"Ренессанс." Роб вздохнул, не зная, как сказать Тому, что древние сказки на ночь, в полутемной спальне, больше похожей на улей, не всегда были вымыслом. Он не был уверен, что Маккримонс в самом деле получил свою дудочку от фей, что великан Дреглин Хогни жил на свете (впрочем, уж не у него ли Роб утащил бабу с перьями намедни?), но что некий Тростник, о котором так любили слушать мальчишки, сейчас страдал от невозможности признаться - было несомненно. К тому же, упоминание роя тварей наводило на мысль о том, что на шахматной доске появилась какая-то третья сила - и это Робу не нравилось. Не любил он неизвестных игроков, шаги которых не мог просчитать. Сeannard древних полков приучил себя планировать битвы задолго до их начала - и изменять этому обычаю не собирался. Но Том... Все тайное рано или поздо становится - может стать - обязательно станет - явным. Лучше отмучиться сейчас. Роб снова вздохнул - и чуть растерянно произнес:
- Том, возможно, они чуют... меня. Наверное, я должен был сказать это раньше - каждому из вас, кого называю своими детьми: и тебе, и Джерри, и Раймону. Но оправдаюсь тем, что с недавних пор время течет быстро даже для меня, ведь я планировал спокойно умереть в своей постели, даже не задумываясь... обо всем этом.
Добрые полчаса Роб заново - в который раз! - пересказывал Ясеню набившую оскомину историю о пауках, Вихре, Армстронге из Бирмингема, ренессансе, браке, культистах, снова о браке - и полках, позабытых, но теперь готовых выйти в земли, которые они когда-то оставили. Говорил много, запинаясь и волнуясь, ведь мальчики были частью его самого - и ни одного из них он не хотел потерять - и об этом сказать оказалось проще.
- Демон в резиденцию, как ты теперь понимаешь, приходил за мной, а фэа - прибежала на помощь, услышав зов, когда меня почти... убили.
Роб взглянул на Тома - и хмыкнул: лицо молодого михаилита сохраняло безмятежно-заинтересованное выражение, под которым ясно угадывались мысли. "Дьявольщина, он ведь дал мне свою фамилию и катал на плечах", - думал Ясень, тут же перескакивая к "Но это - безбожие, не может магистр ордена..."
- Том, для тебя, для ордена и братьев ничего не изменилось. Я - это я. А христианин из меня все равно был плохой. Ордену же, напротив, очевидный профит, сам подумай.
- "Профит", - Ясень покатал слово на языке. - Профит, конечно же, понятен. Значит, демоны хотят тебя убить - это понятно, этим стоит заняться. Такое бывает. Но то, что хотят убить из-за других демонов... что ж, если ты не хочешь, чтобы занялись и этим, - он легко улыбнулся, сам не зная того, что почти повторяет слова Раймона, сказанные месяцем раньше. - То пусть.
Роб вздернул бровь, не доверяя столь легкому принятию, но счел за лучшее смолчать, хоть и заговорил о другом.
- Меня гораздо больше беспокоит Армстронг, - сознался он. - Этот leam-leat знает обо мне все. Начиная с вас троих - и заканчивая моими привычками. И я боюсь, что вслед за Вихрем он может что-то сделать с тобой... или с Раймоном, чтобы добраться до меня.
"Или с Эммой". Впрочем, если ренегат протянет руки к Эмме, то тут же останется без них, как бы силен не был. Фламберг мало считался с мощью и положением противника и до того, как в его жизни появилась послушница из монастыря Бермондси, а уж теперь... За Бадб Роб уже не боялся - неистовая училась. В следующий раз культистам будет сложнее её обмануть, да и должен же он хоть кому-то доверять? Кому, если не собственной госпоже и супруге?
Стены Нортгемптона, серые, как и большинство крепостей в Англии, были уже совсем близко. Роб вздохнул, поднимая глаза к серому же, низкому, уже набрякшему снегом небу - и не удержался от мальчишества, вбросил все силы из накопителя в ближайшее облачко, заставляя уплотниться, утяжелиться снежинки. И улыбнулся, когда на лицо упала первая, крупная и пушистая.
- По рассказу выходит так, что если бы он хотел убить Вихря, то сделал бы это без особых трудов, - задумчиво возразил Ясень. - Больше похоже на попытку... привлечь внимание. Проверить, что будешь делать? И затем - сидит в Бирмингеме, словно приглашает. Это даже не похоже на личное. Скорее на эти вот демонские игры. И зачем ты туда едешь - по ровной дорожке, которую продолжил кто-то другой? - он внезапно усмехнулся. - Не мне говорить, конечно, но ведь я и не ты.
Роб недовольно дёрнул углом губ - Томас поднял вопрос, который он задавал себе сам. Но в одном, все же, Ясень был неправ. Если паучиху не подкармливали, часы Джерри были сочтены. Да и если подкармливали - он медленно умер бы от затрудненного дыхания. А уж если припомнить, что пауки имели дурную привычку потчевать свою жертву новой порцией яда, то выбраться Вихрь сам не смог бы.
- В Бирмингеме легко затеряться сейчас. И там Рысь, за чью жизнь я тоже начинаю волноваться. К тому же, - он ухмыльнулся, подбирая поводья, - капюшон францисканца надежно скрывает лицо. Лезть на рожон я не собираюсь, а вот прогуляться по этому гадюшнику, что устроили братцы Дадли, не прочь. Посмотреть, поспрашивать. Получится - глянуть на него издали. Нет - ну так и партия еще не окончена. Девона, твою мать!..
Гончая, невесть где нашедшая падаль и успевшая изваляться в ней, отряхнулась, разбрасывая в стороны грязный и вовсе не ароматный снег. Том, глядя на это, покачал головой.
- Пожалуй, я - в Эссекс. Дело есть дело, а одному, да ещё монаху, в Бирмингеме будет проще. Только осторожнее. Говорят, ряса там защитой служит уже не всегда.
- Я практически сэр Осторожность, - добродушно проворчал Роб, улыбаясь. Ребенок, падающий с деревьев в обнимку с боггартами, вырос и призывал к осмотрительности своего наставника. - Именно поэтому попрошу тебя задержаться ненадолго. В Бирмингем я, как и положено монаху, отправлюсь на попутной подводе - несмотря на на хаос, город довольно-таки бойко торгует. Присмотри за Девоной и Фениксом, будь любезен.
Не было смысла надевать осточертевшую рясу, которую, впрочем, Роб возил с собой для одержимых - и ехать на приметном рыжем жеребце, взнузданном, к тому же, щеголеватой черной упряжью с тиснением. Все те же лавр и клевер вились по узде, по луке седла, сплетались на попоне. В таком случае оставалось лишь замотаться в тартан Бойдов и въехать в Бирмингем с герольдом, гордо вскинув беловолосую голову. Впрочем, в затее с переодеванием он тоже не был уверен. В последнее время, после катакомб под Танеллом, когда он потерял Мю и позволил Арду вырваться на волю, любой шаг казался ему неверным, а нитка под ногами, на которой Роб плясал, будто утончилась от этого. Добро бы, если приходится рисковать собой. Но за спиной оставались неистовая, мальчики, которых теперь стало на одного больше, полк, Портенкросс и орден. Многовато выходило для одного магистра, который упорно считал себя пожилым.

23 февраля 1535 г. Лондон.

Любимая ваза Розали мелодично, хоть и весьма недовольно звенела, когда в нее попадали плотные комки из дорогой, вощеной бумаги. Комьев этих на полу валялось уже превеликое множество - скучающий Роб часто промахивался, а разъяренная служанка, которую он прежде не видел, убирать их не успевала. Она металась между гардеробом и гостиной, и судя по взгляду, собиралась отравить если не вино, то хотя бы пропитать ядом рубашки. Их Роб выбирал долго, вдумчиво, смакуя процесс. Первую, белую, плотно расшитую золотом так, что сошла бы за доспех, он посоветовал продать. Потому что стоила она, как половина Портенкросса, и была неудобна, что кираса. Вторая, синяя, полетела в камин. Темно-зеленая оказалась мятой, в алой зеркало отражало какого-то цыгана, серый шелк был унылым, а черный... черным. Щегольские бархатные колеты, какие носили при дворе, его устроили мало, дублеты - подверглись нещадной критике, а на гульфик посмотрел так, что служанка спешно унесла его с глаз долой. Иным словами, Роб капризничал, не желая идти на чертов бал - и соглашаясь с самим собой, что похож сейчас на девицу. Правда, вряд ли девица позволила бы себе восседать лишь в штанах и сапогах в гостиной, да и татуированные, что твой пикт, барышни не встречались давно. К слову, сапоги тоже были неудобны - узкие, с острыми носами, раздражающе блестящие и пахнущие новенькой кожей.
В вазу полетел следующий ком. Двор, балы... Он никогда не мечтал о них, довольствуясь трактом и воспитанниками. И хоть не отрицал важности всего упомянутого в деле ренессанса, предпочел бы остаться в стороне, наблюдая за этой игральной доской как советник. А теперь его низводили до пешки, одним росчерком королевского пера. К тому же, при дворе было, должно быть, очень скучно. Все эти королевские лизоблюды, с которыми порой доводилось встречаться на тракте, придворные дамы - сколько их за полвека перебывало в постели? - Роба бесили. Они не были глупы, но - лживы, не всегда чистоплотны и несли за собой атмосферу курятника, помноженного на змеиное гнездо. О том, что на змеиный курятник он обрек Бадб, Роб предпочитал не думать.
Спустя пару часов служанке, наконец, удалось уговорить его на узкий, расшитый серебром по темному бархату, парадный джеркин. В прорези рукавов кокетливо выглядывал выбеленный лен рубашки, ноги обтягивали черные шерстяные штаны, заправленные в узкие сапоги - и недовольный всем этим, хоть и смирившийся, Роб чувствовал себя мулом.
Весной часто случались ярмарки, когда хозяева конюшен и заводчики сгоняли своих породистых скакунов, принаряженных в лучшую сбрую, чтобы похвастаться, продать или купить, договориться о случках.
Балы при дворе, кажется, от таких базаров отличались мало, даром, что хвастались там отнюдь не полезной скотиной, но украшениями, одеждой, доходами, и - жёами. Или мужьями. Впрочем, в вопросе случки двор почти наверняка не сошелся бы с конюшнями, ведь пары здесь подбирались не для получения лучшего потомства, а по зову похоти.
- Шут веселит глупца, признавшего в шуте своих собратьев, и в грусть ввергает мудреца, который видит в нём себя, - пробормотал он себе под нос, примеряя узкую черную маску - и тут же отбрасывая ее на низенький столик, усыпанный лепестками роз. Для чего ему эти наряды, когда быть самим собой - лучшая личина для маскарада? Магистру над трактом скрывать лицо было ни к чему, а лорду Портенкроссу, нет - лэрду прибрежья, позволительно явиться к чужому королю так, как то принято - но не более. И лишь когда тартан на талии перехватил пояс с дозволенным при дворе кинжалом, Робу стало если не легче, то хотя бы проще. Оставалось дождаться жёнушку.

Скрипки ныли, им подпевали лютни. Нудно. Заунывно, точно коты в марте. Точно коты в марте, которым прищемили всё, что вообще можно прищемить коту. Недовольными кошками подвывали флейты. Глядя на какую-то толстушку, отклячившую в реверансе зад так, что хотелось её пнуть, Роб кланялся неистовой и предавался унынию. В самом деле, чем еще заниматься на балу?
"Поразительно. Поразительно скучный танец. Шаг вперед, два назад, поклон. Сдохнуть, как весело."
Да уж, павана была отнюдь не хайландом. Танцуя хайланд, шотландцы не улыбаются. Ведь это танец воинов, танец-битва, а можно ли смеяться во время побоища? Но, всё же, мало кто может удержаться от улыбки, когда каблуки дробят щиты, ладони - отбивают ритм по шлемам, клинки звенят друг о друга, пляшут в руках, а в крови бушуют пряная горечь бесстрашия, упоение боевого неистовства, солоноватый привкус чести... Павана же напоминала путь из таверны домой после хорошей попойки, заплетала ноги неспешностью. Шаг вперед, один в сторону, поклон, поднять платок... Павана напоминала Гарольда Брайнса. Она шла только вперед, чуть в сторону и немного назад, была назойлива, как комар на болоте и скучна, как... как... Как Брайнс, дьявольщина!
- Замечательный бал, моя Бадб, не находишь? Милые, приветливые, умные лица. Несколько галлонов розовой краски, которой облились девицы на выданье. Кружева, оборки, бантики, бусины, ленточки... Отчего у меня такое ощущение, будто я залез в гнездо гарпий?
Богиня повела плечами и поморщилась так, словно у неё болела голова.
- Наверное, это потому, что каждая третья думает, как кого-нибудь отравить? Кстати, если тебе предложат лебедя, фаршированного жаворонками - не ешь.
"Охере... То есть, гарпии, кажется, погостеприимнее будут".
- Не буду, - покладисто согласился Роб, - хотя, признаться, вместо ужина у меня были другие планы... Тебя снова кто-то тревожит?
Жена-богиня не принадлежит своему супругу, как обычная женщина. Она его - и всего мира одновременно. И сложно понять, кто чью фамилию носит в таком браке, ведь именно мужу приходится терпеливо ждать, когда дела отпустят вторую половину, и в вихре перьев, в шелесте шелков подруга жизни, наконец, почтит своим присутствием если не дом, то хотя бы комнату в таверне.
- Торговцы бывают назойливы, - кивнула Бадб, плывя рядом, как тот самый лебедь. - Не мог бы ты при встрече объяснить ему ещё раз, что Ворона - обращение не для всех? Три раза за последние пять минут. И ещё дважды - по имени.
Павана была похожа на Гарольда Брайнса, Гарольд Брайнс - на павану, а их сочетание было похоже на дрянной ром - продирало. Роб запнулся на шаге, пробормотав извинения какому-то хлыщу в широченном дублете.
- А ты его тоже поминай, mo leannan, - ухмыльнувшись, предложил он, - пусть его икота мучает. И что же он хочет?
Вороной, Занозой, Жалом её называл Ард. Как раз перед тем, как хорошенько вздуть надоедливого, что торговец, Кухулина. Робу нынче доставались люди помельче, хоть после Фицалана пачкать кулак Брайнсом было почти обидно.
Бадб незаметно поддержала его под руку и хлопнула ресницами.
- Кажется, стать гэлом.
Циркон ржал самым неприличным образом, катаясь на задворках сознания, стуча ладонью по ноге и всхлипывая "Ой, больше не могу!" Роб с радостью присоединился бы к нему, но приходилось считать шаги, поворачиваться и кланяться. Наверное, поэтому он всего лишь ограничился длинным, певучим, неприличным и изумленным:
- Tá tú ag tabhairt dom roinnt seafóid*, моя Бадб?
Богиня укоризненно покачала головой, но сдержать улыбку не смогла, хотя и пыталась.
- Кажется, ему было очень интересно, стоит ли приносить в жертву аду мою дочь. Поверишь, так упорно обо мне думал, что это пробилось даже через защиту катакомб Бирмингема. Я даже не думала, что такое возможно - чаровали там так, словно Мерлин ожил и всё-таки переспал с Моргейн.
"Дочь?! Аду?!"
Выходило несправедливо. Двое - но один, а веселился все равно Циркон. Робу оставалось лишь широко улыбаться, отчего спотыкались уже девицы, да стараться не пропустить очередной поклон дурацкого танца.
- Продолжай, жёнушка, - одобрил он. - Бал становится томным.
- Как скажешь, муженёк, - Бадб присела в книксене, блеснула глазами. - В общем, попеняв мне, что бросаю самое дорогое на произвол судьбы, Брайнс решил, что ему нужна защита. Ну и узнать побольше о гэлах. Ну и обо мне заодно. И как же не ответить на такую милую искренность?
"Муженёк..."
- Никак не ответить, mo leannan?
В том, что он снова споткнулся, были виноваты новые сапоги. И улетучившееся веселье. И эти дьяволовы скрипки, воющие, точно стая баньши на крыше. Только ласковое "муженёк" согревало, заставляя заподозрить, что неистовая, всё же, ответила Брайнсу.
- И упустить шанс рассказать почти последователю, как именно мне надо молиться и кого и как приносить в жертву? - удивилась та. - Так Брайнсов не напасёшься. Разумеется, на такое обязательно нужно отвечать, - музыка оборвалась, и в этот миг тишины Бадб невозмутимо добавила: - Я послала Ларк.
- Твою мать, Бадб!
Роб с поклоном выпустил руку неистовой и её тут же подхватил король, утаскивая жёнушку для тарантеллы.

При Флоддене Темзы не было. Зато была артиллерия, король Яков за номером четыре, излишне энергичный и самоуверенный, чтобы хладнокровно командовать, бросившийся в бой. И было сражение, под дождем, в грязи. Долгое и жестокое. Робу было тогда тридцать лет и он потерял в этой битве двух братьев - Александра и Якова, которых упорно именовали Лексом и Джейми. От воспоминаний снова закололо в сердце. Сильно, вынуждая морщиться и сожалеть о том, что некому задать участливый вопрос: "Тебе больно?"
- Я полагаю, мистер Соммерс, не путается в протоках лишь тот, кто плывет по Стиксу. Даже подземные реки опасны. Но ведь главное - умудриться не утонуть. Или не получить удочкой по голове. К слову, а куда вы столь любезно меня сопровождаете?
Соммерс внезапно остановился, оглядываясь, словно действительно забыл, куда шёл.
- Веду, милорд? И впрямь. Но я ведь просто шут - откуда мне знать? Скажите, скорее, куда вы столь любезно позволяете себя вести?
"Эта ночь всех превратит в шутов и сумасшедших". Впрочем, иные шуты были царственнее королей.
Роб вздернул бровь, отвечая кивком на поклон какого-то юнца, которого, кажется, никогда и не видел.
- Вперёд, разумеется. Ибо кто лучше лодочника знает, в какое русло нужно заплыть?
Соммерс поклонился, ухитрившись одновременно каким-то образом зацепить ленту за обшлаг его рукава.
- А куда бы не плыли, всегда получается - к красоткам. Пусть не каждый день, но уж точно каждое воскресенье, благословлённое Господом как раз для отдыха от гребли. К слову.
Резко повернувшись, шут поймал пухленькую фрейлину за локоть и чарующе улыбнулся, с поклоном указывая на Роба.
- Мисс Лили, какая удача! Вот милорд Бойд как раз восхищался вашей неотразимой красотой и тонким вкусом... пожалуй, я оставлю вас, чтобы не мешать. Наслаждайтесь, голубочки мои сизые.
Оглядев прелестницу, декольтированную так низко, что поневоле возникали сомнения в тонком вкусе девицы и становилось любопытно, как платье держится, если эта Лили забыла о рукавах, Роб тяжело вздохнул. И завязал ленту вокруг запястья.
- Скажите, мисс Лили, что вы думаете о философии Платона?
Фрейлина хлопнула ресницами, глядя на него с обожанием.
- Фило... Какой вы умный, милорд Роберт! И мужественный! Хи-хи! Ради таких мужчин и травиться стоит, как эта дурочка де Бель!
С трудом подавив внезапное и малообъяснимое желание перекреститься, Роб уцепил с подноса проплывающего мимо лакея кубок с вином. Беседовать с такими женщинами следовало хорошенько напившись. Иначе не получалось - отвык.
- Мужчина есть существо несовершенное, стоящее ниже любой самой обыкновенной женщины, - назидательно проговорил он, с тоской мечтая о спасении, - а потому травиться не стоит. Только вешаться.
Мисс Лили закивала так, что из волос едва не посыпались заколки.
- Какое совпадение, я тоже предпочитаю сверху! Но верёвки... - она хихикнула и подалась ближе. - А вы шалун! Скажите, милорд, а каким кремом от морщин вы пользуетесь?
- Видите ли, мисс Лили, человек молод, пока делает глупости. Вы, должно быть, никогда не состаритесь.
"Потому что еще их и говорите".
Вино пахло терпко, алело в кубке, но пить его не хотелось. Оно было похоже на кровь, нацеженную из вен этого дворца и почти наверняка в нем были афродизии. К тому же, чтобы развеять скуку, Робу пришлось бы попросту надраться. И отнюдь не бордо.
- Но я не делаю глупостей! - неожиданно запротестовала фрейлина. - А когда люди делают глупости, они умирают, это я точно...
- Милорд муж, - Бадб оттеснила девушку плечом - одним движением, даже не оглянувшись. - Перед разговором с Его Величеством о поэзии вы, кажется, хотели что-то сказать о моей матушке. Всё ли с ней благополучно?
Спасительница... Облегченно выдохнув, Роб, вопреки этикету и приличиям, привлек её к себе, уводя подальше от этой Лили.
- Никогда её не видел, - напомнил он, когда пухленькая фрейлина осталась позади. - Но, миледи жена, я еще не настолько стар, чтобы забыть, что это вы рассказывали о нашей воспитаннице. Значит, говоришь, отправила Ларк?
Это было бы даже забавно, не будь Брайнс так невоспитан, непостоянен, склонен к вранью, труслив и жаден до наживы. Играя с ним, Роб понял: пока ты делаешь торговцу то, что он почитает добром - его легко купить. Но как мало стоит преданность, как дёшево слово такого человека! А за Ларк, хоть она и была паршивкой, теперь приходилось отвечать.
- Ну да, - богиня повела плечом. - Они поговорили о культе, друидах, жертвоприношениях, а потом он начал нюхать какую-то вонючую дрянь из лаборатории некроманта, и девочка ушла. Ты знал, что он - оборотень? А нюхает при этом такое... Ларк потом ещё час в ванне отмокала, пытаясь избавиться от частичек грязи и запаха. До сих пор к себе принюхивается. Одежду пришлось бы выкинуть, если бы она не осталась у этого Брайнса.
- Твою мать, Бадб...
Из Брайнса, наверное, был такой же оборотень, как из меча - орало. И отчего-то становилось вдвойне обидно, что демоны послали за ним вот... это. Неумелое, лишившее дитя балахона, да еще и оборотня!
- К слову, mo leannan, - остановившись у одной из колонн, он оглядел зал, - если доведется говорить с демонами и им вдруг взбередет в голову притащить Брайнса... А им взбредёт, чтобы унизить его и напомнить мне, что я раб... Так вот, нам нужен этот альянс, а потому, пусть он там думает и даже пытается говорить - не обращай внимание. Лучше, - Роб помедлил и тяжело вздохнул, - потом сорвешься на мне, как это уже бывало.
- За отсутствием друидов в Англии, девочка отправила Брайнса к тебе, - обрадовала Бадб, сама подхватывая с подноса большой позолоченный кубок, украшенный бирюзой. - Но, знаешь... для человека, который хочет к нам, он очень интересно думает. Ларк ведь говорила ему про имена - а он даже к ней ни разу правильно не обратился. Не говоря обо мне. А ещё я не хочу повторять, что он подумал о родителях, когда узнал, что на них упали его собственные долги. Думаешь, этот мародёр сможет подумать, почувствовать или сказать что-то, что обидит меня ещё больше?
Если уж Брайнс и был в чем-то талантлив, так это в обидах. Он с явным удовольствием обижался и обижал других. Роб обреченно кивнул сам себе, понимая, что всех его умений не хватит объяснить торговцу, что такое быть человеком.
- Думаю, моя вспыльчивая госпожа. И, наверное, я не буду спрашивать, как одежда Ларк оказалась у него. Слишком много внимания мы уделяем этому... существу. Мы ведь на балу, здесь столько всего: шпионы, фрейлины, любящие сверху, шуты и эти... ложки, плывущие по течению.
Бадб, которая уже приготовилась сделать глоток, подозрительно уставилась на него.
- Это который по счёту кубок? И я ведь предупреждала про яды! Если это та овечка, я вырву ей...
- Первый, - напоказ обиделся Роб, - недопитый. И в нем, кажется, малая толика опия.

24 февраля 1535 г. Бермондси.

- Вот tolla-thone!
Первый раз сердце разнылось еще на конюшне, где он обнаружил Солнце, но не увидел Розу. Эмма без Раймона была также невозможна, как Англия без дождей. Как Эвридика без Орфея. Как, дьявол её задери, Этейн без Мидхира! Можно было даже не искать эпитеты, чтобы признать, что случилось что-то поганое. Второй раз случился, едва Роб узрел Эмму, окаменевшую в своем горе настолько, что теперь она не выглядела даже Берилл. Просто... беглая послушница. Такой её, наверное, увидел когда-то Раймон: молчаливой, бесцветной, не поднимающей глаз. А уж разговорить невестку было отдельным приключением, девушка позволила себя обнять, но рассказывать не спешила. Приходилось гадать, пока случайным перебором того дерьма, в какое мог бы влипнуть Раймон, Роб не набрел на слово "тюрьма". И вот тут Эмму прорвало. Слезы хлынули вперемешку со словами и оставалось только менять платки и кивать. И гладить рыдающую испуганную девочку по голове, сдерживая дрожь в руке, хоть впору было рыдать самому. Дьяволов королевский бал! Впрочем, даже не потратив на него время, Роб все равно бы не успел. Потому что не узнал бы. Чёртова кукла Немайн так и не научилась понимать, что важно по-настоящему! И так и не осознала, что ренессанс сам по себе, а за этого своего, пусть и уже взрослого, ребенка, он выщипает ей все перья. Не нянька, но... Не досмотрела! И начхать, что сама навязалась!
А потом боль в сердце поселилась постоянно, принялась грызть его, напоминая о рубце. Эд Фицалан не понравился Робу уже по рассказу его сестры, хоть и стоило поговорить с Раймоном. По крайней мере, сын почти наверняка не рыдал, а значит - говорил разборчивее. Но больше, чем сопляк Эд, его беспокоила Морриган. Грёбаная Великая Королева, от величия которой остались лишь лохмотья! Она - уже мешала. Тянула возрождение веры назад, упорствуя, как овца у забора. Посягала на детей. И, что бы не говорила Бадб, была лишней. Жаль, что богов убить не так-то просто.
- Прекрати реветь! - Не выдержав, рявкнул Роб, когда слезоразлив уже грозил перейти во вселенский потоп. И тут же устыдился этого, смягчил голос. - Раймон из тех, кто всегда приземляется на четыре лапы, дочь моя. А у него их теперь восемь. Ступай, умойся и спокойно жди. Думаешь, ему захочется увидеть вот такую тебя? И поешь, что ли... Скоро кости сквозь кожу светиться начнут. А я к нему съезжу.
Разумеется, Эмма хотела поехать с ним, это читалось на лице и в глазах. Но она всего лишь послушно кивнула, вздохнув. Умная девочка понимала все. Особенно, когда прекращала реветь.
Но утро, всё-таки, было испорчено. Раймон и тюрьма, в понимании Роба, были совместимы примерно также, как он сам - и королевский двор. И хоть Джеймс Клайвелл вряд ли бросил молодого михаилита в пыточные застенки, было все равно... страшно. Увидеть своё дитя в тюрьме, на дыбе - пытка. Узнать, что какая-то сволочь подставила ребёнка - адское наказание. Наверное, поэтому Роб пролетел дорогу от Форрест-Хилл до Бермондси таким галопом, что случайно попавшийся на пути крестьянин принялся креститься, разинув рот. Оттого-то и влетел он в управу, сметя с дороги стражника глуповатой наружности у двери. И - чуть успокоился, когда непривычно стриженый и смуглый Клайвелл, ничуть не удивляясь ни встревоженному виду, ни поспешным вопросам, невозмутимо пояснил, что Фламберг - благополучен, Эдмунд Фицалан - влип в дерьмо по уши, а сам он, констебль, собирается утопить его поглубже, а для этого ему надо ехать в Лондон.
Констеблю - в столицу, Тракту - в тюрьму. Посетовав самому себе на несправедливость судьбы и не поверив в жалобы, Роб направился туда, где бывал чаще, чем в резиденции. В острог.

Говорить о войне, всё же, пришлось продолжить. В окружении серых стен, всё также глушивших магию, но зато позволявших солнцу и ветру касаться щек и волос, возвращать краски на лица. И беседовать об этом с Раймоном было тяжело. И одновременно - легко, потому что доверять было больше некому, а Раймон - знал. Обо всём знал, не выказывая неприятия.
- Апрель или май, может быть - чуть раньше, но уж точно не позже. Недавно мне пришлось сжечь Фэйрли. Был набег, и не тот, что позволяют себе сынки лэрдов. От них, понимаешь ли, не остается нежить... Пустая нежить, Раймон, будто души забрали... куда-то. И припоминая слова неистовой, твой рассказ о Грейстоках, накладывая все это на Геродота, я, - Роб помедлил, провожая взглядом стаю грачей, потянувшихся с юга, - думаю, что они копят силы. Все эти годы копили, кажется. И я бы плюнул на всё, увел всех в Новый Свет, но... Вряд ли они ограничатся Англией.
Во всяком случае, сам бы Роб не довольствовался только островами, будучи древним, голодным божком. На мгновение закрыв глаза, отдавшись этой чудовищной усталости, вынуждавшей говорить с Раймоном - так, он вздохнул, возмечтав об отдыхе. О стае лесавок, которые сожрут ему сапоги, пожуют кольчугу и сломают зубы о наручи. О беспутном орденце, попавшем в тюрьму по глупости. О каком-нибудь броллахане, пугающем крестьян. Или даже пусть это будет призрак, звенящий цепями в замке, за которым можно было бы погоняться с улюлюканьем и разгромом доброй половины этого замка.
- М-м, - протянул Раймон, оглядывая двор, небо, но особенно - стены, - Надо было всё-таки остаться на бал, посмотреть? Но скажи мне, что с теми чёртовыми культистами? Ты... разобрался?
- Или они со мной, - пожал плечами Роб, вдруг почувствовав вкус крови Розали на языке, - очаровательная культистка Джеки на диво хороша в ритуалах. Настолько, что рубцом на сердце стало больше. И бывшей супругой - меньше, что уже моя вина. Но мальчик жив, здоров и упрям, как осёл. В кого бы только? Ну и... если эта курица, которая взялась тебе покровительствовать, вдруг попросит присутствовать на переговорах - причина тому снова Роберт Бойд. Я изрядно утратил задор юности, чтобы ходить против некромагов с одним полком.
И вновь он вздохнул о том, что божественное ему надоело. Роб ненавидел, когда его вынуждали вспоминать, что он умеет. Наверное, потому многие магистры и старались больше не выезжать на тракт. На орденском небосклоне должны быть новые звезды, молодежь должна становиться архимагами, обязана блистать. Молодые - душа и жизнь Ордена. Разве дело, когда брат Филин, он же Великий Магистр, ленивым движением брови останавливает стаю гулей, заставляя собачонками виться у ног? В то время, как тому же Вихрю пришлось бы рубиться с ними, пусть и с быстротой, недоступной обычному наемнику? А наемнику и вовсе проще сбежать? Роб же ограничивал себя, не имея возможности осесть. Михаилиту ведь нужны пара-тройка ухваток, доведенных до совершенства - не более. Твари, даже самые опасные - не боги. Но все эти демоны, новорожденные божества, старые боги, сам воздух Туата заставляли лезть глубже - и потом презирать себя.
- До переговоров нужно отсюда выйти, причём целым, - проворчал Раймон. На упоминании Розали он вскинул было бровь, но не сказал об этом ни слова. - Да и нужен я там? Покровительство - покровительством, а связаны мы с ней ещё не... так уж плотно. Не говоря о том, что Эмму, верно, не пригласят, а оставлять её - сам видишь.
- Эмма самоуничижается так, что в святые пора возводить. Великомученица Вероника обзавидуется.
Вместе со своей матушкой Домниной Римской и сестрой Прокудией. Роб кивнул, соглашаясь, что тревожить Раймона переговорами не стоит. И улыбнулся странной мысли, посетившей его безо всякой связи с мученицами.
- Любопытно проверить, сможет ли наш новый друг Эд творить свои чудеса в тюрьме? Или там, где нет тени? Мальчишка-то, кажется, трусоват.
Раймон, помрачнев ещё на первых словах, плотнее завернулся в оверкот.
- А ведь Эмма не виновата ни в чём - и всё равно закрывается, каменеет. Паршивое время уходить... хм, в тюрьму. Но ведь не было другого выхода. Не было ли? Мальчишка, говоришь... Не смешно, Роб. Я - боюсь здесь фокусничать. Он? Попробует и не задумается. Что самое поганое, сейчас, когда Клайвелл едет по тракту, я не могу отделаться от мысли: а что, если Эдмунд уже наигрался? Не получается смеяться, когда Эмма - так, когда Клайвелл - там, а я - здесь.
Тяжело вздохнув, Роб по привычке потянул к себе воздух и, ожидаемо, провалился в пустоту. Стихия хотела ответить - но не могла. И он не мог найти сейчас слова, которые утешили бы Раймона. Да и нужны ли они были?
- Нет, Раймон. Ты будешь смеяться. Вопреки, понимаешь? От тебя только и ждут, чтобы ты сдался, ушёл с дороги, отдал Эмму... да хоть в грёбаный монастырь! Ждут, что ты приползешь сломленным, еще до Самайна, к ногам, умоляя принять твою жертву, потому что жизнь стала невыносима. Душа отчаявшегося также сладка, как и героя. А ты - должен смеяться, потому что почти переиграл Эда. Пока ты сидел тут, в паре деревушек Суррея он сжег священника на кресте, повесил девушку, изнасиловав умирающую, и украл какой-то очень священный фиал с каплями грудного молока девы Марии. Останься ты в резиденции, с Эммой, мы бы всем капитулом не доказали, что Фламберг смиренно ждет своей участи. И Клайвелл... Неужели ты не увидел, что он - такой же, как мы, что он - охотник? Эта тюрьма не пустует, и упрятав сюда стольких сволочей, Джеймс позволит с собой играть какому-то сопляку? А увидев добычу - Эда - удовольствуется тобой? Ну же, улыбайся, Раймон! Или я не отдам тебе локон Эммы.
И ленту шута, которая пригодилась бы Раймону, хоть Роб пока и не понимал - как. И... С трудом удержавшись от подзатыльника, Роб взъерошил волосы упрямому Фламбергу.
- Ого, - Раймон потёр подбородок и ухмыльнулся. - И что тогда сделает с тобой Эмма, узнав, что не отдал?
- Я попросту ей не скажу. Как истинный трус и подкаблучник.
Впрочем, светлую прядь, аккуратно заплетенную в вычурную косичку, он, всё же, достал из-под обшлага рубашки, где хранил почти всё. И перевязал позвякивающую бубенчками ленту на руку Раймона.
- Сгодится для чего-нибудь. И не смей унывать, незачем радовать твоих врагов! Когда, говоришь, дознание?
Уилл Соммерс, если Роб его понял верно, бывал в таверне "Эй, красотка" каждое воскресенье. И было бы почти невежливо проигнорировать такое приглашение-намек. Шут короля - не тот человек, которым пренебрегают. Впрочем, лучший друг короля, Саффолк, тоже таким человеком не являлся, но ведь Роб им и не пренебрегал! Дьяволова, а точнее - неистовая, несдержанность! Но с настроением Раймона нужно было что-то делать. Если он продолжит читать книги и с упоением предаваться своему горю, то из умного, злого михаилита превратится в рохлю.
- Ты можешь утаить от Эммы то, что знаешь, верно, - признал Раймон, с интересом разглядывая ленту. Тронул бубенчик, другой; звенели они почти на одной ноте, но всё-таки по-разному. Прядь волос, зажатая между пальцами, билась на ветру, словно пытаясь вырваться, но держали её крепко. - Но вот то, что знаю я, даже в тюрьме - никак. Так что приятно видеть, что здравомыслие осталось ещё хоть в одном магистре, хотя бы частично. Может, орден и не пропадёт. И шутовская лента... почему мне кажется, что это акколада? Но почётный шут сказал бы так: когда бы оно ни было, а без меня не начнут, так что когда бы ни было - а не опоздаю и раньше не явлюсь! - он усмехнулся сжатыми губами. - Через два дня или оно дождётся меня, или я, боюсь, его и не дождусь.
- Значит, завтра.
Джеймс, кажется, был не из тех, кто тянет кота за яй... хм, хвост. Роб кивнул сам себе, не собираясь даже думать о почтеных шутах и здравомыслии. И потянул Раймона за собой, переходя на быстрый шаг, каким выгуливал Девону. Пока стражник терпел этих странных михаилитов, нужно было дойти хотя бы до Бирмингема.

25 февраля 1535 г. Портенкросс.

Одеяло было не тем - это Роб понял еще сквозь сон. Слишком тяжелым, грубым и пахнущим овчиной. К тому же, мёрзли щёки и плечо, точно спал он не в тёплой неге резиденции, а в остывающем к утру Портенкроссе. И воздух пах морем. Тем самым, что громко шумело утренним прибоем за окном, заигрывало со ступенями замка, звало к себе. Воистину, бойтесь своих желаний, ибо иногда они исполняются! Хотел же быть поближе к неистовой - получи. Наслаждайся, Роб Бойд. И не смей роптать, что в далеком Бермондси сидит в тюрьме сын и нуждается в помощи! Илоту ведь не дозволено негодовать, а всё, что дала ему богиня - благо. Радуйся же, мчись на встречу возлюбленной госпоже и супруге, мать её фоморам на потеху! С уже умирающей в страшных муках надеждой Роб несмело открыл один глаз - и тут же его закрыл, увидев серый потолок Портенкросса. Он и в самом деле был в Шотландии, за окном воцарялась весна, а крестьяне почти наверняка приступили к пахоте, чтобы сохранить еще не стаявший снег в недрах, увлажнить этим землю. Которая, в свою очередь, нуждалась в плодородии и благословении. А потом за шумом моря пришло радостное мурлыканье. Голос Ларк - на удивление неплохой - без слов выводил суррейский мотив о пастушке, пьяном крестьянском сыне и его огромном волкодаве.
- Go hifreann leat*! - Рявкнул Роб, осознавая, что паршивка снова заявилась к нему в спальню, причем в его же доме, и что спит он, по своему обыкновению, без штанов. И лишь потом открыл глаза, злобно уставившись на Ларк. Вопреки ожиданиям и воспоминаниям, девчонка была одета в приличное зеленое платье, кружевной передник и держала в руках эту штуку из гусиных перьев, которой прислуга обычно смахивала пыль. - Тебе в моих комнатах мёдом намазано, что ли?!
- Миледи матушка любит чистоту, - невозмутимо ответила мелкая паршивка, обметая резное изножье кровати. - И говорит, мне полезно чем-то занимать руки. И ноги. Dia dhuit ar maidin!
Миледи матушка... Застонав, Роб закрыл лицо подушкой. Эдак выходило, что он - милорд батюшка и это отчего-то не радовало. И утро - тоже. Потому что... утро же! В общем, хорошо, что одеяло было плотным. Плохо, что пакостница не спешила убраться вместе со своей метёлкой, несмотря на приказ. Дисциплине, кажется, необходимо было учить не только полк.
- Выйди вон, Ларк, - раздраженно потребовал он. - Наводи чистоту в... на кухне!
- А на кухню меня не пускают. Говорят, только под ногами путаюсь да сладкое тесто таскаю, - пожаловалась Ларк, но всё же, взмахнув метёлочкой, направилась к дверям. - А я считаю, что если тесто делают вкусным, то таскать его просто необходимо. Получается, неразрешимое про-ти-во-ре-чи-е. То есть, у кого метла, тот и победил.
Стяпуха была чуть старше самого Роба. И утверждала, что помнит, как он малышом проказил здесь, в Портенкроссе. Сам Роб за собой такого не помнил, но почитал за лучшее не спорить с женщинами. Тем паче, если они готовят еду и мастерски владеют метлой. Он покосился на Ларк и сел на постели. В пятнадцать лет у его матушки уже родился Лекс. Эта же тимброва дочь всё еще была щенком и таскала сладкое тесто с кухни. И коль уж приняли её на воспитание...
- Зачем ты разделась перед Брайнсом, дитя моё?
Ларк задержалась в дверях, помахивая метелочкой - но не оглянулась.
- Леди Бадб говорила, что это и испытание тоже. Ну, для этого, Брайнса. И когда он попросил одежду во второй раз, я решила проверить, как он, ну, отреагирует. И выходит так, - девушка подняла руку и пошевелила пальцами, загнула мизинец, - что тунику мою взял и прикрылся. По имени меня ни разу не назвал, да и вообще никак не назвал, - к мизинцу добавился безымянный, - госпожу фамильярничал, - указательный, - пялился на меня, как матрос после долгого плавания.
Сжав руку в кулак, она с некоторым сомнением посмотрела на торчащий большой палец.
- Ну и нюхал гадость всякую. Тоже мне, оборотень. Брр. Сам звал ведь, а мне потом в спешке в стену уходить из-за какой-то дряни. А от карманных миров голова болит...
Наконец-то обнаружив одежду, лежащую на краю кровати, Роб поспешно натянул штаны и лишь потом позволил себе откинуть осточертевшее одеяло. Кажется, за божественным он начал забывать, как обращаться с детьми. Сладкое тесто... А еще постоянно забывалось, что сахар - пища избранных, доступная лишь дворянам побогаче. Откуда дочери лесника было попробовать что-то, кроме мёда, ведь даже при всём достатке Джека Тимбра сахар ему оставался не по карману? К счастью, дорожная сумка тоже была тут. И даже кольчугу и меч неистовая не позабыла.
- Чем пахла гадость? - Поинтересовался Роб, разворачивая девочку к себе и всучая ей бумажный кулек с леденцами, который возил для мальчишек. В конце концов, не нотации же было читать? А уши у оборотней почти также чувствительны, как нос.
Конфеты Ларк прижала к груди, чуть не урча от удовольствия. А на слова - поморщилась.
- Некромагией. Смертью и душами. Желанием говорить правду... выжатым, брр, - её передёрнуло.
Тинктура эмоций? Роб на мгновение задумался, кивнув самому себе. Пожалуй, теперь торговец становился даже любопытным. И отчасти - опасным, если додумался прихватить гадостей поразнообразнее и сообразил, как их применять.
- Ступай, Ларк. И не раздевайся, пожалуйста, перед мужчинами, даже для проверки. Я не хочу драться на дуэли с каждым, кто попытался облапать мою воспитанницу.
К тому же, некоторым лапы попросту придётся отрывать. Он хмыкнул, возвращаясь к кровати, чтобы надеть рубашку и зашнуровать сапоги. Если уж посчастливилось оказаться в Портенкроссе, то следовало хотя бы взглянуть на Ранульфа и сбежать подальше от Вест-Килбрайд, пока не заявился староста, требующий выполнения долга перед землёй.

Бадб ела хлеб с мёдом с таким нескрываемым удовольствием, что Роб нет-нет, да и поглядывал на неё недоумённо. Во-первых, стряпуха расстаралась - не иначе, как для лэрда! - и поставила на стол яства хоть и незатейливые, но разнообразные, которые он всё равно не ел, потому что всё было сладким: пшеничная каша, перепелки в меду, овощи с шафраном. Райну, впрочем, нравилось. И лопал мальчик с таким же блаженством, какое красовалось и на лице неистовой.
Во-вторых, Роба порой смущали причуды жёнушки, которые заставляли задуматься, что она, всё же, женщина. И может понести. В-третьих, молчащая и уплетающая за обе щеки сласти Бадб была попросту необычна и умилительна, что неплохо дополняло "во-вторых" и совсем не сочеталось с "во-первых".
- Mo leannan, - наконец, решил спросить он, улучив момент между кусками хлеба, - ты здорова?
- За двоих, - небрежно отозвалась его милая и сделала паузу, помахивая в воздухе куском хлеба. - Сказала бы я, но на самом деле во мне чувствуется некоторая пустота, - богиня поймала языком каплю мёда и вздохнула. - Скажи, дорогой, насколько чтят здесь теперь старые ритуалы?
Роб снова оглядел её, вздернув бровь. Если неистовая продолжит заполнять пустоту так, скоро её не то, что на руках носить нельзя будет, перекатывать придется.
- Кое-где оставляют молоко для Бригитт и празднуют Белтайн, где-то - только Йоль, почти все отправляют Самайн, но богам не молятся. Лишь наши крестьяне порой, когда священник не видит, ходят к дубу. Быть может, тебе стоит выпить вина? Слипнется же всё.
- И не больше? - уточнила Бадб, взглянув на него неожиданно остро. - Остатки старого, так? На чём мы могли бы выстроить новое. Подправить тут, показать там, провести ритуал - другой... кстати, ты заметил, что весна шумит? Чудесно, правда?
- Весна - пора безумств, - согласился с ней Роб, рассеянно поигрывая двузубой вилкой, - вот и стряпуха, кажется, влюбилась. Всё сладкое. Куда ты ведешь, душа моя?
Замечание о ритуалах он попросту пропустил мимо ушей. Не жрец, да и не любил Роб, когда таинство превращали в потеху. Не хотелось, чтобы на Бадб жадно смотрели юнцы, на него - девки, а старики гадали, каким будет урожай по тому, сколько раз лэрд смог. Можно омолодить тело, но разуму по-прежнему было пятьдесят. И понималось, что землю, как и женщину, брали не количеством, а пониманием. Сокровенно и уединенно.
- В долину Клайдсайд, - без улыбки ответила богиня. - Где изрубленные воины поднимаются, земля парит, словно в мае, где чистое небо, и жрецы бродят по земле, прославляя старину. Славно звучит, правда? Мёд, кстати, оттуда. Вкусный и свежий, летний.
- Тогда тебе его тем более не стоит есть. Отравишься.
Дугласы... Отец был уверен, что они - исчадия ада, корень всему злу на земле. Изнасилованная и убитая сестра была тому подтверждением. Насилие можно пережить, забыть, раны затянутся. Смерть же конечна. Для христианки Кинни - тем паче. Роб рассеянно согнул вилку и раздраженно бросил ее на стол, погладив по голове испуганно встрепенувшегося Райна.
- Что там, у этих дьяволовых темнолицых? Что тебя тревожит?
Бадб подозрительно покосилась на мёд, но всё же откусила ещё кусок и передёрнула плечами.
- Туата не получает с этого ничего. Даже если мёд кажется правильным, он - неправильный. Может быть, такой могли бы собирать твои волкодавы у себя на мельнице, понимаешь? Сладкий, летний. Полный магии так, как может ей полнится только мёд. Я не понимаю, что там происходит, Роб. Если кто-то делает по-старому, то - где оно?
Роб кивнул, отгоняя этим вопрос, зудевший еще с Лилли, от Розали, прятавшийся глубоко, но всплывавший каждый раз, как неистовая звала его по имени. А вместе с ним - и признание, что...
- Возможно, стоит посмотреть, что там. Если ты с сестрицами от этого ничего не имеешь, значит, очередные конкуренты. И наплевать, пусть это даже кто-то из истаявших. Пьедестал не бесконечен.
И как же было заманчиво спросить, кого Бадб видит в нем! Он коснулся рыжей косицы на руке и на мгновение закрыл глаза, отгоняя это желание. Для вопросов еще будет время. Если Роб, конечно, вернется. С некоторых пор выживать должно было стать сложнее, благо, что проверить случая не представилось. Сложнее - но и проще. В конце концов, лекарем он был и без Тростника. Жаль, что Бадб, как и Розали, ошибалась. Что, черти их дери, они вообще находили в этом мальчишке, который умер в тот момент, когда рука Роба Бойда вонзила нож в горло его возлюбленной? Даже искра уже не теплилась, слившись с сознанием. Осталась лишь память, а она была важнее всего. Память - это целостность, это - знания и контроль, это - ты. Роб помнил всё, но Тростником ему было не стать. Даже во имя Бадб.
- Михаилиту Циркону, думаю, будет простительно забрести туда совершенно случайно. Только вот, - Роб замялся и взял на руки ребенка, немедленно испачкавшего рубашку липкими ручками. - Должен предупредить. Наш контракт... Когда Роб Бойд закончит свой земной путь, к Бадб не вернется Тростник. Нельзя воскресить того, кто самоубился, слившись со мной. Не уберёг, прости. Розали ему оказалась дороже, а осознание того, что теперь она возненавидит - смертельным.
Райн высвободился, заслышав шаги няньки, и Роб поспешно ретировался к окну, подальше от невоздержанной в своём гневе жёнушки, рука которой была очень тяжелой. Бадб, впрочем, подниматься со скамьи не спешила, разглядывая его задумчиво, пристально. Даже подпёрла подбородок рукой. А потом вскинула бровь.
- Нельзя ли? Если подумать, то мне на ум приходят некоторые варианты... - помедлив, она скупо улыбнулась, не отрывая от него пристального взгляда. - Скажи, зачем мне был нужен Тростник? Тогда, в камне, населённом духами, раньше, ещё раньше, но не совсем давно?
- Не знаю, - честно признался Роб, с тоской поглядывая на распахнутое окно. Выпрыгнуть он не успевал, спасаться на кухне, наверное, было постыдно для лэрда.
Шотландцы видали всякое и если бьёт мужа, значит, есть за что, но...
К тому же, он и в самом деле так и не решил для себя загадку, на кой ляд Бадб вообще понадобился кто-то. Зачем богине полководец - ясно. Неистовая импульсивна для тактики, порой поспешлива, часто - гневлива. Роб, пожалуй, мог объяснить ещё спутника, попутчика. Бессмертие в самом деле было скучным, а вечность - унылой своим однообразием. Но вот любовник оставался тайной, хотя отрицать, что неистовая в постели хороша, он не мог. Однако, Роберт Бойд самонадеянно полагал, что со всем перечисленным справляется если не лучше своего старого платья, то хотя бы не хуже. И потому тростниковая мания женщин ему была непонятна.

Тюльпаны или нет, тростники или нет, но собирался Роб долго и вдумчиво. Магистра Циркона в Шотландии знали, должно быть, лишь по подписи в свитках, что гонцы отвозили братьям из здешнего капитула, а михаилита Циркона - не знали вовсе. Счастье, что орден был вне семей, кланов и стран. Что от орденцев ждали странностей - счастье вдвойне. Потому как ходить в рейд с женой, кажется, становилось обычным занятием михаилитов. Тяжело вздохнув, Роб повесил своё кольцо магистра на шею. Конечно, Бадб могла бы превратиться в мужчину, но для Роба, с трудом заставившего себя примириться с платьем как частью тела, это явилось бы предвестником вечного целибата. От вороны у неистовой болели плечи. Да и разве он стыдился своей жены, чтобы просить её принять облик другой женщины? Бадб должна была жить и жить - собой, своей жизнью, постигать эту горькую свободу самости. Робу же оставалось лишь искупать преступления памяти, уводя её из тени. Но боги!..
Он коснулся брачного браслета. Рыжая косичка, пахнущая ветром. Дар, который он взял сам, принудив неистовую к браку. Она отняла привычную жизнь, швырнула в безрадостную суету, лишила его мальчиков, но сорвать косицу с запястья Роб не мог. Не хотел. Дьявол с ней, пусть едет! Будет сложнее, но так хотя бы - не одиночество.
Впрочем, занятый мыслями, заговорить он сообразил позже, спустя несколько часов, когда Портенкросс давно остался за спиной, скрылся за холмами, когда под копыта лошадей послушно и привычно лёг тракт, немного не тот, но... Какая разница, на которой из дорог тебе сожрут сапоги?
- Кто привёз этот мёд, моя Бадб? - Роб проводил взглядом столб, обозначающий начало владений Гамильтонов, и мшанку, блаженно чешущую спину о него.
- Отребье из внеклановых, - пренебрежительно бросила Мэгги Колхаун-Бойд. - Мелкий торговец. Тут купил, там продал. Порадовался, что шею не намылили за мёд, порассказал... немало.
Долина торговала - и это было хорошо. Там, где торгуют, всегда есть работа и для михаилита, и для наёмника. Твари и разбойники почему-то весьма наплевательски относились к благополучию и вероисповеданию тех, кого жрали и грабили.
- Сократи немалое до самого главного, mo leannan. Вряд ли он рассказывал о том, как долина укреплена и сколько там стражи, верно?
- Если подумать... нет, - медленно ответила Бадб. - Хотя и говорил, что воинов будет больше - золотой век же. Еды вдоволь, младенцы умирать перестают. Но и без того понятно, что за таким благоденствием охранять должны хорошо. Даже если про бессмертие правда, оно не даёт всесилия.
А всесилие не даёт ровно ничего, если ты божество. Непреложный закон бытия - всё решается руками смертных. Роб потёр щёку ладонью, в мыслях попеняв себе за то, что не успел побриться. Бессмертие... впору было остаться в той долине, уверовав яро и истово - слишком страшно стало умирать. Бадб мстительна - и возвращение Тростника тогда стало бы самоубийством, а станет ли день смерти первым днем вечности теперь, Роб не знал. Ничего не знал, перехитрив самого себя. Вот уж воистину, оставалась только её воля.
- Май в начале весны, воскресшие воины... Воронов, кружащих в небе, не хватает.
Дьявол с ними. Что толку гадать заранее, если проверить легко. Дойти до долины и умереть. Или наоборот. Лучше, конечно, обойтись без смерти в свои юные, неполные пятьдесят три. Можно сказать, только жить начал, а такие мысли посещают! Но недосказанность мешала, пробуждала недоверие и даже подозрения, что неистовая могла играть на одном поле с Армстронгом. На этой мысли Роб тряхнул головой и глянул на жёнушку.
- Почему ты удивилась этому?
- Этому? - непонимающе глянула Бадб. - Тому, что он не говорил о страже? Отсутствию ворон? Но нас ведь там нет, а у тех, кто есть, наверное, летает или бегает кто-то другой.

Роб потрепал гриву Феникса, рыжую, как локоны неистовой, отгоняя этим снова нахлынувшую тоску. К дьяволу хандру. Раймон был тем еще засранцем, и папаше де Три лучше бы потрясти закромами, чтобы найти деньги за его услуги.
- Весна и есть возраст. И верно, жаль, что у нас с тобой... - глухо отозвалась Бадб, но осеклась, вскидывая голову.
Одновременно вхрапнула Луара, и справа, из-за скрытой грудой камней тропы ей ответило жалобное блеянье. Затем на тропинку выскочили три встрёпанные овцы с клеймом Гамильтонов, за ними показались трое... шотландцев. Встрёпанные немытые волосы, заросшие лица, драные килты, наполовину состоявшие из разномастных заплаток. Судя по невероятно волосатым ногам, обутым в разваленные сапоги, штаны эта троица не носила потому, что они просто не требовались - шерсть грела сама по себе. А вот оружие выглядело простым, но ухоженным, и, судя по блестящим рукоятям меча и топоров, в дело пускалось часто.
Заметив Роба и Бадб, пастухи остановились, и самый крупный, с заплетённой в две косицы рыжей бородой, упёр руки в бока.
- Дык, чё т'а... трр'бах?
"Твою мать..."
Сказать, что Роб понимал, о чем толкует ему этот... джентльмен, означало бы солгать. Увы, не все шотландцы правильно говорили по-гэльски, а уж по-английски - и подавно.
- Виски е'? - Полюбопытствовал он, в свою очередь. Метод, которым пользовался Раймон для приведения в чувство Эммы, казался неудобным - поди сыщи в дороге отвар. А бренди выливать на голову неистовой было жалко.
- Е', - хмуро согласился главарь, хлопнув рукой по фляге. - А с'мки кидай. И с коняшки вниз, с л'ди вместях. И к нам - в'куп будет.
- Не будет, - не согласился Роб, невольно заражаясь акцентом, - cам c'три. У жены - тр'пки то'ко. У меня - херня вс'кая, михаилитская. Ё'нет так, что ой. За виски дам десять золотом и нож. Хороший.
А за проезд он и вовсе платить не собирался. К тому же, в его сумках все равно ничего полезного для ватажных не было. Обычная ерунда, которую возил с собой: пепел, веревки, смена одежды, мешочек пороха и несколько амулетов, которые, пожалуй, не стоило держать рядом с порохом, мыло... Да и с кого разбойнички собирались требовать выкуп? С казначея Генри Гренвилля? Роб хмыкнул, стягивая с руки перчатку и демонстрируя кольцо, которое не снимал даже ночью уже много лет. Орденское кольцо.
- Ё'нет? - с некоторым сомнением спросил вольный разбойник, разглядывая орденский знак, и тоскливо кивнул сам себе. - Могёт. От жопа.
Тут вмешался второй, заросший практически от ушей, с колтунами в волосах и предплечьями размером с ляжку нормального мужчины.
- Х' с'ым, б' б'ть, ё-не-ё, 'цы з'бли.
Главарь покосился на удивительно спокойную Бадб и мечтательно сглотнул, но помотал головой.
- Ё'нет.
- Т'к'о? Овцы - не овцы, а жену не дам. А за виски десять хоть и дорого, зато на шлюх хватит. И нож...
Роб потянул из-за голенища короткий нож, скин ду, какой носил почти каждый горец и уж точно каждый равнинник. Нож Роба был украшен в оголовье тамплиерским крестом, сиял эмалью и выглядел, как цена за весь бордель разом.
При виде оружия глаза вспыхнули у всех троих - насколько их было видно. Главарь коротко огляделся на одного спутника, другого и кивнул.
- П'ррр'км. Скин ду, - эти слова отчего-то прозвучали чисто, - з'то, и 'ще... Тврр'бй, так? 'Бй для н'с сл'на - з'мство вык'па и б'.
- Вы в плен еще не взяли, чтоб слонов требовать, - резонно заметил Роб, улыбаясь и маня овец к себе пальцем. Овца - животное тупое и почти безмозглое, но заветам творца-Кернунноса следующее свято. До ордена, в детстве, маленькому Роберту Бойду часто приходилось пасти их именно так, а потому усилий на подчинение скотины почти не потребовалось. - За слона беру овец.
- Э! Мьи 'цы! - Возмутился было заросший, но главарь жестом велел ему заткнуться. По его лицу расплылась довольная улыбка, и он кивнул.
- П'ррр'км. Тррр 'вцы з ррр'зго слна.
- И б'с'п'р'ый пр'хд с женой, лошадьми и всем имуществом, - кивнул Роб, роняя скин ду снова за голенище. - Сл'н-т мн'н-шает. А овцы останутся вам, чего уж. Вместе с виски.
В самом деле, слон или кто там он был, мешал пока только разбойникам и уж совершенно точно вообще никак не волновал Роба. Зато снова волновала неистовая. Молчащая и поедающая мёд Бадб была необычна, но молчащая, терпеливая и невозмутимая жёнушка вызывала самые противоречивые чувства. От "умнеет" до "кто ты, и что сделала с моей Бадб?!" Роб недоверчиво покосился на неистовую, надеясь, что сможет для себя объяснить такие метаморфозы хотя бы позже. После розового слона, на которого уже почти хотелось посмотреть. Бадб смотрела на разбойников с таким невозмутимым спокойствием, такими потемневшими прищуренными глазами, что становилось понятно - до молний осталось недолго. И "овцы, значит, им" по едва шевельнувшимся губам читалось куда яснее, чем жуткий акцент разбойников. Впрочем, долго разглядывать жену ему не дали. Главарю вольных шотландцев потребовалось несколько секунд, чтобы переварить сказанное - возможно, Роб говорил слишком правильно. Зато когда дошло, пальцы на поясе аж побелели.
- Не, т' ч', нож и з'лто за в'ск уж сгов'ррно! С'лн за пр'хд!

Тварь была странной. Больше похожей на проглота, именуемого ачем, что означало "вечно голодный". Как следовало из названия, проглот заглатывал жертву целиком, переваривал заживо и увеличивался в размерах. Доселе неизвестно, как именно появляется проглот, но это...
-... неизменно происходит на месте творения черной волшбы, - закончил Роб, задумчиво разглядывая большого, размером с лошадь, слизня, которого издали и впрямь можно было принять за слона. Если ты был безнадежным слепым, да и упомянутого слона никогда не видел. К тому же, этот проглот был весьма разборчив в своих предпочтениях и жрал только мужчин, выплевывая после оружие, одежду и кости, которые в больших количествах валялись у логова, никому не нужные. - Розовый, понимаешь ли. Жирный.
Последнее прозвучало почти восхищенно. С такой тварью можно было рубиться годами, а колдовать было лень. Да и попробуй заколдуй такую тушу, которой колдовство влетает в голову, а до задницы не доходит. Потому что во-первых - регенерирует, а во-вторых, еще и волшбой подпитывается.
- Нет, будем по-старинке. Не Сигурд, да и розовый червяк на Фафнира не тянет.
Когда удавалось отловить такую тварь для вивисектария, становилось понятно - бороться с ним непросто, но можно. Слизь, покрывающая проглота, была ему и броней, и бедой. Она вырабатывалась порами кожи, но лишь только удавалось остановить этот процесс - проглот задыхался. Как и все подобные ему твари он дышал через кожу, если это вообще можно было назвать дыханием.
А вот золы, соли и перца в сумке было мало. И мыла - всего одна плошка, зато бренди и виски хватило бы, чтобы с ног свалилась рота таких, как Роб. Но с ачем пьянствовать не хотелось. И жертвовать ему новый плащ - тоже. И ветер был неподходящим, а колдовать - всё еще было лениво.
- Ну вот на кой оно мне нужно? - Устало вопросил Роб, стягивая хороший, длинный и шерстяной плащ с плеч.
- Принял бы постриг, был бы уже кардиналом, - отчитывал он себя, смешивая мыло и воду во фляжке, чтобы вылить все это на такой драгоценный предмет одежды, без которого учился обходиться.
- Или даже Папой. Каким бы я был Папой Римским! - Мечтательно вздыхал Роб, внося в пену перец, соль и золу.
- Может, я его просто сожгу? - прозаически прервала Бадб жалобную песнь. - По-старинке?
По крайней мере сейчас богиня выглядела успокоившейся и заинтересованной. Хотя и смотрела на манипуляции с некоторым недоумением. Ладно, с большим недоумением.
- Нет, mo leannan. Это же проглот. Он жрёт и магию тоже. Жрет, быстро растет, интересуется, чего б еще сожрать. Конечно, есть шанс, что лопнет. Но тогда есть и вероятность получить много маленьких проглотиков. И ловить их по всей Шотландии. А ведь они, в свою очередь, будут расти...
Роб удовлетворенно поглядел на пышную шапку пены, приправленную специями и кивнул сам себе.
- Если уж так хочется побыть михаилитом, то обеспечишь ветер, который унесет все это на проглота. И распределит равномерно по его телу. Сделаешь?
- Мыть... проглота... - Бадб с сомнением потыкала пальцем в кончик плаща, не тронутый пузырящейся массой. - Это ваши михаилитские методики? Ладно.
- Нет, моя Бадб, - терпеливо, как воспитанникам, пояснил Роб, - мыть - это еще и смывать. Нам же нужно его хорошо намылить. Чуешь разницу? Мыло, если не вдаваться в тонкости, заставит слизь отвердевать, кожу - усыхать, а перец, соль и зола последовательно обжигают и не дают набрать влаги, мешают дышать. Должны, надеюсь. При всей своей кажущейся простоте, проглоты - самые сложные твари в бестиарии, требующие комплексного подхода и... Я пошёл выманивать. Если сожрёт - домой не вернусь.
Лекции жене он не читал ни разу. Ни одной из них, жён. И это отчего-то придавало комичности ситуации, хотя видят боги, поводов для смеха не было. Роб дёрнул плечами, по которым бегали мурашки, вдохнул побольше воздуха и неспешно, чтобы тварь успела его учуять, пошел к логову, нарочито громко топая и насвистывая бравурный мотивчик. Кардиналом он не стал, Папой Римским - тем паче, а вот приманкой приходилось быть исправно. И план сработал. Более того, разбойники даже не наврали - за исключением некоторых мелких деталей. Во-первых, тварь, которая медленно, с хлюпаньем выползала из пещерки, прикрытой каменным навесом, была в основном розовой, но глянцевая шку... поверхность так же переливалась сиреневым и жёлтым с прозеленью. Во-вторых сравнение с лошадью безмерно льстило даже французским тяжеловозам. Если в верхней точке проглот возвышался над Робом всего лишь фута на три, то тело тянулось, и тянулось, и тянулось, напоминая, скорее гусеницу. Зато кое-что неожиданно роднило тварь и со слоном - видимо, в числе последних закусок попался кто-то достаточно знатный, так что из условной морды вроде бивня торчал изъязвленный и гнутый меч, а бока кое-где покрывали серые ошмётки кольчуги.
- Хороший мальчик... девочка... тварь, - задумчиво похвалил проглота Роб, отступая назад. Хер бы он сцепился с такой, не обитай зверюга у границ его земель! Заморозка выжала бы его досуха, не пощадив и накопитель, а это означало, что придется осесть в ближайшей таверне на ночь и... Процесс получения сил от неистовой, конечно, был приятен и легко сходил за супружеский долг, но отчего-то Робу казалось, что Бадб не оценит такое отношение к себе.

Пейсли, вечер

Ветер здесь пах иначе. Быть может, потому что окно самой дорогой комнаты с ванной и огромной кроватью по прихоти строителей выходило на задний двор, где в хлеву мычала корова, а в загонах блеяли грязные овцы. Быть может, потому что Роб привык к ветрам Англии и совсем забыл, как поют невидимые струны гор. Но скорее, потому что делить комнату с женой было непривычно. Бадб не была случайной девицей, которую можно было выпроводить после, служанкой или крестьянкой. Её нельзя было ставить на одну доску с охочими до ласк вдовушками. Она была женой. Жена требовала уважения, внимания и, наверное, любви. Что, в свою очередь, не позволяло заснуть прямо в остывающей ванне, как часто делал умаявшийся с дороги Роб. Или - рухнуть в постель, закрыв голову подушкой, чтобы не слышать утреннюю перекличку петухов. И, пожалуй, нужно подумать о том, чтобы не храпеть, хоть на это никто и не жаловался. Воистину, женщина на тракте - наказание, вот только казалось, что не нагрешил он столько.
Но ведь это он, Роб Бойд, сетовал на одиночество, желал рядом хоть кого-то? Это его не оставляла тоска. Это...
Роб захлопнул ставни. К дьяволу. Стоило думать не о том, как жить с женой, но о своей стратегии в долине.
Вера всегда конечна, хоть и безбрежна. Пусть друидам и жрицам не помог постулат "Все боги - суть один бог. Все богини - суть Великая Мать", пусть их время ушло, рассыпалось блёстками по ткани бытия. Пусть! Роб намеревался воспользоваться этим, чтобы поменять то, что теософы называли точкой веры. Ведь поклонялись же люди Дугласов кому-то, делали это почти правильно? А значит, могли принести своим поклонением пользу и неистовой. Люди верят в то, что им показывают. Зачастую - не задумываясь. Как эти женщины, что решились на обряд и слились в проглота...
Мысль снова потекла не туда, но, право, это тоже требовало обдумывания, хотя бы потому, что Роб сам мог стать причиной такого! Главарь новых соклановцев Бойдов был охоч до женского пола. Настолько, что влюбил в себя девчонку из Гамильтонов, да с ней и остался, показав фигуру из трех пальцев остальным своим пассиями, коих у него было великое множество. Трое из этого гарема каждый из пальцев приняли на свой счет, объединили усилия и провели ритуал. Чего уж они хотели им добиться - проглот не сказал, но остатки схемы, вещи женщин и украшения Роб нашел за логовом, безо всякого стеснения прибрав побрякушки. Любвеобильного Робина Гуда сдали всё те же трое, а девчонку Гамильтон так повидать и не удалось. Оставалось лишь посетовать на то, что одежда пованивает даже после стирки и отправиться дальше, чтобы остановиться здесь, в маленькой деревянной таверне в Пейсли, где хорошенькая служанка за монету и щипок пониже талии согласилась вскипятить в котле для ванны ветки сосны.
С куда большим удовольствием Роб вскипятил бы Эда Фицалана и Дугласов, но тогда получилась бы похлебка, а в похлебке купаться, как известно, нельзя.
Фицаланы... Семейка, породившая умницу Эмму, гордеца Ричарда и вот... Эдмунда-на-всё-плевать. Где-то в тени оставался и третий брат, но о нем Роб предпочитал не думать. Рано. Хоть и хотелось познакомиться с ним превентивно, уберегая детей от еще одной хитрой скотины. Пожалуй, этим стоило заняться после возвращения из долины. Если оно состоится. Теперь, когда от Арда осталась только память, сил не хватало, хоть Роб никогда бы в этом не признался. Он по-прежнему умел многое, чего никогда не смогли бы другие водники или воздушники, его слушались звери, и лекарь верно служил ему, но... Быть может, это - всего лишь тоска по утраченному, лишь старость? И самую чуть - страх смерти? Наверное, тоже самое испытывает калека, лишившийся руки. Нет! Роб мотнул головой, прижимая затылок к холодной стене. Не руки - пальца. Воин без пальца таковым быть не перестает и силы в руках у него меньше не становится.
Рубашка полетела на пол, вслед за нею - штаны. Горячая, пахнущая сосной вода, узница деревянной кадки, приняла Роба в свои объятия, умиротворяюще зашептала в уши, когда он погрузился в неё с головой. От этого шёпота было чисто и сонно, глаза закрывались тем упорнее, чем шире он их раскрывал. Долина, Эд Фицалан, Грейстоки, даже Брайнс подмигивали ему из сонного марева, сливаясь в одно пятно.

- Я не хочу полоски, - рассеянно пожаловался он, доставая из сумки пастилку: заманиха, корица, шафран, дорогие китайские травы, листья того растения, что привез Кортес и саженец которого прижился в оранжерее. Спать вдоволь в ближайшее время не доведется, а эти творения орденских травников помогали сохранять бодрость и остроту мышления. - Драться или драпать? То есть, узнал он нас, или нет?
Бадб нахмурилась, не поворачиваясь.
- Гадает. На волосы белые смотрит, но не уверен.
Роб недоуменно глянул на неё, а сообразив, о чем вещает неистовая, закатил глаза. Телепаты... Чёрт дернул жениться на одной из них! Отвечает на гипотетические вопросы вместо того, чтобы просто поддержать в рассуждениях! Как, должно быть, сложно жить Гарольду Брайнсу в этом мире!
Впрочем, гадать мальчику оставалось недолго. Бойды - Беловолосые - получили это прозвище именно за цвет шевелюры, слишком светлый даже для Шотландии. И даже если забыть, что именно поэтому Роб был Бойдом задолго до рождения основателя клана, то все равно получалось, что лучше придержать Феникса и подождать, когда юноша догонит. В конце концов, михаилиту Циркону было незачем прятаться.
- Dia dhuit, - почти радостно поприветствовал он случайного попутчика, демонстрируя ладони в старом жесте приветствия и добрых намерений.
Юноша, подъехав ближе, кивнул и взмахнул рукой. Настроение у него, под стать погоде, явно было солнечным и без туч.
- Господь с вами! Кайл МакЛауд меня кличут, лэрд Бойд, a'mhaighstir. Тоже в Томатин?
Роб, с трудом удержавшись от досадливого вздоха, повел плечами, доставая из сумки кусок подола Бадб и повязывая его на голову. Квадратным подбородком и высокими скулами мог похвастаться почти любой горец, а глаза у него, всё же, были не бойдовскими.
- Брат ордена архангела Михаила, рыцарь Циркон, - улыбаясь, представился он. - И леди Бадб. И только. И не в Томатин, хоть вряд ли откажемся от ночлега там. Что там, в Томатине, Кайл?
- Тишина, покой и женщина, лэрд Циркон, - во вздохе имя прозвучало скорее как типично скоттское "Зир-ркон". - Так вышло, что с год назад встретил там девушку... такую... ну... очень такую. Вот, возвращаюсь, чтобы сговорить за себя. Понимаете?
"Вот скот...тсвто!"
Кто способен переспорить шотландца? Только пьяный ирландец напару с гасконцем. Роб наконец-то позволил себе вздохнуть и согласно кивнул. Чего ж тут было не понимать? Если не сговорит, так умыкнёт. Провезет через половину страны и соклановые земли красотку впереди себя на седле - и даже священник покорно обвенчает потом, не осмелясь спорить с мужчиной из семьи МакЛауд.
- А девушка-то согласна будет?
Молодой шотландец бросил на него удивлённый взгляд.
- Конечно. Правда, я её ещё не спрашивал... и вообще не разговаривал, только смотрел, но какие же тут сомнения? Она ведь на меня тоже посмотрела.
Порадовавшись, что перчатки не окольчужены и потому ударом по лицу себя оземь не повергнешь, Роб устало улыбнулся. О, эта наивная уверенность в будущем, которой грешила юность! Ей достаточно взгляда, чтобы год пылать страстью и тайком сбегать от папеньки за мечтою.
- И батюшка ваш знает, куда вы направились?
- А как же, - уверенно ответил Кайл, с интересом разглядывая усыпанную камешками тропу. - Обязательно.
- И как же напутствовал он вас в дорогу? - Осведомился Роб. - Благословил, посоветовал искать друзей, но пуще того - врагов, и скорее возвращаться с женой?
Мальчишки оставались мальчишками, в ордене или вне его. И занятиям с учителями предпочитали беготню за юбками.
- Сколько же вам лет, дитя моё?
- Четырнадцать, - с гордостью просветил новый спутник. - А как вы угадали, что папенька сказал? Ещё советовал дуэли - потому что они ведь запрещены, верно? Значит, тем почётнее.
- Инверенесс, Гленротес, Лох-Несс или Троссахс, - на выдохе пропела Бадб, заслужив недоумённый взгляд юноши.
Можно было, разумеется, с самым серьезным видом поручить юноше главное сокровище Портенкросса и просить сопроводить её в замок. Но... Роб скривился, толком сам не понимая от чего - то ли от гадостного привкуса специй в пастилке, то ли от предвкушения той взбучки, какую не преминет устроить неистовая. И разве он сам не был таким же искателем приключений в четырнадцать лет?
Пришлось поморщиться снова, сокрушенно покачав головой. Не был. И самым поганым сейчас Роб считал невозможность бросить соклановца в случае опасности. Репутация - вещь жестокая, а когда за твоими плечами не только ты сам, но и клан, и семья...
- Томатин, mo leannan, - поправил Роб жёнушку, - и... если я когда-нибудь отпущу Райна в дорогу вот так - убей меня.

Первое, что бросилось в глаза - кусочки мяса рядом с мисками у порога. Молоко - обычная жертва для благостных фэа, соседствующее с подношением Неблагому Двору? Роб покачал головой, стараясь попадать в такт колыщущимся теням. Кто вообще кормил слоа и зачем? Переходя от дома к дому, он рассматривал детишек, среди которых девочки были миловиднее мальчиков, глядел на мужчин и женщин, спешащих после вечерни домой. Тех, кто задерживался - звали и влекли, точно на улице оставаться было небезопасно. Невольно припоминая кротокрыс в Танелле, Роб прижался к стене одного из домиков, где уже зажгли лучину, и прислушался к голосам.
- Вот уродился же на мою голову, - брюзжал низкий женский голос, словно пилой по мокрому дереву. - Куда овцу задевал, горе луковое?
- Дык, небось, волк задрал. Не искать же, - без тени вины отозвался мужчина. Раздался стук ложки о миску, затем послышалось чавканье. - А ты готовила б повкуснее. В каше силов нету. На вкус как пепел.
- И каша ему не нравится! Овец теряет, дров носит мало, едва на готовку, охотник вовсе паршивый. Где шкуры, на соль сменять?! В кашу твою... угробище бородатое. Лучшие годы...
Стук прекратился.
- На лучины-то дерева хватит? А то я могу.
- Хватит. Сиди уж. Могёт он...
Всё, как и везде. Она потратила лучшие годы своей жизни на бородатое угробище, он - пропил овцу в кружале, если тут вообще был трактир. Перебиваются с каши на похлёбку из репы, а мясо бывает на столе так редко, что... Оно оказывается у двери. Роб озадаченно нахмурился, пытаясь понять, почему бедняки оставляют то, что могли съесть сами, на пороге. Ловить кого-нибудь из уже редких прохожих и спрашивать не хотелось отчаянно. Потом пришлось бы убегать быстро, не узнав ничего. Досадливо дёрнув плечом, он перебрался к другому дому, на вид побогаче.
Голоса гудели и там, перемежаясь азартными детскими вскриками - кажется, играли то ли в войну, то ли в свадьбу. В гомоне почти терялся унылый мужской тенор.
- Хиреет скотина-то. И чего им не хватает, рогатым? И сено есть, и воды вдосталь носим.
- Чесать нечего будет, - согласилась женщина. - Да запас есть...
- А хватит насколько? - возразил муж. - А ты ещё ленты хотела, как Айлин. Да тише вы! Поговорить не дают.
- Пусть их шумят. Лучше так, сам знаешь.
Кто-то тяжело проскрипел досками пола туда, обратно. Зевнул с подвываниями.
- Устал я, Милли. Завалюсь. Да ты свечи-то не гаси.
- Вот ничего не делал, а устал, - беззлобно фыркнула женщина. - Не погашу уж.
И свечей так не напасешься. Роб беззвучно хмыкнул. Чего-то они тут боялись, в надвигающейся тьме. Чего-то, что можно было отогнать детской вознёй и светом. Нежити? Буки из-под кровати? Всё же, стоило бы отловить одного деревенского поумнее и спросить, какого дьявола тут творится, отчего хиреет скотина и кто загоняет всех в дома с наступлением сумерек. Но те, что поумнее, кажется, уже сидели у очагов. На улице бродили несколько группок, да и тех становилось всё меньше. Подобравшись к ближайшим, Роб приник к стене, выпростал из узелка монетку и чирикнул, подражая воробью, надеясь, что запоздалое пение привлёчет внимание хоть одного уродца.
- О, птица? - действительно, один из жителей дёрнулся было к Робу, но второй тут же подхватил его под руку и потащил дальше, оглядываясь через плечо.
- Ночью? Домой пора. Птицы ночью спят.
- А если?..
- Если птицы ночью спят, то это не птица, - раздельно проговорил второй, и любопытный, словно понял, заозирался тоже и прибавил шагу.
"Грамотеи. Птицы ночью не спят", - мысленно просветил их Роб, досадливо закатывая глаза. Птицы и впрямь не все спали ночью, но петь коростелем или ухать совой уже было неуместно. Пришлось звякнуть мешочком с монетами и бросить одну в сторону от себя. Так, чтобы кто-нибудь неизбежно прошел мимо. А потом - еще одну, ближе. И еще, будто в пристенке стукнув денежкой о камень стены.
- О, монетка! - обрадовался очередной крестьянин, но, стоило ему нагнуться, как вмешался спутник.
Кряжистый бородач оттолкнул более хилого спутника в сторону и схватил добычу сам.
- Я первый заметил!
Первый сжал кулаки и злобно на него уставился, но тут в стороне хлопнули ставни и резкий женский голос позвал:
- Неил, где тебя черти носят?!
Щуплый ещё раз тоскливо покосился на монету и сплюнул.
- Ладно. Сквитаемся же.
Когда он ушёл, бородач ещё несколько секунд смотрел ему вслед, зло улыбаясь, а потом заметил вторую монету и потянулся поднять её тоже.
"Повезло."
Мысль эту Роб думал, выметывая тело из тени, рывком, прижимая мужчину к себе и перехватывая ему горло.
"Хвала Бадб, жадны они, как и все в мире".
Эту, уважительную - когда уволакивал сопротивляющегося мужчину в густую тень за угол:
"Сильный, tolla-thone"
А эту - приставляя к спине всё еще вырывавшейся добыче дирк.
- Тише, - пришлось прошипеть на ухо бородачу, - будешь умницей - дам еще монету. Почему нельзя быть на улице после заката?
- Дурной, что ли? - удивлённо, но вовсе не тихо просипел мужик. - Ежели за дочкой пришёл, так не отдам красавицу, хоть убей. Отпусти уже, домой пора.
Роб хмыкнул и собрался было съязвить что-нибудь неодобрительное о красоте здешних дочек, но вместо этого лишь сильнее сжал горло и почему-то оскорбился.
- Если убью, то кто тебя спросит-то? Почему не отдашь?
- Если убьёшь, так другая родня есть, - объяснил мужчина. - Лэрд, опять же. А не отдам потому, что сговорена уже, понятно. За своего, родного, правильного. Тебе что, других мест мало? Пусти уже.
- А остальные, значит, неправильные? Чего вы боитесь? Частокол высокий выстроили, в сумерках девки с парнями по углам не шепчутся, свет в домах не тушите, птиц ночных страшитесь. Уж не... прокляты ли вы тут?