Злые Зайки World

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Злые Зайки World » Роберт Бойд и его тараканы. » Вот же tolla-thone...


Вот же tolla-thone...

Сообщений 331 страница 360 из 368

331

- Полагаю, мне просто везёт, - прервал мысленный разговор капитан, легко пожимая плечами. - Как-то оно само, понимаете? Вот был случай, когда голову отрубить хотели, так поверите, именно в этот момент на палача напал бешеный голубь и выклевал глаз. А мэр-то, оказалось, голубей считал посланцами Господа. Ну, поначалу-то он счёл просто, что палач грешный больно, глазастый, и приказал другого позвать, но тоже... так что, сэр михаилит? Три подушки - это под тысячу выйдет, а если покупа...
- Химр никаких не знаю. А бабу и демонов - вижу, - равнодушно вмешался шаман, закинул в рот кусок чего-то вонючего и принялся сосредоточенно жевать, роняя крошки.
- Послушайте, коллега, сделайте над собой усилие, прекратите называть мою жену бабой. И мы с вами чудно поладим. Сколько демонов? Где? Как выглядят? Как скоро будут здесь?
Капитану с таким воистину чертовским везением следовало держаться поближе к девкам. Роб вздохнул, опираясь на меч и на мгновение прикрывая глаза. Он, всё же, очень устал.
"Викка, подушки с золотом или девка?"
"У вас, михаилитов, это что, в уставе прописано - девками оплату брать? И сбор не платите. Ни руки, ни ноги брату-казначею..."
"Ясно, подушки с золотом".
- Вот ведь молодняк торопливый пошёл. Как только до лет своих дожил. Один там, - шаман, не прекращая жевать, спокойно кивнул на арку. - Один вверх выскочил. А выглядят понятно, как. Как баба и кошка сразу, и это хуже нет - когда демон не только кошка, а ещё и баба. Такое к землянке придёт, и нету тебя. Скоро ли будут - сам гляди. Слушай.
Он едва успел договорить, как из пещер тусклым эхом раздался новый крик - протяжный, почти звериный.
Он тянулся, заполняя секунды. Кто-то из моряков с руганью кинулся было к выходу, но капитан рванул его обратно и повернулся к Робу, раздувая ноздри.
- Три подушки и четвёртая - с синей вышивкой.
- Умеете торговаться, капитан, - с уважением признал Циркон, тщательно и очень трепетно размазывая ром по водяной шторе. Что позволено водомеркам, то не запрещено и михаилитским магистрам, хотя Роб затруднялся припомнить, где его лучшая половина видел жуков с выпивкой. - Я уже почти заинтересовался.
Поверхность любой жидкости образует тончайшую патину, и сила натяжения в ней действует параллельно поверхности из-за существующих между частицами жидкости связей, которые Роб сравнил бы с семейными, так прочны они были. Если умеешь ими пользоваться, разумеется. Циркон - умел. Он вообще умел многое, и не был ленив в отличие от своего сожителя.
"Ну же, кошкобаба, иди ко мне. Mo leannan, я сейчас обращаюсь не к тебе!"
И другая мысль, со смешком: "Молодняк..."
- Больше не дам, - хмуро просветил Елень, морщась от нестихающих воплей. - Иначе всё одно помирать. Так что если не согласны, сэр михаилит, значит, будем справляться сами. Как-то.
- Вы пошлый человек, капитан. Вы любите свои подушки больше, чем надо. Но - по рукам.
Киска отдаваться за подушки не спешила. Казалось, что она уже рядом, мурлычет за аркой, но предпочитает свиданию томительное неведение, как и всякая женщина.
"Женщина. Ты же не будешь ревновать меня к химере, Викка?"
Роб глянул на девиц, вспомнил обнаженную Бадб - так было легче. Еще одна причина, почему его не соблазняли ни глейстиг, ни суккубы - он сам умел в феромоны. Всего-то нужно вбросить их побольше в кровь, а после - в пот, которого уже предостаточно. Конечно, это действовало только на женщин, но химера была наполовину ею. Да и у животных власть феромонов сильна. Самцам и самкам именно они позволяют находить друг друга для размножения.
- Thig an seo, piseag. Кис-кис-кис...
- Что-то аж бабу захотелось, - задумчиво заметил капитан. - Вот странно, всякий раз, когда жопа, так бабу хочется, а то и двух. Или трёх.
"Мне тоже. Но суть не в этом. Суть в том, что..."
Химера не шла. Играла с моряками, кричала ими же. Заманивала. Слишком умная для твари, что говорило о человеке, который мог бы стоять за нею и держать поводок наподобие того, который он отнял у Кейт Симс, привязывая к себе Девону.
Этот поводок мог вести к человеку или амулету. Роба устраивало и то, и другое, особенно, если для этого не приходилось глядеть в глаза химере.
- Mo leannan, скьявону и пригляди за мечом!
"Откуда, к дьяволу, у меня этот страх? Точно они не твари, а я не михаилит. Точно не учусь я всю жизнь убивать чудовищ".
Роб вздохнул, призывая внутреннего зверя. Который искренне недоумевал, что не нравится этим су... самкам. Большой, сильный самец, покрытый шрамами от стычек с другими самцами, вожак большой стаи, и вообще альфа. А уж пахнет как!.. Такого всякая захочет, и даже если ты самец, то подчиняться ему - честь, безопасность, интересная охота и много еды.
Мурлыканье вышло тихим, горловым, и отчаянно захотелось, чтобы Бадб... Роб тряхнул головой, отгоняя лишние чувства, оставляя только зверя и его повелителя. Зверятники - те еще психи, морочникам и не тягаться. Не могут морочники тянуть воздух обострившимся чутьём, пытаясь уловить не только запахи химер, но и ощущение поводка, на которых их держат. Понимание этой привязи, выраженное запахом шерсти, вкусом моряцкой плоти, движениями лап. Тактикой, наконец.
Короткий венецианский клинок упал прямо в руку, под восхищенный вздох капитана. А вот кошка восхищаться не спешила. Более того - обидно отвергала. Фыркая, злясь и швыряя в морду листья. Фигурально, разумеется, но Роба это позабавило.
- Слышь, старче, - улыбаясь, обратился он к шаману, - вот эти шторки из воды - прочные. А если ты еще постучишь-попляшешь, то прочнее станут. Демоны точно не войдут.
Химеру тем временем закрыли, будто холодной мокрой простыней обернули. Но значения это уже не имело. Роб знал, что за ней стоит человек. Оставалось понять расстояние контроля и механизмы его осуществления.
- М-м, сэр михаилит... - капитан, морщась, помедлил на очередной крик, донёсшийся из тоннеля. - Если получится, вытащите моего человека? Пьянь, конечно, безусветная, но как узлы вяжет - заглядишься! Где я ещё такого найду?
Коротко кивнув, Роб шагнул за водяную пелену.

0

332

- Не хочешь поразмяться, Викка?
Химера пахла женщиной и кошкой, какой-то жучиной дрянью, листьями и злобой. Еще от нее тянуло желанием закусить парой-тройкой фэа, так что на риск погулять с жёнушкой по пещерам Роб шел сознательно. Авось, зверёк соблазнится и приманится поближе.
К тому же, здесь было на что поглядеть. То ли друиды убегали от червя в дымину пьяными, то ли червь ударился головой о какой-то особо прочный камень, но эта компания напетляла тут изрядно, уподобив холм кривой паутине.
- Когда это я отказывалась?
Окольчуженная и оскъявоненная Бадб почесала за ухом, и Роб щелкнул зубами у её руки.
- На тебе доспех или как обычно? - вкрадчиво поинтересовался он, прислушиваясь к воплям моряка. Тот орал уже порядочно, заставляя задуматься об охотничьих уловках химер. Особенно хорошо думалось под особый, терпкий запах остывающий крови, который был ближе, чем вопли. Если подумать внимательно, расчертив пещеры на клетки, то моряк вопил где-то на юге и в центре, умудряясь при этом лежать в коридоре неподалеку.
- Хм? - Бадб оглядела кольчужный рукав, понюхала его и пожала плечами. - Раньше всегда хватало, как обычно. Ладно, ладно...
Она протянула руку и достала из воздуха другую кольчугу, звякнувшую удивительно похоже на михаилитские.
- Вокруг в темноте бродят неведомые твари, орут трупы, капитаны предлагают подушки, шаманы усиливают чары, а я, как дура, переодеваюсь... если меня в процессе сожрут, что тогда, саму себя по Туата гонять?
- Могу погонять я, - великодушно предложил Роб, не отрываясь от раздумий, но теперь о выборе направления. - Разнообразить семейную жизнь. А то что всё ты трудишься и трудишься, гоняешь и гоняешь.
- Угу, - Бадб повела плечами, расправляя броню, и хмыкнула. - Если сожрут, будем гонять по-очереди. К слову, а нас сожрут? В смысле, что делать-то будем?
- Наверх пойдем. Давать бой. Из скьявоны получается дельная рогатина, знаешь?
Сначала Роб хотел было вспомнить орденскую выучку, построить рунный став и даже поднять несчастный труп, чтоб тот поработал приманкой. Но это показалось таким грязным, таким мерзким действом, что от затеи он, поколебавшись, отказался. Нельзя, чтобы михаилит затмевал стратега, да и под небом, рядом с водой Робу работалось и дышалось легче. К тому же, воля была не так уж далеко, в каких-то сорока ярдах, за поворотом. Конечно, наверху могла сидеть вторая химера. Но... жабдар ел - не доел, Морриган била - не добила, а неуязвимых в мире все равно не было. Под неумолкающие крики мертвяка Роб зашагал к лазу.

0

333

- Какая милая, - задумчиво обронила Бадб, когда они выбрались на свободу из осточертевших пещер. - Этот твой Армстронг с Морри точно не знаком?
- Это твоя сестра, тебе виднее. И прекрати воровать у меня мысли, Викка!
Один из темных валунов развернулся, обнаружив себя женщиной-кошкой. Миловидной, с треугольной мордой, гладкой шерстью и хвостом с кисточкой. Всё это не портили даже дополнительные лапки, больше похожие на жвалы, и пластины.
- У нее кисточка есть, - умиленно вздохнул Роб, - ты ж моя прелесть...
Поводок от прелести тянулся в сторону корабля, через гряды камней, забирая левее этой прямой, в холмы. А еще у прелести была крайне любопытно устроена голова. Внутри черепа, там где у всех нормальных людей и зверей был мозг, мозг наблюдался и у химеры. Хороший, большой и наверное умный, управляемый органично встроенной опухолью на коре. Опухолью Роб окрестил это для себя. Так было понятнее и не требовало длинных рассуждений по Галену и Авиценне.
- Сзади ещё одна, - негромко доложилась Бадб, и на это пока не стоило обращать внимание. Первая лапушка шипела, и хотелось думать, что ей попросту хочется стать домашней, любимой и иметь свою будку на псарне. Вторая, как опытный засадник, начала закладывать круги, пытаясь оттеснить в дыру и в пещеры, но это не мешало - достаточно было шагать ей навстречу, оставаясь тем самым на месте.
Интереснее был мозг. И его строение. Там, как и у всех, носились по ветвистым дорогам маленькие молнии, соблазняя поколдовать. В конце концов, странно быть магистром, воздушником-водником - и еще черт знает чем, и не магичить. Не творить страшное, непотребное колдунство, не слыть чернокнижником, не целовать кошек под...
Роб хмыкнул, прищелкивая пальцами. Пожалуй, он обошелся бы без подхвостного целования кошек.
- Прикрой, Викка. Я попробую очаровать эту милаху.
У милахи, как и у всех, в крови и костном мозге жили суетливые пузыри. И шарики с тарелочками. И шипастые булавы. В общем, там много чего водилось, но отвечало всё это за борьбу с ранами, болезнями и прочими неприятностями, которые могут приключиться с каждым уважающим себя организмом. А управлял ими мозг. Есть ли хоть что-то более возвышенное и поэтичное, чем мозг? В нём сосредоточено всё. Даже у химер.
Особенно - у химер.
"Я хочу, чтобы ты этот механизм, боль, смерть быстро и мощно запихала в голову их поводыря. По вот этому поводку. Выжгла ими".
Закусив губу, чувствуя привкус собственной крови во рту, Роб тянулся к молниям, напоминая кто тут, мать его, громовержец.
- A thoirt!
Химеры кинулись вперёд одновременно, расправляя наплечные жвала. Слева и справа, ловя в перекрестье. С кончиков хитиновых придатков ударили плотные струи стеклистой попрозрачной гадости, от которой ощутимо тянуло хобиями и жабдаром.
Сам бой Роб даже не почувствовал, обозвав себя скорострелом. Потому что пару раз увернуться и много магичить - не то же самое, что долго, вдумчиво сражаться, наслаждаясь каждым момент боя. Первая химера умерла от нехватки мозга, подстегнув это самоуничтожением. Вторая - сгорела бы внутри воздушной сферы, если бы нее хозяйка. Девица неопределенного возраста, похожая лицом на химер, с тонкой струйкой крови из носа, отдарилась ненавистью и командой умирать второй химере, когда Роб снова тронул поводок.
- В следующий раз я хочу видеть с той стороны труп с кашей в голове, Викка, - хмуро заметил он, морщась от головной боли. - Перекинь меня к ней. Только поточнее. И отруби головы химерам, нам их еще на подушки менять.
- Ах, да, - вздохнула Бадб. - Подушки. Особенно та, с синей вышивкой...

0

334

- Вкусно?
Девица сидела в защитном круге, меланхолично глотая бусины из горного хрусталя. Она была худенькой, даже щуплой, одетой в черное и коричневое, а потому хорошо сливалась с ночью. Неподалеку паслась её кобыла, к счастью, без поводков и очень спокойная.
Роб дёрнул плечами, приветливо улыбаясь. Столь умелый кукловод заслуживал уважения.
- Отвратительно, - женщина поморщилась и сняла с нитки очередную бусину. - Всё равно, что зубы глотаешь. Выбитые, потому что в голове ещё подарок от этой твоей стервы гуляет - и это несмотря на то, что канал Рэн закрыла почти сразу. А я ведь предлагала вживлять противомагические броши, но нет! Каналы связи страдают, говорили они, управление ненадёжное, говорили они, может начаться отторжение... Чёртовы учёные умники, которые на самом деле ничего в нас не понимают. И смысл?
- Никакого, - согласился Роб, хмыкнув. - Потому как методики научного исследования учат нас, что образцы сначала должны пройти полевое испытание на объектах и в условиях, приближенных к боевым. А я, уж простите, не полигон. И может, прекратишь бусы есть? Ценные экспериментальные данные, понимаю, но закупорка пищевода - поганая штука. А если одна такая в легкие проскочит... На кой я Армстронгу?
Круг оказался простеньким, на четыре стихии и духа по гороскопу, рябиновой палочкой. Необычными оказались только две строчки из гимна Иоанну Крестителю. Labii reatum, famuli tuorum.
"Чтобы в полный голос
Смогли воспеть рабы
Твоих деяний чудеса,
Сними грех с их уст,
Святой Иоанн."
Женщина вскинула бровь.
- Может, полигон сделать? Откуда мне знать. Он очень хорошо закрывает разум, а если мне и удалось что-то уловить, так ты меня всё равно не отпустишь. Так зачем бы мне говорить?
- Я же рыцарь, - пожал плечами Роб. - Я не буду удерживать женщину против её воли. Плен - исключение, но ведь мы и не на войне. Всегда можно договориться. Особенно, если ты не будешь спешить натравливать остальных милашек, для которых тянешь время. Ну же, что мне пообещать за бесценное уловленное тобой?
Святой Иоанн был поганым покровителем и снимателем грехов. Не было никакой гарантии, что он не увлечется очередными своими видениями о конце света. Зато у него был красивый крест и рыцари-иоанниты с удовольствием носили его.
"О какой херне я думаю, мать мою Папу..."
- Удерживать или убивать - не одно и то же, - женщина проглотила ещё бусину. - Меня устроит, если я вернусь в лабораторию живой, целой и невредимой. Если подумать, то когда-то давно я уловила у сэра Армстронга одну занятную длинную фразу. Что-то на тему "клянусь своей семьей и своей землей"... знаете такую, сэр Циркон? Или лучше - господин Тростник?
- Лучше - Роб, - Роб вздохнул, усаживаясь на корточки у круга, что было опрометчиво, но ноги настоятельно требовали отдыха. - Послушай, дитя моё, ты слопала с фунт хрусталя, который усиливает способности к телепатии, а значит, всё, что хотела, ты уже сообщила. Нет смысла убивать, но я могу поклясться, конечно. И даже подарить тебе бутылочку льняного масла, а то мне почти страшно думать, как из тебя все эти камни будут выходить.
Оставалось надеяться, что химеры со вторым поводырём были далеко. Привычная косая усмешка предназначалась скорее судьбе, неизменно заставляющей уламывать женщин, чем девочке. И было почти приятно, что имя "Тростник" и его обладатель больше не тревожили.
- Эйвон. - Нитка, на которой осталась едва половина бус, упала на землю. - Ладно... господин Роб, обойдёмся без клятв, хотя убивать - всегда есть смысл, как по мне. Но если так, отчего бы не поболтать? На кой вы Армстронгу. Действительно, на кой тянуть историю, которой сотни и сотни лет? Возможно, потому, господин Роб, что мир подходит к перекрестью, за которым вы - да, именно вы, вместе со своей богиней - толкнёте его к гибели. Запустите процесс, за которым - только выжженная серая пустыня и монстры высотой с гору. Ну и, конечно, лабораторные крысы прям пищат от желания вас заполучить, но это всего лишь приятный побочный эффект.
- А бесконечно уважаемый мною сэр Армстронг, выходит, спаситель мира, - Роб задумчиво кивнул, подумав, что Вихрь уж точно никого к перекрестью не вёл, да и в Бирмингеме люди вряд ли желали серую пустыню. И хоть описанное очень напоминало один из тот мирков, где довелось побывать с волкодавами, в мрачные пророчества не верилось. Наверное, потому что будущее было не предопределено, не пророчествовал только ленивый, а Роб жил сейчас. - Мессия. Ну что же, мисс Эйвон, иди. Надеюсь на взаимность, потому что еще несколько химер меня могут очень разозлить. Очень, понимаешь? Эту хвостатую прелесть я готов увидеть только в том случае, если ты не справишься с хрусталём и тебе понадобится помощь лекаря.
- Господин Армстронг хочет жить, и я тоже, - просто ответила Эйвон, поднялась и потянулась, разминая руки. - И если и впрямь отпускаешь... ладно. Обманывать вроде бы незачем, потому что понимаю - шанса всё равно нет, хоть зли, хоть не зли. Так что - пойду я отсюда подальше, с хвостатыми и без. Бывайте, сэр Роб.
Круг она разомкнула пальцем, напев себе под нос две ноты - уверенно, протяжно. Не оглядываясь, вскочила в седло и тронула бока лошади коленями, посылая в рысь.
- Я смотрю, отпускать культисток, желающих тебя убить, входит в привычку, - без осуждения заметила Бадб, возникая из воздуха с сумками в руках. - Однако, какие полезные химеры. Чего только там внутри нет.
- Питаю к ним слабость, - хмуро вздохнул Роб, подразумевая культисток, а не химер. И привлёк жёнушку в поцелуе - неудовлетворенность произошедшим стоило хоть как-то восполнить.
Но предаться безумствам плотской любви у него не получилось ни сейчас, ни позже. Головы химер следовало продемонстрировать заказчикам, и стрясти с них побольше денег. И это потребовало гораздо больше времени, чем хотелось Робу. Во-первых, капитан устроил настоящее словесное побоище за синюю подушку. Потому что в ней были перья редкой утки, а Елень Мирн расставаться с ней не хотел. Пришлось вздохнуть, потрясти химерьей башкой и предложить её оживить, чтобы бравый Елень мог сам упокоить. И синяя подушка вместе с прочими, битком набитыми золотом, отправилась в казну Портенкросса. После такого улова брать со старосты деньги было грехом. Но Роб всё равно взял, все семьсот фунтов. И добрую половину ночи рубил дрова у Пегги, злобно матерясь под нос, когда попадались сучки.
"Любезный друг мой, мистер Соммерс.
Моё путешествие излишне затянулось, и, признаться, я изрядно устал. Помните, как это было у Данте? Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины. Однако же, из леса я вышел хоть и не без потерь, но с сувениром для вас, мой друг. Надеюсь, он порадует. Потому что я не знаю людей, которым не нравятся головы химер, да еще таких редких, полученных некромагами в лабораториях. Поглядите, какое у нее миловидное, женское лицо, не то, что у геральдических! Кстати, я слышал, что в Вустере неспокойно? Впрочем, я надеюсь вскоре выйти на берег из пучины пенной, вздохнуть более свободно, и когда закончится безысходная ночь, увидать, возведя глаза, свет планеты. Что всюду путеводна. Искренне ваш, Р.Б., магистр".
А когда закончились и пеньки, и письмо с головой Бадб положила спящему шуту в ноги, и над горизонтом показалась тонкая полоса рассвета, Роб устало протёр глаза. Теперь следовало принять ванну, одеться прилично и отправиться к несчастному Уиллу Харперу на свадьбу, хоть и хотелось в шатёр к неистовой. Об Армстронге и его мессианстве он обязал себя подумать позже.

0

335

13 апреля 1535 г. Рочфорд.

Свадьбы еще хуже приёмов при дворе. Если приёмы - это только торги породистыми кобылами, то свадьба - торжество перед случкой. Их Роб любил еще меньше, чем балы.
Ненавидел невест - растерянных, печальных, откровенно торжествующих, но всякий раз - лживых, не взирая на невинность или её отсутствие. Лживых - в своих чувствах, ибо ничего не может чувствовать девушка, волей родни отдаваемая незнакомцу.
Терпеть не мог женихов - радостных, мятущихся, старающихся выглядеть мужественнее, чем есть, ведь они еще более лживы, чем их невесты. Иначе не пили бы столько в преддверии первой брачной ночи, пропивая свою свободу.
Его тошнило от родни, притворно ликующей, поздравляющей, дарящей ненужный хлам, но втайне осуждающей и обсуждающей.
Воротило от гостей, прибывших пожрать от пуза за свой подарок, поржать над бледной девочкой-невестой, укладываемой в постель, поскабрезничать над женихом.
Христианство извратило древние обычаи, подмяло их под себя, как солдат потаскуху, а плод этого насилия выплюнуло и нарекло свадьбой.
- Знаешь, моя Бадб, мне кажется, что у нас с тобой это было честнее. Несмотря ни на что.
В зеркало Роб глядеть боялся. Оно отражало молодого, самодовольного, загорелого трактом и чуть не выспавшегося михаилита, забывая показывать недовольство собой, необъяснимый страх перед тварями, внезапную тоску по Ранульфу, неожиданную нежность к Бадб - чему причиной стало это её почесывание за ухом - и ставшую уже постоянной усталость.
- Мы хотя бы решали сами. Несмотря ни на что. К слову, а что мы будем дарить счастливой паре?
- Как говорил знакомый жид: "Таки шоб я знал, хоть и имею вам кое-что за сказать".
Бадб с утра была неприлично гола. И прижималась к спине прелестями, обнимая крепко и жарко. А еще она отражалась в зеркале, всем своим видом предлагая бросить бритву и не вытирая с рожи мыла умчать из Рочфорда к дьяволу. Хотя, к дьяволу Роб не хотел, а вот еще полминуты созерцания обнаженной женушки обязательно привели бы в шатер над лесом.
- Как думаешь, у тебя в шатре найдётся очелье Этейн? Среди всего того хлама, который валяется по углам, закатывается под ложе и на который я всякий раз наступаю? Это был бы милый, хоть и не очень тонкий намек твоей сестрице об её умении думать.
- Это очелье? - Бадб сунула руку в воздух и достала звякнувший золотыми подвесками обруч. - Да уж, сестрица выбрала так выбрала. Но не кажется ли тебе, что это слишком похоже на подсказку, где искать остальное? Мне, конечно, интересно будет посмотреть, как Харпер пытается обшарить - а сначала найти! - нужный шатёр, но всё же, чужие руки... и ноги... я всё же предпочту в шатре свои. И не только.
Вторая рука скользнула по животу, подчёркивая, что именно богиня предпочла бы в шатре, вынуждая размашистым движением стереть мыло, отбросить бритву и прижать неистовую теснее.
- Но ведь тогда я опоздаю на эту чертову, то есть комиссарскую, свадьбу, не смогу пощупать земли египтян и не оторву уши твоему любимому Зеркальцу. Но поскольку у меня все равно нет пирога, а выпекать его ты наотрез отказываешься...
Казалось бы, эти губы были целованы им много раз. Они всё также пахли стихиями и недавно выпитым вином, дорогами и спелой вишней. Но мир будто исчез на миг, возвращаясь полнотой красок, возвращая его, точно угасающая до женщины богиня поделилась жизнью. И хоть Роб знал, что это не так, не принять случайный дар не мог.
- И право, зря, - продолжил он спустя то ли пятнадцать, то ли двадцать минут, довольно наглаживая неистовую, - потому как кто такой магистр Циркон, там знают все, половина двора явится. А вот показать, какая хорошая хозяйка в Портенкроссе, стоило бы. Это донесут королю, он решит тебя соблазнить - ему нравятся домовитые женщины, и я его убью. Или не убью. Надо подумать, что выгоднее. Но очелье мы подарим, и я хочу потом послушать твой рассказ о выражении лица милой сестрицы.
- Обязательно. А показать... что же, можно и показать, - Бадб потянулась и пристально уставилась в потолок. - Я почти уверена, что Тающая-на-Ветру умела печь. И в Туата всегда полно слив и прочего. И ещё остались запасы муки с мельницы твоих волкодавов. Сейчас, я им поручу...
Роб вздохнул, щелкая ее по носу. Неистовая, как и всегда, слишком спешила.
- Снова дуришь. Без пирога обойдусь. Зачем приносить врагу кусочек одного из последних рубежей обороны? Я и без того изрядно рискую, притащив тебя сюда и отдавая придурку Харперу очелье. Уж покапризничать нельзя, как и положено хорошему консорту.
- Воспитанные илоты не капризничают! - Бадб вывернулась и в глазах вспыхнул огонёк предвкушения. - Нет, правда, это отличная идея. Не знаю как там с хозяйственностью, но подумай - все эти знатные гости съедутся к новым древним, будут жрать их еду, а мы в этой картине где? Определённо, надо пирог. Большой. С авалонскими яблоками, пропитанный ро... нет, пожалуй, вересковым мёдом. Точно. Будет весело. К тому же - ты ведь хочешь погулять по деревне так, чтобы тебя не хватились? С таким подарком можно будет слона туда-сюда водить, никто и не заметит.
- Эва, как звания быстро падают, - восхищенно хмыкнул Роб, понимая, что нелепыми обоснованиями отвертеться от фейского пирога не получилось. - Удобно, я даже завидую. Когда надо - муж, а если надоел, то: "Пошел вон, илот, отнеси тому кретину пирог на молоке козлов, вспоивших Кухулина". Переодеваешь юбки на ходу, Викка.
Бадб, наверное, была права. Роб мог погулять по деревне, не привлекая внимания и без того, чтобы его не хватились, но в суете, сутолоке, среди людей, вспоминающих былое, тянущихся к Древу, видящих в его ветвях прошлые жизни и смутные обещания грядущего, эта задача становилась проще.

0

336

На проверку это оказалось так сложно, что не помогал даже пирог.
Роб беззаботно насвистывал легкомысленную песенку о любви короля Луи Второго к гусятнице, поглядывал по сторонам и, возможно, ужасался бы. Но ужасаться не получалось. Зависть мешала. Там, где хозяйка этих земель возвращала своё мягко, ненавязчиво, чужаки порабощали. И делали это умело.
Строгая планировка деревень, в которых и обороняться удобно, и врагов жечь, если те войдут.
Распаханные и засеянные поля, где не было даже вездесущих галок, подбирающих семена - боялись.
Раболепствующие крестьяне, находящие время и на песню во время работы, и на отдых с кружкой эля.
Миловидные, как на подбор, девки. Улыбчивые, зазывно теребящие ленты на вырезах платьев. Способные родить новых рабов, здоровых и сильных.
Крепкий, с подновлённой кладкой манор, с гостеприимно распахнутыми воротами, и углубленным, прочищенным рвом.
- Пожалуй, мы рассёдлываться не будем, да, дружище?
Кто бы ни был этот сэр Рольф де Манвиль, но толк в военном деле он понимал.
Чего нельзя было сказать о его без пяти минут новоиспеченном зяте. Уилла Харпера Роб оглядел с интересом, который, впрочем, тщательно спрятал за благожелательной улыбкой. Мальчишка приоделся и раздался в плечах, но в зеленых глазах по-прежнему плескались упрямство и непонимание, и от того вассал вассала по-прежнему вызывал неприязнь. Не скрадывало это даже присутствие Дика Фицалана, почтительно опустившего голову.
- Здравствуйте. Спасибо, что приняли приглашение, вы оказали нам честь. Вижу, леди Бадб не с вами, надеюсь с ней всё благополучно и я, не приведи господь, ничем её не обидел?
Роб в мыслях хмыкнул. Если Бадб на кого и обижалась, так это на своего муженька, не способного на старости лет обрести равновесие. Но довольная женщина покладиста, а Роб самонадеянно полагал, что после бурного утра неистова осталась таковой.
- Dia dhuit, - мурлыкнул он, спешиваясь. - Миледи слегка нездоровится, но деликатность её положения не помешала ей приглядеть за пирогом.
Ложь Дика Фицалана в этот раз пришлась ко двору. В чужой домен, где всё уже дышало взошедшими семенами иной веры, Роб свою богиню не потащил бы.
- Я вынужден просить вас о чести посвятить баронета в рыцари, магистр. Сэр Рольф также считает, что здесь нет рыцарей выше вас, - почтительно вздохнул Фицалан, дождавшись, когда слуга примет осточертевший короб с пирогом.
"Куда катится рыцарство?"
Чувствуя, как бровь ползет на лоб, Роб улыбнулся. Последняя акколада, которую ему довелось проводить, была для Раймона. В душе еще жили воспоминания о той отцовской гордости, о радости за сына, об удовольствии, что всё это - его руками, перед ним и никто этому не мешает. Осквернить память - Харпером?
"А почему бы и нет?"
Как ни корми волка, он все равно будет глядеть в лес. Раймон был именно таким волком, не помнящим и не понимающим дружбы и привязанностей, злопамятным и... именно поэтому оставался самым беззащитным. Но всё, что Роб мог сделать для него сейчас - это приглядывать издали. И не цепляться за прошлое.
- Это мой долг, - позабавленно согласился он. - Хотя сперва я желал бы переодеться.
Мальчишка Харпер отчетливо сконфузился. Робу, привыкшему к иным юнцам, это казалось странным. В самом деле, кто в восемнадцать не хотел стать рыцарем, да еще чтоб посвятил если не магистр рыцарского ордена, то уж всенепременно сам король?
- Надеюсь, вы передадите леди Бадб мою благодарность, - выдавил из себя мальчик, - и примите поздравления? Позвольте, я вас провожу.
- Непременно. Пригляди тут, Феникс.
Остро не хватало Девоны. Гончая улеглась бы на седельные сумки, чтобы не подпустить никого, даже дьявольскую рать. Но жеребец тоже был приучен охранять хозяйское имущество, а потому волноваться не приходилось.
"Между прочим, - раздался в голове предостерегающий, но и позабавленный голос Бадб, - этот мальчишка только что оценил тебя взглядом ловца беглых грешников, и теперь у него разламывается голова. Вот ведь молодёжь пошла!"
Ловец. Роб задумчиво кивнул, отмечая покалывания в одном из кожаных браслетов на левом запястье. То, что предлагали Раймону и от чего умный сын отказался, сгодилось для комиссара. Пользующего этот дар, судя по всему, бесцельно и бестолкоково.
- Надеюсь, дорога выдалась спокойной? Если позволите, я бы хотел спросить у вас совета по поводу одной древней легенды. О гривнах Этайн.
"И в самом деле. У кого еще о них спрашивать? Только у скотта".
Не то, чтобы Роб удивился. Морриган умела быть настойчивой, и Харпер рано или поздно начал бы интересоваться, как избавиться от её притязаний. Вот только помогать ему не хотелось, после ловца-то.
- Странно, что вы спросили об этом. Особенно, если подумать, что подарок к свадьбе у меня не самый обычный, хоть в Шотландии ему бы порадовались.
Он покопался в одной из сумок, доставая и разворачивая сверток. Венец Этайн блеснул в солнечных лучах, с любопытством глядя на мальчишку зайцами и лебедями. И пока юнец недоверчиво таращился на украшение, пока хватал его из рук с жадностью голодного щенка, Роб осматривал двор, не находя в нем ничего, кроме умелой расстановки бойниц на стенах. И молился, чтобы ему не пришлось штурмовать этот манор.
- Хоть я и не шотландец, но очень благодарен, - наконец улыбнулся мальчишка. - Спасибо. И передайте, пожалуйста, благодарность леди Бадб. Я бы сказал, что не заслужил такого подарка, если бы он не был так хорош, и я бы не боялся, что вы заберёте его обратно. Выглядит замечательно, жаль, что нет гривен. Как думаете, у меня получилось бы их отыскать?
Юный нахал пал в глазах так низко, что Роб даже на миг возлюбил свояченицу. Но только - на миг.
- Ищите и обрящите, сын мой, - усмехнулся он, недовольно дернув плечами. И задал вопрос, которым почти наверянка интересовался каждый в этом маноре. - Скажите, вы поладили с леди Алеттой?
Мгновения два или даже три Роб просто наслаждался вытянутым лицом юнца и ехидно ржал Цирконом, благо, что смех этот слышала только неистовая. Мальчишка, тем временем, закрыл глаза.
- Знаете, я ведь здесь всего пару дней и половину этого времени, - спокойно ответил он, - не могу видеться с невестой. Да и вообще из-за свадьбы слабо понимаю, что творится кругом. Но вообще, если отвечать честно - нет, пока не поладил. И один господь ведает, как ей угодить и не обидеть.
- Женщины послушны, когда счастливы. И не обидчивы, когда довольны. Поладите. С вашего позволения, мне необходимо переодеться в облачение. И убедиться, что перед акколадой соблюдены все необходимые формальности.
Когда еще доведется выдать свои мысли за непреложные истины, в конце концов?

0

337

Акколаду Роб не запомнил. Разве что приложился к щеке Харпера чуть сильнее, чем это требовалось, мстя ловцу. Заодно и вытряхнул из него головную боль, а то ведь отговорится ею, чтобы не идти в постель Алетты. И отбыв рутинную обязанность, занял своё место среди гостей, ожидающих венчания. На беду, место это оказалось подле мисс Лилли Каффли, и спасительного королевского шута рядом не было.
Не было его и на пиру, зато рядом снова-таки оказалась уже упомянутая придворная прелестница.
- Хи-хи? - Как-то неожиданно печально и задумчиво заметила фрейлина, глядя на новобрачных.
- Не рады за подругу, дочь моя? - В тон ей полюбопытствовал Роб, прилежно крестясь и уговаривая себя не подпевать хору. Орденская котта надежно скрывала и лорда, и генерала, и даже просто Бойда, позволяя быть церковным сановником.
- М-м, - неопределённо ответила Лилли и вздохнула, блеснув камнями дорогого ожерелья. - Любите ли вы Его Величество так же, как я, святой отец? Или ничто, как Бог?
Удивленно глянув на ту, которую опрометчиво считал глупой кудрявой овечкой, Роб улыбнулся.
- Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены, дочь моя. Однако же, ни Его Величество, ни Господь не поощряют того уныния, которое я вижу на вашем лице. Разумеется, оно вас красит - как может быть иначе? Придает, знаете ли, оттенок модной нынче меланхолии. Но, право, не могу не вспоминать ту улыбчивую мисс Лилли, с которой меня познакомил шут.
"Бадб меня убьет".
- Ой, а я знала, что вы будете по мне скучать! Хи-хи-хи! Такой мужчина! И слово-то какое модное - меланхолия! Оно мне так идёт. Проказник! Михаилиты - они все такие, такие!.. - Не найдя подходящего слова, мисс Лилли просияла, хлопнув ресницами, и призывно наклонилась ближе к нему, почти коснувшись грудью плеча. Почти. Не дотянувшись, она снова выпрямилась и, не переставая улыбаться, продолжила вполголоса, так, что речь почти терялась за стуком ножей и взвизгами лютен. - Знаете, святой отец, покорный высшим силам, какое-то у меня странное чувство. Знаете, словно упырь прошёл по моему переплёту.
- Главное, чтобы упырь его не пожевал, - совершенно серьезно согласился Роб, которому слова няньки напомнили одну из орденских практик, когда бдениями и молитвами воспитанники получали ключи от своих новых имён. - Но, сдаётся мне, он прошел не только по вашему?
- Но ведь именно михаилиты - специалисты по упырям, - удивилась Лилли, аккуратно накалывая на вилочку кусочек персика. - Кого они жуют, где ходят... Господи, страх-то какой, подумать жутко! Даже в обморок упасть хочется, но ещё рано. Надо будет об этом вспомнить на танцах. Михаилиты - специалисты по нежити, и не только. Ах, какие же они заодно специалисты по женщинам!..
Лилли задержала задумчивый взгляд из-под ресниц на Хизер и мелодично продолжила.
- И - их, какой у вас чудесный, статный вассал, какой мужественный!.. И разведён. Жаль только, вот у него вкуса - никакого. Надо же было найти такую тощую и нервную женщину. Право же, милорд, отошлите его ко двору - там столько красивых, воспитанных фрейлин.
- Это мне жаль, что я сегодня не танцую и не буду рядом, когда вы решите падать в обморок.
Хизер напоминала Робу Эмму. Она не держала голову также горделиво, не говорила взвешенно и спокойно, но было что-то неуловимо фицалановское в выражении лица, голубых глазах и жестах. К тому же, она годилась оправой для зеркала, а потому Роб глянул на неё следом за Лилли. Дик как раз наклонил голову к своей спутнице, тихо говоря, и девушка отвечала ему с похвальной невозмутимостью.
- И я боюсь, что после той выходки Дика Фицалана при дворе не примут. Разве что у него появится очаровательная заступница, - рука фрейлины была маленькой и пухлой, похожей на сдобную булку. Роб с чувством приложился к запястью, мимоходом подумав, что к жёнушке лучше пока не возвращаться. И лихо улыбнулся. Так, как делал это только для хорошеньких подавальщиц, желая получить эль бесплатно. - Но в таком случае я, кажется, буду ревновать. И мучиться вопросом о причинах и последствиях.
- Ой, милорд магистр, вы такой лапочка! Но что глупенькая фрейлина может знать об ответах? О прошлом и настоящем, о крестах и проливах, о королях и кострах? Ничегошеньки. Вот умные мужчины - о, умные сильные мужчины знают всё! И статный вассал, и счастливый новобрачный, женившийся на лучшей подруге, скотина-он-её-недостоин. А фрейлина ведь умеет только хлопать глазками и... - Лилли живо повернулась к подошедшему Уиллу Харперу и просияла широкой улыбкой, от которой глаза стали напоминать чистое, прозрачное небо. - Хи-хи! Ой, баронет, вы такая лапочка, сладенький, так бы и съела! Вы пришли принести запоздалые извинения? За такие чудные глаза я могу и простить. А могу и нет - хи-хи!
Пока Роб размышлял, чем счесть лапочку - комплиментом или оскорблением - и восхищался, как ловко фрейлина слепила все его проявления в одно "милорд магистр", Лилли из говорящей по делу женщины снова превратилась в овцу, жеманясь и требуя какой-то сатисфакции у Харпера.
- Короли и капуста, - задумчиво повторил он, когда баронета удалось выдворить. - Вы правы, леди фрейлина. Порой мне кажется, что лет эдак через двести-триста, когда не будет ни меня, ни вас, ни даже недотёпы Харпера, на Гревской площади в Париже прозвучат слова: "Теперь ты отомщен". Но я - всего лишь магистр из ордена-преемника, и мне только кажется. Но так ли уж счастливый новобрачный недостоин? Впрочем, давайте отдадим этот пирог слуге, а я совершу подвиг ради вас, и...
Рост, бывший вечным проклятьем Роба, сейчас стал преимуществом. Приподнявшись и потянувшись через плечо хорошенькой девицы в розовом, он смог утащить коробочку с куском сдобы, которые в помощь Харперу уже начали разносить слуги, одаривая незнатных.
- И добуду другой.
Лилли порозовела и взглянула на него с искренней благодарностью, принимая пирог. На зашедшийся шепотками стол она не смотрела, зато бросила еще один взгляд на Алетту. Невеста, жарко улыбаясь, что-то говорила Харперу, и фрейлина погрустнела.
- Кажется, достоин он или нет, а ночь предстоит счастливая. Забавное чувство, милорд магистр, когда человек, с которым вырос, радуется твоему унижению... вы правда хотите, чтобы Дика Фицалана приняли при дворе?
- Не знаю,- честно признался Роб, рассеянно оглядывая зал, где уже едва уловимо пахло жреческим безумием, в которое готовы были погрузиться гости. - Но нахожу, что унижение этим вассалом ему не к лицу. Как ни старайся он, а на ишака седло жеребца все равно велико будет. К дьяволу. Давайте лучше поговорим о том, как интересно и разнообразно сплетничают о нас.
"Хи-хи".

0

338

14 апреля 1535 г. Тракт на Хокуэлл. Потом - Ланкастер.

Вечернее солнце окрашивало в розовые и золотистые тона небо, вызывая лёгкое раздражение. В такую погоду, таким вечером надо было ностальгировать и писать стихи, попивая лёгкое винцо с анжуйских виноградников. А потом читать их очаровательной полуобнаженной девице, томно накручивающей локон на тонкий пальчик.
Увы, поэт из Роба был поганый, а девиц не наблюдалось. В голове царила усталая пустота, растворявшая всякую мысль.
И это казалось почти правильным, потому как свадьбу Харпера вспоминать не хотелось вовсе.
- Вновь сойдутся, спору нет,
В вечной битве Тьма и Свет.
Зрителей собравши рать,
Будут в шахматы играть...
Любопытно, кем был сам Роб? Уж точно не светом. Маловато его было в душе, где бродили только тени да воспоминания. И Рольфа де Манвиля, который теперь стал воплощением всего египетского, светлым тоже никто не назвал бы. Выходило, что в этой битве сойдутся исключительно серые и темные, и биться они будут не за людей, не за свободу - за власть. Такой расклад Робу не нравился, но в партии он уже увяз по уши, и выбора не осталось.
Ни сбежать, ни умереть. С каким бы удовольствием Роб оставил кресло магистра Ясеню, а сам посвятил жизнь воспитанию Ранульфа! Наслаждение от этого он мог сравнить только с отрешением от генеральских обязанностей и тихим, красивым старением в Портенкроссе, за охотой и упоительными драками с нарушителями границ.
Кой дьявол дернул Рольфа отказаться от всего этого за сомнительную радость предаться битве?
А вот голубя Роб не ждал. И когда усталая птица опустилась на плечо, он удивился и даже опешил.
"Занятное михаилитское трактовое почти религиозное".
Почерк был Эммы, слог - Раймона, а сочетание этих двух продирало морозом по коже.
"В городе Ланкастере троица во главе с Тамариндом доблестно и согласно уставу помогает работорговцам и прочим достойным людям, облегчая их ношу и облагораживая души. Всё это - в порядке составления новых ядов и прикладного изучения нестандартных нежитевых экосистем, что тоже достойно лишь похвалы. Не могу не отметить и заботы о братьях-михаилитах, которым полезно порой полежать на больничной койке и подумать о жизни своей, душе и о посмертии..."
- Mo leannan, мне нужно в Ланкастер. Срочно!
Потому что "достойнейшая смена выросла, никаких устаревших методик. К сожалению, не будучи магистром и целителем, не ощущаю в душе готовности, а в теле - силы принимать такие экзамены единолично."
И особенно - "Монастырь св.Иоанна, и поосторожнее. Э."
Голова закружилась волнением, и Роб судорожно вцепился в поводья, заставляя нервничать Феникса.
Отпустило его уже у таверны на окраине Ланкастера, где и пришлось оставить жеребца, прикрыв темной попоной. Узнает его чертов Тамаринд или нет, но сколько-то времени у Роба было.
Тамаринд, Туман и Тимьян. Эти трое сдружились сразу же, как попали в резиденцию. И если повзрослевшего Тумана потом интересовали девочки, то Тимьян и Тамаринд довольствовались друг другом. Да так, что наставники умучились таскать их из постели, которую сладкая парочка повадилась делить на двоих. Но как бы то ни было, троица числилась на хорошем счету, проблем не приносила. А потому выходило, что всё произошедшее с Раймоном - вина капитула и лично его, Роберта Бойда. Не досмотрели.
Монастырские собаки рявкнули, но тут же успокоились, когда Роб, верный привычкам, вошел в монастырь сначала по стене, а потом по крыше. Даже келью долго искать не пришлось - кто-то предусмотрительно поместил детей в самую простреливаемую, с двумя окнами.
- Не реветь, - приложил он палец к губам, хотя Эмма и не собиралась рыдать, а с невозмутимым видом поправляла одеяло своего бледного мужа.
- Ну ладно, сын мой, хватит спать. Медведь приснится.
Вместе с прикосновением ко лбу пришлось отдать половину накопителя, чтобы кровь у Раймона потекла быстрее, выгоняя в пот остатки яда.
- Кажется, уже... шотландский медведь... или тигр, но в Шотландии не водятся тигры. Впрочем, и медведи тоже, - медленно проговорил Раймон, не открывая глаз. - Или они переселились в замки? Дьявол, надо свой отдельный рай, а пока, кажется, назначают служить апостолом Петром при кранмеровском...
- Обзываешься, - укорил Роб, бесцеремонно оттягивая у него веко и убеждаясь, что выстилка глаза начала розоветь. - Какой из меня медведь? Тощий, старый и злой разве что. И я очень хочу спросить, причем тут апостол Фламберг в личном аду архиепископа, но нам лучше бы отсюда сдрапать. Не келья, а ловушка какая-то.

0

339

Отчего-то казалось, будто юнцы явятся за своей недобитой жертвой с минуты на минуту, и Робу не хотелось сцепиться с ними прямо тут. Напротив, мечталось о долгой, вдумчивой охоте, когда жертва начинает бояться каждого шороха, а смерть все не приходит. И было почти наплевать, что этим детям он тоже утирал сопли.
- Ловушка и есть, - морщась, Раймон тяжело сел. - Не уверен, что гожусь для крыш. Остаётся парадный вход, но я не уверен, что... а, чёрт с ними, с этими монахами, стрясём потом денег за экзорцизмы. Признаться, пошарил бы я тут, пошарил. Слишком уж удобное местечко. И ведь не хотел связываться, но если сами хотят... о, а, может, напустить на них Харпера? У него пока, кажется, ни один город не выжил.
- Не будем о Харпере, меня до сих пор от его свадьбы мутит, хоть и не пил. А ведь могло быть так весело: Рольф де Манвиль, ставший живой мумией, Дик Фицалан, проткнувший его шпагой, фрейлины, знающие слишком много, Харпер - ловец душ. Но нет. Представь, когда ему кричали здравницы, мальчишка сидел с лицом престарелой девственницы, осуждающей случайную любовь любимой кошки с уличным голодранцем.
Балагуря таким образом, Роб помогал Эмме одевать Раймона. Невестка всё больше походила на своего братца, даже складка между бровей залегала такая же. Да и в упорстве ей было не отказать - сохранила и меч, и кинжал, и арбалет, и продырявленную кольчугу, хотя иоанниты обычно это все убирали из келий. И даже успела заштопать рубашку, терпко пахнущую ядом. И молча протянула арбалетный болт. Вырезанный из морёного дуба, усиленный рунами и с зубом ржавника вместо наконечника. Роб хмыкнул, убирая его в сапог. Такой подарок следовало вернуть.
- Ну, с этим ходом ад знатно облажался, - Раймон говорил уже ровно, и пояс с оружием затягивал уверенными привычными движениями. - Звучит, конечно, интересно... и почему мне кажется, что не желая говорить о Харпере, ты всё равно о нём говоришь, да ещё вместо чего-то другого? Наверное, ещё лихорадит. Так. Нужен коридор до дверей?
Он размял пальцы, поморщился снова.
- Монахам точно икаться будет. Контроль... к дьяволу контроль.
- Тебе не кажется. Потому что если не говорить о Харпере, то придется говорить о химерах, чуть не откусивших голову. Конечно, было б чего откусывать, но я как-то свыкся уже с тем, что имеется.
Роб прислушался к воздуху за окном, но тот молчал, не рассказывая ни о Тумане, ни об остатках его магии. Выглядывать и проверять, не врёт ли стихия, не хотелось. Личный рай или нет, но так глупо пойманный болт он не простил бы сам себе.
- Без головы подавальщицы любить перестанут, - с тенью улыбки заметил Раймон, опираясь на плечо Эммы. Протёртый тканью лоб его снова блестел от пота. - Англия вдоль трактов погрузится в траур на годы, а этого позволить никак нельзя. Так что хорошо, что не откусили, но об этом, наверное, потом. У меня ощущение, что эти чёртовы юнцы могли и летать научиться. Парят там за окном с арбалетами... в коридоре я бы чувствовал себя спокойнее. Но там ещё и двор, на котором меня и подстрелили, и весь двор я лабиринтом могу и не закрыть даже на остатках лихорадки. Не одновременно от воздушника, морочника и земляного.
- Это двое, Туман и Тимьян. Ты забыл о водяном-целителе. Но во дворе - проще. И знаешь, тебе не мешало бы похудеть. Откормился, что гусь на Рождество.
Роб перевалил Раймона на себя, выводя в коридор. Полутёмный, с замечательными глубокими альковами, в которых легко мог спрятаться даже взвод. Эхо гулко разнесло шаги, раскатило их мелкой дробью по каменному полу. Эмма тихо вздохнула, касаясь локтя, и от этого Роб невольно вздрогнул - рука невестки была холодной даже сквозь кольчугу.
- Ещё я забыл о гладиатрикс, Фиал... Виоле. Теперь она с ними... или с ним, кто её знает, кроме купца, но он, наверное, всё-таки умер. Или умрёт этой ночью, чтобы два раза не ходить.
Из алькова выглянула знакомая суккуб и игриво подмигнула, прежде чем резвой козочкой запрыгать по коридору - какой-то иоаннит думал во время вечерни о плотском и греховном. По стенами начали распускаться розы, перевиваемые змеями, запахло яблоками, и Роб тряхнул головой, заставляя себя глядеть вперёд. Не на мороки, но на маячившее впереди пятно света.
Серые двухэтажные домики, расположившиеся по обе стороны узкой улочки, были вымощены потертым булыжником, местами покрытым зеленым мхом. Одинокая девушка в тонкой ночной камизе шагала босиком по ледяным потокам, низко склонив голову, завесив серыми волосами осунувшееся лицо.
- Мелли, - в окне мелькнуло лицо. Маленький мальчик в мешковатых штанах, разорванных на коленях, глядел на неё. Бледная голубая кожа светилась черными прожилками. - Ты видишь меня!
- Мне очень нравится эль...
- Это особый эль, для новобрачных. Он придаёт мужества.
Теперь сапоги ступали по перине, на которой возлежали двое - субтильный юноша и пышнотелая девушка. Юноша потянулся к свече, задувая ее, неловко завозился, и в тишине вечернего монастыря раздался вскрик.
- Тебе нужна будет кольчуга под одежду, - безо всякой связи с творящимся вокруг, заметил Роб. - Такая, чтоб и ржавник подавился. Если мы заявимся в их малину в доспехах, то ломаный пенни нам цена. Хоть и претит мне мысль об игре на поле, которого я не знаю.
- Если тебе не дают времени сделать поле твоим - сделай его чужим для противника, - голос доносился словно далеко сзади и одновременно - из всех келий сразу. Договорив, Раймон хмыкнул эхом. - Жаль, голову гуля по дороге не прихватить. Придётся потом выходить и искать. То место, о котором знал, наверняка уже полыхает. Впрочем, и это неплохо.
- И в кого ты такой умный вырос...
До выхода из монастыря оставалась самая малость - пара лестниц, галерея, еще один коридор, через параферналии готического замка, пугавшего своей древностью, заброшенного, с промозглыми катакомбами, плеядой привидений и демоническим ужасом. Мимо злобного высокородного тирана-негодяя, святой и бесцветной девицы, доблестного и безупречного героя, сквозь странный свет, отсыревшие люки, заплесневевшие манускрипты, скрипящие петли, качающиеся гобелены, одиночество на темной пустоши. Когда почти перед самым носом распахнулась крышка гроба с мертвой бабой, Роб вздохнул и толкнул ее плечом, открывая дверь на задний двор монастыря.
Роза тихо заржала, почуяв хозяина, но выводить из тени свой маленький отряд Роб не спешил.
Воздух молчал, вода в нем - тоже, а вот маленькую синичку никто не смог бы заставить умолкнуть. И теперь она, возмущенно чирикая, кружилась вокруг негодяя, усевшегося на стене рядом с её гнездом.
Новый вздох, щелканье льда, нарастающего на одном из накопителей широким щитом, тревожный щебет, короткий рявк монастырских собак - и юный Туман тихо и бесшумно ушел стеной в город, унося за собой напряжение.
- Вот tolla-thone.

0

340

14 -15 апреля 1535 г. Ланкастер. "Травница".

- Mo milis, - ласково ворковал Роб, прибивая над стойкой голову химеры, от которой отчетливо разило бренди. - Я добывал эту зверюгу ради вас. О красоте Имари слава разносится далеко, даже дальше чем о великолепном вине, подаваемом здесь. К слову, моя дорогая, а у вас есть свободные комнаты? Нет? А если отыщу?
Хозяйка трактира, черноволосая и черноглазая Имари взирала на это со смесью удивления, брезгливости и девичьего восторга, что приятно грело бы душу, не ожидай Роб ежесекундно болта в спину.
В низенькую, крепко сложенную "Травницу" они заявились уже затемно. Феникс на другом конце города, прочная и лёгкая нательная кольчуга от Бадб для Раймона, бодрящая пилюля за щекой требовали времени. А времени становилось все меньше.
Его отнимали и похожая на сарацинку Имари, и её рыжий подавальщик, и тощая кухарка, и наемники в углу, и их шлюхи, и особенно - юнцы, не желавшие сдаться на милость.
- Комнаты нам достанутся этих гадёнышей, - сообщил Роб Раймону, когда башка химеры надежно укрепилась под потолком, капая на пол тухлятиной. - Комната. Чтобы не бегать из двери в дверь, когда придут убивать.
- Ты бы поберёгся со стимуляторами, - заметил Раймон, так откровенно скучающе облокачиваясь на стол, что не зная о лихорадке и ране, догадаться о них было невозможно. И лоб каким-то чудом оставался сухим. - Даже речь ускоряется, а за этим, глядишь, и действия начнут. И, к слову о действиях. Я всё понять не могу, зачем было в меня стрелять? Ну посуди сам: прибили бы они своё дело, сдали гулей, каясь, что по-молодости не справились сами - и жили бы дальше. Пусть бы снова устраивая подлянки и делали деньги, но аккуратнее. А теперь что? Охота на всё графство? И ведь они не добили сразу купца, позволив рассказать мне, что случилось с ним. Не добили меня, позволили Эмме отправить письмо. А ведь перехватить голубя - раз плюнуть. То есть, перехватили, прочитали - и отправили дальше, не зная, уйдёт ли это дальше в орден. Приедет ли один престарелый Тракт или боевая группа из резиденции. Не складывается, - он поморщился задумчиво и прищёлкнул пальцами. - Чего-то не хватает, какой-то детали, даже двух. Я ведь даже не сделал и не узнал ничего такого, за что стоило бы сразу убивать... точнее, не убивать. Оставлять и ждать следующего хода - следующего, когда я не сделал даже первого. Нелепо. Чего-то не хватает. Разговор с Арфистом - ерунда, пустышка с фактурой по гулям и юным дарованиям, разговор с Бо - может, он и подставной, но не было там ничего такого. Что ещё мы делали-то? Разве только писали письмо Харперу с поздравлениями о свадьбе... письмо комиссару Харперу-Манвилю...
"Дались вам эти пилюли".
Задумчиво отхлебнув из кружки с элем, Роб улыбнулся наблюдающей за ними Имари. Письмо, комиссары - а такой смертельный интерес мог говорить только об одном. О том, что трое орденских мальчишек продались контрреформации. Или стали идейными католиками и монархистами. В любом случае, и первое, и второе было ожидаемым: как ни воспитывай, а тараканы в башке у всех разные. Вот только...
- Любопытно, кто из капитула так полюбил католичество, что даже письма к ордену отсюда пропускают? Казначей, небось. Он на голубятне днюет и ночует. А стимуляторы тут ни причём. Я третьи сутки не сплю, и хочу не заснуть еще и на четвертые. Но подумай вот о чём, сын мой. От этого яда ты не умер бы. Да, ослабел бы. Быть может, провалялся в лихорадке, но умереть?.. Употребляя составные части отравы с детства? Нет. Скорее, тебя ждали работорговцы и головокружительная карьера гладиатора на какой-то весьма отдаленной арене, куда не дотянуться Ордену. К слову, о работорговцах. Довелось тут побеседовать с одним, Еленем Мирном кличут. Он держал путь на Трюарметт.
Усталая Эмма пошевелилась под боком Раймона, вызвав завистливый вздох. Дочь - несбыточная, но от того еще более заветная мечта. Сын же несколько секунд молчал, потом пожал плечами.
- Пусть его. Не до того. Не умер бы, говоришь? Попади болт на три дюйма выше - и никакие составы бы не спасли. Так что, может, убивать и не хотели, но и плакать бы не стали. Но и не верю я, что придут убивать этой ночью, даже если они сами понимают, какой разменной монетой оказались. Впрочем, понимаю - не отговорю не спать, а сам караулить пока что не могу. И всё же - аккуратнее. Тут не только три юнца и гладиатрикс, должен быть кто-то ещё, а то и не один. К слову же - о головах... - он взглянул на трактирщицу и повысил голос.
- Любезная хозяюшка, так вышло, что сговаривался я с городом на одну голову, а получается, что будет много. Кому бы ещё предложить?.. А то, может, вам? Представьте: выстроить в ряд за стойкой, назвать таверну "Улыбка гуля" - где ещё такое есть?
- Обойдусь, - сладко уверила его Имари, неодобрительно поглядывая на несчастную химеру. - Лучше господину Вону продайте. Он на декокты всякие головы берет. Косоглазый, что с него взять.
Косоглазые Воны, покупающие головы на декокты, были бы омерзительны, не думай Роб сейчас о другом. Юнцы могли явиться, могли не явиться, но караулы от этой неопределенности следовало только усиливать, а не снимать. Пожалев, что под рукой нет взвода полковых разведчиков, он украдкой зевнул и залпом опустошил кружку. Ночь обещала быть долгой.
Она и впрямь тянулась бесконечно. Зудели пальцы от целебства, которого пришлось в Раймона вложить немало. Впивались в задницу заклепки сундука, на котором пришлось сидеть, прячась в темном углу. Всхлипывала во сне Эмма. Шумел дождь. И юнцы не шли, растягивая бессонницу до пределов почти немыслимых.
И была сказка для спящего Раймона. Будто он всё еще оставался маленьким, упрямым мальчишкой, часто болевшим простудой.
"Это время называют Йолем, и Йотальдом, и ночью Албан Артан, и Фейл Фионнан, и Сатурналией, и Возвращением Солнца, и Большим Днем Котла, но истинная суть его в имени самом простом и самом тайном: материнской ночью зовут его. Дюжину дней длится празднование Йоля, но дни эти — лишь преддверие последнего. На двенадцатый день Солнце спускается за горизонт из мира света в мир тени, и наступает самая длинная ночь в году. Древние предания, ныне перевранные и позабытые, говорят, что с закатом начинаются роды великой Богини, и на исходе долгой ночи приносит она в мир Дитя, Короля-Младенца, Короля-Солнце, и с ним приходит первый в году рассвет. Говорили также, и предание это тоже забыто, что Богиня рождает вместе с сыном все блага мира, и в ночь Йоля скорее, чем в любую иную, можно вымолить чудо. О чуде божественного Рождества, о Йольском чуде и говорится в этом сказе — некогда одном из многих, а ныне последнем из сохранившихся..."

________
*супруга обыкновенная (лат)
** девочка, детка

0

341

15 апреля 1535 г. Ланкастер.

- Саксы нагрянули ночью,
Все спали, закрыв глаза.
И перебили всех женщин,
Ведь саксу милее коза...

Когда Робу приходилось работать с животными, сохранять разум помогали полковые песенки. Солдаты распевали их под арфу и звучало это так похабно, что Томас Таллис непременно бы повесился, так и не написав очередного мотета. К счастью, его в этом очень тихом лесу под Ланкастером не было. Зато нашлись угольно-черный гайтраш, отчаянно желающий вернуться к самке, и гончая холмов, не желающая подчиняться вообще. Этой пришлось напомнить, чей муж её призывает, и только тогда псина, поджав хвост, согласилась хотя бы понюхать воздух.
- Тихо, - констатировал очевидное Роб, задумчиво покусывая веточку можжевельника. - Валашские михаилиты, заслышав такую тишину, вооружаются кольями, наверное. Ты знаешь, они расположили свою резиденцию аккурат в замке этого самого Цепеша.
- Колья - устаревшая методика, - рассеянно заметил Раймон, отпихивая ногой гончую, которая пыталась рычать и огрызаться на гайтраша. - А тут нужны эти, современные. Как давит-то!.. Прямо хоть ложись тут и горло подставляй. Ну или бёдра, что там нынешние упыри предпочитают. Кстати, а что там говорили с утра про какого-то загрызенного на тракте паренька? Потому что чую я мороки тут всякие-разные, а и одинаковые. И очень непохожие на старых могутных носферату, зато похожие на молодую и наглую вампиршу, только-только вылезшую из погреба поохотиться. И вчера ещё такого я здесь не ощущал.
Роб зевнул, пожимая плечами. Давило и впрямь сильно, принося с подветренной стороны феромоны и загоняя Эмму в состояние оцепенения, в котором невестка собирала травы с такой жуткой невозмутимостью, что лично Роб бы поопасился её есть. Отравишься к чертям.
- Зажрут - отосплюсь, - мечтательно вздохнул он. - Первые три сотни лет буду только есть и спать, и никакой политики, еби... кхм... each. Ты бы позвал Эмму. Мы тут все вкусные, особенно ты, недобиток.
Гончая недовольно визгнула, убегая в лес. Ей, как самой непослушной, досталась роль загонщика упырей, которые почти наверняка управлялись и потому бегали бы кругами. Гайтраш, фейская почти нежить, отправился искать упыриные гнездовья. А Роб, ухмыльнувшись, прислонился к дереву, оттягивая пошире ворот кольчуги и открывая запястья. От свежей крови взрослого мужчины, воина, молодые упырицы дурели, не хуже чем от запаха невинности.
- Поохотимся, как бывало, сын мой?
- И ведь небось постараешься, чтобы именно тебя и погрызли, - укоризненно заметил Раймон, натягивая арбалет. - Хотя мы все тут похожи на вкусные пирожные, а Эмма так ещё и с кремом. Ох и поохотимся. И на гулей, и на юнцов, и на упыриную гладиатрикс, и вообще на всё. Как думаешь, Харперу письма теперь стоит писать дважды в день, или одного хватит?
- Я слышал, он аккурат на Север собирается. Ты решил его похоронить? Но советую спросить, поладил ли он с Алеттой. Мальчишка очень забавно бесится от этого вопроса.
Вампирша, как и положено молодой, голодной и пока еще глупой ошивалась где-то поблизости. Роб чуял это, доверяя чутью твареборца, без которого на тракте не выживали.
Она почти наверняка глянула сейчас на гончую, с азартом лающую на несчастного, почти уже разложившегося гуля, которого загнала в кусты. Попыталась прогнать гайтраша, но тот упорно обнюхивал яму рядом с полусгоревшей избушкой. И не будь она дурой, то ушла бы подальше. Но на её беду, жажда крови и желание самца пока еще заглушали разумное.
Роб потёрся о дерево шеей, будто и в самом деле был котом. Чуть оцарапался, разумеется, но ведь так вкуснее? И сложил пальцы в знак "будь готов" для Раймона, получив в ответ "ты - дерево", обалдевшую вампиршу и, кажется, болт из арбалета поочередно.
Упырица, с торжеством вонзившая зубы в дуб, недоуменно взвизгнула, когда стрелка впилась ей в бок, крутанулась, слепо взмахнула рукой, будто отгоняя мух. И только потом с шипением прыгнула на Роба, сбивая с ног.
Что его подрали, Роб сообразил только после отчаянного вопля Тумана.
"Вия, фу?!"
Вия на призыв даже ухом не повела, продолжая вгрызаться в шею с редким воодушевлением и демонстрируя сноровку опытного борца. И как ни странно, это остудило Роба. Пропало желание убивать, но зато появился сложный выбор. Один волчонок против другого, и поди уговори старшего, что младшего грызть не надо.
- ... Ты зачем стрелял, tolla-thone?
Роб шел к юному Нику, не боясь и не прячась. Пристрелит - и пусть его. Каждый творец своей участи, а такая жизнь все равно надоела. Опостылела. Шаг вправо, шаг влево, чашки весов качаются, и хочется прочного, незыблемого. Покойного.
Но мальчик и не думал стрелять. Напротив, он опустил арбалет, понуро дожидаясь то ли оплеухи, то ли руки на плече. И устало приник к холодной, липкой от крови кольчуге, выговаривая свою боль тому, кого считал наставником.
С Виолой они были близнецами. Только девочка родилась на три минуты раньше мальчика, а потому считалась бы старшей, не будь в семье еще семеро детей. Лишние рты, нежеланные, вечно голодные, они выживали вдвоем, но Ника не отдали Ордену. А Виолу - работорговцам. Бордель - побег, наемники - арена, снова побег, снова арена, и так, пока Ник не вышел на тракт. Михаилиту проще отыскать сестру, особенно, если он этого очень хочет. В компании братьев - тем паче, но братья скоро поняли, как делать деньги, а потом еще и к католикам примкнули, запутав Тумана и Виолу так прочно, что и не выпутаться. Впрочем, сестра была даже довольна. Она планировала операции, открывала ворота на арены, и тихо умирала от редкой болезни, пока Тимьян не предложил обратить её...
- Он где-то нашёл этого старого упыря, Войтеха, - невнятно повествовал Туман, нет, Ник. - И долго откармливал, чтобы тот в силу вошёл и смог... Только она совсем рехнулась, магистр! А стрелял я потому что она заложницей была! Я ведь не на поражение бил, вы же знаете! А они... бросили меня. Сбежали в Нортумберленд, магистр!
Роб знал. Туман, лучший стрелок своего выпуска, не промахнулся бы, желай он убить. Но, как ни крути, мальчик совершил преступление против Ордена.. Мгновение Роб колебался, считать ли Раймона частью братства. Но брат Фламберг, сэр де Три формально оставался верен своим клятвам, и как бы не саднили сейчас рубцы на сердце, но для Тумана лучше - тихо уснуть, не зная орденских темниц и обретя покой. Или новую жизнь.
- Всё будет хорошо, сын мой. Обещаю.
Опускаясь на землю с обмякшим Ником, Роб сглотнул колючий ком в горле. Кто вообще придумал этот мир, в котором брат идёт на брата, и приходится выбирать, кому жить?.. Для чего он, Роберт Бойд, однажды согласился принять проклятый сан, заставляющий его делать этот выбор? Уж не для того ли, чтобы беречь и защищать? Весы снова качнулись, напоминая, что рано или поздно так же придётся выбирать между Бадб и Раймоном. Предав кого-то из них, как Тумана сейчас, воспользовавшись доверием. Переступив через себя.
"Во имя твоё, моя Бадб, - сердце Ника Бивена стучало всё реже, с перебоями, угасая. - Прими его и дай новую жизнь."
На лицо мёртвого юноши упала светлая капля.
И лучше бы это был дождь.

0

342

15-16 апреля, Ланкастер, вечер.

- Я грешен, святой брат мой. Ради спасения сына я продал душу, и теперь моя жена - древняя демоница. И она бьет меня. Иногда, но больно! Забыв, что кроткая жена - дар Господа. А первую, она же вторая, жену я убил. Потому что она украла сына от любовницы и угрожала убить жену нынешнюю... Послушай, - Роб прервал свою исповедь, задумчиво отхлебнув из бутылки. Вино предназначалось для причастия, но иногда святости лучше испить сразу. - Звучит так, будто я содержу гарем. Я сам себе завидую даже, черт побери!
Комната юнцов превратилась в подобие рыбацкой пещеры. Сеть, которую предлагалось использовать в качестве ширмы, Эмма попросту развесила по комнате, зацепив за углы. И теперь она колыхалась от ветерка, заглядывающего в окна, позвякивала бутылями с вином, создавала приятный, мягкий полумрак.
- Зависть - страшный грех, сын мой, - Раймон укоризненно покачал головой, отнимая бутылку. - А гарем и вовсе подобает не верному сыну церкви нашей святой, а какому-нибудь сарацинскому язычнику. Так что со всей святостью скажу: и правильно, что убил, ибо одна жена служит вполне достаточным наказанием за любой грех. Так учат магистры, славные мужи ордена - а кто лучше них знает?
- Считается ли жена, похороненная, но переродившаяся, женой? В любом случае, я сделал только хуже. Теперь она вернется озлобленной, и будет мстить. Как и все порождения дьявола. И это еще один мой грех - недомыслия. И ненависти, ибо не подобает рыцарю ненавидеть. Хм, два греха. А ведь я вдобавок охотился на оборотня, и в итоге обзавелся хорошенькой, рыжеволосой воспитанницей. Она немного зубастая и зачем-то приходит ко мне в спальню по утрам, вгоняя во грех ропота, но в целом - милая девочка. После, во время убиения некоего Листа в Равенсхеде, у меня появилась сирена Леночка, и... Нет, с этим количеством баб надо что-то делать!
Вставать за выпивкой было лениво, поэтому Роб попросту пнул ветром сеть, чтобы бутыль качнулась к нему. Эмма покосилась на это укоризненно, но ничего не сказала и вышивать не прекратила. Тепло от крепленого монастырского вина приятно расползалось по телу, закуской Роб манкировал, и в сочетании с пилюлями это выглядело обещанием очередного пинка от древней демоницы.
- Раздай, - невозмутимо посоветовал Раймон. - И кто-то другой будет это, очищать душу. Ибо сказано: добрый человек милует и взаймы дает. И ещё сказано, как там... точно: не убоится худой молвы. Это, наверное, про совершенно лживую, от завис... э, от незнания славных традиций ордена нашего, в Господе славного. И правда человека доброго пребывает во веки, и рог его вознесется... - он заговорил медленнее, глядя с некоторым подозрением. - И рог его вознесется во славе. То есть, получается, что молвы бояться не стоит, потому что рог всегда вознесён. Странно как-то звучит, но кто мы такие, чтобы сомневаться в псалмах? А жену прежнюю - ну, убьёшь снова, бывает. Ничего страшного. Две бутылки и отказ от стимуляторов на пять дней. Но хотя бы сыновья радуют ли вас, сын... хм, чёрт. Брат мой?
- Ага, - в тон ему согласился Роб, - неистовая уже один раз заняла Леночку, так та вернулась с процентами. Которые тоже надо кормить. А сыновья меня, конечно же, радуют. Вот только я хочу, чтобы они сами могли выбирать свои пути, а потому не могу не думать об этих мертвячьих египетских богах. Мерзкие твари, богопротивные. Выложить в Лилли трискель детьми, начинить его жуками, превращать мыслящих свободно в угодливых рабов - грех. Но уже не мой. А поскольку я хочу вон того, что раньше сказал, мне пришлось совершить преступление лжи. Я поехал на свадьбу дочери египетского приспешника, и вот там обрёл там самый страшный, но уже свой грех. Посвятил Уилла Харпера в рыцари.
Пустая бутылка покатилась в угол к головам гулей, которых удалось нарубить ровным числом шесть. Пять и один. Четыре и один, и один. Три и один, и один, и...
Роб тряхнул головой, понимая, что сейчас захмелеет до поисков приключений на все части тела, которым оные приключения предписывалось искать.
Раймон помолчал, глядя на останки гулей.
- Египетские демоны, разумеется, порождения преисподней, брат мой, и деяния их мерзки и отвратны. Но и с Харпером грех - невелик, ибо может сие действие облагородить душу... а может и нет, но выбор путей, разумеется, в свободной человеческой воле.
- Была б там та душа. Мне порой кажется, что он - голем. Впрочем, не мне судить. Не человеку, пощадившему двух культисток, причем одна из них - прислужница армстронгова! А ведь я вообще хотел химеру, но она сдохла. Потому что все, начиная с дурочки Розали, проходя мимо грёбаной Королевы и заканчивая этим самым Армстронгом видят во мне того, кем я не являюсь. Матушка их бы не одобрила, она точно знала, кто такой Робби Бойд, особенно когда драла задницу крапивой. Правда, ей не понравилась бы и рогатая феечка, с которой я почти прелюбодействовал. Но, право, что еще в башне делать? К тому же, это она меня насиловала музыкой и стихами!
Звезды лежали на небе светлой россыпью. Роб умолк, глядя на них сквозь сети и окно.
Он снова говорил не о том, и снова не получилось не напиться. Следовало быть трезвым, и говорить сразу с тремя.
Рассказать о битве при Флоддене, в которой погибли братья. Роб её не видел, но запомнил на всю жизнь отчаянием, слезами и необходимостью жить дальше, потому что в резиденции остались трое мальчишек, так напоминающих его: таких же упрямых, одиноких, прячущих в себе боль.
Говорить о воспитании, и о том, что гордится ими. Несмотря ни на что. Несмотря на скомканную жизнь, брошенную в бездну и на расплату за это, которую принесут двое из них.
О снах, в которых они до сих пор мальчишки с ободранными коленками.
О границе, где сошлись небыль и быль.
О тракте в никуда.
О Бадб, которую он хоть и не назвал бы единственной любовью, божьим участием, но не мог оставить ее в тишине - обнимать пустоту. Похоть, клятвы, побеги, снова клятвы не значили ровным счетом ничего, когда приходило осознание - даже эти мальчики живы ровно потому, что она тогда пощадила и дала новый шанс.
- Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою, – ибо написано: «проклят всяк, висящий на древе». Всё же, не нагрешил я столько, чтобы заслужить суровую епитимью.

0

343

Эмма сочувственно вздохнула, заполняя неловкую паузу, и Роб улыбнулся ей, подтягивая поближе новую бутылку.
- Впрочем, если подумать, то найдутся еще пара-тройка грешков. Отдал рваную юбку свояченицы импам. Участвовал в языческом ритуале, затравив лесавками оленя - кой черт меня туда понёс-то? Вёл переговоры с бесами. Болел бирмингемской лихорадкой и сдох бы, не вытащи меня с того света жена. Облажался в Вустере, как кретин. И, дьявольщина, так и не нашел свой дирк, пропитый уже ничего не желающим Эдом!
Раймон поёжился и со вздохом поднялся, подхватывая с пола очередную бутыль. К горлышку он припал надолго, а потом легко пожал плечами и ухмыльнулся, как... когда-то давно.
- Дирк не нашёл? Ну так и к дьяволу, раз чёртом же пропито - к лучшему. Эти дирки - они ж чуть не с меч размером, с таким, небось, и в рай не пустят, хоть в общий, хоть в личный. Потому что где-то когда-то сказано - перековывайте мечи на орала. Орите, в общем, вместо того, чтобы рубиться. С мечами, короче, не получится, хоть пять лет проживи, хоть пятьсот. И в волчьих башмачках тоже не пустят... слушай, как вообще ухитрились найти эту чёртову Золушку по сапожкам? Там же плюс-минус полноги получается, если скорняк не умный, а как обычно.
- Их вообще фея шила. Я удивляюсь, как принц таким образом нашел именно свою суженую, а не гвардейца короля Якова. Но, - вино уже не помогало и в ход пошёл виски из фляги. - Тебе какой тыквы не хватает, Teaghlach?
Откровенность за откровенность, и если дорожкам суждено сейчас разбежаться, то...
То Роб всегда успеет сказать, что слишком много выпито для серьезных разговоров.
Раймон нахмурился и поджал губы, что-то прикидывая про себя, потом уверенно кивнул и начал загибать пальцы.
- Мне не хватает кареты - из тыквы, разумеется. В кучера и форейторы - крыс... и свиту из них тоже, и побольше, для солидности, чтобы не стыдно было кататься! А то выглядим как самые что ни на есть настоящие лорд и леди, а свиты из крыс нету. И чтобы кто-то из них порой бил по башке, потому что бабы - они ведь приходят и уходят, а мужская любовь чиста и вообще, как говорили эти, хеяне. Так, это уже три. Ещё, конечно, нужен пони, чтобы везти карету. Можно двух. Или тройку, как на Руси любят... или ещё не любят? Неважно. Потом, никак не обойтись без хрустальных сапожек, аленького цветочка и трёх этих... мелкие, с волосатыми ногами и жрут постоянно... а, брауни! Чтобы носили Эмму. А раз брауни, то надо ещё и вилочку модную, какими при дворе едят. Серебряную, потому что как иначе на упыря-то охотиться? И это, получается уже... ай, никаких пальцев не хватит, потому что гулевы мы не прихватили. Значит, придётся без них. Вилочка, книга сказок в золотом переплёте... ладно, каких именно - неважно, лишь бы потолще. Ещё желательно восемь раков, лебедь и кот в сапогах: иначе сумок не напасёшься.
Наверное, у них с Эммой было одинаковое выражение лица - умиленно-позабавленное. Вот только Эмма не стала допивать залпом виски, а только вздохнула, целуя щеку своего супруга.
- Хорошо, - ошеломленно согласился Роб обожженной глоткой, - будет тебе вилочка, tolla-thone.
Дети не взрослели.
Na bi a-riamh.

---
Никогда

0

344

15 апреля 1535 г. Ланкастер.

Ведро холодной воды было уже пятым, Роб всерьез начинал опасаться, что осушит колодец, а отрезвление никак не наступало.
Человек забывает свою вину, когда исповедался в ней другому, но этот последний не забывает её.
Особенно - Раймон.
И всё же, эти его иносказания звучали почти просьбой о прощении, признанием сыновьей ревности к... мачехе?
Бадб на роль мачехи годилась еще меньше, чем на роль жены: малыш Ранульф был накормлен, напоен, одет и здоров - но и только. Ласку и любовь ему давала нянька из крестьянок, воспитание он получал у полковых, а Роб порой с тревогой думал, как этот мальчик будет управляться с поместьями после его смерти.
И было почти смешно, что взрослый, уже женатый воспитанник мог... приревновать?
Шестое ведро вымыло эту мысль из головы, как заведомо нелепую. И, кажется, наполнило немым восхищением Имари, которая наблюдала за самоистязанием с невысокого крылечка.
Вот только как объяснить самому себе эту приятную теплоту, заполнившую и тело, и душу?
Не иначе, как излишней выпивкой.
"Седьмое ведро, м-мать!.."

0

345

Ланкастерский замок, спустя бесконечно длинный день.

Не говори богам, что ты в беде. Говори беде, что ты с богами.
Роб следовал бы этой заповеди свято, не ной у него раны.
Здесь, в дьяволовом кромвелевом замке, они исцелялись из рук вон плохо, точно игрища со временем вводили в недоумение даже лекаря. А потому - Роб роптал и ныл. Вдумчиво, но молча.
В мыслях.
Жаловался на духоту, которая казалась почти непереносимой, хотя воздух неизменно докладывал, что он прохладный и даже апрельский. Ворчал о тяжелой своей доле, неизменно заставляющей нестись за детьми, очертя голову. И без особого интереса рассматривал часовню, а особенно - звезду Давида на полу, аккурат вокруг дарохранительницы, которую строитель замка и утопил в этот самый пол. В прошлый свой визит сюда Роб таких украшательств не заметил, и теперь лениво косился на еврейский символ, привычно пряча себя за мысли, а мысли за себя.
Шесть лучей. Два - мальчуганам, чтоб держали сей ковчег завета? Еще два - этой рыжей дурочке - "Это не о тебе, Викка!" - и самому старому Войтеху. Еще два в такой схеме вполне могли замещаться чем-то полезными для целей вампира. Семенами с деревьев, например. Деревьями. Големами, коих со старого упыря сталось бы ваять в подземельях, коль уж он увлекался Каббалой.
"Вампир-поляк, увлекающийся Каббалой!.."
- Я осады предпочитаю наблюдать снаружи, сын мой, - сипло сообщил своему самому упрямому из детей Роб, устало поднимаясь к алтарю и усаживаясь на него. - Причем, чтобы осаждал я, а не меня. Поэтому, нехудо узнать, что мы будем делать с этим светилом.
"Два кольца - юнцам от крови, что без имени остались, два других - для женщин глупых, без ума, зато красивых, ну и два ещё чему-то, чтобы вместе всё скрепило... и упало на Войцеха, потому что а чего он?"
Бойкий верлибр от Бадб Роб проигнорировал. Лишь недовольно дёрнул плечами, чувствуя как столь же бойко стекает кровь из раны на ноге - в сапог. И как мерзко холодеет там.
- Так нам всё равно за него никто не платит, - ответил Раймон, задумчиво изучая статую девы Марии. Покачал её, примериваясь, глянул на один из углов звезды и с некоторым сомнением - на дурочку, так и не отлипавшую от Роба. Видимо, в ожидании свадьбы. - Думаю, может, просто закрыть вот это всё, разломать, а там по ситуации? Визжащие служанки, матерящиеся стражники, ополоумевшие гравейры, свежетрупногульные михаилиты... идеально. Лучшие традиции ордена - всё разгромить и гордо удалиться. В таверну. Ждать, стало быть, контрактов. Пить. Есть. Спать, наконец. Писать письма.
Статуя оказалась дьявольски тяжелой даже для двух здоровых мужиков, ехала по каменным плитам с мерзким скрипом и, кажется, упиралась ногами, протестуя против такого насилия.
Роб безмятежно улыбался её тщетным попыткам и словам Раймона. Пить, есть, спать и писать письма будут они с Эммой. Ему же, магистру славного своими традициями ордена, придётся посидеть в тюрьме. Наверное.
Потому что как объяснить исчезновение ланкастерского кастеляна - а вампира нельзя было оставлять в живых - Роб не знал. В самом деле, замок торговал рыбой, принимал гостей, и все видели, как двое михаилитов и еще половинка прошли по мосту. А значит, гибель Майкла Брейва, он же Войтех, он же бог весть кто, ложилась на плечи этих двух с половиной. Точнее - одного.
"Веришь ли, mo leannan, в тюрьме я еще ни разу не сидел".
- Верховный будет очень, очень недоволен, - вслух заметил он, прибегая к уже проверенной методе и пришпиливая навязчивую девку кинжалом за подол аккурат к выделенной ей вершине звезды. - Надо будет ему хоть головы мальчиков принести.
Вампирята, послушно занявшие свои места, вздрогнули, глянули на него с недоверием, но от вопросов удержались.
- Порвёт весь подол-то, - заметил Раймон, кивая на дурочку. - В смысле, верховный. Даже с головами. Даже с тремя.
- Порвать подол шотландцу - стать кровным врагом... Ты знаешь, сколько ткут тартан? Сначала овец стригут, обязательно по шерсти! Потом нежные женские руки разбирают шерсть колтун за колтуном - и вот тут главное под эти самые руки не попасться, а то по шее непременно получишь. Затем моют в холодных реках, что стекают с гор. Долго моют, с щелоками, после чего руки становятся уже не нежными, а нрав портится еще больше. В общем, сын мой, не завидую я тому, кто рискнет порвать подол шотландцу...
Роб почти почуял, как запахло домом. Как ветер принес откуда-то запах свежего хлеба и молодого вина. Пока не забродило - его можно даже самым маленьким. Немного, на донышке, с сыром или долькой кислого яблока. Старшим его наливают полный стакан. Выпил, заел пирожком с рыбой -
- Лучше двумя, - Бадб, устало улыбаясь, уронила на алтарь головы. Рядом упал чёрный перекрученый атам из осинового корня.
и лети, набрав полное сердце счастья, над синими лужами, к рыжему солнцу. Странно, что он вспоминал дом, а хотел в зеленый шатёр за пеленой мира - отсыпаться.
Роб мечтательно вздохнул. Еще немного Севера, чуть тракта - и он будет в резиденции. В своей комнате под крышей, где в свете свечей мерцали зеленью стеклянный кувшин с вином и одинокий кубок в металлической оплётке. Поблескивал тёмными лакированными боками комод. Дразнился белым языком скатерти столик. И сон - всё не шёл, несмотря на вино, невзирая на тепло и покой стен, на простыни тонкого льна, на тёплое одеяло, но, возможно, соглашаясь с неспокойным северным ветром. Не шёл ни к магистру Циркону, ни к Роберту Бойду. Заставлял смотреть на тяжёлые потолочные балки, поглядывать на лестницу, что вела выше, под самую черепичную крышу, к ветру и простору. Вынуждал недовольно прикрывать глаза, разглядывая странные, едва формирующиеся в красноватой тьме силуэты. Куда теперь могла входить без стука неистовая.
"Mo leannan?"
- Э-э... - Раймон оглядел головы, богиню и возмущённо уставился на Роба. - Это мы что же, зря статую волокли?! Она ж тяжеленная!
- Отволочём обратно?
Он пожал плечам, разглядывая Бадб и не спеша распихивать головы по сумкам. Она столько лет наблюдала за ним на тракте, что характерные части, как это именовали в орденских уложениях, отпиливали с лихостью бывалого твареборца. Она так давно знала его, что приходила на усталый зов задолго до того, как позовут. Наконец, Роб справедливо - или самонадеянно - полагал, что заслужил редкий отдых, а Бадб - не менее редкое развлечение.
- Нет уж, пусть стоит, - Раймон похлопал статую по белому плечу и хмыкнул. - Или считаешь, что упражнений маловато? Животик растёт? Так я это, проткнутый, потравленный и вообще нуждаюсь в покое и заботе. К слову, о покое... мальчишек-то надо пристроить, а, значит, идея вояжа по северу с обязательной программой в виде посещения монастырей отменяется. Заменяется. На резиденцию и головомойку от умудрённых жизнью магистров, часть из которых, кажется, слишком любит получать письма.
Проткнутый, протравленный и нуждающийся в заботе и в самом деле отъелся. Не до животика, но накопил-таки тот жирок, что у хорошего бойца прикрывает жилы. Роб рассеянно поцеловал руку жены, мельком уловив от неё щенячий восторг вампирьих мальчишек, и недовольно хмыкнул. Богиня не была сдобной булкой, чтобы её так алкать.
- Капитул будет неполон без Тракта, - сообщил он, - к тому же, о гибели трех воспитанников докладывать мне. И ты мальчишек поименуй сначала. И объясни им, что чужих жён есть нельзя. Эвон, как глядят.
Эмма фыркнула смешком, усаживаясь на алтарь, а вампирята потупили глаза и спрятались за Раймона, на удивление не толкаясь и поместившись за спиной.
- Имена... твоя правда, нужно, - Раймон коротко оглянулся, потирая подбородок. - Только вот я так хорошо умею их давать, что хоть по святым выбирай. Кстати, а мысль недурна! Так, что там у нас нынче... эм... ладно, когда у нас там это нынче? Шестнадцатое? Стало быть, Михаил, Никита, Даниил... хм, тоже еврей, что ли?.. Но длинно. Значит, получаются Майк и Ник. А то пока позовёшь, уже схарчат. И надо ещё родовое, а у вампира, как я догадываюсь, уже не спросить.
Он глянул на Роба, поднял бровь.
- По какой-нибудь из ваших варварских деревень? Как там...
- Толмаи, - неожиданно подсказала Бадб.
- Поляк, что ли? - Подозрительно осведомился Роб, и не дожидаясь ответа, кивнул спорхнувшему на плечо Раймона орденскому голубю. - Ник Толмаи - звучит убойно. Как название декокта. Забирай своих птенцов, сын мой, и идите с Эммой к... в таверну. Напишешь после, что сказал Верховный. Прогуляемся, mo leannan? Здесь раньше были дивные гобелены работы старых мастериц. Знаешь, единороги, фэа, Дикий Гон, твои сестрицы... Романтика!
Желанный, загадочный, необыкновенный, сказочный, необходимый, неповторимый, яркий, незаменимый, долгожданный... Отдых! И сон! Роб с шутовским поклоном предложил руку жёнушке, втайне мечтая, чтобы эта прогулка завершилась где-нибудь в тихом, укромном месте, где можно было спокойно разобраться в вопросе имеет ли он ремесло, или ремесло имеет его.

0

346

20 апреля 1535 г. Хексем, Нортамберленд.

Трактирная жизнь состоит из вспышек.
- Ох ты, милая - моя,
а не королевина!
Если мало моего -
попроси у мерина!
Коричной вонью и дрянным ромом тянуло от наемника в углу, горланившего похабные песенки. Он надрался уже порядочно, и говорил стихами, надеясь заполучить в постель подавальщицу.
От неё нестерпимо пахло острым и терпким женским потом. Она была неопрятна, подмышки темнели влажными кругами, а коричневая юбка - вся в соломе! - неряшливо обвисала на тощих бёдрах. Зато загривок у нее был так жирен, так широка спина, что даже у человека самого равнодушного невольно поднималась рука, чтобы шлёпнуть между лопаток. Но ей Роб улыбался, будто эта потасканная уже девица была принцессой Уэльской и Афродитой в одном флаконе.
Подавальщицы знают всё, но отдают это отнюдь не за звонкую монету.
Новая вспышка - монахи у камина. Озябшие старцы с тонзурами, оглядывающие зал цепко, настороженно. Эти пропахли дорожной пылью и травой. Идут ли из своего монастыря, спасаясь от комиссаров, такие же ли подслухи, как он сам - кто ведает?
- ... доплывает он, значит, до середины озера. А там его водяник - хвать за яйца! И спрашивает: еще два или без двух? Мужик подумал-подумал, - травить байки потрепанным, но зато хорошо вооруженным наемникам, от которых сейчас отличался мало, Роб мог часами. Не задумываясь и не прекращая прислушиваться, присматриваться, принюхиваться. - И говорит, что мол, еще два. Выплывает на берег, глядит - а у него четыре...
– Разжиревшие монахи прячут золото в сундуках, а тем временем бедняки за стенами монастырей голодают, - громко ржали за соседним столом будущие самоубийцы. Подумать только, на Севере - и так погано говорить о монахах!
– Я слышал про монахиню, которая забрюхатела от священника.
– Все сестры – шлюхи. Или калеки. Слабоумные, от которых отказались родные.
- Мужик и подумал: поплыву-ка я обратно, - усмехнувшись их браваде, продолжал Роб. -Там водяник снова спросит про еще два или без двух. Я скажу, что без двух - и всё будет хорошо. Доплывает он до середины, а водяной его и спрашивает: еще четыре или без четырёх?...
За хохотом собутыльников он, как тот болотник, ухватил новую вспышку.
– Третий герцог Бекингем был казнен по обвинению в государственной измене пятнадцать лет назад, - глухо говорил некто, одетый как наёмник, но с дорогим кинжалом на поясе.
- Шестнадцать, - поправил его собеседник, прихлёбывая из кружки виски с таким видом, будто это было лучшее провансальское вино.
- И он был арестован, - задумчиво продолжал первый, - поскольку возглавил заговор, имевший целью низложение монарха, после чего сам занял бы трон как ближайший родственник короля. Некоторые считали, что его претензии на трон гораздо более обоснованны, чем у Генриха Тюдора.
- Думаю, сейчас неподходящее место и время для этих слов, но мы оба прекрасно знаем, что обвинения, предъявленные моему дяде, были ложными.
"Стаффорд?"
Когда-то - самая влиятельная семья Англии после Говардов. Нынче же - опальная, но, кажется, не прекратившая мутить воду. Снова улыбнувшись подавальщице, Роб проводил её взглядом.
Здесь, в Хексеме, откуда было рукой подать до Портенкросса, он чувствовал себя если не дома, то хотя бы похоже. Здесь никто не удивлялся ни его акценту, ни его росту - все были такими же. Не интересовались рисунками на запястьях - многие оказывались расписаны похлеще его.
Здесь, на Севере, где всё еще сохранились в целостности друидские круги и жертвенники, Роб особо остро ощущал свою принадлежность Бадб. Он видел её во всём и во всех - в сильных мужчинах, пахнущих сталью и войной. В женщинах - красивых и не очень, но всегда крепких и домовитых. Даже в яром католичестве, которое тонкой патиной прикрывало древние обычаи.
- Воронам Севера скоро будет славная пожива, - прячась за гоготом наемников, тихо говорил один из Маклейнов, с намёком поглядывая на изрезанную рунами бирюзу, которую крутил в пальцах Роб. - Поговаривают, что король велел вести сюда армию. "Произвести в каждом городе, деревне и поселении ужасающе казни множества жителей, виновных в бунте, чтобы преподать другим урок устрашения, "- так сказал он. Роберт Аск - мерзкий законник, но он платит деньги, да, сэр.
"Будут ли твои вороны пировать на телах этих мужчин и женщин, mo leannan? Дашь ли ты им тем самым шанс на новую жизнь? Потому что, дьявольщина, ничего иного для них мы не сделаем".
Если Бадб и хотела что-то сказать, то вряд ли успела бы. В дверь таверны вошла настолько странная даже для этих мест компания, что она, без сомнения, привлекла и её внимание. Первой была женщина, столь богато расписанная шрамами, что иной михаилит рядом с нею был младенцем. Одетая по-наёмничьи, она притягивала взгляды, но большая часть сидевших в таверне знали её, окликая Джамесиной.
Не успел Роб подумать плохо о матери, нарёкшей девочку Разрушительницей, как за сей прелестной особой появился Колхаун. Этот имел вид лихой - благодаря шлему, и придурочный - благодаря пыльному мешку, которым его стукнули за углом. На какое имя откликался этот Колхаун, Роб не знал, но принадлежность к семье легко опознавалась по килту и пряжке для ремня с придурочным оленем, высунувшим язык.
"Прости, Викка, за таких родственников..."
Третьим стал Эдвин Баркли. Этот всегда довольный жизнью искатель приключений и отец то ли семерых, то ли восьмерых детей бился при Флоддене в одном ряду с братьями Роба, но в отличие от них вернулся домой. И именно поэтому Роб вложил надоевшую бирюзу в ладонь Маклейна и тихонько переполз за темный стол в углу. Вспоминать о героической гибели Лекса и Джейми не хотелось до дрожи.
Троица протолкалась к последнему свободному столу и Баркли махнул подавальщице, громкогласно требуя вина. О поднос стукнула золотая монетка.
Монах в рубище, сидевший в ярде от Роба, фыркнул и опустил кружку, в которой, плескалась вода, слабо разбавленная элем. Оттолкнулся руками от стола, поднялся и уставился через зал на Эдвина.
- Богачи, - слово он почти выплюнул, и это определённо привлекло внимание. Зал притих в ожидании развлечения, и монах выпрямился во весь рост - а роста в нём было немало, пусть даже плечи и не поражали шириной. - Как, я спрашиваю, может вознестись на небеса тот, в чьём кошеле звенит золото? Все мы слышали святую сестру Винифред из Кентерберри!
Зал ответил одобрительным гулом, но монах ещё не закончил.
- Но обещая грешникам воду кипящую и жаб, достаточно ли далеко она заходит? Нет, потому что нельзя зайти достаточно далеко в служении Господу нашему единому и единственному. И не отрицая, что есть святые среди богатеев, скажу я, что мало их! Пустым останется ушко игольное, и почему? А потому что если Господь - повелитель душ наших, то кого же заботят мирские вещи? Не Его, нет. Дьявола!
- Горе живущим на земле и на море! - пробурчал Роб тихо. Так, чтобы слышал его только монах. - Потому что к вам сошёл диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остаётся времени.
Воистину, наступали последние времена. Проповедовали сестры Винифред из Кентербери, счастливо избежавшие и лап Кромвеля, и внимания тварей, и даже не повстречавшиеся еще с Раймоном, которому удивительно везло на всяких сектантов. Проповедовали, обещали жаб в кипятке, что само по себе звучало как воплощение мечты иного француза. Посылали своих учеников - нести свет истины. Ибо таковые лжеапостолы, лукавые делатели, принимают вид Апостолов Христовых. И не удивительно: потому что сам сатана принимает вид Ангела света.
Проповедник бросил на него злой взгляд и снова обратился к залу.
- И всё материальное, всё тварное - лишь ловушка диавола! Хуже ли собрание верных в пещере, а не в роскоши и позолоте? Рубит ли меч лучше, если рукоять усыпана жемчугом? Мы с вами, друзья, - он понизил голос, обводя собравшихся широким взмахом руки. - Мы с вами не знали богатства - в основном. Немногое тянет нас вниз, и пройдём мы по мосту праведников налегке. Но достаточно ли этого, братья мои? Довольно ли пройти самому, зная, что другие оступятся? Нет! Нет, говорю я вам.
- Во имя Маргариты девы, - вступил Колхаун, оторвавшись от кубка. - Что же, твоё священство, ты предлагаешь? За чужие грехи вы и помолитесь, а у нас и своих бед хватает.
- Предлагаю, - монах помедлил, покачал головой, глядя на равнинника. - Предлагаю, сын мой, чтобы мир не стонал под поступью львиной. Горе вам, богатые - но разве не люди они? Разве не жаль души их? Разве не нужно протянуть руку... и избавить от того, что тянет в геенну? Если око твоё соблазняет тебя - вырви око. Если богатство соседа соблазняет его...
- Вырви соседа, и жену соседа, - пьяно заржал наёмник, сидевший рядом с Джамесиной. - Ежели вы про то, святой отец, что надо лишать ближнего богатств его - так оглядитесь получшее. Потому как кажинный грабитель это умеет.
Священник скорбно улыбнулся.
- Грабитель, друг, берёт всё себе. Разве уйдёт так грех? Нет, просто перейдёт другому. Но если забрал ты золото, и бросил в волны морские - мир стал чуть ближе к святым небесам.
Представив глаза жены и орденских при виде магистра Циркона, выбрасывающего заработок в волны морские, Роб тихо фыркнул. Смешком ему отделаться не удалось, и против воли он засмеялся, выплёскивая в смехе напряжение и усталость этих дней.
- Клянусь женой, тебе надо прочитать эту проповедь в резиденции михаилитов, брат мой, - наконец-то позволив себе раскатить по залу таверны своё - отцовское! - "р-р", просветил он монаха. - Ни минуты не откладывая. Готов даже подать монету-другую, чтоб путь легче стал. Это ведь всё равно, что бросить их в волны морские.
Тут и там завсегдатаи подхватывали смех, но монах не дал ему разгореться.
- Михаилиты! - слово он выкрикнул так, что на шее вздулись жилы. - Жестоковыйные, правды не знающие гордецы, бредущие к той же пропасти, что поглотила рыцарей Иерусалимского храма!
- Бойд? Ты? - перебил его Баркли, поднимаясь.
Монах осёкся, нахмурился, сбился со слова, подозрительно глядя на Роба. Впрочем, речь монаха по вкусу таверне не пришлась. Михаилитов здесь всё ещё уважали.
- Я, - недовольная усмешка вышла грустной. - И мне вдвойне странно, что этого... tolla-thonen слушают те, кто оплакивали со мной Фэйрли. А что, расстрига, убившие там мужчин, женщин, детей, даже скот - были твоими братьями? Они тоже святы, ведь не взяли ни пенни?
Апостолам Винифред в эти края путь теперь был заказан. Роб лениво, увальнем, поднялся из-за стола, одергивая мешковатый колет. Собственная циничность порой поражала и его самого, благо, что её не видел никто, кроме неистовой. Отдать память Фэйрли на размен - и только, чтобы освободить площадку для своих проповедников? Прикрывшись при этом Орденом? Кажется, Бадб очень не повезло с мужем.
- Не мои то братья, - монах сложил руки на груди и вскинул голову. - Но если всё было так, как ты говоришь, то видать, и у тех, кто убивал безбожников в этом Фэйрли, есть крупицы святости в душе.
Это мог бы быть красивый, точный удар. От которого монах непременно упал бы бездыханным, да еще и с трещиной в челюсти. Но Роб вздохнул, напомнил себе, что его только что оскорбили, да и какой лэрд спустит панибратство? И ударил резко, от души - но неправильно. Уводя кулак от замечательного местечка под ухом к зубам проповедника.
Рассеченный кулак он лечить не стал - ни к чему трактирным гулякам знать, что этот Бойд еще и лекарь. Только задумчиво слизал кровь, убирая грязь от нечищеных зубов монаха. От этого увлекательного занятия пришлось оторваться для объятий с Баркли. Таверна при этом шумела одобрительно, неодобрительно и желанием драки, монах валялся на полу, делая вид, что умер, и Роб отчетливо почувствовал себя женихом на свадьбе. Разве что вместо в меру красивой, упоительно грудастой и обязательно невинно-развратной невесты обниматься лез Эдвин-Шесть-Сыновей.
- И тебе доброго вечера, Нед, - обреченно, и это удалось скрыть за приветливой улыбкой, поздоровался Роб.
О том, что сказали бы об ударе покойный отец, Бадб, братья-михаилиты и воспитанники последовательно, думать получалось только так - обреченно и с идиотской ухмылкой.
- Отличный удар, - одобрительно заметил Баркли, ногой отодвигая монаха дальше под лавку. - Даже лорд Роберт вспомнился. О, и улыбался он так же, как сейчас помню. Аккурат перед тем, как уши драть, ха! Но однако, отлично выглядишь. Неужто декокты михаилитские такие чудеса творят?
- Женитьба всё, - авторитетно добавил подошедший Колхаун, сверкая шлемом. - Мы, Колхауны, такие. Как один породистые.
Лорд Роберт умел бить так, что кулаком сваливал быка, а не то, что тощеватого монаха. К тому же, Робу до оскомины приелись умиление и удивление окружающих от его омолодившейся физиономии. В конце концов, братец Джордан тоже еще стариком не глядел, и хоть и был на десяток лет старше, но от любовницы прижил бастарда, а кланом управлял железной рукой. Породистые Колхауны в родне настроение не улучшали тоже. Благо, что их было много. Очень много. Настолько, что они сами друг друга не знали, а потому сумасбродная рыжая богиня с прохудившейся крышей из их сонма не выбивалась.
- Вы правы, любезный... зять, - как зовут этого человека в шлеме, Роб так и не вспомнил. А возможно, попросту не знал. - Главное, удачно жениться, тогда и декокты не понадобятся. Всех дочерей пристроил, Нед?
- Ну-у, если уж ты об этом заговорил... - Баркли окинул его неожиданно оценивающим, рассчётливым взглядом. - Так вышло, что моя младшая как раз свободна. Так что, если тебе нужна в Портенкроссе настоящая хозяйка, а не эта Колхаун...
- Ничего ему не надо! - перебил Колхаун, сдвинув шлем на затылок и вытирая пот со лба. - Но славно, что встретились, славно, вовремя. Понимаете, любезный свояк, бабы морские совсем стыд потеряли. Верите ли, товары морем не пропускают и только ржут нагло. Может, решить бы, по-родственному?
- Почему это мне не надо?
Сначала Роб хотел обидеться. Разумеется, он не намеревался уподобиться тем северным лордам, что обзаводятся и жёной, и парой-тройкой конкубин - женщины хороши в строго ограниченных количествах. Но развязность и наглость новоиспеченной родни, которая и роднёй-то не была, слегка бесила. К тому же, где-то там бродил усыновлённый Ясень, настоятельно требующий жены. Том об этом не знал, но Роб справедливо полагал, что мальчик рано или поздно если не сотрется под самый корень, то намотает на него какую-нибудь стыдную болезнь.
- И сколько младшенькой лет? К слову, драгоценный зять, если я возьмусь за кеаск, то непременно за сотню-другую соверенов. По-родственному скостив вам такую же сотню-другую, положенную магистру.
- Вроде бы восемнадцать, - задумчиво ответил Баркли. - Точнее надо Дайорбхоргуил спросить, она-то знает, но думается мне, как раз будет.
- Если сотня, то ещё ничего, - ворчливо считал Колхаун, подняв взгляд закопчёному потолку. - Две, без магистерских - ну, если не только ноги присобачить, а и всё, что между ними, тогда ладно, чтобы как у всех было...
От изумленной оплеухи новоявленного родственничка спасла Бадб, решившая спуститься с небес. Сиречь, со второго этажа таверны.
- День добрый, родич. Овец искать приехал? Как Фераза? Хоть бы в постели шлем снимали... День добрый, лэрд. Как обычно, за неприятностями?..
Роб подсунул ей уже уставший кровить кулак, жестом попросив помолчать. А затем, залпом допив кружку рома, уставился на Колхауна. От этого взгляда воспитанники начинали прикрывать уши и задницы, но поименованный родичем завязыванием всего перечисленного в бантик не отделался бы.
- Мы после поговорим, Нед, простишь? Как только отловлю своего старшенького, который приемный, так сразу о дочерях и поговорим. Так что вы, дражайший родич моей жены, не поделили с кеаск, говорите? И какие еще, черти их забери, ноги?!
Колхаун опустил взгляд, уважительно глянул на него и кивнул.
- Вот, сразу специалиста видно. Значит, какие ноги... чтобы длинные, крепкие, и побледнее, без прозелени. И коленки мне круглые нравятся, а ещё лодыжки потоньше. Ну и между - как полагается. За такое-то и двух сотен не жалко, - он задумчиво скривился, кивнул. - Не жалко. Конечно, ещё что-то с конями решить надо бы... и чтобы они над шлемом не насмехались!
Шлем под пальцами звучал гулко и звонко. Роб на мгновение задумался, пуст ли шлем наполовину, или же наполовину полон, но отмёл эту мысль как лишнюю.
- Mo leannan, - Бадб как раз закончила бинтовать, и с интересом слушала разговор, - я не понимаю, что он глаголит. Почему никто никогда не говорит по делу? Зачем ему ноги? Причём, судя по описанию, женские? С ними кеаск его точно засмеют.
Картина представлялась презабавная. Колхаун в шлеме, крепкий и коренастый, стоял на изящных женских ножках с круглыми коленками и тонкими щиколотками. Роб догадывался, что ноги нужны кеаск, но не ржать, как те кони, не мог. Правда, делать это приходилось молча, пряча смех за невозмутимой миной.
- И кони, - согласилась Бадб, завязывая узел. - Родич Орвил хочет сказать, что безжалостно обманул невинных морских дев, обещав за... определённые преференции табун коней и жениться. На ком-то из кеаск, не на лошади. Какой именно - бес его знает, потому что все одинаковые, безногие. И товары не пропускают. Но если одной приделать ноги и, э, то, что между, он согласный. Скрепя шлем.
Сдерживать смех решительно не получалось. Потому что к родичу Орвилу на стройных девичьих ножках добавилась кеаск. Она томно приподнималась на руках, волоча за собой рыбий хвост и длинную фату. Роб будто воочию услышал торжественный хорал в церкви и увидел недоуменную физиономию священника, лихорадочно размышляющего изгонять ли ему морскую бесовку или же венчать.
- Обратитесь к брату Фламбергу, дорогой родственник моей жены, - отсмеявшись, посоветовал он, предвкушая с какой миной Раймон будет выслушивать всё это, если у Колхауна хватит дури его отыскать. - Увы, мы с леди Бойд имели иные планы, но если свадьба с кеаск состоится, то непременно вас посетим. Кланяйтесь милейшей Феразе.
Пожалуй, на этом можно было бы закончить северные дела. Раскачивать Ковентри было рано, в резиденцию ехать хотелось неспешно, да и в мире за пеленой ждал в феечьей норе Ясень.
"Хм, как неприлично-то получилось..."

0

347

22 апреля 1535 г. Тайнмут, Уиршир.

Шторм обычно налетает не сразу. Он даёт о себе знать тяжелой зыбью, тревожащей камни, уплотнившимся воздухом и тревожным штилем. Он кричит испуганными чайками и буревестниками, благовестящими о буре. И тогда главное ухватить его за руку, удержать, не позволяя наброситься на берег, где волны непременно ворвутся в жизнь людей, унося своё по праву, отдавая жертву тёмной бездне. Или наоборот - шторм можно подстегнуть, призвать, упиваясь буйством стихии.
Роб сидел на камне, одетый лишь в тонкие холщовые штаны. Волны ревели, швырялись цепными псами, обдавая холодом и укутывая в пену. Та шипела, сползая с плеч и коленей, но Роб не мёрз. Силы стихии бушевали в крови, хмелем били в голову, и это согревало лучше плотской любви, лучше рома.
Хотя с Бадб морю было не сравниться.
- Как думаешь, mo leannan, ты смогла бы заменить собой Исиду в резиденции?
По чести, этот разговор он обещал Филину уже давно. Немцу-верховному льстила мысль, что оберегать мальчишек и хранить ушедших михаилитов в их призрачном воинстве будет настоящая богиня, не статуя. Конечно, михаилиты викканами не станут, но детская вера и признательность призраков на весах Ренессанса стоили дорого. К тому же, Роб отдавал себе отчет, что египетский подарок храмовников с Родоса - не лучшее украшение капеллы в преддверии грядущей войны с иными богами.
Но вместо того, чтобы мчать в резиденцию, он сидел на скалистом побережье Тайнмута, изменяя неистовой с морем. Слишком устал, чтобы метаться по Альбиону в надежде успеть всё и сразу.
- Заменить... очень заманчиво, - задумчиво согласилась Бадб, кидая в море подобранные тут же камешки. - Особенно когда какой-то из следующих капитулов решит, что личной богине лучше бы в банке. Но это будет потом, а сейчас - заманчиво настолько, что и сестрице отдавать не хочу. Поставить алтарь с барельефами, большую статую... бронзовую. Нет, из того же, что вот твой меч. Чтобы послушники не помяли, как те лампады. Мятая богиня - плохой покровитель. Богини должны быть гладкими, выпуклыми...
- С полированными на удачу сиськами.
Наслаждение от моря не могла испортить даже мысль о тысячи мальчишечьих рук, прикасающихся к прелестям Бадб. Расслабленность - даже старая солдатская шутка про дурака, три железных шарика и пустую комнату, всплывшая в памяти. Аксиома педагогики: мальчишки способны погнуть что угодно.
- Но, думаю, мы сойдемся на красивом алтаре с барельефами. В виде триумфальной колонны в римском стиле. Статую проще запихать в банку. К тому же, теперь наступило время вспомнить, что ты вполне можешь жить без старшей сестры. Я не хочу однажды обнаружить её в резиденции, к тому же, будем откровенны, она уже мешает. И это придется пережить.
Пережить придется многое. И смерть Морриган, и отработку новых методик экзорцизма, ибо отсутствующий в этом мире Христос вполне мог обидеться в том. И перестать откликаться на молитвы, несмотря на то, что михаилиты всегда были и будут христианским орденом.
- Интересно, когда именно додумаются сделать банкой весь мир, - пробормотала Бадб и встряхнулась. - Без... сестры я проживу. Наверное. Живут же люди без части себя. Но остаётся ещё тот, что нагло хапнул сиддх, причём чужой. И если бы только его!
- Она не часть тебя. Я не помню... не знаю, как у вас там произошло, но легенды говорят, что даже матери у вас разные. А легенды обычно не врут, а если и лгут, то в мелочах.
Недовольно дернув плечами, Роб хмыкнул, и море отозвалось рёвом волн, с силой ударивших о скалы. Иногда очень хотелось сбросить с себя все узы, и говорить со стихиями - так, наплевав на связь между могуществом и ответственностью.
- А с сиддхом придется договариваться. Не вижу смысла выгонять оттуда возможного союзника. К слову, они зачем-то стучались к Эмме, и значит, её братец будет кровно заинтересован уговорить их не тревожить возлюбленную сестру. Только... Ему бы свиту посольскую. Ну, знаешь, дары, верительные грамоты, доступные красотки... Барру Беван, мать его Титанию. Даже почетно для этого германца, что к нему послами идут два принца крови - человечий и эльфя... э... дини ши.
Если Беван вернулся из своего самоубийственного похода за браслетами Темной Госпожи. Но так или иначе, обжулить хитровые.... хитроумного Барру было непросто, а за доступную красотку он сейчас сходил, даже если закрыть глаза.
- Если свиту, то я бы ещё добавила Леночку, - рассудительно заметила Бадб. - А может и ещё кого из Туата достать? Кто его знает, этого трикстера, после великанов-то. Главное, чтобы не рожал никого больше. А вот дары...
- Дары. Может, в твоём шатре поменьше хлама станет и я перестану бояться, что сломаю спросонья ногу. Леночку... Она в очередной раз трахнет Фицалана. И посла отравит худая, но очень ревнивая Хизер. И тогда придется вмешиваться тебе. Любимая игрушка, как-никак.
Рыбаки, по мнению Роба, пейзаж только портили. Лодчонка у них была старая, ободранная, с дырявым парусом. Конечно, они не были виноваты, что Дик Фицалан вызывал исключительно опасение, недоверие и ревность, но зачем они плавали тут, когда приходилось признать - посол из него выйдет толковый.
- Полезная, - согласилась Бадб, тоже глядя на рыбаков. - Хотя пока и не настолько полезная, как могла бы. Зеркало может работать и без... излишеств.
Волна вздыбилась, перевернула лодку, но тут же успокоилась, позволяя выплыть отчаянно богохульствующим людям. А Роб снова придавил поднявшую голову ревность. Неистовой это зеркало было полезно именно с излишествами, принцем-наследником Хереварда Уэйка и вообще славным парнем, одной левой укладывающим рыцарей на турнирах, а белозубой - и такой ангельской! - улыбкой - девиц. Ибо та вера, которую принесут люди, видящие этого красавчика рядом с богиней, с лихвой окупит все излишества.
- Знаешь, mo leannan, - задумчиво проговорил он, протягивая руку спорхнувшему с ближайшего дерева почтовому голубю. - Я не хочу, чтобы этот милый мальчик блестел в твоем шатре. Или в нашей опочивальне в Портенкроссе. Или... Нигде. Пусть приносит пользу вот так, поодаль. А то ведь ему полк еще вести, если вдруг я утону сейчас. На дне, знаешь ли, девки морские. С белками.
Последнее прозвучало рассеянно - голубь принес письмо от Джеймса Клайвелла.
"Дорогой магистр, осмелюсь напомнить вам о своей просьбе сопровождать госпожу Анастасию Инхинн в её путешествии. Никому, кроме вас я не могу доверить своего друга и ценнейшего палача дознания Бермондси. Даже самому себе. Джеймс Клайвелл"
- Вот дьявол, снова бабу выгуливать.

0

348

24 апреля 1535 г. Резиденция - Бермондси.

На кухне Резиденции красили яйца. К этому веселому, воистину праздничному обычаю всегда привлекали мальчишек-воспитанников, а потому кухня галдела, смеялась, визжала, пахла едой и детьми, красками и Пасхой. И царила в душе какая-то упоительная грусть - сладкая, легкая и тихая, было сожаление без боли об утраченной чистоте детства.
Большинство из этих детей никогда яиц-то вволю не ели, не то, что разрисовывать их. Но радостно возили кисточками по скорлупе, выводя в меру таланта кто листья и цветы, а кто и вовсе нечто непонятное, но яркое.
Роб задумчиво хлебал вкуснейший суп с добрым кусом говядины, не обращая никакого внимания на то, что одно не в меру усердное дитя уже перешло на роспись его руки, от удовольствия высунув язык. Мальцы нуждались в шалостях и в снисхождении к этим шалостям. Конечно, им еще были необходимы подзатыльники, но уж этого в резиденции им доставалось в избытке.
- А теперь суши, да так, чтобы никто с рукава это уже никто не отстирал.
По совести, "это" вполне было способно напугать какую-нибудь впечатлительную лесавку. Мальчик изобразил то ли огурец на ножках, то ли худого человека, спрятавшегося в бочку. Вся эта конструкция была украшена пышными усами, сделавшими бы честь любому ландскнехту, согласись тот носить их синими. Бочка-огурец при этом щеголяла ярким малиновым горохом и желтыми шипами.
- А это - кто? - Осведомился Роб, прихлопывая ладонью огоньки, пляшущие по рукаву. Дитя перестаралось и высушило рисунок всеми известными способами, наделав мелких, аккуратных дырочек в грубом полотне.
- А это - вы, - застенчиво сообщил ребенок, прежде чем ускакать к тем, кто красил гусиные яйца, и оставить Роба в недоумении и раздумьях, где у него находятся желтые шипы.
С собой на рукаве он и отправился к госпоже Анастасии Инхинн, не желая откладывать на послезавтра то, во что можно влипнуть уже прямо сейчас.

Тюрьму в Бермондси Роб оценил еще в прошлый свой визит, навещая в ней Раймона. Старинный замок с высокими башнями и толстыми стенами, в котором осаду можно было держать вечность и еще день, надежно скрывал как опасных, так и не очень преступников. Но даже здесь чувствовалась педантичность, присущая Джеймсу Клайвеллу - чисто выметенные камни во дворе, свежая побелка на стенах и вымуштрованные стражники в начищенных до блеска кольчугах.
И, разумеется, госпожа Анастасия Инхинн в королевской башне.
"В самом деле, где еще жить палачу-телепату?"
Не будь Роб женат, стар и так озадачен грядущей войной, он непременно оценил бы и голубые глаза, и прекрасно развитое тело, и серую рубашку молодой женщины. Но в совокупности перечисленного, еще согретый теплом орденской кухни и вниманием детей, Роб заметил только цветные пёрышки в волосах палача.
- Феникс - птица счастья, но права на счастье - птичьи, - пробормотал он себе под нос, но тут же улыбнулся. - Добрый день. Надеюсь, у вас есть что-то более подходящее для путешествия, ибо в случае чего Джеймс попросту оторвет мне голову, а я к ней привык. Позвольте представиться - брат Циркон.
- Анастасия Инхинн, - палач отступила и махнула рукой, приглашая зайти. - Во что-нибудь... подходящее сейчас переоденусь. Вопрос только в том, подходящее для где, когда и зачем именно. Потому что возникает у меня странное чувство, что речь пойдёт не о Билберри, брат Циркон, и не вполне о светском визите. Хм...
Достав из сундука глухое платье цвета мышиной шкурки, она приложила его к себе и задумчиво нахмурилась.
- О, кот!
Коту Роб обрадовался почти как родному. Будто всю жизнь мечтал увидеть самого обычного тупого кота в камере палача, среди шелков и ковров. Но на "кис-кис" пушистая скотина только зевнула и смерила его презрительным взглядом, а колдовать было лень. Поэтому пришлось одобрительно покивать при виде платья.
- Для церкви - в самый раз, - сообщил Роб, - и цвет такой милый. Жаль, оно на кольчугу не похоже. И даже на какую-нибудь завалящую кирасу не смахивает, разве что издали. И знаете, я очень не люблю светские визиты. Верите ли, весь этот этикет, поклоны, бассданс очень утомляют. Хотите на увеселительную прогулку по памятным местам милой сердцу родины?
- Ого, - Инхинн бросила платье на кота, достала вместо него льняную рубашку и кожаный жилет и стянула с плеч шелк. - Кольчуга есть в оружейной. Под меня. Кираса... вот этого - нет, простите. К слову, а чьё сердце-то, и надёжно ли оно упокоено?
- Так английское же, - удивление в голосе было искренним. Роб нечасто встречал женщин, раздевающихся без стеснения. Точнее, если не считать неистовую - не встречал совсем. - Несокрушимое и вечно живое. Почти как те, с кем увеселяться будем. Кстати, откуда такое желание познакомиться поближе с лордами из Билберри?
- Значит, ещё не упокоено. Недоработали, - палач покачала головой и принялась застёгивать пуговицы. Под брошенным платьем так и храпел кот. - Откуда желание... что, от этого зависит, какую именно крышу или забор предложат леди?
Присесть не предлагали, но Роб всё равно уселся на стул, с наслаждением вытянув ноги. С некоторых пор пикировки с женщинами его утомляли, в чем, несомненно, была виновата жёнушка. Трудно получать удовольствие от острого языка, когда над головой дамокловым мечом висит "утренняя звезда".
- Ну что вы, чтобы я - и по крышам, да с леди? Всего лишь пытаюсь понять, не упадёт ли дама в обморок при виде какого-нибудь грустного бербаланга. И не придётся ли её за косу... цветные пёрышки оттаскивать от красавчика-некромага.
Хью Мадженнис вспомнился некстати. Роб, привыкший к неусыпному надзору телепатки Бадб, по привычке не прятал образы и ощущения. И Анастасия Инхинн, должно быть, увидела поспешное повествование о мальчиках из Лилли, распотрошенной культистке Джеки, услышала её "Красивый, только шрам портит".
И ощутила привкус ехидного триумфа. Бордельная ведьма, живущая теперь с кровью Роба, наверняка тоже почувствует себя погано, вздумай её коллеги поколдовать над склянкой Эвана.
- Не упадёт, - заверила Инхинн, надевая жилет, повела плечами. - Ибо кого только не видела грустным. Но это что же, вы думаете, не некромага придётся оттаскивать от дамы, а наоборот? Даже как-то обидно стало. Кстати, интересно. Джеймс порой тоже так тщательно думает не о том... неужто Мэри - тоже из ваших?
"Ваших, наших, ихних..."
Почтенную миссис Клайвелл Роб не знал. Не был удостоен честь быть представленным, если выражаться выспренно и по-придворному. А потому в числе "ваших" воображал её с трудом. Зато - ярко, с развевающимися светлыми саксонскими волосами, в тартане. Кажется, она - мельничиха? Тем лучше. У "егошних", как говорили босяки на улице, тоже была мельница в краю вечного лета, где пчёлы гудят над цветущими яблонями.
- Я бы знал, будь это так, - серьезно сообщил он. - Но вы ведь хотите спросить не о миссис Клайвелл, думается.
- Возможно, - признала Инхинн, принимаясь отвязывать от волос перья. - Мне много всего интересно, брат Циркон, в том числе лорды и вечное лето. Все женщины - немного кошки, а все телепаты - особенно. Не такие кошки, как вот этот вот храпун, конечно... хотя, он же кот. Про котов складывают совсем другие поговорки.
- Вечное лето утомляет. Представьте, из столетия в столетие ничего не меняется. Та же погода. Те же лица. Те же желания и мысли. Сдохнуть, как весело. К слову, перья можете не отвязывать. Михаилитам, у которых спутница выглядит, как ведьма, подают больше. Проверено Фламбергом.
Роб улыбнулся как тот кот, пряча за ухмылку и мысль о том, что неплохо бы вернуть эту кошку в целости, и здравое желание заткнуться в присутствии палача на службе короля.
- А михаилиту, у которого спутница выглядит как палач? Могу прихватить клещи, - Инхинн склонила голову, внимательно на него глядя. - И всё же, любезный брат, куда именно намерены увезти леди?
- Это самое простое, сестра моя во Христе. Знаете, у нас в резиденции хорошая библиотека. Очень. Брат-библиарий противный, как чёрт, но зато карты братьев-храмовников хранятся, как у боженьки за пазухой. Смекаете? Вот и я не смекал, пока Филин не решил накануне Пасхи почистить капеллу. И не выволок оттуда Исиду... э... статую некоей женщины, увенчанной рогами. И тогда до меня дошло, что строй я привычный мир сам, то обязательно совместил бы пару карт, наложил их друг на друга. Чтобы получить доску для игры в сенет.
Роб полез в сапог, доставая скрученный в трубку лист. Ему хотелось ошибаться в своих догадках, пришедших ночью в комнате под крышей, под смех западного ветра, который тогда показался девичьим и слишком живым. Но зрела уверенность - он прав. И подле Оксфорда чертовы мумии разместили то, что храмовники называли Долиной Цариц, а подле Челмсфорда - заупокойный храм какого-то царя, создавая тем самым в Англии точки силы из родного Египта. Причем, и цариц, и царя, и прочих они слепили из подручных материалов - крестьян, дворян, наемников, добавляя жертв тварям.
- Выбирайте, госпожа. Но сразу скажу, что в Лутон я не поеду, ибо надоело. Соглашайтесь на леса под Кембриджем. Зловредные привидения, адские гончие - есть на что посмотреть и кому себя показать.
- Согласна, - немедленно отозвалась Инхинн, едва глянув на прочие отметки. - Гончие и призраки - это замечательно. Особенно призраки. Любите ли вы их так же, как люблю я, брат Циркон?
- Роб. Я очень люблю призраков, госпожа Инхинн. Настолько, что даже не против, чтобы вы прекратили меня цирконить.
В конце концов, это могло быть занимательное путешествие, для приятного разнообразия - обыденное и вполне михаилитское, почти без политики и божественного. А если надоест, то всегда можно позвать Бадб.
"Любопытно, что там Ясень?"

0

349

28 апреля 1535 г. Леса под Кембриджем.

Мотылёк летел на огонь костра, зная, что в пламени его ждёт погибель, но не в силах противостоять древнему зову. Поднимая  его с сырой земли, утоляя боль в обожженных крыльях, Роб подумал, что похож на эту лесную моль. А еще подумал, что Флу понравилось бы этот поступок.  Как тогда, с дриадой, которая тоже была мотыльком.
Все в мире летели на свет, обжигали крылья и падали в костёр, радостно пожирающий свою требу.
Здесь, в древних лесах, помнящих друидов, особенно хорошо думалось о вечном.
Например, об отсутствии каких-либо признаков египетских некромагов. Или - о расшалившемся севере, отголоски бунта которого долетали уже и сюда.
Или о госпоже Инхинн, на которую дорога, лес и река действовали угнетающе.
- Не сочтите оскорблением, госпожа. Но откуда вы узнали об этих, крайне возбуждающих любопытство существах?
Она казалась замкнутой, точно лишившись стен тюрьмы, растерялась от голосов и мыслей. И, пожалуй, было самое время вернуть Анастасию Инхинн узилищу. Хотя бы воспоминаниями.
- Из тюрем, - палач тронула пёрышко и нахмурилась. - То есть, из чужих голов, что одно и то же. Мысль тут, образ там. Ничего такого, что можно сшить в одно дело, но aer рано или поздно начинаешь узнавать, и тогда хочется узнать, кто же этот славный миннезингер, попросить спеть полный вариант поотчётливее, - помедлив, она покачала головой. - От этой мелодии мир начинает трескаться. Или я всё-таки схожу с ума. А вы?
- Псих не может сойти с ума, - хмыкнул Роб, - а михаилиты все поголовно они. Сумасшедшие. Но мне довелось плясать под эту музыку в Билберри. Не понравилось. К тому же, они не нравятся моей жене, а для психа-шотландца это святое. Однако, мне любопытно, что именно можно прочитать в чужих головах?
Пожалуй, это и было самым важным. Мысли, образы, а будь здесь Эмма - еще и эмоции. Мелкие, почти незаметные штрихи к портрету противника, дающие целостную картину.
Инхинн пожала плечами, сняла с пояса фляжку - но пить не стала. Помедлила, недоумённо хмурясь, бросила взгляд на стаю воронов, рассевшихся на старом вязе и пожала плечами снова.
- Телепаты - не всемогущи, Роб. Не какой-нибудь omnipotens penis, готовый трахнуть каждый встречный мозг. Во-первых, следователи не позволяют, им подавай конкретные ответы на конкретные вопросы. Во-вторых порой трахать нечего. Но мне не нравится, когда сразу три человека из разных концов Англии думают о канопах с останками рыжих овец на кладбищах. Вспоминали анкх или анх. Вроде бы мелочь - мало ли культистов с самыми странными привычками в славной Англии? - но что-то здесь не то. Они не... не думали о себе как о культистах, не думали о Сатане. Словно не здесь родились. Хотя, у одного мелькнула мысль о Гарольде Брайнсе, а тот всё же дьяволопоклонник... не знаю. Пока. Но ведь затем и едем - узнать?
"Брайнс".
Роб скривился, припоминая Гарольда Брайнса и его нелепые попытки стать дьяволопоклонником. Потом скривился еще раз, но теперь - глядя на ворон. Колдовать не хотелось отчаянно, но птицы, которые вызывали недоумение у телепата, будили в нём самом михаилита. Потому что были мертвыми и не обладали каким-никаким рассудком, подвластным магу-зверятнику. И наоборот.
- Вы пейте, ma sœur, пейте, - ободрил он, привычно встряхивая рукой. Покойник Ёж в таких случаях говорил: "Будто соплю оземь сбиваешь", но Робу было наплевать. Когда на дереве сидит дюжина-другая мертвяков, а рядом с тобой женщина, за которую знакомый констебль оторвет голову, водно-воздушный щит лишним не бывает.
- Лично мне, - репка, которую он уже было хотел покрошить в похлёбку, полетела в ворон, - выпивка всегда помогает, когда на голову гадят гули.
А гадили гули знатно. Прежде чем Роб успел выругаться, пара птиц размазалась о щит, остальные пали смертью храбрых от пепла костелапа, который пришлось вместе с немалой частью накопителя вбросить в ветер. Особо гадостные вороны коварно взорвались аккурат над головой, усыпав одежду и поляну мерзко воняющими ошмётьями. Остальные молча и заполошенно удалились в сторону старого кладбища, которое, как помнилось Робу и Циркону совокупно, кишмя кишело призраками.
- Впервые вижу, как нежить приманивают на репку, - задумчиво заметила Инхинн, которую явно не смущали ни запах, ни подёргивающиеся крылья и лапки. - Так вот они какие - тайные михаилитские методики.
- Это вы ещё не видели, как я ловлю розовых слонов, - с апломбом заявил Роб, принюхиваясь к дыму от аутодафе ворон, зачем-то рухнувших в костёр. Пахло маком, полынью, тонко и навязчиво - сумахом, а еще - ртутью. Её солями и проблемами. - А что, дорогая госпожа Инхинн, не слышите ли вы голосов? Может быть, вас манит и зовёт некто, обещая райские кущи? Птички-то в вас метили.
Солончаков ртути он припомнить не мог. Потому как их не существовало. А значит, ворон слепили в лаборатории.
- Если бы, - вздохнула Инхинн. - Знаете, как порой хочется, чтобы хоть кто-то пообещал райские кущи? Не будучи при этом священником? Но нет, не дождёшься. Просто что-то на самой границе сознания, тоненькое такое, едва заметное. Белый шум на определённых мысленных струнах - привлекательный, зовущий, тянущий. Ненавязчивое, как хороший кавалер.
- Хороший кавалер должен быть навязчивым. Иначе до райских кущ дело не дойдёт.
Бежать на кладбище за воронами Роб не стал. И без того было ясно, что заманивают, и дорогу помечают почти хлебными крошками. И это так остро напомнило  Вустер, так ярко перед глазами замаячила тьма башни, в которой были только боль и цепи, что он уселся на  бревно у костра и крепко задумался. Ухватив перед тем за руку палача.
- Расскажите мне о... Джеймсе, - предложение после замечания о кавалерах звучало странно, но иначе отвлекать от мысленных шумов Роб пока не мог. Подопечные не мешали расставлять фигуры на доске - они путались под рукой, когда требовалось делать ход. А потому приходилось готовить партию вдумчиво, загодя просчитывая все последствия и промахи. Так, оставить Инхинн в деревне было нельзя, брать с собой на кладбище - тоже, а Бадб хоть и могла присмотреть за палачом, но тем самым подставлялась сама. По чести сказать, Роб бы сейчас предпочел прикрыть тыл Ясенем или Фламбергом, однако первый трахал фей, а второй, вероятно, с упоением предавался мрачным размышлениям о бесполезности бытия.
Инхинн оглядела его руку, лежавшую на своей, и вздохнула.
- Если так, то я предлагаю перейти сразу к сексу - это самый эффективный способ отвлечения. Ну или к пыткам. Или к рассказу о том, идём ли мы туда, куда зовут, не идём, идём не туда - например, в трактир с кроватью, - или делаем что-нибудь ещё интереснее занятия любовью посреди останков воромертвий.
- Вы мне предложили столько, что я даже не знаю, чего выбрать, - всё еще задумчиво сообщил ей Роб, не выпуская её запястья. - И всё такое заманчивое! Особенно пытки среди останков трактира. На кровати, полной птичьих гулей. Но - нет. Мы всего лишь очень осторожно пойдём туда, куда тянет. А вы при этом будете  сообщать о своём состоянии, и отдельно - о желании сбежать к ху... к тянущему.
Затея ему нравилась всё меньше. Роб чуть ли не воочию видел, как толпа гулей отбивает у него невероятно ценную Инхинн, и та мчит на спине одного из них во тьму, ведьмински хохоча. Но уйти, не поглядев на мастера - вороновоскресителя, он не мог.
- Если хочется выругаться - так не сдерживайтесь, - сочувственно заметила Инхинн, погладив его по руке. - Вот и Джеймс тоже себя на полуслове обрывает, словно я их и не слышала иногда. А ведьмински хохотать, кстати, я отлично умею. Хотите послушать? Этот мастер небось до такого не доведёт, так могу прямо тут, на полянке. Даже фон подходящий.
- Не хочу. Знаете... если он не сможет вас перековать, то будет вербовать. Я бы сам так делал. А посему, хочу узнать, готова ли, согласна ли  бесценная Анастасия Инхинн продаваться, уговариваться, соблазняться и принуждаться? Особенно - памятуя, что в почти родном Бермондси её ждёт почти собственный констебль, который станет меня всячески вешать, если да.
Вечерний лес казался безмятежно-весенним, майским. Теплым и обещающим скорый Белтейн. Роб поёжился, представляя горы трупов подле костров, ленты в огне и майскую деву, изнасилованную порождениями некроёбских магов. Будь он на месте тех полководцев, так и сделал бы, манифестуя о начале войны.
И становилось жаль, что лес только казался. Потому как барсуки, хорьки, еноты и сороки не были ни весенними, ни безмятежными. Скорее наоборот, говорили о том, что здесь много падали, а та, в свою очередь не возникала из ниоткуда и никуда не исчезала, а просто переходила из одного состояния в другое.
"Первый закон некромагии".
Второй закон  гласил, что если некий михаилит в подозрительно тёплом для конца апреля лесу находит холодные участки, то этот михаилит влип в дерьмо. По самые уши. Ибо сие могло свидетельствовать о пакостном колдовстве, которое почему-то и усом не повело в ответ на искры с пальцев.
- Так что у нас с перековками-вербовками?- Грустно поинтересовался Роб, которого бычком на веревочке вели вслед за зовом на кладбище.
- А хреново у нас с перековками, - не менее грустно ответила Инхинн. - Потому что перековщики - хреновые специалисты. Не нервничайте, Роб, и оставьте эти материи профессионалу. То есть, мне. Скажите лучше, - она нахмурилась, странно на него глядя. - Вам что-нибудь напоминают стихи о... хм... о единорогах?.. Понимаете, тут такое странное эхо, причём, кажется, не мне.
- Луна прекрасна и полна, и её фырчит порой. А я сижу совсем одна, и единорог мой злой, поскольку в шерсти у него свершеннешнее ой, - совсем уж печально процитировал Роб Птичку, глядя, как по веткам прыгают стайки мертвых мартышек. По крайней мере, нежить больше всего походила на них. - Знаешь, Стасси, как специалист специалисту - мы в жо... э... в дерьме. По самую макушку. Так что, валяй про единорогов, хуже уже не будет.
Инхинн кивнула, прокашлялась и продекламировала с ничего не выражающим лицом:
- Я шла и шла, и шла, и шла,
вперед тудой-сюдой.
Пока дошла - зима пришла,
с кудрявой головой,
А мой единорог тупой, и у него
колтунище седой!..
Выдохнула.
- Господи всемилостивый и всеблагой. В этот размер и ритм даже если захочется, ничего кроме бреда не укладывается. Интересные у тебя знакомства.
- Птичка прелестна. Умнее, чем кажется, приятна для глаза - особенно для глаза узника. Еду приносит, к числу прочих достоинств.
Мартышки стихи выслушали благосклонно, с превеликим интересом, а потом одна из них слезла с дерева и поковыляла к Робу.
- Иди-иди, детка, - ободрил он нежить, отвязывая с пояса первый попавшийся мешочек. В нём, к великому сожалению, было сердце и печень химеры, которые Роб надеялся запихать в глотку Армстронга. А выходило, что ценная гадость доставалась мерзким мертвым обезьянам.
Хотя на равнодушие с их стороны сетовать не приходилось:  в ответ на поддразнивание самая смелая из них с лёгким скрипом протянула лапку, за ней последовали остальные, и Роб дернул завязки плаща.
Тринадцатого за последние месяцы.
"Интересно, mo leannan, когда тебе надоест их приносить?"
Мартышки послушно, крысами за дудочкой, последовали за ним на ткань, края которой трепал лёгкий ветерок, с жадностью накинулись на мешочек, и даже успели пару раз скрипнуть, когда плащ схлопнулся. Оправдывая ту часть прозвища, в которой его именовали Холодом, хотя трактовка "Мороз" ему всегда нравилась больше, Роб попросту заковал тварей в ледяной панцирь, прикрепляя мёрзлой водой к нему двух, не поместившихся в ловушку.
- Я подержу ледяной котёл, а ты свари их в нём, - меланхолично предложил он Инхинн, отламывая от плаща одну из обезьян, упорно тянущую свою добычу к кладбищу. - Возможно, они почти безобидны, но проверять я не хочу. Эх, где Снежинка?..
Молодой михаилит немало позабавился бы виду магистра Циркона с мертвой обезьяной на длинном поводке, наскоро сделанном из веревки. Но Робу упорно не верилось в  тупого противника-некромага, окопавшегося прямо на кладбище. Именно поэтому он упрямо искал способы опознать его убежище. Обезьянка, которой пришлось пожертвовать глаз всё той же химеры, рвалась к погосту, совершенно не обращая внимания на страшную вонь от кипятящихся внутри льда сотоварищей.
Не мартышкой, так незримой нитью уговоров и обольщений, протянутой к Инхинн, Роб надеялся дойти до этого паука. Стихами Птички, показавшей, что дотянуться можно отовсюду, было бы желание.
Птичка любила петь. Роб усмехнулся, припоминая её исполнение "Рукавов", и подведенные черным глаза, и густые светлые волосы, которые держались на голове крепче, чем ноты - под ними. Пожалуй, стоило признаться - он скучал. Особенно - по незатейливой мелодии флейты, так хорошо помогающей думать.
"Благодарить нужно повелительницу тростниковых свирелей, - вспомнилось ему. - И изобретательницу. Великую мать, могущественную госпожу жизни и смерти".
"Титилил'та, к услугам Великой Королевы".
"Птички ведь поют, а не играют, а я пишу замечательные стихи, весь один".
"- Не читайте никому эти строки больше, Птичка. Я буду ревновать.
- Там ещё много куплетов. И я очень рада, что вам так нравится. Хорошо, генерал, теперь я буду читать их только вам".
Сам того не заметив, Роб принялся насвистывать незатейливый мотив тарантеллы. В мире, где нет разницы между пространством и временем, мелодия могла течь в обе стороны. Приязнь и уважение - тоже.
Так напевая, он пару раз обошёл кругом варево из гнилых мартышек, принюхиваясь к мертвечине и силясь понять, что это напоминает. Для орденских практик соединения памяти телесной и душевной времени не было, к тому же Роб назубок затвердил урок: никогда и ни за что не делать этого впопыхах, если не хочешь сбрендить.
"Память и сознание, - в голове медленно всплыли лекции по герменевтике, - это динамичные системы, представляющие собой не только непосредственные знания о прошлом, но и постоянные процессы их реконфигурации, зависящие от контекста среды, деятельности, полей и средств передачи памяти".
А еще: "Важное значение для понимания специфики формирования сознания на уровне практической деятельности играет практическое знание, которое трактуют как процессы отражения и конструирования действительности, выработки и принятия решений, оценки эффективности их исполнения внутри продолжающейся практики".
- Какой только дряни не учат в ордене, - пробормотал Роб себе под нос, зачерпывая вонючую обезьянью жижу, уже начавшую смешиваться с талой водой. - Как там было-то? У Джеки? "Я - Тот, господин таинств, хранитель летописей"?
Необязательно было впускать чужое в себя, чтобы применять практики. Учил же Роб Каббалу, Кодекс Гигас и "Основы ведьмовства" наизусть, сдавал экзамены по некромантике и некромагии, а люциферитом так и не стал. А потому не было причины признавать ритуалы египтян -  а в том, что тут работает именно соратник Хью Мадженниса Роб не сомневался - чем-то большим, нежели обычная магическая алгебра. А она гласила, вслед за Геродотом, что в египетских религиозно-магических практиках важно слово, к которому они относились с большим почтением, понимая под ним не только речь, но в первую очередь священные знания. Поскольку слово является звуковым аналогом мысли, то сказанное вслух слово, тембр голоса, манера речи определенным образом воздействовали на людей.
«Мысль – это первый уровень творения. Слова – это второй уровень творения. Действия – это слова в движении».
Ничего нового, если разобраться. Все магические приемы, связанные с употреблением вербальной магии,  подчинены принципу подобия. И все эти "Я - Тот", "обучу тебя пути к Аменти" и "лишь в Поиске Истины успокоится Душа твоя" - ничего более, чем три основные элемента заклинания: обращение, прошение, закрепление. Вот только... Распространенным магическим приемом было съедание носителя магии. Папируса, пергамента, кусочка плоти. Подобное описывалось во многих трактатах, практиковалось почти всеми, но Робу на ум приходило «Сказание о Сатни-Хемуасе», прочитанное в орденской библиотеке: «Он повелел принести ему свиток чистого папируса и начертал на нем слова, которые были в той книге. Потом он смочил свиток пивом и растворил его в воде. И когда он увидел, что все уже растворилось, он выпил ту воду и познал все, что было начертано в книге». 
Варево из обезьян для этих целей не годились - они были вареными, а огонь очищает всё. К тому же, важна была правильная литания, верный речитатив заклинания, дающий нужное направление слову.
Скорбно вздохнув, Роб отщипнул от своей мартышки на веревке кусочек и отправил его в рот.
"Я... Я - бог хаоса, я – бог Жизни, я вынес свою душу, я спас свою магию, я не отдам свою силу,  я обладаю властью движения,  я получил свою защиту. Я, именно я, есть тот, кто выходит из водного потока, который разливается по воле моей и становится могущественной рекой. Я вижу тебя и познаю тебя. Иду к тебе".
И тихо, едва заметной мыслью Циркона: "Ну и кретин же я".
- Тебе, конечно, надо отъедаться, - критически заметила Инхинн, - но я точно говорю, что эти... особи недостаточно питательны.
- Ты знаешь, сколько на черном рынке дают за пирог с нежитью? - Роб откусил еще, зажмурившись от гадкого вкуса. - А тут бесплатное, да еще и в такой... редкой комбинации.
Если он и в самом деле чуть отощал, то это шло только на пользу. Украшение шатра должно быть предметом зависти других женщин, и если уж мордой не вышел - фигура исправит. Жаль только, что направление все равно понималось в сторону кладбища, а значит, редкого дерьма Роб наелся зря.
- Викка, мне нужны пять твоих ворон в воздухе. Две - над деревней и над лесом подле неё, две - над кладбищем, одна - на плече.
Что подумает Инхинн, Роба волновало мало. Зато Бадб это наверняка напоминало старые добрые времена, когда птицы заменяли собой полк разведчиков.
Вот только видели в темноте, как куры. Глазами тех двух, что кружили над деревней удалось рассмотреть немногое. Нежить ходила тропками вокруг деревни, оставляли остатки трапезы в лёжках, но в само поселение при этом не совалась. И это было странно. Чтобы лесавка или бербаланг не пожелали подзакусить собакой? Или вкусной сочной козой? А то и младенцем? С такой благовоспитанной, не нарушающей соседства нежитью Роб встречался впервые.
Зато ограда у деревни была хоть и высокая, зато с дырами. И река могла таковой называться только у человека с развитым воображением. И караульных на стене не имелось.
И вот этот самый момент озарения, что на погост его попросту вовлекают, чтобы отнять Инхинн и к херам вынести деревню, Роб остановился на полушаге, оперся рукой о ближайший дуб...
- Вот же задница Вельзевулова! Святые сиськи Магдалины! Да мою ж командирскую бабушку в тридцать три света, в иже херувимы, в загробные рыданья и пресвятую деву Марию! Стасси! Руки в ноги и марш-марш в деревню! Будем бежать очень быстро, но очень тихо, смекаешь?
"Мои вороны! Грёбаные некромаги! Да что б мать их некромантскую лесавки высрали!"
Вместо Инхинн ответила Бадб, причем произошло это одновременно с поворотом палача  к деревьям, за которыми шевелился кто-то шевелился. Провороненный воронами, мать их богиню. От птиц над кладбищем пришла размытая картинка летучей твари без мозга, а потом заговорил Раймон.
- Эмма... свет. Яркий, как нож. Как боль... как крик, - хихиканье, слабая, неуверенная вспышка. - Не сжечь. Не порвать. Не порвать!
Викка резко вздохнула, и Роб приостановился, прикрывая собой Инхинн.
- Тебе какой тыквы не хватает, Teaghlach?
Молчание. Неуверенный смешок.
- Роб?.. Ты? Правда ты? - Раймон, волоча ногу, выступил из-за деревьев. Выглядел он - краше с гроб кладут, если михаилитам везёт с похоронами. Тряпки едва прикрывали исхудавшее до костей тело, но лицо, несмотря на шрамы и кровоподтёки, осталось узнаваемым. - А я ждал. Ждал, и ждал, и ждал, что придёшь. Вытащишь. Дней... сколько дней? Сколько - в свете и тьме? Где ты был?!
- Не разум - каша, - тихо заметила из-за спины Инхинн. - Нужно время, у меня слишком много сил уходит на то, чтобы закрываться от зова.
- Не слушай никого. И не отставай!
"И Фламберга могли бы получше слепить!"
В том, что Раймон сейчас спит где-нибудь в теплой, чистой таверне, не выпуская из рук свою Эмму, Роб почти не сомневался. По крайней мере, сомневаться было некогда. Нужно было драпать со всех ног - а их на двоих с Инхинн было четыре! - к деревне, при этом умудриться обеспечить себе прикрытие туманом и не потерять в очередной раз сапоги. Сапоги его волновали почему-то больше всего. И самую чуть - что палач никак не умеет бегать бесшумно. Это, по мнению Роба, было самым большим упущением в образовании Анастасии. Разве можно мчать сквозь ночь на кладбище, топая как стадо филихов? Даже он, в свои пятьдесят два, может забыть, куда бежал, но как - никогда!
"И тони оно всё!.."
Аккурат возле погоста разразилась гроза. Роб с наслаждением вдохнул влажный воздух, прислушиваясь к рёву взбесившейся речушки, к дрожи земли - и тут же устыдился. Смальчишествовал в погоне за спасением деревни, прикрылся Уставом, а расхлёбывать теперь совести, не позволявшей прикасаться к силам.
- Извилист путь к некромагам, - заметила Инхинн. - Но что не так с сапогами?..
- Сейчас увидишь, - только и успел ответить Роб, которого подло, но не сказать, чтоб внезапно облапил здоровенный, выше его самого гуль. Впрочем, умом и сообразительностью тварь не отличалась и для начала попыталась прокусить кольчугу, в чем Циркон искренне пожелал ему удачи. Кто-то же должен был наконец это сделать и оторвать, скажем, руку, а не только испятнать её вязью синяков?
"Иди к своему некромагу, - тело действовало само, перебрасывая гуля через себя, заламывая ему лапы, - и постарайся, чтобы он тебя сейчас не уговорил. Я не хочу ссориться с Джеймсом!"
Инхинн кивнула и ушла в ночь, гуль дернулся, когда кинжал пробил ему череп, а Роб устало отёр пот со лба. Не рисковавший не пил настойку на кофейных зернах в капитуле. Выжатый до дна Циркон недовольно ворчал, и его пришлось утихомирить пилюлей. На посиделки с трупом трупа было ровно полминуты. Больше, чем ничего.

На кладбище, по которому Роб шел, глядя на мир расширенными до предела зрачками, на него напали мелкие твари. Вернее, на них напала сначала его нога, неосмотрительно провалившаяся в лаз, а потом жруны размером с терьера обиделись и накинулись на неё. Результатом такой взаимной неприязни стала накрепко перемотанная кушаком голень, причем твари оказались внутри бинта, а рана немедленно принялась зверски болеть.
"Сволочь же. Развел нежить, а я хромай теперь! Еще и камни поразбросал!"
Роб поднял с земли кусочек ляпис-лазури, задумчиво почесал небритую щеку и пошел дальше, высматривая самоцветы. Потому как ведовские опалы просто так на кладбищах не разбрасывали. Спустя некоторое время таких блужданий он нагрёб большой узелок камешков и только потом сообразил, что кошачий глаз в этой витиеватой схеме повторялся через каждые три.
Дальше было проще. Камни собирались в узелок, Роб хромал и матерным шепотком поминал святых, ночь становилась всё гуще. И отчаянно хотелось в кровать. Когда последний кошачий глаз был надежно упрятан, появилась минута для отдыха, которую оживившийся Циркон немедленно заменил на короткий и очень неприличный приказ идти за Инхинн. Если, конечно, еще было за кем идти.
На большой кладбищенской поляне его встретила картина почти идиллическая. Сэр Рольф де Манвиль, почтительно склонив голову, стоял подле сидящей на надгробии Анастасии Инхинн и тихо что-то говорил.
- Магистр, - радостно поприветствовал он Роба. - А мы вас уже заждались. Пришлось присмотреть за вашей дамой, а то нежить бегает, знаете ли.
"Однажды, во имя высокой любви,
На низком зелёном холме
Сошлись в поединке сэр Пол О'Вик,
И старый пэр Дун Мак Раме..."
Cтарыми рыцарями были оба. Как ни молодился бы Рольф, Роб в его взгляде угадывал те же лета, что и у него самого. Можно отдать себя богам, сменить шкуру, но возраст всегда виден в манере держаться, говорить и думать.
- За что вас и благодарю, сэр Рольф, - на могильной плите сидеть было холодно, и Роб непременно подстелил бы свой плащ Инхинн, не потеряй он его раньше. Пришлось стаскивать драную котту, обнажая кольчугу. - Однако, хочу заметить, что если вы желали побеседовать с дамой о чем-то, то стоило попросту прислать письмо. Равно, как и для того, чтобы пригласить меня на партию... в сенет?
- Мне привычнее хнефатафл, сэр Роберт, - пожал плечами Рольф. - Даже странно, что вы в него не играете. Хотя должен признать - рапид вы освоили в совершенстве.
Роб вздохнул, устало опираясь о ближайший крест. Хотелось съязвить о странном спокойствии комиссарского тестя, вежливо и дружелюбно беседующего с незваным гостем, сломавшим схему и пару-тройку гулей. Но - удержался. Поймай он соратников Рольфа в Фэйрли, тоже не опустился бы до оскорблений и ярости. Времена рыцарей прошли, но рыцарь остались. И понимали, что любезный разговор с противником даёт гораздо больше, нежели беснование драки.
- Всего-то неудачная попытка реванша, сэр Рольф. Но, прежде чем мы пойдем каждый своим путём, скажите - почему?
Бадб дала бы престарелому де Манвилю ту же молодость, приятное посмертие, открыла бы источники силы. И всё это - не отбирая вкуса к жизни, которого, по словам Раймона, у последователей лорда Грейстока не было.
- Порядок, сэр Роберт. Он приятно греет душу старого вояки, сами знаете. Помнится, король Генри... Да что там говорить, раньше порядка было больше. Гармония!
Рольф де Манвиль улыбнулся, целуя руку Инхинн.
- Жаль, что я пока не могу познакомить вас с леди де Манвиль, сэр Роберт. Но надеюсь, что следующий ваш визит в маноре будет принимать уже она.
- До скорой встречи, сэр Рольф.
Роб откланялся, что ощущалось - да и выглядело - нелепо. На кладбище, с прокушенной ногой, в которую уже запустила щупальца зараза из нежити. Перед некромагом, с которым в иное время было бы славно погонять оленей по лесу. И только Анастасия Инхинн хоть и не была леди о'Бломм из той песенки, но за некий приятный приз сошла бы, будь Роб уверен, что она не поддалась на уговоры. Впрочем, о призе мечталось сейчас совсем ином.
"А лучше - под горячий бок к неистовой!"

Дорога к деревне выдалась на удивление спокойной. То и дело из мокрых кустов выскакивали, выбегали и выползали недобитки, но они были вялыми, растерянными и будто больными. Роб им сочувствовал и отмахивался от них так же вяло. В такой мешкотной гармонии с нежитью он и Инхинн добрались до опушки леса, за которым начиналась деревня.
- Ты увидела, что хотела? - Спросил Роб, отстраненно наблюдая, как трепещется в силках травы выброшенная рекой рыба. - Или отправимся ловить Хью Мадженниса?
- Можно и половить, по описанию он вполне годится, - ветер рванул котту, дёрнул волосы палача, закрыв лицо и Анастасия Инхинн раздражённо отмахнулась от них пальцами с длинными, крепкими, чуть крючковатыми ногтями. На мертвенно-бледном лице блеснули алым глаза. - В конце концов, мне вполне пригодится ещё один, - она смерила Роба взглядом и улыбнулась, показав удлиннённые клыки, - архима... архилич. Хотя его, конечно, хотелось бы не на блюдечке. С другой стороны... с другой стороны, я бы, пожалуй, с удовольствием посмотрела, что там, за пеленой. На будущее, так сказать.
С трудом удержавшись от чисто михаилитского желания втащить ей в клыки, Роб дёрнул плечами и сгорбился, уподобляя себя гравейру.
- Как повелиш-шь, гос-с-с-пожа, - прошипел он. -  Я расстелю мир Ши у твоих ног. Только голова Мадженниса обещана другой, не обессудь. Но если бы Анастасия Инхинн сказала, что хочет найти, Роберту Бойду проще было бы обещать. Впрочем, зная телепатов... Попробую угадать: мир меняется, и тебе необходимо успеть за ним? И лучше бы это делать в состоянии прижизненного покоя, чистым разумом без флёра чувств - своих и чужих. Отринуть тварное и телесное, как друид. Потому и пьёшь, как рота наёмников, верно?
Фляга с танелльским горлодёром, к счастью, всё еще была за голенищем. Роб вытянул её, взвесил в руке и подал Инхинн. Ему самому на сегодня было достаточно.

0

350

- Примерно так, - Инхинн приложилась к фляжке надолго, потом резко выдохнула. - А роту мне случалось перепивать, во время оно. Там квартировали одни такие, рядом с alma mater... Но чистый разум, наверное, перебор. Чувства мне вполне нравятся - иногда. Как выражался наш ректор - дозированно. Скажи... на случай, если нас таки зарубит деревенский михаилит... какое оно - Туата?
- Не Туата - Sí. Туаты - это народ, некогда отвоевавший эти острова у фоморов. Впрочем, я превращаюсь в занудного гуля.  Знаешь, есть в Ши местечко на утёсе. Его первым целует солнце, просыпаясь. Там ветер играет со стягами над зеленым шатром, прогоняя звуки и чувства, а если захочешь перепить роту солдат, то и они отыщутся. Потому, думаю, деревенский михаилит нас не зарубит.  Пойдёшь со мной к этому шатру? День там - и я возвращу пока еще не потерянное зрение. Еще пара дней - и ты увидишь закоулки и главные улицы того света, который не этот.
Если, разумеется, жёнушка согласится принять гостью. Роб устало потёр щёку и только потом вспомнил, что рука измазана кладбищенской землёй, останками тварей и прочей дрянью, какой бывали измазаны михаилиты после работы. Кажется, за политикой и божественным он начал забывать, каково быть твареборцем.
- Как палач, я рекомендую отлёживаться не менее четырёх дней, - менторски заметила Инхинн, не без сожаления закрывая флягу и протягивая обратно. - А лучше неделю. А потом - звучит хорошо. А что, друиды правда достигали таких высот? Я как-то подозреваю, что жизнь они любили очень по-всякиму. Наверное, тому виной избыток цинизма, впитываемый студиозусами где угодно, а особенно в Вене и Праге, хотя и не только.
- Друиды всякие были. Особенно в Вене и Праге, которых тогда не было. Знаешь, почему так сложно поймать друида? Потому что в кошке по деревьям лазить удобно.
Роб приложился к фляге в свою очередь, запивая самогоном древнюю шутку.
"Вот буквально на день оставишь - и уже баб в шатёр водит. Причём в мой, бадбин шатёр! А бадба... тьфу, баба в шатре ещё хуже, чем на корабле, точно говорю. Сплошные, стало быть, приключения на все части тела. Не на те причём!"  
Ближайшее дерево вспыхнуло огнем междумирья, открываясь дверью. Роб благодарно кивнул, протягивая руку Инхинн, увлекая её за собой в иной мир. Излишняя дипломатия порой только вредила.
- А вот еще чего вспомнил, - улыбаясь ворчанию неистовой, продолжил он. - Сидит друид на дереве и пилит сук, на котором сидит...

0

351

В слепоте - пусть и временной - была определенная прелесть. Если ты ничего не видишь, то и никуда не спешишь. Просто лежишь на ложе, оправдывая звание наложника, лениво грызешь яблоки и думаешь.
Или - сидишь на краю утёса, чуя, как ветер приносит запахи летнего леса, что раскинулся под ногами, прислушиваешься к рёву ящеров - и думаешь. 
Время от времени боги умирают. Люди неожиданно обнаруживают, что они ничего не значат, что они созданы человеческой рукой, что они суть бесполезные идолы из дерева и камня. В действительности же человек осознает, что совершенно не задумывался о них. И вот здесь христианство оказалось прозорливее его, Роба, жены и своячениц. Придумавшись однажды, христианские боги придумали и впечатляющую преисподнюю, не думать о которой не получалось, ибо в таком случае она начинала думать о тебе. 
Когда древние отдавали что-то богам, они искали их дружбы. А боги принимали служение, возвращая свою любовь и принятие. Рядом с ними хотелось продолжать служить и стремиться к большему, к чистоте и разуму. 
 Когда Исаак отдавал своего единственного сына, он искал милости и молил божество не гневаться. Этот еврей стыдился раскрыть и тело, и помыслы, был грязен настолько, что пришлось давать заповеди его потомкам, составлять Ветхий завет, чтобы те знали, как мыть руки и ходить до ветру. 
И по всему выходило, что служащие богам не должны были принять заповеди Христа, но там где есть политика, вера бессильна. Это означало, что теперь Робу предстояло совершить невозможное - превратить политику в веру. 
"А это не под силу даже всему капитулу уберменшей-архимагов".
Под ногой что-то звякнуло и перекатилось, когда Роб сполз с ложа. Верная своим вороньим привычкам Бадб тащила в шатёр всё, что плохо лежало и хорошо блестело. 
- Надеюсь, это были обещанные Харперу гривны, - задумчиво сообщил он шатру, осторожно направляясь к выходу. На полу что-то позвякивало, похрустывало и бренчало. Гулко перекатывалась какая-то круглая херовина с каменьями. Роб подозревал, что это кубок, но наклоняться и ощупывать было приятно лениво. 
- Вот и за мной когда-то так же бродил, - задумчиво поведала жена. - И щупал. Так и называли, попросту - щупник Бадб. Это сейчас - магистр, рыцарь и прочие умные слова, от которых из головы иголки лезут. Не он, в общем.
- Да-а... - отозвалась Инхинн. - Как добиваются своего, как ощупают, так сразу делают вид, что они - не они. Все они, мужики, одинаковые, что магистры, что студиозусы, что ректоры, что свяще... хм. Кстати, у тебя глаза так мило подведены. Сама рисуешь?
- Ну не к феечке же ради такого бегать. Столько дел, что на ходу и рисую, а то вообще ворон какой пером мазнёт, да и ладно. Поместье, двор, иномирье. Ребёнок. Что характерно - не мой. Муж ещё, так что считаем, два ребёнка.
- Вот потому замуж и не выхожу. Придётся работу домой брать, чтобы всё успеть, а они же стонут ещё... кому такая палач нужна? И краска от жара плывёт.
- Хочешь, своей поделюсь? Хоть дождь, хоть огонь, всё едино. Ещё бордовая есть, и бардовая тоже. Я даже помню, из какого барда её сварила. Хорошее было время.
"Сучка не захочет..."
Что приятно - в компании двух телепатов мысли можно  не озвучивать. И без того понятно, что известная всем поговорка относится к брожению и ощупыванию, а удивление чисто женской трепотнёй - к чисто женской трепотне, весьма неожиданной от богини и палача. С другой стороны, это, наверное, было хорошо - две женщины в одном шатре смогли не поссориться, мило беседовали и даже не слишком перемывали Робу кости.
"Хорошо. Только ни беса не видно".
Свет вне шатра был блеклым. В нём изредка маячили тени птиц и летающих ящеров, караульных и слабо, скорее отголоском воздуха, чем зрением - облака. Роб уселся на облюбованный накануне валун и снова задумался. Теперь - о грядущей войне.
Рольф де Манвиль придавал ей определённости, но противником представлялся неудобным. Слишком умным, в противоположность своему зятю, хотя тот тоже был неудобен. Кретины слишком непредсказуемы, их действия всегда поспешны, а последствия от них всегда чреваты бедой.
А вот то, что Бадб сравнила его с ребенком, Роб предпочел проигнорировать. Лучше не думать о том, что для богини супруг - искра и биение жизни, одновременно возлюбленный и дитя, иначе придётся признать: такими оговорками его втягивают в пантеон чуть ли не за уши.
Это вряд ли понравилось бы Ясеню, с которым еще предстояло побеседовать. И заново понять для себя цену приёмного сына, кресла в капитуле, ордена и политики.
- Math, - наконец, проговорил он. - Дамы, прошу по одной. Для двух сразу я уже слишком стар.

0

352

- А мы и говорим по одной, - удивлённо заметила Бадб.
- Не одновременно же, - подхватила Инхинн и в шатре раздалось шуршание. - Слушай, а это тут мода такая, безгрудая? Мне бы, наверное, подошло, если вот такое платье взять, с дырками, только ещё и без рукавов. И про краску - ловлю на слове. И я вот ещё про ногти думаю. Знаешь, в пыточную иногда приводят вполне симпатичных...
"К слову, симпатичный комиссар с твоей любимой симпатичной Птичкой развалили половину поместья Рольфа де Монфора".
Роб досадливо пнул камень, неосторожно лежавший под ногами. Определённости войне за последние пять минут явно добавилось.
- Де Манвиля, Викка, - негромко поправил он. - Впрочем, что Манвили, что Монфоры - одного поля ягоды.  Забавно, что Симон де Монфор, пламенный борец с альбигойцами, в итоге породнился через испанское колено с де Три и де Манвилями, связывая моего Раймона, Нандо-Ворона и симпатичного, но редко моющегося комиссара в родоплеменной клубок, о котором никто не задумывается. Знаешь, Стасси, порой мне кажется, что все проблемы людей происходят от того, что они не помнят... ничего. И ничего не понимают.
Два самых главных дня в жизни любого: день, когда человек родился. И день, когда он понял зачем. Преемники своих отцов, дедов, прадедов, последователи и продолжатели своего рода, люди забыли главное - боги никогда не будут требовать надеяться на них, не будут искать спасение в молитвах. Человек, который обретает богов, сам становится источником силы. И понимает - любое деяние во сто крат сильнее самых долгих молитв. Храмом становится сама природа и жизнь в её лице, а здравый смысл и возможность самому вершить свою судьбу - возможностью достойно прожить эту и  следующие жизни. А еще он помнит, что ответственность за свои поступки он несет перед собой и своими предками. Не на том свете, а при этой жизни.
Впрочем, ни одна из религий не обладала исключительным правом на истину, а христианство Роб любил за прекрасные книги, каждые строчки из которых можно было использовать во зло и благо одновременно.
- Викка, Стасси хочет обрести просвещение сродни друидическому, а ты ей про ногти и краску.
А Птичка и впрямь была бы симпатичной, интересуй древнюю фоморку мужчины в целом и генералы в частности. Роб допускал, что Ясень её даже трахнул, но получила ли от этого хоть какое-то удовольствие свиристелка, которой следовало подарить новую флейту и свиток с нотами? Вряд ли.
- Ногти - это важно, - отмахнулась Бадб. - Ты представляешь, сколько друидов достигли просветления именно потому, что кто-то пупком любовался, а кто-то ногти красил, потом лакировал, потом сушил, потом другим друидам показывал? Так вот - много.
- Всегда знала, что занимаюсь чем-то не тем, - задумчиво заметила Инхинн. - Да и потом, мне казалось, что друиды - это скорее бабники и грибоеды, а не про ногти. Хотя...
- Одно и то же, - твёрдо заявила богиня. - Связь самая что ни на есть прямая. И вообще...
"А вообще наш новый союзничек хочет в отпуск и просит у нас заместителя. Словно своим не доверяет, странно-то как. Жизнь у него нервная, говорит, на воды надо. Словно у нас оно кущи туатские... так вот, есть у меня пара мыслей и кого отдать, и чьи души за это попросить. В пересчёте на день".
- Не слушай её, Анастасия с красивой шотландской фамилией. Весь этот мир создан для тебя, и красивые ногти только подчеркивают это. Не слушай - смотри, как она каплей вольного дождя течет по жизни, отражая грани. Погляди, в ней жизнь. Далёкая, как память. Напоенная танцем лесных цветов, страхом лесной глуши, огнём высокого неба. Прислушайся, к тому, как глубже и сильнее забилось сердце. Это и станет твоей силой, твоим светом, твоим птичьим полётом от тщеты мира. А когда тебя укроет тот же зеленый вольный дождь, когда насладишься покоем, когда пожелаешь снова ощутить вкус острого слова - ты вернешься листом ясеня на её ладони.
Забавно, что у друидов тоже была своя лестница - лестница Фионна. По ней дети, воспитываемые двадцать лет в лесных и горных университетах, восходили к вершинам познания и самих себя. Почти как в Ордене.
Роб дёрнул плечами, отгоняя этот  пророческий, молитвенный экстаз, который охватил его в теплой мгле слепоты, стряхивая с себя рубленые незваные строки.
"Снова пожар, и на всех рубежах мне исцелять своих. Крепко стоять, крепко держа меч — за нас двоих".
Общение с фоморками и богинями влияло на него плохо.
- Не отдать, моя Бадб, - задумчиво поправил он жёнушку. - Занять на время. Крайне непродолжительное.
- А этих мыслей я вообще читать не должна, - донеслось от Инхинн, - но буду, потому что любопытно. Как верная палач его констебльства.
- Занять, разумеется, занять, - согласилась Бадб. - Скажем, на день за душу? А если отдадут некоего, к слову, друида, то он пойдёт за два?
Мстить тоже было лениво. Преисподняя одной рукой посылала убийц, другой нагло пользовалась пактом, друиды и неудачливые ведьмы стоили дорого, но никак не одного Фицалана. К тому же, не возомни Армстронг себя мессией, Роб и ухом не повёл бы искать причины этому.
- Я хочу Розали, - ухмыльнулся он. - Если ты не можешь снять с неё проклятье, то это сделаю я. Стандартными орденскими методиками. Те, кого нельзя простить, замечательно упокаиваются, знаешь ли. Еще я хочу кровь Эвана. Я думаю, князьям под силу отобрать её у своих последователей? И ещё - хочу Джеки и след к Хью Мадженнису вместе с ней. Всё это, вместе с тем друидом, и будет ценой пяти дней лейтенанта из моего полка.
Роб аккуратно пощупал щёки, чтобы убедиться, что они еще не треснули от наглости. И пнул камешек под ногами.
Бадб хмыкнула.
- Что-то мне подсказывает, что отпуск союзничкам внезапно покажется слишком дорогим и вовсе даже не нужным, но - попробовать стоит. Правда, остаётся вопрос, что же делать со Стасси и обещанными экскурсиями.
- Я могу научиться красить ногти, а гулять полунагишом уже умею, - убеждённо отозвалась Инхинн. - Но правда, на ногти нужно много времени, а его...
- А его у нас хоть подолом жуй, - оборвала Бадб с явственно слышимой ухмылкой. - Кстати, хочешь покажу, как они умеют? Подолы в смысле. Жевать. В общем, это как раз не беда.
Вмешиваться в женскую идиллию не хотелось, но пришлось. Потому что Роб не представлял, как слепить из почти безвременно сгинувшей в каком-нибудь Танелле Инхинн кадавра, способного убедить Джеймса Клайвелла.
- Стасси, к саможующей юбке возьми полковую кольчугу и хороший арбалет. Будет комплект по последней здешней моде. И в случае чего вали всё на меня. К слову, моя Бадб, а где сейчас Ясень?
- Где-то в окрестностях Авалона, - после небольшой паузы ответила Бадб. - А что ты собираешься с ним делать?
"Хороший вопрос".
Слишком хороший для любящего отца, но вполне приемлемый - для магистра. Брат Циркон был не только добрым феем-крестным, вытаскивающим из тюрем, мягко журящим и утирающим сопли. Порой приходилось убивать - как юного, несчастного Тумана. И если припомнить, скольких парней довелось закопать, а потом вписать в орденские книги как пожранных тварями, становилось понятно - ни Роба Бойда, ни Циркона в рай не пустят. Вместе с остальными пожилыми мерзавцами из капитула.
- Смотреть и слушать. Потом - решать. Понимаешь ли, Викка,  - Роб прислушался к звяканью кольчуги и оружия, шуршанью юбок, и кивнул сам себе. - Том - добрый, умный, славный мальчик, которому я бы доверил пару деревенек и дочку лэрда-соседа. Он способен увлечь за собой, стать вожаком - не вождём. Но всё это пропадает, когда Ясень слышит об орденских делах. Фанатики удобны капитулу, но... Пока другие слепо следуют за истиной -  ничто не истинно.
- Готово, - заметила Инхинн. - Но надо сказать, очень странное ощущение, когда юбка и рубашка залазят на тебя сами. И, надеюсь, вы не против, если я прихвачу ещё и этот меч? Уж очень... зовёт.
- Некоторые вещи стоит прихватывать, - задумчиво отозвалась Бадб, и воздух в шатре пошёл рябью от открывшихся врат. Мелькнула тень, и всё стихло. - Некоторые - даже отправлять за море?
- Не знаю. Порой я гляжу на него - и мне чудится, будто это тот мальчик, тот Бойд, которого ты заменила мной. Чужое наследство, чужие долги... Он - не мой, не кровный, но похож ведь!
Роб тяжело вздохнул, понимая, что лукавит. Наследство и долги были его, Роберта Бойда-младшего, и свою жизнь не уступил бы никакому мальчишке, будь он даже Ясенем.
- Похож, - легко согласилась Бадб.
В слепоте, пусть и временной, была еще одна прелесть -  ненароком, будто оступился, ухватить неразговорчивую женушку за юбку, увлекая через шатёр к ложу. Восполнять силы так было быстрее, и самое главное - приятнее. К тому же, если темы для беседы исчерпаны, необходимо найти им замену.
- Какое счастье, mo leannan, что мы оба любим меня.

0

353

Где-то когда-то зачем-то, но обязательно почему-то.

Переварить черную кровяную похлёбку мог только желудок подлинного шотландца. Чёрный цвет ей придавала бычья кровь, резкий вкус - очень большое количество уксуса и соли. Заедать её полагалось козьим сыром и теплым, ноздреватым хлебом. Роб  задумчиво запивал её крепким ромом, прикладываясь то к одной фляжке, то к другой и подспудно ожидая, когда эта ядрёная смесь проест дыру в животе и примется вытекать наружу. И растворит камень, который был облюбован для привала.
Роб почти не помнил Авалон. Стёр его в памяти вместе с Тростником, оставив только сказки и легенды. Хотел забыть пахнущее мёдом разнотравье, яблоневые сады, яркие деревушки, серебристую форель в прозрачных ручьях. Золотистого коня без седла и уздечки, грозди звёзд, и башни из каменных глыб. Хотел - и забыл, но сейчас всё это медленно проявлялось, рисовало мутную, размытую фреску на влажной земле, на суетливых, крупных и рыжих муравьях.
Удивительные глаза тогда были у Бадб, дочери Эрнмас, внучки Дану. Когда она смотрела немного исподлобья, что-то трогательное, детски беспомощное сквозило в её взгляде, и сама богиня в этот момент становилась похожа на девчонку, нежели многоопытную в жизни и любовных утехах женщину. А через мгновение она вскидывала голову, смотрела с вызывающей насмешливостью и недобрые зеленые глаза были откровенно циничны и всезнающи.
Удивительно, что сейчас они были почти теми же. И вдвойне - что Роб сейчас думал о глазах жены, а не об убийстве одного из своих сыновей.
Милого, маленького, вихрастого Тома Бойда следовало или убрать, или в скором времени обременить подходящей супругой и отправить в Новый свет. Фанатики-революционеры устраивали капитул ровно до тех пор, пока не становились готовыми перешагнуть грань. И тогда - не важны  ни родственные узы, ни приязнь: только воля Ордена и его благо.
"Интересно, Том поймёт, что я по его душу? Или встретит привычно доверчиво?"

0

354

На этой благостной мысли Роб закупорил флягу и уже было вознамерился направить стопы к деревеньке под сенью яблонь, виднеющейся вдали, как увидел Птичку.
Рогатая свиристелка со времени заключения изменилась мало. Разве что одета была по-походному, да и в траве валялась так, будто не её некогда колола солома в башне. Рядом с нею стоял взъерошенный мальчишка-комиссар, но его присутствие Роба почти не взволновало. Легкая досада - не более.
"Ну мою же генеральскую бабушку в душу её, что за непотребная херня-то творится? Чтоб тебе твой некроёбский тесть гравейра в постель подложил!"
- Добрый день, сэр Уилфред. Рад вас видеть, Птичка. Вы простудитесь, дорогая. Ночью был дождь, трава влажная. Позвольте предложить вам свой плащ. Прочитаете новый куплет ваших стихов?
Юнец поклонился, не скрывая разочарования, с которым разглядывал поляну.
- Здравствуйте, магистр Циркон. 
- Ой, - вежливо ответила Птичка, вынимая изо рта травинку. - Здравствуйте, генерал. К сожалению, я пока не придумываю стихов, потому что служу проводником у приемного сына чьего-то рода. Провожаю.
Думать о том, ценит ли Уилфред Харпер оказанную ему честь, почему-то не хотелось. Хотелось плюнуть в траву, которая этого совершенно не заслуживала, и лечь рядом с Птичкой. А лучше - уйти, куда глаза глядят. Общением с юным комиссаром Роб досыта наелся еще в Рочфорде.
- Правда, пока без особого успеха. Не подскажете, это Авалон?
"Не ценит".
Роб смущенно улыбнулся, вновь досадуя, что с Птичкой довелось говорить при этом  комиссаре. Впрочем, за тихое, уютное местечко под яблонями Бадб взгрела бы.
- Если госпожа привела вас сюда, сэр Уилфред, значит - Авалон. Но жаль, дорогая. Я слышал отголоски, и стихи удивительно подходили. Я шла, и шла, и шла, и шла... Вы простите меня за побег?
- Тогда я ещё была просто проводником, генерал, - уточнила Птичка, срывая новую травинку и внимательно её разглядывая. Затем равнодушно кивнула Уиллу. - Вы хотели к твердыне госпожи Вороны - вот она. Он. Как муж и вообще. Без него, к слову, пришлось бы прямо внутрь, и я не уверена, что это понравилось бы хоть кому-нибудь. Нравится ли вам здесь?
"М-мать..."
Картинки рисовались препоганые. Роб воочию увидел и недовольную Бадб, в которой завелся такой паразит, и штурм какой-нибудь из авалонских твердынь, и даже самого себя, бьющегося головой о камень.
- По крайней мере, я попал на остров, - просветил всех собравшихся гарольдов сын, заставив огорченно вздохнуть. Юноша говорил не то и невпопад, вдобавок Птичка ясно давала понять, что время для задушевной беседы Роб выбрал неподходящее.
- У меня приемный день по четвергам. От заутрени до обедни. Но вас, так и быть, послушаю сейчас. В конце концов, время условно, а твердыней меня обзывают нечасто.
- Вы уж извините за беспокойство. Не скажете, в какой стороне крепость госпожи ворон? И как до неё далеко.
"Да чёрт её знает".
Роб, которого волновал тот же вопрос, кивнул. И, как положено воспитанному генералу, ответил хором с не менее воспитанной жрицей.
- Там, где Королева повелит ей.
От этой фразы во рту появился поганый привкус, который требовалось немедленно зажевать. Благо, что в заплечной сумке завалялась мята. Одну веточку Роб протянул Птичке, другую съел сам. И крепко задумался, глядя на этого юношу, который слепым котёнком тыкался во все двери в поисках жены. То, что он сказал потом, иначе как умопомрачением оправдать нельзя было. И крохой сочувствия.
- И так далеко, как это надо Королеве. Вы, сын мой во Христе, не с того начинаете. Что, если вам попробовать припомнить эту милую даму, которую вы называете своей женой? Её манеру строить глазки всем, кто носит штаны, её невинно-лживое личико. То, как она глядела на вашего сюзерена, а моего вассала. Как жадно радовалась унижению своей подруги, мисс Каффли. Помножить это на её очарование, её ум и изящество, прибавить малую толику шлюховатости, приправить брачными обетами, хорошенечко взболтать с сутью её отца, а потом перелить в бутылочку с этикеткой "Моя Алетта" и отдать сей сосуд Птичке моей души. Так будет короче.
Юнец со вздохом сел на траву.
- Звучит, как вырезка из средненького женского романа. Мне не очень нравится, что вы называете мою жену шлюховатой, но выделываться не стану, потому что оно вроде как мне во благо. Знаете, вот вся эта система с уникальной и неповторимой личностью... Я, конечно, понимаю, что это не моего скудного ума дело. Но это же какая-то хрень. Я попробую воспользоваться вашим советом, спасибо. Кстати, зачем вы здесь? Чем чёрт не шутит, может, и я смогу чем-нибудь помочь?
Роб тоскливо потряс флягой с ромом, послушал, как тот приятно булькает, толкается в стены, и внезапно решил, что с него сегодня хватит. Спиться, как это делают иные, он не боялся, но отчего-то рядом с Птичкой не хотелось уподобляться Эду Фицалану, от которого пахло отнюдь не яблочным вином.
"Нет бы с женой так, всё по фоморкам бегаю".
Упрёк был настолько справедлив, что Роб хмыкнул, недовольно дернул плечами и сполз на теплую, летнюю землю, щедро отдающую влагу и силы.
- Понимаю и разделяю. Мне тоже не нравится, когда мою жену называют рехнувшейся богиней, Вороной, путают со свояченицами или попросту фамильярничают, - согласился он, передавая мальчишке флягу с похлёбкой. - Даже жаль, что мне не восемнадцать. Дрался бы на дуэлях поминутно. Но к моему прискорбию, вся эта хрень работает. Очень неудобно, знаете ли, особенно, когда у приёмных сыновей чьего-то рода вот такие, как у вас, проводники.
- Единорог на дубе том скитался с Ясенем потом, и Ясень тот ветвями - вжих, и даже ветер в гриве стих, - пробормотала под нос Птичка.
Вот что Ясень ветвями сделал вжих так, что стих ветер, Роб не сомневался ни капли. Но узнавать при Харпере, где именно и как это делал Том-перекрёсток, он не стал. Не время.
Выпить dubh stew, черную кровяную похлёбку, и не поперхнуться  мог только шотландец. Впрочем, Робу и не надо было, чтобы юноша осушил её до дна. Достаточно одного глотка...
Есть!
Слюна - не кровь, но тоже жидкость из тела. В ней есть кусочки плоти, и пусть властью она наделяет не той, не полной, зато никого дырявить не надо. А магистру и генералу на его трудном ратном пути сгодится всякая мелочь, особенно если она - из тела приемного сына Рольфа де Манвиля.
Роб кивнул сам себе, тщательно обтирая платком горловину фляги и почти не вслушиваясь в слова молодого комиссара.
- Кажется, что-то такое пили спартанцы и после этого не боялись смерти. Не попробовав, не поверил бы. Спасибо.  - Харпер обратился к фоморке. - Кажется, магистр хотел бы с вами поговорить, а я только мешаю. Пройдусь пока в сторону деревни и подумаю над советом.   Было приятно с вами поговорить, сэр Циркон.
- С пикси не беседуйте - голову заморочат, - рассеянно и невпопад посоветовал ему Роб, пряча пробирку с образцом слюны в сапог. 
Юнец глядел на это недобро. Прямо сказать, не одобрял Уилл Харпер таких действий со своей слюной, чем порождал желание познакомить его с милейшей Джеки.
- Вот я чего не понимаю, - присел на карточки он. -  Вы опытнее меня во владении мечом и наверняка более сильный маг. Если вы хотите меня убить или угрожать моей семье моим здоровьем, почему не вытащите меч и не возьмете меня в плен напрямую, без вот этого?
"Да нужен ты мне... как свиная сиська быку".
Роб пожал плечами, поднимаясь с земли.
- Пленников кормить нужно, - сообщил он. - Одевать, лечить, платить караульным. Думать, чтоб не сбежал. Расходы, сын мой во Христе. И время. К тому же, меч не следует обнажать без нужды, равно как и колдовать. И скажите на милость, зачем мне вас убивать, когда я не питаю к вам вражды, а вся вина ваша заключается в том, что мой вассал выдал вас замуж за сэра Рольфа?
- Генерал слишком вежливый, чтобы брать кого-то в плен в присутствии собственности Королевы, - печально вздохнула Птичка и покрутила пальцем в воздухе. - А если хорошо подумать о единорогах, то такое даже предполагать невежливо. Фу.
Хмыканье у Роба вышло весьма двусмысленным, и настоятельно требовало еще и презрительного плевка в траву, но это уж точно было невежливо и фу. Птичка с таким упоением заблуждалась об его воспитанности, что даже выражать презрение к Морриган приходилось почтительно.
- Терпения тебе, жрица, - грустно напутствовал Роб рогатую свиристелку, без рассуждений последовавшую за Харпером. Юнец, кажется, что-то говорил, но это было уже неважно.
Том-Перекрёсток, Ясень - Мировое Древо, отдалялись от Роба вместе с цветами в причёске Птички.

"Признай, Роб Бойд, мир - только иллюзия. Воздух, которым ты дышишь, земля, по которой ступаешь, вода, которую ты пьешь, огонь, пожирающий тебя- всего лишь иллюзия, они не вечны. Признай, кто погрузился в эту иллюзию, однажды обязательно очнется. Даже если ты магистр, генерал - что толку? Все мы нагие в реке истины. И раз уж нет в саду этого мира аромата постоянства, прими раны на твоем теле за распустившиеся розы. О, Бадб,  ты видела всех, что явил этот мир, признай, я обошел всю землю от края до края, я сломал когти страху; признай, сегодня с вершины величия я пускаю стрелы куда захочу, держа в руках лук и натягивая тетиву, именуемую политикой; признай, годы, отпущенные мне в этой жизни, я проведу как Александр Великий. Я подобен ему, повелевающему со своего трона всем миром, только в конце не останется ни трона, ни мира. Всё исчезнет, подобно тому, как ветер уносит листья во время листопада, ибо наступит смертный час. Я положу голову на избранном тобой пути, раздам богатства за твой праздник, но твой путь станет моей могилой. Признай, Роб Бойд, вечна только земля, что примет тебя, только пыль, в которую развеют тебя."
От переговорного камня Роб ушёл недалеко. Беседы с юным комиссаром настроения не улучшали, а осознание, что Рольф теперь дважды трахнул Авалон, который Роб считал своей резервной цитаделью, заставляло думать о вечном. То есть, в очередной раз с упоением мечтать о смерти. Выходило длинно, поэтично, но ноги от такого идти отказывались. Отдельно печалило, что мальчик не стал требовать склянку. Пусть Роб был старше, тяжелее, опытнее, но иногда нужно стоять за себя, невзирая на чины и могущество. Отстаивать свою жизнь, здоровье, честь. Биться за женщину. Потребуй юный Уилл Харпер платок - Роб назвал бы это поступком. А если бы рольфов зять еще и по роже съездил...
Увы, уважать таких баронетов не приходилось.
Хотелось лечь в траву, поглядеть в терпко-синее небо и заснуть, отдав себя на потребу острозубых пикси.

0

355

А в небе плыли облака. Белые, лёгкие и весёлые, похожие на яблоневые лепестки, которые нёс ветер.
Острова блаженных, кельтский рай, откуда племена богини Дану однажды расселились по миру, принеся в него свои законы. Римляне считали, будто даже московиты были их потомками.
"Нашими потомками".
Следовало признать, не лгать хотя бы самому себе - он мог сколько угодно считать себя скоттом, Бойдом, михаилитом, но тело предательски помнило эти острова. Авалон, где родился.
В который раз за день Роб устало опустился в гадко-зеленую траву, отгоняя от себя мерзко хихикающих пикси.
Каким его имя было прежде? На каком языке, что оно значило? Забвение приносит свободу. Но, может быть, язык, который ты знал, земля, где ты научился ходить, не оставляют в покое?
Что значит вернуться? Есть ли путь назад, когда судьба ведет вперед, и место, куда ты пришел, и есть твой дом? Будет ли сердце компасом для странника, языком и верой своими возвещающего о том, что изменился? Будут ли изменения эти обязанностью, но не долгом?
"О боги, не дайте мне устыдиться!"
Матушка говорила: пройдись босиком по земле и все печали уйдут. Только сейчас Роб понимал, как она была права. Вот только Хелен Бойд вряд ли взялась бы ответить на вопрос, где искать покой - на земле или под землёй?
Пятьдесят два года он прожил новой жизнью - своей жизнью. Выковал себя, вырастил сыновей. Растил сына. Женился на старости лет на женщине, остановившей его сердце для мести, но всегда стоявшей за его спиной. Пару раз умер. И всё для того, чтобы сидеть сейчас в авалонской траве, с детской обидой глядя на бегущие по небу облака?
- Что мы наделали, моя Бадб?..
Отвечать на риторические вопросы жёнушка не спешила, и Роб с остервенением вырвал пучок отвратительно зеленой травы. Голубь, упавший с гадко ясного неба, удостоился недовольного мата и не слишком бережного откручивания записки с лапки. Птица порадовалась, что не с лапкой, закурлыкала, когда Роб отпустил его. Заковыляла, прихрамывая, к пикси. На полетевшие в разные стороны перья и кровь смотреть было не интересно. Гораздо любопытнее оказалось скрытое в записке.
Почерк, без сомнения, был раймонов. Но содержание письма говорило о том, что у ребенка воспаление мозга и его срочно надо лечить, пока дело не стало совсем печальным. Потому как дорогим отцом Раймон не называл Роба никогда.

"Дорогой отец, пишу вам чёрте знает откуда, не имея понятия, из когда, но определённо - зачем-то! Потому что случилась у нас сестра - да такая, что ни словом сказать, ни голубю не унести. Хотя, может, и неплохо, если бы не донёс... как представлю: летит такой голубь с сестрой, летит, а потом бах - с небес своих, птичьих, да о мостовую. Главное, чтоб не славянский оборотень оказался.
Но всё же, сестру голубем отправлять не будем, тем более, что их две - других нам не отдали, так что с боевым отрядом придётся погодить. А, ну и вторая сестра - она на самом деле дочь первой, но того же возраста. Вот же наука дошла. Надо мне чаще читать манускрипты да трактаты, а то всё розовые кусты жевал, с вашего, папа, попустительства, между прочим! Вот Ясеню такое с задницы не сходило, как сейчас помню..."

Второй голубь принес продолжение этого увлекательного повествования. Закурлыкал почти так же радостно и так же быстро пошёл на корм крылатым тварюшкам, на что Роб не смотрел уже совсем. Некогда было.

"Так вот, учитывая, что сестрица - язва полная, и даже на обочине не бросается (первая. Вторая по разуму слишком мелкая, поэтому гадит только буквально), появилась у меня мысль. А не хочет ли наш Ясень себе жену? Породистую! Красивую! С готовой служанкой, по которой можно платья мерять! Сво... (вымарано) ладно, этого лучше не говорить. Понимаю, мысль странная, но чего ещё ждать от безумного морочника? А свои плюсы у неё есть. Как минимум один: у нас с рук этого милого универсального солдата-шпиона-гейшу заберёт человек, почти способный с нею справится".

Пока Роб думал, что ему со всем этим делать, куда мчаться и как не разорваться от беспокойства, помноженного на душевную тьму, из ближайшего куста вынырнул очередной голубь, а за ним обыкновенный английский жабдар. Маленький - всего каких-то двенадцать-тринадцать футов в длину, еще не перелинявший из ювенильной шкуры, а потому умильно-пятнистый, он дурашливо щелкал пастью, стараясь схватить птицу. И схватил, громко сглотнув и отфыркнувшись перьями. А потом с интересом оглядел Роба, будто прикидывал, не поиграть ли еще и с этим забавным существом? Письмо Раймона, смоченное слюной, прилипло к его морде и доставляться адресату не намеревалось.
- Вот tolla-thone...
Кольчугу Роб стягивал поспешно, чтобы змеюка не передумала и не уползла охотиться за пикси. Меч тоже был не тот, не от неистовой, а обычный, приберегаемый для людей. Ибо если совершать ошибки, то как тогда, в далекой, но возвращенной молодости. Без щита, но со щитом. И первому плевку ядом, от которого он закрылся плащом, совсем, как тогда, Роб даже обрадовался. Второй он неизбежно поймал плечом, отшатнулся, шипя от нестерпимой боли, получил по голове хвостом, откатился, поднялся на ноги...
- Сволочь змеиная, - злобно бурчал он себе под нос, когда жабдар затих в траве. - Я тебя на ремни пущу. И на сапоги. Тварь, богами проклятая. Чтоб тебя разорвало. Больно-то как!..

"P.S. надеюсь, письмо это застанет в добром здравии, а если нет - так не печальтесь, ибо все превратность преходящи и, вероятно, убиваемы.
P.P.S. надо сказать, любезный папенька, скучаю я по комнаткам трактирным да беседам за бокалом того вина, что трактирщики обычно приберегают для магистров. Вкусное оно, собака! Надо бы как-нибудь повторить, да, кажется, судьба моя такая, что и дальше мотаться по стране, как последнему михаилиту. Тем не менее - жив, здоров, чего и вам искренне желаю! Уже не сглаженная Эмма тоже желает. И Уильям тоже. Наверное. Ну, когда не смотрит странно, когда я его так называю".

- И ты - сволочь французская, - такого обращения Раймон, вероятно, никогда не слышал, но разошедшемуся Робу было плевать. - Надо же, столько в него сил вложено, столько соплей вытерто, а он совсем башкой тронулся! Оторвать бы её да к заднице пришить, только Эмму жалко! Вот же chreach an bhod, чтоб мне сдохнуть!
Следующие его слова были вовсе немыслимы для ушей старого Авалона, но зато прочно утвердили Роба в мысли, что он - не Тростник.
- А ты, рыжая стерва, чего молчишь? Тащи сюда теплую мыльную воду, не видишь, мужа змея оплевала? - Такого Тростник сказать не мог. Даже в самых смелых мечтах.
Материться под ушатом этой самой воды было невкусно: она потекла внезапно, точно Бадб в сердцах опрокинула ванну, и Роб не успел закрыть рот. Зато бадья, сверзившаяся с небес аккурат на то место, где только что он стоял, была вполне ожидаема - неистовая не менялась, и оставалось надеяться, что она не станет перевязывать раны в той же манере, напав бинтами и спеленывая. Причем, теми самыми, которые висели в воздухе неподалеку, с сомнением покачивая хвостиками.
- Yela'an sabe'a jad lak, - злобно сообщил Роб им, добавив напоследок, - focáil sasanach!
Потому что иначе, как траханными, англичан нельзя было назвать. Надо же, придумали язык, в котором ёмко, без излишних пояснений, не изложишь, почему проклинать седьмого дедушку любимой бабушки - обидно, а всех остальных - опасно! 
Впрочем, с беснованием пора было заканчивать. Раны срастались комковатым шрамом, оставляя извилистую тропу на щеке, шее, плече. Украшение шатра оказалось испорчено почти безнадежно, генералу такие отметины тоже не подобали, но зато так хорошо сочетались с магистром Цирконом!..
- Шрамы-то убери, mo leannan, - пробурчал он почти успокоенно спустя полчаса ругательств, швыряния в пикси комками земли с травой, и прочих совершенно невоспитанных поступков, которые не одобрила бы Птичка. В голове было приятно пусто, хотелось пить и надрать задницу Раймону. Ибо чего он?

0

356

- Ну вот и за мной пришёл, - раздался тоскливый голос, и воздух пошёл волнами - Ясень выступил на поляну так, словно всю жизнь так и ходил, сквозь всё. - Только быстро и не больно, ладно, пап?
- Как быстро и не больно, так сразу "пап", - пробурчал Роб, потирая так некстати защемившее сердце. Бадб шрамы убирать не спешила. Точнее, она их стирала, но вдумчиво, с воистину жестоким наслаждением, отчего исцеление болело сильнее повреждений. - Ты вообще видел, чтобы уши откручивали быстро и безболезненно, а, Перекрёсток? Какого хера ты ещё тут, а не дома? И не говори, что в дорогах запутался - не поверю.
Ребёнка, самолично выращенного и выпестованного, отдать в лапы мрачного жнеца оказалось неожиданно сложно. Сердце ныло, память услужливо подбрасывала как ловко маленький Том сидел в седле, как лихо рубил тренировочным мечом, и как трогательно-умилительно писал письма. А еще вспоминались те песочные часы в кабинете, и тот несчастный боггарт в лентах, и даже первая - а может и нет - девка Ясеня, поспешно улепетывающая из орденской караулки.
Наверное, Роб слишком часто хоронил орденских мальчишек, чтобы сейчас так переживать. Но все они - виновные и не очень - не были приемным сыном, всё же.
- И выглядишь усталым, - мрачно закончил он свою тираду.
- Вихрю вон до сих пор сопли вытирают, - мрачно же пробурчал Ясень, усаживаясь прямо на траву, - Раймону позволяют путаться, где захочет. А как Ясень, так сразу: "какого хера". А тут, может быть, работы полон... рот. Вон сколько бесхозных фэа бродит! И сидит. И летает. И вообще...
- А сколько из них нетраханных-то, - сочувственно покивал Роб. - Не стёрся еще, сын мой? Нет? Тогда иди сюда, буду сопли утирать. Ты знаешь, я очень тебе благодарен, что ты помог братьям с рогатой свиристелкой. Пожалуй, она по зубам только тебе. Но ведь я еще просил тебя приглядывать за трактом в Англии, bark? Или я настолько стар, что сказал "Авалон" - и сам не помню? Я, может быть, три раза поседел, пока передумал всё, что с тобой тут могло случиться, случилось и случается! Хм, двусмысленно как-то.
Роб потрепал своё непутевое чадо по светлой макушке и в который раз приуныл. Чертовски сложный выбор: и Том неудобным фанатиком не выглядел, и обоснований, почему нужно проигнорировать приказ капитула, тоже не было. И Бадб подливала масла к унынию, зверски оттягивая кожу на шее, где были особенно глубокие шрамы.
- Хорошо, Том. Хочешь оставаться здесь - оставайся. Гоняй фэа от вон того дуба и до обеда. Авалон, конечно, не родовое поместье, и уж точно не Новый свет.
- Да я не гоняю, - Ясень как-то неуютно поёжился и вздохнул. - И не стёрся. Просто смотри, тварей тут полно, да ещё, небось, всякие демоны полезут рано или поздно, те, эти. Не разорваться же ордену? Ну так... вот я и говорю, бесхозные тут фэа, зато обучаемые...
Прикрыв глаза, Роб сначала посчитал до десяти на гэльском, потом по-французски. Немного успокоился он на итальянском. Потому что знал из него только счет, да и тот по нотной грамоте. Выходило, что фанатиком дитя не выглядело ровно потому, что успело натворить дел во славу Ордена и благо его. Цирконий холодок медленно пополз от ног, напоминая, что отцовская любовь - это хорошо, но нет ничего важнее клятв и устава.
- Ты успел резиденцию построить или так, боевые тройки сколотил?
Ясень вздохнул снова.
- Ну пап, какая резиденция... где я тут архитектора для замка найду? Ну точнее, я-то нашёл, но он столько листьев просит, ты не поверишь! Хотя, может, и поверишь, в Англии небось так же. Да и вообще не успел ничего. Вот только тут деревенька, там деревенька...
Тщетно пытаясь найти хоть что-то хорошее в михаилитских фейских деревеньках Ясеня, Роб уселся рядом с ним в траву и замолчал. Картины рисовались препоганые. На Авалоне, который он считал удобным местом для отступления, была дочь поганого некроёба Рольфа де Манвиля, шарахался с фоморской служанкой Морриган некроёбский зять, а драгоценный сыночек самого Роба создавал филиалы христианского ордена, обучая фэа, дини ши и прочих слуг старой веры. Кажется, Авалон проще было сжечь, чем очистить. И это если опустить, что Том слишком вольно трактовал устав, пользу для людей и ордена, а также напрочь позабыл про запреты передавать знания посторонним.
- У Баркли есть дочь. Ей лет восемнадцать, - глухо заговорил Роб, признав для самого себя, что жёнушка в кои-веки дала мудрый совет. - Род почтенный, древний, но и ты сам - Бойд. Кажется, ты задолжал мне троих-четверых внуков. А строить теперь будешь в Новом свете. Правда, Раймон предлагает еще свою новообретенную сестру, но... Как по мне, такое наказание будет чрезмерным.
- А обеих сразу... - Ясень бросил на него взгляд и явно передумал. - Ладно, наверное, они всё равно были бы против. Если выбирать, да ещё для нового света, то - Баркли. Со всем уважением к Раймону, если сестра на него похожа, то эта чернявая масть слишком хорошо знакома. И просыпаться рядом с ней будет странно. Снова.
Роб молча сунул ему письмо, с таким трудом отбитое у жабдара. Похожа или нет, а выбирать с кем просыпаться Тому.
- Пока читаешь, можешь признаться, что еще тут натворил. Решение это уже не изменит, Том. Райское воинство обойдётся без тебя.
- Да ничего. Ну, скоге тут, фомор там, яблочки, опять же...
Прочитав едва несколько слов, Ясень замолчал, и дальше читал долго, вдумчиво, молча. Несколько раз. Потом аккуратно сложил листочки, свернул вдвое.
- Да он совсем башкой тронулся.
- Не могу не согласиться, - со вздохом согласился Роб со своими же словами. - И ему лучше об этом не говорить. Кажется, такой Раймон мне нравится больше. Уж не знаю, как там справляется Эмма, но... Яблочки, говоришь?
Скоге тут, фомор там были почти привычны - на Авалон частенько проваливались люди и нелюди. А вот яблочки настораживали - Том всегда был отличником, и в алхимии тоже.
- Они, - Ясень ещё несколько секунд смотрел на листочки, поглаживая пальцами, потом видимо встряхнулся. - Да, яблочки. Сок, кашица... Ты никогда не думал о них в контексте magnum opus? И процесс, и результат.
Думай Роб всё это время об авалонских яблоках, Бадб не пришлось бы заматывать Вихря в паутину, соблазнять молодостью и собой.
- Я о них вообще не думал. Хватало иных забот, к тому же, если бы всё шло по плану, то я бы давно лежал в усыпальнице, а вы с братьями делили наследство. Не люблю эти... воспоминания, Том. И если уж говорить об алхимии, то я бы взял обеих. Верную - с собой. Шотландские девочки удивительно уместно бьют ножнами и пекут пироги. Другую - ко двору. Колония в новом свете будет тянуть деньги, как проклятая. А ты, Перекрёсток, без труда успеешь и к той, и к другой.
- Я не уверен, что вот эта другая, как её описывает Фламберг, не нуждается в постоянном пригляде, - указал Ясень. - Если только он её за это время не починит. И... я понимаю, что это прозвучит очень странно, но если уж жениться и в новый свет, то одной жены мне как-нибудь хватит. К тому же... погоди, а это ещё что.
- А это, сын мой, моя горячо любимая жена злится, - вздохнул Роб, потирая макушку, на которую свалился шлем, и уворачиваясь от щита.  - И вместо того, чтобы дать по шее, швыряется оружием и намекает, что пора бы в строй. Повоюем?
- Ты знаешь, что перекрёсток всегда оставляет в себе кусочек дорог, по которым прошёл? - Светски поинтересовался Ясень. - Так вот, судя по тому, что эти кусочки чувствуют, мы с тобой вдвоём тут много не навоюем. При всём уважении к святым магистрам. Там такое ой, что впору вызывать весь орден, но у меня дурное чувство, что во-первых столько никто не заплатит, а во-вторых они пригодятся в Англии. Очень.
- Зачем генеральскому сыну Орден? Mo leannan, можешь тем же прибить своего пасынка? И Хорана ко мне.  И прекращай дуться, пойдём потанцуем.
Иногда стоило думать, что думать. И к пятидесяти трем годам научиться понимать, когда думать, а когда - думать. Запутавшись в казуистике, Роб виновато надел шлем и вздохнул. На Авалоне сражаться ему еще не доводилось. 
"Морриган объявила сбор".
- Орден нужен всем и всегда. - Ясень вздохнул, потыкал собственные щит и шлем, чинно возникшие рядом, и поднялся. - Ладно. Без ордена так без ордена, верю. В смысле, в строй верю, а вот шлем давай всё же погляжу, как сидит. Обстучу, то есть. Вдруг поможет...
В ответ Роб только с улыбкой кивнул. Из мглы междумирья уже слышалась полковая песня.
- Прощай, муж и брат,
Безвестный солдат,
Суров будет бой,
Не все из вас придут домой...

Aon.
Dha.
Trì.
- Teine!
Сердце пропустило удар, и тут же забилось ровно. Странно, но он совершенно не волновался, расставляя мушкетеров  и арбалетчиков, советуясь с командиром лучников о ветре, подползая с двумя ротами к яблоневой долине, в которой творилось непотребное. Пять тысяч пятьсот человек размещались в Портенкроссе и туатском лагере, а с собой Роб всё равно взял сына, Хорана и семьсот самых отчаянных рубак. Потому и не волновался, зная, что каждая пуля, каждая стрела попадёт точно в цель, как если бы их положили рукой.
Aon.
Dha.
Trì.
- Teine!
Умница Бадб сработала хорошо. И фоморов огненными потехами отвлекла, и ворота открыла незаметно, и то, что образованный магистр Циркон назвал бы некромагическими матрицами, выжгла. И теперь Роб намеревался добить тех, кого пощадил Тростник, мысленно расчерчивая долину на клетки. На С-пять он терял четверть людей, но зато объявлял шах фоморам.
Роб стянул осточертевший шлем, оставаясь только в куске подола с платья жёнушки. И тихо чирикнул, подражая синичке.
Воздух пришел на помощь послушно, точно рванувшиеся в атаке солдаты подтолкнули его, завихрили под облаками, сгущая их в тучи. Рядом негромко хмыкнул Ясень. Вряд ли сын видел впервые, как оживают детские сказки, но фоморы, чудовища при свете солнца, в тени и мраке превращались в прекрасных эльфов. И это делало их уязвимее.
Разваливая первого, он не утерпел. Закричал старый боевой клич, призывая к себе богиню. Жену.  Его подхватили солдаты и стало веселее. В пляске среди горячей крови, ругани, стрельбы, лязга оружия, Роб изредка посматривал на Бадб. Волна нежити хлынула на Немайн, подмяла под себя, Бадб нырнула за ней, и зазевавшись на это, Роб напоролся на меч. Кольчуга выдержала, но клинок скользнул выше, ударил над бровью.
"Шлем, бля..."
Циркон сморгнул, Роб мотнул головой, прогоняя кружение и стряхивая кровь. Алые бусины повисли в воздухе, медленно темнея. Разбились о клинок. Зацепились за волосы падающего фомора. Прозвенели по траве под короткий вскрик справа. Долго, бесконечно долго Роб разворачивался, чтобы увидеть, как Том, его сын, падает оземь.
- Том!
Не крик. Рёв. Тягучее время рассыпалось хрусткими ледышками, раскололось молниями из туч. Роб мчался, скользя в крови, отмахиваясь от фир болг, прорубаясь туда, где лежал Ясень. Том Бойд. Сын.
Бой затихал, уходя вслед за Томом в заупокойные дали. Роб слышал стоны умирающих - своих и фоморов. Бадб и Немайн уже начали своё шествие по долине, забирая безнадежных, исцеляя раненых. А он всё никак не мог оставить сына, не верил, хотя и знал - смерти нет.
- По крайней мере, не пришлось убивать самому во имя вашего ордена.
Бадб, как всегда, была точна. И совершенно не умела утешать.

После Роб сидел на валуне, задумчиво глядя на то, как оставшиеся полторы роты окружили нового мерлина и единственного  фомора. Для солдат не было скорби, и павших они провожали свистом, хохотом, крепкой выпивкой и представлением. Поганка Фи замедлила время для Уилла Харпера и его противника, отчего те крайне медленно взмахивали мечами, бегали, падали и даже колдовали. Наконец, фомор мученически пал, вместе с ним пропал и пузырь, в котором уединились Морриган и Птичка. Из него на свет божий изверглись изрядно раненая богиня и пузырящаяся гадость. Последняя пару мгновений подергалась, после чего втянулась в землю.
"Чёртов Барру Беван. Разведка хренова. Проморгал. Теперь искать шпионов, поднимать их на копья. Нового мерлина к ним же. Дьявольщина. Все мешают".
Особенно мешала Морриган. Свояченица, мать её шарманкой, умудрилась в несколько часов поднять на бунт фоморов, убить Ясеня и поставить мальчишку Уилла Харпера на одну доску с ним, Робом Бойдом. Магистром, генералом, консортом. Тщеславие было грехом, но становилось так обидно, что даже скорбь по сыну размывалась.
- Отправишь его в резиденцию, моя Бадб? Он, наверное, хотел бы? Жаль, что не успел сказать о желаниях. Странно, что теперь, когда его нет, я думаю о том, как может помешать новый мерлин, и совсем не скорблю. Ну разве что хочется втащить Королеве, но это, наверное, не по-генеральски?
- Отправлю. Сразу же. Пока новый главный мерлин не осознал, что может возвращать мёртвых, и я боюсь думать, что именно этот мерлин вернёт, - Бадб встала рядом, плеснув воздушной волной, обвила его рукой за шею и притянула к себе в горячем поцелуе. - Ты - самый лучший, просто самый наилучший генерал! Не обращай внимания на Морри, она просто завидует, и, к тому же, сначала пришлось бы пачкать руки о вон то, которое с фомором играется.
Совет не обращать внимания на Морриган был очень дельным. Правда, Роб подумал о нём уже после того, как перестал изумлённо таращиться на неистовую и поймал себя на отколупывании какой-то некрогадости с её доспеха. Рядом с камнем на мягкой траве лежал мертвый Ясень и изумлялся бы тоже, но увы - не мог.
- Лестно, mo leannan. Хотя к генералу чего-то не хватает. Скажем, хорошего мужа, а? Но понимаю, осознаю и не обращаю. Даже высказываться не буду, вероятно. Но, проклятье, как долго спускать ей эту зависть и этих меринов, о которых даже ноги не вытрешь?
- Генералу не хватает хорошей жены, - Бадб передёрнула плечами, отстраняясь, и доспех начал сползать с шеи, оборачиваясь зелёно-черным платьем. - А сестрица... можно высказываться, только осторожно. Можно даже и не спускать. Если решишь, то... всё равно этот Авалон мне никогда толком не нравился, с этим спящим ещё. И всё же - а хорошо было тогда, до химер, филином, а? Хотя птица и идиотская, и опасная получилась, а всё равно. Дьявол ваш знает, чего мне надо. Больше химер как-то не желается, гадостные они. Хотя, как видно, и полезные тоже, потому что покладистой мне точно не бывать, как ни загоняй под сапог.
- Это я под каблуком. Магистр Циркон прячется за подол своей жены-богини и не скрывает, что рад этому. Но, mo leannan, зачем же покладистая, если всего-то можно попробовать не быть сварливой? Правда, я помню не только филина. Я помню мельницу, где ты вернула меня к жизни, алтарь в Клайдсайд, хижину после, постель с перьями в Блите, тризну по Фэйрли, королевский бал, и тот побег из башни. Но если тебе не нравится Авалон... Давай подумаем, что с ним можно сделать.
Роб поглядел на мрачную, помятую Немайн, исцеляющую раненых, на грязного Уилла Харпера. На Хорана, одновременно руководящего складированием раненых и сожжением фоморов. Кажется, Авалон ему не нравился еще больше, чем до битвы. И здесь они с Бадб совпадали во мнении.
- Разломать? - С некоторой надеждой осведомилась Бадб, наблюдая за тем, как новоиспечённый мерлин оглядывает тела павших в деревне фэа. Прислонилась к камню, касаясь плечом. - Если начать с нужных уровней, то тут не останется даже пустоты, над которой могла бы каркать Фи. Непросто, конечно, потому что сестрица будет очень против... и вторая тоже, наверное, хотя от рощ уже почти ничего не осталось. Но всё-таки, какая же сестрица дура! Достаточно ведь было просто ублажить эту фоморку. Барру считал, что так оно и будет - той ведь всего-то нужен был хоть малюсенький повод сосуществовать. Дай ей правила, порядок - и приструнила бы она своих. А теперь вон... в землю ушла, да и всё. Нелепо, глупо, по-дурацки! Ну понимаю если бы я так, но Морриган вроде как в нашей семье должна быть мудрой.
Пожав плечами, Роб снова приобнял её. Горячая, как и всегда. Родная? Наверное, да. Рядом в скорби, хоть об этом и не говорит. Чего еще желать, кроме пустоты на месте дурацкого острова?
- Мудрость, моя Бадб, это умение выбрать наименьшую глупость. Знаешь, отец перед советом клана любил повторять: "Сова - мудрая птица, но яйца несет всё-таки курица". А эта курица даже не несётся. Хотя смерти Птички рад, не скрою. Было странно кокетничать с ней в надежде бежать к тебе. Не отрицаю, она сгодилась бы еще, но... Это она увлекла сюда Тома, что бы он не думал о себе. И я его потерял.
- Кажется, пришло время снова прятаться за юбкой, - невпопад заметила Бадб, глядя на идущего к ним грязного, обожжённого и вонючего мерлина. - Не оставлять же тебя на растерзание вот этому. "Поздравляю, сэр Харпер, ведомо ли тебе, что предназначение всех мерлинов - сидеть в пещере посреди нигде - к слову, как раз отсутствие Авалона сгодится - и ждать просвещения минимум тысячу лет, а потом ещё тысячу это осознавать?" Но ты знаешь, я сейчас вот сказала про пещеру и вспомнила, что мальчик мечтал о корнях древа. Если хочешь... я могла бы закрыть его там. От всяких. Хотя от всех, наверное, не смогу.
- Хочу. Хотя это не удовлетворит желания мести. Ты дурно влияешь на меня, mo leannan, я становлюсь кровожадным и мстительным, как настоящий скотт. Но в этом - свобода. Главное, одергивай меня, когда заиграюсь. И почаще бей по шее, хорошо? Чтобы не забывался.
Беседовать с Уиллом Харпером Роб не очень хотел. То есть, не хотел вовсе. После боя не было ни усталости, ни опустошенности, но ныло сердце, ломило в голове, и мечталось об ужине и постели.
- Простите за беспокойство, - раскланялся тем временем юнец. -  Магистр, у вас найдется несколько минут? 
- Не искал, - пожал плечами Роб. - Mo leannan, а ты искала?
Бадб безмятежно улыбнулась и расправила юбки, прикрывая его. За юбками было спокойно и молчаливо.
- Поздравляю с заслуженным мерлинством, сэр Харпер. Ведомо ли тебе, что истинное предназначение каждого из мерлинов - сидеть в пещере посреди нигде и тысячу лет ждать просвещения, и лишь после выходить и искать древо?
Ужин с женой и постель с нею же откладывались. Продолжение задушевного разговора - тоже. Огорченно вздохнув, Роб потянул из сапога флягу, побултыхал её. И запихал обратно. Путь трезвости оказался сложнее любого другого.
- Благодарю, - еще раз поклонился юнец. -  Эх, видимо, мне ещё далеко до соответствия мерлинству. Сомневаюсь, что после тысячи лет в пещере я первым делом буду искать древо. В любом случае, до похода в пещеру, я должен найти жену и я хотел попросить магистра о помощи.
"Дьявольщина, почему он говорит, как клерк?"
- Обещаете, что после того, как найдёте жену, отправитесь в пещеру? - Оживилась Бадб. - Но если дело в этом, то я могу помочь не хуже магистра, которому всё равно сейчас запрещаю с вами разговаривать. После битвы горлу надо дать отдохнуть, а то поори приказы им вон всем, которые ворчат, что мерлин новый слишком панибратствует и с генералами, и с богинями. Но не важно. Важно то, что вам, кажется, обещали проводника, но ему уже намылили голову и другие части тела, поэтому я скажу просто: вам воон туда.
Жёнушка небрежно махнула рукой на горизонт, где на фоне пожаров красовались живописные руины замка.
- Хотите, открою путь?
Иногда оказывалось, что быть илотом - очень удобно. Запретили разговаривать - и ладно. Можно улыбаться, думать и совершенно не нужно куда-то идти с новым мерлином, которому вообще положен целибат. Ибо когда предыдущий связался с волшебницей Вивианой, из этого ничего хорошего не вышло. Роб поманил к себе пальцем Хорана, отобрал у него палочку и с нескрываемым интересом поглядел, как Харпер кланяется в очередной раз. Поневоле задумавшись, почему у юнца еще не кружится голова и объяснив это целительством, он пропустил мимо ушей комиссарское согласие. Потому что не сомневался - согласится.
А потом мальчишка исчез, и воцарилась тишина, какая бывает только после боя. Гармония стонов раненых, хрипов умирающих, вони крови и окриков Хорана. Потрёпанные свояченицы в неё вписывались плохо, но хотя бы не нарушали, как этот новый мерлин.
- Редкостный... мерин. И никаких признаков того, что однажды поумнеет. Спасибо, mo leannan. Но теперь их осталось только двое. Если Джерри снова куда-то не влип. И... прости за те мысли?
- Сама дура, - великосветски заметила Бадб. - Так что прости за те мысли, а Джерри чего влипать, он-то советам следует, и пока успешно. Вот второй, конечно...
- А что - второй?
Земля на Авалоне была хорошей, жирной. Рьяный сквайр Дик Фицалан её одобрил бы и посеял лян-другой ржи. Роб задумчиво размял комок в руке. Возможно, рьяному сквайру Дику Фицалану и следовало отдать этот остров ленным наделом. А потом позволить продавать здешние зерновые и другие плоды на рынках Англии. Это было бы полезно и для ренессанса, и для содержания полка. Сделать священный остров житницей для людей - всё равно, что разрушить.
- "Дорогой отец, хоть и обидны мне слова ваши про уши драные и tolla-thonов, а всё же пишу вам из Бермондси. Поверите ли, от огорчения был чуть не сожран пьяными баубасами! Впрочем, наверное, поверите..." - с чувством продекламировала Бадб не своим, а раймоновым голосом.
- Господи милосердный, ну почему он меня так называет?! Его Ясень недавно укусил или просто сбрендил окончательно?!
Завершит разрушение острова смена его названия. Пусть губернатор назовёт его по-своему, заселит крестьянами, которые согласятся на переезд, построит английские деревушки. Быть может, Том Бойд был не так уж и не прав, воспитывая здесь михаилитов? Пара недель по лондонскому времени, и прямо под окнами у Морриган будут продавать пирожки с кошачьей требухой, мочиться в канавы и резать кошельки.
- "Но если думать о Колхаунах - разве они не заслуживают кого-нибудь из своячениц, а то и обеих сразу? Да, я помню, что одну сожгли, но это же ничего. А говорить Колхауны эти всё равно не говорят, так что, если и пожалуются потом, их никто и не поймёт. Надеюсь, впрочем, что пишу письмо не хладному трупу, и что пребываете вы в добром здравии, потому что, кажется мне, леди Бойд, мои ей приветствия, не выдержат даже Колхауны. Никто, стало быть, кроме вас, так что - живите, пожалуйста, и передавайте больше приветов святой женщине. Я, правда, оставил её в домике посреди моря пробудившейся херотени, но это ничего, у неё есть рапира и несколько женщин и детей в качестве поддержки. А, ещё культистка".
- Его тебе приветствия, моя Бадб. Но Раймон не прав, невыносим в семье я. Так что, придётся нашим родичам смириться с леди Лиз де Три. Колхауны Колхаунами, но мне искренне жаль тех, кто рискнет жениться на твоих сёстрах. Особенно старшей.
И младшей. И той, которая сама по себе. Роб кивнул мыслям, в которых Фи исключалась из числа своячениц и под опеку семьи не попадала.
- "А ещё, дорогой отец, чего это я советам не следую? Это вовсе даже нечестно, потому что брата Сапфира я, вероятно, увижу в резиденции, чтобы передать ему дражайшую сестру на сохранение. А засим откладываюсь, потому что одновременно играть в глейстиг в загадки, общаться с Его Величеством и писать мысленные письма становится слишком накладно. И передавайте привет Ясеню - надеюсь, он тоже в добром здравии. Засим остаюсь, искренне ваш Раймон некогда де Три".
Раймон не учился ничему. Поэтому тихая ругань, сама слетающая с губ по мере прочтения, адресовалась ему. Поиграв однажды с глейстиг - играть снова? Ради чего или кого? Уж не ради ли короля? Воистину, Его Величество становился слишком накладным и пора было его менять.
- "А Шафран вообще не лошадиной, а своей задницей розы мнёт! И ведь его за уши драть не станут. Эх, ладно, пойду обнулять герцога и готовить представление для глейстиг. Вот ведь, нежить, а к прекрасному тянется. Со святой женщиной сделаем лучше, чем для Эда! Не обессудь, омелу пришлось пообещать... принести. Знаю, знаю, учился плохо, неуч, ценностями разбрасываюсь, но что же теперь. Засим точно откланиваюсь, ибо герцог, молнии, стая сердечников и виселица от Клайвелла за то, что потревожил его молодую и свежебеременную жену".
Значит, Джеймса можно было поздравить, а крайне ценная ветвь валлийских друидов пополнится еще одним Клайвеллом. Хорошие новости для ордена. Роб теперь уже сам притянул супругу в поцелуе.
- Пойдём домой, mo leannan, в Портенкросс? Мне нужно написать письмо Раймону. К тому же, после хорошего боя, помнится, полагалась награда?

3 мая 1535 г. Портенкросс, Шотландия.

Ночью был шторм и подвалы снова залило. Этому была рада Девона, но огорчена до ругани кухарка Марта, которая командовала спасением еды и вина с видом записного Хорана. Её ласковый басок, беззлобное препирание солдат, лай гончей, грохот, шум моря умиротворяли. После боя и крови, после смерти Тома они казались если не музыкой, то чем-то около того. Неумелой детской песней, вроде той, которую напевал Ранульф, раскидывая по полу деревянных рыцарей.
Мальчонка подрос, обзавёлся шапкой белых кудрей, каких никогда не было у Роба, но, вероятно, были у Лоррейн, стал разговорчивым и нахальным. Настоящий сын полка и рыжей мачехи-богини. Письмо другому сыну - не по крови, но по духу - было давно написано. Такое же отправилось Вихрю - Роб щедро делился убеждением в своём неумении быть отцом со всеми детьми. 
- Мы пропустили Bealltainn, моя Бадб. Третье мая уже, даже через костры не попрыгаешь. И с лентами, должно быть, отплясали. И скот прогнали вокруг огня, небось. Вечно спешат. Может быть, мы еще не опоздали отпраздновать Весну сейчас?
- Не могу сказать, что совсем не отпраздновали, - рассудительно заметила Бадб. - Костров было много, кое-кто через них даже прыгал. Хватало плясок и всяческих скотов, и, между прочим, среди них нашёлся даже целый мерин. С лентами хуже, но я почти уверена, что кого-то на них распустила - а если не я, так Немайн точно. Нет, праздник вышел бы на славу, не будь так приправлен горечью. И злостью, чего уж тут - но это не смоют никакие ленты, а костры уже отгорели.
Кошачьи фыркнув, Роб не стал гасить улыбку. Он снова надел траурное, но скорбь только оттеняла маленькие радости жизни, наполняла их вкусом.  Горечь - изысканная приправа к злости, к жажде мести, которую следовало подавать не просто холодной, а изрядно настоявшейся на леднике.
- Как дорогое вино. Верно, mo leannan? Теперь она задолжала нам обоим. Твои девочки, мой Том, и никто не знает, кого мы еще потеряем из-за её недомыслия. Оставшихся детей? Полк? Друг друга? Я полагаю, ты слышала меня, когда прятала от мерина. Что думаешь?
В окно крошечного кабинета, он же библиотека, с интересом заглядывало послеполуденное солнце. У шотландского мая вообще был характер девицы, на которой отказались жениться. Поэтому он каждый день выдавал всё, на что способна оскорблённая барышня: солнце, облака, ветер, зной, ураган, к вечеру - гроза, а потом тишина, будто дама нарыдалась, и теперь сидит в уголке, замышляя недоброе. После всего этого в ночь падаешь, словно в обморок - темно, душно, на горизонте погромыхивает, и тихо-тихо шуршит море. 
Но сейчас пригревало солнце, и замковый двор полнился гамом и запахами.
- Твою мать, ты куда это ставишь? Я тебя спрашиваю, куда ты это ставишь, твою в душу мать? - Это кузнец. Его подмастерья снова поставили расковавшуюся лошадь не так, и от раздражения он называет животное этим.
- Маггс, неси хаггис! Маггс! - А это кухарка Марта. Маггс - её помощница, служанка, которая за косорукость сослана на кухню и умеет готовить только хаггис.
- К слову, mo leannan, я слышал байку о  диком хаггисе, из которого якобы и готовят это блюдо. Живет он в Шотландских горах и имеет интересную особенность – разную длину правой и левой ноги. Существуют, соответственно, два вида, которые не могут скрещиваться, потому что для того, чтобы самец одного вида мог спариться с самкой другого вида, он должен повернуться мордой в том же направлении, что и она, в результате чего он потеряет равновесие, прежде чем он может приступить к процессу. Кого-то напоминает, а?
- Да, - Бадб подошла к окну и опёрлась на камни, глядя наружу, в солнце. - Да, слышала, да, напоминает, да, думаю, и мне не нравится то, что думаю. Ты прав - и про отобрать, и про заселить, и про отдать, это сработает, причём очень быстро. Действительно, поколение-другое, и... из двух нескрещивающихся видов останется только один. И слово неизбежность здесь упорно пытается сложиться в другое, почти из тех же букв: безысходность. Потому что если не делать так, как я слышала, то будет всё то же, просто дольше. Стоит ли того иллюзия?
- Я хотел сказать, - смиренно заметил Роб, с трудом выбираясь из-за маленькой конторки, - что у хаггисов, должно быть,  больше и больше усугубляются проблемы с ногами. Представь, всё время размножаться с одними и теми же! Но - иллюзия, моя Бадб?
С улицы остро и пряно запахло чесноком, загомонили гуси и коротко взвизгнули псы. Дик Фицалан, суровый как никогда, увёл добрую половину псарни на охоту, а оставшиеся собаки завидовали, попискивали и грызлись друг с другом.
- Иллюзия того, что мы все, якобы, не хаггисы, - уточнила та. - И что проблемы с ногами решаются их ампутацией. Ещё недавно мы тихо таяли, поддерживая иллюзию жизни. Сейчас я-будущее смещается, становится всё уже и уже, и поддерживать иллюзию, что оно всё к лучшему, становится всё тяжелее. Скажи, что лучше - тихо истаять, оставив сказки, или раствориться в людях, не оставив и их? Нет здесь лучшего, но жаль чувствовать, как пропадают дороги. Беда не в том, что троянцы не слушали Кассандру, а в том, что Троя всё равно бы пала, потому что к этому вело слишком много дорог. Беда пророков не в том, что им не верят, а в том, что неизбежность так или иначе равна безысходности для всех, кроме Фи - и то потому лишь, что она родилась безумной.
- Воронье опускается, крики их ближе и злей, - пробормотал под нос Роб, отчаиваясь успеть за желаниями богини. - И рука без меча вся в крови и остывшей золе. Но, моя госпожа, когда ты говорила о необходимости вернуть старое в новом виде, мы были готовы, что так и будет. Еще тогда я сказал, что не хочу стать ни твоей безмолвной тенью, ни рабом, ни тающим небожителем. Что не обрадуюсь, если такая участь постигнет тебя. Для чего было это всё, если ты готова сдаться? Забыть свои слова? "Они даже забрали наши праздники, наши тайны! И в этом - ошиблись. Что подделано раз, можно подделать вновь", - сказала ты, и я согласился. К слову, беда троянцев была отнюдь не в Кассандре. Они привыкли к честной, рыцарской войне, привыкли полагаться на высоту стен и никогда не воевали во взрослых войнах. Кассандра могла хоть упророчиться, но если убеленные сединами старцы сказали, что Троя неприступна... В общем, как и всегда - просчеты в большой стратегии. Если ты хочешь знать, что лучше, то - творить новые сказки, прокладывать новые дороги взамен пропавших. Созидать своё будущее самой, не оглядываясь ни на кого.
Всю жизнь Робу казалось, что она рядом. Наблюдает исподволь, подправляя пути и дороги. Принимает случайные жертвы, молча обижаясь и оберегая. А оказалось, что рядом был он. Звал её за победой, раз за разом. Даже магистром стал ради неё, выходит. Чтобы гордилась и жила этой гордостью.
- Мой огонь - это ты, моя госпожа. Каждый твой сделанный шаг, - Роб прищелкнул пальцами, которые украдкой, незаметно для неё, засунул в кружку с виски, и столб огня вышел на славу - горячий, синеватый.  - Раздуешь или погасишь?
- Прямо каждый шаг? - Бадб, словно проверяя, с внезапной ухмылкой шагнула к нему, и столб огня стал выше, почти касаясь каменного не белёного потолка. - И правда, надо же. Вообще, в подходе Фи есть свои светлые стороны, а будет, наверное, всё равно как сделаем. Но если уж "моя госпожа", то повелеваю! Траурное не носить, ибо нечего тут, а всё время, оставшееся до кадавров, занять служением - и заодно повелеваю об оных кадаврах до завершения обеда не спрашивать. Потому что если уж я не овампи... осчастливливаю всяких там воинов по шатрам, то видит матушка, вправе рассчитывать на повышенное осчастливливание сама!
Зачем рыдать над звездой, которую все равно не снять с неба? Роб пожал плечами, подпирая дверь книжным шкафом - не хотелось, чтобы в самый интересный момент осчастливливания в кабинет вломились Ларк, Беван и все остальные одновременно. И если уж запретили спрашивать о кадаврах - хотя очень хотелось! - то оставалось только одно: снять с себя траурное да рассказать дурацкую побасенку про лягушку.
- Ударилась лягушка о землю головой - и стала девицей прекрасной. Ударилась второй раз - и стала месивом кровавым. Раз на раз не приходится.

За обедом Роб отчаянно зевал. Неистовая во всём, Бадб измотала его так, что хотелось рухнуть под стол и там прикорнуть, прямо на Девоне. Хоран и Беван - близнецы, право-слово! - поняли бы, а Дик Фицалан... Ну кого волновало, что подумает Дик Фицалан?
- Что полезного привёз, Беван?
Полезное Роб видел сам. Два полка одинаковых, как из одного стручка, надменных эльфов. Его собственные дини ши на фоне этих серых выглядели приветливыми, вежливыми и улыбчивыми. Эльфы умели ходить красивым строем, ездили верхом на дисках и по вооружению предназначались скорее для подземных войн.
"Кто не умеет плавать, тот должен хорошо нырять", - мрачно пошутил он Бадб, распределяя пополнение по деревням. Деревень не хватало, и в голове уже начинали шевелиться крамольные мысли о том, чтобы наведаться к соседям. К тем же Баркли, благо, что родниться с ними теперь не пришлось бы.
Но увидеть самому и послушать ушлого Барру Бевана - вещи несравнимые.
- Козлиную бороду, - Беван мечтательно принюхался к вину, отпил и с удовольствием вздохнул. - Большую такую, роскошную! Поверишь ли, Дженни говорила - та самая, древняя. Проверенная, значит, полезная: вдруг великанов смешить придётся. Вот у меня такой не было - и вспомни, где нашёл, ужас. Бабы в клетках, биомодификации...
- Серп Миддхира, - негромко дополнил его Дик Фицалан. - Откопали в тронном зале, решили, что им не нужен.
- Конечно, зачем бы им, - подхватил Барру. - Старый конь, может, борозды не портит, но в том сиддхе в моде новое... кстати, какого Балора Локи нам коня не родил? Дурные воспоминания его явно не тревожат, вон, им два полка выродить как нечего делать. Да и три. И четыре. И вырастить тоже, если я ещё не разучился отличать естественное от вредного. Жаль, в ясли пробраться не получилось - тогда, кажется, привезли бы ещё и крылья. Отдельно. Хм...
Серп Миддхира штукой был опасной, даже если забыть, что сам Миддхир некогда именовал себя богом смерти. Даже если забыть, что этот сиддх сам по себе был вратами в смерть. Особенно опасен серп был бы в шатре у Бадб, где Роб обязательно о него споткнется и оттяпает ногу. В общем, эта игрушка древнего бога годилась только тогда, когда рольфовы приспешники достанут свои игрушки.  Бабы в клетках и модификации тоже не несли ничего хорошего. Значит, эльфы могли выставить в разы больше солдат. Значит, они всё это время готовились не только к выходу на поверхность, но и к войне. Экспансия? Вряд ли, ведь для такого количества этот мир скоро стал бы мал. Планы должны были быть более широкими.
- Крылья я сам могу тебе оторвать, - великодушно предложил Роб, задумчиво поглаживая запястье неистовой. - Ты как хочешь, сразу, или по пёрышку? Борозды ему кони не портят... Эти эльфы вообще хоть на что-то годятся, Хоран?
- Ну, - начал тот, перекинув очередную палочку в другой угол рта, - Для города - лучше не надо, в горах тоже сгодятся, а в остальном всего проку, что блюдца эти летающие. Быстрее лошади выходит, удобно. Но на открытой местности их ещё учить и учить, не под то деланы. Но вот если город, с улочками, зданиями - хоть сейчас можно на зачистку отправлять. Или на оборону. Херовина эта их тоже под это самое. Дома издали выжигает, причём, кажется, иногда даже сквозь стены, хотя для этого надо много умных слов.
- Только от ба... то есть, женщин, их надо подальше держать, - снова дополнил Фицалан. - Насилу удалось объяснить, что наши женщины обычно против, если их... э... размножают всем полком.
- Эффективность, - задумчиво добавил Беван, играя вином в кубке. - У них слишком много ресурсов уходит куда-то... не напоказ. И упорно мне кажется, что где-то там все эти минералы, серебро и прочее не просто кладётся в сокровищницу, а складывается, слепляется во что-то по-настоящему крупное.
- Эффективность... Рубят окно куда-то? Или сразу замковые ворота? Не нравятся они мне еще со времен тех бочонков в озере. Помнишь, mo leannan? Даже в виде таких накопителей оно гадостно выглядело, как... мина. И Эмма им зачем-то нужна была.
Всё услышанное Беваном складывалось в гадостную картину. По всему выходило - надо к чертям собачьим обваливать сиддх прямиком к союзничкам в преисподнюю. Или развеивать на кирпичики, как мечталось Бадб об Авалоне. Но сейчас попросту хотелось спать, и Роб снова сладко зевнул. Пожалуй, стоило пару раз назвать неистовую своей госпожой и разок почти поссориться, чтобы сейчас пребывать если не в умиротворении, то около того.
- Что еще, сэр Ричард?
- Плошка яда от той змеи, что плевала ему на голову, сэр Роберт. - Дик ковырнул мясной пирог. - Мы всю дорогу боялись его разлить, потому что эта дрянь растворяет всё, кроме своей чашки. И ещё - Гарольд Брайнс. Но это не он.
- Не вполне он, - согласился Беван. - Кажется, он таки шагнул не в ту дверь, поэтому, если встретится многоногая херовина с паром из ушей, учти, что меч тоже не вполне меч. Что-что, а шуточки у этого божества не поменялись.
"Саcamas".
Гарольда Брайнса, он это или не он, Роб видеть не хотел. Чёртов торговец приносил только проблемы, и вряд ли многоногая херовина стала бы исключением. А вот яд был полезен, особенно после орденских лабораторий, где его формулу расшифруют, улучшат и синтезируют новый. Впрочем, всё это ждало своего часа. Потому что Роб решил, что обед подходит к концу.
- Кадавры, моя Бадб?
- Кадавры, - подтвердила Бадб, с удовольствием подбирая языком мёд с ломтя свежего хлеба. - Ну, те, что как раз Бермондси в коромысло гнутое взяли.
- Ягодицы слипнутся, - просветил её Роб, так и не определившись, относится ли это к мёду, или же к намерениям кадавров. - Mo leannan, право, сколько ты его купила?
- Мёда должно быть много, - туманно ответила Бадб.
- В медовом сидре. Но ты же не он! И это мёд из долины чёртовых Дугласов, хоть мы с ними и почти породнились. И... покажи мне карту.
Полковники сидели с задумчиво-мечтательными лицами. Хоран - с задумчивым, Беван - с мечтательным, а будущий командир серых Фицалан - с встревоженным. Его можно было понять - два особняка в Лондоне оказались в блокаде.
От карты кружилась головы. Хотя в этом были виноваты вороны. Птицы ловили потоки воздуха, отчего получалась веселая карусель, но картинку передавали точно. Около двух взводов под розой Тюдоров держали лондонский мост, еще взвод под тем же штандартом - на Темзе со стороны Бермондси, взвод закрывал Гринфорд. Поставлено толково, но ненадолго, явно из расчёта напугать и уйти. Не хотелось даже вмешиваться, но... Какого дьявола? Если Рольф - а кадавры были несомненно его - хочет поиграть в войну, то Роб составит ему компанию. А точнее - Дик Фицалан.
- Сэр Ричард, собирай своих серых. Хоран, присмотришь там. Штандарты - наши и белая роза Йорков, поиграем еще и в политику. Моя госпожа?
- Да, твой Раймон уже играет, - просветила Бадб. - Рубит вон королевский зелёный. О, сэр Ричард, к слову, вашу сестру только что утащили.
Глядя на то, как меняется в лице Фицалан, Роб довольно ухмыльнулся. Момент неистовая подобрала самый подходящий. Теперь брат Эммы не только из шкуры выпрыгнет, но и языков захватит, только чтобы отыскать сестру.
- Ну, нечего рассиживаться, господа. Там кадавры небитые ходят.

4 мая 1535 г., Форрест-Хилл, резиденция.

Просыпался Роб раздетым, разутым, под одеялом и с теплой Бадб под боком. С её оболочкой. Сама богиня, не нуждающаяся во сне, почти наверняка носилась  в межзвездном пространстве или была где-то ещё.  Но даже спящая рядом оболочка была приятна так, что выбираться из постели не хотелось. Всё равно проспал - если верить шуму резиденции, близился полдень. А это означало, что в мире не случилось новой катастрофы, а Раймон смылся куда-то, даже не удосужившись разбудить и предупредить. Гадёныш. Только письма писать и может.
И можно было бы тоже уехать в это куда-то, отправиться дразнить Армстронга, или ловить на живца Мадженниса, или вообще наведаться в Блит, что равноценно первому и второму, но Роб трезво осознавал - пока Эммы нет, Раймона нельзя оставлять без пригляда. Душа, меж тем, просила безумств. Хотелось гонять сектантов из Билберри, сжигать рольфовы поместья, и даже, чем черт не шутит, флиртовать с подавальщицами в трактирах. Хотелось вернуть себе себя, sa diabhal.
- Погода была прекрасная. Принцесса была ужасная...
Начал Роб это с тихой песни под нос, пока брился. Прежний Роб Бойд всегда мурлыкал под нос всякую чушь, пока приводил себя в порядок после тракта. А еще прежний Роб Бойд непременно зашел бы в спальни мальчиков, чтобы рассказать побасенку - михаилитские дети чаще засыпали под боль мышц, нежели под сказки - но этот, со скорбным лицом, побоялся. Кто смог бы увидеть тень сына в складках занавесок кроватей, в солнечных лучах сквозь витражи? Кто смог бы после этого снова и снова возвращаться в резиденцию?
Бадб запретила носить траур, но воспоминания — это единственный рай, из которого нельзя быть изгнанным, и Том жил в них, прятался за каждым поворотом коридоров, говорил детским смехом. Это он шептал сейчас ветром за окном: "Тебе нужно вернуться, па-ап!"
И этот шепот означал - нельзя оставлять сыновей без присмотра, но отправиться в увлекательное путешествие по поместьям Рольфа - можно. Роб был уверен, что именно Рольф уволок Эмму. Он уже проявлял интерес к чете де Три, слепив подобие Раймона, которое на коленке за пару минут не сделаешь. А это - пусть и косвенно - говорило, что де Манвиль кропотливо собирал материал. Люди, даже если они некромаги, без особой нужды не интересуются чужими грязными простынями. Оставалось понять эту нужду.
"Любезный друг мой. Вы так и не сообщили, остались ли довольны подарком. На мой испорченный михаилитский вкус, головы химер хорошо смотрятся над камином. Придают покоям эдакий некромантский шарм, знаете ли. К слову, а не хотите ли посетить одно милое местечко в Доках? Не "Красотка", конечно же, но вполне пристойно для непристойностей, которые там можно говорить совершенно свободно. Ваш Р.Б., Циркон".
В конце концов, если шут не шел к магистру, то магистр шел к шуту. А дураком при этом вполне мог оказаться Рольф де Манвиль.

Спустя пару часов Роб тоскливо гонял между ладоней кружку с дерьмовым ромом. У Гленголл оборванным шотландским наемникам подавали только такое. Как и всем, впрочем. Но зато никто не глядел косо, когда этот самый наемник слегка колдовал, то нагревая, то охлаждая свою выпивку. А если девочка в черно-белом, разливающая эту дрянь за стойкой, или горбоносый наемник, или еще кто-то и узнали михаилитского магистра, то они делали вид, будто дела им нет никакого.
Шута он ждал с некоторым трепетом. Потому что после той манифестации под Бермондси предвкушал ждал справедливый вопрос о причинах, мотивах и последствиях, выраженный нецензурно и откровенно. Уилл Соммерс вряд ли удовлетворился бы ответом "Всё во имя короля", ибо трезво понимал, что ради этого монарха на подвиги пошли бы разве что убежденные тюдоровцы, которых в Англии было немного. Но шут любил своего непутевого короля, и это требовало уважения.
- Погано?
Уважения требовали также и усталость, которая поселилась в каждой морщине шута - а их стало больше. Кафтан обнищавшего наемника только подчеркивал их, и Роб сочувственно подвинул к Уиллу Соммерсу деревянную тарелку с кусками жареного лука.
- И что это были за манифестации? - без обиняков поинтересовался Соммерс, которого на этот раз явно не интересовали простыни и рукава. Зато ром он отхлебнул как истинный наёмник, которому доводилось пивать и хуже, причём часто. - Только не говорите, что во имя Его Величества, героически спасённого неким михаилитом, всё равно не поверю. Я, может, и сошёл с ума, но не псих же.
- Кровь Христова, друг мой, всего-то погоняли кадавров от той реки и до того дуба! Неужто, если бы я это делал отрядами твареборцев, суть изменилась бы? А Фламберг больше так не будет, простите. Это он от горя. Мало того, что мертвяки разгуливают в мундирах королевской гвардии, так еще и жену у него украли. Причем, я полагаю виновным в этом одного и того же человека. Но сначала скажите, стоит ли химерья башка вашей благосклонности или мне нужно принести еще и голову Армстронга?
Какие бы отношения ни связывали шута и монаха, расплачивается всегда шут. Роб снова понюхал ром, задумчиво подогрел его и отставил подальше. Трезвость становилась добродетелью, за неимением иных.
- Тут не травят, - заметил шут, делая ещё глоток, потом задумался. - Ну, раньше не травили, а сейчас-то, конечно, сплошные новые люди. Буйные, ничего не понимают, вести себя не умеют...  А башка замечательная, самая что ни на есть, прелестная башка, хоть свою на неё меняй, да только кому она нужна?
- Удачи отравителям, - вяло пожелал Роб. - Знание - сила. Женщины - слабость. Выпивка - яд. Как приму яду, так и слабит. И никакая сила не помогает. Вы помните Рольфа де Манвиля?
Здесь не травили, но подслушивали знатно - Роб пару раз ловил осторожные шаги за спиной, а руки покалывало амулетами. Однако, паника и сплетни еще никому не помешали, а если они испортят победоносное шествие чужих богов, то Роб только порадуется. Если доживет.
- Старина Рольф... а как же. Старые добрые времена, - Соммерс заглянул в кружку, словно надеясь их там увидеть. - Эгегей и вперёд, так, что холмы трясутся. Ну или назад, это уж как получалось. Некоторые вообще раздваивались, а то и растраивались, как хвосты шутовской шляпы - даже с бубенчиками.
- Да, привычки трудно изжить. Холмы намедни хоть и не тряслись, но расстраивались знатно. Прямо как в старые добрые. А уж в Кембридже и потрясти ими пришлось. Бубенчиками, впрочем, тоже.
Рассказывать, почему Роб считает, что это Рольф де Манвиль управлял кадаврами и уволок Эмму, как этот старина принял его на кембриджском кладбище, о встрече с Раймоном-нежитью становилось несколько утомительно. Шутка, повторенная дважды, выглядит как глупость, а эта история уже даже язык намозолила.
- Надеюсь, вы мне поможете. Вряд ли его дочь будет полезна здесь, ибо полезных дочерей не отдают в жены бесполезным комиссарам, но... Нет ли известий, в каком из своих поместий сейчас хозяйствует лучший друг покойного короля, мир его праху? Быть может, вы дадите мне совет? Слабость - добродетель в глазах умного.
- Хм-м, - шут почесал заросший подбородок и покачал головой, криво усмехнувшись. - Если колокольчики мне ещё не изменяют, то получается, что в Бакхёрст-хилл. Но хозяйствует ли? Моих птичек на воле остаётся так мало, что я подумываю вспомнить о славном времени, когда самой большой проблемой было поссать с баржи дальше прочих, выпить - больше других, а сунуть - чаще других. Не удивляйтесь, друг мой, если вскорости не застанете вашего доброго друга там, где царят стихи и благодать.
- Я слишком редко бываю в тех краях, друг мой. Реже, чем на баржах. Потому могу вас заверить - мы слишком стары для таких забав, за юнцами уже не угнаться. Эвона, как Рольф тщится. К слову, как думаете, зачем бы ему Эмма? Ну, кроме двух-трех самых очевидных причин?
Близость Эммы Фицалан к трону  делала её завидным кушем для желающих этот самый трон занять. Близость Эммы де Три к некоему Роберту Бойду добавляла ей цены в глазах весьма наивных противников. К тому же, она становилась весьма приятной для глаз женщиной, но вряд ли Рольф де Манвиль польстился на это.
Роб с тоскливым вздохом пригубил из своей кружки, обреченно смакуя привычное ощущение тепла от рома. Трезвость посетила его ненадолго.
"Экая оказия".

0

357

- Кроме очевидных - не придумывается, - признал шут и осёкся, когда ему на колени, едва не расплескав кружку, плюхнулась фигуристая бабёнка, от которой пахло кислой овсянкой.
Вторая облокотилась на стол перед Робом, продемонстрировав немалые достоинства в широченном вырезе и напоминая, почему он брезговал проститутками, предпочитая чистых вдовушек или юных подавальщиц.  Эта пахла дешёвым вином, зато улыбка оказалась зубастенькой и почти лошадиной, что только подчёркивало вытянутое лицо. Соммерс хмыкнул, развязно притянул свою шлюху поближе и осклабился.
- Да чего этим солдафонам надобно? Детишек настрогать побольше - да мальчишек, а не как эта ваша Алетта! И повыше, повыше пробраться, в капитаны, хоть мытьём, хоть катаньем. А вы, дорогуши, как, моетесь? Катаетесь?
- А на прошлой неделе в Темзу брякнулась, - просветила его винная дама и улыбнулась Робу ещё шире. - А катать-то умеем, ого! Н?
- Свезло. Еть твою медь, как свезло, - задумчиво позавидовал Роб шуту, двумя пальцами закатывая серебрушку в вырез девки. - А что, прелесть моя, ежели б ты была жуть каким знатным дворянином, да бабу вздумала уволочь, где спрятала бы её от мужа?
Касаться другой женщины- не жены, не феечки, не воспитанницы - а именно что обычной и очень доступной женщины, неожиданно оказалось... неожиданно. И говорить так, будто только недавно спустился с гор - тоже. Но это, без сомнения, был почти он, почти прежний Роб Бойд. Хоть и слегка озадаченный мыслями о том, что волновать не должно бы.
"Ущипнуть за сиську - не измена, mo leannan!"
"Да?! Ладно, тогда я пойду щипать за задницы уставших от безделья бравых кельтов?"
- На кухню б, - просветила шлюха, прижимаясь всем телом и умилённо дыша в лицо. - Слуг выгнать только, потому что зачем они нужны, когда баба и приготовит, и приберётся, и мысли лишние от дел не заведутся. А ежели муж искать будет, то на кухню-то и не полезет. Эти благородные господа прислугу и не замечают вовсе, так что ещё платьице бабе попроще - и точно никто не узнает.
- Где же наш дорогой Рольф нынче готовит похлёбку, - почти промурлыкал шут, прикрыв глаза. - Поищем. Всегда кто-то что-то знает. То крестьянин встретится, то тварь какая пробежит и не сожрёт, то птичка пролетит.
Не изменяя задумчивости, Роб пошарил в кошеле. Там почти наверняка завалялась или веточка шалфея, или мяты, или... да!
- Не дыши на меня так страстно, моя прелесть, - шалфей чуть ли не насильно отправился в рот шлюхе. Запах перегара Роб не терпел даже у себя.  - Я стесняюсь. 
К изнывающим от безделья кельтам и непосредственно к их командиру Хорану у Роба внезапно возникло очень, очень и очень много вопросов. Которые он намеревался озвучить при первом же подходящем случае, отдельно побеседовав с удостоенными ощипывания. Пощипываний. А с Эммой выходила и вовсе ерунда, о чем он и не преминул сообщить шуту.
- Это не женщина, михаилит в юбке. Не будет он ее прятать на видном месте, не справится. Но ежели кто-т чего-т видел-слышал-говорил... Давно я не охотился. Знаешь, моя прелесть, какие у нас на побережье козочки в горах? Сытые, холёные, рожки острые - не коза, фрейлина! Ну, бывай, Уилл-Король, свидимся.
Еще одну монету Роб вытащил из-за уха свой шлюхи и вложил ей в ладонь. Всякий труд должен быть оплачен, даже если всего-то его было, что подышать перегаром да потереться весьма объемистыми прелестями.
"Но с тобой никому не сравниться, мо leannan!"

0

358

5 мая 1535 г. Билберри, лес, комары.

- Цезарь не бегает от войны, но и не просится на войну, -  Роб пожимает плечами. В кабинете Верховного тепло, сумрачно и пахнет травами.-  А ведет столько войн, на сколько сейчас хватает легионов. Сейчас меня  хватит разве что на занудную лекцию о тактике, совершенно не применимую к ситуации. Может ли некромаг подчинить себе бруху, одержимую леди Элизабет Грейсток, Руп? Как именно она, будучи бестелесным духом, умудрилась одержать бруху? Что со всем этим делать?
- Я думаю, Роб. Не торопи. Как оно, замужем?
- Как в той потешке: женатый боевой маг ищет любви, ласки, понимания и чего-нибудь пожрать. Ну ладно,  пожрать дают.

Что такое охота, если не стремление одной души найти другую душу и полностью подчинить своей власти через смерть? Всякий в мире желал  догнать, поймать и разорвать - даже зайцы. Особенно они, ибо кто еще мог так коварно и жестоко уничтожать беззащитную траву?
Роб беспечно почесал щёку, мимоходом подумав, что напрасно побрился вчера. Под щетиной хотя бы не было видно комариных укусов, которыми зловредные насекомые испятнали едва ли не всё лицо. Но, может быть, комары были вовсе не виноваты, а зуд вызывали те декокты, которыми брат Филин накачивал Роба всё утро? Так или иначе, но Робу было весело, жарко и беззаботно.
- Ветер с моря дул, ветер с моря дул...
Переделка была нелепой. Следовало петь длинно, заунывно, с тщанием выговаривая "bidh a ’ghaoth a’ gal sgòthan fiadhaich le", но зачем, если можно весело и задорно горланить на весь лес, что видно не судьба, видно не судьба, видно нет любви, видно нет любви.  И особенно громко о том, как некий Ты посмеялся над некой Мной. Имена были странные, смешные и явно не христианские. Из чего можно было сделать вывод, что Филин знает толк в настойках, особенно - в вербенно-полынной. Не стоило столько пить, нужно было есть. И петь. Роб прислушался к мыслям и кивнул сам себе. Мысли звучали верно, в согласии с настроением. Жужжали, как те комары, чертовы кровопийцы. Ну вот какое из него  украшение шатра, если эти твари крылатые грызут немилосердно?! Правильно, пятнистое. А неистовая хотела полосатого котика. Но не расчесываться же теперь до полосок?

- Да чтоб её сожрали все порождения Мрака!  Кто этих брух вообще придумал?
- Испанцы, кажется.
- Всегда знал, что от них одни проблемы. То королевы бесплодные, то брухи вот.

- Как упоительны в Суррее вечера - любовь, лесавки и закаты, переулки...
Одна вдовушка из этого самого Суррея называла мягкий, вкрадчивый баритон Роба драматическим. Утверждала, что его голос вызывает трепетание во всем теле - от пяток до макушки. По чести сказать, чтоб вдовушка затрепетала, хватало малости. Но если женщинам нравилось, как Роб голосит незамысловатые песенки, то почему б их не голосить? В лесу под Билберри вполне могли обитать женщины - вдовые и не очень. О том, откуда бы бабам взяться в весеннем лесу, полном тварей, и что за такие мысли сделает со своим шотландским кобелиной Бадб, Робу думать не хотелось.  Потому что нельзя, - нельзя! - потому что нельзя... Потому что нельзя полировать освященным вином настойку из листьев осины! Господи Всеблагой, да что они только не пили! Даже к лютикам приложились, и к мяте. Последней Роб сейчас и дышал на осточертевших комаров. Не зря же говорят - свежее дыхание упрощает понимание. К сожалению, у кровососов мозга не было, и согласия достичь не удалось.

- Чтоб ты понимал, Роб, белый единорог означает духовную жизненную силу, свет мудрой жизни, особый "женский фаллос", не материальный, но духовный. Ибо... Хм. А вот когда тебя кто-то кусает, что происходит?
- Светом мудрой жизни не осеняет, если ты об этом. Особенно, когда кусает единорог.

"А ты это что, покусываться брухами собрался, что ли? - подозрительно поинтересовалась Бадб. - Столько декоктов и прочей отравы. Вот когда за упырями-мужиками - так небось не готовился, как за упыребабой. Упыреледи. За брухобабой, короче. Ещё и с Раймоном. Вот стоило у него жену украсть, так тут же по брухам".
- А я нашел другую, хоть не люблю, но - целую, - упыребрухи, брухоледи, а если по гримуарному, научно, то вампир  исключительно женского пола, в которого после смерти превращается женщина, занимавшаяся при жизни колдовством. Убить бруху  невозможно, нет таких способов, хоть вбивай ей куда угодно осиновые колья — не поможет, если только они не сравнимы размером с тележной оглоблей. Запах чеснока ей неприятен  - как очередное нарушение этикета. Священные символы для неё — лишь забавные предметы народного промысла. Свет солнца она переносит хорошо, хотя предпочитает ночную тьму. В общем, почти всеми  представлениями о вампире в случае бруксы можно было разве что подтереть задницу. Гримуары вообще советовали осторожности и молитву, именно поэтому Роб согласно хмыкнул словам жёнушки и заголосил еще громче. - Юный некромант, мальчик молодой, все хотят повоскрешать с тобой...

- А если это вот так смешать? Чеснок, мята, святая вода, полынь. Немного терновника с Голгофы. Осина.
- Если... кха... ты хочешь меня отравить, так и скажи. Ух, мерзкая херня!

0

359

Лес, тем временем, согласно похрустывал ветками под ногами, посвистывал птицами, покапывал каплями росы. Он, наверное, попискивал бы мышами и пощелкивал белками, но Роб не слышал ни тех, ни других - а жаль. Мыши - мягкие, теплые, послушные. Серые. Белки - тоже, но рыжие и чёрные. Роб даже зажмурился от удовольствия, представив большую, размером с него самого, шубу из живых мышей. Наверное, комарам она бы тоже понравилась: разнообразие вкусных мышей лучше, чем один и тот же старый поддатый магистр. К тому же, мыши почти наверняка бы глушили обостренный слух, не позволяя улавливать подозрительное шуршание то сверху, то слева, то чуть впереди.
- Сегодня, - сообщил шуршанию Роб, - святая Церковь празднует память святой мученицы принцессы Урсулы Кельнской.
Память принцессы, замученной гуннами, праздновалась двадцать первого октября, но право, какие это были мелочи по сравнению с женщиной, соблаговолившей-таки выйти из-за приземистого дубка.
Пышная - такие некогда нравились Раймону - сдобно-белокожая, чернокосая и черноокая, закутанная в живописно подоткнутые прозрачные ткани. При взгляде на неё вспоминались жирные сливки, козий сыр и почему-то свиное сало. Словом, всё то, с чем Роб никогда бы не сравнил красивую женщину.

- Какая дрянь...
- Пей. Идея дурацкая, согласен. Но как еще отравить вампира, если не кровью? Хочешь еще мяты?
- Дерьмо мятой не испортить.

В сущности, никто не мог точно сказать, что это за тварь - бруха. То ли от того, что упырицы были штучным товаром, то ли от нежелания братьев-исследователей выстраиваться в очередь и изучать, изучать, изучать... Испанские asesino de monstruos утверждали, будто она по ночам способна превращаться в призрачную птицу, чтобы нападать на людей и высасывать из них кровь. Сейчас она не была похожа на птицу - обычная еврейка из богатой семьи, разве что развратно одетая. Роб лениво повёл плечами, сбрасывая с себя личину огромного, неповоротливого уровня, и вежливо поклонился.
- Госпожа, - голос звучал самоуверенно, расслабленно и самую толику нетрезво. - Значит, это вы меня желали... видеть?
За лихой, мальчишеской улыбкой юнца, уверенного в том, что его хотят все женщины мира, а те, которые не хотят - попросту дуры, Роб припрятал страх и трепет. Впрочем, дама и сама их почуяла, дёрнув носом и ехидно рассмеявшись.
- А вы insolente, магистр, - сообщила она, демонстрируя помимо клыков еще и осведомленность о том, кто её собеседник. - Вы любите играть в салки?
- Боюсь, госпожа, я слишком стар для таких preludio.

- Она создательница и разрушительни­ца. Она сотворила время со всеми его циклами возрастания, спада и унич­тожения и является причиной и измерителем времени. Она — подательница жизни и пожирательница мёртвых, плодородное чрево и могила, в которую тело помещается, когда смертная жизнь завершилась.
- Впечатляет, Роб. А что ты там про могилу?

Теперь комары не кусались - не могли догнать. Роб мчался сквозь лес, позволяя веткам хлестать по щекам, цепляться за рубашку и рвать её, оголяя тело. Бруха счастливо смеялась сзади, благо, что оказалась слишком глупа, чтоб понять - магистр, женатый на богине, подобным образом развлекается хоть и не часто, но с завидным постоянством. Впрочем, ни Роб, ни Циркон совокупно не думали, что умение подыгрывать Бадб может пригодиться в охоте на бруху. Или в охоте брухи на михаилита, что в целом было одним и тем же.
- Куда же вы? - Бруха оказалась как раз на дороге, и, разумеется, даже с дыхания не сбилась, хотя могла бы, чисто из вежливости. - Там ведь одни деревья и кусты. И как же без preludio? Разве рыцарь приступает сразу к piatto principale? Это вредно для желудка и, наконец, просто невежливо по отношению к даме, а то и не к одной.
- Туда, - Роб ткнул пальцем в сторону Билберри. Указательным, хотя очень хотелось средним. - Рад был знакомству, заходите вчера.
Вопреки словам и голодному взгляду собеседницы, побуждающим здравое желание продолжить упоительное, героическое бегство, он медленно провёл по свежей царапине на скуле и задумчиво облизал палец, пробуя собственную кровь. Вышло совершенно нецеломудренно, но и жест был подсмотрен у одной из трактирных шлюх.
- Рыцарю крайне интересно, - сообщил он, - почему дама полагает его готовым к подобным... игрищам? Ничего особого, уверяю вас. Обычный престарелый и не слишком здоровый михаилит.

- Яд хобий? Кровь лесавки? Жабдарова слюна? Сорок три тома бестиария, и ни одна тварь бруху не сожрала!
- Хм, Руп, а вот эта тварь всегда на этой странице была? Надо же... Ллос. Дурацкое название и на вид - паук пауком. К слову, если Бадб придется меня исцелять, будешь объясняться с ней сам.

- А морда на диво молодая, для престарелого, - заметила бруха, тоже облизнувшись. - Кто бы мог подумать, что магистры стареют как хорошее вино - чем больше лет, тем ярче, привлекательнее, богаче ароматом. У вас в ордене все такие?
"Он ещё и с брухами заигрывает. Вот кобелина шотландский. К слову, помнишь, как сестричка однажды прыжок подправила? Я, наверное, тоже так смогу. Правда, один раз, потому что на второй эта бруха заигрывать будет уже со мной".
"Ладно, Роб, яйца в кулак".
Улыбка предназначалась скорее Бадб, но отвечать ни ей, ни брухе Роб не спешил. В конце концов, должна быть в рыцаре какая-то загадка. Тайна. Которая, как известно, только делает вкуснее.
- Ну что вы, прекрасная госпожа, - совершенно правдиво сообщил он, - я такой один. Единственный, неповторимый и несравненный. Хм, если подумать, я вообще редкий. Можно сказать, даже вымирающий. И очень, очень скромный. 
В целом, у Роба существовала гипотеза о существовании брух. Гипотеза тоже была плодом пьянки с Рупом... братом Филином и выглядела достаточно бредово, чтобы походить на правду. Роб полагал, что бруха - попросту диббук. Не то, чтобы за свои полсотни лет он встречал много диббуков. По совести сказать, он не видел ни одного.
Зато много читал. Диббук - душа умершего человека, не отличавшегося добротой.  В своей естественной форме  диббуки представляют из себя полупрозрачных, летающих медуз, волочащих за собой длинные нити. Однако они редко путешествуют таким образом. Вместо этого, тварь овладевает первым подходящим, найденным трупом, пробуждая тело от смерти, чтобы затем потакать своим отвратительным порокам. Обычно они изгоняются  цадиком и десятью другими членами еврейской общины, которые при этом одеты в погребальные рубашки. При процедуре изгнания сжигают нард, ладан, камфору, сандал, мирру, читают молитвы и трубят в шофар. Вот только у Роба на момент не было шофара, а воплощение цадика и всей остальной еврейской общины, заманившее его сюда, развлекалось на кладбище. Зато нарда, ладана и прочих пряностей было в избытке - но внутри.

- Молодость как плен, Руп. Он не умеет, не хочет переступать через свой нрав. Даже Эмма не сдерживала его в последние дни.
- Никогда не понимал. Почему именно - Раймон? Мрачный трикстер на грани безумия, непослушный, торопливый.
- Именно поэтому. Он - вылитый я. Ну... тогда, у истоков времен. Не гляди так, мне пришлось признать, что тогда тоже был я.

- И вообще, госпожа, почему морда-то?
- Потому что наглый, - просветил диббук и одарил его печальным взглядом из-под пушистых ресниц. Повёл плечиком, и платье соскользнуло ниже, открыв ещё полоску белоснежной кожи. - Зубы заговариваете, бегаете туда-сюда, волков пугаете совершенно возмутительным образом. Не лучше ли проводить даму домой, как подобает магистру? Выглядите провожальщиком опытным, почтенным, ароматным, а даме одной идти далеко, через лес. А вдруг разбойники? Или волки? Страшно! Особенно волки, в последние ночи совсем наглые стали, ходят везде, чисто gallos.
"Если бруха тебя трахнет, то взрослеть заново будешь, - меланхолично пообещала Бадб. - Из пелёнок".
"Годится. Заодно и Раймона так же. Грёбаный tolla-thone".
Роб улыбнулся со всей доступной ему обольстительностью. На лице шотландского побережника это смотрелось, должно быть, не слишком маняще. Скорее, будто Роб собирается бруху ограбить. Но Бадб нравилось, а остальное было не важно. Разве что провожать сомнительного качества нежить в особняк, где бруха себя чувствует дома, не хотелось вовсе. Насидевшийся в башне Циркон решительно протестовал против таких авантюр, да еще и бесплатных.
- Заманчивое предложение, госпожа, - от улыбки кровь из царапин засочилась сильнее, но это было хорошо. - Даже жаль, что у михаилитов, как и у всяких проституток, есть правило не работать бесплатно. Особенно, если наглые петушары-волки. Скажем, магистр проводит вас домой, а вы отпустите его потом... после ужина... в резиденцию. Живым. В конце концов, мой непутёвый воспитанник так или иначе займёт моё кресло, другого-то претендента уже нет.
Что там Раймон наобещал этой даме, Роб достоверно не знал. Но дитятко так умильно бесилось при упоминании преемничества, что могло прикрываться только креслом. Пешка не худшая, хоть и не самая верная.

- Слушай, Руп, а если она и не в брухе вовсе? А в своих костях? Лежит там, водит бруху за веревочку.
- Медиумизм. Тогда... нужно позаботиться и об этом. Вот тебе кипарисово-коричный декокт. Пей.
- Это же афродизии!
- Как удачно, что ты женат, правда?

- По рукам? - Руку получилось протянуть в поклоне почти придворном. Роб скривился, будто поясница ныла от возраста, и невинно хлопнул ресницами. Почти так же невинно, как это делала Птичка.
Поцелуй, который он получил в ответ, был жарким и обещающим столь многое, что будь это жёнушка или просто обычная девчонка, Роб долетел бы до поместья если не на крыльях любви, то около того. Верхом, так сказать, на собственном. Но увы, нежить оставалась нежитью, и чтобы хоть как-то заставить себя проникнуться моментом, пришлось прижать её покрепче и припомнить обнажённую Бадб. Которая сейчас имела полное право обидеться и огреть чем-нибудь тяжелым.  Что самое поганое, с этим чертовым поцелуем гасла приязнь к Раймону. Пофлиртовать с подавальщицей в трактире, подмигнуть хорошенькой девчонке на тракте, подать цветок миловидной фрейлине - всё это мог себе позволить женатый магистр, искренне привязанный к своей супруге. Целовать мёртвую бабу, сиречь - ремесло... Никто не видел сапожника, лобызающего сапоги, bark? Пообещав себе оторвать сыночку всё, до чего дотянется, Роб мягко отстранил бруху, ласково касаясь холодной белой щеки.
- О, какой шалун! Ведите же, магистр.
"Uighean ann an dòrn, Роб..."

- Я ей и говорю, что буду, мол, руки тебе целовать, как мальчишка, забыв о смене времён. То есть, не говорю - думаю. Но мысли же читает!
- Ты б лучше говорил, а то мало ли... Женщины, пусть даже богини - существа непостижимые.  Почти как брухи, мать их всей вампирской братией.

В душной, пряно пахнущей духами, вином и сластями спальне Айме, Роб между поцелуями позволил стянуть с себя рубашку. Отчаянно чувствуя себя целкой на сеновале, как в последний бастион вцепился в штаны - "Еще рано, моя прелесть" - и увлёк бруху на греховно мягкую постель. Особняк он не запомнил совсем - только кошек у крыльца, о которых говорил Раймон. Покрытые трещинами статуи заставили Айме хмуриться и торопить события. С силой, достойной королевского гвардейца, она утащила Роба в это чувственно пахнущее фрезией место, полное алебастровых кувшинчиков, ярких ковров, расшитых подушек, тяжелых штор, стеклянных бус. Нагая, как в день, когда появилась на свет, бруха прижималась  к нему, обнимала шею, притягивая к себе ближе. Покусывала и облизывала, заставляя прислушиваться к внезапной, резкой боли, к струйкам крови, стекающим из укусов. К каплям слюны, остающимся в ранках. Капля за каплей, и вот уже тело, привыкшее бороться со всякой заразой, какой была и нежить, вошло в первую фазу. Тело хотело поближе познакомиться.
- Вы так спешите, mo thruaighe, - томно и тихо заметил он, отстраняясь от объятий брухи под чувство тяжёлых и немного мстительных размышлений, которыми истекали его клейма илота. - Разве поспешность принесёт усладу? Возраст - как крепкий виски из погребов Ангуса Дугласа, его надо смаковать вдумчиво и медленно.
Подкрепляя свою мысль, Роб дотянулся до кубка со сладким вином и пригубил его.

0

360

‌‌‌‌- Рисково, - теперь Руп пожимает плечами, прикладываясь к бутылке, и Роб понимает, что Верховный очень похож на него самого. Не зря говорят, что германцы и гэлы - родичи. - Слишком много "если". Если в гробнице не она, если охламон не справится, если не успеет. Если соли не найдет.  Если последствия. Если это не де Манвиль.
- Если Грейсток или кто он там. Не люблю вашу братию, Руп, а эти они, как ни крути, некромаги.

"Яблони на Авалоне нужно выкопать, - без всякой связи с происходящим, отстраненно, следом за утекающей в бруху жизнью, подумал Роб. - Сколько их там теперь осталось-то? Вот все и выкопать. И посадить в холмах у Вест-Килбрайт. Хорошо будет! Цветут, листьями шумят, в них птички поют. Миру иногда нужно немного чуда. А бравым солдатам - полезного для духа и тела труда на земле".
Внезапно накинувшаяся грызть и пить нежить делала это с той же страстью, с которой целовала до этого. Мысли путались и сбивались на дрожь руки, в которой был кубок, из которого Роб отпивал вино, которое...
"Mo chreach".
И тут бруха взбесилась окончательно. Она вздрогнула, взревела на два голоса, вцепилась в плечо, выдрав приличный кусок. И - схватившись за горло, оцепенела.

Изрядно поддатый, но трезвый как стекло Руп задумчиво плещет настойки в огонь. Огонь злится, раскрашивается в разные цвета.
- Я вот что думаю, брат мой, - наконец сообщает он, - надо сделать так, как требует твоя жена-богиня. То, что является подателем жизни, станет и разрушителем. Вот только тебе придется соблазнить эту бруху, заставить укусить. Отдать кровь. Врубаешься?

- Ну наконец-то. Mo leannan, плетёнку сюда!
Сверху рухнула кольчужная сеть, которую Бадб заговорила так же, как и кольчугу. Преодолевая страшную слабость, Роб бережно спеленал бруху сначала в кольчугу, а потом в простыни. И дал себе ровно пару вздохов на отдохнуть. Когда планируешь отравить кого-то собой, кровь становится жидкой, течет быстро, а сворачивается плохо. Сейчас нужно было бы перевязаться, позвать жёнушку и восполнить силы... Но оскорблять Викку после почти измены с нежитью не хотелось.
Тяжело вздохнув, он взвалил на плечо сверток с Элизабет Грейсток и, пошатываясь, поковылял к выходу. В ушах навязчиво звучали строки песни.

Послушай, как ветер шумит.
Это плач малолетних сирот.
Мать детей с того света зовет.
Послушай, как ветер шумит.
(с) Listen to the wind

7 мая 1535 г. Форрест-хилл. Резиденция.

В хаммаме не хватало одалисок. Стройных, нежных, приятных телу и глазу. Чтобы весело плескались, смеялись, играли на сазе и флейте, танцевали, лакомились фруктами. Роб вздохнул, откидываясь на борт бассейна, в котором отмокал уже добрые два часа. Одалисок не было. Было густое красное вино с рябиной, чтобы восполнить кровопотерю. В изобилии имелись мысли.
Во-первых, почти изнасиловавшись брухой, Роб донасиловал себя королём и теперь чувствовал себя грязной шлюхой после роты наемников, отымевших во все отверстия. То, что Викка - "подумать только, он называет её Бэби!" - поддерживала в старом Гарри юношескую резвость - "и она ему еще ничего не оторвала за это!" - что утоляет боль - "А меня за Мэг кустами била!" - было хорошо и правильно. Довольный самодур - сговорчивый самодур, и вероятно нельзя пользоваться таким влиянием жены на короля, но как еще получить желаемое? Орденскую инквизицию, финансы, Ричарда Фицалана, чтоб ему Тауэр через задницу вышел? За Фицаланом Роб к королю и пошел, но верный своей привычке осторожно нащупывать дно в мути воды, вовремя умолчал об этом. Зато все эти два часа, что Роб мечтал об одалисках, во дворце находился Филин самолично, и можно было быть уверенным, что уж Руп-то проследит, чтоб правила для инквизиции были написаны так, как это нужно.
Во-вторых, не давала покоя мысль об обещанной королевской охоте на тварей. Хотелось как-то совместить короля и поход за Эммой, тем паче что бруха - вылитая ведьма. Сомнения вызывал цвет волос нынешней оболочки Элизабет Грейсток. Королева тоже была брюнеткой, и Роб был готов поставить ломаный пенни против драного сапога, что ведьму старый Гарри желает уличить в ней.
"Интересно, если я назову её Бэби, что она мне сломает?"
В-третьих, Бадб обиделась. На обиду жёнушка имела полное право. Более того, Роб сам на себя был обижен. Однако, скорая на расправу богиня затаилась и даже слова поперек не сказала. А это не предвещало ничего хорошего. Чем дольше откладывалось возмездие, тем больше становилось шансов, что Бадб не остановят ни аргументы необходимости, ни признание вины, ни даже то, что бруха - это ремесло.
Филин самолично собирал все необходимые для исследований жидкости и упаковывал тварь в специальный саркофаг из камня с Голгофы, расписанный согласно Каббале. Теперь та, что отзывалась на имя Айме, билась в этом каменном узилище, силясь порвать путы, выла и рычала. К ней водили мальчишек и те слушали пояснения наставника со страхом и восторгом. Когда нежить понадобится - её заткнут декоктом, над которым уже работали монахи. Ничего личного, никакого сожаления - только работа.
От мыслей легче не становилось. Роб выдохнул, погружаясь с головой в прозрачную воду и глянул наверх. Сквозь рябь слабо различалась ухмылка сатира, нарисованного на потолке. Мерзкое чувство - измена, пусть даже оправданная необходимостью. Но разве сам Роб смог бы простить Бадб, переспи она с королем ради спасения Фицалана? Пусть даже между ним и брухой были только объятия и поцелуи, ощущалось это будто принудили предать Викку. Пожалуй, бушуй она, швыряй острое, тяжелое и самого Роба, прибегни она к кнуту - как бывало некогда! - Робу бы стало легче. Подрались, примирились - можно жить дальше. Покаяние, ожидание возмездия, будто Бадб была сродни христианскому богу, оказались тяжелее и страшнее.
"Жертву ей принести, что ли?.."
- Забыла сказать: я согласна, что работа не всегда должна быть приятной. Необходимость порой - совершенная необходимость, ничего не поделаешь, верно?
Бадб явилась с мёдом. Мёд, как это у неё водилось с недавних пор, был густо намазн на ломоть хлеба. Тягучие капли стекали в воду, размываясь желтоватой дымкой. Роб, всплывший за мгновение до явления богини своему супругу, сглотнул. При всей ненависти к липким сластям, обескровленный организм решил, что немедленно хочет добрый кусок этого хлеба, и даже обнаженность Бадб отошла в сторону.
- Неверно, mo leannan. Необходимостью хорошо оправдываться, когда есть в этом потребность. А мне - стыдно и противно. Значит, что-то можно было поделать. Не сделал. От этого еще более противно и стыдно. Настолько, что сам готов принести тебе кнут. Или розги. Или... побрить налысо Раймона.

0


Вы здесь » Злые Зайки World » Роберт Бойд и его тараканы. » Вот же tolla-thone...