшие дни. Уши Ворона отчего-то покраснели. Уилл бы предположил, что от вмешательства старших михаилитов, но спрашивать не стоило.
- Ты бы, сыночек, шел. Погулял по улице, - старая Мэри оказалась неожиданно прыткой и бесшумной, - и воинов забрал бы. Не мужицкое это дело - полы мыть да красоту наводить. Да и мне пара золотых - ох, как нужна! Я уж сама тут в лучшем виде всё управлю.
Странное у бабки было желание остаться в храме одной, при том, что ничего ценного внутри уже вроде бы не осталось. Вообще, Уилл думал, что старуха просто найдет несколько женщин помоложе, а не будет всё делать сама. С другой стороны, учитывая её отказ от трёх монет, просто так деньги она бы не взяла, а так могла заработать. Уилл пожал плечами.
- Михаилитам я не указ - так что придется вам их самим выпроваживать, если хотите. А что до уборки - давайте, я хоть воды принесу.
- Принеси, - вздохнув, согласилась старуха.

Михаилитов на улице так и не появилось, так что Уилл пошел к дому констебля. Может быть, там вышло бы найти Фламберга или ещё кого из твареборцев - в общем, человека, у которого могло быть с собой Писание. По пути ему посчастливилось встретить ещё несколько тварей, видимо, слишком сытых, чтобы накидываться на тощего, смердящего комиссара. На крыльце домика оказались Ричард Фицалан и леди Освестри - граф сидел с задумчивым видом, а леди стояла за его спиной, положив руки на графские плечи. Умиротворенная картина слабо подходила городу, по которому спокойно передвигались только твари, михаилиты, демоны-нищенки и беспокойные комиссары. Уилл подошел к порогу, кланяясь.
- Милорд, леди. Милорд Ричард, храм очищен, но я никак не могу найти Писания на английском. Может быть, книга есть у вас с собой?
Любой вопрос к лорду вызывал напряжение, как будто тот вот-вот готов был разозлиться, покраснеть, потом побелеть и согнуть пару кувшинов. Но спросить было лучше, чем лезть в комнату проклятой аббатисы, да и взятая из такой комнаты книга вызывала мало доверия.
- Мистер Уилфред, - вопреки опасениям, Фицалан говорил спокойно и даже умиротворенно, - ваше рвение похвально. Надеюсь, вы все приказы будете исполнять столь же быстро и с готовностью. Что до Писания, - лорд многозначительно постучал себя по голове, - его я храню тут. Ну да не беда. Издавна клялись на мече, как это заведено у воинов, обойдемся мечом и мы. Ибо меч и крест Господень - схожи. Но вы ведь не хотите огорчить горожан таким... неподходящим для торжества видом?
Уиллу захотелось сложиться вдвое и укатиться обратно к храму, ну или вернуться к колодцу и таки добить гадское дерево. Нужно же было ему испортить меч именно сегодня, а не завтра и не через неделю.
- Вид я непременно исправлю, а вот меч... я его немного испортил об одну из тварей, пока нес воду для храма. - Судьба никак не давала ему возможности перестать казаться последним дураком.
Ричард досадливо вздохнул, беззвучно, лишь губами, помолившись.
- К счастью, меч есть у меня, мистер Уилфред. Однако же, усвойте простую истину: меч - не средство умерщвления врагов и тварей. К нему следует относиться с почтением и уважением. Меч и щит - предметы гордости семьи, реликвии, потерять, сломать или бросить в бою которые - навлечь позор на себя и свой род. Как думаете, почему большинство клятв совершается на мече, а величайшим проклятьем считается принять смерть от собственного клинка? Даже если вы купили оружие в лавке косорукого кузнеца, вы обязаны уважать его, ведь не вы выбрали меч, но меч - выбрал вас.
Уилл молча дослушал проповедь - в чем-то Фицалан был прав - чтобы вот так вот испортить меч, действительно, нужно было быть идиотом. Хотя, не сказать, чтобы он бил коряку с каким-то особым неуважением к клинку.
- Да, буду внимательнее, милорд.
"Особенно учитывая, что денег на кучу новых мечей у меня нет, а этот теперь может сломаться в самый неподходящий момент".
- Вы не видели брата Шафрана? - Нужно было спросить михаилита о старушке, и Библию всё-таки стоило поискать - в конце концов Реформация не должна была сводиться к простой конфискации больше похожей на грабеж.
- Харпер! - Рявкнул Фицалан, лениво поднимаясь на ноги. - Неужели вы думаете, что у меня есть время ждать, когда вы набегаетесь по городу за михаилитами? Немедленно отправляйтесь мыться, бриться, переодеваться. Оммажу через полчаса быть!
"Старушка Мэри такой переменчивости бы не одобрила".
Уилл поклонился Фицалану.
- Как скажете, милорд. - Ну, по крайней мере, так церемония не успела бы привлечь внимания, а в храм не умудрилась бы забраться очередная тварь. Поиски Шафрана и Библии можно было и отложить.

Для того, чтобы привести себя в порядок, пришлось взять воду со второго этажа таверны. Кто-то, скорее всего Фламберг, приготовил ванну в одной из комнат. Пользоваться водой, приготовленной для кого-то другого, не хотелось, но это было всяко лучше, чем получить ранение перед оммажем. С вещами было хуже - куча была разбросана по той же комнате, но надевать без разрешения вещи михаилита Уиллу не хотелось. Так что, пришлось идти в лавку, рискуя здоровьем и новоиспеченной чистотой. В лавке тоже никого не оказалось, но учитывая как шли дела в городе, Уилл позволил себе взять на время несколько вещей. Он уже несколько раз спрашивал себя, как так оказалось - он в забитом тварями и трупами городе, собирается присягать лорду, которого впервые увидел сегодня утром. Идея сделать оммаж каким-то событием Уиллу не нравилась - да, жителям города нужен был праздник и способ отвлечься, но матерь Божья, на что там было смотреть? Пройти, стать на колени, протянуть руки, сказать что-нибудь пафосное, но не слишком. Всё. С другой стороны, то что он столько думал об этом, выдавало волнение. А ведь думать следовало о другом - о Библии, о старушке Мэри, о том, чем этот самый оммаж обернется. Темно-серый оверкот с примесью голубого сел на Уилле, как влитой. Бело-розовая рубашка и пришитая по рукавам и вороту белоснежная лента так и говорила: "Ну смотри, только задень локтем угол". Уилл не очень любил ходить в дорогой одежде - вытянешь неправильно руку, подскользнёшься, наткнешься на ходячий пенек и деньги потрачены зря. Штаны такого же цвета, что и оверкот, тоже подошли почти идеально.
О своем будущем феодале Уилл знал не так уж и много, временами создавалось впечатление, что Фицалан сдерживается только до определенного момента. В целом, с лордом вполне можно было иметь дело - тот гневался, когда что-то шло не так, и был доволен, когда приказы выполнялись быстро. Дворянская заносчивость в Ричарде присутствовала с избытком, но делу явно не мешала - с мечом, например, лорд решил всё достаточно практично. Может, всё это было и к лучшему, может быть, у Уилла получилось бы заслужить достаточно благодарности, чтобы в случае чего о его матушке позаботились.
Зайдя в храм первым же делом Уиллу захотелось выйти - зал был заполнен людьми. Под сводами ненавязчиво текла церковная музыка - о создании всего сущего Господом пели двенадцать девушек в алых балахонах с закрытыми капюшонами лицами. Откуда бы они только взялись? Возглавляла хор высокая, зеленоглазая, очень красивая аристократка, с собранными в косу и перекинутыми через грудь черными волосами. В обычной ситуации Уилл к такой бы и не подошел. Были в храме и одетые в черное с серебром Фламберг с Берилл - девушка, наверняка, терпела жуткую боль, хоть и опиралась на руку михаилита. Справа от кресла стояла леди Освестри в красивом лиловом платье. Поодаль от всех расположились, как обычно улыбчивый Ясень, и явно немного поспавший Шафран. Скамейки были заполнены улыбающимися горожанами, среди которых виднелись и констебль с Вороном. Атмосфера действительно походила на свадьбу или похороны. То, что пришли михаилиты и Берилл скорее всего было жестом уважения Фицалану, но Уиллу всё равно стоило воспринять это с благодарностью.

Фицалан медлил, задумчиво глядя на него сверху вниз, улыбаясь крестящейся толпе. Затем меч рухнул вниз, чтобы прижаться крестовиной к губам, будто был настоящим распятием, чтобы после опереться о поручень трона. А лорд уже тянул Уилла вверх, держа ладони теплыми и сухими руками.
- Клятву твою принимаю, Уилфред Харпер, баронет Хорли. За верность, смелость и покорность обещаю вознаградить достойно, за предательство и непокорство - покарать.
Губы у него тоже были теплыми и сухими, дыхание пахло шалфеем. Впрочем, поцелуй мира - не поцелуй любви, и длился он лишь миг. Ричард нажал на плечи Уилла, понуждая снова опуститься на колени, а сам уселся в кресло.
- Миловать и карать пообещал я вам, мистер Уилфред, - проговорил он, опираясь на собственный меч, - пожалуй, начну с милостей. Заботясь о том, чтобы титул ваш стал наследственным, жалую вам землю по межевой полосе охотничьего домика в Хорли, сорок четыре фута от леса, и повелеваю просить руки леди Алетты де Манвиль. Кроме того, позволяю взять дерево из нестроевых лесов Хорли для возведения семейной усадьбы и обязуюсь поговорить с отцом леди Алетты о браке.
Уилл хрипнул. Какая ещё де Манвиль?! Фицалан, видимо, решил испытать его покорность или просто спровоцировать. В воображении сразу вырисовывалась старая потомственная дворянка, лет сорока, а может и хуже. И что она должна была думать о бедном ткача? Это был перебор - Уилл был готов сражаться и работать, но тут Фицалан явно переборщил. Земля и наследственность, действительно, были щедрым подарком, но обязанность просить руки... Говорила ему мать - женись. Вот и доигрался, что теперь и выбора не было. Нужно было быть сдержаннее и не оспаривать авторитет лорда при толпе зрителей.
- Кхм. - Уилл говорил негромко. - Благодарю, милорд, но чем вызвано такое решение? Касательно де Манвиль.
Фицалан по-кошачьи фыркнул, наклонился ниже, состряпав величественную физиономию.
- Исключительно заботой о вас, - тихо заговорил он, - улыбайтесь же, Харпер, не будем портить людям праздник. Скажите мне, какого чёрта вас дернуло оскорбить фрейлину королевы, мисс Лили, так, что Её Величество лично писала об этом, призывая наказать вас? Неблагодарный вы сволочь, мистер Уилфред, если уж и выбирать вам супругу, то я предпочел остановиться на леди Алетте, юной, очаровательной и богатой. А вы даже не соизволили поблагодарить за спасение от Лили-овечки, как зовут её при дворе! Кой дьявол вас заставляет хамить дамам, а Харпер? Кто принуждает лгать магистрам? Выгонять на улицу раненую сестру сюзерена? Перечить синьору, наконец?
Уилл улыбнулся от уха до уха.
- Это что ж меня приказали наказать женитьбой? - Магистру лучше было поучить своих воспитанников не наживаться на измене, дама вела себя, как шлюха, сестру Уилл и не думал выгонять, а то, почему она не захотела оставаться было её делом! Так вот где была собака зарыта - та дворянка. Уилл был дураком - следовало потратить лишний час, чтобы избежать таких проблем. Дворяне. Двор. Всё у них было не слава богу. Нечем им было заняться.
- Вы - кретин, Харпер, - лицо лорда вопреки словам было благостным, - вас наказали мной. Меня - вами, а мисс Лили очень неудобно подвернулась под руку. Вы опозорили её, скомпроментировали, нагрубили - и теперь вас спасет только брак. Ведь иначе вам придется жениться на опозоренной девице. К тому же, королева требует, чтобы вы лично извинились перед мисс Лили. Следом за нею требую этого и я. Счастье, что магистр спустил вам ваши выходки, и что миледи сестра не держит зла. Зарубите на своём юном носу, Харпер: я буду прикрывать вам задницу, пока вы ведете себя достойно, воспитанно, не позорите мое имя. То есть, пока у меня есть повод это делать. И если я говорю, что вашей заднице будет полезно жениться на леди Алетте - так оно и есть.
Уилл вздохнул, и заговорил громче.
- Благодарю за честь, милорд! - Нужно было всё обдумать. Вся эта ситуация только заставила его растеряться. Выбор между придерживающейся свободных нравов мисс Лили и Алеттой, казался очевидным. Но на кой бы он сдался молодой, очаровательно и богатой? И тем более её отцу. Он - комиссар у которого не было денег даже на парадный наряд для церемонии. Уиллу совсем не хотелось иметь такую развязную жену, как Лили, но и быть отщепенцем в знатном и богатом роду должно было быть неприятно. В итоге из всех людей на свете наказать должны были именно леди Алетту. Им. Впрочем, Уиллу не верилось, что её отец согласился бы на свадьбу. Что касается Фицалана - может, лорд, и правда, выбирал меньшее из зол. Нужно было всё обдумать, и желательно хотя бы взглянуть на будущую невесту.
- Сегодня же напишу сэру Рольфу де Манвилю о вашем желании жениться, - все также тихо проговорил Ричард, рассеянно поглаживая поручень трона, - даже не сомневаясь, что он ответит согласием. А теперь...
Он выпрямился, властно оглядывая притихшую толпу.
- В присутствии жителей славного города Саутенд-он-Си, рыцарей ордена архангела Михаила, констебля Райта сообщаю, что своей сестре, леди Фламберг, а также ее мужу, в счет уплаты приданого отдаю охотничий домик в Освестри. А также объявляю о желании баронета Уилфреда Харпера заключить помолвку и брак с леди Алеттой де Манвиль. Засим, оммаж считаю свершенным.
Он что - согласился? Это что, была последняя возможность отказаться, а он просто промолчал? Горожане дружно перекрестились, поклонились и стали расходиться. Что нужно было делать дальше? Письмо матери, чтобы она не узнавала о его помолвке из слухов?
Создавалось впечатление, что она вообще была тут не при чем. Какое письмо? Нужно было догнать Фицалана и узнать где он мог найти эту самую невесту. И раненые. Нужно было помочь раненным, но сначала вернуть одежду.
Уилл выдохнул, поднимаясь с колен. Стоило успокоиться - в конце концов, не съест же его эта молодая девушка. Встреча с Алеттой обещала быть безумно неловкой, а имя "Рольф" - звучало грозно.

Уилл застал графа, зажимающим в углу за церковью спутницу рыжей леди. На супругов они были не похожи, но его это не касалось. Уилл уже собирался развернуться и уйти, но Фицалан заметил комиссара и отвлекся от женщины. Когда лорд подошел поближе, Уилл поклонился, не глядя на блондинку.
- Извините, я лишь хотел спросить, где мне искать леди Алетту де Манвиль.
- А где искать мисс Лили, чтобы извиниться, спросить не хотите? - Осведомился Фицалан, кивком прощаясь с блондинкой и подхватывая под локоть леди Освестри, вышедшую из церкви. - День, когда я получу второе письмо от королевы, мистер Уилфред, станет днем вашей порки на конюшне. К тому же... Я понимаю жениховское нетерпение, но искать вам следует сначала родителей леди Алетты. В их поместье неподалеку от Рочфорда.
Уилл кивнул - встреча с дюжиной оживших монашек казалась более привлекательной, чем разговор с Лили. Эта кудрявая зараза точно собиралась здорово на нём отыграться и сделать с этим Уилл ничего не мог. Угрозы лорда звучали неприятно, и вряд ли бы он позволил просто так потащить себя на конюшню, но до этого лучше было не доводить.
- Да, милорд. И раз о том речь, где я могу найти мисс Лили?
Лорд ободряюще кивнул, поглаживая руку леди Освестри. Улыбался он открыто, влажно поблескивая жемчугом зубов.
- При дворе, разумеется. Или в маленькой усадьбе на окраине Каффли. Её так и зовут - мисс Лили Каффли, любезный баронет. Но, чую, вам любопытнее спросить о леди Алетте?..
- Да, милорд. Всё-таки всего этого я никак не ожидал. Как она выглядит, как себя ведет? - Конечно, описание не могло идти ни в какое сравнение с личной встречей, но узнать хотелось. Было что-то заставляющее затаить дыхание во всей этой истории с помолвкой. Хотя, Уиллу было боязно, что ни невеста, ни её родители не сочтут его достойным и равным.
- Де Манвили - знатный род, род крестоносцев. Бежали из Франции, когда почуяли запах жареного. Король Филипп Красивый решил запустить лапу в казну тамплиеров, знаете ли, а Манвили... Ну, сами понимаете. И вот уже много поколений они живут в Англии и служат английским королям. Знаете ли вы, что сэр Рольф первым встал под стяги Генриха Седьмого? Верные подданые Тюдоров, да вот незадача - сыновей нет. Леди Алетта - единственная дочь, потрясающе красива, - Ричард глянул на леди Освестри, ласково улыбаясь ей, - на Хизер чем-то похожа даже. Ей пятнадцать лет, она голубоглаза, златоволоса, изящно танцует, и сэр Рольф, как верный приверженец Реформации, обещал отдать её руку и своё состояние только человеку, преданному делу короля, не взирая на знатность или её отсутствие.

- Лекарю важнее принести утешение, - приятным басом пророкотал михаилит, - спокойный пациент - почти здоровый пациент. Признаться, я предпочел бы Берилл, но если справитесь с детьми, то сойдете и вы. Вон там, где зеленые занавески - недавние роженицы с малышами. Матерей нужно осмотреть и утешить, после перейти на второй этаж к желтым занавескам и там вскрыть несколько гнойников. Там же, за коричневыми - те, у кого симптомы бирмингемской лихорадки. К ним входить в масках, что лежат на тумбе в корытце, близко не подходить, оценивать состояние визуально, не трогая руками. Это ясно, юноша?
И как он должен был утешать рожениц? В лихорадке, подобием которой Уилл совсем недавно переболел, тоже не было ничего приятного, но там хотя бы примерно было понятно, что делать. До этого весь процесс лечения представлялся ему, как использование силы на нескольких несчастных с проломанными черепами, до того момента, пока силы не закончатся. Потом, может быть, и работа с гнойниками, но никак не с роженицами. Но Уилл обещал сделать всё что мог, так что был обязан хотя бы попробовать. Главным в этой ситуации, кажется, было не навредить. Он кивнул.
- Да, сэр.
Когда Уилл заходил за штору к роженицам, его обдало таким горячим воздухом, что, казалось, вот-вот вспыхнут брови. Видимо, михаилит так стряхивал с него всякую дрянь перед тем, как пустить к женщинам. За шторами оказалась девушка, о которой Уилл совсем забыл - монашка из Лутона. Кроме неё в комнате была веснушчатая толстушка с двойней, но она привлекла гораздо меньше внимания. Выглядела лутонка слегка измученной, чего и следовало ожидать после родов и того, что творилось в их время в городе. Одета девушка была скромно, но тепло, а в стоящей рядом люльке спал спеленутый ребенок. Заметив Уилла, монашка испуганно расширила глаза. Первой идеей было просто развернуться и выйти, чтобы роженица лишний раз не нервничала и не паниковала, но появившийся и тут же исчезнувший комиссар, вряд ли, вызвал бы меньше волнения. Как он только мог забыть, что беременная девушка должна была быть где-то в городе? И где ещё ей быть, как не тут? Виноватым Уилл себя не считал, потому что он выполнял свою работу и едва ли имел выбор в тот момент. В конце концов, зачем нужен комиссар, который не выявляет греха? И всё-таки было неприятно - в конце концов, одно дело говорить о реформах, о масштабах и настояниях, и другое - лично обрекать кого-то на беды. И такие законы он бы поменял. Уилл поднял руки, как бы демонстрируя свою безоружность.
- Спокойнее, я здесь не по работе - просто помогаю брату-лекарю. Даю слово, ничего дурного я вас не сделаю.
- Воистину, - спокойно согласилась девушка, - все, что могли, вы уже сделали.
- Да, мне жаль. - Уилл пожал плечами. - Извините, но такая уж у меня работа. И раз я не могу сделать ничего хуже, вы позволите вас осмотреть?
Даже если убрать в сторону рассуждения о том, что разврат в храмах нужно было искоренять, оставалась ещё и работа. Уилл зарабатывал себе на хлеб и если бы в храме не оказалось его, тоже самое сделал бы кто-нибудь другой. Но сейчас речь шла не о том, нужно было просто не злить девушку спором и осмотреть её - в конце концов монашка была не единственной пострадавшей в городе - в её положении сейчас была половина Саутенда. Хоть к их несчастью Уилл, вроде бы, не успел приложить руку.
- А что, вам прошлого раза не хватило? - Девушка подхватила на руки завозившегося младенца. - Вы ведь могли это не прилюдно всё, могли наедине поговорить с настоятельницей, припугнуть её... Но вы... Знаете ли вы, на что обрекли меня? Что было тут? Лишь за одно благодарна - моего сына крестил брат Фламберг, крёстным стал констебль Райт, а спасла меня леди Берилл. Нет, мистер Харпер, я не позволю вам осмотреть меня, будь вы хоть восемь раз баронетом, семнадцать - комиссаром и сорок - лекарем!
Уилл вздохнул. Обвинения звучали бы правильно, если бы его в тот момент не окружила толпа с вилами, а констебль потом не дал бы настоятельнице время, чтобы избавиться от монашки. Интересно, не оказался бы этот малыш в итоге под стеной, если бы инспекции вообще не было? Конечно нет, святой отец не такой, он бы никогда своего ребенка, всё было бы иначе... и так далее. Вот только трупы, да и бочонок откуда-то там взялись. Нет, пытаться отложить разговор с настоятельницей было бы глупо и вышло бы в итоге ещё хуже. Например, его могли поднять на вилы. Да, настоятельница и та вредная монашка были бы не против, да, там, наверное, мало кто был против. При том, что он честно выполнял свою работу.
И всё равно женщину Уиллу было жаль, благо о ней уже позаботились. Должен ли был это сделать он? Узнать, куда её отправили и... что? Придумать что-нибудь? А если он будет и дальше проверять по несколько храмов в месяц, и в каждом будет такая несчастная? В итоге, ему было искренне жаль монашку, как и в тот день, когда пришлось расскрыть её беременность перед толпой, но это была его работа, и её бы сделали и без Уилла. Может быть не смогли бы обнаружить беременность, но приют бы всё равно закрыли. Он повернулся ко второй роженице.
- Здравствуйте, меня зовут Уилфред, вы позволите вас осмотреть? Меня попросил об этом брат-лекарь.
Лучше было оставить монашку кому-то другому. Тут Уилл был бессилен. Плохо было бы, если бы вторая женщина взяла пример с первой и тоже отказалась.
- Позволю, - охотно кивнула толстушка, просияв щербатой улыбкой, - чего б такому красавчику - да не позволить? Меня Беренгарией кличут, Гарриет, ежели по-простому.
Монашка, уже забыв о Уилле, нежно смотрела на ребёнка, так что можно было полностью переключиться на Гарриет. Уилл улыбнулся в ответ, подходя к девушке и протягивая ладонь.
- Тогда дайте мне, пожалуйста, вашу руку.
-Ладо-онь? - Протянула Гариетт. - А это, осматривать? Может, я разденусь?
Уилл не перестал улыбаться. На время работы в госпитале нужно было перенять идеальную для такого занятия манеру михаилита. Он не долго говорил с братом-лекарем, но вёл тот себя идеально для своего призвания.
- Пока что только ладонь - я проверю вас своим даром. Ну, а если останутся вопросы, попрошу вас и раздеться.
- Дык, чё магичничать-то? - Гарриет упрямо поджала губы. - Ты магичничаешь, лекарь этот твареборский магичит, а смотреть кто будет? Как не мужики.
Уилл искренне рассмеялся. А эта Гариет была забавной, не очень красивой, но забавной. Стоило ли ему раздеть девушку, просто чтобы у той улучшилось настроение? Хоть Уилл уже и был почти помолвлен, от такого могли быть проблемы. С другой стороны, во всем этом ужасе Гарриет могла остаться без мужа и теперь, наверное, беспокоилось, сможет ли выйти замуж второй раз и вырастить детей. Далековато он зашел со своими предположениями.
- Меня к вам невеста приревнует, и потом никакой свадьбы. Но если нужно будет для лечения - попрошу. А пока что, давайте руку - магией я ведь тоже вижу, подробнее, чем глазами.
- Невеста-а... Вот у нее руку и бери, значица, вместе с сердцем, а мне и так чудно. Ишь, чего удумал - честную женщину магичить!
Гарриет сложила руки на груди, недовольно пожав плечами.

- У Циркона - обязанность, - поправил его Нефрит, засыпая в ранку своего пациента белый порошок, - не знал, впрочем, что она нынче и на комиссаров распространилась. В вашем счастливом возрасте, юноша, можно совершать тысячу глупостей еще до завтрака, всегда кто-нибудь подставит плечо.
"Склонность" звучало грубовато - Уиллу стоило быть повнимательнее и повежливее. Видимо, это была усталость, или он ещё не пришел в себя после камеры с лихорадящими. Толку от него пока что не было - не смог осмотреть монашку, позвал брата-лекаря, чтобы вырезать один из гнойников. В итоге было непонятно кто кому помогал. Уилл вздохнул - о нынешних результатах было стыдно говорить.
- Да. В этом отделении всё, лихорадящих я осмотрел и записал. Роженица с одним малышом не захотела, чтобы я её осматривал - у нас вышло неприятное знакомство в Лутоне, поэтому я решил, что лучше не настаивать. Что делать дальше?
Нефрит потрепал его по плечу, устало усмехнувшись.
- Спать. Пить красное вино и есть мясо. Иначе свалишься с ног, юноша. Ступай, отдохни.
Уилл вздохнул, чувствуя, что действительно измотался за день, хотя, вроде бы, ничего толкового и не сделал - получил пару царапин, сломал меч, вскрыл три гнойника. А ведь была ещё и работа. Что он сейчас мог вписать в отчет? Настоятельница храма сошла с ума и началось... всё что началось? Это, вряд ли, удовлетворило бы Кромвеля, так что нужно было найти что-то ещё.
- Да стоило бы, но перед этим. Брат Нефрит, не лежат ли в госпитале ещё выжившие церковники, кроме девушки с ребенком?
Возможность хоть как-то расспросить монашку Уилл безбожно упустил, но из её слов можно было понять, что порядки в обители были чересчур жесткими. Нужны были другие свидетели, а из того, что он за сегодня увидел было понятно, что ночи некоторые из них могли и не пережить.
- Во-первых, юноша, больным прописан покой, - поднял палец михаилит, кивком головы отправляя давешнюю повитуху к застонавшему мужчине с забинтованной головой. - А потому ваше намерение опрашивать, о котором свидетельствует ваш вопрос, я не одобряю. Во-вторых, единственный церковник в госпитале - перед вами.
Уилл устало вздохнул - у него уже заплетался язык.
- Извините, я неправильно выразился, но мне всё равно нужно знать, есть ли здесь люди, бывшие при обители. По крайней, мере знать...
Нефриту сан подходил куда больше, чем Харзе - что-то в михаилите было от священника - тон, спокойствие, отношение. Жителям Саутенда и так уже досталось сверх всякой меры, да и горожане оставались горожанами, а вот люди церковные нарушали законы сознательно. И, что хуже - убеждали всех остальных. Отношение города к отделению от Рима зависело в первую очередь от местного храма и обители - от того, как церковниц хотели преподать эти изменения и к чему склоняли горожан. В конце концов - Лондон был где-то там, а священник и мать настоятельница были знакомыми и привычными. Так что ничего удивительного в католичности города не было, раз уж мать настоятельница, видимо, в самом деле платила десятину Папе. Так что беспокоить Уилл собирался не самых невинных людей на свете.
Работая, он старался поступать обдуманно, чтобы хоть как-то смягчить то мнение, которое уже сформировалось в Англии о комиссарах. В конце концов, выходило, что он и его "товарищи" были не только руками перемен, но и их лицом. И лицо это пока что выходило крайне уродливое - вороватое, всё в коростах, с отвратительной ухмылкой ростовщика, уже приценивающегося к подсвечникам и золотой утвари. А стандартная схема - король хороший, дворяне и Кромвель - плохие не могла работать вечно. С каким бы удовольствием Уилл повышвыривал из комиссариата всех этих воров-идиотов, тащущих огромную статую из храма белым днём. Они умудрялись подбивать народ на беспорядки лучше любого иностранного шпиона. Жаль, что у Уилла не было кольца и возможности давать расписки - потому что именно комиссариат должен был купить городу новую Библию, и именно комиссариат должен был стать первым помощником горожанам. А не орден. Тогда было бы меньше вопросов о том, куда иду деньги, пусть помощь и стоила бы в сотню раз меньше монастырских земель.
Нефрит тем временем заботливо коснулся его лба рукой, цокнув языком.
- Нескольких монахинь разместили в городской тюрьме. Что делать, если в городе это самое безопасное место. А вам, юноша, настоятельно рекомендую отдохнуть. Вы свалитесь с ног, добавив мне лишней работы.
Уилл взглянул на мужчину, возле которого хлопотала повитуха - тому уже полегчало. Ну и как ему было отдыхать, когда он ещё ничего не сделал из работы? Не проверил документы, не описал обитель, не опросил монашек, не поискал Библию. Да что уж там - Уилл даже не договорился о цене на одежду, которую без разрешения взял на церемонию. А ведь была ещё и помолвка, и эти глупые извинения, я странная бродяжка. Уилл вздохнул, подаваясь уговорам лекаря - за сегодня он бы всё равно не успел бы сделать и пятой части.
- Хорошо, я вас послушаю, но перед этим ещё одно, брат Нефрит, может быть у вас или у кого-то из братьев есть с собой Писание, я тогда попросил бы его продать. Не дело оставлять город без Библии на английском.
Но завтра. Завтра Уилл был вынужден начать не с помощи по госпиталю, а с бумаг и описью. В конце концов, в них могли быть указания на того, кто перевозил деньги на материк или на другие храмы, платящие десятину Риму.
- Святое продать нельзя, - покачал головой брат-лекарь, принимаясь рыться в стоящей у стены седельной сумке, чтобы достать толстенькую книжицу. Писание у него было новеньким, аккуратным, в кожаном переплете. - Услуга за услугу, мистер Уилфред Харпер.
Уилл взглянул на книгу с интересом и лёгким недоверием. Выглядела она чудесно.
- И какую услугу я буду вам должен?
Уиллу в голову не приходило, какая его услуга могла стоить такой дорогой книги? Но Библия подходила идеально - кто знает, может уже завтра в храме можно было бы встретить нескольких человека, и спокойно оставить там Писание. В конце концов, это место наряду с домом констебля и тюрьмой стало чистым и более-менее безопасным. Что касается тюрьмы, интересно, держали ли там монашек, опасаясь гнева толпы, или из-за того, что в тюрьме тех не могла охватить сила? Вроде бы, веснушчатая соседка смотрела на лутонку без гнева и боязни.
- Вы взамен отдадите Ордену то, что уже имеете, но еще не знаете, - пожал плечами Нефрит. - Всё как обычно.
Уилл улыбнулся, беря книгу.
- Договорились, только не спешите с взыманием долга.
Лекарь был поразительно бескорыстен, не в пример некоторым комрадам, а Уиллу кажется было суждено уехать из Саутенда в долгах. С другой стороны, что у него могло просто так появиться? Новая кошка? В то, что он уже успел нагулять ребёнка верилось с трудом. Хотя, объяснять потом михаилиту или михаилитке, что он её настоящий отец было бы тем ещё весельем. Уилл положил книгу в сумку, которая стала приятно тяжелее, и ещё раз взглянул на больных. - Спасибо. Я постараюсь прийти завтра, как закончу с работой.

Уилл Харпер

23 марта 1535 г. Саутенд-он-Си.

Проснулся Уилл, на удивления, живым и относительно здоровым - хоть раны на голове и шее ещё побаливали, сон помог почувствовать себя лучше. Умывшись и побрившись, он пошел к храму. Будить констебля на рассвете не хотелось - Уилл и так успел здорово надоесть всех обитателем законнического домика, так что стоило начать с церкви.
Но в храме, как на зло, никого не оказалось, а оставлять книгу без свидетелей совсем не хотелось - уж лучше было просто отдать её Райту, хоть это бы и убило весь жест. В самом зале всё ещё было достаточно чисто, хоть трон с мантией уже куда-то пропали. Не верилось, что вчера здесь было так людно и что в центре внимание был он. И уж совсем сумасбродной была идея, что скоро придется жениться в похожем храме. И всё-таки... Уилл взглянул на удивительно чистые после тварей своды. Обойтись без магии такая уборка не могла. Но всё это могло подождать, пока он найдет бумаги и опросит монашек.
Уилл, не выходя из церкви, прислушался к земле, пытаясь найти кого-нибудь на основных улицах. Возможно это было только из-за безлюдности Саутенда, когда во всем городе мог оказаться один единственный прохожий. И прохожий, или по крайней мере что-то ходящее на двух ногах нашлось возле госпиталя. Уиллу нужен был михаилит, который сходил бы с ним в обитель за документами - хотелось проверять всё, что нужно было проверить, как можно меньше внимания обращая на тварей.
Подле госпиталя обнаружился Ворон. Одетый в темную, с просинью кольчугу под орденским сюрко, украшенным все тем же пламенеющим мечом, михаилит беззастенчиво заигрывал с хорошенькой, юной девицей, выглядывающей из окна второго этажа. Девица хихикала, прикрывалась рукавом, но жадно ловила каждое слово.
- Загадки разгаданы все до одной, - напевал Ворон, -
Дженнифер, Джентль и Розмари, -
Отгадчица рыцарю станет женой.
А в роще поют соловьи до зари....
Заметив Уилла, он изящно откланялся, вопросительно подняв бровь.
- Доброе утро, - Уилл с лёгкой улыбкой взглянул на девушку. Как он только не заметил её вчера? Правда, вчера было не до того, как впрочем и сегодня. - Занят чем-то особенным? Мне нужен кто-нибудь кто не даст тварям сожрать меня, пока буду шариться по обители.
Тащиться в обитель самому было глупо, сколько бы потом не ругался о растратах Кромвель. Ворон был неопытнее михаилитов постарше, но искать кого-то в Саутенде было не многим безопаснее шатания по обители.
- Как такая прелестница может не быть особенной? - Ворон удивлённо вскинул бровь и улыбнулся раскрасневшейся девице. - Но если надо спасать от тварей, то куда деваться. С тебя тогда треть.
- Может сговоримся на том, что у меня есть, но о чём я ещё не знаю? - Улыбнулся Уилл. И верно, в обители, наверняка, должны были остаться хоть какие-то книги, деньги и ценности. Любой комиссар из троицы с радостью оказался бы сейчас на месте Уилла, потому что при желании можно было вынести хоть пол приюта. Но Уилл таким никогда не промышлял и начинать не хотел. Он скрестил руки на груди. - Ну, а если серьезно - то это не грабительский набег, себе я ничего брать не собираюсь. Так что назначь цену, на которую я смогу выдать расписку. И которую же потом стребую от конторы.
- У человека предназначенное требуют только раз, - очень серьезно ответил Ворон, с изумлением глядя на своего птичьего тёзку, усевшегося ему прямо на плечо. Птицу он стряхнул, выругавшись, а когда ворон нагло обложил его на своем вороньем языке матом, нервно потянул арбалет. Но не выстрелил, снова оглядел Уилла. - Треть. От того, что ты соберешься отдать конторе и взять себе.
Уилл недовольно вздохнул - за такой договор можно было лишиться работы, а то и чего похуже. С другой стороны лорд сам говорил, что ему нет дела до воровства, и значение имеет что-то более крупное. А в приюте могли быть зацепки, ведущие к перевозчикам десятины и другим храмам. Уилл взглянул на вредную птицу, затеявшую ссору с Вороном. Что-то он становился суеверным... В любом случае, михаилиты потратили в городе немало времени, снаряжения и сил. Чего стоил один брат-лекарь, работавший за десятерых. Было бы справедливо хотя бы частично возместить твареборцам затраты. В том, что снаряжение портится, Уилл самолично убедился вчера у колодца. Но как вписать в отчет все эти закрыты? Или стоило просто их упустить для сохранения душевного здоровья начальства? Уилл ещё раз вздохнул.
- Ладно, договорились, но улики в расчет не идут. Пойдём, нужно опросить монашек, за такую долю можешь и поучаствовать.
- Ты меня с инквизитором путаешь, - недоверчиво глядя на насмешливо каркающую птицу, проговорил Ворон, - тебе надо, ты и опрашивай. И без того Устав нарушаю, телохранителем подряжаясь. А в расчет идёт - всё.
"Не приведи Господь, чтобы там не оказалось ни одной твари!" Оставалось понадеяться на то, что Ворон не станет устраивать абсурдного торга из-за бесполезных для него выписок и расчетных книг. Из того, что успел увидеть Уилл, не должен был. А вписывать в улики всё ценное Уилл и так не собирался.
- Ладно, по рукам. Давай ты тогда сходишь со мной до местной тюрьмы. - Без констебля к монашкам Уилла могли не пустить, но законник вполне мог оказаться где-то там, ну или по крайней мере направления могла указать стража. Рисковать наткнуться на какую-нибудь тварь в одиночку Уиллу не хотелось, тем более, что у него теперь был телохранитель не дешевле тех, что охраняли принцессу Анжуйскую.
- Ну пойдем... барышня.
Уилл взглянул на госпиталь, где, наверняка, нужна было его неумелая помощь - хорошо было бы закончить с обителью по раньше.
- Ну пойдём, принц за миллион.

Уилл ожидал, что монашки будут сидеть в камерах, забитые, испуганные или вообще безумные, но вместо этого его почти сразу отвели в тюремный дворик, где и сидели четверо женщин. Каменный мешок, украшенный всего несколькими исхудалыми кустиками можжевельника и одним окном был не идеальным местом, но тут по крайней мере было видно небо. Да и не в пример городу в мешке этом было спокойно и почти уютно. Женщины пряли, разговаривая и переглядываясь между собой. Подойдя поближе, Уилл разглядел лица. С тех пор, как ему приходилось иметь дело с монашками, в лица приходилось вглядываться особенно внимательно, потому что одеты женщины всегда были очень однообразно.
Самой младшей была юная, шестнадцатилетняя послушница, с хитрой, похожей на ласкину мордочкой. Рядом с ней сидела полная, с щеками, как у хомяка и пухлыми, алыми губами новопостриженная. Ей Уилл бы дал не меньше двадцать. Главной ему показалась стройная, лет тридцать, монашка со строгим взглядом ярких синих глаз, а последняя, сероглазая, старушка почти не обращала на себя внимания.
- Здравствуйте, сестры. - Говорить Уилл старался приветливо, даже улыбнулся. - Меня зовут Уилфред. Я комиссар и хочу попросить вас рассказать мне об обители, какой она была до всех этих событий. - Уилл выжидательно взглянул на монашек, совершенно не зная, чего ожидать.
- Ну спросите, спросите, - ответила ему та самая старушка, в то время как толстушка соблазнительно улыбнулась, облизнув полные губы.
Видимо, старушка собиралась отвечать за всех, и таким образом создать общую линию. Может быть, стоило развести монашек и опрашивать их хотя бы по двое, но так женщины могли упереться. Уилл сделал вид, что не заметил взгляда пухлой монашки - на виселицу он ещё не собирался, да и монашка была совсем несимпатична. Так что овчинка в этом случае никак не стоила выделки. Если бы он и выбирал, то выбрал бы худенькую послушницу, за которую к тому же не светила казнь. В любом случае, сейчас стоило задать один вопрос, по которому можно было бы решить, нужно ли стараться развести женщин и убрать тех что постарше от молодых. Но при этом не стоило, наверное, сходу касаться темы десятины и папства, чтобы не дать старухе выразить будущее общее мнение. Уилл внимательно и учтиво обратился к старшей из монашек.
- В первую очередь я хотел бы спросить о порядках и нравах в обители, насколько были они строги? Как и за что наказывали.
- Это была обитель для покаянниц, - старушка глядела на него с искренним недоумением. - Согрешившие, прелюбодейки, родившие без брака, беглые монахини и послушницы здесь искупали свои грехи, молились Ему, трудились во славу Его. Обитель славилась пирогами своими и вышивками. Уставом здесь было определено строгое покаяние, и архиепископ Кранмер Устав сей одобрил. Ибо блаженна неплодная неосквернившаяся, которая не познала беззаконного ложа; она получит плод при воздаянии святых душ, а всякий, делающий грех, делает и беззаконие; и грех есть беззаконие.
Уиллу вдруг захотелось выхватить из сумки латинское Писание, и поднеся его к носу старухи, спросить, одобрял ли Кранмер вот это. Но старая монашка, скорее всего, продолжила бы отвечать цитатами. Нужно было хотя бы попробовать развести женщин, одного взгляда пухлой новопостриженной было достаточно, чтобы понять, что в этот приют она попала не просто так. По крайней мере, так казалось. Так что может быть, у неё бы и вышло что-нибудь узнать. Уилл улыбнулся.
- Это я знаю, впрочем. - Он обратился к пухлой монашке. - Я бы хотел опросить вас по двое - сначала новопостриженную сестру и послушницу. Насколько я помню, правила этого не запрещают?
- Впрочем, вы не у себя в доме.
Тихо подошедший мужчина был высок, сухощав, но в каждом его движении чувствовалась сила и грация фехтовальщика. Одет он был в коричневый джеркин и серые штаны.
- Сэр Рейв Скайв, - представился он, - волей Его Величества - смотритель этой тюрьмы. Замечу, что вы проникли сюда обманным путем, за что стражники будут примерно наказаны, а теперь призываете гостей этого чудесного места нарушать правила прогулки.
- Такое уж время настало, сэр Рейв, что иначе слуге Реформации свидетелей не увидеть. Так что хочешь не хочешь приходится верить, что Саутенд игнорирует реформы Его величества. - Пожал плечами Уилл, исследуя тюремщика взглядом. Подкупить этого бы не вышло, по крайней мере деньгами. Да и в целом от Скайва так и веяло проблемами, особенно, для нарушающего правила Уилла. - Могу я поговорить с сестрами?
- Моё дело, мистер Уилфред, не следить за горожанами, а блюсти порядок в тюрьме, оберегая и вас в том числе от преступников, тут содержащихся. Так что, ваш упрек можете засунуть себе в... Переадресовать себе же. К тому, позвольте усомниться в чистоте ваших намерений. Чтобы увидеть сестер, вы подкупили стражу, а не обратились к смотрителю тюрьмы, испросив разрешения у констебля! Ну что же, говорите с монахинями, коль вы здесь. Но об этом будут знать лорд-канцлер, сэр Ричард Лейтон и ваш синьор.
Смотритель тюрьмы одобрительно прислушался к воплям из внешнего двора тюрьмы, где свистели розги и блажил уже знакомый бас, то матерясь, то заклиная Господом, прищелкнул пальцами, отчего будто по мановению волшебной палочки возникло кресло. На самом деле, его споро принес дюжий стражник, но уселся в него тюремный рыцарь так, словно мебель подарила королева фей.
Рыцарь Уиллу не нравился - пусть тюрьме в такие дни, действительно, требовалась двойная охрана, от Скайва так и веяло дворянской надменностью. Липкой, гадкой и самовлюбленной. Стражников было не слишком жаль - во-первых, они содрали с него целых полсотни, во-вторых, самому Уиллу будущее обещало что-то подобное. По крайней мере, от одного из трёх начальников, которые в последнее время плодились, как кролики. Так или иначе, пусть Скайв и задирал нос, Уилл пока что мог узнать хоть что-то. Он повернулся к монашкам.
- Скажите, не вела ли себя настоятельница странно в последнее время? Стала ли молчаливее, суровее, что-то ещё?
Толстушка одарила его еще одним горячим взглядом, огладив себя по облачению, туго натянутому на пышной груди. Она была миловидна, похожа на одну из тех мадонн, что любили рисовать итальянцы, а сородичи-англичане после перерисовывали, чтобы продать на рынках, и глаза её обещали жаркие ласки.
- Уединялась она в капелле, постоянно, - кивнула пожилая монашка.
Уилл кивнул.
- Носила ли она с собой какую-нибудь книгу, или ещё что-то? Например. - Он потянул руку к сумке и достал латинское Писание. - Вот эту.
Даже если книгу настоятельница с собой не носила, может, монашка сбилась бы с толку и проговорилась насчет католической Библии. Например, что та обычно лежала на алтаре. Как реагировать на взгляды новопостриженной Уилл не знал - достаточно сумасшедшим, чтобы польститься на монашку, он не был. Тем более, что вот-вот должен был обзавестись молодой невестой.
- Она эту книгу в келье своей хранила, - удивленно, точно Уилл должен был знать это сам, ответила старушка, осуждающе цыкнув толстушке. - Сестра Агата, как не стыдно!
Той было никак не стыдно. Потому как улыбалась она еще завлекательнее, обещая этой улыбкой многое.
Уилл, впрочем, старался на улыбки не реагировать, уж точно не при таких свидетелях, как Скайв - только славы распутников комиссарам в последнее время и не хватало. Он так же старался всем видом показать, что внимательно слушает престарелую монашку, только раз взглянув на Агату.
- Ещё я хотел вас спросить о людях с которыми встречалась настоятельница. Я имею в виду тех, кто не жил в приюте, но часто его посещал. Приходит вам кто-нибудь такой на ум? - Человек, скорее всего, должен был быть один, и посещать обитель он должен был регулярно - передачу денег Риму нельзя было доверять кому попало. И к чему Агата так открыто его провоцировала? Хотела чего-то добиться, компрометировать комиссара или просто скучала? Стоило сделать скидку на то, кого именно собирали в этом приюте и за что.
- Да нешто ж мы смотрели, - рассудительно ответила старушка, - грехи наши тяжкие, и замаливать их надобно трудом. Заутреня, мытье полов, стирка, готовка, вышивка, завтрак, мытье полов, вышивка, бдение... Покуда всё переделаешь - ангелов видишь, а не людей, юноша. А обитель никому посещать и не дозволялось, даже родне девушек.
- Может, сама настоятельница куда-то выбиралась, ну или решала с кем-то хозяйственные вопросы? - Спокойно продолжал Уилл, стараясь звучать как можно благожелательнее. Глядя на старушку, становилось жалко хотя бы некоторых из этих девушек, которые ни за что должны были прожить в приюте вот до таких вот седин за монотонной и отупляющей работой. Только подумать, и так всю жизнь - не удивительно, что в тюрьме монашки чувствовали себя спокойно, и кажется, даже привычно. Тут, по крайней мере, не заставляли работать.
- С матерью-кастеляншей и выбиралась. В город. Возвращалась всегда с мукой и провиантом.
Теперь заговорила синеглазая, глядя на Уилла холодно и даже с презрением, гордо вскинув голову.
Уилл внимательнее пригляделся к гордой монашке - несмотря на возраст она была ещё красива.
- С какими продуктами они обычно возвращались? Может быть, вы знаете, к каким торговцам заходили?
И чем же он заслужил такой взгляд? Тем, что спрашивал о погибших, или тем, что был слишком молод для того, чтобы инспектировать приюты? Чем-то эта синеглазая напоминала вредную монашку из Лутона. Может, и у неё были какие-то амбиции, надеяться на воплощение которых теперь не приходилось. Ну, да это было не его дело. Шансов найти того самого торговца, который мог передавать деньги, было крайне мало - в городе погибли десятки людей, а те что выжили, теперь прятались по домам и лежали в госпитале.
- Огурцы привозила, - мечтательно вздохнула толстушка, продолжая поглаживать себя по уже торчащим сквозь облачение соскам, - сладкие. Свеклу, морковь, репу, редьку, брюкву и козлобородник. Муку пшеничную для пирогов и яблоки. Мёда немного. Куда заходила - не знаем мы, не ездил никто из нас с нею.
Все эти продукты можно было найти в любой ближайшей деревне, а торговец непременно должен был курсировать между городами. Какого-нибудь крестьянина на это дела подряжать было нельзя, да и большую сеть было бы легко раскрыть. Другое дело один торговец, спокойно ездящий между городами, передающий деньги и сведения, заскакивающий раз в два месяца в какой-нибудь порт. Под такое описание подходил только торговец мёдом - во-первых, торговать им можно было круглый год, во-вторых, курсирующему продавцу мёда с крупной сумой в сумке никто бы не удивился. Продукт был дорогой и сбыть его в одном городе, наверняка, не выходило.
Дальше расспрашивать о продуктах Уилл не стал, чтобы не давать лишний раз понять, кого он собирается искать. Вместо этого он вспомнив о реликвии, с пропажи которой, якобы, и началось безумие настоятельницы.
- Понятно. - кивнул Уилл, стараясь не глядеть на забывшую о любых приличиях монашку. Это смущало и начинало раздражать, хоть такое внимания и было приятно. - Что можете сказать о пропаже реликвии? Может быть, кого-то или что-то видели? Я имею часть венца Альфреда.
- Беглые вынесли. Сговорились или нет, только Господь знает, но точно они виноваты, - вздохнула толстушка, - Одна смуглая такая, Эмилией звали, новенькая. Её прямо муж в обитель и привёз, за прелюбодейства великие. А вторая - Лисса Бошан, у-у, грешница жуткая! Там ведь пожар случился, знаете, а после него хватились, посчитались - и ни послушниц, ни реликвии.
- Наверняка Лисса, - рассудительно добавила старая монахиня. - Слухи ходили, она при дворе теперь. Небось, купила должность за кусочек святого венца.
До двора было далеко, да и черта с два связался бы он хоть с кем-то оттуда без крайней необходимости. И так нужно было извиняться перед гадкой фрейлиной.
- И что ж никто не искал с тех пор? - Удивился Уилл.
Дело в было не его - работы хватало и без этой реликвии, но имена стоило запомнить. Пожар, почти наверняка, устроили, и не факт, что беглые послушницы. Женщины могли просто воспользоваться ситуацией, хоть неожиданное присоединение к двору и было очень подозрительным.
- Откуда нам знать-то? - Удивилась старушка, недоуменно уставившись на него.
- Понятно. Спасибо за содействие. - Ещё раз кивнул Уилл, радуясь возможности выйти наконец из тюрьмы, где с одной стороны на него чуть ли не лезла толстая монашка, а с другой сверлил отвратительным взглядом тюремщик. О реликвии, наверное, стоило позабыть до поры до времени, всё-таки сеть уплаты десятины Риму выглядела куда интереснее. Сеть, правда, одним им вымышленная и пока что ничем не подтвержденная. Уилл повернулся к рыцарю. Констебля можно было отыскать и потом, дай Бог, обзаведясь хоть какими-то бумагами и зацепками. - Благодарю за содействие.

Первым Уилл увидел Ворона, всё в том же облике гербового леопарда. Огромный кот зализывал царапину на плече. Из под темной, отливающей синим шерсти выглядывали ещё слабо подёргивающиеся ноги. Совсем человеческие. Видимо какая-то тварь приняла людской облик, ну или человек превратился в тварь. Ранен михаилит, кажется, был несерьезно.
Уилл окинул взглядом двор монастыря. В этот самый момент по небу медленно проплыла туча, покрыв своей тенью разбросанные по земле трупы. У него замерло сердце. На болотно-зеленой траве в беспорядке, местами внахлест валялись монахини и уродливые твари. Порубленные, изодранные тела лежали так неестественно, что Уиллу на секунду захотелось их поправить, лишь бы убрать эти болезненно выгнутые руки и невозможно повернутые головы. Твари отдаленно напоминали голых, изодранных крюками людей, которым неумело приделали по несколько пар худых, дистрофичных рук.
В нескольких шагах от него навзничь лежала молодая монашка. Всего раз взглянув на неё, Уилл наверняка понял, что будет сниться ему по ночам ближайшие несколько недель. Когда-то симпатичная, чем-то похожая на лутонскую Эмму, девушка тоже лежала неправильно, но в глаза бросалось не это - взгляд сразу приковывал нечеловеческий и даже не покойницкий цвет белого, как мука лица. Шею и тонкие руки девушки бороздили исчерно-синие вены. В обращенных к небу бирюзовых глазах, лениво, не обращая внимание на то, что творилось внизу, плыла всё та же туча. Через мгновение она проплыла дальше, открывая солнце и снова наполняя двор дневным светом. Уилл повернулся к Ворону, торопливо ища рукой флягу.
- Рана не серьезная? Я могу осмотреть. - Михаилит к этому времени уже почти закончил зарывать лаз.
- Осматривать у жены сиськи будешь, - внятно отозвался михаилит, брезгливо отряхивая лапу от тёмной жижи, мало походившей на кровь. - Говорят, они у неё ого-го, смотреть не насмотреться. Куда дальше, о бесстрашный командир?
Пока Ворон говорил, Уилл сделал пару глотков и уже осматривал двор. Его взгляд обогнул несколько трупов, опять задержался на лице монашки, выцепил едва заметную нить речного жемчуга у самой стены. Рядом были видны следы волочения и борьбы, ещё в нескольких шагах валялась располовиненная тварь. Может именно тут ранили Берилл - бусы совсем не подходили никому из монашек, а тварь явно рубили с запалом и михаилитским умением.
- Что до моей смелости - то за неё не беспокойся, она и без тебя проживёт. - Уилл подошел к твари - в когтистой лапе виднелся кусок серой кожи, ещё чуть в стороне лежал какой-то обрывок. Прежнее остолбенение совсем прошло - то, что он никогда раньше не видел стольких трупов, не делало его трусом. В конце концов, от своего дела Уилл не отказывался. В то же время он внимательно слушал всё, что касалось невесты, проглатывая каждое слово. Уилл сделал пару шагов, и поднял обрывок, вчитываясь в текст. - Минуту, я осмотрюсь здесь. Что ещё говорят о моей без пяти минут невесте?
- Говорят, что кур у неё доят, - просветил его Ворон, - а как пошли - удоя не нашли. Де Манвили - род знатный, чтоб ты знал. Хозяева Лэнгстона и в родстве с Фоконье. И это... Бесплатный совет: если о твоей женщине говорят плохо - не собирай сплетни, как баба с рынка. Не получается уважать тебя такого, pardonner.
Уилл пожал плечами.
- Не знал, что михаилиты торгуют грязными сплетнями, ну да правда твоя.
Возможность не получить уважения его не потрясла. Правда, действительно стоило перестать вести себя, как идиоту и просто дождаться встречи. Он всё равно хотел заехать в поместье сразу после Саутенда.
Двор был немаленьким, так что пришлось ходить туда-сюда, огибая трупы и стараясь не наступить в лужи застывшей крови. Ворон, мурлыча под нос нечто невнятное, шел рядом, лениво помахивая хвостом. Картина двора, как ни странно уже не сбивала с любых других мыслей. Уилл всё ещё чувствовал какую-то угнетенность, но с радостью отвлекся на работу. А отвлекаться было на что - через пару шагов нашелся медный, православный крестик на зеленой тесемке. Странная находка для строгого католического монастыря. В голову тут же пришла странная мысль о православном, новгородском торговце мёдом, перевозившим деньги для Рима. Звучало абсурдно, но и подозревать такого перевозчика никто бы не стал. Благо эту мысль можно было легко проверить у констебля - иностранца бы точно запомнили, а любого новгородца можно было быстро отыскать через Брентвуд, где у города было своё торговое представительство. Крестик отправился в отдельный кармашек сумки.
И всё-таки, казалось странным, что всего через минуту он так спокойно ходил между телами, рассматривая детали. Может, осознание всего ужаса должно было прийти позже, когда он окажется в комнате у камина и случайно выцепит именно эту картину из памяти? А может Саутенд его подготовил - плавно переходя от разговоров и взглядов к раненым и наконец погибшим? Самим холодным отношением жителей и особенно - констебля, которое передалось и Уиллу. А может, он и не должен был об этом задумываться.
Следующим взгляд привлек большой золотой зуб на тонкой серебряной цепочке. Слишком большой, чтобы быть позолоченными мощами. Ну и любили же в Саутенде носить всякую дрянь на шее - то новгородский крест, то зачем-то огромный зуб! Непонятная находка отправилось в кармашек к крестику.
Находились и совсем бесполезные детали - например покрытый мхом скелет кота, который, явно, лежал и месяц и год назад. В такой строгой обители, где искали, чем занять послушниц и монашек просто не могли не убрать такую вот дрянь со двора. А кот лежал. Достаточно бесполезной Уиллу показалась и изорванная записка с признание в любви к какому-то шевалье. И так, рыцарь с большим золотым зубом на шее и новгородский купец. И оба, видимо, должны были погибнуть тут же, ну или зачем-то передать цепочки монашкам. Может, в знак верности. Зуб выглядел крайне странно. Может он был чем-то вроде тайного знака папистов? В любом случае, подумать было над чем. Ещё через минуту Уилл, наконец, наткнулся на что-то стоящее - прямо на земле валялась странного вида серебряная пентаграмма на грубой веревке. Уилл остановился, на отрывая взгляда от находки.

Небу открылась стена испещренная потемневшими письменами. Всего мгновение Уилл всматривался в странные буквы, как вдруг те блеснули алым, и в него потоком ударил такой страх, что закружилась голова. Он отчаянно рванулся, пытаясь похоронить уже дышащий адским жаром камень под землей. Сзади послышалась злобная ругань пятящегося Ворона. Уилл не успел сказать ни слова. Земля под ним и кубом резко расступилась, вверху на мгновение блеснула белая щель света, и он рухнул во тьму. Вокруг, обжигая жаром, заиграли алые письмена, они росли. Уилл онемел от ужаса - он тянулся к силе, но силы не было, он пытался двигаться, но не мог. В памяти на секунду мелькнул кошмар в госпитале. Он попытался набрать в грудь воздуха, чтобы закричать, но тут всё схлопнулось. Не стало горящих знаков, его самого и кажется даже тьмы.
В узкой келье пахло жженым маслом и выделанной кожей. Густеющий по углам, смолистый мрак едва разгоняли несколько свечей, а за рядами книг и пергаментов виднелась дрожащая фигура монаха. Одетый в черное, он мелко дрожал от непосильного груза и стыда. Прегрешения, которыми очернил себя этот человек - были тайной, скрытой за семью печатями, но Уилл знал, как братья определяли ему скорую смерть, как монах просил ещё одну, последнюю ночь. Как клялся, что всего за ночь его руки принесут в мир нечто, что заставит людей трепетать при одном упоминании, при единственном намёке на Творение. Нечто, что прославит орден бенедиктинцев на все времена, нечто, о чем не умолкнут споры и толки. Даже после его смерти. Нет. Как раз по его смерти. И теперь он сидел в этой келье, сгорбившись, дрожа от своих грехов, и упорно скрипя пером. Остриё ходило по бумаге, вырисовывая тёмные знаки, и мрак сгущался вокруг этого человека, тянулся к нему. Здесь не было слышно других монахов, не было слышно ночи, и только свечи всё тише потрескивали, уступая тьме и шуму пера.
Строки Ветхого Завета монотонно ложились на шероховатый пергамент. Никому не под силу переписать все знания ордена за одну ночь. Свечи всё чаще подрагивали, выхватывая из темноты корешки древних томов, отбрасывая причудливые тени и поторапливая монаха. Рассвет наступал ему на пятки, где-то за холодными стенами уже светлел горизонт. Ночь становилась зыбкой и прозрачной, проваливалась за край небосклона, вздрагивала в ожидании восхода. Монах пытался сделать невозможное, и рука, так верно работавшая все время, начинала дрожать.
В пустом стылом коридоре не было никого, а факелы давно погасли. Из-за толстой окованной железом двери не было слышно ни одного лишнего звука - только скрип пера о пергамент и дыхание обреченного на невозможное грешника. Вот и они медленно угасли, а монастырь невообразимо надавил на плечи предрассветной тишиной. Где-то там порозовел горизонт, и лазурная синева побежала вверх по небу. Неужели монах сдался? Из-за холодной двери неожиданно послышался нечеловеческий голос. Он обещал помощь. Бог это был или Дьявол никогда не узнать, потому что человеку из плоти и крови не пробраться теперь в келью. Так или иначе, но Кодекс Гигас будет завершен в эту ночь.
Уилл стоял перед кованной дверью, не в силах собраться с мыслями. Ведение пронеслось перед ним за мгновение, кажется просто появилось в его голове и осталось там навсегда. И при этом было таким реальным, таким ощутимым, что его собственное сердце замирало при мысли о восходе и о бесповоротности времени. Упорство монаха было его собственным упорством, но не уж то тот не понимал, что это не мог быть Господь? Что это была ловушка?
Уилл ещё раз взглянул на темноту в конце коридора и на запертую дверь. Зачем ему это показывали? Неужели письмена на камне принадлежали именно этому монаху? И как можно было отсюда выбраться? Он попытался заколотить в дверь, но рука прошла сквозь доски. Напрасно. Монах не мог его увидеть, и всё это уже случилось. Книга, несущая зло людям уже, была написана. Уилл сделал шаг, пытаясь пройти сквозь дверь. Всё равно, что сердце замирало при мысли о том, кого он мог там увидеть. Пусть книга уже была написана, и монах уже поверил Дьяволу, ещё можно было всё исправить. Ведь было же это как-то связанно с Саутендом. Нужно было только узнать как.
В келье ничего не изменилось - монах всё так же писал, сгорбившись над пергаментом, никого больше не не было. Сила никак не хотела отвечать. Если чувство падения не было иллюзией - то он прямо сейчас задыхаться под толщей земли.
Уилл уже собирался сделать шаг, чтобы взглянуть на текст пергамента, как вдруг монах повернулся и уставился прямо на него. У грешника было его собственное лицо! Отхлынувший до этого страх, снова защекотал под ребрами, но Уилл попытался никак этого не показать. Он несколько мгновений всматривался в своё собственное лицо. Спокойное, усталое, недоумевающее. Это не было ни прошлое, ни будущее - орден Бенедиктинцев уже дышал на ладан, а двойник был совсем молод. Монашеская ряса смотрелась на Уилле до невозможности нелепо.
- Ты уверен, что хочешь дописать эту книгу любой ценой? - Уилл сделал ударение на предпоследнее слово. В горле совсем пересохло. И зачем он спрашивал именно об этом, а не о том, как выбраться? Хотя, откуда бы иллюзии знать, как ему выбраться?
- Почём нынче душа? - Монах говорил голосом Уилла, глядел взглядом Уилла, лишь вздыхал, как матушка. - Ваши уже были здесь, сговорились ведь. Второй души не имею, увы.
- Мои берут золотом и книнами. - Грустно улыбнулся Уилл. Из-за внешности монаха разговор походил на внутренний монолог на тему ценности души. Двойник, видимо, решил, что за пригрешения ему всё равно уготован адский котёл, поэтому и душой дорожить не стал. Уилл окинул келью взглядом, снова вернувшись к монаху. - Для чего ты пишешь уту книгу? - Он кивнул в сторону лежавшего на столе пергамента. Не ему было судить, и все же, почём продавалась душа?
- Потому что некоторые книги невозможно не писать, - просто ответил монах, окуная перо в чернильницу. По серым перьям с израненых пальцев в бутылочку сбежала алая капля. - Потому что некоторые книги невозможно не читать.
Уилл сделал пару шагов и попытался опереться о стол, чтобы рассмотреть пергамент, но рука опять провалилась сквозь доски и он чуть не упал. Письмена оказались точь в точь, как на камне, и от всего этого начинала болеть голова. Он ожидал услышать что-то вроде "она принесет пользу людям". Но тогда, монах бы писал только из надежды на искупление грехов. Уилл вздохнул.
- Не мне судить, но паршивая выходит сделка - отдать душу, потому что есть книги, которые нельзя не писать. - Он перевёл взгляд на окровавленные пальцы - монаху даже не пришлось резать руку, чтобы подписать контракт. - Я попал сюда увидев на камне, что-то подобное, видимо, из твоего творения. Не подскажешь, как выбраться?
- Муда-ак, - почти восхищенно протянул белесый, полупрозрачный ворон, возникнувший аккурат на столе. Этот исхитрялся не проваливаться и говорил с легко узнаваемыми интонациями Ворона. - Говорили же мне, что такие утырки, как ты, не понимают по-хорошему, и артефакты лапают. Чего ж ты не поцеловал Кодекс, дуролом? Для надежности, значит? Чтоб прямиком к старине Светоносносному провалиться? Ух, ёбнул бы по башке, да рук нет!..
- Отсюда? - Монах, явно не замечая михаилита и его нового обличья, удивленно воззрился на Уилла. - Откуда - отсюда?
Уилл забыл о монахе и глядел прямо на Ворона. Захотелось пнуть стол и раскидать к чёрту всё что было сверху. Но нога всё равно прошла бы насквозь. Опять он попал в какую-то дрянь, а твареборцы его спасали. Ему до нельзя надоел Саутенд, Лутон и вообще всё связанное с инспекциями. Захотелось вскочить ка Ковыль и умчаться из города, даже не забирая вещи из таверны.
- Не скули, и скажи лучше, как выбраться. А кодекс я не трогал.
- Скулят - такие вот псы позорные, как некоторые комиссары, - р-раскатисто, но чётко и ясно ответил призрак. - И что, кодекс этот сам, что ли, вылез? Лапки грёбаные отрастил и из землицы выкопался, да? А знал бы, как выбраться, думаешь, я бы тут с тобой сидел? Ради приятной, мать твою женщину, компании?
Договорив, Ворон встопорщил перья и сел на хвост, глядя на чернильницу почти обречённо.
- Перья... тьфу, уши будут сразу два Тракта драть, вот срань-то...
- Кодекс?.. - монах прикрыл рукой работу, словно боясь, что Уилл её отберёт. - К чему всё это? Зачем оскорблять?..

Мотыга стукнула о камень, и всё опять стёрлось. Земля взлетела, окружая камень, Уилла и застывшего с поднятыми руками монаха. Отсутствие воздуха и, кажется, самого пространства надавило на грудь, слабый рассветный свет выцвел, посерел. Вокруг загорелись те же алые письмена, зло, ярко пульсируя. Буквы плясали, менялись местами, тасовались, открывая слои за слоями выстраиваясь в трёхмерном пространстве. А Уилл стоял со скрещенными руками - страха на этот раз почти не было, только мрачное упрямство и толика надежды. Через несколько мгновений всё схлопнулось и исчезло.
Уилл несколько раз моргнул, чувствуя, как надежды становилось всё меньше. В узкой келье пахло пеплом, кровью и мускусом. Дорогие восковые свечи догорели, но лучи солнца, уже выглянувшего из-за горизонта, пробили стены, озаряя камни нежным розово-оранжевым светом. Лицо жутко сосредоточенного монаха блестело от пота. Он писал, не обращая внимания на то, что пальцы были белы как пергамент. Кипа листов высока - точно один человек не способен переписать столько за единственную ночь. Переписать? Нет, он даже не смотрел в книги, только писал, временами резко, дёргано кивая. Осталось уже совсем немного, и он закончит то, о чём не умолкнут споры и толки. Даже после его смерти. Нет. Как раз по его смерти.
Уилл в бешенстве и отчаянии попытался пнуть стол ногой, но та снова прошла сквозь древесину, и он чуть не упал. И что дальше? Он сел прямо на пол. Под череп как будто залили раскаленного железа. Создавалось впечатление, что его просто кидало с одной страницы на другую, в каждой из которых сохранился отпечаток со дня творения. Монах, кажется, продвинулся с прошлого раза и был уже намного ближе к окончанию работы. Попробовать уговорить его раскопать кодекс ещё раз, и посмотреть что получится? Может с окончанием работы книга выплюнет и Уилла с Вороном? Он вытянул ноги. Может монаха закопали в том самом месте и это было как-то связанно? Уилл снова взглянул на свою копию. Ещё раз уговорить гада могло и не выйти - тот выглядел так, будто и за сто лет не заметил бы Уилла. А если всё становилось только хуже? Если этими попытками он крал время у себя самого, и окончание книги означало только смерть и полное закрытие обратного пути? Уилл вздохнул, роясь в сумке. Какое время и как можно было сделать хуже, если выхода он пока не видел? Он достал латинскую Библию - по размеру она походила на творение монаха, и ему всё равно хотелось узнать что было внутри, а терять уже было почти нечего. Боковым зрением Уилл заметил беззвучное и очень возмущенное щелканье клювом Ворона - тот пытался взлететь, но не мог. Кажется, открывать книгу всё -таки не стоило. Неожиданно Библия сама распахнулась в его руках, открыв подчеркнутые кровью строки. Перед глазами мелькнула когда-то выученная наизусть строфа. "Ибо близок день Господень на все народы: как ты поступал, так поступлено будет и с тобою; воздаяние твое обратится на голову твою".
В памяти всплыла картина лежащей на земле послушницы, и Уилл попытался захлопнуть книгу. Не могло быть, чтобы всё стало ещё хуже.
- Dixi, - выдохнул монах, роняя руки на стол. - Встала утренняя звезда и воссияла, и встала среди неба одна.
Лист выпорхнул из-под его рук, улёгся на высокую стопку, и бумага дрогнула, сжимаясь в камень. Спустя миг на столе лежал куб тёмного гладкого камня. На поверхность из глубины проступали алые буквы, соединяясь в слова и строки. А затем библия в руках Уилла схлопнулась вокруг него, и мир исчез.

За следующие несколько часов пути Уилл вспомнил ночь в Лутоне до самых мелких деталей - холодную, влажную мостовую под босыми ногами, превращенных в прозрачных тварей детей, лежащую во дворе Эмму. Послушница почему-то вспоминалась только лежащей, с оторванной головой, и рваной полоской красной плоти на фоне бледной кожи. С величайшим трудом удавалось извлечь, казалось бы, из недавнего прошлого отрывки их диалога. Уже признав себя безоговорочно виновным и решив, что всё послано ему в наказание, Уилл пытался угадать момент в который всё пошло на перекосяк - ту секунду, когда он перестал просто добросовестно выполнять работу. Первой на ум, конечно, приходила идея встретиться с послушницей, потому что именно из-за этой идеи Эмма и погибла, да и закон он, вроде как, нарушил только тогда. Второй был момент, когда он спрыгнул с забора и пошел за михалитом, вместо того, чтобы дождаться девушки. Но тут была своя оговорка - иначе могло пострадать ещё больше людей. И вот так, минута за минутой, он тащился по тяжелому морю песка. Время тянулось, как растопленная еловая смола, горячая, горячая смола с бьющим в голову запахом.
Рядом напевал какую-то неприличную солдатскую песенку неунывающий Ворон. Уилл для себя решил, что упорство михаилита происходило из того, что что-то подобное тот уже мог переживать. А подлое солнце всё палило, даже не думаю скатываться с горизонта. От жажды уже не спасал даже камешек во тру, и Уилл лишний раз помянул добрым словом настоятельницу, которая решила, что собственные вещи в аду не допускаются. Призрачной дымкой покрывался образ его фляги в памяти. И всё нереальней становились воспоминания и мысли об оммаже, извинениях и особенно невесте. Всё стало глупым и несущественным. Всё, кроме того, что он не отправил хотя бы последнего письма матери. И того, что сначала она должна была узнать о скорой женитьбе сына, а потом о его исчезновении. И всё-таки Уилл старался перенять оптимизм Ворона, и продолжал шагать, иногда улыбаясь особенно глупому моменту михалитской песенки.
Не меньше, чем через три часа вдалеке показалось тёмное пятно. Шаг за шагом, в дрожавшем от жары воздухе вырисовывалась спина, сидящего на камне мужчины. Одетый в черное, он больше походил на пришедшую помощь или ловушку, чем на ещё одного пленного. Уиллу показалось странным, что человек сидел на раскалённом камне и совсем не двигался, не осунулся, не поддался бесконечному потоку шара, катящемуся с неба.
- Ну... поздоровайся, - вздёрнув бровь, посоветовал Ворон, оглядев человека.
Уилл тоже всматривался в удивительно похожего на Фламберга незнакомца. Это точно был не тот михаилит, с которым он успел познакомиться - при абсолютно одинаковой внешности, глаза, манера сидеть, улыбка выдавали кого-то другого. Это была не помощь. Уилл подошел по ближе к двойнику, который всё равно приятно оживлял бесконечную пустыню.
- Здравствуйте, вы не в курсе, как отсюда выбраться?
- Как не стыдно, - укоризненно покачал головой двойник Фламберга, - скажите, вам совсем-совсем не стыдно?
- Стыдно. Очень стыдно. - Вздохнул Уилл. - А за что именно?
Поводов к стыду у него было бесконечно много, хотелось верить, что не вся жизнь. Сейчас это было похоже на что-то вроде его собственного двойника.
Укоризненный вздох почти Фламберга был веселым.
- Что за грешники! Никакого уважения к работникам песка и камня! Думаете, просто ли просеять пустыню, убрать всех насекомых, выкорчевать все кактусы, разложить валуны?.. А ведь их перед тем надо было налепить, камешек к камешку! А вы... портите песок дырками. Кстати, воды хотите?
- Хочу, соврал бы, если бы сказал, что нет.
Уилл окинул взглядом работу двойника - ни кактуса, ни травинки, действительно, видно не было. Ни теперь, ни три часа пути до этого. Жажда, вроде бы грехом не была. Звучало так, словно двойник вполне мог знать, как выбраться.
- А нету воды, - все также радостно просветил его работник пустыни.
- Хоть бы что-то новое сказали. - Безнадежно вздохнул Уилл. - Но я вас понял - видимо, воду вы тоже старательно выживали отсюда под землю. Может, подскажете тогда, как выбраться?
Видимо, работой пустынного надзирателя было создать ад. Глупо было надеяться, что сейчас же перед ними откроются врата в Саутенд, но шутливой подсказке Уилл бы не удивился. А подсказка, может быть, была и лучше глотка воды.
Не-Фламберг кивнул, словно иного вопроса и не ждал.
- Легче лёгкого. Всего лишь нужно убить его, - он кивнул на невозмутимо наблюдавшего за беседой Ворона, - взрезать грудь и вытереть себе лицо ещё бьющимся сердцем. И тогда откроются врата в земле. В смысле, в песке. Главное - не глотать кровь, иначе не получится. Другого выхода всё равно - нет. Нет в этом мире Бога, чтобы спустился, а спасение, на которое надеется это животное...
Житель ада сплюнул, и плевок с радостным шипением испарился на плоском камне.
- Спроси его, так ли уж орден хочет спасать чёрную овцу, своя она или нет. Некоторых проще забыть, чем исправить.
Ворон мрачно нахохлился, злобно оглядев демона и пробурчав под нос что-то про долбаного Фламберга.
Уилл устало следил за реакцией молодого михаилита. Видимо, способность у его товарища была редкой даже для ордена твареборцев. Наверняка, от неё в своё время было много проблем. Он со вздохом, повернулся к демону.
- Характер у моего телохранителя, конечно, скверный, но не на столько, чтобы пытаться вырвать друг другу сердца. В общем, способ неприемлемый. Скажете ещё что-нибудь интересное? Например, если выход в убийстве единственного товарища в этой пустыне, зачем всё это было создано? - Уилл ни на секунду не верил демону, да и даже, если бы поверил, кидаться на Ворона бы не стал.
- Этот ублюдок прав, - мрачно сказал Ворон. - За два года на тракте я только и делал, что дрался, сидел в тюрьме, позорил орден. Капитулу проще забыть, что был такой, чем вытаскивать.
- Но ведь я уже сказал, - демон лениво поднял бровь, не обращая внимания на михаилита. - Всё это затем, чтобы люди убивали единственного спутника. Или мало? Спутники обычно так не считают. Да и способ, я бы заметил, кажется неприемлимым сейчас, но советую взглянуть на него в перспективе. Не такой дальней, как эти горы, конечно, поближе. Неделя, месяц, год... десятилетие. Ну, это при условии, что вы найдёте способ измерять время. Но ладно, ладно. Раз мало, скажу ещё кое-что интересное. Всегда можно стать своим. Своих, знаешь ли, выпускают в мир поразвлекаться, а как там окажешься - всегда есть варианты.
Уилл оценивающе подбросил в ладони подаренную ему флягу - думая, можно ли было что-то за неё выторговать или хотя бы метнуть железку в рожу демону. Он пожал плечами.
- Капитул заседает не в Саутенде. Насколько я знаю, на месте только братья Шафран, Ясень, Нефрит и Фламберг, и не факт, что при решении они будут руководствоваться голой рациональностью. Ну да не в этом дело. - Уилл вздохнул, убирая флягу за набедренную повязку - демон никак на неё не отреагировал. - Я думаю вы лжёте, думаю, что горы ближе, чем кажется, и что Бог есть везде.
- Господи, - в голосе Ворона слышалась мрачная обреченность, - за что ты мне послал этого кр... комиссара?! Харпер, быть может, Фламберг и человечен, но в первую очередь думает о своей Берилл, потом - о себе, а уж потом то, что останется, достается людям. Если Берилл разрешит. Шафран - хладнокровный, жестокий убийца, сочувствующий лишь тому, кому сочувствует Орден. Нефрит - лекарь, мыслящий только категориями пользы, а какая польза от тебя? От меня? А Ясень... О, пресвятой Ясень, - михаилит усмехнулся, - когда-нибудь он убьет собственного отца. Капля от капли Циркона - умный, хитрый, расчетливый и опасный. Верный только Ордену, а потому - верный тем, кто Ордену нужен. Я уважаю его, я считаю его старшим братом и вожаком, я не перестану ждать, что он... они все меня вытащат, но... Этот говнюк прав, Харпер, горы - далеко, в тысяче лет отсюда, Бога - нет даже на небесах! Странно, что ты, комиссар, который обязан быть душеведом, этого не видишь!
- Именно, - одобрительно кивнул недофламберг, - а если горы близко, так иди... вишенка.
С этими словами демон подмигнул и с легким хлопком исчез.
- Я в первую очередь христианин. - Спокойно ответил Уилл, глядя на место, в котором только что был демон. Он ощущал себя ничтожной блохой, решившей упорно и напрасно прыгать против ветра. В любом случае, убивать Ворона он не собирался. Да и не смог бы. А может стоило позволить убить себя, с условием, что михаилит помог бы матери? Уилл вздохнул. Вздор, глупо было доверять хотя бы одному слову демона. Да и умирать не хотелось. - Мы тем дальше от гор, чем больше ты грешишь и меньше веришь. - Он пнул ближайший камешек. - Ты в самом деле решил, что лучшим выходом будет накинуться друг на друга, по первому предложению какого-то чёрта?
Судя по взгляду, Ворон с трудом удержался от оплеухи.
- Ты, Харпер, - проникновенно сообщил он, - кретин. Не вижу связи между моим признанием, что этот софист прав о братьях, и твоим выводом про накинуться. У меня порой ощущение, что у тебя в голове какой-то механизм. Наподобие тех, которые ставят в шкатулки. И когда шестеренки складываются случайным образом, ты что-то говоришь. Ну-ка, где я такое решал?
- В том моменте, когда стал ныть, как побитая сука. - Уилл снова подбросил флягу в руке. - Тебе бы лучше раскаяться в своих грехах, и в первую очередь в неверии. Ещё парочка тупых признаний и мы проторчим тут сотню лет. Стоит быть осторожнее, когда говоришь о неверии, находясь в творении настоятельницы-католички. Он слишком устал, чтобы злиться, а горы и правда казались бесконечно далекими. Оставалось только считать пустыню, солнце и жажду справедливой карой за его грехи и идти вперед.
- Да ебись оно всё конём, - выдохнул михаилит, размашисто крестясь. - Дуэль. На одноручных. Когда выберемся. Ибо видит Господь, большего праведника, чем брат Ворон, эта пустыня не видела!
С этими словами молодой воин опустился на колено, молитвенно сложив руки.
- Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас. Я - воин Христов, и грех тому, кто оспорит сие!
Иисус или нет, но Ворона определенно кто-то услышал, долбанув ему по голове сначала шлемом, потом чуть было не пронзив мечом, пригвоздив кольчугой и едва не задушив белоснежной коттой с тамплиерским крестом. А потом, под чей-то тихий издевательский хохот, юноша исчез, успев напоследок ткнуть пальцем в почтового голубя, спускающегося с небес, и крикнуть "Не отк...ай... лягу..."

Через четверть часа пути, он услышал лёгкий стон. Уилл бы подумал, что ему просто послышалось, если бы всё время пути в ушах не свистело от непривычной тишины. Совсем не было ветра, больше не слушалось песенок и ворчания Ворона, и тишину кое-как развеивало только его собственное тяжелое дыхание. Когда Уилл пригляделся, пытаясь найти источник стона, за камнем показалась розовая ножка. До того нелепо и свежо смотрящаяся в пустыни, что он несколько раз моргнул с недоверием, прежде чем подойти.
В дрожащей под напором солнца тени лежала молодая, синеглазая блондиночка, лет пятнадцати-шестнадцати. В длинной, изодранной в самых интересных местах рубахе девица выглядела ангелом небесным. Нога у ангела была сломана. На Уилла барышня взглянула испуганно и выжидающе. Уилл бы подумал, что дамочка была послушницей, которой тоже не повезло попасть в книгу, если бы находка не была так красива. Демон, наверняка, решал подсунуть ему ещё одну ловушку. Так или иначе, не предложить помощи он не мог, да и вдруг находка, действительно оказалась бы послушницей? Когда-нибудь, если бы только ему удалось выбраться, Уилл бы точно нажил себе проблем, согрешив с какой-нибудь особо симпатичной послушницей, как, например, эта. Почему только стольким из них нужно было быть такими красивыми? Может, после свадьбы проблем с этим стало бы меньше, правда Кромвель явно спешил, называя его женатым, когда Уилл ещё и невесты не видел. Он секунду пытался выдать какое-то внятное представление, но тут же сдался.
- Меня зовут Уилл. Помочь с ногой?
- По-помогите, - испуганно пролепетала девушка, не сводя с него больших бирюзовых глаз, - меня Лилибет окрестили.
В этот самый момент Уилл бы закатал рукава, если бы не был одет в одну клятую набедренную повязку, явно смущающую девушку да и его самого. Снимать штаны теперь было бы глупо, тем-более, что потом их тут же пришлось бы снова стянуть. Он стал на колена возле Лилибет, осторожно прикоснувшись к сломанной ноге, от чего сразу послышался возмущенный крик ангела-ловушки. Уилл сразу потянулся к силе, пропуская её сквозь кожу и мышцы и сращивая кость.
- Сейчас станет легче. И как вы сюда попали, Лилибет? - Он пытался говорить спокойно и уверенно, хоть привычное действие удивительно быстро истощало его запасы силы.
- Я не знаю, не знаю, - всхлипнула девушка. - Я шла, а потом упала - и вот!
- Откуда вы шли, куда? - Уилл закончил сращивать кость, умудрившись вписаться в самый остаток сил, и довольно хмыкнул. Хоть пустыня и высасывала из него последние силы, он ещё мог на что-то сгодиться.
Слёзы текли по нежным щекам девушки, оставляя грязные полоски.
- Оттуда, - она неопределенно мотнула головой, - домой шла!
Уилл вздохнул, поднимаясь и протягивая девушке руку.
- Попробуете встать. Как называется город или деревня, откуда вы родом? - Если это была иллюзия, проверка или ловушка - то таких ответов стоило ожидать и на все остальные вопросы. Видимо, оставалось только потащить девицу с собой, выделив половину штанов для повязки на голову.
Лилибет вцепилась в руку с недоверием, но встала. Потопала ногой - и широко улыбнулась.
- Гилфорд, что под Рочфордом. А вы знаете, на кого похожи? На принца! Только у принца должны быть одежды и вообще принцев - девять. Отец говорил, что я умирала и потому мне прописали ванны. Не вовремя, наверное. Впрочем, я ему не верю.
Улыбнувшийся было Уилл нахмурился - от таких историй становилось жутко. Ох, лучше бы девушка была иллюзией, лучше бы всё это было выдумкой его собственного воображения или шуткой черта, чем реально погибшей девушкой. Да и он тогда оказался бы не в иллюзии или книге, а в реальном аду. Уилл снял с головы штаны и разорвал их пополам, предложив даме половину.
- Обмотайте голову, чтобы не напекло. А почему не верите?
- Потому что я успокоилась и его не тревожу, - просветила его Лилибет, сооружая из штанины изящный тюрбан на голове. - Нет никакой надежды на его исправление. Он мне сказал: "Дочь, побудь графиней" - и я стала. А потом стала леди. А он велел рожать сыновей и саму себя. Брр. Мне стало скучно сидеть, и я попросилась в мир. Мне быть его женой не понравилось, и я с ним развелась. Или это ему что-то не понравилось и он развелся? С тех пор утекло много воды, но моё имя означает - Истина. Вот. И я - Лилиса-Алиса. Мур.
Уилл закрыл рукой лицо. Всё тут было понятно - дамочка оказалась наглухо отбитой, и что ещё поганее - оставить её ему было никак нельзя. Впрочем, юродивым, вроде бы, можно было не раскаиваться.
- Ну пойдем, Лилиса-Алиса. Ты ведь к горам шла?
Лилибет надулась, одергивая рубаху так, что она треснула на груди.
- Я домой шла. Здесь скучно и делать вообще нечего. Меня можно называть Клубничкой. Или феей. Трижды три - девять. Пятью пять - двадцать пять. А это ум Алисы. Откуда у Алисы ум, если она - девочка? Ну это просто. Всевышний однажды подарил Алисе абсолютное женское тело с мужским умом. Алиса с тех пор считается дурочкой... Смеюсь. Затем Бог разверз в уме Алисы вагину. Так что уму Алисы вернули что-то женское.
Уилл вздохнув, думая, не гуманнее ли было прекратить страдания девки, или хотя бы сломать ей ногу, чтобы она просто стонала. Хоть бы что-нибудь приличное бормотала. Он пошел дальше, краем глаза проследив, чтобы горе-ангел не отставала.
- А теперь пора спариваться, - невпопад, но радостно сообщила ему Лилибет. - Потому что у нас такой обычай - при первой встрече с незнакомцем обязательно нужно спариться, чтобы понять, совместимы ли мы как спутники. К тому же, нужно снова саму себя родить, и может на этот раз папа скажет что-то другое и отпустит. Да, я - Эли-Мария-Лилит-Фея-Ксенозоид. Принцесса из ксенозоидов альтаирских-сорок два.
Уилл жалобно вздохнул и опустил плечи, увидев, как девушка начала раздеваться. Испытания никак не хотели заканчиваться, а невеста, так сейчас нужная, как на зло, осталась в другом мире. И как на зло, безумная была безумно красива.
- Прекрати. У моего народа такого обычая нет, и если ты сейчас же не оденешься, будет ц-ц-ц и ай-ай.
В этот момент что-то черное мелькнуло на фоне изящного тюрбана, покрывающего совершенно пустую голову. Уилл пригляделся и устало потёр глаза, ругаясь про себя - вдалеке кружила стая демонов. Абсолютно голые, крылатые и вооруженные двузубцами твари явно выцеливали какого-то несчастного на земле. И они были на его пути, с которого нельзя было сходить. Уилл натянул на девушку платье, подобрал несколько острых и, скорее всего бесполезных камней и пошел дальше. Дорогу теперь хотелось представлять ровной линией, соединяющей место, где появился демон, где ему встретилась юродивая и теперь демоны.
- А ведь сорок два - не корень из тридцати двух, - вздохнула безумная, снова принимаясь раздеваться.
На беду, демоны как раз закончили рвать свою добычу и заинтересовались Уиллом, лениво взмахивая крыльями и паря в жарком мареве пустыни.
Захотелось провалиться под землю или хотя бы побежать. Но мало того, что бежать в пустыне было бесполезно, и Уиллу нужно было к горам - так ещё и юродивая бы точно не поспела. Так что он просто подобрал ещё один булыжник поострее - тварей было семь или восемь, так что в случае схватки шансов не оставалось никаких. Максимум что можно было успеть - это отыграться, сломав пару дьявольских морд. Вот чего он действительно сейчас хотел по-настоящему. После дня, наполненного жаждой, усталостью, безумием и нелепостью самым хорошим концом было бы сломать какой-нибудь богопротивной твари рожу. Уилфред-крестоносец. Посмертно.
Твари подлетели быстро, и пока Уилл ожидал каких-нибудь разговоров или хотя бы прелюдий, как с двойником Фламберга, те бодро обрушились ему на голову рогато-хвостатым ураганом. От первого увернуться получилось ловко, Уилл даже собрался сходу кинуться на демона, но следом понеслись остальные твари, и вот от них ему досталось. Получив несколько жгучих царапин, и кажется, даже один укус, Уилл всё-таки уклонился от тут же взлетевших к небу демонов, и только тогда заметил, что его непутёвую спутницу драл первый налетевший гад. Чувствуя всю доброту своего христианства, он со злым восторгом подскочил к занятому демону, метя острым булыжником прямо в основание черепа.
Демон рухнул на землю, обрызгав песок тут же зашипевшей кровью и прохрипев голосом Ворона.
- Всё же ты кретин... Харпер.