25 января 1535 г. Лондон

Весь вид Хэмптон-Корта напоминал крепость. Надвратные башни и стены с восьмигранными, как то было принято, зубцами соседствовали с другими - изящными, тонкими, подчеркивающими красоту красного, филигранного кирпича. Будущее. Неизбежное, чтобы она ни говорила, ни думала, ни осознавала. Будущее, куда более резкое, дисгармоничное, нависало над головой, раскидывало крылья, и от осознания его впереди болели глаза. Белокаменные вставки оттеняли ажурные переплетения узоров: навершия на башнях, контуры зубцов, карнизы, обрамление окон. Восьмигранные башни, напротив, были украшены медальонами из терракоты. И от того дворец имел вид игрушки, ювелирного изделия, созданного, лишь чтобы развлекать взгляд. Ни для чего больше он был и не пригоден. И всё же смел гудеть торжественно, впитывая и выворачивая реальность. Становясь ею. Бадб стиснула пальцы в изящных перчатках. Изящных! Эти поделки порвались бы, стоило взяться за рукоять меча. Такая же безделка, как коробка впереди. И взгляды встречных мужчин... говорили о том, что они видят не Бадб. Не королеву битвы. Возможно даже - не Маргарет Колхаун. Просто - игрушку. И с этим тоже предстояло сейчас смириться? Она ускорила шаг, еле удерживаясь от полёта. Заметили ли бы они? Или сочли, что подобного не может случиться в этом дворе? Отвели бы взгляды? Возможность проверить, почувствовать в перьях резкий зимний ветер, искушала. И раскрывались веером возможности. Свистел ветер. Свистели стрелы, складываясь воедино, и крики становились гимном, возносясь к залитому огнём небу. И, всё же, так было нельзя. Нельзя!.. И она шагнула дальше по пылающей дороге.
В главные ворота дворца вел мост, перекинутый через ров. Установленные на нем скульптуры зверей из камня, державший в лапах щиты с изображениями королевских гербов, имели вид слегка растерянный. Виной ли тому был снег, укутавший их в пушистые шубы, или же они - чем Мать не шутит - понимали, кто идет по этому мосту. Камень под ногами - понимал точно. Едва заметно шевелился, шептал, рассказывал. Истории земли, скал, приливов, неторопливые, как сама земля, гудели в ушах, жаловались - гордились. Они никогда не будут говорить с ней так же безумно, как с Фи. Никогда - так же степенно, как с Морриган. Никогда - так доверительно, как с Немайн. Но они понимали стук железных сапог, даже если красивые сапожки еле слышно стучали кожаным подбоем.
Bràthair-cèile, брат этого невозможного Fuar a'Ghaoth, который зачем-то был так ей нужен, ждал у входа в первый дворик замка, заметно волнуясь. Похожий на мужа настолько, что можно было бы действительно принять за братьев, такой же рослый, такой же широкоплечий и светловолосый, он, разумеется, был старше - но лишь в одном смысле. Не стояли за ним века, которые Ворона видела, глядя на... Роба Бойда. Не вились вокруг, не мерцали, уводя по перекрученным ветвям бесчисленные, неопределённые варианты будущих, помноженные на вечность. Идя навстречу, улыбаясь, Бадб раздваивалась, расслаивалась, уходя во все стороны сразу, ища - и не находя. Да и глаза были голубыми, той синевы, каким бывает небо над горами Шотландии после грозы. Не теми, что... Впрочем, волнение он отбросил быстро и явно обрадовался, улыбнувшись открыто, расплескав этой улыбкой множество мелких морщинок вокруг глаз и губ.
- Сèile-cèile, - пробасил он, протягивая руку, - леди Бадб, вы еще красивее, чем писал Роб. Негодяй, я ему попеняю об этом! Умалчивать и утаивать о вас - преступление против клана и семьи.
- Совершенный негодяй, - с удовольствием согласилась Мэгги Колхаун, сливаясь воедино, с искренней улыбкой. От касания губ образ дрогнул, становясь чуточку реальнее. Заговорил громче, чем бесконечные отражения. И уже за это она была благодарна. Хотя - и не только. Дар, предложенный без условий. Из тех, которые дозволено не замечать. - А вы, bràthair-cèile, кажется, такой же неисправимый льстец, как и Роб.
И крепок, как сосна на склонах Am Monadh. Едва начавший терять форму, и то только потому, что... Бадб положила руку на предложенный рукав как на голую кожу и под неё, потому что разницы - не было. Вокруг взвихрились, перетасовываясь стопкой гадательных дисков, жизни, и старший Бойд едва заметно вздрогнул, ощутив горячий укол в сердце. Малый дар, который можно не считать. Малый ответ, пусть он и заставляет предупреждающе звенеть претья клетки, которая всегда - вокруг. Всего лишь укрепить истончившуюся стенку, и сердце, сильное, как у мужчины на треть младше, послужит ещё долго. Льстецы. Пусть в случае... мужа к этому ещё только привыкалось. Через дым иллюзий. Через сожаление, горечь и пепел. Здесь и сейчас этого не было. Не хватало.
- Отнюдь, дорогая сестрица, - усмехнулся почти той же, бойдовской, чуть косой улыбкой, глава клана и свояк, - верите ли, даже сердце защемило.
Он на мгновение замолчал, принимая из рук рослого парня, в тяжеловатой челюсти, голубых глазах и почти белых волосах которого угадывалась снова-таки кровь Бойдов, красно-сине-желтый тартан. И набросил на плечи, окутывая в мягкое тепло шотландской шерсти, скрепляя на плече брошью-лавровым листом.
- Воистину - Бадб, - с гордостью, откровенно любуясь, сообщил он своему внуку, конечно же - внуку, - жаль, Роб вас не видит такой, сестрица.
Тепло. Та, что звалась Неистовой, на миг закрыла глаза, погружаясь в тепло рук, тепло слов, в историю шерстинок, помнивших солнечные лучи и лай маленьких умных corgi. Хранивших образы ножниц и веретена в полутёмной хижине, которое вертели неутомимые пальцы. Что значил клан для той, что везде и всегда? Той, что во всех? Много? Мало? Ничто? Всё? Накидка вызывала странное чувство. Непривычное. Бадб медленно наклонила голову, касаясь её щекой. Рассыпая, словно со стороны, по зелёным и красным квадратам медь волос.
- Да. Жаль, что он не видит. Спасибо. Дорогой брат.

Астрономические часы в Часовом дворе, богато украшенные знаками зодиака, золотой финифтью, пробили одиннадцать, когда Роберт Джордан, в сопровождении своей и её свиты, на которую покашивались внуки и племянники Бойда, ввел её в Большой зал. И остановился, указывая на окно-эркер подле королевского стола, украшенное витражами. Женщина, стоящая и печально водящая по тюдоровской, двухцветной розе пальцем, была королевой. Зеленое, цвета листьев Туата, платье ярко, резко контрастировало с длинными черными волосами, распущенными как у девицы. И со смуглой кожей - подчеркивая её орочью, совсем не королевскую темноту. Рядом с изящным недоэльфом-валлийцем королем, темно-рыжим и белокожим, крепким, что вековой дуб, Анна Болейн казалась тонкой и какой-то... не королевской. Простой. Очень напуганной. Эта женщина, решила Бадб, хорошо смотрелась бы в баронском замке, рядом с румяным громкогласным мужем, любящим свою красавицу-жену до одури. В окружении стайки детей. Здесь, в тронном зале, она казалась чуждой. Хрупким витражом. И горло Анны Болейн пересекала алая лента. Полупрозрачная, вероятная, несбывшаяся, но уже близкая к тому, чтобы порваться. В неё было приятно смотреть. В неё было неприятно смотреть, потому что бился страх, едва заметный в складках у рта, потому что едва дышала надежда, зато всё ярче сияло отчаяние. Ощущение ненужности. Вещности. Как смотрели встречные мужчины, как уже смотрела она на себя... хотелось подойти, взять за плечи и хорошенько встряхнуть. Вытрясти гордость, которая крылась - всё-таки! - глубоко внутри. Нэн Болейн, несчастная Чёрная Ворона, как её кличут... Чёрной Вороне - от Вороны Рыжей. Женщине от... женщины.
- Нэн Болейн, - едва слышным шепотом пояснил свояк, - черная ворона, как её кличут за глаза. Не всегда ведет себя по-королевски, а в древние времена её бы даже в сонм младших жриц не приняли бы. Но... Пока еще нравится королю, хоть он и поглядывать начал на фрейлину Сеймур.
"Сеймур" старший Бойд произнес как "Симур", с акцентом, который, впрочем, только подчеркивал происхождение этой девочки от рода древних жриц. Бадб понимающе кивнула. К сожалению, девочка была ярой католичкой. И к сожалению же, Симуры всегда были плодовиты. И при такой королеве... она мысленно покачала головой. Расклад требовалось менять. Как-то, когда-то.Показывая то на Кромвеля, на лице которого читались усталость и безразличие, то на огромного Саффолка, выглядящего как герой древности, то на церковных сановников, свояк говорил с ней уважительно и серьезно, поясняя растановку фигур при дворе. Так, как говорил бы, должно быть, с братом. Не считая игрушкой или глупышкой, но, несомненно, уважая женственность. Бадб - в основном молчала, опираясь на руку, кивая, внимательно вслушивалась в слова, впитывала окружение. С Робертом было легко. Морриган - постоянно в мире, всё время с людьми - не понимая их. Они с Немайн... часто ли доводилось быть - просто? Бадб не помнила. Забывать было легко. Это умение не забывалось, стоило научиться раз. Не помнить, не слышать, не замечать. Понимать? Или они просто чуть более безумны, чем Старшая? Зала плыла вокруг, словно это не Бадб шагала по каменным плитам, а надвигалось пространство, заполняя сознание.
И король - "непоследовательная, мерзкая, жадная скотина", донесшееся от Кромвеля - взглянул заинтересованно, похотливо - "опрокидывает благое дело Реформации в свои хотелки" - оглядев губы и шею, заглянув в декольте - "на баб" - и только что не облапав глазами талию.
"Не оценивая последствий" - одновременная мысль человека и богини. Или богиня подумала это чуть раньше? Накатила рассчётливая ревность Джен Симур, и тут же её смыли тоска, желание, необходимость... Мелькнула перед глазами, заслонив трон и украшенную гобеленами стену, разрушенная кладка лагеря в долине. Встала за плечом, заменив Леночку, низенькая фэа. Жёлтый пушистый цветок, светлый и радостный. И рука Роберта Бойда на миг стала рукой Роберта Бойда. В мире, где нет разницы между пространством и временем, тепло могло идти в обе стороны. Извинение и стыд - тоже. Вина. Желание. Тоска. Просто. Глядя на владыку с лицом испитого сотника, отвесившего от изумления челюсть, Бадб хранила безмятежное выражение лица. С трудом.
- Ваше Величество, - Роберт Джордан поклонился не слишком глубоко и не слишком почтительно, заговорив с таким жутким акцентом, что поморщился даже невозмутимый Кромвель, - позвольте представить вам жену моего брата, леди Бадб Маргарет Бойд, госпожу и владетельницу замка Портенкросс.
Генрих-король еще раз внимательно оглядел декольте и расплылся в обаятельной улыбке, от которой на лице Анны Болейн отразились боль и отчаяние.
"Сho creutair dona".
От чувств, бивших с двух сторон, пришлось поднять стены, замыкаясь в себе. И выбирать. Неистовой к лицу была суровость. Маргарет Колхаун-Бойд - открытая неприязнь. Бадб была... невозможность быть собой - раздражала. Бесила. Замерев между бесконечными вариантами, она склонила голову. Не слишком низко, с удовольствием всматриваясь в разворачивающиеся перед глазами варианты будущего. Стоит чуть, самую чуточку подправить!.. Приседать, предоставляя королю возможность заглянуть в декольте ещё глубже, она не стала. Перетопчется, druisear. А дикой шотландке, происходившей от королей древности, простительно ещё и не такое.
- Ваше величество.
Роберт одобрительно усмехнулся и чуть напряг руку, когда король, вальяжно, по-кошачьи, встал со своего трона.
- Леди Бойд. Лорд Бойд. - Говорил король тоже с ленцой, чуть снисходительно, чуть свысока, кичась титулом и красотою. Летучей, недолгой, до белизны и гладкости. - Честь принимать при дворе столь сиятельную - во всех смыслах - даму.
Говорил - и тянул длань, будто на танец звал. Богиня, замерев, загадала: если он её коснётся с такими мыслями, руку она оторвёт. Невзирая на культы. Старший Бойд глянул на Генриха, прищурившись, точно забрало с грохотом опустил, но смолчал, лишь слегка увел Бадб за себя.
- Её Величество, королева Анна, - наконец сообразил представить свою жену король.
Подошедшая Dubh Catha заглянула в глаза, вспыхнув надеждой и отчаянием, и Мэгги Колхаун широко улыбнулась в ответ, воспринимая неумелые, слабые попытки пробить оболочку, поймать хоть блик хаоса, который составлял и суть, и природу. Анна Болейн, что бы о ней ни говорили, не была ведьмой. Её никогда не учили, разум остался нетренированным, и всё же она пыталась. Неосознанно, видя лишь тени теней там, где они были. Возможно, ощущая странность там, где их не было. Не принимая такого вольного приветствия внешне, но и не в силах сдержать облегчения. И это было - хорошо.