Злые Зайки World

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Злые Зайки World » Роберт Бойд и его тараканы. » Вот же tolla-thone...


Вот же tolla-thone...

Сообщений 61 страница 90 из 368

61

1-й день в Туата

Солнце ещё не успело разогреть лес, и пологие лучи его, проходя через лиственный полог, погружали мир в зелёноватую дымку. Оправдывая название, орхидеи, крупные, разноцветные, в жемчужных каплях росы смотрели на Роба чуть ли не с каждого дерева. Башнями возвышались морщинистые стволы, перевитые лианами. Яркие хвостатые птички, не обращая внимание на пришельца, метались вокруг, смешно пища и охотясь на медлительных жуков. И невероятно, забыто пахло землёй и листвой. По словам Бадб, от места, где они появились, до лагеря было не больше часа ходьбы. Сама Бадб исчезла почти сразу, сославшись на необходимость подготовиться к представлению ко двору. Уточнить, что она под этим подразумевала, Роб не успел, но улыбка богини казалась этим утром подозрительно приятной.
Плотно утоптанная тропа, узкая, извилистая, походила скорее на полосу препятствий. Она резко петляла каждые несколько шагов, огибая деревья, её пересекали выступавшие из земли бугристые корни. Окончательно в мысли о предназначении этого места Роба убедили подвешенные на разных расстояниях чурбаны, выбитые ударами мечей до фигуристых женских силуэтов. И всё же, для многотысячной армии подобного было очень мало. Разве что вокруг были разбросаны и другие тренировочные площадки. Долина, по уверениям Бадб, была огромна.
Звуки бега сзади он услышал, пройдя в нарастающей духоте не больше получаса. Поспешно сойдя с тропки, Роб обернулся. Воспитанники, бегающие такими же тропами по лесу вокруг Форрест-Хилл, в пылу могли и затоптать неосторожного путника, лишь потом сообразив, что пронеслись по кому-то. Да и чурбаны не нравились тем больше, чем пристальнее он их рассматривал. Шутки воинов часто грубы, но, черт побери, за такую неистовая прежде могла отпинать, не то, чтобы просто по шее настучать! Или же Туата действительно менялся так быстро, как Роб и представить себе не мог. Но всё же, он ждал их, этих воинов, с опасливой надеждой.
Смущало только то, что бежала, явно, не толпа. И, кажется, не очень воин, хотя стук босых пяток... додумать он не успел. Из-за ствола вынеслась хрупкая невысокая фэа, сжимая в руке недлинный мечик. Зеленоватая кожа потемнела от усилий, но остроухое личико под облаком белых пушистых волос, перехваченных по лбу яркой лентой, сияло от удовольствия. Бёдра снизу и грудь - сверху едва-едва прикрывало короткое платьице цвета коры и листьев. Фэа на бегу увернулась от дерева, другого, заметила Роба и врезалась в третье. С гулом.
- Ой, - ошарашенно откомментировал это Роб, изумленно рассматривая этого... воина, - цела?
Пожалуй, в Туата произошли очень и очень странные перемены, если уж в остатках его - его ли? - войска бегают такие вот девочки-фэа. Еще и с мечом, хм... Элитный отряд "Волкодавы" - всех волков смехом уморят.
- О-ох...
Пушистая фэа неуверенно села и уставилась на него, потирая лоб рукоятью мечика, который так и не выпустила из руки. Судя по слегка расплывчатому, но очень изумлённому взгляду, видела она больше, чем одного Роба.
- Цела? Я?.. Да, я цела. Какое-то дерево. Да мы с ним лучшие друзья. Или не с этим?.. Со всеми? А-а!
Запутавшийся в волосах лист, наконец, скользнул вниз, закрывая лицо. Фэа, попытавшись отбиться, замахала руками и опрокинулась снова. И так и осталась лежать, задумчиво глядя в небо. Мечик, начищенный, ухоженный, смотрел тоже. Вроде как на Роба и почему-то - укоризненно.
- А я вас знаю. Это, как... генерал. Дре-евний. Но красивый! А я - Флу. Хм, наверное, надо полностью. Флубудифлуба, вот. Приятно познакомиться?
С трудом удержавшись от того, чтобы хлопнуть себя ладонью по лицу, Роб мысленно выругался ("Аinnis cacamas!"), пропуская мимо ушей это "ди-ду-ко?" фэа, которым гэлы выражали радость от знакомства и которое он привычно перевел в общепринятое "приятно познакомиться", а затем снова вступил на тропу, размышляя, как ему представляться. Тростником он уже не был, Роба Бойда здесь еще не знали.
- Когда с генералом говоришь, нужно встать, - мягко упрекнул он девчушку, - а еще лучше - проводить его в лагерь. Не слишком поспешая, чтобы не подружиться снова с очередным деревом.
Древний генерал... Никогда Роб еще не ощущал себя таким старым. А ведь там, в мире-как-он-есть, блистала при дворе сейчас Бадб, вызывая недоумение братца. "Бес в ребро?" - поинтересовался Роберт Джордан в письме, не подозревая, что омолодившемуся Робу бес, кажется, бил в иное место, потому что при воспоминании о неистовой... Тряхнув головой, он улыбнулся и подал руку девочке.
- Проводишь в лагерь, Флу? Боюсь, сам не найду дорогу, давно не был.
- Лагерь? Да, конечно! Только...
Фэа помедлила, не отпуская его руку. Впрочем, создавалось ощущение, что она об этом просто забыла. Или не придавала значения. А спустя миг, подняв на него взгляд, Флу вздохнула.
- Только вам там не понравится. Наверное.

0

62

- ... так вот, и сначала всё было замечательно! Ящерки, звери, красота! Представьте, летит во-от такенная зубастая кожаная штука, а с ней орхидеи свисают, потому что все лианы по дороге собрала! - Флу повела его короткой дорогой. То есть, через лес. И у неё не возникало никаких проблем с тем, чтобы проскальзывать под шипастыми ветками, пригнувшись чуть не к земле, или протиснуться между ядовитыми лианами. Насекомые игнорировали фэа тоже, хотя это было уже совсем странно. Поэтому и говорить она могла, не боясь того, что проглотит какого-нибудь неразборчивого жука. Могла - и говорила. - И другие ящерки, без крыльев. Барру всё думал, как их под седло приручить, но плюнул. Говорит, мозга слишком мало, непригодные. А по мне - какая разница? Жрать-то мозга хватает? Значит, и под седло можно.
Впрочем, все эти ветки-лианы и Робу доставляли мало забот. А вот трескотня фэа - утомляла, хотя бы тем, что в неё нельзя было втиснуться, задать вопрос, уточнить.
- Погоди, - взмолился он, воспользовавшись паузой, - сначала было замечательно, говоришь? А потом? Что-то не так пошло? И Барру? Беван?
- А потом стало ещё лучше! - порадовала Флу, на ходу подразнив пальцем совершенно чудовищную по размерам мухоловку. Та схлопнулась со звуком, напоминающим шлепок по мокрой доске, но фэа была уже далеко. - Чернокрылый так радовался. И до сих пор радуется. А Барру ушёл. Говорил, искать приключений. Великанов, или ещё кого-то, я уже не помню. И не вернулся. Наверное, нашёл?
Рыцарь дини ши был в своем обычае. Исчезнуть, чтобы найти неприятности на все уязвимые места - и так не вовремя!
- Хорошо, - согласился Роб, - то есть, плохо. Чему радуется Корвин и почему мне должно не понравиться в лагере?
Сейчас он снова чувствовал себя в наставнической замка, с болтливым и непоследовательным воспитанником. Странно, что фэа взрослели не взрослея, и некоторые из них навечно оставались подростками. И не менее странно, что он не узнавал ни одной тропки Туата, будто не прожил здесь долго, не бежал отсюда. Сейчас, пожалуй, он без проводника и не справился бы.
- Барру и отряд увёл, - продолжила радовать фэа, отвечая на вопросы по одной ей ведомому принципу. - Большой! А Корвин - конечно, радуется. Здесь ведь место замечательное. Красота. Воды вдоволь, растёт всё так, что не успел фрукт сорвать, а уже новый лезет. Нас много. Ну, их. Всего, в общем, много, а порядка - мало. Да сами увидите! Может, ещё и понравится, - в голосе прозвучало неприкрытое сомнение, но Флу тут же оправилась. - А вы здесь почему? Знаете, все говорят о браке! Это так мило! Корвин наверняка устроит пир! Он их обожает! Вы любите пиры?
- Флу, - Роб глубоко вздохнул, мысленно пообещав себе если не убить Бевана, то хотя бы просто очень невежливо спросить при встрече, какого черта ему не сиделось на месте, - давай представим, что мы на поле боя и надо докладывать четко, коротко и по делу. Что всего много - это хорошо, что порядка мало - плохо. Но! Что именно происходит?
О браке, разумеется, болтали. Событие столетий: Тростник связал неистовую брачной клятвой, добился возвышения. Как такое было не обсудить, не заглянуть под покрывало супружеского ложа? Такую новость в Туата пропустить не могли. Да и не только в Туата, наверное. В иное время Робу даже польстило бы такое внимание, как и то, что преисподняя послала за ним наемника, похоже, сразу же после брачной ночи. Недели, то есть. Но - не сейчас, да и поступок демонов скорее оскорблял, если только торговец не был маневром, призванным отвлечь от настоящего убийцы.
- Слушаюсь, генерал! - Флу выпрямилась во весь рост - впрочем, даже так не доставая Робу до плеча - и тут же ойкнула, пригибаясь под бугистой веткой. - Флубудифлуба Фихедариен-на-Грейн, первый разведчик второй сотни засадного полка! В лагере осталось примерно шесть тысяч существ, из них способных встать в строй согласно утренней перекличке - двести три. Этого не достаточно ни для охраны стен, ни для счистки зелени, но, к несчастью, никаких угроз не замечено за последние двести циклов. Лет. Если их можно так назвать. Командир Барру Беван ушёл в леса сто пятьдесят циклов назад, забрав с собой элитные сотни войск правого рога и центра. Про рог левый высказался непечатно и коротко. Дисциплина на большей части лагеря отсутствует, потому что командир Корвин так же высказался коротко и ёмко про трату сил без необходимости. Если позволите: "ни одна богами траханая ящерица не приходит, так что, мне к ней переться? Хер с ними. Всё равно всё закончилось, и ничего не будет", - приостановившись, чтобы перевести дух, фэа с опаской глянула на Роба. - Генерал?..
Циркон хоть и не был склонен к излишним разговорам, но приходил всегда вовремя, когда у Роба из вразумительного оставалось лишь длинное, витиеватое и весьма неприличное. Вот и сейчас, когда Роба Бойда так и подмывало рассказать о сложных и запутанных взаимоотношениях Бевана, дьявола и грязного жида с одной из улочек Форрест-Хилл, Циркон просто коротко кивнул в знак того, что услышал фэа и жестом предложил вести его дальше. Менялся Туата - менялся и его полководец, привнося сдержанность капитула ордена архангела Михаила, замешивая на этой сдержанности упрямство и бесшабашность Роба Бойда, холодность и рассчетливость Циркона, и лишь самую чуть, меньше половины от того, что мог бы - магию Тростника.

0

63

Лагерь он сперва услышал. Крики и нечто, похожее на расстроенный хор, выводящий песню про дриаду и лесоруба, переливались через стены, били в небо и отражались в лес. А затем деревья расступились, открывая вид на длинную серо-зелёную стену. Говоря про зелень, Флу явно не преувеличивала. Кое-где кустарники даже ухитрились обвалить кладку, и теперь радостно пировали на останках. И по большей части на стену можно было без каких-либо проблем залезть по вьюнкам и лианам. Кое-где - просто подняться, как по лестнице. А то и шагнуть. Картину совершенно счастливого общества дополняло немаленькое стадо коров, пасущееся у реки между городом и лесом. Как ни странно, деревья, окружавшие лагерь, близко подходить и не думали. Лес стоял плотной зелёной стеной, как прикинул Роб, совершенно ровным кольцом, оставляя как минимум две сотни шагов поля. И пней от корчёвки видно не было. Как и стражи на полуобвалившихся башнях. Тяжёлые ворота стояли нараспашку, перекосившись и надёжно увязнув в мягкой земле.
Хор, прервавшись на миг, грянул снова. Аккомпанировали ему пронзительные, но весьма довольные женские взвизги. Флу поёжилась и скромно обвела рукой поселение.
- Э-э, вот. В общем.
"В общем" Робу не понравилось настолько, что он даже промолчал, лишь прищурился. И зачем-то подергал один из кустарников на стене. Куст, ожидаемо, не оторвался, но зато рухнула пара камней, от которых Роб едва успел спасти ногу.
- Замечательно.
Проходя в ворота, он пнул их раздраженно, точно они в чем-то были виноваты, и вздохнул. Кажется, сегодня он не уйдет за омелой, а непременно дождется Бадб, для разговора. Потому что, как бы ей не напоминали эти воины и эти форты о нем самом, так поступать с ними не следовало. Война она, в конце концов, или капризная, взбалмошная девчонка?!
- Хорошо хоть, деревья не мешают, - бормотала за плечом Флу. - Как Мю с ними поговорила, так больше и не лезут. Боятся заразиться...
Уточнить, чем может дерево заразиться в человеческом лагере, Роб не успел. Из того, что когда-то явно было караулкой, вывалился, помахивая пустым бурдюком, молодой, но обладавший округлым пузом и густой бородой мужчина. Заметив Роба, он болезненно прищурился на солнце и тут же раскинул руки, расплываясь в широкой улыбке.
- Генерал! Сколько лет! А все на площади, только мы тут, как дураки... Дай, поцелую!..
- Командир третьей сотни полка левой руки, - прошептала фэа и на всякий случай отодвинулась на шаг. Видимо, опасаясь быть раздавленной надвигающимися объятиями.
- Вот tolla-thon, - не удержался Роб, отступая вслед за ней назад и в сторону, - поцелует он... Что празднуете-то?
Пожалуй, стоило признать, что с надеждой на скорее восстановление хотя бы части войска, он изрядно погорячился. Особенно, если они все выглядели вот так, как этот пузан.
- Так жизнь? - удивился молодой старик, моргая. - Ну, это. Рай ведь. Как есть. Каждый день. Мы вот каждый день и это. Благодарим.
С тяжелым вздохом Роб призвал себя к терпению. Хотя это было и непросто - близость с неистовой наполняла его силой, но и её ярость, её раздражительность переходили к нему тоже.
- Никто и никогда не забывает, где оставил свой боевой меч, воин, - серьезно произнес он, обращаясь и к спившемуся сотнику, и к девочке фэа, - ибо нет вина слаще для воителя, чем упоение битвой. И нет для сотника важнее ничего, чем честь и слава его сотни, при всех его больших и малых недостатках должен стоять он верно и бессменно на страже порядка и дисциплины, а не нарушать их, чтобы каждый в его сотне мог спокойно жить и работать, нести свою службу, зная, что в бой поведет их тот, кто вселит в них безграничное мужество. Слышишь меня, сотник?
Сказал - и понял, что злость на неистовую угасла. Пусть - не досмотрела, не удержала, не уберегла. Но ведь и он - сбежал. Не виноваты были и эти воины, что оставшись без командира, без дела пустились во все тяжкие. А еще Роб понял, что скучает по богине, по женщине. По жене. И хоть и не следовало отвлекать Бадб от королевского приема, не сказать, не показать этого, не дать ей почувствовать он не мог. Мир начинается, когда оба противника делают шаги навстречу. Пока шагала только неистовая. Теперь же был его черед.
Сотник, меж тем, стоял, глупо отвесив челюсть, но в глазах его плескалось невыразимое уважение. Даже без способностей богини читать мысли, было понятно, о чём он думает. К сожалению - не о том. Но, по крайней мере, больше попыток поцеловать он не предпринимал, вместо этого попытавшись выпрямиться. Мужчину шатнуло, и он прислонился к стене караулки, нагретой солнцем. А потом сполз по ней на землю.
- Это... точно! Мужество. И меч. Он где-то есть, я помню. Найду, обещаю. Немедленно. И сразу - внушать. Вот только отдохну. Мужику - надо отдыхать после трудов, верно, шмакодявка?
Флу не ответила. По молчанию было понятно, что стоило это ей немалых усилий.
- Ты потрудись сначала, сотник, - злобно буркнул Роб, откликом от неистовой ловя взгляд английского короля, устремленный прямо в декольте Бадб. За этот взгляд можно было устроить и дворцовый переворот. Или хотя бы просто... Одноглазый король смотрелся бы героически, наверное. - А то, кажется, вино тебя победило. Идем, Флу, покажи мне, где здесь площадь.
Площадь найти было легко. Лагерь некогда строили почему-то по римской традиции, с прямыми улицами, разделявшими казармы и дома офицеров. Сейчас часть построек обвалилась, но нигде - настолько, чтобы нельзя было перебраться. Помогал и шум. Не мешали искать и слонявшиеся парочки и целые группы людей, которые почти не обращали на Роба и фэа внимания. К охране здесь явно относились... не относились. Или просто знали Флу. Но, нужно было отдать обитателям должное. Дисциплина или нет, а мусора и грязи Роб не видел. Только пыль - и то немного, потому что зелень в город пустили давно, и она успела обосноваться. Радостно. Платя лагерю и тенью, и прохладой, и даже ягодами и фруктами. Журчала по канавкам и акведукам чистая родниковая вода, какая-то светленькая дриада, устроившись почему-то на плоской крыше, увлечённо полоскала яркий коврик. И в плане отожранности сотник, к некоторому облегчению, оказался скорее исключением. Хотя и не вполне. А площадь раскрылась сразу, яркими цветами в венках, лентами на шестах, весельем и звоном кружек. Из чего бы ни гнали выпивку остатки полков, пахло неплохо. Яблоками и почему-то малиной. Жаренным мясом пахло тоже. И говядиной, и чем-то более тонким.
За яркой, украшенной листьями, цветами и лентами толпой, в самом центре, где у римлян жил полководец, позвышался помост с каменным троном, на котором сидел Корвин Чернокрылый. Почти не изменившийся за все века, с той же хитрецой в тёмных глазах, с той же полуусмешкой, обращённой сразу к трём полуобнажённым фэа, чудом умещавшимся у него на коленях.
- Они даже трофеи давно убрали. И знамёна, - с горечью пожаловалась Флу, хотя она-то никак не могла успеть повоевать под теми знамёнами. По крайней мере - в мире, как он есть. Каким он казался отсюда, из Туата.
Роб кивнул ей, вступая на площадь и остановился, с интересом рассматривая новоявленного короля. Лэрда. И негромко, по-птичьи свистнул, переливчато, что тот Свиристель. Впрочем, юный михаилит не мог знать, как Тростник сообщал разведчикам о своем приходе.

0

64

Сначала показалось, что его не заметили, но затем, словно волны от брошенного камня, стали поворачиваться головы. Не все услышали свист, но те, кто были дальше - переспрашивали. Впрочем, нарастал и недовольный гул: солдатам явно хотелось продолжать праздник. Но шепотки ширились, передавай из уст в уста: "Тростник!..", "лэрд!..". Преобладали, впрочем, ругательные вариации, самой популярной из которых было: "Вот жопа!". Корвин, присмотревшись, махнул рукой музыкантам и поднялся, небрежно свалив девушек с колен. Приветственно вскинул руку и на миг замер, походя на литую статую, восхваляющую совершенство тела. Голоса, глубокого, звучного, за прошедшие века он не потерял тоже.
- Тростник! Сколько лет, сколько лет! Как ра-аз вовремя. Поднимайся же.
- Нет, - отрицательно мотнул головой Роб, улыбаясь чуть косо, - лучше уж ты спускайся, càraid*, пожмем руки. Сколько лет... И - как раз вовремя, гляжу.
Весточка от Бадб снова потревожила его. Вместо пиршественного стола - сумрачный будуар, вместо Корвина - Нэн Болейн, глядящая на неистовую печально, с надеждой, которая крепла с каждым словом, что говорила ей леди Бойд. Роб улыбнулся, но уже широко, искренне, оглядывая тех, кто сидел за столами, хоть улыбка предназначалась и не им.
Корвин секунду помедлил, а потом ответил улыбкой Робу, но явно предназначенной всем остальным, кто уже вставали из-за столов.
- А и подойду.
Подхватив полный бурдюк, он спрыгнул с помоста и пошёл - не проталкиваясь, потому что люди, раздавшись, создали живой коридор. И смотрели с опаской, любопытством, стыдом, в замешательстве, испуганно. И почти никто - воодушевлённо.
Флу неслышно приблизилась к плечу.
- Я... приведу наших. Соскучилась. Хорошо, генерал?
- Конечно, Флу.
"Сражаться в строю - не доблесть. Против строя - самоубийство". Корвин, конечно, Сенеку-старшего не читал. Он вообще, кажется, все это время, пока Роб учился, предавался пьянству. И взгляды воинов, которые, как известно, бывшими не бывают, не предвещали ничего хорошего. Но, все же, он ждал приближения Чернокрылого спокойно, не позволяя Циркону всползти холодным змеем на плечи. В конце концов, это ведь был Корвин, а не какой-нибудь грязный бербаланг - пожиратель мертвых. Впрочем, Роб предпочел бы сейчас бербаланга.
Местный король шёл лёгким, танцующим шагом, так, что подпрыгивала на груди гирлянда из жёлтых и красных цветов. Подходя, он поднял бурдюк над головой и ловко сдавил, выплеснув глоток прямо в рот, после чего довольно вздохнул и протянул мех Робу.
- За встречу, Тростник. Добро, так сказать, пожаловать. А не поднялся - зря. Второй трон бы принесли, хороший, крепкий.
- Не по чину мне трон, Корвин.
"Да и тебе тоже" не прозвучало. Но - подразумевалось, повисло в воздухе, тревожно и настороженно. А вот в мехе оказалось яблочное вино, очень легкое, пряное, сладкое. Но и пил его Роб, не забывая поглядывать по сторонам, отступив на шаг назад. За излишнюю подозрительность в капитуле его называли "чертовым мнительным шотландцем", но именно эта мнительность зачастую и спасала жизнь, когда приходилось особенно осторожно балансировать над пропастью. Впрочем, бывшие солдаты, возбуждённо переговариваясь, стояли на месте. Да и оружия на пир здесь почти никто не носил - не считая, конечно, ножей. Длинных и весьма неприятных на вид.
Корвин же развёл руками, словно в удивлении.
- Ну, если даже посидеть со старыми друзьями не хочешь, отпраздновать, ну, скажем, собственный брак - то о чём же мы говорим? Я-то думал, ты проведать решил. Обрадовался, что не забыл нас. Выпить, повспоминать. Помнишь тот охват на склонах Уиклоу? Когда засадники забудились и случайно вышли в тыл? Хорошее время было. И ведь выжили! А теперь можем спокойно вспоминать былое, пить яблочное вино - хвала Бадб за милость.
- Я все помню, Корвин. Даже то, что хотел бы забыть. Помню, как умирали воины и их крики до сих пор слышу во сне. И если пить - так за то, чтобы они нашли путь меж звезд, к селениям предков. И до сих пор бьюсь - с самим собой. И даже сейчас, когда мы говорим о моем браке, когда ты совершенно справедливо упрекаешь в том, что забыл и не хочу праздновать... Это снова - битва, но кто выиграл в ней, кто проиграл - будет абсолютно неважно. Между нами не будет разницы, не будет победителя и побежденного. Ведь проиграем - оба. Особенно, когда сюда придут чужие боги. Или орды демонов. Или вовсе те, кто древнее нас. И не будет уже милости Бадб. Ни для меня, ни для вас. Мы снова будем равны, ибо смерть - примиряет.
Роб, который помнил все, говорил с тяжелой болью. Циркон, который помнил то, что помнил Роб, добавлял к ней горечи. И лишь Тростник радовался тому, что снова видит этих пьянчуг. И от этого ломило висок так, что пришлось еще раз отхлебнуть из бурдюка, салютуя им же бывшим солдатам.

0

65

Люди вокруг затихли, ожидая ответа. Корвин помолчал, глядя на него темным, непроницаемым взглядом. Не торопясь, отпил ещё вина, смакуя каждый глоток. Потом пожал плечами.
- Много веков как не важно. Что осталось от нас в том мире? Что осталось нам в том мире? Ничего. Только игры в чёртовой стране фей... и эти фейки, и это вино. Есть и покрепче, если хочешь. Беван ищет приключений - его дело. Говоришь, умрём? А сейчас мы - что? Живы? Таем? Так стоит хотя бы таять весело. Какое нам дело? Что ты можешь предложить, раз пришёл отнять у нас...
За спиной Роба раздался стук подошв. Корвин замолчал, и впервые за разговор глаза его вспыхнули злостью. Празднующие возбуждённо загомонили.
На вид в строю было сотни полторы-две. Часть лиц принадлежали фэа, причём Флу, действительно, оказалась не единственной представительницей отряда боевых волкодавов. И отличала этих людей расхлябанность, которая даётся только долгими тренировками именно в такой вот нарочитой небрежности. Мужчина немногим моложе Роба, стоявший впереди, вытащил изо рта палочку, которую зачем-то лениво жевал, и кивнул. Смотрел он так, словно появление Тростника не вызывало ровно никакого удивлёния.
- Лэрд. Засадный полк ждёт приказаний. Гералт Хоран, начальник полусотни чего-то там, в прошлом.
Флу, стоя рядом с ним, радостно закивала.
- А он говорил, говорил, что вы вернётесь! Что даже и сомнений никаких нету, точно-точно знает!
- Роберт Бойд из клана Бойд, - честно представился ему Роб, которому до смерти надоело, что его кличут Тростником, - в прошлом и сейчас - Fuar a 'Ghaoth, Canan Ard.
И чуть отодвинул Корвина, оглядывая собравшихся у столов. Их было много для того, чтобы его услышал каждый, но мало - чтобы за них бороться. Пир мертвецов, которые сами загоняли себя в небытие. Их презирал сейчас даже Тростник. И - все же. Каждый из них стоил борьбы. Роб обогнул Чернокрылого и решительно зашагал к высокому, по плечи, помосту. Сейчас он отчаянно сожалел о вечном своём трауре. Туника цвета зелени Туата, цветов стягов Бадб, была бы уместнее и ярче, но и эта, темная-синяя над серым, дорогого китайского шелка, какого не видели здесь, тоже была хороша. Она уравнивала его с ними, с воинами, которым не нужен был трон, но и выделяла, ненавязчиво подчеркивая положение. Кресло Корвина он отодвинул чуть пренебрежительно, но не пинком, как хотел сначала.
- Воины! - Голос, многократно усиленный разреженным воздухом, как в родных горах, намеренно создаваемым сейчас Робом, далеко разнесся по площади. - Содружинники! Вместе мы одолели многое! Мы шли под зелеными стягами, чтобы эти земли стали нашими, чтобы на них воцарился порядок. Вспомните, что вы обещали мне при Маг Туиред и как вы на моих глазах клялись друг другу не возвращаться без победы. Вы - те самые люди, что гоняли фоморов, màthair dha na miannan aca**, от того дуба и до этого сиддха. Вы не можете таять, потому что помните. Это говорю вам я, Роберт Бойд из клана Бойд, который помнит всё. Пришел час решать свою судьбу самим, не оглядываясь на прошлое, но глядя в будущее.
Он на мгновение замолк, посмотрев на засадный полк. Нет, на то, что Хоран собрал из остатков тех, старых полков. Они его ждали. И ведь могли истаять, прождав безуспешно. Потому что Роб был твердо намерен прожить жизнь со вкусом и спокойно умереть. Совсем, как эти... выпивохи, что смотрели на него, кто с интересом, кто сомневаясь, кто скучающе.
- Все знают, кто я, кем я был, от чего отказался, когда бежал, - продолжил он, - сейчас я - младше вас. Мне пятьдесят три года и я смертен. Я - магистр... один из полководцев воинского братства. И мне понятно ваше желание жить хотя бы весело, потому что совсем недавно я хотел того же. Но... ведь можно жить - интересно. Потому пришел не отнять, но - дать. Мне принадлежит замок Портенкросс, в Шотландии, в мире-как-он-есть. Там самый крепкий виски и самые красивые девочки, а не эти... феечки. Там - спокойно, но и неспокойно тоже, потому что кланы воюют между собой, со своим королем, а король - с Англией. Туда я уведу всех, кто вспомнит присягу госпоже и мне. Всех, кто захочет снова вдохнуть воздух гор, почуять страх врага, прижать к себе горячую девчонку. Кто будет готов совершенствовать себя для битвы, как это положено воину. Мне нужны вы там, ведь госпожа медленно, шаг за шагом, но возвращает власть над этими землями. Нужны верные командиры, ведь часть из вас я уведу за собой в новые земли. В те, о которых мы и помышлять не могли раньше. Никто больше не истает, говорю вам я, тот что был и остается Fuar a 'Ghaoth, Canan Ard! Скуки больше не будет, клянусь честью клана вам я, Роб Бойд из клана Бойд! Напомните этой земле, под кого она легла, как полковая шлюха, призываю вас я, ваш лэрд!
Воистину, репутацию легко потерять, но сложно вернуть. Сейчас, когда ковалась новая история, когда Туата услышал его имя, имя Роберта Бойда, лорда Портенкросса, он был как никогда искренен. Тростник - для потомков, пусть в хрониках он будет скорее еще одним титулом магистра михаилитов, возвысившегося до консорта богини. Сейчас с воинами говорил не Ard. Робу вести их за собой, Робу - и говорить. Кивнув Хорану, чтобы вывел своих людей ближе, вперед, перед всеми, Роб уселся на помост, игнорируя это дурацкое кресло.
- Вопросы?
- Вопросы, сомнения, предложения, - почти лениво отозвался с другого конца площади Корвин. У него не было помоста, зато ничего не помешало легко взбежать на горку обрушенных камней. Невысоко, но всё же он возвышался над толпой на половину корпуса. - Он говорит - интересно. Хотя видит Мать, мы исполнили всё, чего можно ожидать. Пожить интересно, разгромить очередных фоморов, а потом вас снова забудут на века. Конечно, вы нужны - сейчас, когда они помирились. Но мы все знаем Неистовую, так?
В толпе, замершей после речи Роба, согласно зашумели, хотя по большей части бывшие солдаты хранили молчание. И ждали, пока станет ясно, к чему ведёт Корвин. А тот - продолжал, уперев руки в бока.

0

66

- Обещают страх врага, земли, девочек. Но первым мы наелись, последнее - одинаково у всех, так? Ну а земля... - он помедлил, оглядывая толпу, и посмотрел в глаза Роба через толпу, через строй сборного засадного полка и через головы Флу и Хорана, который снова меланхолично жевал палочку, поглядывая без особого интереса. - Землю эту не нужно завоевывать, и она останется нашей навек, пока всё не исчезнет. Так говорит та, для кого постоянство дороже прочего. Для кого традиция - не пустой звук. Я предлагаю вам остаться здесь, под крылом Великой Королевы. И под моим. Стократ заслуженная вами - вашими руками, вашим потом! Вашей кровью! - награ...
Чернокрылый внезапно осёкся и с гневным криком опрокинулся назад, словно ноги перестали держать. Пил он много веков или нет, но полководец успел сгруппироваться, повернуться плечом - чего и ждали. Толстая спица, завертев небесно-голубой лентой, мягко вошла в висок и тут же вырвалась обратно, рассыпая капли крови с узкого ромбовидного острия. На плиты Корвин Чернокрылый упал уже мёртвым. В наступившей тишине высокая фэа с оливковой кожей и чёрными густыми волосами по пояс, перехваченными двумя ремешками, спокойно принялась вытирать спицы кусочком ткани. Закончив, убрала их в чехол и только тогда посмотрела на обмершую толпу. Обвела взглядом круг бледных лиц и закатила глаза.
- Смотреть нужно, куда падаешь.
- Ты же... это... - мужчина в одной набедренной повязке сделал движение рукой, словно подсекал рыбу, и фэа нетерпеливо вздохнула.
- Ну неуклюжая я. Что теперь, на праздники не ходить?
- Это не постоянство, - запоздало, после минутного молчания, просветил Корвина Роб, - это однообразие. Оно хорошо, когда вот тут, - звук от кулака, постучавшего в лоб, получился удивительно звонким, - пусто. Однако же, что-то Морриган не поспешила на помощь своему заступнику. Воистину, предателей презирают даже те, кому они сослужили службу.
В голосе звучали горечь и боль. "Верным из верных" звали Корвина Чернокрылого, обласканного воинской удачей от Немайн, боевым неистовством от Бадб. Терять старого друга, соратника, плечом к плечу с которым сражался, оказалось страшно. Вдвойне страшно от того, что произошло это не в битве, а от руки девушки-фэа. Втройне - потому что Корвин предал его, предал неистовую, подталкивал к предательству остальных.
- Я не брошу вас больше, - покаянно произнес Роб, неотрывно глядя на мертвого Чернокрылого, - клянусь семьей.
На последних словах толпа разом вздохнула, и тут поднялся Хоран. Поднялся буквально - встав на спину какого-то бедолаги. И заорал на всю площадь и без ветра так, что голос отдался эхом от беленых стен нарядных домиков.
- Ну же, трусливые clann a tha a striapach! Вы слышали Бойда! Станете таять вечно, пока другие за вас сражаются?! Я лично - хочу взглянуть в глаза потомков! Небось, земли уже на королевство, если ваши такие же бесхребетные! Каких вам, мать, ещё клятв надо, чтобы свою вспомнить?! Да вас любой фомор!..
Кто-то начал пробираться к краю толпы, но в основном - люди слушали. И не оглядывались. Выпрямлялись.
Флу, запрыгнув на помост, подошла вплотную, глядя, как и Роб, туда, где стояла над телом тонкая черноволосая фэа.
- Так было нужно, правда. Иначе... Это ничего?
- Это жизнь, дитя моё, - вздохнул Роб, не желая произносить очередную просветительскую речь, уже для этой девчушки, - ничего. Он был воином, а значит - был готов умереть. Ступай, пригласи сюда Хорана.

0

67

Кажется, незаметно, исподволь, Флу превращалась в адъютанта. Роб снова вздохнул, понимая, что за омелой сегодня уже не пойдет и мысленно пожаловался на это неистовой, присовокупив образ мертвого Корвина и ласковое "mo dhruim"***. Ощутив в ответ тёплое касание ладони к руке.
Хоран вскарабкался к нему почти сразу - только передал сперва обязанность орать и организовывать помощникам. Несмотря на то, что толпа редела, оставшихся всё же было гораздо больше. Правда, было неизвестно, сколько ещё исчезнут в процессе муштры, которой явно требовалось немало.
- Так было нужно, - повторил Гералт слова Флу, только без вопроса или сомнения. Без горечи. - Столько... веков, и всё же - так было нужно. Муилен сделала только то, что я приказал.
- Да не съем же я её, - вспылил Роб, досадливо возводя очи горе, - все равно была необходимость... в уборке. Я не за тем позвал. Время не терпит, Портенкросс ждет. Два месяца хватит на то, чтобы напомнить этому сброду, кто они?
Возможно, Тростник и убил бы эту Муилен за Корвина, потому что не следует поднимать руку на командира. Роб уже не был уверен в том, что сделал бы Ard. Одно знал точно - ни он, ни Тростник не повели бы в мир сборище пьянчуг, больше похожих на разбойников, чем на воинов, под стягом Бадб. Впрочем, и сам стяг нужно было переделать. Зелень Туата теперь упорно ассоциировалась с цветами Тюдоров. Но... Стоило взять оттенок чуть темнее, а на полотнище пустить ворона, сжимающего в лапах лавровую ветвь... Представив это знамя, вьющееся над башнями его - их - замка, над головой знаменосца, Роб по-кошачьи сощурился, расплываясь в улыбке. И еще - одежда для воинов, цвета травы, на которой лежат свет и тень от листвы вековечного леса...
- Хватит, - с облегчением кивнул Хоран, и хищно осклабился. - Устроим экстренный курс. Жаль, ящериц боольше нет, но... знаешь, командир, я вот подумал. Считалось, что они просто ушли, а вдруг это Королева? Уж очень удобно всё получилось. Так, и если Королева сделала мир безопасней, может, Ворона сделает его снова интересней? Тогда два месяца, и хорошо. Кого отсеем, кто останется... стыдиться не придётся. А доспехи и оружие мы сохранили. Хотя... - он оглядел Роба внимательно, задержав взгляд на шёлке, на рукояти и навершии меча, и болезненно поморщился, - сколько прошло времени там, снаружи?
- Много, - честно сознался Роб, вытаскивая из сапога нож и вручая его Хорану, - восемь веков. Доспехи и оружие будут другие, Гералт, и постараюсь, чтобы побыстрее. Снаружи придется многому учиться заново. Арбалетам, пороху, даже фехтованию. В замке есть небольшой гарнизон, но вас разместят в деревне. Из сержанта гарнизона, Вестона Броуди, выжмешь все, что он знает. Остальное - будем нарабатывать в боях, хвала Бадб, этого в Шотландии хватает всегда.
Только сейчас Роб осознал, как отчаянно хочет спать. Дорога из Уэльбека, бессонная ночь сначала с бумагами, потом с Бадб, длинный и суматошный день, омраченный смертью Корвина, измотали его. Даже шатер Бадб представлялся теперь уютным и, как ни странно, домом.
- Восемь... - впервые броня Гералта дала трещину, и взгляд слегка поплыл. - Арбылеты, порошок... - он почти зримо встряхнулся и решительно кивнул. - Надо, так разберемся, - с этими словами бывший начальник полусотни неожиданно ухмыльнулся. - А, всё же, хорошо. Знал, что снова придётся в дело.
- Откуда? - Несмотря на усталость, заинтересовался Роб. - Признаться, я не помышлял, что вернусь. Знаешь ли, пока вырос, пока магистром становился, старился - не до того было.
Если бы не Вихрь и чертовы Дуглас, тамплиер и их паучья королева. И не наблюдатель, который наверняка был с мистером Армстронгом одним лицом. И Бадб, поймавшая в сети так надежно, что паучиха позавидовала бы. Впрочем, если не вспоминать поочередно о прокушенной губе, подзатыльнике и горящих кустах, сети эти были довольно-таки приятными.
Хоран почему-то посмотрел вверх, чуть опасливо, словно ожидал чего-то увидеть, и вздохнул.
- Ну, командир... мы Бадб сколько раз видели, за войны-то? И такая это, просто говоря, упёртая баба, что хоть упряжку волов против ставь - не утащат. Не могло такого быть, чтобы не достала. Никак.
Сказать точнее Роб и не смог бы, пожалуй. Глянув вслед за Хораном наверх, где, все же, не кружился черно-рыжий ворон, он рассмеялся и хлопнул Гералта по плечу.
- У вас есть здесь свободный дом? - Поинтересовался он, - мне б умыться и отдохнуть немного.

0

68

2- й день в Туата

- Куда прешь, Ith mo bhod? Как меч держишь?! - Орал безвестный сержант, казалось, прямо под ухом, отчего Роб себя чувствовал юным новобранцем. Но, подобно этому новобранцу, упорно не просыпался, хотя и прислушивался к чеканному шагу строю, к ругани младших командиров - трех сотен Хорана хватило для того, чтобы муштровать пятитысячное войско. А сам Гералт из бывшего командира полусотни возвысился, кажется, неожиданно для самого себя и к собственному нескрываемому ужасу, до полковника. Остаток дня и вечер Роб вместо отдыха посвятил лекции для новоиспеченного командования. Пришлось говорить о многом, рисуя куском древесного угля на выбеленной стене: о современном строении армии, об организации "копья", столь любимого владыками и их полководцами. На ходу меняя, создавая свое, компилируя древних стратегов. Разбивая людей по отделениям и взводам, уходя от сотничества. И понимая, что снова опережает время, что никто, кроме этих людей и фэа, слушавших его с изумленно-серьезным видом, пока не примет этой системы, напиши он об этом даже труд. Но - говорил, заражая своим пылом и слушателей, сначала робко, а потом все смелее задававших вопросы. Приходилось повествовать и об изменившихся обычаях, об этикете, михаилитах, размножившихся тварях. О том, что не все фэа одинаково полезны. О многом - и малом для тех, кто восемьсот лет провел в Туата. То, как они слушали, давало надежду на то, что приспособятся, смогут. Особенно, когда снова почувствуют жизнь. Когда разрастется деревня под Портенкроссом, в которую они начнут приводить жен, обзаводиться детьми, воспитывать их в почтении к древним богам...
На мгновение Робу показалось, что Древа на спине касается рука неистовой, медленно обводя пальцем рисунок. Развернувшись с улыбкой, Бадб он не обнаружил, но не огорчился этому. Как и не огорчился исчезновению синей туники - вместо нее на краю кровати лежала стопка одежда. Темно-зеленая, того цвета, какого бывает листва на солнце, туника была ничуть не хуже. Расшитая серебрянной вязью трикселей по вороту, рукавам и подолу, она была точно впору, а ворот открывал шею. Неистовая подумала обо всем: о черных штанах, чуть широких, а потому пригодных и для верховой езды, и для долгого бега; о мягких сапогах, без шнуровки, зато на ремешках, плотно обхватывающих ногу. Даже о новом поясе - и о том подумала. И эта забота была приятна так, что Роб сейчас желал бы сказать ей об этом, глядя в глаза, не взирая на то, что она читает мысли. Благодарить, прижимая к себе, вдыхая аромат её волос, пахнущих стихиями. Странно, но лишь в самые сокровенные моменты неистовая переставала благоухать дождем, лесным пожаром, горечью земли и ветром, а становилась собой - или просто женщиной, сводящей с ума запахом чистой кожи с едва уловимой ноткой жасмина, терпко-сладкой. Странно, что он начал понимать и ценить это только сейчас. "Спасибо, моя Бадб!"
Впрочем, дело Раймона не ждало. Наскоро умывшись, Роб вышел из этого маленького, но уютного домика на площади, который вчера уже успели окрестить тростниковой хижиной. Если пылившие мимо ново-новобранцы и хотели смотреть на него злобно, сил и времени для этого у них, кажется, не было. И воздух неожиданно стал куда менее свеж, чем вчера. Пах кисловато. Хоран, хотя и смотрел вчера так, словно у него отобрали любимую игрушку, взялся за дело так, что стало понятно: планировал он это давно. Возможно, как раз те два-три века, о которых говорила Флу. Игрушка же, внезапно ставшая младшими командирами, пока что от души радовалась. И гоняла от души. Зато феечки, составлявшие немалую часть населения лагеря, взирали с тревогой, сожалением и какой-то грустью. Но и одобрительно тоже. И на Роба поглядывали, стреляя глазками, очень умилительно. Оценивающе. Почему-то казалось, что не как на полководца.
- Генерал, - вчерашняя убийца Корвина стояла, прислонившись к стене, настолько неподвижно, что Роб её едва заметил. - Доброе утро. Меня звут Муилен Фихедариен-на-Грейн.
- Генерал! - Голос Флу прорезал топот и тяжелое дыхание толпы, как нож. Светлая голова в прыжке вынырнула из потной толпы, огляделась в прыжке и скрылась обратно. Спустя секунду фэа, чистая, свежая, как утренний цветок, вынырнула из строя бегущих недо-солдат и широко улыбнулась. - И Мю! Мю!!
- А иногда я - просто предлог, - не меняя тона, продолжила Муилен.

0

69

- Доброе утро, Муилен, - по привычке хотелось добавить "мисс". И, возможно, стоило, ведь туатовцам нужно было привыкать к правилам внешнего мира, - доброе утро, Флу.
"Mu", то есть "О". Действительно, смерть Корвина нуждалась лишь в предлоге, и Муилен оказалась лучшим из них. Роб улыбнулся обеим фэа и подмигнул стреляющим глазками феечкам, втайне надеясь на то, что ни одна из этих трясогузок не отправится вслед за полком в замок. Судя по ответной улыбке, от которой даже через улицу пахнуло жаром, особо надеяться на это не стоило.
- Мне к Вершине нужно, дамы, - сообщил он, все еще улыбаясь, - и, кажется, снова необходим проводник.
Муилен кивнула и откачнулась от стены, заодно выскользнув из крепких объятий Флубудифлубы.
- Хоран поручил мне вас провожать, потому что я это умею. А Флу... Флу... ну, она тоже. Умеет провожать.
- И потому что эти lairgen chac ни bhod не понимают, и полковник почему-то решил, что слышать много ругани нам вредно. Странный он, - пожала плечами Флу и мечтательно вздохнула. - Полко-о-овник. Это звучит так!.. Так!..
- Хоран просто считает тебя воспитанной, - мягко пояснила Муилен.
Флу, подняв на неё огромные карие глаза, хлопнула ресницами, и её сестра решительно повернулась к Робу.
- До вершины далеко. Я бы предложила через врата, но они в последнее время не очень надёжны. Приходится сосредотачиваться больше, чем необходимо, и то...
- Брикс вернулся с крокодилом на заднице... маленьким... - прошептала Флу. Почему-то мечтательно.
- ... и то бывает всякое. Но всегда можно вернуться по нити.
"Крокодил на заднице" звучал совсем не радостно, но слишком уж напоминал будни михаилитов. С чем только не возвращались воины ордена на задницах и различных частях тела! И, кажется, Хоран знал толк в ругательствах. А еще Раймон рисковал остаться без столь желанной ему Морриган. Потому что Роб сам уже был готов убить её за все эти не очень надежные вещи, что происходили сейчас в Туата.
- По нити? Врата?
Сёстры рода Фихедариен-на-Грейн переглянулись, став на миг до странности похожими. Начала объяснять Муилен.
- Когда-то наша мать съела в лесу яблоко, с одной стороны зелёное, с другой - красное. С чёрными семечками. Поговаривают, что с любимого дерева Фи, но, может, врут? А потом, когда мы родились, дом стал... странным. Двери начали открываться не туда, пропадали комнаты, крылья порой вращались не по ветру, а иногда - без ветра.
- Понимаете, мы живём в мельнице, - вклинилась Флу, и Мю кивнула.
- Да. Это было очень неудобно. Постоянно приходилось переключать вал. Но со временем мы поняли, что этим можно пользоваться не только для игры в прятки или для того, чтобы спуститься вниз, не спускаясь. Или подняться, не поднимаясь. Поняли, научились использовать.
- Оставили только нужные двери!
- Вы когда-нибудь ткали гобелены? Мир - это ткань. Если её сложить, то можно выйти где-то ещё. Главное - понять, куда вам нужно. Представить точно, чётко и без сомнений. Ещё главное - вернуться. А для этого нужно помнить ту нить, с которой ушёл. Держаться за неё.
- Мю - лучший ткач! - с гордостью добавила Флубудифлуба.
- Но сейчас всё... - Муилен помедлила, подбирая слово, - мятое. И мокрое, - она с отвращением сморщила нос. - Вы не представляете, как легко тянется мокрая ткань! Потом всё в складках.
Гобелены Роб никогда не ткал, но мысль Муилен понял. Как игла проходит сквозь складки ткани, так и Мю могла провести по Туата. И этот способ был ненадежен. Ведь нитка могла выскочить, оборваться, а игла - потеряться в складках, которые в таком случае просто распадались. К тому же, Туата сейчас, вероятно, напоминал коврик из лоскутов, которым любят покрывать полы шотландцы. Мысль, неоформленная, нечеткая, билась в голове, не находя выхода. Перед глазами мелькали картинки, как сложить ткань так, чтобы... Роб тряхнул головой, загоняя её поглубже, оставляя её для спокойного размышления у камина.
- И что вы советуете, Муилен? Как лучше идти?
- Двери, - не задумываясь, ответила та. - Без них идти не меньше месяца даже с нами. Это если просто идти, - в голосе её звучало отчётливое сомнение в том, что там - где бы это там ни было - просто ходят.
- Двери так двери.
Поразительно, как часто люди совершают выбор среди двух равно неудачных вариантов. Удивительно, что они не задумываются об этом. Месяц, а то и больше продираться по сумрачному лесу к вершине - или оказаться вблизи нее, но через мокрую и мятую ткань? Выбор очевиден - вернуться в резиденцию. Но Роб, все же, мрачно хмыкнул и жестом предложил сестрам вести его.

0

70

Мельница оказалась в добром дне пути, причём никто сейчас не мог сказать точно, что происходит с границами зоны, где ещё вчера царили мир и покой. Возможно, они царили и до сих пор, но поручиться в этом никто не мог, и неуверенность эта несколько удлиняла путь. А спустя три часа над головами начала собираться гроза, чего, по радостным уверениям Флу, здесь не случалось уже лет как сто. Если не больше. Что могло пролиться из вала иссиня-чёрных, с каким-то багровым рантом туч, не хотелось даже думать. Но думалось всё равно. Жаркий лес, кажется, задумался тоже, замер в недвижной духоте. По крайней мере, вокруг всё постепенно стихало. Пропали жужжание насекомых, птицы пищали реже, но куда заполошеннее, отчаяннее. Даже попадавшиеся змеи шипели как-то неуверенно и без задора, норовя снова скрыться под гниющими стволами и во мшистых ямах.
Помрачнело даже личико Флу, вернувшейся в очередной раз из леса. Фэа, сменившая платьице на зелёную в коричневое пятно тунику и такие же штаны, с самого начала похода шныряла вокруг, то уходя вперёд, то возникая из очередного отнорка, только для того, чтобы скрыться снова.
- Сойллейр нет, сосна нараспашку. И везде следы копыт, раздвоенных. Я не стала уходить далеко, но ведут они в сторону, к abhainn.
Муилен кивнула и повернулась к Робу.
- Сойл - из зелёных дам. Подружка. Я думала попробовать переждать грозу - она пустила бы нас в своё дерево. Оно пониже других.
Переждать грозу?! Роб удивленно уставился на фэа, медленно соображая от изумления, что они вряд ли помнили, как богини сгоняли грозовые тучи к полю боя - для него. Гроза - это дармовая природная сила для мага-стихийника, это облака, несущие в себе ливневые дожди и молнии, даже град, это - шквальный ветер, это - могучая конвекция потоков от земли. И - скрытая теплота, которая высвобождается, когда пар собирается в облачные капли. Уже сейчас, когда гроза только наползала, Роба потряхивало от излишка сил, которыми щедро делился влажный воздух. А вот дриаду спасать не хотелось. Кто это были - сатиры? Черти? Единороги, которым девственницы были нужны, вопреки сказкам, отнюдь не для того, чтобы катать на спине? Впрочем, дриада-дева казалась такой нелепицей, что Роб чуть не расхохотался. Но эти девчушки все равно боялись грозы, а он сам устал от бесконечной трепотни.
- Показывай, что там, - со вздохом буркнул он Флу. Откуда-то издалека накатила волна умилённого веселья, похожая чем-то на летний дождь.

0

71

В старой, на несколько обхватов раскрытой сосне, действительно могли бы поместиться все - если бы требовалось прятаться. Но Флу, игнорируя раскаты грома, повела дальше, куда уводили, рассыпаясь веером следы копыт, глубоко врезавшиеся в мягкую землю поверх едва заметных отпечатков ног дриады, мимо старых стволов с содранными чем-то острым полосами коры. И ни черти, ни сатиры не обладали четырьмя ногами. Всё прочее же бегало быстрее зелёных дам. Оставалось гадать только, почему та не забралась на дерево.
Хоба, распластавшегося на толстой ветке, Роб почувствовал прежде, чем тот заговорил. Увидеть же едва смог и позже: магия мелких фэа всегда хорошо работала на скрытность. Хобы не становились невидимыми, как те же импы или скоге, но вышивки, густо покрывавшие куртку и шапку, заставляли невольно отводить взгляд в сторону. Не замечать.
- Пс. Дурни. Они же вернутся.
- Кто - они? - Поинтересовался Роб, с неудовольствием думая, что никто и никогда не говорит сразу по делу. Каждый считает нужным с глубокомысленным видом изрекать очевидные для них, но непонятные другим вещи, не поясняя ничего. Отчего бы вот этому конкретному фэа для разнообразия не начать с того вопроса, который Роб вынужден был задать?
И тут хлынул дождь. Ледяной, острый, словно смерзался на лету. Ответ безымянного хоба почти утонул в шелесте и жалобах листьев, но на границе восприятия в водяной взвеси Роб и без того ощутил массивные горячие тела, плотные, тяжёлые.
- Единороги, дурень. Любимая охотничья стая Королевы.
- Замечательно! - Даже обрадовался Роб, встряхиваясь, как охотничий пес, что под дождем было, конечно же, напрасным, но помогло взбодриться, принять и пропустить сквозь себя потоки воды. - И куда, говоришь, они эту... как ее... Сойллейр погнали?
Охотничья стая Морриган... Покосившись на своих фэа, он едва слышно вздохнул. Какими хорошими бы разведчиками и бойцами они не были, Роб не мог избавиться от мысли, что это - девчушки. А потому и вопрос этот он задал, чтобы дать себе время подумать, решить, куда деть этих... волкодавов.
- К реке, - вместо хоба ответила Муилен и кивнула в ту сторону, где вдалеке вода разбивалась о воду. - там большой луг в излучине, его не заливает даже в половодье.
- Течение быстрое, а плавать Сойл не умеет, - негромко добавила Флу, перехватывая тканью намокшие волосы заново, плотнее.
- Даже если бы прорвалась через тех, кто наверняка ждали впереди, - закончила Мю. - Они очень давно не подходили так близко. Все отвыкли.
- Со мной или здесь подождете? - Коротко поинтересовался уже Циркон, не Роберт Бойд, наматывая на руку поток воды, как веревку. Лассо, как называли это испанцы. Дождину, как описывал это чтимый батюшка, лорд Килмарнок.
- Ого!.. - прошептала Флу, большими глазами глядя на водяную плеть.
Муилен вздохнула и повернула сестру лицом к реке.
- Мы пойдём. Это наша подруга.
Циркон коротко кивнул, указывая на место за спиной обеим, и затанцевал по следам тварей, мягко и бесшумно перепрыгивая по корням деревьев. Роб отстраненно наблюдал за этим, лишь изредка поправляя шаг, заставляя тело переступать споро, но аккуратно, приманивая самые холодные струи дождя, чтобы гасить тепло разгоряченного этой рысью тела.

0

72

К реке они опоздали - или почти опоздали. Стало это понятно, как только встретился первый единорог. Белоснежное величественное создание, выплывшее из капель на границе леса, с увлечением грызло длинными острыми зубами зеленоватое предплечье, держа его довольно короткими, но мощными щупальцами, которые росли из плеч. По длинному витому рогу стекала вода, смешиваясь с тёмной кровью. Самец был уже немолод и опытен: шкуру испещряли многочисленные рубцы, и шёл он степенно, тяжело, без присущей молодняку игривости. Острые раздвоенные копыта глубоко взрывали землю. "Отличная скотинка". Чья это была мысль - Циркона ли, Роба Бойда ли - было неважно. Важно было то, что тварь магию поглощала. Тянула в себя, уподобляясь смерчу. И эту магию Циркон сейчас собирался ему дать, вот только вряд ли единорог ей порадовался бы. У любой твари в теле есть вода: в крови, в тканях, в коже. В глазах. И эта вода... ну, она замерзает. Ленивый на магию Роб, все же, уступил здесь, под ливнем, когда сама природа щедро делилась с ним силой, чтобы полюбоваться на то, как корчится от боли, задыхаясь, тварь. Всего-то затрат - охладить настолько, насколько это возможно, и без того холодные струи над единорогом, смещая хрупкий баланс, и без того нарушенный грозой, в воздухе и влаге. Дождаться, когда тварь остынет так, что кровь в ней начнет течь медленно и лениво - и сделать то же, но уже для крови, заставляя разрушаться мельчайшие частицы, из которой она состояла. Двояковогнутые, округлые, они суетливо сновали, перенося воздух, но от жуткого холода останавливались, лопались, заставляли скотину судорожно вздыхать. Должно быть, для девочек-фэа это выглядело странно: постоял, через прищур оглядывая единорога, и молча рванулся вперед, на ходу вытаскивая меч. И единорог даже успел отбить первый удар рогом, увести клинок в сторону, точно опытный фехтовальщик, когда Роб, развернувшись в вольте, почти снес ему голову. И - все же - срубил ее, возвратным ударом.
Восхищённое "Ого!" от Флу он на этот раз не услышал, но понял и непроизнесённым. Хуже было то, что перед смертью монстр успел коротко и тонко, почти как человек, вскрикнуть. И через воду, раздвигая дождь плечами, уже двигались горячие тела, расходясь полукругом, мерно, но всё ускоряя шаг. Гоня перед собой волны магии, которую единороги и сами брали из грозы - и переваривали, разбивая на мельчайшие части, сбивая в основу всего, в самый хаос, клубящийся, тёмный, затягивающий. У фэа, от такого, вероятно, могла болеть голова. Могли они и впадать в панику. Роб фэа не был.
- На деревья, живо! - рявкнул он на своих феечек, не озираясь. И захлестнул водяным лассо пару молодых дубков, и нескольких их соседей, на уровне коленей единорогов, нагоняя верный туман, чтобы скрыть эти водяные путы. Отчаянно пожалев при этом, что нет копья, он взметнулся на ближайшее дерево.
- Ну вот оно мне надо? - Риторически вопросил Роб сам себя, ползя по ветке, нависшей над тропками.
- Не надо, конечно, - с собой соглашаться было легко и приятно, а вот доставать кинжал из такой позиции - не слишком. К тому же, ветка была мокрой и скользкой, а холодный ливень, которым он продолжал охлаждать себя, заодно смывая запахи, больно барабанил по спине. Впрочем, ждать долго не пришлось. Двое из стада упали от водяных силков, перекатившись через голову на рыси, заржав от боли. Мю Роб отправил туда, уже падая на несущегося под веткой крупного самца, совмещая приказ и замах кинжалом.
Уже соскакивая с рухнувшего жеребца, он быстро оглядел поляну. Вожачка (что за мания - даже думать с акцентом?) оказалась в четырех шагах от него, а вот еще двое - проскочили мимо, разворачиваясь двойкой, будто опытные кавалеристы. Позавидовав выучке, о которой его солдатам нужно было еще напоминать, Роб потянул меч из ножен, лихорадочно наматывая на руку вторую водяную плеть. Попытка заговорить кобылу оказалась неудачной, она, кажется, вовсе не слышала о том, что и её тоже когда-то создал Кернуннос, а у Роба не было желания читать ей лекцию о том, кому она должна подчиняться. Вообразив себя в мантии наподобие той, что носили ученые мужи в академиях и университетах, а эту кобылу - за партой, он рассмеялся чуть ли не в голос. И тут же почувствовал призыв, накативший волной из тёмных, блеклых, словно подёрнутых плёнкой глаз старой самки. Приятное тепло, сковывающее руки, лишающее воли, от которого хотелось пасть на колени, отбросив меч.

0

73

"Розали. Только она одна. Всю жизнь - и в посмертии. А не эта злобная, неспособная любить, рыжая мерзавка". Оковы погорячели и сжались, хотя Роб точно знал, что Бадб этому не поверила. Но - иногда в положении илота были свои преимущества. Самка откачнулась, словно её ударили, оскалилась, обнажив конические зубы на совершенно нелошадиных, слишком вытянутых и узких челюстях, и двинулась к Робу, чуть боком, вынуждая разворачиваться. Щупальца на плечах угрожающе шевелились. И на них виднелись шипы, которых, Роб мог поклясться, только что не было.
Сбоку, с края поляны раздалось хриплое ржание и тут же перешло в тонкий захлёбывающийся визг. В каплях дождя беззвучно танцевала вокруг пытающихся подняться единорогов Флу с изящным, тонким клинком, совершенно непохожим на тренировочный мечик, и по шкурам текли, не смешивалась с водой, ручьи тёмной, почти чёрной крови. А слева прозвенел громкий, переливчатый свист, сложная трель, в которой сплетались вызов, насмешка и ощущение гниющего, тающего мяса. Два монстра, которые шли тяжелым, сотрясающим поляну галопом, развернулись, как по команде, и устремились на Муилен. Фэа стояла под ледяными каплями спокойно, заложив руки за спину, и разглядывала надвигающихся единорогов равнодушно, наклонив голову. Водяной петлей захлестнув шею и ноги кобылы, Роб перекинул свои импровизированные путы через ствол дубка. Самка, заржав, пала на ноги совершенно, как обычная лошадь - и в ту же секунду Роб рванулся к ней, сходу пронзая грудь мечом. Хотя в бестиариях и не было ничего про внутреннее устройство мутированных единорогов, точно нацеленный клинок ушёл глубоко, туда, где наверняка находилось хоть что-то жизненно важное. Монстр издал странный захлёбывающийся звук, почти шипение - и ударил головой, разинув зубастую пасть. Щупальца, свернувшись было, хлестнули горизонтально, за спину. Увернувшись от пасти, Роб поднырнул под щупальца и краем сознания успел ещё уловить, как один единорог из напавшей на Муилен пары рушится на землю с полного галопа, а второй пытается развернуться, скользя по мокрой траве. Мю же, короткий предлог, рождённый из косточек яблока Фи, шагнула сквозь, и с точки зрения дождя это было - странно. Она прошла, не дробя капель, не между ними, а словно облегая, включая на долю секунды в себя - и при этом не касаясь. От этого у дождя кружилась голова. Голова кружилась и у Роба, но не от Мю, а от этой пляски, от упоения боем, от горечи смерти на губах.
Кружилась голова еще и у Циркона, иначе никак было не объяснить то, что он так медленно ударил крошащимся кинжалом в шею кобылы, одновременно вытягивая меч и отталкиваясь пинком от её груди, мстительно стараясь попасть в рану. Нога отозвалась болью на костяных выростах, но Робу размышлять об этом было некогда. Тварь как-то болезненно вздохнула и опустила голову, вознамерившись насадить его на рог. С таким заманчивым предложением Роб ну никак не мог согласиться, а потому встретил её на противоходе, приняв удар на гарду. И тут же рубанул по шее снизу, разворачивая меч по диагонали. Кобыла рухнула на траву, окропив её темной кровью, а Роб, наконец, смог взглянуть на своих волкодавов. Жертвы Мю еще шевелились и тяжело дышали, но встать уже не могли.
- Все целы, дамы?
- Оно мне тунику продырявило... - пожаловалась Флу, горестно показывая на дыру в ткани. Края выглядели обгоревшими и, кажется, расширялись. Медленно.
- Зашью, - пообещала Муилен и потыкала носком сапога единорога. Тот не пошевелился, и фэа с видимым удовольствием кивнула. - Мерзкие твари. На вас не попала кровь?
- Не меньше восьмисот за такое брать, - пробубнил Роб себе под нос, не сразу расслышав вопрос и отрубая мечом рог у самки, - кровь?
На руке, что держала кинжал, споро затягивался ожог. Роб без интереса глянул на него и пожал плечами. Бывало и хуже, после того же жабдара.
- Быть может, попробуем отыскать эту вашу Сойллейр?
Или то, что от нее осталось. Во всяком случае, уходить после этого побоища, не взглянув хотя бы на останки той, ради которой оно и затевалось, было обидно.

0

74

Найти пропавшую зелёную оказалось легче лёгкого даже в дождь. Единороги, поймав дриаду в кольцо, вытоптали траву, вывернули землю наизнанку так, что этот участок луга блестел чёрной мокротой, а не свежей, умытой зеленью. Сойллейр, закрыв глаза, лежала в круге - а казалось, что в пентаграмме. На небольшом всхолмье, выгнувшись, а казалось - на алтаре. И часто, но очень неглубоко дышала, прерывисто, открыв рот с аккуратными ровными зубками за потемневшими, распухшими губами. Из левого плеча торчала голая кость, а левая рука была вывернута и, кажется, сломана в двух местах. Растянутые, вывихнутые ноги, бёдра и трава между ними были покрыты густой тёмной кровью. И чем-то ещё, напоминавшим прозрачную слизь. Стеклистую, отвратительно праздничную под дождём.
- Сойл!
- Стой! - Муилен нечеловечески, немыслимо быстрым движением оказалась рядом с сестрой и скрутила, взяв горло в захват - настоящий, боевой, на грани. - С ней... что-то. Стой.
Роб досадливо, даже раздраженно хмыкнул. Обычное дело - пока жрали, развлекались изнасилованием. Хоть и странные, но единороги же, мать их радужную кобылу. И уже бережно укладывая голову дриады на колени, мельком отмечая то, как внимательно наблюдает за этим Мю, он понял - с Сойл воистину что-то. В ином случае он назвал бы это беременностью и, наверное, так оно и было. Но родиться этому зародышу, который уже сейчас дышал хаосом, пожирая и растворяя собственную мать, было нельзя.
- Отвернитесь.
Положив руку на живот дриады, Роб прикрыл глаза, сосредотачиваясь на пульсации, биении двух жизней под рукой. Первой - той, что носила, второй - что зарождалась. Пальцы чуть дрогнули, когда он заставил отслоиться выстилку матки, эту уютную, мягкую колыбельку, прикрепившись к которой росла личинка твари. И почти сжались в кулак, заставляя детородные мышцы сокращаться, изгоняя этот плод. Выглядело оно странно. Впрочем, каковы родители... И даже пыталось кусаться, щелкало зубами в плодной оболочке, извивалось и вообще вело себя так, будто не было недоношенным младенцем. Роб брезгливо отшвырнул его сапогом, для чего пришлось отвлечься от дриады.
- Муилен, прикончи и убедись, что не оживет.
Вправить вывихи и сложить, срастить переломы уже было несложно - воспитанники частенько ломали себе конечности, а лекари не всегда успевали явиться на помощь. Равно, как и обмыть девочку, охлаждая струи дождя, от мерзости, стирая этой ледяной водой напоминания о насилии, о скинутой беременности, о боли и ранах. Пожалев, что на нем нет плаща, ведь несчастную била крупная дрожь от потери крови и мытья, Роб поднял её на руки, прижимая к себе, делясь теплом тела.
- Куда ее нести?

Родная для дриады сосна сейчас выглядела гробом. Или казалась таковым для Роба. Бледная, едва дышащая Сойллейр вполне сошла бы за покойницу, если бы не постанывала тихо от начинающей пробуждаться боли. Роб поглаживал её по голове, терпеливо дожидаясь, когда Флу вернется из лагеря, куда умчалась с пугающей скоростью, после того как Муилен сожгла тварь из хаоса, отзывал боль, как мог, что было непросто, ведь у девочки больше тела болела душа. Или то, что заменяло её у дриады. И - говорил, чувствуя, что несчастная его слышит.
- Мир - это витраж из цветного стекла, через который светит солнце. Иногда случается, что картинка разлетается на куски, остается пустота и темнота, такая, что и выдохнуть тяжело, и жить не хочется, и одиночество соперничает с болью и виной. Но - ты выживешь, Сойллейр. И снова будешь смеяться, говорить с деревьями и танцевать в солнечных лучах на поляне. Потому что иначе ты позволишь победить тьме, завладеть тобой, как они того и хотели.
Говорил - и жалел. Должно быть, впервые в долгой жизни он жалел фэа, задумываясь о своей неприязни к ним. Признавая, что необходимо от неё избавляться. От этой жалости, от этого осознания Сойл не переставала быть феечкой, но, все же, становилась сродни человеку.

------------------------------------------------------------------
* дружище
** мать их шлюху
*** моя рассудительная

0

75

К мельнице они добрались только к ночи - если бы та наступила. Солнце, опустившись к самому горизонту, словно зависло, упорно продолжая подсвечивать алым медленно ползущие по небу облака. Сравнивая час за часом его положение с дальним холмом, Роб понял, что ночь всё-таки наступает, просто очень и очень медленно. Впрочем, то было, вероятно, к лучшему. О безопасности ночёвки в лесу Муилен отвечала уклончиво, а Флу начинала радостно рассуждать о домиках на деревьях, шалашах из веток и чудесных норках, вырытых между корнями. Звуки же, доносившиеся из гущи леса, намекали, что стены окажутся, всё же, не лишними. По крайней мере, короткий могучий рёв - Флу, пробегая мимо, радостно крикнула о вернувшихся ящерках - исходил явно из глотки побольше единорожьей. Гораздо. И Муилен пошла быстрее, двигаясь от дерева к дереву словно короткими стежками, временами забирая в сторону, но всегда возвращаясь на направление чуть правее солнца. Почти всю дорогу она молчала, сосредоточенно хмурямь и внимательно глядя под ноги. Для того, чтобы смотреть по сторонам, у неё была Флу. Чтобы говорить - тоже. По крайней мере, со времени - бдения - над Сойллейр, большую часть которого она просидела в углу сосны, держа ладонь дриады и посматривая на Роба тёмными, спокойными глазами. Во взгляде не было и следа отвращения, с которыми Мю старательно, следя, чтобы ни кусочка не осталось, выжигала отвратительную личинку неведомой твари. Остались - мягкий беззвучный вопрос и покой, который делал ответы ненужными.
"Вы не хотели идти - но пошли. Могли не думать - но заботились. Знаете, никто не был уверен, чего от вас ожидать".
"Ворона приходила не так давно. Но, увидев... я думала, она, наконец, сотрёт этот мир, но Бадб просто развернулась и исчезла. Знаете, кажется, ей было очень больно. Для Неистовой в ней на удивление мало... не думаю, что она меня видела".
"Хоран был уверен, что вы его убьёте. И меня. Тот, прежний вы. Но настоящесть - она иная, знаете".
"Всегда было интересно, какое солнце в том мире. Жарче? Слабее? Какие звёзды? Какая луна? Как пахнет туман над рекой? Флу так хочет остаться в полку. Уйти за врата. Я не прошу, но было бы очень-очень мило, если бы вы вернули её потом в наш сад. Там, где он будет. А я... знаете, я прорасту где угодно".
"Знаете, мир выгрызает себя изнутри. До дыр, до прорех, которые не..."
"Сойллейр грубая и ругается, но потом у неё всегда находилось яблоко. Или груша. Знаете, мы так и не знаем, откуда она их берёт, но ведь не из сосны. Или?.."
"Луна здесь - кажется, только отражением. Это очень странное чувство - ходить под отражением. Знаете, наверное, мы - только тени. Тени под отражением луны, которая отражает... Говорят, было иначе, но мы не помним. Наверное, это хорошо?"
"Вы когда-нибудь ощущали себя частью?.. Становились..."
"Настоящесть - притягивает. Хочется коснуться, убедиться, просто прочувствовать это тепло, прикрыв глаза. Знаете, вы..."
"Знаете, я так люблю..."
"Знаете."
- Мы - здесь. Простите за...
Сначала показалось, что палец Муилен указывал на плавающие в тумане руины, разваленную кладку, из которой торчали балки, но с каждым шагом картина менялась. Шаг. Выросли серые замшевые стены, согретые солнцем.
-... вид. Мы не нравились Великой Королеве.
Шаг. Дрогнули, словно почувствовав их приближение, размашистые крылья. Провернулись с тяжёлым скрипом, оборот, другой, создавая ветер. Шаг. Яблочный сад распахнулся вокруг гроздями белых цветов и тяжёлым гудением пчёл. Шаг. Блеснули среди зарослей плюща витражные оконца. Не было лишь дверей. Ни входной, ни на зелёном балкончике. Не было их и в белом заборчике, окружавшем сад.
- Поэтому она решила нас стереть. Но мы...
Шаг. Казалось, сейчас из открытого проёма, за которым виднелся цветастый, весь в лоскутных ковриках пол, выйдет хозяйка, какая-нибудь степенная фэа, похожая одновременно на Муилен и Флу. Выйдет и пригласит к столу, добродушно ворча на долгое отсутствие феечек и сокрушаясь, что она ничегошеньки не подготовила для гостей. Шаг. Крыльцо оставалось пустым. Только ладоней с двух сторон коснулись слева - рука Флу, справа - пальцы Мю.
- Везде и нигде. Простите...
- ...если что-то не так. И добро пожаловать.
- Всегда, когда захотите.
- Роб Бойд.
В волосах Роба недовольно загудела пчела, но тут же, не успел он поднять руку, выпуталась и полетела по своим делам, жалуясь всему саду на наглых пришельцев.

0

76

Внутри его встретили прохлада, которую хранили толстые стены, и цветной полумрак. Низко висевшее солнце било прямо в оконца, бросая на белёные стены яркие, летние пятна. Витражики, в отличие от церковных, были просто набором стёклышек, не собиравшихся в единую картину. Но, если всматриваться достаточно долго, цвета наслаивались, переплывали один в другой, словно играя в прятки. И везде лежали коврики, мягкие, скрадывающие звуки и эхо, закрывавшие даже ступени узкой лестницы с коваными перилами. Гобеленов же не было ни одного - по крайней мере, здесь. Зато на стенах хватало вышивок, то ярких, то неожиданно мрачных, с горящими глазами за заборами, среди тёмных деревьев с перекрученными листьями. Одна, совсем небольшая, распяленная на небольших деревянных колышках в углу, изображала мельницу, но... неправильно. Словно кто-то поймал отражение в зеркало, разбил его - и вышил так, как упали осколки.

Знаете... Роб не всегда осознавал то, что понимал. Что чувствовал. И иногда он сам не знал, чего от себя ожидать. Одно было точно - отнимать жизнь у людей он не любил. Даже если они были фэа. И хотя до сих пор скорбел по Корвину, ни Хорана, и Мю убивать не стал бы даже Ard. Просто потому, что умный полководец не тронет опытных бойцов, которых всегда можно послать на передовую. Роберт Бойд давно уже был не тот. Сейчас - уже и не совсем тот. Сама того не ведая, неистовая дала ему то, чего не было - или он просто не помнил - у Тростника: родителей и братьев. И даже сестру, которую окрестили Катрионой, но все её звали Кинни - "Красивая". Бадб наказала его семьей - лучшего дара от Вороны он не мог и ожидать. А семья подарила ему... настоящность? Не Тростник, но Роберт Бойд, Роб, как ласково звала матушка. Не божество, которым, как ни крути, был бессмертный полководец - но человек, помнящий это тягостную пустоту безвременья. А еще неистовая одарила его свободой. На долгие полвека. Ведь даже Розали принадлежала Тростнику, хоть и носила фамилию Бойд. Притягивала незримыми узами к прошлому, не давая в полной мере ощутить себя настоящим. Пятьдесят лет - достаточный срок, чтобы понять, что нет ничего ценнее жизни - своей и чужой. И хоть Роб не чурался упоением боя, убивать он не любил, чтобы там не думала его жёнушка. Но умел, чтобы там не думали враги.
Не хотел идти - но пошел? А разве был выбор? Разве девочка-дриада не хотела жить также, как и он? Не заслуживала хотя бы чистой смерти, от клинка? Мог не думать - но заботился? Тот, кого называли Цирконом, даже рассмеялся. Не думать и не заботиться было противно его природе. За это его и любили мальчишки, размазавшие немало соплей по его рубашкам. Наставники и магистры не были жестоки к воспитанникам, не были даже чрезмерно строги, но... Мало было тех, кто помнил, каково оторваться от дома, пусть и голодного, от матери. И еще меньше тех, кто готов был дать этим детям толику тепла, согреть души, помочь остаться человеком, а не твареубийцей, что сродни самим тварям. И, конечно же, он вернет Флу в этот сад, где так тепло и гудят пчелы. Он и сам остался бы здесь, хоть ненадолго, чтобы надышаться ароматом цветущих яблонь, ароматом покоя, которого алкал и от которого бежал.
А еще нужно было не забыть о грушах для Бадб. Если он может помочь ей чувствовать себя настоящей хоть чем-то, Роб это сделает. Ибо что он без нее?

0

77

3-й день в Туата.

Обещанная дверь, расположенная на третьем этаже, напротив поскрипывающего мельничного вала, выглядела не дверью. Проём в стене, который, насколько Роб понимал расположение комнат, вёл просто-напросто наружу, был забран несколькими рядами свисавших разноцветных бус, перевитых ленточками, перьями и, кажется, даже гродьями сушёных ягод. Из-за этого дверь вкусно, с кислинкой, пахла и почему-то вызывала желание позавтракать ещё раз.
- Мы её вместе делали! - похвасталась Флу, которая, казалось, полностью стряхнула за ночь тень, оставшуюся после единорогов.
- Да, - более сдержанно отозвалась Муилен и вздохнула, тайком отрывая особенно лохматую ленту странного пятнистого цвета, затесавшуюся между золотой и алой. - Раньше тут была деревянная дверь, но мы подумали, что это неправильно как-то. Она открывалась внутрь, и...
- Иногда захлопывалась сама собой, даже когда гость передумал уходить, стоя на пороге, - с энтузиазмом закончила Флу.
- Как возвращаться? - Поинтересовался Роб, с интересом разглядывая проем и почему-то, отдельно - яркую алую бусину. - Или... Муилен, может быть, вы с нами? Боюсь не досмотреть за Флу.
Хотел пошутить, но получилось мрачно, особенно после той просьбы вернуть этого юркого, пушистого "волкодава" в сад. Обреченно получилось, с признанием того, что он отнюдь не герой и ошибается также, как и все.
Муилен взмахом руки оборвала возмущённые протесты Флу и помедлила, пропуская нити бусин между пальцев, словно драгоценности. Первый ряд, второй, третий... сколько бы их ни оставалось ещё, Роб никак не мог разглядеть, что творится за этой на диво толстой занавеской.
- Я могу пойти. Могу дать нить, которую довольно будет перерезать или сжечь. Вы уверены, что за нами обеими одновременно присмотреть легче, Роб Бойд?
Голос, несмотря на серьёзность личика, на мрачность предложения, ощутимо пах весельем. И Муилен определённо нравилось произносить его имя полностью. Выразительно, вкусно.
- Не уверен, - признал Роб, пожав плечами, - но, признаться, когда я здесь жил в последний раз, мы обходились без дверей и проводников. Поэтому, я предпочту узнать ваше мнение и прислушаться к совету.
- Если не говорите остаться, то я, разумеется, пойду, - заверила Мю. - Но ленточку сплету всё равно. На всякий случай.
"Dànadair." Кажется, он притягивал к себе любителей приключений всех полов, мастей и даже рас. Цепляя на пояс ножны с новым кинжалом, который ему притащила из закромов Флу, он с сожалением взвесил в руке изъеденный кровью единорога баллок - и засунул в сапог, обмотав платком. Платок, к счастью, у него всегда был при себе. Роба постоянно окружали женщины, чему он и не думал огорчаться, но они имели свойство рыдать. А вытирать глаза им всегда было нечем.
- Ну что...волкодавы, идем?
- Да! Я - волкодав! - Флу даже подпрыгнула от восторга.
- Ирландский, - вздохнула Муилен, почему-то укоризненно посмотрев на Роба. - Пушистый.
- Р-р-р!
- Чтобы пройти через дверь, - заглушила радостное рычание Мю, - держите нас за руки и думайте о том, куда хотите попасть. Представляйте, словно вы уже там, и держите этот образ, сколько потребуется. И, вот, - она протянула узкую сине-зелёную ленточку, сплетённую из крошечных узелков. - Как даю перед вратами, так перед врата и вернёт, потому что знает она, где, когда и кем создана.
Омела. Вечнозеленая, с восковыми листочками, больше похожая на шапку... Или на шевелюру Флу. Птицы поедают её сначала белые, а потом красные ягоды, пачкают клюв в клейкой мякоти, а затем, перепархивая с ветви на ветвь, счищают. Семена, что выходят с пометом, приклеиваются к этому клею, выпускают коленца, вооруженные присосками, проникают внутрь беззащитной ветки, под кору, впиваются в нее. Если врагам случалось встретиться под деревом, на котором росла омела, они обязаны были сложить оружие и в этот день больше не сражаться. Грозовое растение - омела, защищающее от грома и молнии, от злых духов и черного колдовства, от гнева. От войны. Чем еще можно было победить Войну, если не Миром? Омела поселялась на тех ветвях Древа, где вспыхивали битвы - и угасала вместе с ними. И потому на вершине всегда было тихо и спокойно, мирно. Как дома, в объятиях матери. Там утихала даже неистовая, позволяя рабу многое... Умиротворение охватило Роба и теперь, когда он вспомнил щебет священных соек, терпкий аромат давленых ягод омелы и легкий, на грани слышимости, шепот невидимых листьев Древа. Руки его снова, как и при входе на мельницу, сжали две узкие ладони, и бусы с шелестом расступились, позволяя шагнуть сквозь стену туда, где разливалось ровное сероватое сияние.

0

78

В первую очередь новый мир принёс запах дыма, едкого, чёрного, от которого першило в горле. Затем пришёл свет - солнечные лучи с трудом, но всё же пробивались через низкую серую пелену, в которую уходили обугленные стволы. Сапоги по лодыжку утопали в мягком пушистом пепле. Они стояли на самой границе выжженного пространства, и впереди огромные деревья стояли нетронутыми, только грустными, припорошёнными серостью, с пожухлыми листьями. Это место могло находиться где угодно. Граница пепла же обрывалась так, словно её проводили циркулем. И воздух вокруг был абсолютно спокоен и тих.
- Но мы - там, - пожаловалась Муилен, задирая голову к небу, словно ища звёзды. Серость молчала.
- Но мы - не тогда, - мягко добавила Флубудифлуба и сдула с носа клочок пепла. - И всё же...
- Ann am caismeachd!* - Бодро скомандовал Роб, поворошив пепел сапогом и убедившись, что в этом замечательно плотном от дыма и пепла воздухе не чувствуется ничего, кроме остатков стихий огня и земли, а в округе - нет никого живого, даже птиц. - К живым деревьям, леди, прошу вас.
Сожалеть о роще было некогда, но, все же, приходилось. Деревья - души леса, обиталище дриад и птиц уж точно были неповинны ни в чем и не заслуживали страшной смерти от лесного пожара, когда вода закипала в волокнах древесины, и высыхая - вспыхивала, заставляя корчиться в безмолвном крике. Подумав о том, что под таким слоем пепла новые ростки, которые начнут пробиваться от корня, нипочем не смогут прорваться к солнцу, он грустно вздохнул и первым выполнил свою же команду, медленно двинувшись вперед.
- Я не знаю магии или оружия, которое могло бы такое сотворить, - Муилен тронула лист старой ольхи, и тот переломился пополам. Фэа вдрогнула. - Здесь деревья тоже мёртвые, хотя и стоят. Нет солнца?
Трава под ногами ломалась тоже, бесшумно, словно Роб ступал на призраки травинок. Пепла здесь было меньше, и под ним местами можно было разглядеть землю, сухую, выхолощенную. Странно-пористую.
- Вода ушла из почвы, - хмуро буркнул Роб, оглядывая безмолвную, серую пустыню, - или увели её.
О причинах - магических ли, воинских - оставалось лишь гадать. Можно было лишь заподозрить в этом Морриган, которая явно была против омелы в руках Раймона.

0

79

Как ни странно, в открывшийся под ногами провал упала, скользнула по пологой стенке Флу - самая лёгкая и гибкая. И то - извернувшись в воздухе, она ухитрилась ухватиться за колючую плеть шиповника, но без толку: кустарник крошился так же, как и всё прочее, и фэа без вскрика скатилась вниз по каменной крошке. Каверна была не так велика, в полтора её роста, но сыпучий сухой песок, которым было выстлано дно, не позволял дотянуться до ломаного края. Роб равнодушно глянул на это падение, понимая, что разочаровывает сейчас Муилен и замер, прислушиваясь к воздуху. Земля отдавала тепло неохотно, скупясь поделиться им с воздухом, а потому восходящие потоки были слабыми. Да и холодных - сверху - было мало. Но, все же, на небольшой, но устойчивый вихорёк хватило. Он тут же втянул в себя весь пепел, до которого дотянулся и из прозрачного стал серым, пушистым и мягким, как ирландский волкодав. Правда, вскоре вихрь игривым щенком нырнул в яму, к Флу, и там уже жадно набросился на песок и камешки, отчего стал плотнее и принялся вращаться быстрее. Подойдя к краю ямы, Роб протянул руку уже показавшейся над ней поцарапанной Флу, держащейся на верху маленького торнадо. Получилось - почти. Щупальце, серое, какое-то изъеденное, взметнулось со дна ямы без предупреждения, рассекая песок и камни, и ветер. За ним - второе и сразу - третье. Два бессмысленно уткнулись в края ямы, выбивая фонтаны земли, и сжались, но третье нашло цель, обернувшись вокруг талии фэа. Раздался тонкий, какой-то птичий крик, и фэа выгнулась назад, хотя хватка не казалась крепкой. А на дне снова, как при собирании вихря, зашевелилась земля, открывая то металлическую пластину, то покрытый алыми рунами участок кожи.
"Damnú ort!**" Эту мысль Роб успел осознать, когда сползал по краю ямы на грязное тело обитателя ямы, чтобы коснуться его. Грязным в прямом смысле оно не было, но казалось таковым. Крови в твари не было тоже, скорее - какая-то тягучая, густая слизь. К тому же руны не пускали магию извне, отторгали, как прямое вмешательство. Защитные и атакующие чары были вшиты в треснувшую местами кожу, под которой маслянисто чернели мышцы. Даже кости - и те были заменены частично. Внутри твари, древней настолько, что Роба отбрасывало из нее, царил хаос, хуже, чем в единорогах. Но все же - она была живой. А значит, с ней мог справиться целитель. "Во имя Бадб и во славу её". А еще у твари были сердце и мозг. Серое вещество, управляющее любым организмом, чтобы там не думали невежды, приписывающие это сердцу. И жили в любом мозгу силы, что были сродни молниям. Маленькие, шустрые, они сновали от мозга к телу по тончайшим канальцам, передаваемые специальными веществами, которые подходили к каждому отдельному каналу, как ключ к замку. Путь открывался, пропуская через себя эти небольшие dealanaich*** внутрь или наружу. Роб выдохнул, чувствуя, как хаос внутри твари вытягивает из него силы, и закрыл глаза, перерубая даром целителя, в который вложил сейчас всю ярость, всю свою злость и свою ненависть, все самое темное, что было в душе, эти канальцы. Отсек этим невидимым, неосязаемым, но острым мечом связи мозга с телом. Ждать пришлось недолго. Сначала на него упала Флу, на лету приходя в сознание, но поймать её он успел, с облегчением подумав, что в этот раз, кажется, остался с адьютантом. А потом рухнуло щупальце - тяжелое и увесистое, надежно прихлопнув к туше монстра. Ещё два мягко опали по бокам, свернувшись ровными кольцами.
- Mo chreach****! - Возмутился Роб, выползая из-под гнета и вытаскивая оттуда Флу.
Фэа помогала, двигаясь всё более уверенно. Что бы ни сотворила тварь, действие оказалось недолгим. И, как ни странно, Флу молчала, только кивнула Робу с благодарностью. И от души пнула землю, присыпав трещину, из которой смотрел в небо тусклый белёсый глаз.
- Если мне кинут щупальце, я его удержу, - спокойно заметила сверху Муилен. - И лучше - поскорее. Что-то идёт.
Воздух, действительно, подрагивал где-то впереди, мерно, ритмично. Его раздвигало что-то крупное, что двигалось... насколько видел Роб, не к ним, но мимо, рядом.

0

80

Вытоптанная тропа уходила далеко, ровным полукругом, насколько хватало глаз. Если существо описывало полный круг, то диаметром тот был не меньше нескольких миль. И делало оно это - давно. Земля содрогалась под огромным весом, опускалась чуть-чуть с каждым шагом, пока не стала слишком плотной. Колея была в рост Роба высотой, но огромного монстра скрывала лишь до толстых, бугристых коленей, обтянутых белой-серой морщинистой кожей. Выше колебалось отвислое брюхо, прикрытое массивными роговыми пластинами. Резными, под странные, искажённые буквы старого письма. Прочитать их было невозможно, словно сами звуки, стоявшие за ними, утратили значение. И чуялась магия, старая, высохшая, но ещё опасная. Монстр не обратил на них никакого внимания, продолжил переставляь восемь лап, одну за другой, тяжело, медленно. Заржавленно. То ли не увидел среди тёмных стволов, то ли ему было всё равно, но он убрёл дальше, мотая широкой тупоносой мордой с единственным рогом на лбу, над шестью крошечными чёрными глазками. По какой-то странной прихоти рог выглядел так, словно исполнен был из чистого золота - и сочился магией, оставляя за собой плотный, густой шлейф, сплетённый из земли и мороков.
Изумленно проследив за тварью, Роб заглянул в тропу, по которой двигался этот исполин и хмыкнул. Конечно, колею можно было обойти и вокруг, но отчего-то не хотелось. Спуститься в этот окоп, перебежать через него и взобраться представлялось гораздо более простым и быстрым путем, нежели идти в обход. Роб вздохнул, не вовремя вспомнив присказку времен Патрика о том, что легкая дорога ведет в преисподнюю, тернистая - в рай, а невидимая - на Авалон. Остров Яблонь ему был не нужен, по крайней мере - сейчас. Священная омела там не росла. Он покосился на своих фэа, представив, как вдвоем они будут вытаскивать его из высокого рва. Отчего-то о том, что вполне можно подтянуться, Роб вовремя не подумал. И отчетливо почувствовав, как кто-то трясет его за воротник, направился в обход. Когда спустя милю ему встретилось две твари подряд, Роб остановился и пнул с досадой землю.
- Флу, - негромко позвал он первого разведчика второй сотни засадного полка, который, к счастью, оказался без номера, - посмотри, что впереди и как короче пройти. Но - аккуратно, без героизма. Мы с Муилен неспешно пойдем следом.
Как этот самый засадный полк, чтоб его. Сохраняя дистанцию, достаточную для того, чтобы услышать шум борьбы и успеть, но и оставаясь незамеченными.
Навстречу Флу попалась спустя полчаса, улыбаясь, в располосованной на груди и плече тунике. Ни крови, ни ран на коже видно не было, хотя Муилен всё равно неодобрительно покачала головой.
- Дальше, близко - пересечение. Словно в круге ещё и треугольник. Или, по крайней мере, ещё две линии внутри. Углубляться я не стала, но там, в центре - зелень! Зелёное дерево, а не этот мерзкий пепел. Отсюда не видно, потому что лес, но дальше целая просека, всё выжженно по прямой. Даже не земля, а камень. И некоторые из этих кустов - вовсе не мертвы. И не кусты вовсе, а... что-то. Так и не отличить, но стоит быть осторожней.
- Веди, - согласился Роб, разумывая, что могла бы значить эта геометрия. Треугольник в круге был символом Великой Матери, триединой богини, породившей все сущее. Три угла - три воплощения: дева, мать, старуха. И круг, как символ их единения. Две линии внутри... Перечеркивали? Пытались разрушить? Он тяжело вздохнул, понимая, что за все время путешествия вслух сказал пару ругательств и два приказа, но избавиться от привычке помалкивать на тракте было сложно. Да и незачем.
Через угол треугольника, деля его ровно надвое, действительно уходила к центру выжженная линия, словно кто-то провёл огненным карандашом. Шириной в десяток шагов. И за ней, вдалеке, стояло роскошное раскидистое дерево, от которого, казалось, даже здесь веет свежестью и прохладой. Стояло - одно, посреди серости и грязной черноты. Муилен за плечом вздохнула и переступила с ноги на ногу.
- Там - что-то знакомое. Чего нет здесь. Но неправильное. Сломанное. Почти как...
- Почти как иногда, когда не смотришь в разбитое зеркало, - подтвердила Флу. - Сейчас - что-то знакомое.
Что чуяли феечки, Роб не знал. В этом мире, где он с самого начала путешествия не чувствовал Бадб, где оковы стали просто рисунками на коже - и от этого неожиданно было пусто, ощущение присутвия одной из богинь было настолько сильным, что он чуть было не бросился бегом туда, откуда тянуло осколками стихий - полыхающего огнем льда, полётом в золоченой клетке, величием. С трудом удержав себя от этого, он прислушался к этим осколкам, хотя хотелось - коснуться. И поспешно отпрянул, поняв, что эти осколки - безумны, что они - дроби, как в арифметике. Разбитое зеркало, упорно отражающее само себя, чтобы сохранить подобие памяти. Идти туда не хотелось, но там была зелень, а значит - и омела. Наверное.
Перебравшись через ров, Роб с наслаждением прикоснулся к воде, что была в почве и растениях, вдохнул воздух и алчно уставился на дерево, которое здесь, за границей, казалось ещё реальнее, ещё живее. Разве что в ветвях не пели птицы. Не было их здесь - ни птиц, ни зверей, ни насекомых.

0

81

Чем ближе, тем больше он различал деталей. Тем больше замедляли шаг фэйки, принюхиваясь в свежему воздуху. Дерево, огромное, мощное, не меньше пятнадцати охватов и с кроной, раскинувшейся на добрых пятьдесят шагов, всё росло, и одновременно он мог разглядеть уже даже отдельные листья, плотные, нетронутые порчей или гусеницами. Дуб шелестел под лёгким ветром, которого не было снаружи, звал уже одним своим существованием.
- Плохо, - тихо заметила Муилен.
- Плохо, - эхом отозвалась Флу.
- Мы это чувствуем.

Внимание Роба настолько захватил дуб, поиски омелы в раскидистой кроне, что трон он увидел не сразу. Да и странен был этот трон. Некогда, наверное, из комля росло ещё одно дерево, но теперь от него остался только пень, охваченный стальными кольцами, какими-то цветными верёвками и лентами, которые приковывали к нему... Морриган узнать было невозможно. Не узнать Морриган было невозможно. Великая королева, от которой осталась четверть - меньше четверти. Золотая маска на половину лица. Золотые латы на половину тела, и металлическая правая рука непрерывно сжимала и разжимала пальцы, словно ища рукоять меча. Левый сияющий глаз пылал расплавленным серебром, теряясь порой в свете солнца, что светило только над центром треугольника. Лицо, постоянно меняя выражения, дёргалось в спазмах, а левой рукой Старшая нежно, до дрожи ласково поглаживала по спутанным чёрным волосам голову, что висела у неё на поясе. Щёки и лоб той, что была всем и ничем, покрывали жуткие руны запрета, а лицо с закрытыми глазами было удивительно безмятежным. Впрочем, его и не было. За плечами раздались два тихих вздоха.
- Аirson bhod*****, - потрясенно выдохнул Роб, глядя не столько на Морриган, сколько на голову Фи. И боясь обнаружить на дереве еще и голову неистовой. Впрочем, надеялось, что Бадб в этом мире попросту истаяла. Но Королева оставалась таковой, даже на этом странном троне, и он почтительно поклонился, складывая пальцы в знак "внимание" для фэа и запоздало понимая, что они - не михаилиты и язык жестов не учили. - Приветствую тебя, о Великая, мать Битвы и Власти.
Мерзко. Удивительно мерзко и грязно, точно он снова касался той твари в песчаной норе, точно грязь эта поглотила всю Ветвь. Фламберг, должно быть, почувствует нечистоту этого мира, когда коснется омелы - если Роб сможет её достать. И вернуться с ней.
Морриган медленно повернула голову, и стало понятно, что на лице - не маска. Металл и был частью лица, врастая прямо в кожу. Сосредоточив на нём взгляд, Великая пожевала губами, пытаясь ответить, но получилось не сразу. Наконец:
- И-лот. Пади, когда с тобой говорит... странно. Я - забавное слово, я. Всё - я и только я. И они. Те, что там. Те, что ждут. Илот. Странно, я помню, как ты умер. Снова. В который раз. И вот ты здесь... здесь ли ты?
Госпожа призраков не менялась нигде - это пришлось констатировать с тяжелым вздохом, лаконичным, но доходчивым жестом поясняя Муилен, что ей придется поискать омелу в кроне. И все это - послушно опускаясь на колено перед этой золотой куклой, что когда была богиней.
- Я познание сделал своим ремеслом,
Я знаком с высшей правдой и с низменным злом.
Все тугие узлы я распутал на свете.
Кроме смерти, завязанной мертвым узлом, - почтительно сообщил в ответ ей Роб, - Здесь ли я, я ли это, о Великая?
Движение Муилен он не увидел, а почувствовал в воздухе. Без тумана, без дождя было сложнее, но осталось ощущение фэа, которая была и здесь, и нигде, а потом снова - уже за комлем. Морриган меж тем моргнула - одним, здоровым, глазом. Второй же, серебряный уставился на Флу, и Великая засмеялась - словно каркнула. Фэа придвинулась ближе, встав за самым плечом. Спокойно, словно была и не здесь.
- Этот узел самый лёгкий, илот. О, это ты. Я помню... знаю. Помню ли я? Тот рассвет, когда они вынеслись наружу, тот закат, когда пал Авалон... я распутаю твой узел. Ты - здесь, но здесь ли?! - она снова рассмеялась, и из земли высверкнул золотой шип, настолько быстро, что увернуться он не успевал. Даже закрыться... Копьё пронзило Роба насквозь, через тунику, и так же быстро скрылось снова. За спиной тихо выдохнула Флубудифлуба. Дитя зерна с другой половины яблока.
- Чего мы не замечаем, когда оно есть, и больше всего хотим, когда этого нет, о Великая, - вкрадчиво поинтересовался Роб, заставляя себя не смотреть на дыры в тунике и чувствуя теплую ладошку Флу на своей руке, - Что является нужнее золота и важнее славы? Она - приветливая и грозная, добрая и мстительная, мудрая и непредсказуемая. Помогает нам, когда мы учимся, и является советчиком в несчастье, крепче, чем веревка и тверже, чем камень. Она - окончательная формула и главный источник истины. Что это, о Королева?
Твою же матушку, чтимую Эрнмас, чтобы её черти на вертеле драли! Робу хотелось биться головой о дуб, бегать кругами и выть по-волчьи одновременно. Страха не было, но было настолько сильное изумление, что пропадали слова и подобрать их, чтобы его описать, казалось безнадежной задачей. Мысленно попросив Муилен поторапливаться, хотя она этого и не слышала, Роб отчего-то ностальгически вспомнил щенков Девоны. Всех восьмерых. Пушистых, прожорливых тварей. И мать их, бесполезную суку. Какого дьявола они сейчас пришли на ум - ведомо не было, но вернуться в себя они помогли. Правда, осознание того, что спасла вот эта девочка, которая была здесь - и не здесь, заставив мерцать также и его, казалось странным, но правильным.

0

82

На половине лица Морриган отразилось невыразимое изумление. Копьё выскользнуло снова, на этот раз рядом с её троном, и богиня ощупала кончик, даже постучала по нему кованым - или литым - пальцем. Копье звенело как положено, металлом, и она непонимающе нахмурилась.
- Господин Роб, пожалуйста, если сможете, сотрите с неё это непотребство, - прошептала Флу, еле слышно, так, что разобрать слова помог только ветер. - Если будет где и когда...
- Что? - Великая вскинула голову, уставившись на Роба. - Ах, да. Возможно, ты и не здесь. Я... с тех пор, как стала я - не уверена. Трудно быть на... трудно - быть. И мне не нравятся загадки призраков. Ты - призрак? Явился, как и все прочие, напомнить? Укорить? Пенять сутью и природой? - сейчас она, казалось, почти стала прежней. Гордой, величественной королевой. Но - лишь на миг. Морриган осела на троне, сгорбилась. - Мне нечего ответить. Почему ты не уйдёшь? Зачем... помнишь?
- Потому что память оживляет даже камни прошлого. И в яд, выпитый некогда, подливает капли меда. - Доверительно сообщил Роб, кивая Флу в знак того, что услышал, - слышала ли ты о Филострате Флавие-старшем, Морриган? Хотя, откуда бы тебе... Он сказал, что все стирается временем, но само время пребывает благодаря памяти неуничтожимым. Отдашь ли ты мне за ответ на загадку голову Фи?
- Но у тебя есть своя, - нахмурилась Морриган, без гнева, задумчиво. - Я так давно не... хорошо.
За её спиной Роб заметил, как соскользнула с дуба Муилен, почти упала, приземлившись так мягко, что, казалось, не потревожила и траву. В руке она сжимала красивую, чистую омелу. С восковыми листьями и красными ягодами меж них. Оказавшись внизу, Мю замерла, прижавшись к стволу. Морриган не оглядывалась. Размышляла, кивая сама себе.
- Хорошо, илот, утверждавший, что женат на той, что некогда звалась Неистовой. Павший у её ног, павший перед ней, - голос Великой, несмотря на то, что губы наполовину состояли из металла, менялся. Становился мягче. - Дай мне ответ, и я отдам тебе то, что существует, не существуя. Только берегись. Они всё ещё алчут плоти того, что не они. Того, от чего отреклись.
Не женат, а взят в мужья. Казалось бы, мелочь, но она встряхнула Роба снова, почище копья. Не могла их Морриган так оговориться. Впрочем, эта женщина, наполовину состоящая из металла, Великой Королевой, кажется, перестала быть давно. Роб устало потер лоб, затосковав по своей - именно своей Бадб! - еще пуще, со вздохом ответил, говоря медленно, и плавно разводя руками, чтобы отвлечь этот огрызок богини от осторожных шагов Муилен.
- Это семья, о Морриган. Мы не замечаем ее, когда она у нас есть, но стоит потерять ее - алкаем больше всего на свете, мечтая, чтобы родные оказались рядом... Или живы. Она - нужнее золота и важнее славы, потому что только зная, что она есть, мы ощущаем полноту жизни. Только в семье тебя встретят приветливо и добро, помогут мудростью и поддержат в несчастье. Только семья грозно отомстит за твою гибель, буде такое случится. Или справедливо накажет. Семья крепка, и с нею ты понимаешь истину - счастье в том, чтобы быть в ней. Помнишь ли ты своих сестер, утратившая? И... я ответил на свою же загадку, держи слово, одинокая.
- Забирай, - Морриган кинула голову с такой силой, что Роб пошатнулся. - И убирайся. И другим призракам передай, чтобы не приходили. Да. Убирайся. Только, - она безрадостно усмехнулась. - Без неё.
Муилен, пойманная посреди движения, на середине размытости, возникла посреди поляны. Выглядела фэа так, словно её вот-вот вырвет, но омелу держала крепко.
Морриган же выпрямилась, и только глаз её дёргался в разные стороны, словно в поисках других нарушителей, которых никак не удавалось обнаружить.
- Значит, ты пришёл меня убить. Конечно. Зачем ещё. Последняя омела, последняя я, а они придут! Без омелы круг неполон! Я знаю, я пыталась... кажется. Неважно. Я - семья! Я - истина и мудрость, я... - она осеклась, мучительно пытаясь что-то вспомнить. - У неё ведь был шанс? Правда?
- Ты - Морриган, - мягко напомнил Роб, перебрасывая голову Флу, - Закон и Справедливость. И ты помнишь правила - девочка добыла омелу и она ее может забрать себе. Унести. А потом отдать тому, кому пожелает. И не может ей воспрепятствовать та, что закон этот и установила. Отпусти эту фэа, Старшая. И мы уйдем. И не вернемся. И другие призраки - твоя память - не побеспокоят ту, что будет сладко спать и видеть сны...
В сторону Флу полетела еще и фляжка с бренди - оттирать письмена, хотя Роб с большим бы удовольствием приложился к ней. Спасибо наставникам, учившим, что целитель может работать и голосом. Убедить - выполнить половину работу. Убедить исцеляемого, что он здоров - почти вылечить его. А потому говорил Роб негромко, но проникновенно, будто животное заговаривал, ведь Морриган - суть все живое. И обещая не возвращаться, был вполне искренен. Чтобы он еще раз... В этот focáil отнорок...
- Они придут, - пробормотала Морриган, оседая на троне. Устало и обречённо. - И я, наверное, усну. Ты прав. Я - Морриган, осколок всего. Обломок закона, огрызок справедливости. Законы... что от них осталось?.. Только я, но я - не помню.
Земля под ногами дрогнула, и над вершинами деревьев вознеслась фигура, чья голова уходила в облака. Выше деревьев, возможно, выше гор. Вдали, но казалось - рядом. Ещё великан. И ещё, пронизывая тучи алыми взглядами.
- Убирайся, илот, - повелела богиня. - И забирай с собой... детей. Пусть.
И Муилен оказалась близко, разом, единым движением, протягивая и омелу - и руку. Флу яростно оттирала странные, едкие чернила.
- Убираемся, - покладисто согласился Роб, принимая руку Муилен и уже сам цепляя за запястье своего адьютанта, - Флу, оставь... это здесь, не надо ее к нам тащить, хорошо?
Неистовая за такой подарочек, пожалуй, сама голову оторвет и на место пришить не озаботится.
- Я же уже почти!.. - тем не менее, Флу послушно выпустила голову из рук, и тут же ойкнула: то, что осталось от Фи, просто исчезло, рассыпавшись бесцветным песком.
- Домой, - вздохнула Муилен, которая всё ещё выглядела нездорово-зеленоватой.
И мир исчез снова. Последним, что ощутил Роб, были капли дождя, пролившегося с чистого неба, на лице.

------------------------------------
*шагом марш
** будь ты проклят
*** молния
**** б***дь
***** ругательство, настолько неприличное, что на него смотреть даже стыдно

0

83

4-й день в Туата.

Дождь этот он чувствовал еще долго. Даже когда спал под мерный разговор мельничных крыльев с ветром, свернувшись калачиком под теплым шерстяным пледом так, что наружу торчали только уши, отчетливо ощущаемые сейчас, как заячьи. Хотелось добавить: почему-то, но для этого нужно было проснуться, осознать себя, снова куда-то идти, с кем-то говорить, кого-то убивать, о чем-то думать. Это, разумеется, придется сделать, но позже. А сейчас Роба просто лихорадило от растраты себя, от того, что пришлось непривычно сложно колдовать, от марша через остатки мира, от острой жалости к той Королеве. Когда врешь богине - главное верить в свою ложь. Это Тростник отработал и проверил на неистовой, иначе не смог бы бежать. И сейчас не стыдился своей лжи, в которую поверила та Морриган, ведь в противном случае Муилен с ними бы не вернулась. Но зато - сожалел. Что оставалось несчастной сумасшедшей, утратившей память, кроме этого трона и этого дерева? Даже битву, которой упивалась Старшая, кажется, не предвкушала эта копия. Но помочь усталой тени Роб тоже не мог ничем, даже если бы захотел. Тело до сих пор помнило, каково это - быть нигде и везде, мысли все еще мельтешили, суетились - стоя на месте. Безумие Фи было настолько страшным, таким сложным, что Робу хотелось смыть его, выгрызть из себя, вылить с кровью - но не чувствовать. Просыпаться не хотелось еще и из-за Флу. Не было уверенности, что он сможет её поблагодарить за помощь, а не отвесит оплеуху. С копьем он бы справился. Через боль, слабость, отчаяние - но справился бы. А вот с этим изумлением, граничащим с полным отрицанием произошедшего, с этими отголосками всего и ничего, справиться - не мог. Пока не мог. Даже по неистовой не тосковал, хотя и желал её присутствия сейчас. Бадб могла бы помочь, вытряхнуть его из этого ящика, в котором он и находился, и нет. Но её не было тоже. Никого не было - ни жены, ни мальчиков, ни невестки, ни ордена. Не было и самого Роба.
Лишь серый пепел был под головой вместо подушки, покрывал его вместо пледа. Лишь мертвая земля. Лишь небытие.
И, всё же, что-то было. Сначала на грани, за подушкой, за толстым стёганым одеялом мельницы, существующей только касанием рук сестёр из рода Фихедариен-на-Грейн - и одновременно чьих-то ещё. Затем - границей между ней и настоящим миром. И, наконец, на лестнице, стонущей под шагами так, словно шла не женщина, пусть и богиня, а тот самый великан. Аспект Вороны разворачивал, раскрывал этот дом, который был слишком тесен, а браслеты теплели сами по себе, потому что Бадб - просто была. Вошла она без стука. Впрочем, стучаться было некуда - разве что в стену. Все комнатки на мельнице были завешаны красивыми покрывалами вместо дверей. И, видимо, сходя за двери, они всё же таковыми не являлись - по крайней мере, с точки зрения упорядоченного безумия. Богиня вошла - и остановилась, уперев руки в бока. Качнулись серьги в виде странных, фигурных воронов с бусами, а тартан... красно-сине-желтый тартан, переброшенный через плечо, скреплённый округлой брошью, подчеркнул всё, что, казалось бы, огромное шерстяное одеяло подчёркивать просто не могло. Возможно, потому, что, кажется, под ним у Бадб не было ничего больше. Судя по тому, как открывались плечо и рука, по тому, как волновалась ткань, по тому, что не виднелось из-под тёплого шерстяного края - юбки, ни зелёной, ни алой. Только чистая белизна кожи, до самых босых ног.
- Спит. Так, что дети волнуются. Пока жена, понимаете, страдает от взглядов этого вашего короля, терпит укусы чужой, - Бадб выделила это слово, - бытовой магии и финтифлюшек в лондонском доме.
- Выброси финтифлюшки, - сонно буркнул Роб, приподнимаясь на локте и с интересом оглядывая наряд Бадб. Вот уж чего он не ожидал увидеть на неистовой - так это килт Бойдов. Который богиня носила так, словно родилась в нем. Перехватив красноречивый взгляд, брошенный ею на ножны с мечом, сиротливо дожидающиеся своего хозяина у стены, он поспешно добавил, вставая, - моя вина, конечно, но... Ведь я там не был с того момента, как...
"Ты убила Розали. Снова." И это было настолько же неважно, насколько приятен и ценен визит Бадб. Роб, не раздумывая, сгреб ее в охапку, прижимая к себе, приобщаясь к жару стихий и дорог, к запаху ветра от волос, замер, наслаждаясь этим мгновением привычного.
- И тартан тебе к лицу, bean bheag, - вздохнул он, прикасаясь губами к виску неистовой, - воистину - богиня войны. Даже жаль, что не был с тобой при дворе.
- И я достала ещё смену одежды, - проворчала богиня, не отстраняясь. Делясь собой и включая в себя. - Дитя предлагало зашить, но мне почему-то кажется, что лучше заменить полностью. Всё равно оно пыльное. А тартан - замечательный, - она оживилась, с полуулыбкой вскинула тонкую бровь. - И у тебя хорошая семья. Тёплая. От такого становишься... словно бы больше, хотя я до сих пор не уверена, что понимаю.
Роб вздохнул благодарно, прикасаясь ладонью к ее волосам. Спокойная, понимающая и даже заботливая неистовая была непривычна тоже, но очень нужна сейчас. В конце концов, вдохновлять воина можно не только пинком в самое больное или постельными утехами, но и вот таким подобием домашнего очага и семейного уюта.
- Это и твоя семья, - поправил он её с улыбкой, - за которую я, как оказалось, очень благодарен тебе же. Проводишь до лагеря? Тебе, кажется, здесь не слишком хорошо.
- Мельнице не слишком хорошо от меня, - поправила Бадб, но тут же со вздохом пожала плечами. - И она даёт это понять. Хотя дети старались. Провести кого-то вроде меня в место вроде этого... - в голосе прозвучало почти восхищение. - Они очень испугались.
Хмыкнув и досадливо закатив глаза, Роб подумал, что испугался тоже. Но уже спокойно, без тоски и того странного состояния, что древние греки называли μελαγχολία, а сам он - попросту хандрой. И, чувствуя, что снова оживает, аккуратно пригладил упрямый рыжий локон, ниспадающий на лоб неистовой, радуясь ему, будто стягу возрождения, символу присутствия Бадб.
- Хотя, пожалуй, стоит вернуться в резиденцию и повыкидывать кое-какие финтифлюшки, - с усмешкой проговорил он, - жена, знаешь ли, ревнива и дерется. А дом в Лондоне мы можем, скажем, подарить Фламбергу. Купишь себе другой, доходы от Портенкросса позволяют.
Портенкросс... Не замок даже, укрепленное поместье на берегу. Его подножие ласково целует море и в шторм волны захлестывают даже стены. Древний Арнейл, где находилась - и находится усыпальница королей древности. Маленький, крепкий, построенный из того же теплого, красноватого камня, на каком стоял, он приносил доход от деревни Вест-Килбрайд, или - Seann Chnuic, Старые Холмы. В деревне выращивали овец, дающих тонкую шерсть, ткали самые теплые шали и пледы, плащи и выделывали овчину. Выращивали пшеницу. И давали приют контрабандистам, за умеренную, но обязательную плату. Любой из них знал, что заплатив, он обретет в замке или деревне укрытие и покой, что его не выдадут. Дружить с "поморниками" и пиратами было выгодно, хоть и бесчестно.
- А еще, кажется, тебе придется подготовить Портенкросс к прибытию туда полка, моя Бадб. И повесить управляющего на воротах. Потому что ворует, скотина.
Только договорив, он заметил выражение изумлённого неверия на лице богини.
- Подготовиться к прибытию... управляющий... поместье... Роб Бойд! Мы, возможно, всеведущи, но я не имею об этом всём представления! За исключением повешения. За воровство.
Роб рассмеялся и, приподняв Бадб, прогалопировал по комнате с нею в бергамаске.
- Сказала! - Радостно поделился он с мельницей уже после того, как остановился и оторвался от губ неистовой, в которые впился в счастливо-горячем поцелуе. - Она это сказала! Позвала по имени! А ну, скажи еще раз!
Для богини, что соединяет в себе стихии и пути, имена не значили ничего. Роб был почти уверен, что Тростником-то она его назвала однажды, чтобы войска просто-напросто знали, как к нему обращаться. Но для него имя было важно, оно говорило ему, кто он, определяло самость.
- А с замком - справишься, - продолжил он, принимаясь расхаживать по комнате, так и не выпустив богиню из рук. - Ты же не глупышка, что думает лишь о нарядах и ухажерах. Неужели богиня войны не сможет отпинать управляющего, отдать приказ старосте деревни и порадовать начальника гарнизона скорым пополнением?
Была и еще одна причина тому. Бадб была стягом ренессанса, его символом, идеей и вдохновителем. Негоже ей было оставаться за плечом своего консорта, стоять в тени Роберта Бойда. Она не нуждалась в защите, хоть это и огорчало, но в мире мужчин, где женщинам оставался удел вышивальщицы, где жены управляли поместьями, выпрашивая деньги на них у своих супругов... Бадб должна была стоять сначала на равных с ним, а потом - и впереди. Иначе ему придется самому требовать поклонения, чего не хотелось бы. Сложным казалось пояснить нынешним властителям, что это его возносят, прикрываясь его же фамилией, как щитом. В Шотландии, где женщины все еще были свободнее, нежели в Англии, начинать это было проще. Пусть лэрды увидят, как Бойдами из Портенкросса управляет рыжая, восхитительная Бадб. Как подписывает чеки и приказы, скрепляя их печатью с гербом, которая должна быть у её мужа. Как распоряжается деревней и кокетничает с контрабандистами. Как по-мужски твердо ведет дела, оставаясь женственной. Там, где становились невозможными слова - работал пример. А уж когда жены лэрдов насмотрятся на это... Известно, ночная кукушка всех перекукует.

0

84

25 января 1535 г. Резиденция.

Путь от оранжереи до кабинета Роб проделал, как настоящий партизан, перебежками, опасаясь встретить садовника. Или кого-то из магистров. К счастью, было утро, магистры только просыпались, садовник был на обходе в заснеженном саду, а воспитанники настолько привыкли к спешащему Циркону, что просто не обращали внимания. И лишь в кабинете, где все осталось также, как и до ухода, Роб с огромным наслаждением приложился к графину с вином на долгие несколько минут, а затем рухнул в кресло. Камин он зажег щелчком и расслабленно вытянул ноги к огню. Глядя на рыжие, сродни локонам Бадб, пряди, что весело плясали на яблочных дровах, он невольно вспомнил Антисфена: "С политикой следует обращаться как с огнем: не подходить слишком близко, чтобы не обжечься, и не очень удаляться, чтобы не замерзнуть." Вот уж никогда бы ни Тростник, ни Роб Бойд не подумали бы, что будут плясать еще и с этой капризной девкой. Первый считал своим призванием войну, второй - жизнь и Орден. И никто - политику. Но - приходилось, и Роб не мог сказать, что ему это не нравится.
Однажды Робу довелось беседовать с Эразмом Роттердамским, который считал войну варварством, а воинов - варварами. К счастью, мудрец и друг Томаса Мора не видел его полка. Иначе утвердился бы в этом мнении окончательно и, чем черт не шутит, написал бы пару-тройку книг. Когда Роб уходил в мир-как-он-есть, полку выдали новую одежду и кольчуги. И даже сейчас, когда эти воины, привыкшие сражаться лишь в легком кожаном доспехе, а то и - обнаженными, приспосабливались к тяжести металлических рубах, к весу стальных мечей и шлемов, когда со скепсисом поглядывали на пятнистые, в цвет лесных кустов, штаны и туники... В общем, даже этот переодетый полк уже выглядел достойно. Правда, шум тренировочного лагеря к отдыху не располагал: орали сержанты, привыкающие называть себя так, бегали, дрались, лязгали оружием, ели, с фырчаньем мылись, воины. И пахло это уже - дисциплиной и воинским единством, грозным строем копий и чеканным шагом, от которого содрогалась земля. Роб с удовольствием подумал, что еще необходимы тартаны - и потянулся в кресле. В конце концов, теперь даже неистовая носила килт, который он так и не успел с неё снять. Впрочем, время у него еще будет. И нужно было проехать хотя бы до Бермондси. Бадб хотела груш, а волкодавы нуждались в самоцветах и овечьей шерсти.

Все же он, должно быть, заснул, хотя и собирался работать с письмами. Или просто нырнул в то забытье перед сном, когда звуки кажутся приглушенными и громкими одновременно. Так или иначе, стук в дверь кабинета заставил вздрогнуть. Новости, который принес Ёж - еще и выругаться. Юный Артур Клайвелл сбежал из дома, чтобы стать михаилитом. Мальчика Роб застал в холле, под охраной одного из воспитанников. Рыжеволосый, с чистой белой кожей, Артур был неуловимо похож на своего отца - и на кого-то еще. Упрямо-задумчивое выражение лица, определенно, было констебльским. Завидев Роба, мальчик нахмурился, будто в раздумьях, и кинулся вперед, ловко увильнув от рук воспитанника, финтом обманув Ежа.
- Магистр! - Заорал он, вцепившись в ногу. - Я не пойду домой! Я от бабушки ушел, я от Бесси ушел, я даже от сержанта Хантера ушел! А папы дома нет! И он не против будет, я знаю! Не хочу я быть юристом или этим... богословом!
Роб, тяжело вздохнув, опустился на корточки перед ним, чуть отодвигая от себя. В михаилиты мальчишка годился - и рослый для возраста, и крепкий, и огонь в нем бьется жарко, не находя выхода... Да и таланты отца по части драки явно унаследовал. Спрашивать, уверен ли Артур в своем выборе, он не стал. И без того ясно - из прихоти до Форрест-Хилл не бегут. Да и четырнадцатую спальню только начали формировать и мальчик был бы в ней всего вторым. Роб потрепал ребенка за рыжий вихор на макушке и согласно кивнул Ежу. Дети - душа Ордена, они продлевают ему жизнь. Старый замок будто радовался, светлел окнами и переходами, когда в него приходил новый мальчик, отдаривался теплом стен, оберегал воспитанников от случайных травм. Уильям Тревон, построивший сначала монастырь, а потом перестроивший его в крепость, дело свое знал туго. Он говорил с каждым камнем, с каждой крупицей раствора, вкладывал себя, свою тоску по детям, свою любовь к ним. И ушел в эти камни подностью, слился с ними, также, как и магистры, что покоились в капелле. Духи-хранители, что ждали своего часа, чтобы явиться на помощь замку. Роб не напрасно мечтал, чтобы его похоронили именно здесь. Воин - и в посмертии воин. Ни в ад, ни в рай - в резиденцию. Исида, которую посетителям выдавали за египетскую Мадонну, память о крестовых походах, в капелле стояла неслучайно. Точнее - намеренно. Единственная женщина в резиденции, чье платье на коленях было затерто от прикосновений детских ручек, была не только воплощением женственности и материнства, но и покровительницей мертвых. И, как ни странно, детей. Вместе с нею Основатели привезли в резиденцию и обряды, и единство, и правила, каким следовали при избрании в капитул. Магистром мог стать лучший воин из лучших, разумный, верный Ордену и себе. Посвящаемого вводили в круг капитула и открывали те тайны и практики, что не знали остальные воины. И новый магистр узнавал, что ему не грозят котлы преисподней, скука райских кущ. Отныне - и довеку, он будет хранить покой замка и детей.
Не самое худшее посмертие - встать плечом к плечу в призрачном воинстве, когда тебя призовут, еще раз почувствовать, как самая душа твоя трепещет от предвкушения битвы, увидеть страх в глазах врага. Не самая худшая участь - хранить этих детей. Какие бы жаркие споры не кипели в капитуле, какие интриги не плелись бы, в одном магистры были единодушны: пока дети живы и верны Ордену - жив и Орден. И Бадб верно поняла, что замок ждет, предвкушает. Это магистры и наставники ждали и предвкушали в своем смертном сне. Это их незримые руки тяжело пригнетали к каменным полам чужаков: богов, демонов, святых. От их взглядов ломило крылья у неистовой. И это они радовались, когда воспитанники возвращались с тракта, привествовали новых детей и долго смотрели вслед тем, кто покидал эти стены для пути. К счастью, Роба воины не отвергли, несмотря на договор и брак с Вороной. И Роберт Бойд, магистр Циркон, надеялся, что рано или поздно они примут и богиню. Ведь Бадб могла дать им тоже самое, что и Исида - и даже больше.

0

85

26 января 1535 г. Бермондси.

Бермондси Робу всегда напоминал муравейник. И он искренне сочувствовал Джеймсу Клайвеллу, которому выпала участь быть стражем порядка и закона в этом городке. Здесь всегда было много проходимцев и торговцев, различного рода перекати-поле. Люди спешили из Лондона, в Лондон - и миновать Бермондси им было никак нельзя. Впрочем, сейчас сам Роб ехал не в столицу.
Когда Феникс, огненно-рыжий жеребец, игриво помахивая хвостом, который воспитанники в очередной раз заплели в косицу, зацокал копытами по мощеной Эсмеральд, к дому констебля, из окон домов принялись выглядывать любопытные физиономии старушек. Пожилым дамам Роб откланялся со всей любезностью, на какую был способен, и спешившись у небольшого двухэтажного дома Клайвеллов, стоящего наособицу, постучал в дверь.
Внутри почти сразу прозвучали частые шаги, и дверь, даже не спрашивая, кто пришёл, распахнула Бесси Клайвелл. И тут же, увидев Роба, отступила на шаг, прижимая руки к груди. Девочка выглядела несчастной и до крайности встревоженной, что только подчёркивали красивое новое, нежно-лиловое платье и чуть более тёмные ленты в волосах. Но в глазах её вспыхнула надежда, впрочем, тут же погасшая.
- Господин Бойд! Вы... я только отправила голубя, а он же никак не успел бы. Значит, вы к отцу?
- Голубь не успел, дорогая Бесси, зато Артур благополучно добрался, о чем и сообщаю, - Роб снова поклонился, но на этот раз девочке, и сокрушенно покачал головой. - И в отчий дом отказывается возвращаться наотрез. Не хочет быть ни законником, ни богословом, ссылаясь на то, что Джеймс не против стези михаилита.
Пожалуй, не стоило огорчать девочку тем, что её брат обещал стать отличным михаилитом.
За несколько секунд на лице Бесси Клайвелл поочередно отразились непонимание, облегчение, негодование, пока девочка не вспыхнула чистой злостью. Она сжала кулаки и выпрямилась. Казалось, даже волосы попытались возмущённо встать дыбом - но их держали и ленты, и гребешок.
- Отказывается?! Я этого чёртова стервеца за уши притащу! Или просто оторву! Как он мог?! Не предупредив! Я с ума сошла! Мистер Хантер с ног сбился! И что подумает отец, когда получит моё письмо?!
Эта дама, хоть и весьма юная, хотя бы не плакала. Роб облегченно вздохнул, радуясь, что в этот раз платок не понадобится. Объяснения с родственниками были частью работы магистра над трактом, но Бесси была уже чуть больше, чем просто сестра сбежавшего Артура.
- Джеймсу я напишу, - успокаивающе улыбнулся ей он, - и если ваш отец решит, что Артуру лучше вернуться домой - я его привезу. Пусть пока в резиденции поживет. А то ведь снова сбежит.
Сказал - и слегка оторопел, неприлично и изумленно уставившись на молодую женщину, что спешно, чуть ли не вприпрыжку, приближалась к двери из глубины дома. На Фи! Но, черт побери, если бы эту Фи увидела Королева, ее хватил бы удар! Особенно от черного платья с корсажем в синюю и белую полоску и странной формы шляпки с двумя черными лентами и надписью "Renaissance" по околышу. Золотыми буквами. Роб даже тряхнул головой, чтобы прогнать это видение, но то не исчезало, а напротив - становилось все ближе.
- О... - Бесси оглянулась тоже и с улыбкой протянула богине руку. - Господин Бойд, это - миссис Фиона Грани*. Моя учительница магии. Помните, то, о чём всё вздыхал ваш брат-проверяющий в резиденции?
- Да, конечно, - чуть отстраненно согласился Роб, заставляя себя отвести взгляд от шляпки Фи. - Кажется, я уже встречал где-то миссис Фиону, вот только не помню - где. И явно не знаком с мистером Грани.
Однако, Фи умудрялась вывести его из равновесия, как с этим не справилась бы иная. Но лучшего учителя магии для почти друидического таланта Бесси Клайвелл было не найти. Хотя Джеймс, наверное, был бы против, узнай, кто эта милая миссис Фи... То есть, Грани.
- Он большую часть своей жизни провёл награнице с Шотландией, там и умер в стычке с какой-то бандой. Кажется, из-за яблоневого сада, - светски заметила Фи, не выказывая признаков горя. - Или вишневого? Или от копья под дубом? Как бы там ни было милорд, мы с вами едва ли встречались. Где бы? Разве что вы проезжали мимо нашего скромного дома, когда-то давным-давно? Маленький розовый домик, у реки, все берега в тростниках, весь садик - в розах?
- Да, - честно изобразив раздумья, согласился Роб, - помнится, там еще стая ворон на воротах каркала. И розы были удивительно колючими. Прошу прощения, мисс Клайвелл, миссис Грани, вынужден вас оставить.
Груши для Бадб и самоцветы для волкодавов не терпели промедления. Тем паче, что Роб уже отправил голубя в Портекросс, уведомляя о своем скором прибытии. В замке он обычно бывал раз восемь за год, но с неистовой подобные путешествия становились быстрее, да и проще. Он с удовольствием бы купил самоцветы и для нее, но что такое драгоценные камни для той, что видит их суть? Ненужный знак внимания?

0

86

На рынке его поджидал ещё один сюрприз, словно мало их было для этого чересчур уже затянувшегося дня. У лавки ювелира торчал наглый ленивый Рысь, подкидывая на руке кусочек тёмного, почти чёрного янтаря. И лениво переругивался с каким-то... какой-то попрошайкой. У девочки лет десяти, бледной до прозрачности, с русыми волосами, слишком маленькой для своего возраста, левый глаз был закрыт аккуратной повязкой, и она явно припадала на одну ногу. Попрошайка хмурилась, а михаилит выглядел совершенно довольным собой, чему Роб устало порадовался. По крайней мере, Рысь был жив. И, кажется, здоров. Хотя и весьма опрометчиво показался в такой близости от резиденции - верховный уже пару раз успел обмолвиться, что неплохо бы темницы украсить чучелом рыси, для устрашения. И Роб был склонен считать, что фон Тек говорил отнюдь не о животном с далекой Руси.
- Брат Рысь! - Окликнул он михаилита, и пошел к нему, ведя Феникса в поводу.
- Магистр Циркон, - титул этот Рысь всегда произносил крайне уважительно. И часто. - Какой приятный сюрприз. Вот так заедешь передохнуть от трудов непосильных, - обратился он к девочке, - а въехать не успел, и сразу приятно встречают. Дружеские лица, морды... морды лошадиные, конечно.
Попрошайка нахмурилась сильнее и отступила в сторону. Рысь, кажется, не нравился ей вовсе.
- И лучше бы выехать, - не менее уважительным тоном посоветовал Роб, тяжело вздыхая снова прорезавшемуся акценту. - Птичка на крыле принесла нечто, заставившее верховного мечтать о чучеле из большого, пушистого, пятнистого и очень наглого кота.
Подумать только, четвертый десяток разменял Теобальд Батлер, а склонности к жульничеству не утратил! А ведь ремесло знал получше многих, да и фехтовальщиком был отменным. Может быть, именно поэтому Роб и не предложил капитулу отлучить Рысь от Ордена и выдать властям. А может быть, из-за того, что михаилитов было мало, и даже такие, как негодяй Батлер, делали работу хоть как-то.
- О, Господи, - вздохнул Батлер, возводя очи небу. - Сплошные завистники вокруг. Но ведь я только приехал. Хочется отдохнуть, ванну, пару-тройку женщин, восхищения послушников. Хотя, ладно, без последнего обойдёмся. Неужели старый друг-магистр не сможет пригладить пёрышки верховного, чтобы красивый котик мог продолжать жить в своё удовольствие, как уж привык? Ну, подумаешь, боевые холопы жалуются. Зато ордену двойная прибыль. Или вовсе тройная.
Роб хмыкнул, с трудом подавив желание хорошенько съездить Рысю... Рыси... Батлеру по челюсти, и покосился на попрошайку. Говорить при ней не хотелось, но девочку, такую худую, маленькую, да еще увечную, было жаль. Он вытащил из кошеля золотой и протянул нищенке.
- Возьми, дитя. Рысь, котику лучше уехать куда подальше. В Эссекс, к примеру. И честно выполнять контракты, хотя бы через один. А то ведь старый друг-магистр может утомиться от приглаживания перышек. Да и на вилы обычных, не боевых, холопов напарываться очень уж не хочется.
Где-то в Эссексе был Раймон. И была надежда, что Рысь попадется ему по пути, если согласится. И если Роб сам не мог устроить мордобой в Бермондси - михаилиты, ровняющие городок с землей, чести Ордену не принесли бы - то Фламберга ничего не сдерживало. А морду Рыси мог набить и он - с удовольствием и без лишних раздумий.
Девочка, меж тем, поймав монету, сверкнула улыбкой, на миг чем-то очень напомнив мелкого проказливого импа, поклонилась и исчезла, скрывшись за спиной объёмистой леди в меховой накидке. Рысь в свою очередь кивнул чуть в сторону, предлагая пройтись.
- Не люблю Эссекс. Сыро, холодно и никаких развлечений. Может, всё-таки здесь? Глядишь, котик ведь и пригодиться может. Вечно же то тут что услышишь, что там. Но от одного упоминания Эссекса, не поверишь, всё из памяти куда-то девается. Или от мыслей о чучелах.
- Поразвлекался уж, - проворчал Роб, с тоской покосившись на лавку ювелира, - что тебе стоило тех хобий в Глостере добить? Полчаса работы - и никаких чучел.
Мерзкий Рысь отвлекал от груш и самоцветов. И потому Роберт Бойд со вздохом уступил место магистру Циркону.
- К тому же, желание приглаживать перья зависит от того, что котик хочет сказать. И как много готов слышать, - закончил он уже холодно.
- В Глостере? - Рысь на миг задумался, потом закивал. - Так они за тварь платили, которая грызёт? Я и убил тварь, которая грызла. Ну и погода была... только по лесу и шарить. Следы замело и вообще. Да и место богатое, явно могли заплатить дважды. Ничего страшного. А вот что я хочу сказать... - михаилит приостановился и поднял янтарь, разглядывая через него тусклое зимнее солнце. - Странное дело. Довелось недавно встретить человека, который ну очень на тебя похож. На того, которым был, конечно. Со шрамом, и постарше... кстати, ты просто обязан поделиться рецептом. А то морщины начали появляться.
- Удачный брак - залог молодости, - недовольно буркнул Роб, - но я уже чувствую, как котячье... тьфу, кошачье чучело в темницах становится все менее вероятным. Дальше.
Мистер Армстронг, кажется, поспевал везде и всюду, как и сам Роб, с которого этот ренегат брал внешность. Счастье, что он еще не знал о молодости своего двойника.
- М-м, у твоей жены сестры нету? С таким же эффектом? - поинтересовалось наглое животное, но всё же продолжило. - Так вот, стало мне интересно. Ну, прогулялся, натурально... а, да, в Бирмингеме дело было. Отличный город, в последнее время - мой любимый. Ну да ты и сам знаешь, что там творится.
- У моей жены три сестры. Особенно младшая, хотя, - Роб вспомнил странную шляпку Фи и усмехнулся, - вполне возможно, что она старшая.
Чертов акцент! Ну вот кто так говорит - "особенно младшая?" Только тот, кто был шотландцем тогда, когда и Шотландии-то не было.
- Дальше, - подбодрил он Рысь, - то, что творится в Бирмингеме - не важно. Оно, кажется, уже традиция.
Михаилит покачал головой.
- Традиция, которой всего пара лет, и всё никак не... утрадичится? В общем, там нынче весело. Иначе, чем когда пареньки Дадли впервые вошли в город, но всё же хорошо. Развлекательно. Этот твой двойник развлекаться-то не дурак. И девки на него вешаются... слушай, если ты так помолодел, втрое больше будет, что ли? Надеюсь, жена не ревнива. В любом случае, живёт он там у самой дорогой девочки. Молоденькая, рыжая, прямо огонь! Для аристократов. А если и не живёт, то бывает часто. Так, а что там с чучелом? И знакомством со свояченицами?
Вот тут Армстронг просчитался. Женщины действительно липли к Робу, как мухи к мёду - или чему иному, тоже привлекающему мух, - но жить со шлюхой... Или бывать у нее часто... Проститутками Роб брезговал даже в Форрест-Хилл, где приходилось следить за тем, чтобы воспитанники посещали здоровых. Он не мог назвать их грязными, не презирал, но от ощущения лжи избавиться не мог. Отчего-то изменница, что пользовалась отсутствием мужа, чтобы завлечь в постель, казалась менее... лживой? Слово было не то, и Роб досадливо прищелкнул пальцами. К тому же, с тех пор, как умерла Розали, рыжей у него не было ни одной. И, кажется, видели все, как он от них шарахался, точно от прокаженных. Неистовая - не в счет. Жена. Он снова глянул на Батлера. Медленно и очень вдумчиво поправил манжету оверкота, в который раз подивившись тому, как Эмма за ночь успела вышить такой сложный рисунок.
- Сдается мне, друг мой Тео, - проникновенно заговорил Роб, глядя в переносицу собеседника, где действительно уже начали намечаться морщины, - что водишь ты меня за нос... Впрочем, в Бирмингем все равно сейчас не поеду. А что до девок... Ну, пусть развлекается под моей личиной, раз уж со своей не повезло бедолаге.
Странный мистер Армстронг, право. Репутации Роба подобное навредить не могло - михаилиты способны были отличить своего Циркона от чужого, а способ выманивать на живца и вовсе был нелепым. Если уж хочешь мести - приходи сам, где найти - знаешь.
- Да и чучело пока, кажется, даже от ордена еще не отлучено, - прозвучало, должно быть, чуть злобно, но Роб заметил лоток с фруктами, среди которых были и груши, и персики, и даже огромный ананас, - и котик явно хочет сохранить свои привилегии, я верно понимаю?
- Когда и кого я водил за нос?! - возмутился Рысь. - Ну, может, и не живёт он там, но бывал - точно. Два раза. Но привилегии, несомненно, греют мне сердце... и остальные части тела. Так что?..
Роб хмыкнул, наблюдая за ловкими, уверенными движениями, которыми очаровательная, хоть и слегка полная торговка, наполняла корзину грушами.
- И где, и когда, и зачем, и почему... Ты думаешь, я шучу, когда говорю о чучеле в темницах? Ты там, кажется, не был ни разу, верно? Воздух в камерах настолько сухой и горячий, настолько разреженный, что тело не гниет, а усыхает. Несчастный брат Демон до сих пор висит там на цепях, в назидание. А ведь всего-то нарушил почти все пункты устава. Прилюдно. Я тебе искренне советую убраться подальше от резиденции. Вот, хотя бы и в Бирмингем.
Повторять слова о необходимости почаще честно исполнять обязательства контрактов, Роб не стал. Дураком Рысь не был, все же.
- А магистр над трактом напишет уж отчет, что провел беседу, разъяснил и раскаял. В который раз.
- И что же делать в славном городе Бирмингеме, за исключением издевательств над населением?.. За которое, между прочим, ещё и не платят. Или плохо платят.
- Писать письма, конечно же, - удивился Роб, меняя несколько монет на корзину и улыбаясь торговке, - с интересом почитаю. А уж с заработком ты не оплошаешь, не сомневаюсь.
Если Рысь и почувствовал разочарование, то этого не показал.
- Ладно. Будем считать, что я проведён, разъяснён и полностью раскаян. Аж самому на душе легче стало, веришь.
- Не верю.
Впрочем, по плечу Батлера Роб хлопнул, прощаясь, вполне мирно. Мерзкая и ленивая скотина Рысь теперь поутихнет на некоторое время, как всегда и бывало. А значит, теперь можно было заняться Портенкроссом и не менее мерзким нахалом и бретером Вороном.

Следующие несколько дней прошли в орденской суете. Заседания капитула, разбор писем и жалоб, беседы с воспитанниками... Ночными вспышками - тоска по жёнушке, без которой было одиноко в комнате под крышей.
Сны о прошлом, отрывистые, тяжелые, в которых по лицу стекала чужая кровь, снова тревожили его, заставляли подниматься на крышу, чтобы ветер и снег прогнали эти тени, выстудили их. И Роб с трудом дождался, когда Бадб утащит его в Портенкросс.

________
* от gràinean - песчинка

0

87

31 января 1535 г. Портенкросс, Шотландия.

Против орденского замка Портенкросс был маленьким. Очень маленьким, продуваемым всеми ветрами, несмотря на обилие каминов. И очень уютным - несмотря на ветра и на то, что во время шторма погреба и кухня были полны моря, а повариха, подоткнув повыше юбки, порой ловила рыбу прямо под столом для готовки. В нем было мало окон, но свет давали свечи, а тем, кому требовалось солнце, достаточно было подняться на башню. Или просто выйти на утес, где стоял замок. И тогда становились видны древние холмы, окружавшие долину с деревней, и бескрайнее синее небо, с бегущими по нему белыми овечками-облаками, и море, свинцовое зимой. Вечношумящее и белопенное.
- Доброе пожаловать домой, - обратился Роб к самому себе и пустил Феникса в галоп.
В деревушке, из которой уже видно было небольшой, почти квадратный замок со штандартом Бойдов над покатыми крышами, его узнали сразу, хоть и заезжал редко. Узнали - и обрадовались так, как, пожалуй, только раз, когда гарнизон разгромил шайку заезжего младшего сына кого-то из незначительных пограничных лордов. В это время каждый, у кого хватало сил захватить паршивую башню, уже считал себя вправе носить титул...
- Добро пожаловать домой, милорд, - повторивший его слова Каллум, старейшина, вовсе не походил на птицу. Скорее на рыжего медведя. И говорил почти так же, с удовольствием раскатывая "р". - И благодарствуем.
Если новый облик лэрда старейшину и смущал, он этого не показывал. По крайней мере, те части лица, которые не покрыты были бородой, удивления не выражали. Впрочем... насколько помнил Роб, Каллум вообще принимал мир, как он есть. Очень полезное качество. Зато жена его, Айли, любопытства не скрывала. Судя по горящим глазам, вскоре о помолодевшем лэрде должно было узнать всё графство. Если не дальше. Наложившись, несомненно, на новости о новой госпоже. Феникс, недовольный тем, что прервали такой увлекательный бег по заснеженной долине между высокими холмами, скрывающими и море, и горы, принялся пританцовывать, переступать с ноги на ногу. Вот же тварь норовистая! Сохранять невозмутимость и достоинство лорда на пляшущем жеребце было непросто, а уж когда Феникс неожиданно и резко остановился, Роб и вовсе с трудом удержался в седле.
- Go maire tú*! - Поздоровался он со старейшиной, приветливо улыбаясь. - За что благодарствуете-то, почтенный Каллум?
- А-а, - Коллум кивнул, словно что-то поняв. - Госпожа ваша cìsean*, значит, на четверть сняла. А сейчас, такой зимой, оно совсем хорошо. Мало ли ещё, какая весна будет.
- Так миледи и благодарите, меня-то не за что, - еще шире улыбнулся Роб, втайне радуясь этому самоуправству неистовой. Пусть. Пусть наслаждается жизнью, не чувствуя скуки безвременья, пусть управляет землями, покоряет сердца крестьян. - Как она решила - так и будет. Все ли спокойно, почтенный Каллум?
- Ну, - старейшина расставил ноги шире и пригладил бороду. - Значит, в пещерах, говорят, снова кто из чужих завёлся, но пока не лезли. Но на всякий случай солдат-другой всегда наготове. Посматривают, послушивают. Погоды, значит, паршивые, но, глядишь, пояса затягивать не придётся, - и добавил снова: - оно, конечно, весной будет видно. С купцами, конечно, сейчас туго, так что мелочь всякую прикупить бы, но и то недавно караван был. С наших-то, знаете, проку нет, кто в заливчиках пристаёт. Так что, выходит, хорошая зима, - последние слова прозвучали без особенно оптимизма и даже как-то с настороженностью.
- А миледи - ну прям Бадб, как есть, - подхватила Айли, умилённо улыбаясь. С предвкушением. - А вот, лэрд, насчёт весны-то... ведь сколько уж правильного благословения не было. С того, небось, и зима такая. Этой весной-то ведь порадуете землю?
- Помилуйте, уважаемая Айли, - взмолился Роб, оглядывая деревню, где дома были отстроены не чета господскому - с почти лондонским шиком купцов средней руки. Вест-Килбрайд, в каждом дворе которой мычали коровы и ржали лошади, громко орали гуси, блеяли овцы, а жители были румяны и крепки. И чтили старые обычаи, хоть и украдкой, прячась от священника, отца Дункана. Жгли костры Белтейна, после которых у многих девиц животы лезли на нос, радостно отмечали Самайн и Йоль. И даже Имболк праздновали, оставляя Бригит кусочек масла в маслобойке. - Какое благословение? Вы сами с этим на Белтейн справляетесь. Отец Дункан венчать не успевает.
В каждый его визит, староста, сокрушенно вздыхая, свой доклад заканчивал словами о том, что земля-то оскудела и неплохо бы лэрду, значит, по старому обычаю ее освятить и благословить. По старому обычаю - с какой-то деревенской девчонкой, которую назначили исполнять обязанности жрицы, прямо на пахоте. Роб чтил обряды, но именно этот ему исполнять не хотелось. А уж учитывая, что результатом такого обряда чаще всего была беременность... Роб желал ребенка больше всего на свете. Что об этом думала Бадб? Пожалуй, спрашивать он не стал бы.
- Сами - то, да не то, - неожиданно упрямо ответила женщина. - Не мы ведь - земля эта, а лэрд и лэди, скажете, нет? Никогда лучина костра не пересветит.
- Весной и поговорим, - в который раз малодушно отговорился Роб, понукая жеребца. Феникс лениво покосился на него, мотнул головой и неспешно, шагом тронулся, заставив обреченно вздохнуть. Верный в битве, норовистый в быту. Будь он светлым, Роб признал бы в этом коне себя. Но тот был огненно-рыжим, а потому во всем была виновата неистовая.

В одном, как оказалось, она была виновата точно. Управляющий, пухлый, жеманный, всегда хорошо одетый, спал с лица и прошмыгнул мимо мышью - не забыв, правда, низко поклониться. Даже недешёвый оверкот выглядел каким-то выцветшим. Ещё одним сюрпризом стала новая-знакомая служанка с красивым именем Ларк. В отличие от управляющего, девочка цвела, но наглость, которую помнил Роб, словно пригасла, сменившись явным удовольствием и от платья, и от замка. Даже книксен был лёгким, приятным, почти напоказ. И сколько бы дней Ларк ни провела в замке, к Бадб она провела безошибочно. Внутри было также скромно, как и снаружи - Роб не считал нужным тратить на обстановку деньги. Простой длинный стол в трапезной, окруженный табуретами и с единственным роскошным креслом для лэрда - на этом настаивал управляющий и Роб, махнув рукой, сдался. Шахматный столик, пара шкафов с книгами и письменный стол - в библиотеке, она же кабинет, она же приемный покой для крестьян. Скудно обставленные комнаты для гостей и хозяйская спальня под самой крышей. В ней и вовсе была лишь большая кровать да сундук. Даже ковров и гобеленов почти не было, но зато имелись огромные камины. И была конюшня, огороженная стеной, а рядом с нею - псарня.
Богиня обнаружилась у камина в библиотеке, небрежно завернувшись в тартан поверх платья, она читала - "Commentarii de Bello Gallico". Четвёртую книгу. Вдумчиво.
- О друидах он изрядно наврал, - заметил Роб, опускаясь на пол у её ног и прикасаясь к руке, - но в остальном... Я бы сказал - был велик.
- Подготовка, организация, скорость и изменение. Приспособление, - с некоторой горечью ответила Бадб и закрыла книгу, заложив страницу. - Всё, что нужно для завоевания мира. Хотя, конечно, богатство Рима ему не мешало тоже. Держать в поле столько легионов... кстати, с этого дня поместье будет приносить на десятую долю больше.
Роб поморщился, не желая говорить о делах именно сейчас, и поднялся на ноги.
- Это радует, но... Для чего мы сидим в стенах, под присмотром слуг?

0

88

Утес, куда Роб привел свою неистовую, казался невысоким. Но - только казался. Еще в детстве Робу довелось убедиться, что глубина под скалой ужасающая, не прогреваемая даже в жаркие летние дни. А уж до дна, ярко играющего в прозрачной воде цветными камешками, и вовсе донырнуть могли немногие. Но зато под этой, почти отвесной скалой, жили перловицы, украшая её наростами своих колоний, врастая в камень. Перловицы напоминали его самого - каким бы сильным, холодным не было течение, Роб всегда удерживался, укрепляясь все новыми корнями.
- Знаешь, - задумчиво проговорил он, стягивая рубашку, - в детстве я боялся, что здесь есть фоморы. Из тех, что в море ушли. Казалось обидным умереть, только начав жить по-настоящему. Лишь потом я сообразил, что их не может быть рядом с местом силы.
Рубашка упала на расстеленный тартан, и вскоре к ней присоединились штаны и сапоги. Роб с наслаждением потянулся, подставляя обнаженное тело холодному ветру.
- Разведешь костер, моя Бадб?
Ледяное, зимнее море обожгло кожу и на мгновение показалось, что оно сковало руки и ноги. Но холодные недра расступались и обнимали, принимали, признавали за своего, кровь быстрее текла по венам, а Роб все глубже опускался вниз. Туда, где на дне светились кусочки янтаря. Этот камень, хранитель времени, застывшие слезы солнца, всегда напоминал ему Бадб. Воплощал злость, ненависть и боль - тогда. И благодарность, приязнь, страсть - сейчас. Назад он возвращался с пригоршней камней. Выгрузив их в подол неистовой, он нырнул снова. На этот раз с ножом в зубах - за перловицами.
Ракушки обгорали в костре, раскрывали свои раковины от страшного жара, шипела выходившая из них влага. А закутанный в тартан Роб прижимал к себе свою неистовую, наслаждаясь тишиной и слушая море.
- Весной этот утес покрывает зеленая трава. Такая зеленая, что в ней можно потерять твое платье, mo leannan. И прилетают крачки. Они вьют гнезда среди камней, и иногда можно даже найти смешных, пушистых птенцов, разевающих желтые рты. А потом алыми звездами распускаются дикие лилии, что кланяются земле, морю, ветру и кажется порой, что плывешь над ними. В детстве я часто приходил сюда, говорить с ветром. Плел из этих цветов венки и дарил матушке и сестре.
Роб умолк, прикусив губу. Матушка, Хелен Бойд, урожденная Сомервиль, была англичанкой. Но какой! Златокосую, суровую красавицу уважали крестьяне и откровенно побаивался даже отец. Твердой рукой леди Бойд управляла замками и поместьями, носилась верхом по полям и лесам, решала, где, что и как сеять-рубить-расчищать-строить. И при этом успевала веселиться на балах и каждое лето привозить детей сюда, в Портенкросс. Роб не помнил, как она умерла - он был уже юношей последнего года обучения, готовился к имянаречению и не видел даже похорон. Брат писал, что мать сгорела в одночасье, точно свеча, угасла, когда узнала, что любимицу семьи Кинни убили, изнасиловав, Дугласы. Отец недолго пережил её, не смог, не выдержал разлуки. Умерли с годами братья Александр и Яков, от некогда дружной семьи остались он да Роберт Джордан. Окруженные толпой племянников, а в случае Джордана - еще и детей.
- Тебе к лицу была бы корона из этих цветов, моя Бадб. Или из кистей рябины, что краснеет у старых холмов по осени. Крестьяне поклонялись бы тебе, как богине, а за глаза отчаянно хвастались тобой на ярмарках, прославляя ум, красоту и хватку. И балагурили бы о том, какой ушлый у них лэрд, коль уж отхватил себе такую женщину. И как смирен он с нею, с настоящей-то хозяйкой...
А вот Розали им не понравилась бы. Слишком покладистая и спокойная, хоть и умница. Здесь ценили хватких, сильных душевно и физически, живых женщин. "Огонь и ветер" - восхищенно говорили о таких. "Размазня" - так назвали бы Розали. Роб прикоснулся губами к макушке Бадб, усмехнувшись. Должно быть, неистовой было скучно сейчас с ним. Но не говорить с нею об этом он не мог. Не с кем было. Лишь неистовая, с которой он теперь был связан навечно, лишь ветер и море. И перловицы в костре, что уже пахли одуряюще. Роб потянул одну из них, беззащитно открытую, бесстыдно розовеющую от огня и подал жёнушке.
- Попробуй, моя Бадб. Это вкусно. А для меня, поименованного собственной женой focáil robin, еще и полезно, кажется... Значит, говоришь, прибыль?
- А-а, теперь, значит, ты готов слушать о делах, - беззлобно проворчала Бадб, но взяла угощение губами. Судя по вспыхнувшим глазам, ракушка оказалась вполне съедобной. Руки богини были заняты - она перебирала камни, вглядываясь в каждый по очереди. - Часть мира, который ушёл давным давно, но остался в памяти. Осколки, тени. Жаль, я никогда не умела показывать картинки. А прибыль... здесь это кажется таким неважным. Далёким. И, всё же, это - жизнь. Новое, словно вспоминаешь что-то давно забытое. Высвечиваешь знания, которые просто где-то лежали и лениво ждали. Слишком долго. Я, наверное, кажусь тебе скучной, Роб Бойд. Грубой. Простой. Наверное. И всё же ты привёл меня сюда, в место, о котором я знала, не зная. И всё же...
Роб удивленно вздернул бровь. Скучной? Разве может быть скучной самая взбалмошная, самая непостоянная и самая неистовая из богинь, пусть и тревожно угасшая сейчас? Грубой? Простой? Но ведь ему зачастую нужна толика грубости, чтобы осознал и вспомнил, что Бадб также, как и он, нуждается в помощи, что она пытается искупить прошлое, спасая тем самым будущее. А простой богиня никогда не была. Скорее - филигранно-утонченной, что само по себе опровергало и скучность, и грубость. И Роба не удивляло, что неистовая справлялась с управлением поместьем, вспоминала что-то давно забытое. Слишком умна, чтобы не сложить свои наблюдения за другими, не вывести из них что-то своё.
- Кого же еще я мог привести сюда, моя Бадб? Портенкросс - твой. Как и этот утес. Как и я.
Рисунки на руках, оковы, все еще тяготили его. Скажи неистовая, что Роб нужен ей для возрождения веры - он точно также встал бы рядом. Но свободным, не илотом, не рабом. Для Вихря свободы не было жалко, для Бадб... До сих пор было больно, не рукам, но душе. Еще одна черная прядь в брачный браслет? Нет, всего лишь - прядь. Она не окрасит тьмой солнечную рыжину, не погасит блеск стали. К тому же, эта клятва и этот брак, кажется, больше поработили неистовую, нежели его. Пригасили, смирили, сделали... покладистой? Роб горько улыбнулся, плотнее прижав к себе богиню.
- Ты не скучная, mo ghaol, а значит - не простая. А что грубая... Так ведь я и не против. Подзатыльник иногда даже полезен - мысли направляет в нужную сторону. Гораздо важнее, что тебе, надеюсь, здесь нравится.
- Этот твой manaidsear** забирал себе почти две трети сборов, - пожаловалась богиня и довольно усмехнулась. - Я боюсь, он был против подзатыльников. Но, надеюсь, пинки направили мысли из задницы в голову. И всё-таки найти такого, чтобы не крал - сложно, так что я оставила ему немножко. Пусть, лишь бы не наглел так, словно он... бог. А остальное поделила между деревней и поместьем.
- Наш manaidsear, - поправлять неистовую Роб был намерен до тех пор, пока она не запомнит это простое слово, означающее общность. - Разумно, mo reusanta. Гарнизон тебя устроил?
Гарнизон устраивал его самого - солдаты справлялись с набегами лэрдских сынков, ищущих бранной славы, сдерживали контрабандистов и следили за порядком. Но раз уж эти солдаты должны были влиться в нечто большее, то и присягать им придется Бадб. Этому рыжему царю Соломону, так мудро распорядившемуся делами поместья.
Бадб задумчиво кивнула.
- Гарнизон очень неплохой. Но, конечно, чтобы стать армией, нужно людей на ком-нибудь отточить. На чём-то более серьёзном, чем полтора десятка разбойников или полтора дезертира. Я думаю, если примут, можно открыть врата в... - она осеклась, взглянула за спину Роба и недоумённо нахмурилась. - Кажется, мы не успеем съесть весь янтарь и рассмотреть все ракушки.
- Лэ-эрд!
Голос, чистый и радостный, был ему определённо знаком. Движения - тоже, а вот внешность... хотя Бадб явно накладывала личину без особенного старания, лишь бы было. Загорелое лицо, обычные человеческие уши, чуть приглаженная шевелюра. Штаны и шерстяная туника, которые позволяли быстро бегать, но наверняка изводили и крестьян, и солдат. И всё же Флу не узнать было сложно.
- Вести, господин Бойд. Из Фэйрли прибежал мальчишка, говорит, деревни больше нет.
Пожалуй, Флу обещала стать неплохим адьютантом. Говорить по существу уже почти выучилась, осталось убедить не называть его по имени. Михаилит до смерти остается таковым, от привычки беречь своё "я" избавиться было сложно, да и не хотелось. Лишним это не было, все же.
- Лэрд. Командир. Милорд. Циркон, чем черт не шутит. - Медленно перечислил он желаемые обращения. - Не "господин", не "Роб" и не "Бойд", когда мы в пути, в бою или в присутствии чужих людей, Флу.
Фэа вытянулась во весь невеликий рост.
- Лэрд-командир-милорд-Циркон! По словам мальчишки, кто-то убил всех жителей Фэйрли. Мужчин, женщин, детей, - Флу с замечательным презрением к бойне пожала плечами. - В общем-то, ничего больше он и не говорит. Просто повторяет одно и то же.
Роб жалобно покосился на Бадб, молчаливо прося дать ему немного, хоть немного терпения, и поднялся на ноги, ловя ехидную усмешку неистовой.
- Собирай гарнизон, - буркнул он фэа, - поедем смотреть.

-----------------
* подати
** управляющий

+1

89

Вечер, Фэйрли

Фэйрли была прекрасна. Деревушку, где жили едва ли больше полусотни человек прижимали к берегу плавно поднимащиеся холмы, с которых открывался красивейший вид на Большой и Малый Кумбри. Летом Фэйрли утопала в зелени, радовалась синеве но даже сейчас голые ветки и свинцовое море не навевали тоски, скорее заставляли ещё больше ждать весну. На вогнутую линию залива с шумом набегали волны... и это стало единственным звуком, встретившим гарнизонный отряд на подходе к частоколу с распахнутыми воротами. Не лаяли собаки, не мычали коровы, не носились с криками дети, не перекликались рыбаки, возвращаясь с лова. Только безмолвные следы копыт. тележных колёс и сапог, плохо различимые в свете факелов. Как и говорил потерявший разум парнишка, Фэйрли - убили, и ощущалось это в самом воздухе. Здесь не осталось души. Пусть даже постройки стояли нетронутыми, за исключением пары ещё курившихся дымом развалин, жизни в поселении не стало. И неизвестно было, когда кто-нибудь решится поселиться здесь вновь. Снова расставить сети на богатых рыбой проливах. Запустить кошку в дом.Прогнать этот сырой запах крови, что ветер доносил с моря.
Живых, кажется, не было вовсе, тот же морской ветер, погуляв между домами, приносил отголоски движения сродни сохнущему белью. Да впереди, в конце улице, почти у пирсов шевелились трое, в сумерках похожих на людей. И сделали это ни соседи-лэрды, ни пираты - работорговцы, дьявол их раздери, ибо - куда они дели бы за такое короткое время скот, собак и даже, мать их, кошек? Да и на кой х... черт скотина работорговцам или лэрдским сынкам? Последние могли вырезать деревню, угнать скот, но... Роб выругался под нос, спешиваясь. Чувствовать себя михаилитом среди людей, уважительно именующих лэрдом, было необычно. Настолько, что Циркон лишь угрюмо наблюдал, не спеша занять своё место.
- Трое и Флу - к морю. Разведкой. Не ввязываться, слышите меня, Фихедариен-на-Грейн? Остальные - тройками, в пределах видимости друг друга - прочесываем деревню. Я - к пирсам.
Если в деревне остался еще хоть кто-то живой, его нужно было найти до полной темноты. Иначе - отпускать солдат и оставаться самому, дожидаясь нежить, привлеченную запахом крови.
Почти сразу он наткнулся на мужчину, лежавшего ничком с копьём в руках. На наконечнике не было крови, на мужчине - следов ран. Словно он просто умер на бегу.
- Мать твою, здесь все мёртвые, - донеслось справа от тройки, выбравшей для осмотра крепкую хижину с крышей в два ската. - Две женщины, ребёнок. В кроватях, как спят.
- Тут тоже, - мрачно откликнулись слева. - И не дрались тут. Что за дьявольщина?! Украшений нет, хотя дом справный...
- Скотину забили.
Солдаты наполняли деревню шумом, но шум всё равно был неправильным, пришлым. В отличие от рычания, донёсшегося от причалов. В сумерках Роб видел разбросанные тела, словно часть жителей зачем-то собралась именно там, чтобы умереть. И над добычей поднимались, сверкая запавшими глазами, гули, успевшие прежде отряда. Нежить всегда чувствовала смерть, а здесь она была... странной. Неправильной. Нападать твари не спешили, угрожающе горбились на чужака, пришедшего отнять легко доставшуюся пищу.
"Ta neart teine agam air." Силы огня больше не было, но сейчас она не помешала бы, хотя бы для того, чтобы упокоить в огне жителей. И гулей, мать их мертвячку всей преисподней... Трупоеды и расхитители могил были самыми мерзкими обитателями кладбищ, самой грязной главой в бестиариях. Не всегда тупые, если в стае имелась альфа-самка, но всегда опасные, не чувствующие боли и страха. И - не моющие лапы с цепкими, когтистыми пальцами, в которых еще можно было угадать человеческие руки. Роб не спеша вытащил меч. Он не владел мороками, как Раймон, не мог убедить тварей, что перед ними - кусок протухшего сала, заставить бросаться друг на друга. Не были они и животными, чтобы поддаться заговорам - и тем самым облегчить ему задачу. Нежить, как есть. Но для хорошей резни магия зачастую была и не нужна. Лишь меч да твердая рука. И немного тактики. Помнится, братья Горации... Роб ссутулился, втянув голову в плечи, как это делали самцы гулей, отстаивая свою добычу, и зарычал. Низко, перекатывая рык в горле. Не лэрд. Не полководец. Михаилит, которого с детства учили убивать таких - и не только - тварей, вбивали в голову их повадки, привычки. Заставляли препарировать в вивисектарии, копаясь во внутренностях еще живого чудовища. Принуждали корпеть над бестиариями, заучивая и конспектируя до тех пор, пока эти знания не врастут в кровь и плоть, чтобы тело не думало, чтобы решения приходили быстро. И тело не думало, оно рычало само, очень медленно отступало назад - тоже само, а плечо и меч к удару готовы были давно - и тоже сами.
На вызов ответили сразу. Самый крупный гуль, с костяными наростами на висках, рыкнул громче, мимоходом разодрал когтями голый живот лежавшего лицом вверх пожилого мужчины и бросился на Роба, как на одного из сородичей: припадая к земле, боком, готовясь закогтить, прижать к земле, разорвать. Увернуться трупоед не успел, хотя, должно быть, хотел. Уйти от него пируэтом было легко, также, как и поймать тварь на косой удар снизу, в фехтовальной науке именуемый синистром. Два других гуля, оторвавшись от созерцания, и Роб был готов поклясться, что философского, трупов, бросились к нему, расходясь в стороны, как опытная боевая двойка, пусть даже управлял ими инстинкт: окружить на открытом месте, где негде спрятаться. Судьба сородича их не интересовала.
Солдаты, не вмешиваясь в бой лэрда, продолжали обшаривать деревню, всё более коротко и зло отмечая новые находки. Тела. Тела. Снова. Тут успели схватить меч. Здесь дом выгорел до костей. Убитые люди. Мёртвые животные прямо в стойлах и домах. Неожиданный выкрик раздался, как раз когда гуль, который заходил справа, рванулся вперёд, норовя зацепить бедро.
- Эй, тут женщина живая! Шевельнулась! Сейчас...
- Не трогать! - Только и успел рявкнуть Роб, бросившись, в свою очередь, на гуля и располосовывая его наискось, в ход с рывком. - Отойти!
Нежить из мертвецов получалась на удивление быстро порой. Особенно в таких местах, как эта деревня, окруженная древними холмами, у священного озера. Где даже сама смерть недоумевала, как погибли люди, явно опоздав к раздаче душ.
Последний гуль, самый мелкий, нерешительно приостановился, щеря клыки и порыкивая, а потом внезапно бросился мимо Роба, к сторону ворот - и гарнизонных солдат. И одновременно справа, от частокола, из полумрака, расцвеченного факелами, раздался крик, переливающийся изумлением и болью.
- Ах ты, сука драная! Кусается!
- Эй, ты чего?! - тот же солдат, которому Роб приказывал отойти, пятясь, не глядя по сторонам, показался в дверях - и оказался как раз на пути гуля.
Он даже успел всадить в нежить короткий меч, но гуль сбил с ног, навалился сверху и вгрызся так, что полетели звенья кольчуги. "Ta neart gaoith agam air." Нет, сила ветра сейчас была лишней. Нет нужды чародействовать там, где можно обойтись без магии, а всего лишь быстрым бегом, сильным пинком под ребра и мечом, воткнутым в тело. Гуль еще сопротивлялся, размахивал лапами, пытаясь зацепить руку, но лишь взвыл от боли, когда сломал когти о наруч. Ожог на этой же лапе Роб рассмотрел уже после, выдергивая меч и хмуро поглядывая на испачканный мерзкой слизью и мозгом твари сапог. Раздавить ногой череп гуля было несложно, гнилые кости разлетелись с хрустом, охотно, провалив ногу до самой земли. Из дома, откуда вышел бедолага-солдат, доносилась грязная ругань и звуки ударов. И из двух других - тоже.
- Горе-вояки, умертвие в доме убить не могут, - процедил под нос Роб, размышляя, где носит Флу и разведчиков, а затем добавил громко, перекрывая голосом шумы, - в клещи, в угол зажать! Бить в корпус и голову!
Больше гадостных фэа он ненавидел только некромагов и их творения. А в том, что здесь поработали именно они - или кто-то похожий - сомневаться не приходилось. Деревню, кажется, придется выжечь дотла, а весной отстроить новую. Ни колеблясь больше ни мгновения, Роб направился в ту избу, где обещали ожившую женщину. Внутри оказалось светло. Кто-то уронил факел прямо под колыбель, и та горела ярким, весёлым пламенем, озаряя сцену словно прямиком из ада. Один солдат сидел у стены, зажимая шею над воротником гамбезона. Между пальцами толчками била тёмная кровь, и мужчина явно еле-еле сохранял сознание. Второй яростно рубил и колол кинжалом прижатую к стене красивую светловолосую женщину. Лицо её, пустое, голодное, с покрытым кровью подбородком, каким-то чудом осталось неповреждённым, зато от белого ночного платья остались только алые ошмётки. И всё же она сопротивлялась, тянулась к мужчине рассечёнными до кости руками с длинными тонкими пальцами.
- Да сдохни!
- В голову бей, cù, - просветил его Роб, опускаясь к раненому и заменяя его руку своей. Обычный лекарь такую рану принялся бы промывать, зашивать и, скорее всего, потерял бы своего пациента. Минус один в гарнизоне, плюс один в райских кущах. Чувствуя под рукой пульсацию сердца - пульсацию жизни, Роб вздохнул и заговорил, глядя солдату в глаза.
- Однажды мы умрем, чтобы уйти в вечные селения, где ждут нас родные. Ведь смерти - нет, и нет боли. А с ними - и страха, - то, что скрепляли бы нитки, сшивала магия: дар целительства, что жил в глубинах души, там, где когда-то полыхал огонь. Звучали слова и слышал ли их солдат, Робу было неведомо, но зато на голос отзывались ткани, тянулись к руке - и друг к другу, срастаясь в рубец. Чуть ускорить рост волокон, заставить скорее кровь уплотниться там, где были разорваны сосуды, закрыть те канальцы, по которым от раны бежала боль... Когда он убрал руку, на шее солдата остался лишь розовый, горячий рубец. - Однажды мы все умрем. Но ты - не сейчас.
- Благодарю, лэрд, - просипел тот и попытался подняться, но ноги ещё не держали.
- Ха! - второй солдат, наконец, вогнал кинжал снизу, под подбородок женщине, по рукоять, и та с каким-то жалобным вздохом повалилась на пол. - Что это за херня такая?!
- Умертвия, - пожал плечами Роб, поднимая своего исцеленного, - не самое обычное дело, но и не редкость. В седле сможешь удержаться?
Солдата необходимо было вернуть в крепость - слишком слаб был от потери крови. И передать весточку Бадб, которая и без того знала все, зачастую - не зная. И стоило поторопиться в другие дома. Из михаилита мог получиться солдат, а вот из солдата михаилит - с трудом.
Снаружи пятеро солдат с руганью добивали мужчину, пригвоздив копьями к земле. Получалось плохо, пока какой-то здоровяк не махнул двуручной секирой. Да ещё пнул отрубленную голову подальше.
- Командир, - Флу возникла за спиной, словно соткавшись из дыма и сумрака. В отличие от приданных ей гарнизонных солдат, фэа даже не запыхалась. - На восток в бухточке борозды от тяжелых лодок, не рыбачьих. И несколько пустых крытых телег. Кто-то приставал к берегу, забрал кого-то или что-то и уплыл. Получается, не позднее, чем утром, потому что с тех пор снега не было.
- Mo sheacht mbeannacht ort, Флу, - задумчиво похвалил девочку Роб, поглядывая на кучу тел у причала, - братцы, добивайте все, что шевелится и готовьте костер. Все тела нужно сжечь, даже несчастного, которого подрал гуль.
Из домов пропали драгоценности, животные были мертвы, а люди почти не сопротивлялись своим убийцам. Или вовсе не сопротивлялись. Что им было нужно, кроме золота и серебра? И мертвяки... Способов поднять их было много, но почти все сводились к обездушиванию тела. Кому могло понадобиться столько душ? Роб недовольно повел плечами и направился к телам, с которых согнал гулей, кивком пригласив Флу следовать за ним.
- Странно всё, - Флу говорила из-за плеча, не обгоняя. Сзади доносился грохот, с которым солдаты, не колеблясь, начали собирать будущие костры, и фэа вынужденно повысила голос. - Будто кто-то просто выпил то, что составляет жизнь - и ушёл. Даже слоа не делают... так.
"Не такая" смерть глядела на них изумлённо, испуганно, смирённо, с яростью. Тех, кто успели выбраться из домов, кажется, гнали до причалов - но не дальше. Если жители и успели прихватить кого-то с собой на грань, неведомые враги унесли своих. Мужчины, женщины, старики, дети. Перешагнув тело немолодой расплывшейся женщины, в глазах которой застыл мучительный страх, Роб заметил краем глаза движение. Из груды тел медленно поднимался мальчик едва ли восьми лет в дорогой, вышитой густыми узорами рубашке.
- Как думаешь, Флу, - поинтересовался Роб, рассматривая мальчика и удивляясь собственной надежде на то, что он жив, что его сберегли тела умерших, - за частокол успел кто-то уйти?
Иногда под рукой очень не хватало арбалета. Всякий раз он зарекался обзавестись - и всякий раз забывал. А еще сейчас не хватало Девоны и всех восьмерых её щенков. Сочетание гончей и фэа-разведчицы было бы просто чертовским, а уж учитывая, что Флу вполне бы смогла ездить на собаке верхом... Роб подавил смешок и отрубил голову ребенку. Кажется, последнему из не-живых. По крайней мере, больше ни одно тело не пыталось шевелиться.
Фэа, прикрыв глаза, потянула носом воздух и пожала плечами.
- Здесь слишком много... пустоты. Но, возможно. Туда, - взмах руки обозначил направление в холмы, к озеру.

0

90

В заснеженном лесу вокруг озера Мьюирхед Флу двигалась ничуть не медленнее, чем в джунглях Туата, но - молчала. Проводник на самом деле оказался не нужен, стоило выйти на след. Разве что фэа сокращала путь, срезая там, где нежить зачем-то делала петли или просто блуждала меж деревьев. Но цепочка была видна ясно, что давало и пищу для весьма неприятных размышлений. Вначале следы выглядели смазанными, словно идущий волочил ноги, но уже через час тёмные отпечатки в снегу стали гораздо более чёткими, уверенными. А затем - сменились на бег трусцой. Хотя направление тварь всё так же теряла, описывая порой широкие круги и снова возвращаясь на путь к берегу. Почему - стало понятно, когда они подошли ближе. Охотничья избушка, маленькая, покосившаяся, из потемневших брёвен, стояла здесь, сколько Роб себя помнил - как Роб. И обычно, ночевал здесь кто, или нет, дверь и ставни закрывали всегда - от зверей. Сейчас же она, несмотря на мороз, висела скособочившись, на одной петле. Внутри в печи пылал огонь, отбрасывая за порог странную сдвоенную тень.
Женщина, обнажённая, не считая обрывка платья на бёдрах, была красива суровой красотой горянки - с широкими плечами, высокой грудью, резко очерченными скулами, сильной челюстью. Гордость любого мужчины, которого с неё сталось бы учить и кулаком, и ножнами. И то, как она сидела на трупе неудачливого траппера, казалось издевательской пародией на любовь. Нежить прижималась к нему грудью, тёрлась, оглаживала руками, покусывала за плечи, с которых сполз тартан цветов Бойдов. Только после каждого укуса на коже оставалась рана. Небольшая, аккуратная, словно тварь каким-то образом помнила про приличия. Голова траппера безжизненно моталась - судя по всему, ему просто сломали шею, хотя мужчину не назвать было маленьким.
- Флу, посмотри через окна, что в доме происходит.
Нежить есть нежить, кем бы она ни была при жизни. Быть может, Роб даже видел эту женщину в деревне, втайне любуясь ловкими и плавными движениями. Может быть, даже помнил её имя. Важным это сейчас не было, как не было жалости к умертвию. А скорбь придет позже, когда несчастная будет гореть на одном костре с охотником. И лучше бы тем, кто сотворил это на землях Роберта Бойда из клана Бойд, не попадаться на пути никогда. Ни михаилит, ни лэрд, ни полководец не забудут этой ночи и этих людей, не забудут охваченную огнем деревню, которую проще было сжечь, чем очистить от скверны. Летом он отстроит новый Фэйрли, на другом берегу озера, а на пепелище расцветут маки. Но их не увидят эти люди, что полыхали на погребальных кострах, не украсит голову венком из них эта женщина, что даже сейчас была прекрасна. Роб вздохнул, опустил с плеча меч и пошел к нежити. Женщина вскинула голову резким, змеиным движением и поднялась, вытирая губы и подбородок совершенно человеческим жестом.
- Приятного аппетита, - вежливо пожелал ей Роб, не удержавшись от того, чтобы смальчишествовать, - замечательная ночь, правда?
Нежить склонила голову набок, прислушиваясь к звукам, которых явно не понимала. А потом, ощерившись, кинулась на Роба длинными, плавными прыжками. Любоваться тем, как во время бега колыхались несдерживаемые ничем перси, как развевались волосы и согласно работали ноги, было недосуг. Не хотелось, прямо скажем, хотя иной, должно быть, поглазел. Тот же Брайнс, к примеру. Припомнив, как торговец пялился на полуобнаженную Немайн, Роб хмыкнул и ринулся навстречу. Братья Горации, как известно, применяли три метода: атаковать, когда противник атакует, убегать, когда противник атакует и убегая - атаковать, в уже известном случае. Те еще паяцы, должно быть, были эти римляне. Но тактика их иногда работала. Особенно с умертвиями. С людьми - реже, для этого человек должен был быть либо азартен, чтобы увлечься боем, либо пустоголов, как нежить. Впрочем, эта покойница была вдобавок и увертливой, успела поднырнуть, уйти в сторону, да еще и руку с мечом перехватить - за наруч и гарду. Мерзко, сладковато запахло паленой плотью, жареной человечиной, что, кажется, смутило только Роба. Силушки и выносливости у мертвячки было, как у ярморочного силача, вдобавок она отчаянно дергала гарду, пытаясь вырвать меч. "Ta neart gaillinn agam air". Но к чему ему сейчас сила шторма, разве похож этот резкий, отточенный обучением и трактом, рывок меча вниз с подбивом ноги нежити на порыв ветра? И удар на противоходе, почти располовинивший женщину? Черт их знает, на что это было похоже, в бою Роб не искал поэтики созвучий предсмертных хрипов, брызог крови и блеска стали. Не размышлял о красоте окровавленного снега ("Зеркало, зеркало на стене...") Особенно сейчас не размышлял, когда покойница, падая, успела располосовать голенище сапога и ногу - через штанину и чулки.
- Téigh i dtigh diabhail! - Высказался Роб, отрубая ей голову. И лишь потом позволил себе сесть на снег, осматривая раны, неглубокие, но грязные - еще шрамы в копилку. Он оглядел убитую сначала неведомым врагом, а потом им самим женщину, и вздохнул. Скорбеть придется после, в замке, распив с солдатами бочонок виски, что хранился в подвале. А сейчас необходимо было дать погребение несчастным. Хотя бы огненное.

0


Вы здесь » Злые Зайки World » Роберт Бойд и его тараканы. » Вот же tolla-thone...