Когда на арену из Триумфальных Врат вышел Стриж, небрежно помахивая секирой, Джеймс оторопел. Не мог, не хотел он сражаться с этим юрким, этим веселым мальчиком, который так беззаботно, так весело порхал по залу, по темницам под трибунами, точно и не в неволе был. Стрижа, кажется, любили все, его берегли на тренировках, а на того гладиатора, зацепившего юношу по руке деревянным мечом, поглядывали с осуждением. Должно быть, почти у всех были дети и Стриж напоминал сыновей. По крайней мере, сам Джеймс невольно усматривал в нем черты Артура. И вот теперь ему предлагалось убить ребенка...
Стриж взмахнул секирой, уподобив ее крылу, и той же поспешливой перебежкой, какой передвигался всегда, ринулся к Джеймсу. Бой начался.
От секиры отбиваться нельзя. От нее можно только уворачиваться, уклоняться, пытаться нырнуть под нее, перехватить. Стриж был маленьким и юрким, как птичка, давшая ему прозвище. Секира - большой и тяжелой, но юноша так мастерски чувствовал оружие, так лихо использовал силы замаха, что подойти к нему было почти невозможно. Впрочем, и дрался он не в полную силу, едва заметно придерживая топор в те моменты, когда уже мог бы располовинить Джеймса. А затем улучил мгновение - и подмигнул из-под шлема, приглашая включиться в игру. Наверное, это стало похоже на танец, в блеске клинков, в пышности лент на руках Стрижа. Когда пролилась первая кровь - трибуны ахнули, взорвались криками. Отирая порезанное плечо, Джеймс небрежно отмахнулся от публики, отбрасывая щит и меч и поманил мальчика ладонью. Стриж просветлел лицом, подлететл снова, взмахивая секирой, чтобы через мгновение лишиться её и с вывихнутым запястьем оказаться на песке, прижатым коленом. Пытаясь отдышаться, Джеймс поднял секиру вверх. Судьбу гладиатора решала толпа. И император. И мальчика пощадили, воздели пальцы вверх. С облегчением вставая, Джеймс проводил взглядом убегающего вприпрыжку Стрижа - и взглянул на трибуны, избегая смотреть на Мэри, откровенно разглядывая даму с пирожным. Мэри никогда не видела, как он убивает - и Джеймс надеялся, что и не увидит. Сможет ли он смыть скверну этих воспоминаний в памяти жены? Он отвернулся от трибун, возвращаясь в опостылевшие темницы, где в полумраке и духоте тускло мерцала желтая, в цвет разлуки и измены, роза.
Следующим был тот самый самнит, с которым пришел Стриж. Правда, вооружен он был, как ретиарий - трезубцем и сетью, да и нападать не спешил. Поигрывая трезубцем, этот гладиатор, которого назвали Фалькатой, прохаживался по песку, присматривался к Джеймсу, опустившему меч к бедру. И безуспешно пытавшемуся отдышаться - ушиб под нагрудником, должно быть уже налился синяком. Джеймс глубоко вздохнул, заставляя себя не морщиться от боли - и глянул на Мэри. В этот же момент Фальката рванулся и, пронесшись мимо него, быстро набросил сеть. То, что Джеймс успел откинуться в сторону, пригнувшись почти до земли, иначе, чем чудом, и не назвать-то было. Но публика взревела одобрительно, зааплодировала, принялась скандировать "Браво!", когда Джеймс бросился за убегающим Фалькатой. Для такого крупного воина в доспехе тот бегал удивительно быстро, а Джеймсу слишком тяжело было его догнать - задыхался. Наверное, именно потому Фальката успел обежать вокруг арены и схватить сеть за пару мгновений до того, как Джеймс настиг его. Самнит развернулся и снова набросил её, заставляя выругаться и рвануться, подныривая вперед, чтобы ловушка упала за спиной. Удар трезубцем пришлось встретить щитом, а Фальката снова принялся бежать, что вызвало глухой ропот трибун. Джеймс досадливо закатил глаза - и остался у сети. Гоняться за самнитом, пока от невозможности дышать, от закипающей крови не остановится сердце, он не собирался. Должно быть, Фальката понял его намерения, потому что остановился и пошел назад, приникая к стене - краю арены. Джеймс, утомленный жарой и слепящим солнцем, поддерживаемый криками толпы, бросился к нему навстречу. Все сильнее и сильнее он напирал на противника, старавшегося отдалить его трезубцем и пытающегося схватить сеть. Бросив трезубец в щит, Фальката неожиданно ловко перекатился по песку и подобрал свою ловушку. Ловко - но недостаточно быстро, чтобы меч Джеймса не воткнулся ему в левое плечо, тотчас обагрившееся кровью.
Впрочем, это не помешало ему пробежать шагов сорок, прежде чем обернуться и с вызовом сообщить трибунам:
- Смакуйте кровь, упыри!
Джеймс яростно бросился вслед за ним - и в этот раз Фальката так ловко набросил на него сеть, что опутал, под рукоплескания зрителей. Пока Джеймс пытался выпутаться, самнит рванулся за своим трезубцем. И наверняка успел бы заколоть, как рыбу в ручье, если бы не взгляд на Мэри, не судорожный вздох, не сильный рывок плечами и руками. Сеть упала к ногам как раз в тот момент, когда трезубец уже метил в печень. Страшный удар разбил щит в куски, а железные зубы вонзились в руку сквозь наручи. Джеймс схватил вилы левой рукой, бросился на Фалькату, втыкая меч до половины лезвия в правое бедро. Самнит, бросив свое оружие, побежал, оставляя за собой кровавый след, но вскоре опустился на колени, а потом и вовсе упал на песок. Джеймс и сам не удержался на ногах, до того был силен удар мечом. Воспользовавшись падением, чтобы распутать себе ноги, он бросился к упавшему сопернику - и остановился рядом, пораженный мужеством самнита: Фальката приподнялся на локте, показывая толпе мертвенно-бледное лицо - исполнял предписываемое обычаем правило, просил публику оставить ему жизнь. Смотрел на толпу и Джеймс, втайне надеясь, что пощадят. Но толпа алкала крови. Не люди, но нелюди. Нежить, сродни той, которую убивают михаилиты. Падая на колени рядом с Фалькатой, Джеймс опустил глаза. Когда он рубил в бою... Это казалось честнее, чем закалывать вот так, как агнца, жертву, чья смерть удовлетворит арену, вопящую сотнями глоток. Джеймс замахнулся мечом - и вонзил его в песок.
- Дурак, - прошипел сквозь зубы Фальката, - рыцарь. Я бы убил тебя. Смерть - это свобода.
Он схватился за рукоять меча и выдернул его, направляя себе в грудь.
- Будьте прокляты, твари! - Пролетел его последний крик по амфитеатру, а затем меч вошел в сердце, и самнит умер.
Фальката был еще теплым, когда Джеймс закрывал ему глаза. И очень тяжелым, когда поднимал на плечи. Он не знал его, видел лишь раз - в этой клетушке темниц, но отчего-то был уверен, что этот мужчина сейчас победил. А потому был достоин войти в Ворота Триумфа. Пусть и ногами Джеймса. Трибуны провожали его разочарованным гулом, раздосадованными воплями. На арену летели мелкие камешки, без сомнения - из скамеек, а когда Джеймс уже почти достиг столь желанных Врат, в спину с мерзким хлюпом врезалось пирожное, разбрызгав кремовую розу по шлему и Фалькате.
Квинт встретил его молча, молча же принял мертвого Фалькату, молча поднял руку, как для оплеухи, чтобы резко опустить с тяжелым вздохом. И лишь наблюдая, как лорарии отчищают спину от остатков сласти, тяжело уронил:
- Дурак.
И снова Джеймс не стал спорить с очевидным, лишь неприятно удивился тому, что не последовало наказания. Не хотели портить товар - и беда настигнет его после? Отыграются на Мэри или Бесси? Стучать кулаком по решетке было неожиданно не больно, точно не своей рукой, хотя рассек ладонь и потекла кровь. Он не жалел об этом пусть неуместном милосердии, но неосмотрительность горчила привкусом несчастья.