Рубашка, которую он успел накинуть, осталась незастегнутой. Рука сама зло скомкала бумагу. Чертов Верховный, чертов Рысь, и - Раймон. Приехавший в резиденцию внезапно и в его отсутствие. Привычно заныло в груди, точно не были сброшены семнадцать лет, горячая боль перекатилась к руке и погасла. Роб закрыл глаза, глубоко вздыхая, прогоняя отголоски этой боли и с тихой ненавистью, круто замешанной на благодарности и страсти, коснулся рыжей косички вокруг запястья. Раймон поймет. Наверное.
- Ага, на второй день. Не знал, сколько ты ещё так проваляешься, а этот чёртов ворон только издевался. Так что - фьють, и обратно, - Вихрь на самом деле присвистнул, не хуже Свиристеля. - Но однако, какой Фламберг сознательный стал. Интересно, это женитьба так влияет? Прежде, думаю, просто плюнул бы. Ну, может, в яму бы при встрече уронил...
- В следующий раз - не отпускай. А трактирщикам говори, что магистр по голове из-за угла пристукнутый, бывает, - застежки колета подавались туго и побеление кончиков пальцев Роб списал на них. К дьяволу то, что тело по привычке думает о себе. - Мерзкий trusdar Рысь. Ведь и на вилы можно напороться, после него-то.
Самое поганое, что сейчас придумывалось для Рыси - это отлучение и выдача светским властям. Любого из орденцев можно было повесить, лиши их привилегий. Кроме, пожалуй, Ясеня. Перед глазами, точно воочию, встал Томас, у которого и фамилии-то не было, чтобы внести в список детей, принятых в обучение, и которому он дал свою, нареченный Ясенем... Правильный, упрямый, смелый, умный. Обаятельный и улыбчивый. Одно время Роб даже думал назвать его преемником, но, все же, так и не решился. Не умел Том изворачиваться, хотя с командованием бы - справился.
- Отправь ответное письмо с вороном, - посоветовал Джерри с весьма серьёзным лицом. - В ордене, конечно, удивятся, но... а что, Рысь в самом деле так плох? Я ухитрился, кажется, ни разу не пересечься. Только слышал, но и то не сказать, что часто.
- Берет полную сумму за половину работы. Или вовсе работу не выполняет, но зато с серьезным лицом врет, что уж теперь-то милсдарей никакая тварь беспокоить не будет. И ведь хорош в ремесле, скотина, нет бы...
Не договаривая, Роб сердито затянул пояс и с тоской покосился на опустевшие ножны - баллок с повязанной на рукоять черной лентой остался в городских воротах Блита, воткнутый высоко и намертво вмороженный, так что выдернуть его можно было лишь с воротами.
- А ворону в следующий раз перья повыщипывай, - мрачно проворчал он, остро чувствуя эту пустоту, - чтоб не издевался. Как думаешь, здесь накормят опасно бесноватого меня?
Вихрь пожал плечами.
- Могут облить святой водой. Он уже приносил баклагу. Или подсыпать в похлёбку облаток, хотя я, признаться, даже не могу предположить, насколько такое было бы действенно. Никогда не пробовал кормить одержимого супом с облатками. Но в целом кормят здесь неплохо. По крайней мере, обильно. Хотя всё, что могут предложить и умеют готовить, я, кажется, попробовал ещё дня три назад.
- Спасибо, что не ведро. Впрочем, я, кажется, сейчас съем даже похлебку с облатками. Давно не причащался, знаешь ли. Благость не обретал.
"И вряд ли теперь буду". О чем, впрочем, не сожалелось вовсе. Взгляд снова упал на браслет, но теперь - с нежностью, какую не ожидал сам от себя. Минорность момента слегка подпортило ворчание желудка и Роб, хмыкнув, распахнул дверь из комнаты.

Равенсхед, вечер.

В Равенсхеде он снова увидел этот возок без гербов, у лавки под названием "Feuille", украшенной, как и все в городе, воронами и трикселями, точно здесь до сих пор поклонялись древним богам, хотя весело звенящий колокол и говорил об обратном. Незнакомка, стройная, синеглазая, с милым, округлым личиком, обрамленным золотистыми локонами, выходила из этой лавки, прижимая к груди толстую книгу, по виду - старую, с потрепанной обложкой. На Роба она глянула так, что кровь бросилась в голову. И не только. И улыбнулась так, что захотелось немедленно побежать за ней, нет - унести на руках, глядя в эти синие глаза и любуясь тем, как локон игриво сползает с нежной шеи. В чувство привели оковы, ревниво сжавшиеся до онемения ладоней. Впервые порадовавшись этому, Роб стряхнул очарование девушки и уже спокойно, трезво потянул воздух, надеясь уловить запах аттрактантов фэа. Ничего не учуяв, он разочарованно хмыкнул, с досадой провожая отъехавший возок взглядом, но преследовать не стал - черт ее знает, как поймет желание поинтересоваться о необходимости глэмора Бадб.
Из "Feuille" он вышел со стопой тонкой бумаги для голубей, аккуратно уложенной в резную коробочку, и походной чернильницей. Лавка показалась странной, хоть ее владелец, юноша лет восемнадцати, и выглядел любезно-приветливым. Но - ни одной старой книги на прилавках он не увидел, напротив, стояли новенькие, еще пахнущие краской, переписанные от руки или с печатного стана. А еще пол под ногами звучал гулко, точно доски были тонкими и в один слой. Лавка не понравилась Робу настолько, что пришлось купить бумагу, лишь бы поозираться в ней подольше. К счастью, вплотную к ней примыкал небольшой закуток оружейника, он же мастер амулетов. И вот к нему-то визит затянулся. Придирчиво перебирая кинжалы, недовольно ворча и игнорируя намеки хозяина, что уже вечереет, Роб, наконец-то, выбрал баллок по вкусу. Рукоять, обтянутая шершавой кожей ската, лежала в ладони удобно, но... Не то. До того, что он на мгновение задумался, не попросить ли Бадб принести баллок Тростника, если, конечно, она не выбросила его в сердцах тогда. Задумался - и тут же отвлекся, пока лавочник подбирал ему новый накопитель, бубня под нос что-то о сложных оболочках. Широкий браслет, почти наруч, украшенный по иронии судьбы лавровыми листьями, непривычно обхватил правую руку, снова заставив задуматься и вздохнуть. В их сложном, расчетливом браке с Бадб, когда он возносился, оставаясь на коленях - и возносил её, низвергая с боевой колесницы, лавровые листья и красно-сине-желтый тартан принадлежали теперь и ей. Равно, как и замок Портенкросс, усыпальница королей древности. И он уже знал, о ком напишет старшему брату, тоже Роберту. И - в резиденцию. Бадб Маргарет Колхаун, леди Бойд. Колхаунов было слишком много, чтобы они все упомнили друг друга. И все они были рыжими и чуть сбрендившими. Богиня даже особо и не выделялась бы среди новоназначенной ей родни. Предвкушая возмущение неистовой, Роб улыбнулся и направил лошадь в таверну. Нужно было заняться письмами.

Репутация Ордена, коей следовало соображаться по уставу, иногда напоминала о себе вопреки апатии. Роб подвинул второе кресло, жестом приглашая Тимбра присесть и с интересом оглядел рукоять ножа, по привычке прикидывая длину и ширину клинка.
- Месяц, - тяжело обронил тот, прислонившись к стене у двери. - Почти точно. Тогда, значит, впервые пару коров да овцу задрало. Думали, волки или росомаха, но нет, пасть там, я скажу, куда пошире будет. И посильнее, потому как лопатки перекушены. Не сгложены, а просто - хрусть. Но, правда, не столько жрало, сколько рвало. Картина была... на весь загон. Потом ещё раз... тогда и старого Джейкоба порвала, хотя, правду сказать, сам дурак. С головой у него плохо было. Сам с собой говорил, в лес уходил. Доуходился, значит. Из ваших-то никого и не было тогда, а потом стихло всё. Мы и надеялись, что ушло, да вот... вчера наткнулся, - он достал из-за пазухи широкую плашку коры и бросил Робу. На светлом дереве углём была набросана лапа, похожая на волчью, с четырьмя когтистыми пальцами. Отличали её только размер - да то, что отпечаталась пятка. Слабо, размазанно, но - волки так не бегали точно. Да и когти больше походили на росомашьи. - Видать, логово где-то. Сам бы попробовал, да собака след не берёт. Скулит только да к будке жмётся. Ежели согласитесь, так вам и место у нас найдётся, и кормит моя Рози уж не хуже, чем здесь.
Девона, наконец-то сообразившая, что хозяин с кем-то беседует, выползла из-под кровати, где лежала мохнатой тряпкой и, сонно позевывая, прошествовала к Робу, водрузив голову на колени. Рассеянно потрепав ее за ушами, Роб вздохнул. Четыре дня до полнолуния. Оборотни были редкой дичью. Настолько редкой, что можно было заподозрить подражателя.
- А чужаков в деревне не было? - Спросил он, рассматривая рисунок. - Может быть, пришел кто-то недавно и осел? Или, наоборот, вовсе сгинул?
Джек Тимбр развёл руками.
- Так ведь люди по тракту всё больше в Оллертон тянутся. А то и напротив, в Ноттингам. Побогаче там будет. Так, чтобы совсем чужие, и не вспомню. Конечно, бывало, что жён приводили или кто со стороны на вдову засмотрится, но уж давно не бывало. А сгинуть - жизнь-то ведь дикая. Бывает. Но хороним как полагается, со священником, пусть и приходится его из иных мест возить. Так, чтобы совсем без следа - нет, не помню.
Жить в деревне не хотелось мучительно. Месяц выслеживать тварь - тем паче. Впрочем, имелась Девона, которой было наплевать на то, что иные собаки должны жаться к будкам и скулить. Да и охота обещала быть интересной. На грани, по струне. И теплилась надежда, что тварь эта из матерых, из тех, что уже не осознает себя, упивается кровью и болью. Новоперекинувшихся было жаль. Растерянность в почти собачьих глазах, отчаяние и недоумение останавливали, удерживали руку.
- А найдется у вас, мастер Тимбр, кузнец? И сало? Или мясо посвежее? Только учтите, меньше трехсот фунтов не возьму, без магистерских, из уважения к горю.
- Триста?.. - мужчина выглядел так, словно Роб назвал цену в миллион. - Так, господин, у нас же маленькая деревня. Да и не деревня-то, всего десяток домов. Откуда же нам такие деньги?.. Прежде-то казна платила. Сто и семьдесят ещё кое-как найдём, хотя, кто знает, не впроголодь ли потом жить, но триста?..
- А вдове моей на долю я что оставлю? - Хмыкнул Роб, споро собираясь, меж тем, - а лекарю, если придется? Да и собака у меня хоть острого нюха, но жрет столько, что из этих двухсот придется половину отдать ей.
- Ну-у, - Джек оценил Девону и почесал подбородок. - Могло так статься, что приблудился вчера случайно к нам дикий кабанчик... пришёл, напоролся на ограду, исключительно сам. Только хрюкнуть успел. Может, если его пару-тройку сотен фунтов прибавить к ста восьмидесяти фунтам золотом, собаке с острым нюхом хватит хотя бы на один ужин?
- Ай, какие нынче кабаны неаккуратные, - поцокал языком Роб, покачав головой, что получалось плохо, поскольку он как раз натягивал кольчугу, - так ведь ограду попортить мог. Хорошо, мастер Тимбр, отдадите эти сто восемьдесят Вихрю, у него на днях убыток случился. А мы с собакой уж за кров и невнимательного кабанчика поработаем. Вы верхом? И что насчет кузнеца и сала?
- Верхом, - кивнул тот. - Сало уж найдём. А кузнец... есть Сайлс, из моряков бывших. Вроде как кузнец, но, по правде, паршивый из него работник. Что попроще, то делает, конечно. Инструмент там, подковы. А вот если вам что-то вроде настоящего оружия нужно, это лучше здесь, господин.
- Мне нужны будут острые, тонкие и плоские железки, - Роб развел руки на ширину полутора ладоней, - такие, чтобы гнулись и распрямлялись, как... Пружина. И, пожалуй, конский волос.
Жестокая охота, рассчитанная на то, что собаки и волки не жуют, а хватают куски. Конечно, вмораживать в аппетитное, вкусно пахнущее сало согнутые в кольцо пластины надо было заранее, равно, как и настораживать под снегом самострелы на три волоска. Но Роб, как и всегда, дул на воду, что было особенно необходимо сейчас, когда он не слишком-то хотел посмертия. Точнее - вовсе его не хотел.
- Такое, наверное, и несложно, - рассудил Джек и откачнулся от стены. - Если заставить в ночь поработать, то и кузнец быстро справится. Идёмте? Верхом тут недалеко, и славно, а то душа не на месте. Чую я, не только коровы ему нужны-то. Уедешь вот так от семьи, или, хм, прогуляться выйдешь по звериным тропам, и не знаешь, что найдёшь, вернувшись.
- Едем, - согласился Роб, надевая на Девону новый, с серебряными шипами, ошейник, который тоже купил у мастера амулетов. - Надеюсь, пока у вас дома все благополучно.

- Женщины, - проворчал он, стоило выйти. - Вечно беспокоятся, да не о том, о чем надо. Её бы воля - к юбке б привязала. У михаилитов так же? Или вас жена в путь без стонов отпускает?
- По-разному, - честно сознался Роб, размышляя, считаются ли стоны во время... уединения, прощальными, - моя, пожалуй, еще и подзатыльником наградить может. Кого-то сопровождают на тракте, а кто-то и дома остается, ждать. Но, по совести, мастер Тимбр, у нас не так уж и часто женятся.
А уж детей заводят - и того реже. Не хотели михаилиты такой участи для одного из своих сыновей, да и с тракта уходить не спешили тоже. А уж как твари умели вдовить...
- На тракте?! - удивился Джек и хохотнул. - Вот уж наказание было бы. Представляю Рози в лесу. А если ещё и с Ларк... наказание тройное. С другой стороны, там хоть глазами стрелять только в королевских оленей. Проклятье, не девка. Как не прибил до сих пор, сам не понимаю.
Он шёл упругим быстрым шагом, почти неслышно, не глядя под ноги, явно знакомой тропой, почти строго на север от деревни судя по светившим сквозь кроны звёздам. Даже ясной холодной ночью шервудский лес казался мрачным, тёмным, злым, вовсе не прибежищем для кучки весёлых разбойников из баллад. В этот лес если и бежали, то от отчаяния. В последний приют - и для многих последним он и становился.
- Вот, - остановившись, Джек Тимбр кивнул на прогалину в стороне. Полянка была вся изрыта, а на снегу остались следы крови и ошмётки буроватой шерсти. - Ветер и снег, чёрт бы их подрал, позёмка, но у кустов пара отпечатков остались. Оттуда и срисовал.
- А приваду не разбрасывали, мастер Тимбр, на волков хотя бы? - с интересом рассматривая то, что осталось от оленя, осведомился Роб. - Чтобы, значит, они чисто случайно заблудились и совершенно сами напоролись на что-нибудь? Девона, coimhead.****
- Бывало. И ямы кое-где сами появляются, только диву даюсь, хоть и не совсем здесь. Только, если подумать, давно я не слышал, как они разговаривают.
- Арбалетов бы пару, болтов с иззубренными наконечниками и поросенка повизгливее, - мечтательно и очень громко вздохнул Роб, рысью следуя за уткнувшей нос в снег Девоной. Гончая шла по тропке уверенно, хотя и сбивалась со следа за давностью. Тропить, судя по всему, зверь начал недавно: меток ни на деревьях, ни на снегу не было, а ветки были обломаны на уровне живота, но изредка, точно тварь то шла на четырех конечностях, то на двух. Ну, или то пригибалась, то нет. След уводил от деревни, хотя чем дальше, тем больше Девона начала сбиваться и рыскать, глухо порыкивая и оглядываясь на Роба, точно он мог почуять то, что чуяла она.
- Поросёнка надо было раньше брать, - заметил Джек. - Да и арбалет... нашли бы. Не подумал я как-то. Но, если сегодня не помрём, можно будет завтра, так думаю?
Интересное обнаружилось только когда Роб уже готов был повернуть обратно. Петлявший словно случайно след, который Девона ещё и теряла, резко повернул на восток, став прямым, как стрела. И там, на прогалине, у затянутой молодым льдом речки, обнаружился круг. Странный, не похожий на традиционные, но несомненно - круг, окружённый старыми дубами, вычерченный грубыми линиями и по снегу, и по земле, с разбросанными вокруг рябиной, веточками шиповника, терна, с частично засыпанными, но ещё видимыми символами, обозначавшим планеты числом семь. Торчали из-под снега плети волчьего лыка, аккуратным рядом, словно высаженные. И рядом с солнцем виделся странный знак, похожий на трон с высокой спинкой. Внутри круга мёрзлая земля была сплошь изрыта когтями.
- Сacamas!*****- не удержался Роб, пиная снег. Девона, ринувшаяся было в круг, остановилась, оглянувшись на него и послушно села. Вспомнив, что в итоге попытки научить гончую сидеть по команде вылились именно в это ругательство, и вздохнув, он прошел по кругу, стараз9ясь не заступать линии. – А что, мастер Джек, кровь никто волчью не покупал? Или из охотников, может, кто сцеживал? Да и насчет ведьм-колдунов в деревне любопытно узнать.
Следов было много. Они вели в круг, из круга, образовывали причудливые тропки. Порой казалось, что зверей больше одного, но Робу хотелось надеяться, что только казалось. По всему выходило, что именно здесь оно и перекидывается. А еще возникало непреодолимое желание повыдирать волчье лыко к чертям. Впрочем, рябина и шиповник были скорее охранные символы, часто используемые в кругах.
Браконьер развёл руками.
- Нет колдунов у нас. Была женщина одна, да и та полгода уже как сгинула от лихорадки, и травы не помогли. Так что только заезжими лекарями и спасаемся. Хорошо ещё, здоровьем тут никто от Господа не обижен. А странники-то большей части прохвосты, конечно, но порой и знающие попадаются. И по лекарствам, и по магии.
Пнув снег еще раз, Роб некоторое время раздумывал, не разрушить ли, все же, этот круг, но вместо этого просто потерся шеей и плечом о дуб, подражая волку, и с силой царапнул кинжалом дерево, оставляя в царапине частички кожи и чуть крови. Если уж ловить на живца, то пусть тварь знает, что на её территории появился еще один хищник. И захочет его убрать.
- Идем назад? - Мрачнея, предложил он. - Если сейчас не выскочит, завтра будем пробовать ловить.

19 января 1535 г. Веллоу. Полночь.

Вырвал Роба из дрёмы тихий скрип двери, за которым немедленно последовало ворчание Девоны, низкое и предупреждающее. Ларк, жаворонок, утренняя радость семейства Тимбр, скользнула в комнату как призрак, на которого и походила в белой ночной рубашке - скромной, под горло, и при этом ничего не скрывающей. И глаза призраков тоже не сияли так живо и ярко в лунных лучах, пробивающихся в щели между ставнями. Затаённое ожидание, приглушенная страсть, обещание и нетерпение. Под горлом девушки, между ключиц висел вытянутый брусок селенита длиной с палец. Кристалл, казалось, тоже мягко светился.
- Дверь перепутала, leanabh? - Презрительно поинтересовался Роб, приподнимаясь на локте и напирая на "р-р", как и положено шотландцу, который уже лет сорок не может избавиться от акцента. Особенно спросонья. Он-таки позволил себе прилечь, отеревшись снегом у дома, чтобы и здесь пахло им, а затем умывшись ледяной водой из кувшина, переодевшись в свежее. Но дремал, все же, в штанах, тунике и чулках, чтобы в случае чего не одеваться лихорадочно, да и кинжал держал под рукой. Без интереса оглядев девушку - да и какой, право, мог быть интерес к юнице? - Роб вздохнул, подумав, что с женскими корпусами Ордена капитул изрядно спешит. Начнут детки вот так бегать друг к другу в спальни - никакие травы и заговоры не помогут. И будет не орден мракоборцев, а... разведенческий питомник. И хотя детей он любил и был непрочь нянчить если не своих, то хотя бы внуков, резиденция, все же, была не родильными покоями и яслями, а школой. И довольно-таки суровой. К тому же, Роб не без оснований полагал, что младенческие вопли изрядно мешали бы отдыхать тем братьям, что вернулись с тракта. Взгляд задержался на селените. Считалось, что он усиливает эмоциональность, любовь к своему дому, мечтательность, мягкость, нежность, придает благоразумие в словах и осторожность в действиях. Юной Ларк он явно не помогал.
- Нет, - Ларк с усмешкой расправила плечи и сложила руки под грудью, не обращая внимания ни на его тон, ни на Девону, которая порыкивала всё громче. - Но если ты не хочешь разобраться с этой тварью побыстрее, могу и уйти.
Роб устало вздохнул, откидывая одеяло и усаживаясь на кровати, скрестив ноги. Кажется, само провидение подсовывало ему девиц, с которыми приходилось беседовать исключительно о делах. И, что интересно, все они были рыжими.
- С тварью разобраться хочу, - признал он, опираясь руками на колени, - вопрос в том, что ты хочешь об этом рассказать.
Ухмылка Ларк стала шире. И едва ли приятнее.
- Многое. К слову, на сколько вы сговорились с отцом? Уверена, он торговался, как мог, хотя заплатить может мно-го!
- Уверен, что может. Но ты задаешь неверный вопрос, дитя мое, - хмыкнул Роб, по-кошачьи наклонив голову, - необходимо было спросить, нужна ли большая оплата мне? Мне рассказать тебе о софистике или ты, все же, поделишься тем бесценно многим, что знаешь о звере?
Девона вела себя так, что он и не знал, хвататься ли за меч, тянуть ли время разговором? Или вообще выставить девицу за дверь, заклинив косяк кинжалом по методу Раймона, и доспать остаток ночи?
- И нужна ли тебе большая оплата? - не смущаясь, спросила девушка, сверкнув глазами. - Потому что я от денег не откажусь. И могу рассказать главное. И где, и когда. И когда лучше всего его убить. Могу и показать.
- Не нужна, оттого и не торговался так, как мог бы. А почему отцу не сказала, юная торговка сведениями? Мало платит?
Пожалуй, акцент стоило контролировать лучше. Роб то и дело подменял гласные и срывался на это раскатистое "р-р", над которым немало потешались воспитанники. Впрочем, это лишний раз напоминало, что он все еще - Бойд, а не какой-нибудь Canan Ard. И Ларк на акценте морщилась тоже.
- Отцу? - судя по презрению в голосе, о семейном счастье тут речи не шло. - А мне с того что? Да и не справится. Небось, там мало просто рогатину воткнуть.
- И за сколько же ты, дитя мое, - сделав над собою усилие, Роб заговорил чисто, хоть и с усмешкой, - хочешь продать мне зверя?
- Сто фунтов, - судя по скорости реакции, запрос был уже обдуман. - Как бы отец ни торговался, михаилиты дёшево не берут. А про оборотней тут сто лет никто не слышал, значит, цена ещё выше. Но выходить придётся скоро. Хорошо, отец спит так, что и гром не разбудит.
- Сто так сто, - покладисто согласившись, он сполз с кровати и потянулся к гамбезону, который надлежало носить под кольчугой и о котором все забывали. - Сначала оборотень - потом деньги. А выйти можем хоть сейчас. Хотя и одежда у тебя совсем не подходящая.
- Ты даже не... - Ларк, явно удивлённая, осеклась и тряхнула головой. - Я оденусь, быстро. И, - девушка, быстро придя в себя, ухмыльнулась, - если нужен и второй, ещё будет время вытряхнуть его из кровати. Осталось только понять, из какой. Миссис Барк очень любит гостей.
Миссис Bark*******. Роб хмыкнул чуть не в голос, натягивая кольчугу и кивнул, соглашаясь.
----------------------------
*шлюха (ст-гаэльск)
** моя женушка (ст-гаэльск)
*** детка
**** искать
***** дерьмо
******Я устал, я один
Рублю папоротник, рублю папоротник
Я устал, я один
Все время рублю папоротник
********здесь - гав, лай собаки. В конце фразы - аналог "не так ли?"

Ждать пришлось недолго. Оборотень, не слишком крупный, поджарый, с тёмной, отливавшей в лунном свете рыжиной шерстью не вырвался, а скорее вытек на поляну, словно любуясь собственной грацией и давая себя рассмотреть. Он передвигался сгорбившись, но на задних лапах, ещё сохранивших сходство с поросшими шерстью человеческими ногами, но морда с крупными мощными челюстями и жёлтые дремучие глаза были совершенно волчьими. Руки, вооружённые кривыми когтями, свисали до колен. Роба он заметил сразу, но не напал, вместо этого начал обходить его по небольшой дуге, скалясь, с глухим рыком. Морда и лапы зверя были чистыми, не испачканными кровью.
- Ты ведь хорошо учился, да, сын мой? - Задумчиво спросил Роб Вихря, не спеша отходить от ствола и доставать меч, - и, наверное, помнишь, как Гиральд Камбрийский в своём трактате «Topographia Hibernica» описывает совершение священником последнего обряда над умирающей волчицей-оборотнем по просьбе её мужа, также оборотня, который рассказывает священнику, что они принадлежат к ирландскому роду, который проклял Наталий Ольстерский, так что его члены должны были по семь лет бродить по лесам волками. Характерными особенностями являются способность этих оборотней разговаривать в волчьем облике и нахождение человеческого тела под волчьей шкурой. Гиральд настаивал на правдивости истории, обосновывая её возможность тем, что превращение было совершено с позволения Бога. В норвежском тексте «Королевское зеркало" описывается превращение святым Патриком в волков ирландского клана во главе с королём Веретикусом за богохульство и оскорбление самого Патрика. Они выли по-волчьи, когда он пытался им проповедовать — и были обречены провести в волчьем облике семь лет. Я к чему это веду? Задержи паршивку на дереве воздушным щитом, пока мы с Рози побеседуем. Рози, ты понимаешь меня?
Всю дорогу до логова Роб размышлял - Джек или Рози? Иначе отчего бы девчонка, явно не жалующая родителей, так охотно, даже с радостью, вела бы их? Рыжеватая шерсть разрешила сомнения, но и всколыхнула старое, невошедшее в устав, правило: "Михаилиты убивают только тварей". Рози, все же, была человеком.
Если этот оборотень и умел говорить, если глаза на миг сверкнули зелёным из-под массивных надбровных дуг, то ответа Роб не дождался. С дерева донёсся возмущённый, но тут же стихший вопль Ларк, треск ветвей, а оборотень, лишь на краткий миг вскинув голову, бросился вперёд, забирая так, чтобы оказаться справа от Роба. Размеры, может, и делали зверя не таким сильным, но в скорости он только выигрывал. Воздушный щит, он же ловчая сеть, он же сплетение вихрей, отбросил Рози ненадолго, но этого хватило, чтобы уйти, поспешно и не слишком плавно, в сторону. "Я призываю тебя, дочь Эрнмас, сестра битвы и власти..." В этот миг Роб любил Бадб со всем нерастраченным пылом, со всей нежностью, на какую был способен. И просил прощения за то, что тянет через косицу на руке из нее силы. "Я призываю тебя, богиня военного ремесла, победы и смерти ..." Клялся её же именем, что никогда больше так не поступит (наверное) и просил помочь. "Я призываю тебя, Бадб, госпожа сражений. Будь со мной сейчас!" Рози убивать не хотелось мучительно, а потому, затянув привычную литанию Керну, но - вслух, он вкладывал силы в эти слова так, будто не было никого дороже и ближе, чем человеческая ипостась женщины. Обращаясь к ней, взывая, прося откликнуться, Роб так искренне звал ее к себе, в мир людей, что ему самому хотелось то выть, то плакать. При всем при этом еще и приходилось непрерывно и очень быстро перемещаться, не сводя глаз с оборотницы и порыкивать на Вихря, чтобы следил за верхом. Говорят, Юлий Цезарь мог делать шесть дел одновременно. Роб ему бы посочувствовал, но времени на это не было.
- И снова женщину нашёл. Даже рыжую. Чужую. Вот ведь...
Голос, раздавшийся за спиной в хлопаньи крыльев и шелесте перьев, полнился преувеличенный трагизмом. Оборотень же взвыл, зло и отчаянно. Земля, смешанная со снегом, рванулась вверх, облегая его второй шкурой, толстой, сразу сереющей. Подозрительно напоминавшей неполированную сталь. Панцирь облек зверя до шеи - и остановился, заморозив Рози в странной, полной отчаяния и рывка позе. Сомнений больше не было: глаза оборотня приобрели тот же лучистый зелёный оттенок, что и у Ларк. Только - теплее. И гасли мучительным стыдом, отчаянием и - неожиданно - смирением.

Оборотень долго молчал, но, наконец, Рози мелко кивнула.
- Так будет лучше. Я надеялась, но... пути назад ведь нет? - как ни странно, в хриплом голосе прозвучала чуть ли не надежда.
- Увы, - сокрушенно развел руками Роб, - только покаяние через муки сожжения. И тебя не задушат из милости, ведь оборотень - порождение дьявола. Напротив, буду подкидывать сырые дрова, чтобы горела долго, задыхаясь в дыму. Подумай еще и о том, что у вас с Джеком могут быть дети. И они не будут нести в себе этот страшный дар. Но, если ты согласна, мне нужен твой хвост. Вряд ли Джек порадуется, что его жена была оборотнем, иначе ты ему уже бы рассказала.
Вряд ли Джек порадуется и тому, что его жена служит неистовой, но уж это было меньшим из зол. К тому моменту, когда супруги смогут поговорить об этом, Роб малодушно надеялся быть далеко.
Рози кивнула снова и попыталась взглянуть туда, где сидела на дереве Ларк, но каменная шкура сжимала слишком плотно.
- Хорошо. И для себя, и за дочь, я согласна, - и добавила с горечью: - Думаю, она тоже будет рада.
- Вихрь, роняй паршивку, - с облегчением улыбнулся Роб, поворачиваясь к Бадб, - mo mhaighstir***, не откажи в любезности, освободи миссис Рози, чтобы я мог освободить ее от хвоста.
Шум ломающихся веток и глухой удар оземь он встретил злой улыбкой, подумав, что Жаворонок-то оказался не летающий. Хвост и вовсе отрубил одним ударом, тут же излечив рану Рози. И - отвернулся, не желая смущать женщину, которая начала трансформацию. Бадб не медлила ни мгновения больше, отзывая волка из души и тела Рози Тимбр. А потом были клятвы. Как ей клянутся в верности другие, Роб видел много раз. А вот принимал эту клятву с нею - впервые. Стоя за спиной, положив руку с косицей на плечо - жены? Да, пожалуй, именно так: жены - подсказывая Ларк слова формулы полного подчинения, каковую и не помышлял менять для этой мерзавки, он осознал, что связан теперь с неистовой неразрывно.
Глядя на Бадб, на рыжеволосую, обжигающую взглядом густо подведенных глаз, гибкую и сильную, его Бадб, Роб невольно подумал о том, что не зря они оба остались не у дел. Ушло их время, осиротели души, еще более ожесточились сердца. Гордыня, ревность, ненависти овладели неистовой, но их Роб вполне мог понять. Разве не то же он чувствовал, ожидая её у шатров героев? Но... Да, пусть герой, но армиями богини командовать будет не этот вот очередной Кухулин! Да, пусть Розали, но, черт побери, рыжая ведь! Черное и белое давно смазались, превратились в серое, в его полутона и оттенки. Зло, что причинила неистовая, не забылось, не простилось, но значения оно уже не имело. Боль не вечна, она уходит, унося за собой обиду и ненависть. Что бы между ними не было, сколько бы зла они не причинили друг другу, сейчас Роб смотрел на Бадб, как некогда - с восхищением и страстью. Наверное, поэтому слова, произнесенные после окончания обрядов, после того, как все ушли, сопровождаемые Вихрем, больно оскорбили и его самого.
- А теперь, mo Magaidh****, тебе придется меня ударить.
Бадб, которая, казалось, стала выше, со вспыхнувшими глазами шагнула к нему, лицом к лицу. Нахмурила брови, ржавой ночью, резкими тенями сгоняя сияющее удовольствие от клятв. Погружая во тьму саму поляну.
- Magaidh?!
- Бадб Маргарет Колхаун, леди Бойд, - поспешно отступая назад и ухмыляясь, сообщил ей Роб. - Ну не могу же я ко двору представить древнюю богиню, Ворону Битв? Ко двум дворам.
Кажется, придать поляне вид битвы с оборотнем стало гораздо проще, чем представлялось раньше. Да и синяки у него теперь будут вполне правдоподобные.
- Колхаун... - Бадб приостановилась, словно пробуя слово на вкус, и вскинула руки, сжимая воздух.
Чёрный фламберг, возникнув из ниоткуда, свистнул в страшном диагональном ударе, с двух рук, с шага, через шею и грудь.

_________________________________________
* Сила ветра есть у меня
** любовь моя
*** госпожа, хозяйка
**** Мэгги

20 января 1535 г. Равенсхед. Раннее утро.

Утро в Равенсхеде началось с дурного, гнетущего предчувствия. Стараясь не столько осознать его, сколько прогнать, Роб даже тщательно побрился, хотя светлую щетину все равно особо видно не было, а за кольчугу она пока не цепляла. Синий шелк рубашки приятно холодил плечи, но странное ощущение не отгонял. Объяснение предчувствию нашлось уже после утреннего правила, после ванны, которую сонная служанка, взбодрившаяся лишь после щипка пониже талии, с кокетливой улыбкой наполнила горячей водой и хвоей, во время прогулки с Девоной, которую Роб, все же, надеялся выучить хоть чему-то без чар. За ажурным, нарядным заборчиком таверны зацокали копыта и во двор въехал Раймон. Эмма, как и положено, держалась чуть позади, не мешаясь под рукой. Сердце пропустило удар, рухнув, по ощущениям, в пятки и тут же забилось бешено, радостно, забивая этой радостью волнение и страх. Лишь пройдя половину двора навстречу детям, он сообразил, что забыл закрыться от Эммы, как делал всегда, уважая её желание тишины. Но, не раздумывая и не закрываясь, продолжил путь, не в силах сдерживать радость.
Эмма обняла его на краткий миг, когда помогал ей спешиться, тепло и родственно, несмело улыбнулась, и по этой улыбке Роб понял, что Раймон, кажется, знает все.
- Не волнуйся, cèile-cèile*, - улыбнулся в ответ он, - не людоед же твой муж. И не глупец. Не подеремся.
- Людей есть не приходилось, это верно, - бросая повод Розы мальчишке, улыбнулся Раймон. - Хотя, как знать? Помню я очень подозрительное мясо в одном трактире в Сассексе, пусть владелец и клялся, что это - честная свинина. А вот с глупостью можно и поспорить, ибо умные люди сидят спокойно дома и уж точно не влипают в такие неприятности. Но, однако, тракт и свежий воздух оказывают поистине волшебное действие. Поделишься рецептом?
- Дорого продал себя. А потом еще и удачно женился.
Удивившись мрачности в собственном голосе, Роб привычно подтянул рукава оверкота, в который уж раз демонстрируя набивших оскомину воронов и триксели. И браслет-косицу, который не горел и даже не пачкался. Эмма сочувственно вздохнула, точно чувствуя отголосок той боли, с которой отпечатывались эти рисунки, заставляя пожалеть о решении не прятать чувства.
Татуировки Раймон оглядел разве мельком, зато на пряди рыжих волос потяжелевший взгляд на пару мгновений задержал. Хмыкнул.
- Ого. И знакомо, и иначе. Познакомишь со счастливой новобрачной?
- Обязательно, но позже, - с тоской, какую и не подумал прятать, вздохнул Роб, - от завтрака вы, надеюсь, не откажетесь?

- А что эта смотрит - так с того проку нет, - со смешком добавил Роб, отстраненно отмечая дрожь пальцев на кубке, - Неистовая оторвет всё, прости, Эмма.
Раймон громко вздохнул.
- Ну уж нет, раз человек ради других продаёт себя в вечные мужья, такое не может остаться безнаказанным. Конечно, недовольным брачными ночами ты не выглядишь, но это уже дело принципа. А то что они? Хотя, желание молодой древней жены оторвать за лишние жесты всё, что висит, я тоже понимаю, но что поделать. Придётся всё-таки её убить. Одна, две, разница не так и велика, правда, дорогая?
Эмма рассеянно кивнула, не сводя глаз с подрагивающих на кубке пальцев.
- Бри Лейт - где это? - Мягко спросила она, кладя руку на запястье Раймона.
Вопрос этот заставил Роба встряхнуться. И порадоваться сметливости леди де Три, умело переводящей разговор в иное русло. Он глубоко вздохнул, прогоняя остатки дрожи, успокаиваясь. И, наконец-то, смог понять, что Раймон повторил для него то, на что так и не получил ответа.
- Это в Ирландии, недалеко от деревни Ардаг, графство Лонгхорд. Но, Эмма, это ведь сиддх Миддхира, в который он привел жену свою Этейн, почти... царство мертвых. И, спасибо, Раймон, леди Бойд, конечно, бывает резка, однако убивать её не стоит. Она еще пригодится, хотя бы и в Самайн.
- Счастливый муж, понимаю, - снова вздохнул тот и отпил вина. - Да ещё и помолодевший. Чёрт, мне уже хочется посмотреть на эту Неистовую. Что ж с тобой поделать, подождём хотя бы и до Самайна. Что до Бри Лейт, то - лишь почти. Фэа оттуда как-то добираются до Эммы. Общаются. Предлагают. В том числе оружие - за помощь.
- Focáil faidhie!** - не утерпел Роб, залпом допивая кубок и снова подзывая подавальщицу, которая теперь глазела на Раймона, - какое у них там оружие, если Миддхир ушел давно? Ни за что не поверю, что он забыл там свой серп, которым убивали даже богов...
Пожалуй, вот об этом стоило спросить Бадб. Воспользоваться привилегиями, из-за которых он так переживал сейчас, и позвать милую Мэгги на завтрак. Раз уж Раймону так любопытно с ней познакомиться, будто древние богини не набили ему оскомину. Правда, хотелось, чтобы неистовая сейчас была чуть сдержаннее. Не покладистой, нет, но ведь умела же она держать себя так, что лавочница Болейн, мнящая себя королевой, искусала б локти, а гордая испанка Арагонская удавилась от зависти! Роб улыбнулся Эмме, с интересом глянувшей на него, почувствовавшей эту странную смесь из гордости, стыда, нежности и ненависти, таящихся в глубинах разума, у самого его дна, испытываемую им сейчас.
- А все ж, сын мой, - привычное обращение слетело с губ так легко, будто и не было этих неприятных минут, когда ни разум, ни тело не подчинялись ему, отдавшись во власть страха, - что там с Рысем вышло?
Эмма, рассмеявшаяся его акценту, внезапно напомнила еще и о преемничестве. И если уж Раймон был так непривычно любезен, что принял прошлое... Хмыкнув негромко, Роб отпил из вновь наполненного кубка. Нет, на согласие занять кресло в капитуле рассчитывать, все же, не стоило.
- Oighre*** и молодой огонь, - ядовито проворчал Раймон, словно услышав мысли, но усмехнулся тоже. - Согласно исключительно болтливым импам одной из твоих своячениц. Преемник и чуть ли не заместитель - согласно уже Верховному. Столько прозваний, даже не знаю, что и думать!.. А с Рысью ничего особенного. Пришлось дочищать за ним хобий, что, по традиции, продолжилось не приятным количеством монет, а чужедушцем. Потом, правда, всё равно заплатили, но осадок-то остался. В менее богатой деревне могло бы оказаться куда грустнее, сам понимаешь. Представляешь, убил старшего самца, оставив тяжёлую самку и двух молодых, скотина ленивая. Встречу - морду начищу. Кстати, о мордах... - он прервался, чтобы плеснуть ещё вина и себе, и Робу, потом небрежно продолжил. - Очень удачно мы тебя здесь встретили. Будет, кому из тюрьмы вытаскивать. Или могилу рыть.

После полудня.

Раймону удивляться он не переставал с того момента, как впервые увидел упрямым шестилеткой. Уже тогда у него было свое мнение, а когда этот отпрыск славного рода де Три впервые зло заморочил соседа по спальне, которого впоследствии нарекут Псом за верность оредну, Роб честно призадумался - так ли благи были намерения отца Раймона, привезшего мальчишку в резиденцию. Тогда - еще в монастырь. Боги свидетели, он старался дать этим мальчикам то тепло, что они недополучили в семье, но воспитались и выросли отчего-то михаилиты. Вот и сейчас, равнодушно наблюдая за снующим, точно его ужалили в самое больное, приказчиком Листа, Роб недоумевал, откуда у Раймона такое упрямство и такая мстительность, будто он был Бойдом. Эмма, кажется, не желала сдерживать Фламберга в этих его проявлениях, считая нужным сглаживать только самое ершистое, самое острое. И ведь спокойным принятием Раймоном его прошлого он обязан ей! Прекрасно понимая, что без этой спокойной умницы разговор прошел бы иначе, менее приятно, Роб с плохо скрываемой гордостью глянул на невестку, пропуская мимо ушей странное замечание Раймона о желании наведаться в лавку ночью. Будто Лист ночевал в ней. Но... Хочется мальчику поиграть в ночную тень - пусть играет. От набитых шишек вреда не бывает. Впрочем, не волновала его и чаровница. Чтобы понять, как ей противостоять, хватило раза. Но и суккуба того Раймон припомнил очень вовремя, пробуждая забавные - и не очень, но все равно дорогие воспоминания.
Вернулся в резиденцию он тогда поздно, чуть навеселе и, кажется, с какой-то девицей, что подцепил в том милом тратирчике в Форрест-Хилл. Барышни, охочие до перчинки, стекались туда со всего Лондона и окрестностей в надежде заполучить михаилита в постель, а то и окольцевать. И если с первым у них закавык не возникало, то со вторым наблюдались очевидные проблемы. Сегодня милый друг здесь, а завтра унесся на тракт - и ищи ветра в поле. Роб смутно припоминал, что до его комнаты девушка не дошла, осталась где-то в гостевых. Что к лучшему, он всегда был переборчив в женщинах, благо, от них отбоя не было. И увидев, кого привел и... хм, оставил ночевать, вполне мог надолго рассориться с самим собой. В комнате, в этой чистой, теплой, уютной комнате, где не было украшений, но зато была мягкая кровать и теплое одеяло, его ждала еще одна девица. Одетая скудно, точнее вовсе раздетая - пышную грудь прикрывали лишь какие-то металлические щитки, соединенные между собой тонкой цепочкой и непонятным образом держащиеся на персях. Чресла и вовсе не скрывались под поясом из монеток. Пока Роб ошеломленно пялился на неё, пытаясь решить загадку этих нагрудных щитков, чувствуя, как стремительно трезвеет, барышня, извиваясь телом подобно змее и зазывно улыбаясь, направилась к нему, суля блаженство низким, чуть хрипловатым голосом записной соблазнительницы. Блаженства Роб не хотел вовсе, тем более от странной особы, неизвестно как попавшей в комнату. И лишь окончательно стряхнув хмель, он понял, что его чаруют.
- Иди сюда, лапочка, - ухмыльнулся он, распахивая объятия и прислушиваясь к тихому хихиканью на лестнице. "Лапочка" просияла улыбкой, порхнула к нему. И тут же взвыла от боли, когда Роб, намотав на кулак длинную черную косу, поволок ее к двери.
- Кто это сделал? - Вопросил он трагически не успевших сбежать юнцов, среди которых были и Раймон, и Джерри, и даже Том, называющий его отцом. - Tolla-thonen, а ну...марш по спальням, пока уши отрывать не начал!
Юноши, пряча ухмылки, вежливо поклонились и степенно, неспешно, оглядываясь, начали спускаться по лестнице.
- Еще раз кто-то из ваших придет на их вызов, - вежливо обратился Роб к суккубу, для убедительности приподнимая её в воздух за волосы, - накормлю облатками и проведу обряд крещения. Узнаете, каково с душой жить. Пшла вон.
Демоница взвизгнула, полетев в стену, но исчезла, не успев познакомиться с камнями резиденции. А Роба из воспоминаний вырвал новый вопрос Раймона. Возможно, нужно было сначала спросить, зачем ему грабить монастырь, но... Он так живо почувствовал себя снова наставником, с таким наслаждением представил, как будет сейчас откручивать уши этому гаденышу, что успокоился лишь, когда на ногу упал тяжелый деревянный щит. И удивился снова, узнав, что Раймон работает на Кранмера, да еще и ищет венец leam-leat Альфреда, которого назвали Великим. И вот тут пришлось думать уже серьезно, подбирая варианты, для чего архиепископу нужен такой мощный и такой древний артефакт. И почему за ним он послал норманна по крови. Думал об этом Роб вплоть до того момента, когда запыхавшаяся Эмма влетела на задний двор оружейной лавки, где он пытался осознать, какой дьявол так понапутал ходы в подземелье и почему воздух ощущается так странно. И снова возгордился. Леди де Три четко, внятно, без эмоций изложила произошедшее и даже указала направление, куда её мужа увлекала чаровница. Впрочем, успел он лишь к шапочному разбору, хотя и ему досталась доля чар, которые на него уже не действовали. Равно, как и слова Раймона удивили лишь поначалу. Должно быть, воспоминания о том, каким ребенком был Раймон, о бессонных ночах у его постели, когда мальчик болел, о том, как впервые посадил его на лошадь и вручил меч, смягчили Роба, иначе он непременно бы отвесил подзатыльник, не взирая на то, что Фламберг давно вырос, стал рыцарем и вообще женат. И, наверное, именно поэтому Роб дослушал его спич до конца и даже не назвал паяцем, как сделал бы это раньше. А на неудовольствие Бадб он и вовсе не обратил внимание. Поговорит с чаровницей - поймет, что уставший, старый муж просто так не беспокоит свою неистовую.

Добавлено:
21 января 1535 г. Равенсхед.

Во сне он видел оскал смерти. С громким граем носились над побоищем вороны стаи неистовой, хохотала меж ними Немайн, устрашая этим страхом воинов Конайре Мора. Бился в священном экстазе ríastrad Кухулин, отвергнувший Морриган. Забавно, что во многих сагах теперь Fuar a 'Ghaoth стали путать с Псом, приписывая его деяния этому полубогу. Забавно, что Робу от этого даже не было горько. Лишь иногда, в подобных снах, когда Тростник поднимался и расправлял плечи, с наслаждениям прислушиваясь к звукам битвы, ему становилось больно от того, что его не помнят. Но наступало утро, боль уходила, рассеивалась, оставляя жизнь и её краски, её наслаждения и огорчения. Да и сны беспокоили не так уж часто. Так было и сейчас. Правда, проснулся он не утром, скорее в полдень, от тихой поступи служанки, весь вечер намекающей на то, что непрочь согреть его холодной ночью. В иное время Роб, быть может, призадумался бы над её намеками, хотя пухленькая, что фламандка, девушка и не была в его вкусе. В иное - но не сейчас. Тому, кто знает любовь богини, не стоит размениваться на смертных. Даже если божественная супруга и не навещает его так часто, как хотелось бы. Утреннее правило он решил пропустить. Во-первых, есть хотелось отчаянно. Во-вторых, взгляд Эммы на починку вещей его изумил и порадовал, равно, как и то, сколь быстро работала невестка, точно вышивальщица-фэа. Отогнав от себя странную догадку о том, кто мог бы быть прабабкой девушки, Роб спустился вниз, как раз вовремя, чтобы попрощаться с Джерри, отъезжающим в резиденцию. Взяв с него обещание не спешить, не лезть к паукам в Блите и монахам в Серлби, не рисковать зря, он крепко обнял своего самого поспешливого мальчика, с неохотой и трудом отпуская от себя. И внезапно понял, что скучает по Ясеню. Вздохнув, Роб вернулся в таверну, откуда соблазнительно пахло жареной рыбой и свежим хлебом.

В резиденции, куда Роб прибыл измотанным сутками галопа, его ждал сюрприз неприятный. Мальчик, воспитанник, которого все уже сейчас кликали Волчонком, радостно улыбаясь, вручил баллок, уже оплаканный Робом. Выругавшись, отчего парнишка разулыбался еще больше, он отдал новокупленное оружие Волчонку ("Используй с честью, сын мой!"), а старый вогнал в ножны, не задумываясь о том, что на нем могут быть какие-то послания. Отмахиваясь от вопросов встречаемых по пути наставников, магистров и просто воспитанников ("Да, я", "Да, свежий воздух полезен", "Да, шрама тоже нет. Целебный источник в лесах."), скользнул в стену, устало поднимаясь к себе, в большую, но теплую и уютную комнату под крышей, где не было ничего лишнего, но были кровать, вино и лестница наверх, к парапету, к ветру и свободе. Там, где за спиной расправлялись невидимые крылья, где ветер звал, манил в полет, нашептывал тайны, приносил запахи странствий и дальних стран, Роб снова достал кинжал, с размаху вгоняя его в деревянную балку. Баллок сломался, будто был деревянным, но огорчения это не принесло. Оскверненный руками ренегата клинок не дал бы ни удачи, ни победы, не спас бы. Да и намек был понят. Ну что же, мистер Армстронг, тракт короткий, рано или поздно встреча состоится. И лишь после хаммама, после ужина, свежего белья, приятно ласкающего тело, долгих и нудных объяснений с капитулом по поводу молодости, когда Роб уже рухнул в постель, вспомнился второй сюрприз - хухлика, который бегает по саду, зачем-то отнимая у мальчишек овсяное печенье, выпустила из замка Бесси Клайвелл.

В кабинете Роба всегда было темно, даже днем, а потому свечи были везде. В подсвечниках на столе и на подоконнике, на полках, толстые, тонкие,белые и желтоватые, они наполняли комнату мягким, уютным светом. Роб любил этот кабинет. Любил за простые, чисто выбеленные стены и один-единственный гобелен на стене, изображавший не дев или охоту, а лес, зеленый, веселый, похожий на те, которые шумели когда-то по всему Альбиону, росли так густо, что белка могла по деревьям пробежать от моря до моря. И стол со столешницей из пестрого мрамора, стоящий у зарешеченного окна, любил тоже. Мрамор, гладкий, полированный, прохладный, пах той скалой, откуда его забрали. Степлялся под руками солнцем, согревавшим его, как по льду скользили по нему бумаги и письма, а иногда - и чернильница. Но больше всего Роб любил массивные песочные часы в на высоких резных ножках, стоящие на этом столе. Их подарил Ясень во время одного из своих нечастых визитов в резиденцию, и они напоминали не только о Томасе, но и беге времени, увлекаемого песчинками, о бренности бытия и об одиночестве. Вот и сейчас, этой темной, теплой полночью, когда замок уже засыпал, когда замолкал смех мальчишек из спален, и тихо прохаживался по коридорам ночной воспитатель, которому выпало бдить в эту ночь, оберегая покой детей, когда так уютно, так приятно обнимало теплое, тяжелое одеяло, взгляд спустившегося в кабинет Роба привлекли именно они. Он косился на них, пока зажигал свечи, с удовольствием ощущая их жаркие огоньки ладонями, пока снова рассматривал в зеркале, прячущемся за гобеленами, самого себя. Часы были неизменны, хоть и утекали временем. Роб - переменчив. Молодость, этот дорого обошедшийся ему дар неистовой, все еще была непривычна. Странно было видеть, как темно-синяя туника до колен, что он носил... дома, обтягивала и раздавшиеся плечи, и грудь, точно и не его была. И лицо - его и чужое одновременно, покрытое загаром тракта и Туата, уже обросшее светлой щетиной, тоже было непривычно, хотя и, безусловно, знакомо. Так выглядел, так улыбался и смотрел на мир Роберт Бойд, второй раз встретив Розали, по которой теперь носил траур. Скорбь ушла - память осталась. "Все стирается временем, но само время пребывает благодаря памяти нестареющим и неуничтожимым", - сказал Филострат Флавий-старший. И Роб, пожалуй, согласился бы с ним, предварительно горячо возблагодарив Орден за образование, но - увы: он слишком дорожил воспоминаниями. Не мог отказаться от траура так же легко, как от ксифоса, от этого кольца, которое не носил уже лет двадцать, но все еще крутил на пальце. Достав его из кармашка на поясе, золотое, украшенное вязью из трилистников по ободку, с гравировкой "Р и Р" внутри, Роб резко распахнул окно, намереваясь выбросить еще и эту ниточку к Розали, распрощаться... И не смог. Сжав ладонь он опустился на стул, погладил свободной рукой столешницу. Кольцо зазвенело по мрамору, покатилось к миниатюре, опирающейся на песочные часы. Розали на ней была живой, нежной. В полоборота смотрела она на художника, вскинув голову, а рыжие локоны текли по шее и обнаженным плечам. Rosam, как называл её Роб, в любом наряде выглядела целомудренно и изящно, даже в любимом ею простом коричневом платье, не украшенном ничем. Она всегда встречала его улыбкой и нежным поцелуем, уютом дома, что он купил в Лондоне для них двоих, рискуя жизнью на тракте ради каждого пенни. Розали дарила ему то, о чем он мечтал всегда - семью и ласку. Портрет упал на стол, демонстрируя серость холста с тыльной стороны, а Роб прихлопнул его рукой, не желая вспоминать, как вернулся с тракта и вместо жены обнаружил могильный холмик на кладбище. Снова. Неистовая мстительно дала ему несколько лет счастья и свободы, чтобы забрать поболезненнее. И - все же. Кольцо он убрал в нижний ящик стола. Если выбросить не смог - то хотя бы при себе его держать не стоило. И не только из-за ревности богини, но еще и потому, что Розали ему больше никогда не повстречать. Портрет отправился туда же, хотя и хотелось смотреть на него вечно.
А вот ключ от этого ящика Роб выбросил в окно.

Неприметный выступ у пола открыл потайной ход, ведущий во внутренний двор. Бережно, заботливо придерживая Бадб под руку, точно она могла споткнуться или упасть на узкой лесенке, Роб мысленно вздыхал. Её присутствие было приятно, оно волновало, будоражило. Заставляло желать - и искать частых встреч, хотя бы просто для того, чтобы говорить. Но стоило неистовой исчезнуть надолго, как это наваждение отступало, а на смену возвращалась злость. Должно быть, ему было суждено вечно рваться между огней, искать покой - и не находить его, уподобляясь мотыльку, что летит на свет, но лишь обжигает крылья. И с этим нужно было что-то делать, иначе... Иначе он снова сбежит, но на этот раз просто потому, что упрям, как распоследний поганый осел.
В оранжерее, где царило лето, пышно цвели герани и вереск, нежно пах флер д'оранж, Роб подвел свою неистовую к персиковому дереву. И понимая, что брат-садовник, отличающийся редким талантом говорить с растениями, жестоко убьет его мотыгой, сорвал для неё единственный, большой и розовый персик, покрытый светлым пушком.
- Ты просила, mo leannan, - улыбаясь мольбе о прощении, что зазвучала в голосе, вздохнул он, - купить не успел, так хоть украду.
- Он тебя убьёт, - утверждение это, озвучившее мысли, чуть сбил стон наслаждения, с которым Бадб запустила зубы в нежную мякоть. - Спасибо! Я думала, что хочу грушу, но именно этот персик - он прекрасен и идеален. Правда, садовник всё равно тебя убьёт. Я чувствую его мысли в дереве, в листве, в камнях дорожки... очень ревнивый человек, даже страшно. Хочешь? - разломив фрукт надвое, богиня протянула половину Робу. - Сладкий. И умирать будет легче.
Роб вздернул бровь, представляя, как садовник будет с ним расправляться, и дурашливо улыбнулся. Если бы этому ревнивому хранителю сада и оранжереи пришлось убивать всех, кто делал набеги на его царство, то в мире не было бы михаилитов. Сады травили лошадями, вытаптывали, в них дрались и ломали кусты, они регулярно горели зимой и замерзали летом. А из оранжереи тащили цветы и плоды все, у кого была в том нужда. Но половинку персика он принял, не удержавшись от того, чтобы поцеловать горячие, сладкие и липкие от сока пальцы.
- Тогда ты получишь, что хотела, - с той же улыбкой пожал плечами Роб, - и гораздо раньше, чем думал я.
Пожалуй, не стоило сейчас говорить - или думать, о том, что садовник прощал грехи за привезенный новый саженец. Или диковинные семена. Достаточно было с умилением любоваться Бадб, расправляющейся с персиком, сдерживая желание поязвить. Ведь можно было обставить этот персик как жертву богине. Или вывернуть все так, чтобы она еще и виновата осталась в предполагаемом будущем убийстве садовником. Или просто - нахамить, обозвать обидно, по почтительно. Но... все хорошо в меру. Иногда стоило забыть об обидах и понять, что неистовая, также, как и он, не знает, что делать и что говорить. И что она, в отличие от него, не умеет жить семейно. От растерянности, от задумчивости, столь несвойственной Бадб, становилось больно.
- А спасал я Брайнса, моя Бадб, - полукруглая оранжерея напоминала ему сейчас холм. Но проводником в этом Tuatha De Danann был на этот раз Роб. Увлекая богиню вглубь, туда, где журчал фонтанчик с золотыми рыбками, он снова порадовался её присутствию - и мысленно пнул за те слова, какими встретил, - потому что не хочу, чтобы твои последователи видели вспыльчивую, мстительную богиню, способную из-за мысли порубить блажного в гуляш. Пусть они видят справедливую, готовую за оскорбление принять виру, но не пролить крови. Да и нет никакой чести в том, чтобы его убить. Слишком просто. К тому же, - удержаться от ухмылки было сложно, - разве я мог упустить случай обнять тебя?
Не мог, разумеется. Отказаться от объятий - и не поддразнить лишний раз Морриган? Не ощутить даже сквозь доспех жар тела неистовой? Не возгордиться непомерно тем, что эта рыжая - его?
Дева, с весьма печальным видом льющая воду из разбитого кувшина в чашу фонтана, выросла среди буйства зелени и цветов, внезапно, хоть Роб и ждал её появления. Струя, мелодично бормоча свою незатейливую песенку, падала на гладь, рассыпалась прохладной водяной пылью, медленно оседающей на листьях и цветах, на самой деве, на одежде и волосах.
- И, видимо, не зря спасал, - опуская руку в воду, чтобы подманить рыбок, задумчиво проговорил Роб, - ты ведь пришла,пусть и для того, чтобы спросить - зачем? И даже не дерешься, хоть и не ласкова. Впрочем, сам виноват... Знаешь, мы можем быть если не счастливы, то хотя бы вместе. Вдвоем. Память не стереть, несмотря на то, что ты это пыталась, но её можно отпустить. И мне станет проще, если ты согласишься помочь. Я могу быть и любовником, и советником, и илотом, хотя последнего и не хочу, но я плохо представляю, что такое быть мужем войны. Тебе скучно и одиноко, но развлечь тебя можно весьма... воинственно. В заботе и защите ты не нуждаешься, но, смею надеяться, они тебе хотя бы приятны. А нехамящий я надоем также скоро, как и хамящий. Помоги мне, bean bheag, хоть намеком.

И снова богиня помедлила, прежде чем ответить. И заговорила нехотя. Морщась, как от боли.
- Что-то - осталось. Все те, что ушли в Туата и остались за пеленой, когда разошлись миры, всё - там, mo ceannard*. Но я боюсь, это уже не те воины, что ты помнишь. Прошло много времени, даже в безвременье. Но - там. Все лагеря, что возвели в gleann an earraich**, все, кто оттуда не ушли.
- Я виноват перед ними, - с грустью, принимая свой меч из рук неистовой, признал он, опуская голову, - да и Грейстоки эти беспокоят. Если придется стоять за земли, я предпочел бы это делать с ними. Но... примут ли они меня снова?
Роб спросил бы об этом армию, пусть бы и её остатки. Если воины принимают командира, признают его волю, то и сами они становятся подобны ему. Если жив он - возвращается жизнь и к ним. Был и еще один вопрос, не менее важный, но отнюдь не мешающий разговору с полками.
- Что там происходит? В Туата? Раймон отказался от омелы, что ему предлагала Немайн, и я...
Как и всегда. Взял на себя больше, чем смог бы вытянуть - и тянул, упрямо, огрызаясь и откусываясь от тех, кто мог бы помешать.
- Я обещала не вмешиваться в игры между сёстрами и твоим Раймоном, - задумчиво вспомнила Бадб и отряхнула ладони, с которых почему-то осыпалась светлая крошка. - Но Туата, конечно, дело совсем другое. Мало ли в нём занятий? И там происходим мы, как всегда. Очень происходим. Ты помнишь, как бывало, когда мы... ссорились?
- Я и не вмешиваю тебя, mo shòlas, попробую дойти сам. А если ты приведешь своего мужа в свой же шатер, то кто посмеет тебя упрекнуть в нарушении договоров? А вот то, что происходите вы... Наверное, стоит на это посмотреть, чтобы хорошо вспомнить?
И получить по шее. Или не только по ней. Если сестрички ссорились, в Туата становилось опасно жить, а уж путешествовать - и вовсе было самоубийственно.
- О, Туата просто невероятен, - пробормотала Бадб, скривившись, как от боли. - Особенно после суда над этим Брайнсом. Я спрашивала, помнишь ли ты, как оно бывало... так вот, сейчас там нет ни огненных бурь, ни наводнений. Ну, почти нет. Но поверь мне, mo leannan, никогда ещё мир за вуалью не был так интересен.
Роб обошелся бы и менее интересным миром, но его мнения, как обычно, никто не спрашивал. Да и поделать ничего с этим не мог - никогда не мог. Но ожидание сейчас было бы губительным, ведь примирению сестричек ничего не способствовало, напротив - ссоры должны были усугубляться, что еще дальше отодвинуло бы Туата. Идти нужно было прямо сейчас.
- Тогда, быть может, ты покажешь мне, где мы сейчас с тобой живем, моя Бадб? Надеюсь, что назад ты вернешь меня не через столетия.
Богиня поморщилась снова, и на этот раз в глазах блеснули гнев и досада. Впрочем, для разнообразия направленные не на него.
- Даже вместе с Немайн не могу обещать, что верну в эту ночь. Хотя мы постараемся. В самом худшем случае - несколько дней. Скорее - один-два. Уверен ли ты, что хочешь шагнуть за грань сейчас? Может, - она светло улыбнулась, - хочется поспать эту ночь в комфорте?
- Уверен, что хочется провести ее с тобой, - заверил её Роб, - пусть и за гранью.
Пусть и не ночь. Да и уйти к вершине придется почти сразу. Но сейчас он не сомневался, не позволял себе сомневаться. Кто начинает с сомнения - заканчивает уверенностью.
- Льстец.
Но поцелуй, горячий и страстный, выдавал удовольствие. И с ним мир вокруг, мир, как он есть, погас, рассыпавшись перьями.

-------------------------------------------------------
* полководец
** долина родников