5 февраля 1535г, Саутворк, Лондон.
"Всему свое время, и время всякой вещи под небом", утверждал Экллезиаст. Аурелио был с ним полностью согласен. И после колки дров было самое время отдохнуть, пусть и не сильно долго. Посидеть на стуле у окна, поглазеть на то, как туда-сюда снуют прохожие и проезжие, а стайка уличных детишек играет в михаилитов и чудовищ. В последнее время эта игра у них становилась всё популярнее, судя по всему.
Ещё можно было заодно ещё раз попытаться вспомнить сон, недосмотренный этим утром - недосмотренный из-за того, что реальность ворвалась в грёзы подобно армии захватчиков, входящей в покорённый город. Чёрт бы побрал этих уличных кошек, раскричавшихся на крыше так, будто уже март наступил.
Аурелио смутно помнил лишь то, что в этом сне он, вроде бы, был с родителями и сёстрами. И Орнеллой. Они все вместе гуляли по улочкам Флоренции, о чём-то беседовали. Но вот о чём? Поговаривали - и, возможно, не без оснований - что увидеть во сне близкого человека, с которым давно не виделись наяву - это не просто так. Это что-то да значит.
Конечно, с другой стороны, все эти сны могли быть плодом мыслей и беспокойства самого Аурелио. Особенно, если учесть полученную им вчера новость о... его трудно было бы назвать другом, скорее - просто хорошим собеседником. Так или иначе, но вчера флорентийцу сообщили, что его знакомец Гвидо не является в таверну у Гленголл вовсе не потому, что нашёл местечко получше, а потому, что приказал долго жить. Подрался с каким-то оборванным и непомерно наглым наёмником.
"Дураком жил, по-дурацки и умер", - не моргнув глазом, заметил тогда Аурелио, и немедленно выпил, помянув покойного. Но сердце кольнуло тревогой. Очень уж давно не было вестей от близких. Как они там? Все ли живы? Все ли здоровы? Не нуждаются ли в чём?
- Надоело мне быть брухой! - донеслось с улицы, вырвав Аурелио из раздумий, - я тоже хочу быть михаилитом! И не просто михаилитом, а Фламбергом!
- Но ты же девчонка, - ответил кто-то недовольной, - а их в орден-то и не берут. Но если так уж хочешь - будешь госпожой Берилл.
Усмехнувшись, Аурелио поднялся со стула и принялся собираться. Да, есть время для отдыха, но - есть время и для действий. Сегодня надо было наведаться к Стальному Рику - вдруг у того найдётся подходящее дело. Деньги лишними не бывают. Да и, опять же, вдруг у орка будет кто-то с вестями из Флоренции.
Миссис Хоуп, округло-домашняя, складчато-уютная, суетливая и опрятная, возилась, судя по звукам, в кухне. Грохотала посудой, двигала горшки, покрикивала на дочь, заневестившуюся, рябую пышку Дженнет, поглядывающую на Аурелио томно, с призывом.
- Мистер Норрис! - Окликнула та Аурелио, точно отзываясь на мысли, без стука заглянув в дверь. - Матушка вас обедать зовет!
- Сейчас спущусь, - после небольшой паузы, вызванной бесцеремонностью Дженнет и необходимостью вспомнить, что мистер Норрис- это он и есть, Аурелио аккуратно, чтобы не помять, положил оверкот на стул. Судя по всему, визит к Рику пока что откладывался.
"Ещё раз. Ещё один проклятый раз. На девушку трудно сердиться - я всё ещё помню, как вели себя Эмилия и Франческа в обществе нравившихся им юношей. Да и сейчас так ведут себя, возможно. Или нет", - размышлял Аурелио, идя вниз по лестнице вслед за Дженнет, - "С другой стороны, она мне всё же не сестра. А быть на месте этих самых кавалеров, как оказалось, не очень-то и приятно. И одним засовом проблему не решишь. Как бы не пришлось из-за всего этого менять жильё. Снова".
Внизу, в очень маленькой комнате, так не похожей на палаццо дожей, в углу притаился стол. На нем дымились уже миски с кашей, по мнению Аурелио, пахнущей вполне аппетитно, и кружки с травяным отваром. И миссис Хоуп улыбалась приветливо, беспрерывно обирая, поправляя, одергивая скатерть. А Дженнет и вовсе отчего-то смутилась, покраснела и принялась поглядывать искоса, из-под рыжеватых коротких ресниц.
- К вечеру нужно будет воды от колодца принести, дорогой Том, - сообщила вдова, подвигая Аурелио тарелку.
- Конечно, - кивнул Аурелио, не спеша приступать к молитве перед трапезой. Поведение почтенной вдовы намекало, что у неё ещё есть, о чём поговорить со своим постояльцем. Например, оговорить частоту оплаты за комнату - не каждый день же выплачивать по три шиллинга, право слово. Вот раз в неделю или даже в месяц... было бы разумнее.
Был, правда, и ещё один вариант, объясняющий поведение синьоры Хоуп и её дочери - но тогда лучше бы ему вообще не притрагиваться к еде. И питью. Но долго подобное продолжаться не могло. И не только из-за того, что питаться по тавернам - дополнительные расходы.
Оставалось лишь надеяться, что подозрения не имели под собой оснований, что все его мысли - это из-за возни с... составами. И убеждённого холостячества, когда чуть ли не каждый взгляд незамужней девицы порой кажется покушением на свободу. В конце концов, кому нужен наёмник без своей крыши над головой и постоянного источника дохода? Хорош зять, нечего сказать.
- Королева-то понесла, - радостно поделилась новостями вдова, - вот радость-то! Наследничек, стало быть, появится.
Ни её, ни Дженнет не тревожили никакие рассуждения - кашу с оплывающим желтыми коровьим маслом они уплетали с большим аппетитом, поспешно, забыв помолиться даже. Правда, синьорина при этом успевала смущаться и трепыхать ресницами, а вдова рассуждать о том, как хорошо бы, чтобы принц, а то ведь принцесс - две, а король - не вечный. И не мог бы достопочтенный Томас...
- Отчего же вы не кушаете?! Так вот, не могли бы вы помесячно платить, а то поденно - и обидно даже. Будто, - подумав, добавила синьора Бланш, - на постоялом дворе.
- Конечно, - ответил Аурелио, после небольшой паузы, потраченной на подсчёт суммы платы за месяц и слабое удивление тому, что одно из предположений всё же оказалось верным, - оно и вам будет удобнее, и мне не ежедневно беспокоиться.
"Тем более, что у Рика поручения бывают разными. Может быть такое, что придётся отсутствовать пару-тройку дней, и не хотелось бы по возвращении увидеть вещи на улице".
Прочитав про себя "отче наш", он наконец занялся кашей.
К молитве перед едой Аурелио приучили раньше, чем он начал читать, и тем более - писать. Намного раньше. К тридцати годам это стало уже скорее банальной привычкой, чем общением с Господом, и тем не менее - успокаивало.