Гринфорд

Когда он, наконец, выехал к Гринфорду, солнце, зимнее, бледное, поднялось уже достаточно высоко и, как назло, светило прямо в глаза. И снег под его лучами сверкал, рассыпался искрами, слепил роскошью красивого январского утра. Возницы встречных повозок раскланивались но в разговоры, будто чуя настроение, вступать не пытались. Хмурый, сосредоточенный михаилит с огненно-рыжей шевелюрой, Клайвелла, казалось, вовсе не заметил: его явно больше занимал лес вдоль обочин.
На мельнице, в отличие от прошлых визитов, царила суматоха: низушок вместе с Джеком Берроузом нагружали мешки с мукой на телегу. Вокруг суетился полноватый и какой-то неловкий мужчина, по виду - купец. Он то подгонял работников, то потирал руки, словно те замёрзли, то посматривал на солнце. Лошадь, рыжий тяжеловоз с очень мохнатой гривой и бабками, относилась ко всему стоически, только время от времени лениво поводя головой. Заметив нового гостя, Джек буркнул что-то низушку и, не торопясь, подошёл к распахнутым воротам. Солнце светило ему в спину, мешая смотреть, но даже так было видно, что сын мельника выспался ничуть не лучше самого Клайвелла - и не давал себе труда этого скрывать. Но глаза его смотрели с мутноватой хмурой леностью, дремуче, как у молодого медведя. И кивнул в знак приветствия он скованно, резко - но кивнул всё равно.
- День добрый.
- Добрый день, мистер Берроуз, - в тон ему ответил Джеймс, спешиваясь. - Надеюсь, вы благополучны?
Как ни странно, Джек в ответ просто пожал плечами.
- Работы хватает. Даже с избытком, так-то. Хорошо дела идут, не пожалуешься. И цены опускать не приходится. А вы, стало быть, за Мэри.
- Да, если вы не возражаете, - меланхолично согласился Джеймс. Не приходится опускать цены... Означает ли это, что в городе нехватка муки и зерна? Это само по себе было тревожным предвестником, если Бермондси начали замыкать в блокаду.
- И... как давно дела идут хорошо, мастер Джек?
Чертова работа! Джеймс тряхнул головой, отгоняя мысли об отставке, и попробовал улыбнуться. Улыбалось плохо - перед глазами стояла Бесси, хмурая, с опущенными глазами, в старушечьем сером пальто.
- А и возражал бы, так что толку, - в голосе на миг прорвалась злость. - Нет. Я помню. Забирайте, не больно и надо. Вертится тут... А работа - что же, в последнюю пару дней, пожалуй, побольше, чем бывало. И не хуже я управляюсь.
- А ведь было уже поладили, - буркнул под нос Джеймс, не обращая, впрочем, внимания на вспышку злости Берроуза, - подводы, часом, не пропадали, мастер Джек?
Однако, стоило просить позвать Мэри, но... Упускать возможность оценить обстановку до разговора с торговцами Бермондси? Нет уж.
- Да откуда же мне знать? - удивился Джек, забыв от этого, кажется, даже злиться. - Сгрузили, а дальше они сами едут. Не говорил никто. Даже постоянные - они ведь кажинный день не приезжают снова. Это вам, в городе, виднее будет. Или что, если я в тюрьме вашей сидел, так во всём теперь виноват?
Джеймс досадливо вздохнул и примиряюще улыбнулся, не желая в это, и без того горькое, утро еще и раздувать ссору с Джеком. Ему вообще хотелось выпить кружку-другую этого мерзкого рома у Гарри и лечь, нет, завалиться спать в опустевшем доме, где исчезли голоса детей и, казалось, угасла жизнь.
- Тюрьма - не моя, короны, - дружелюбно поправил он, - впрочем, вы правы. Могу я попросить вас послать кого-нибудь за мисс Мэри?
Просьба обернулась тем, что Джек Берроуз вместо того, чтобы крикнуть самому, поменялся местами с низушком, словно таскать мешки было лучше, чем видеть или говорить с сестрой. Мэри появилась почти сразу, откуда-то из-за дома, ведя в поводу ухоженного солового коня. И во дворе смотрелась она так, что мельница и округа вмиг стали просто каменно-серой оправой, на которой затерялись и Джек, и телега, и даже купец, который был одет далеко не бедно, но так, чтобы не слишком выделяться. Мэри Берроуз же явно тосковала по лету, сколько бы его ни было в славной Англии. Глубокую зелень платья сверху прикрывала ярко-синяя, цвета морской волны под тёплым небом накидка. И над всем этим, едва прикрытая шапкой, сияла в лучах солнца корона белых волос. И улыбка - сияла тоже.
Подойдя, девушка присела в шутливом книксене.
- Мистер Клайвелл.
Джеймс, только было принявшийся наматывать поводья на кулак, замер, ослепленный. Неуместно яркой, неприлично красивой показалась девушка на фоне серо-белой зимы, хмурого и несчастного утра. Но, все же, не виновата была Мэри в том, что его умучивали боль за детей и работа, а потому Джеймс, собрался и склонился в поклоне почти придворном, сопровождая его теплой улыбкой.
- Мисс Берроуз.
Мэри кивнула и взглянула ему в глаза.
- Я правда рада вас видеть, хотя и чувствую себя из-за этого виноватой. И очень надеюсь, ваша Бесси не слишком обиделась.
- Ну что вы, - удивился Джеймс, придерживая стремя для девушки, - как можно? Она всего лишь очень огорчилась. Потом снова огорчилась - но уже по другому поводу.
Слова прозвучали резко, и он осекся, глубоко вздохнув и собираясь с мыслями.
- Простите, мисс Мэри, - после короткого молчания спокойный и дружелюбный тон удавался лучше, - я не должен был...
- Должны. Иначе не сказали бы.
Мэри Берроуз уже не улыбалась, но и обиды в едва заметно нахмуренных бровях не виделось. Она коснулась плеча Клайвелла кончиками пальцев в тонких перчатках и жестом указала на дорогу за открытыми воротами.
- Едем?

Лондон

Первыми, кто обращал на себя внимание в этой пестрой, гомонящей, смеющейся, жующей, пьющей толпе, были отнюдь ни торговка цветами в полосатой накидке, ни веселый жонглер, подбрасывающий мячики, стоя на тонкой жердочке и даже не прилавки с яркими тканями, сувенирами и украшениями, раскинувшиеся пестрой, яркой поляной, переливающиеся шелками и парчой, тускло отливающие шерстью и овеваемые кисеей. Стража. Одетая в форменное коттарди с гербами, в обычные оверкоты - не знай констебль, куда смотреть, и не заметил бы - стража была повсюду, смешиваясь с толпой, аккуратно и незаметно направляя и оберегая ее. Впрочем, на воришек-карманников, стражники и не смотрели, отчего те шурудили по карманам с завидным успехом.

- Если ты сегодня загрустила,
Примула печали утолит.
Флокс тебя наполнит тайной силой,
А подсолнух – солнцем озарит!

Пышная торговка в полосатой накидке, с добрым и усталым лицом, продавала свой товар бойко, не стесняясь незамысловатых стишков, улыбаясь и даже чуть пританцовывая. Цветы в деревянных кадках и ведрах, заботливо прикрытые от мороза полотном, возвращали в лето, склоняли головы к земле под порывами ветра, застенчиво выглядывали из укромных складок ткани.

- Если час свиданья наступает,
Колокольчик время сообщит.
Незабудка память освежает,
А бессмертник – доброту хранит!

Торговля у нее шла бойко, вызывая завистливые взгляды даже торговцев сладостями. И все же, была нота грусти в ее стишках, в ее цветах и даже в ее накидке. А может быть, в этом виновата была лютня, чьи звуки долетали издали, набрасывали печальный флер на людей, землю и самое небо.

Джеймс, крепко держа Мэри за запястье, проталкивался в толпе. Еще на конюшне стражи, где они оставили лошадей, он переколол брошь на рубашку, под оверкот, и теперь без неё, заставляющей толпу расступаться, приходилось лавировать так, как привык, быстро и аккуратно, хотя девушка и задерживала передвижение. А ведь это только были врата в ярмарку! У торговки цветами он остановился, поменяв несколько монет на веточку белого шиповника, с небольшими и мягкими шипами, с нежными бутонами и каплями воды, бриллиантами замерзшими на лепестках и листочках. На соседнем прилавке нашлась изящная серебряная булавка - незабудка.
- Вы позволите, мисс Мэри? - Запоздало поинтересовался он, прикалывая веточку к накидке девушки.
Мэри не препятствовала, разве что чуть порозовела. Впрочем, возможно, в этом виноват был ветер, упоённо трепавший флажки. Но удовольствия девушка не скрывала.
- Спасибо, Джеймс. Это особенно приятно после фиалок. Вы очень хорошо разбираетесь в... цветах. С шипами и без.
Уточнять, что их любила Дейзи, и она же буквально вдолбила в голову этот чертов язык, пожалуй, не стоило. В конце концов, лишь цветы живут по-настоящему, отчаянно, будто понимают быстротечность жизни лучше людей.
- В них заложен настоящий смысл, мисс Мэри, - пожал плечами он, - что удобно для тех, кто не умеет говорить. Куда бы вам хотелось пойти?
На словах про удобство Мэри еле заметно нахмурилась и со вздохом поправила веточку шиповника. Новое положение почти не отличалось от предыдущего, но девушка всё равно удовлетворённо кивнула, и только после этого ответила на вопрос.
- Мне? Музыка. Или театр. Если можно, - она чуть смущённо пожала плечами. - В Гринфорде даже менестрели нечасто задерживаются. Вы любите представления?
- Я люблю музыку, - улыбнувшись чуть мечтательно, признался Джеймс, снова перехватывая руку девушки и устремляясь туда, откуда слышалась мелодия. - "Не позабуду, как я отдавал перед разлукой низкий вам поклон..."
Лишь пропев эти строки Кастебаня, он почувствовал, как талым снегом с крыши рухнула стена, отгораживающая его от Мэри.
- Знаете, мисс Мэри, - вздохнул он, прогоняя остатки уныния, - когда найду хорошую лютню, у вас будет собственный менестрель.
Как оказалось, перебор вёл не к менестрелю, хотя нашлись здесь и музыка, и плавная, напевная речь. Не нашлось - песен.
Глубокий баритон тёк поверх притихшей публики. Раскатистое "р" и одновременно с ним мягкое "л" в словах не мешали, напротив, заставляли прислушиваться, придавали необычный оттенок. И сказочник голосу подходил тоже: не толстый, но плотный низкорослый мужчина с чёрными, чуть тронутыми сединой волосами и ухоженными усиками под носом с горбинкой.
- Но стоило молодому королю увидеть портрет девушки, прекрасной, блистающей золотом и драгоценностями, как упал он без чувств, и пришлось верному слуге унести его в постель. Печалился добрый Иоганнес, потому что и слово он нарушил, и господина не уберёк от наваждения. И что теперь станется - неизвестно, а только вряд ли хорошее. И верно. Пришёл в себя король, как губы ему вином смочили, но ни о чём, кроме девицы той и думать не мог. Ни ел, ни пил, а только вздыхал да расспрашивал о королевне с Золотой Крыши. С лица спал совсем...
Голосу вторили тихие, печальные звуки виуэлы.
Этот кукольный театр ничем не походил на обычные скворечники, в которых за выгородкой прятался перчаточник или тростник. Под деревянной вывеской с выписанной вычурными красно-жёлтыми буквами надписью: "Кукол мастер Ганс Шефер и Эльза" лежал обычный помост немногим выше пояса, а ширмы с декорациями скорее походили на уменьшенные копии с обычных представлений. Мастер сидел прямо посреди кукол, перед расписаной тканью, время от времени касаясь то той, то другой марионетки, а те - двигались, сами, без нитей или перчаток. Неторопливо прохаживались по сцене, воздевали руки, глядели яркими стеклянными глазами с прекрасных, неподвижных фарфоровых лиц, а наряды - хоть увеличивай, и ко двору. Двигались - и молчали, но за них говорил мастер, подпевала за них виуэла, на которой играла, расхаживая за декорациями, худенькая, измождённая девушка, похожая на галчонка.
- Так красиво... и жутко, - тихо проговорила Мэри, глядя на обворожительную золотоволосую и голубоглазую куклу, которая держала перед собой резную рамку, видимо, изображая портрет королевны. Она выглядела такой живой, что, казалось, вот-вот подмигнёт зрителям и улыбнётся.
- Жутко, - согласился Джеймс, чувствуя как начинают зудеть шрамы на руках. Было что-то неправильное, неверное в этом кукольнике и его творениях. Что-то, что заставляло беситься "чуйство" и вызывало желание обнять Мэри. - Вам нравится?
Между тем куклы погрузили на почти настоящий с виду корабль множество золотистой игрушечной посуды и во главе с Иоганнесом и королём уплыли заманивать королевну. Виуэла зазвенела громче и быстрее.
Мэри наклонила голову набок.
- Они двигаются бесшумно, совсем. Интересно, даже шарниры не поскрипывают. Никогда прежде таких не видела. Честно сказать, я не знаю. Оно... захватывающе?
- Утварь сделана настолько искусно, что я покупаю у тебя всё! - воскликнула девочка, не прекращая играть.
Золотоволосая кукла потянулась к привезённой посуде, потом вскинула голову на фарфорового Иоганнеса.
- До последней вилки.
- Да ведь я только слуга, - добавил баритон. - Всё лучшее - на корабле у моего хозяина. Самое искуснейшее, самое замечательное ждёт - если только вы соблаговолите...
- Заманивают, - пробормотал под нос Джеймс, тщетно пытаясь отрешиться от от неправильностей и предвкушения беды, - мисс Мэри, они сделаны искусно, двигаются, как живые. Но... как-то тревожно от них, не находите?
- Скорее, кажется, непривычно, - задумчиво протянула Мэри, и интересом разглядывая трёх бумажных, с перьями воронов, которые кружили над кораблём с похищенной королевной. Птицы описывали ровные круги и даже иногда махали крыльями, хотя в воздухе их явно держало не это. - Оно неправильное, но, наверное, к этому можно привыкнуть? Я хочу сказать, оно ведь красивое. Ярче, чем обычные перчатки, как вам кажется?
- Ого, он же везёт королевну с Золотой Крыши, - очень достоверно каркнул мастер под притихший звон струн.
- Верно, - ответил второй ворон, - но ведь она ему ещё не принадлежит, - снова.
- А все-таки она его, раз находится у него на корабле, - и в третий раз.
- А толку нет! Ведь не знает он о рыжей лошади, что ждёт на берегу. Захочет на неё вскочить, так она и умчится по воздуху, заберёт его навсегда. И не видать королю тогда невесты боле! Разве что кто-то вспрыгнет на эту лошадь первым и убьёт её выстрелом в ухо - тогда конечно. Да только не знает никто, а если и знает, да скажет королю, то окаменеет от колен и до пят!
- Ярче, - со вздохом согласился Джеймс, борясь с искушением отправиться выяснять, откуда приехал этот кукольник со своей похожей на птенца Эльзой и этими странными куклами. И, черт побери, где-то там должен был выступать Хантер. Но девушка была так увлечена пьесой... Да и в Гринфорде, действительно, развлечений было мало. И Джеймс просто отвел взгляд от сцены, принимаясь разглядывать толпу.
В праздном сборище взгляду одновременно и было, и не было, за что зацепиться. Люди - разные и одинаковые - сливались в единое полотно, проплывая мимо светлыми овалами лиц, перечёркнутых и подчёркнутых порой усами и бородками. Тут и там что-то выбивалось из ряда: карманник, который пас кошелёк пухлой матроны, стражник с совершенно обалдевшим от долгого дежурства взглядом, пожилая, но ещё красивая дама под руку с молодым повесой. Но на троице, которая стояла в задних рядах, взгляд застревал намертво, выхватывая неправильность ещё до того, как её успевало уловить сознание. Два эльфа, пусть странные, были почти обычны, особенно если поменять район. Пусть у одного, одетого в чёрное, не хватало части уха, а щёку уродовал шрам, они всё равно несли флёр чисто эльфийской непринуждённости и грации. Смущали разве что глаза: холодные, бесстыжие. И у полуухого в чёрном, и у красавчика в бежевом. Глаза существ, которые заботятся только о себе, а прочее - лишь игровая арена, в которой далеко не все игроки получают удовольствие. И всё же, они стояли смирно, негромко пересмеиваясь через голову третьей в компании: молодой, едва двадцати лет женщины, в которой тоже явно текла толика эльфийской крови.

Опасный вопрос для констебля, находящегося на чужой земле, но ничего поделать с собой он не мог.
- Я - ничьих, - почти шепотом залепетал испуганный по виду мальчишка, - сампосебешный.
Оглядывался он при этом на невысокого, крепкого и коренастого мужчину с желтоватой кожей и узкими раскосыми глазами. Лысый, с кустистыми бровями, длинными вислыми усами он был похож на какое-то жуткое изваяние, замерев неподвижно неподалеку от Клайвелла. Казалось, он совсем не чувствует мороза, хотя и одет был всего лишь в тонкий джеркин и очень широкие штаны, заправленные в сапоги с загнутыми концами. Кривым же ножом мужчина чистил ноготь на большом пальце, угрюмо поглядывая на констебля.
Зрители, не обращая внимания на происходящее, взревели: валлиец, который не стал втыкать стрелы в землю перед собой, а держал их все в правой руке, выстрелил трижды почти без пауз, тратя единственное движение на стрелу. Первая ушла в голову скачущей водяной лошади, вторая до половины ушла в щит и тело всадника, а третья пробила шлем насквозь и ушла в поле, оставив алую полосу в знак попадания.
- Хорошо, - Джеймс разжал руку. В конце концов, это был не Бермондси, да и ему приходилось прилагать усилия, чтобы удержать и Мэри, и дергающегося, точно кукла на веревочке, мальчика. - Пшел вон и чтоб больше тебя рядом с нами не видел.
Марионетки его никогда не интересовали. Гораздо интереснее кукловод, что водит их, скрываясь за ширмой.
Мальчик, с ужасом кивнув, попятился и через мгновение ввинтился в толпу, растворился в ней, точно его и не было. Его пастух смерил тяжелым и оценивающим взглядом Клайвелла, точно прикидывая, какого размера тому потребуется гроб и ушел, грубо отталкивая людей, имеющих несчастье оказаться у него на пути.
- Замечательная ярмарка, - проворчал Джеймс, провожая взглядом этого больше похожего на гоблина, чем на человека, угрюмца.
- Замечательная, - согласилась Мэри вполне серьёзно. - Здесь всё интересно. Необычно. Только я боюсь, что ваш волк не выиграет. Он неплохо стреляет, но глазами и рукой, а этот рыжий - как дышит. Но войти в пять лучших - тоже хорошо, - и, без паузы: - Вы недовольны, что пришли?
- Доволен, отчего же. Только жаль, что служба везде преследует, куда не пойди.
Говорил Джеймс вполне искренне. Все эти мелочи вроде щипача и его пастуха, привычного мельтешения стражи несколько отравляли настроение праздника. Но - под руками чувствовалось тепло Мэри, а потому спешить возвращаться с ярмарки не хотелось. Да и нельзя было уходить, не повидав Хантера, верно? Согласившись с самим собой, он вздохнул, плотнее прижимая к себе девушку, и с интересом уставился на ристалище.
Словно подтверждая оценку Мэри, Хантер послал две стрелы точно в шею лошади, а вот третья только чиркнула по гриве. Этого всё равно хватало, чтобы войти в число трёх лучших и пройти в следующий этап, но сержант всё равно раздосадованно покачивал головой, переговариваясь напоследок с третьим лучником: кряжистым, как старый дуб седым великаном. Валлиец же спокойно стоял в стороне, подставив лицо солнцу. Теперь стало отчётливо видно, что вид у него откровенно зеленоватый.
- Мисс Мэри, вы посещаете заутреню? - С улыбкой спросил Джеймс, с интересом следя за изменением цвета лица меткого стрелка. - Завтра у меня дела, но восьмого... Пожалуй, я бы просил вашего разрешения навестить. Но с утра, до того, как я вынужден буду явиться в управу.
- Иногда. Но, наверное, не в этот раз.
Меж тем, солдаты не спешили устанавливать следующую мишень: качели, когда между двумя врытыми в землю столбами раскачивали серебряный кубок на тонкой верёвке, и побеждал тот, кто перерезал её дальше всего от перекладины. Вместо этого в центр вышел герольд в расшитой красными и синими квадратами накидке. Голос, усиленный магией, разносился на всё поле, и толпа притихла, не понимая, чего ждать.
- Волей Его Королевского Величества и с его одобрения для увеселения почтенных жителей Англии, наши верные маги во главе с милордом Малдредом Мак-Кринаном изобрели кое-что новое. Зрелище и проверка умений, какой ещё не бывало прежде! Милорд?
Пока зрители переговаривались, моложавый черноволосый мужчина, который сложением походил скорее на кузнеца, чем на высокопоставленного мага, вышел вперёд в сопровождении остальных армейских магов. Герольд продолжал:
- Лучники!.. Впрочем, вы всё поймёте сами. Иначе не дошли бы до финала. Уверяю, оно практически безопасно.
Клайвелл видел, как Хантер, оглядывая колчан, в котором внезапно появился пучок сияющих белых стрел, что-то бормотал себе под нос. Судя по движениям губ, слова были исключительно нелицеприятными.

Слова сорвались - и повисли. Запоздало сообразив, что выдал не слишком гладкие отношения в семье, он растерянно замолчал.
- Какого цвета у неё глаза? А волосы? - Мэри, не выказывая желания высвобождаться из объятий, потянула его туда, где раскинулись лотки торговцев пряжей, тканями и одеждой. - И пони - это тоже важно!
- Бесси похожа на меня, - вздохнул Джеймс, придерживая девушку, - и мисс Мэри, нам негде держать пони!
"Особенно - в свете ощенившейся Девоны и ее детенышей, одного из которых магистр наверняка всучит детям!"
- Есть конюшни стражи, - с замечательным равнодушием к официальным регуляциям предложила Мэри и оглядела его, словно увидела впервые. - Каштановые волосы, красивые серые глаза, замечательные, длинные ресницы... бородки и усов, надеюсь, нет.
- Надеюсь, они и не появятся, - со смешком проворчал Джеймс, приятно польщенный, - а в конюшнях стражи никак нельзя держать, мисс Мэри. Но я подумаю об этом, обязательно.
Все же, девушка была права. Детям необходимо было учиться верховой езде, а Артуру - еще и фехтованию. И ставить руку должен не отец, а учитель. И танцы для Бесси. И... Черт побери, когда все это успевать? Джеймс даже сбился с шага, запнувшись носком сапога за ледяной валок на тропке. Потом. Обо всем этом он подумает потом, когда дети вернутся и - если будет жив сам.

Из Гринфорда он вернулся уже затемно, неспешной рысью. Но Мэри до темноты доставить домой успел. И даже - о, трепещите маменькины кумушки и охочие до сплетен жители Бермондси! - запечатлел церемонный поцелуй на щеке девушки. Хотелось большего, но... Он все время на виду. Сотни глаз следят за ним, оценивают каждое слово, каждое движение, каждый поступок. Делают выводы, обсуждают, перемывают косточки. Не то, чтобы его волновало их мнение, но если с ним что-то случится, у Мэри неизбежно появится новый ухажер и для чего делать так, чтобы ему было в чем упрекнуть мисс Берроуз? Джеймс мрачно ухмыльнулся, понимая, что рассуждает не как пылкий жених, а как отец почти взрослой дочери. Как она там, его печальная звезда? Торба с одеждой для нее и Артура приятно оттягивала плечо, когда он неторопливо шел к опустевшему, холодному дому. Миссис Элизабет, должно быть, уже спала - на столе в кухне догорала свеча, остывший давно ужин был накрыт белой салфеткой и рядом с тарелкой лежал маленький конвертик.

"Дорогой отец,
Оказалось, здесь есть собственная голубятня в странной высокой башенке, и магистр был столь добр, что позволил мне зачаровывать голубей "хоть каждый день, пока их крошечные головы не закружатся". Артур уже спит. После дороги он устал так, что еле смотрел, куда нас привезли, но, думаю, завтра всё изменится. Как бы за ним уследить... Много-много места, где можно бегать, лазать и упражняться, даже есть залы, где держат живых тварей - и библиотека! А ещё полно мальчишек, которые смотрели на меня так, словно никогда в жизни не видели женщин, даже маленьких. Или, как выражается Дженни, как стражники на дармоватый - надеюсь, я написала слово правильно - эль. Они в самом деле пьют прямо в рабочее время?.. А ещё все тут носят тёмно-синее. Словно маленькая армия, и это очень странно. И всё равно ведь все разные. Хотя и одинаковые тоже.
Нам отвели всё-таки не место в казармах, а целую комнату. Здесь непривычно пусто, просторно, мягкие кровати, и главное - тихо. И тепло, словно сами стены греются. Мне всё равно не спится, но, наверное, попробую после того, как отнесу письмо. Если не заблужусь - замок... поместье просто огромное.
Скучаю.
Твоя Бесс."

Сердце застучало бешено, даже потребовалось унимать его рукой. Джеймс снова перечитал письмо, не веря, что дочь прислала весточку. И стало больно. Очень больно, до стиснутых зубов и сдерживаемых слез. Сухое, формальное письмо, в каждой строчке которого сквозило одиночество и обида. На которые Бесси, между прочим, имела право.

Лондон, Доки
7 января 1535 г.

Закалывать плащ брошью он не стал. Пусть даже глупо было предполагать, что его не знают, но, все же, демонстрировать то, что ты констебль - в Доках... Глупо не менее. Да и одежду надел попроще и постарее. И отказался от меча, оставив его в управе. Квилона должно было хватить. Ну, а в ситуациях, где не поможет длинный кинжал, бесполезен будет и меч.
Дорога была мерзка именно настолько, насколько её запомнил Джеймс. Доски, заменяющие здесь мостовые, мерзко хлюпали под ногами - обитатели этого местечка не утруждали себя выгребными ямами и выплескивали все прямо из окон. Или под ноги. Крысы, иные размером с кошку, нагло копошились в грудах мусора, ничуть не боясь шагов. Людей, ожидаемо, было немного. Пара моряков, явно спешащих по своим делам, несколько праздношатающихся типов, чьи рожи вызывали только одно желание - повесить. Скучающие стражи на углу, старательно их не замечающие. Оборванный, испуганный мальчонка, выглядящий настолько голодным, что Джеймс с трудом удержался от того, чтобы бросить ему на ходу монетку. И, наконец, таверна под красивой, кованой кружкой, лениво раскачивающейся на обрывке веревки.
У Гленголл в такое время было почти пусто. Сидел спиной к стене пожилой краснолюд в парусиновой куртке, слишком холодной для этой зимы. Время от времени он запускал похожую на лопату пятерню в густые встрёпанные волосы, хмурился и шевелил губами, словно пытался что-то вспомнить. Раздумьям помогала уполовиненная кружка дешёвого, дерущего горло рома. Напротив, у прикрытого ставнями окна расположилась с богатым кальяном женщина, которую Клайвелл вчера видел в сопровождении пары эльфов. Она даже не сменила накидку - и лица не сменила тоже, равнодушно глядя сквозь доски. Пока констебль смотрел, чёрно-белая женщина охватила губами резной чубук и неторопливо выпустила очередную струю синеватого дыма, завесив мир дымкой. Перед ней на столе стоял бокал с янтарным маслянистым напитком, запотевший, словно его только что сняли с ледника.
Почти пусто было у Гленголл, и тихо - но не совсем.
- В рам́очке, смекаешь? – четко звучала в зале забавная, ломаная речь Ю Ликиу, ручейком по камешкам перетекающая от буквы к букве. Иногда ручеек спотыкался об особо несговорчивую букву и плавно огибал ее, заменяя другой, а то и вовсе – выбрасывая на берег. – В золотой рам́очке. Квиток. От гре́фье.
В голосе китаянки звучали довольство и нескрываемый смех. Бармен с крысиным лицом, протирающий кружку обрывком красной тряпки с кружевом, согласно кивал, не поднимая головы. Юшка заливалась смехом, напоминающим о пении иволги и изящным движением узкой руки поправляла несуществующую прическу, откидывала некогда непокорную, а сейчас попросту отсутствующую, прядь волос со щеки. Да и шею и плечи она держала настолько ровно, что вместо белоснежной рубахи почти нараспашку виделась другая, с высоким стоячим воротником, наглухо застенутая и расшитая золотыми драконами по алому шелку.
Джеймс некоторое время помялся у порога, размышляя, как лучше обратиться к китаянке, но, не придя к определенному выводу, решительно прошел к стойке.
- Доброго утра, мисс Ю, - улыбаясь, поздоровался он.
Ю Ликиу единым, плавным движением развернулась к нему, просияв улыбкой в ответ настолько широкой, будто родственника увидела.
- Мистер Джеймс! Я так рада! Бабочка, - вопреки ожиданиям на зов откликнулся бармен, - "Гранде дель Маре" для мистера Джеймса. Вы ведь позволите вас угостить?
Джеймс чуть вздрогнул, удивленно уставившись на женщину. Итальянское вино любимой марки он позволял себе нечасто и... Мысленная затрещина взбодрила и напомнила, что он его упоминал не далее как позавчера, в таверне.
- Э, - неловко выдавил он, - благодарю вас, мисс Ю. Я, собственно, по делу.
Юшка рассмеялась звонко, колокольчиком под крышей пагоды.
- Конечно же, мистер Джеймс, - согласилась она, смеясь, - вы всегда приходите для работы. А ведь можно - просто в гости!
Бармен, тем временем, поставил на стойку поразительно чистый, начищенный до блеска бронзовый кубок. По таверне поплыл чистый, свежий запах винограда, созревшего под солнцем Италии, на южных склонах, сладкий и пьянящий.

Назад ноги, казалось, несли его быстрее. Хотя все еще отзывалась болью лодыжка. Нельзя сказать, что визит прошел впустую, но все же... Складывалось впечатление, будто Ю Ликиу уверена в том, что либо в Бермондси ничего не затевается, либо, что все пройдет достаточно гладко. В отличие от нее, Джеймс в этом не был уверен. Отчего-то казалось, будто городок его морочит, показывает то, что хочет, заволакивает дымом. И через этот дым Джеймс ухватывает только самый краешек... чего? И все же - не зря он отослал детей. Лучше так, чем внезапно обнаружить их заложниками. Или и того хуже - мертвыми. А еще стоило как-то ненавязчиво присмотреть за Мэри. Интересно, где в это время можно повстречать мисс Хейзелнат?
Пробежка в поисках неуловимой Дженни принесла свои плоды, и плоды эти оказались не слишком приятны на вкус. На доме Джонсонов - а после приглядывания оказалось, что и не только - обнаружился плакат, на котором мерзостная упырица с криксой на руке восседала на мешках с товарами. Подписи на плакате не было, но она и не требовалась. Уж очень походило изображение на те рисунки, что ходили после коронации. Хотя и отличалось тоже.
И булочник Уотсон не порадовал тоже. И вопросом, правда ли, что король отпустит цену на муку, и сообщением, что как-то мало её сегодня привезли, и странным, смущённым взглядом, словно хотел что-то спросить, но не решался.
Кумушки из матушкиной стаи при виде Клайвелла неодобрительно качали головами, и он мог даже по этому жесту предположить, о чём они судачат. Впрочем, разговоров вполголоса хватало и без них.
Дженни обнаружилась в крайнем деннике конюшень, где она под присмотром конюха с явным удовольствием вычёсывала некрупную рыжую кобылку. Выглядела девочка усталой. Увидев констебля, впрочем, она приветственно отсалютовала щёткой.
- Ваше констебльство! Куда детей-то задевали? Я, значит, ищу-ищу, а потом бац - и говорят, будто с рыцарем ускакали.
- Это временно. - Отмахнулся от нее Джеймс, изрядно озадаченный плакатами с королевой и малым количеством муки. И если на рисунки можно было просто махнуть рукой - не гонять же стражу их срывать, хотя намылить шеи и стоило, но мука... В свете слов Джека о том, что продажи выросли... Куда, черт побери, деваются подводы?
- Дженни, ты подзаработать хочешь? - Поинтересовался он, сообразив, что молчит уже долго и вообще девочку искал сам.
Вопреки ожиданиям, та не стала отвечать сразу, медлила, помахивая забытой щёткой. И лишь спустя несколько долгих секунд сморщила нос, пробурчала себе под нос что-то про грязные соверены и решительно кивнула.
- Как не хотеть-то, ваше констебльство? Хочу. Кто же от таковского отказывается?
- Соверен? - Переспросил Джеймс задумчиво, - ты, часом не о таком мерзком типе с лицом восточного сатрапа? Он что, в Бермондси?
Девочка небрежно пожала плечами.
- Ну так. Да только кто он такой, что мне указывать будет? Пф. Тьфу на него. Так что говорите, сделать-то надо?
Джеймс вздохнул и уселся на валяющееся неподалеку ведро, перевернув его.
- Мне нужно, чтобы ты завтра отправилась со мной на мельницу в Гринфорде, с утра. С самого раннего утра. И осталась там, в услужении у мисс Берроуз. Не нравится мне то, что здесь происходить начинает. Чуйства, как ты говоришь, неправильные. А мисс Мэри... - он замялся в раздумьях, как поточнее выразиться, - очень мне дорога. И этим могут воспользоваться в случае чего. Тебе не нужно геройствовать, всего лишь веди себя прилично и если вдруг... Ну, тебе нужно будет спрятаться понадежнее и потом сообщить мне. Буду платить по серебрушке.
- На мельницу?.. В услужении?.. - по лицу Дженни было видно, насколько не привлекает её идея. - Ваше констебльство, да какая из меня услужительница?! Эта ваша мисс Мэри, небось, посмотрит только, и вашей-то быть перестанет! И не умею я в это, ихнее... в шитьё да булавки!
- Лентяйка, - мягко пожурил ее Джеймс, задумчиво глядя на лошадей, - ладно... Расскажи-ка мне про Соверена... Что значит: "кто он такой, чтобы указывать"? Почему он указывает и куда делся прежний пастух?
- Не лентяйка я, - проворчала Дженни, - а только когда ж... нормальному-то учиться было. А Грай куда делся - кто его знает. Взял да и исчез, а вместо него - этот вот. Дрянь редкостная, я скажу. Слухи ходют, что в Лондоне как-то одного надвое порвал, за ноги-то. Просто руками, без деревьев каких. Сволочь, одно слово. Что до словей, то так и есть. Я - Дженни Хейзелнат, и я - сама по себе! Кому хочу, тому и работаю.
- Тебе ночевать-то есть где, самопосебешная Дженни Хейзелнат? - Джеймс поднялся и вздохнул, потрепав девочку за макушку.
Хм, выкупили или убрали? Убрали или выкупили? В любом случае - наверняка не дознаешься. Грай либо подо льдом уже и всплывет весной, либо далеко - и всплывет в другом городке. Впрочем, нехватку продуктов могут тоже создавать специально, без лишнего шума выкупая подводы. И даже будет неудивительно, если для отвода глаз ограбят парочку возов. Вот только плакаты с Болейн - чьи? Заговорщиков или банд? Хотя, скорее действуют независимо, а передельщики еще и прикрываются этим заговором. Джеймс очень не любил это чувство беспомощности, когда и почти все понятно, и сделать ничего нельзя. Как с Джеком Берроузом. Оно его раздражало до бешенства. Впрочем, для этого было еще рано. В управе лежал сверток с воздушным змеем, а время съездить на мельницу, как будто, еще было. По крайней мере, если в ночь ничего не начнется.
Дженни неподражаемо фыркнула.
- Есть, конечно. Чтобы чужак тут всё знал? Да ни в жисть, - она переступила с ноги на ногу и вздохнула. - Ладно... совсем утром, говорите, ваше констебльство? Когда оно ещё и не утро, небось, да?
- Спи уж, - улыбнулся в ответ Джеймс, - не прав я. Не нужно тебя в это мешать. Сам выкручусь. Держи.
Серебряная монетка перекочевала в руки девочки. Джеймс снова потрепал ее по теплой макушке, собираясь уходить.
- И купи себе шапку, наконец, - проворчал он.

Гринфорд

Сокол рвался из рук, расправлял бумажные крылья, стремясь к свободе. Живая мощь чувствовалась в нем, когда ветер подхватывал его, чтобы унести выше. Наконец, поток воздуха был пойман и птица зависла под облаками, лениво подрагивая.
- Мисс Мэри?
Передав нитку девушке, Джеймс отступил на шаг. Стоя на этом невысоком утесе, где Мэри любила играть в детстве, он отчетливо чувствовал себя мальчишкой. Змеев он не запускал с детства, хотя и клеил из драгоценных, промасленных и тонких листов бумаги, которые воровал у маменьки. Даже с Дейзи, даже с детьми. Он почти забыл: каково это - парить на невесомых крыльях в недостижимой высоте. Впрочем, его удел - земля. Не море, чей шум он до сих пор слышал во снах. Не полет, который манил его, быть может, только в детстве. И все же, сейчас он откровенно любовался Мэри, похожей на королеву ветров из старой детской сказки.
- Это замечательный змей, - голос Мэри, мечтательный и мягкий, словно соперничал с плавными покачиваниями птицы, с мягкостью её перьев. - Спасибо. За свободу, - она помолчала, склонив голову. - Скажите, мне всё ещё стоит быть особенно внимательной и аккуратной? И я не очень поняла, чего именно опасаться. Не считая обычных страхов, но они, кажется, уже не работают.
- Внимательной и аккуратной теперь придется быть всегда, - Джеймс сокрушенно вздохнул, следя за змеем, - пока я жив, по крайней мере. Хоть я и обещал не умирать трижды за день, но... Вы - моя слабость, мисс Мэри. И если детей я могу отослать, то вас - пока нет, увы. А потому нельзя пускать в дом незнакомцев, необходимо запирать двери и ставни. А еще лучше - завести злую собаку и не держать ее на цепи. С законником спокойно никогда не бывает.
Сожаление и грусть в голосе он и не подумал скрывать. С законником - любым, даже самым попустительским - спокойно действительно быть не могло. Как ни крути, обязанности все равно требуют своего исполнения, всю жизнь на лавке не пролежишь.
- Я могу завести злых разбойников, - задумчиво предложила девушка. - По крайней мере, некоторых. Но они едят больше, чем собаки. И пьют тоже.
- Боюсь, тогда у вас еще неожиданно ревнующий констебль обнаружится, - полушутя-полусерьезно заметил Джеймс, вздыхая. Лесные, конечно, могли присмотреть за девушкой надежнее его самого, лучше собаки. Но... Интересно было узнать, между прочим, как ухажеры из разбойничков отнеслись бы к тому, что Джек собирался отправить девушку в монастырь?
- И мне, кажется, больше нравится быть чьей-то силой, - задумчиво продолжила Мэри, перехватывая верёвочку. Ветер крепчал, и облака, серо-сизые, несло всё быстрее. - Хорошо. Если я позову разбойников, то только некрасивых, хорошо? Всё равно, самого милого вы посадили в тюрьму. Хм... - она бросила на констебля взгляд искоса и подняла бровь. - В тот же день, когда поливали водой.
- Мисс Мэри, - в тон ей и, пожалуй, даже более задумчиво ответил ей Джеймс, - помните, у Демосфена: "Сила слаба тем, что верит только в силу"? Слабость ведь может стать и силой, все зависит от ее желания, верно? И, пожалуй, мне стоит заняться отловом оставшихся разбойников, сортируя их по милоте. Что до воды... Больше не буду. Никогда.
Подспудно удивляясь вспыхнувшей ревности, он оторвал взгляд от крыльев бумажного сокола, с грустью думая о возвращении домой, в пустоту и тишину. Впрочем, вечер можно было скоротать у камина, за чтением. А можно было вернуться в управу и тоже скоротать вечер за чтением - но уже рабочих бумаг. И лавка там иногда не уступала мягкостью перине.
Мэри посмотрела снова, уже пристально, наклонила голову и коснулась пальцами его рукава, как в то время, когда они медленно ехали от мельницы на ярмарку.
- Жаль. Иногда поливать водой просто необходимо. Вы разве не знали?
- Знал. Но не думал, что это нужно делать с завидной регулярностью, - хмуро признался Джеймс, снимая ее руку с рукава. Впрочем, выпускать теплую ладошку он не спешил. - Вчера написала Бесси, должно быть, едва успев немного обжиться.
- Не знаю, что там было написано, но она вас, наверняка, очень любит и скучает, - Мэри пожала его пальцы. - Иначе не писала бы сразу. Вы - её дом, Джеймс. И я надеюсь, скоро вы получите ещё письмо. Другое.
Джеймс коротко кивнул, забирая нитку у девушки и привязывая змея к подходящей ветке дерева. Если поток был пойман правильно, то птица будет парить еще долго, подстраиваясь под ветер, вплоть до бури, какие нечасты в это время года. А уж подстраиваться он умел.
- И я надеюсь, - спокойно ответил он, - думаю, вам незачем завтра пропускать заутреню. Если приеду, то также, после полудня.
- А если не приедешь?
- А если не приеду, то нужно быть втройне осторожной и, черт с ними, позвать милых разбойников, - целуя девушку в лоб, со вздохом признал Джеймс.

8 января 1535 г. Бермондси.

Завтрака не было тоже. И вода для умывания куда-то исчезла. И вообще, кажется, маменька решила объявить ему войну такую, что впору уже было жениться, хотя бы для того, чтобы утром было чем умыться, а вечером - поужинать. Впрочем, для этого было еще слишком рано. Сначала нужно было вернуть детей, разгрести дела и дать Мэри время немного повзрослеть. Впрочем, отсутствие кувшина с теплой водой имело определенные достоинства. К примеру, холодная вода, которой вновь пришлось окатываться во дворе, бодрила и, несомненно, должна была его закалить, если раньше он не сляжет с чахоткой.

Путь к управе, хоть и расчищенный от снега, не порадовал тоже. Листовки стража так и не озаботилась убрать с улицы, лавки закрыты, а по мостовой бродят невесть откуда взявшиеся ободранные, худые и паршивые бездомные собаки. Толпу женщин, галдящих возле управы, он заметил издали и сразу же замедлил шаг, постаравшись идти чинно и неторопливо. Ближе стало видно, что вся эта толпа, напоминающая стаю крачек во время отлива на отмели, осаждает Хантера.
- Доброе утро!
Даффодил Паркинсон, дородная, высокая, с красными от работы руками, обернулась к нему, надвинулась, как прилив. Следом воздушным змеем тянулся Донован Паркинсон, тихий, забитый слегка мужчина, по виду которого было ясно, что мечтает он об одном: исчезнуть. Пусть даже провалившись сквозь мостовую.
- Это что же такое деется, мистер старший констебль?! Что женщине уже и дома-то спокойно не заснуть?!
Вслед за ней, отпустив край плаща Хантера, подскочила Адель Аддингтон, стройная и чопорная обычно, а сейчас отчаянно краснеющая и бледнеющая, порывисто размахивающая руками.
- И ванну не принять! - Визгливо подвердила она.
Очаровательная, красиво стареющая Гармония Литтл, испуганно цепляющаяся за рукав своего супруга, Майкла, согласно кивнула головой.
- Майкла так часто нет дома... А я одна. И страшно!
Джеймс хмыкнул, аккуратно огибая толпу и становясь у дверей управы. Кажется, проблемы Бермондси входили в следующую фазу - ночных ставенников, что лазили по окнам и пугали, ничего особо не воруя. И, кажется, это была та самая девочка Рика, что не вызывала доверия у Ю. Больше некому.
- Значит так, - мрачно сообщил он толпе, - все жалобы принимаются в установленном порядке в приемный день. Но, раз уже все собрались, проведем его сегодня. Заходим по-одному в управу. И. сообщаю вам, что подобные сборища без разрешения городских властей могут быть расценены как собрание заговорщиков против короля. А потому - настоятельно прошу не галдеть. И отдать мне мистера Хантера.
Не дожидаясь возражений, Джеймс хлопнул дверью управы.
Скрайб встретил его сочувственной улыбкой и известием о том, что корреспонденции, к счастью, нет. Хотя пиьма родственникам Клементины написаны, а сама девушка желания продолжать духовную стезю не выражает. А потому от ее имени написан еще и запрос в церковный суд с просьбой отрешить от сана. И штрафы с домов, что не расчистили дорожки - получены. Впрочем, доклад свой завершить он не успел, в контору вихрем ворвалась Адель Аддингтон, с ходу начиная причитать.
- Мистер Клайвелл, вы, право, бываете излишне жестки. Понимаю, неурядицы в семье, но горожане страдать не должны! Отчего я, честная вдова, должна запирать окна, когда принимаю ванну? Свежий воздух полезен для кожи!
- Разумеется, - согласился Джеймс, скидывая плащ и пояс с мечом на лавку и оставляя при себе лишь поясок с кинжалом, - неужели кто-то посмел не согласиться с вами в этом, миссис Аддингтон?
Женщина замерла с открытым ртом, удивленно уставившись на него.
- Да. То есть нет. - Выговорила, наконец, она, - я вчера ванну принимала, при открытом окне, как обычно. около полуночи то было. А он в окно! Как влезет! Худенький такой, в черном весь! И лицо завязано!
- Ничего не взял? Что сказал?
Джеймс уселся за свою конторку, с тоской размышляя о том, что повидать Мэри сегодня, должно быть, не получится. Впрочем, ловить таинственного нарушителя спокойствия смысла тоже не было. Разве что, просить капитана стражи усилить ночные дежурства.
- Ничего не взял и молчал! Просто смотрел и молчал! Страшно! - Миссис Аддингтон поежилась и всхлипнула. - А потом ушел в окно. Снова.
- У всех так?
Дым. Все дым. Отвлекают, заставляют распылять внимание, которое еще и не особо-то собиралось, сказать по чести. Неудивительно, если погром устроят евреям или низушкам. Черти б вас всех драли, господа лондонские!
- У всех, то есть, конечно, ванну только я принимала, но...
Адель вздохнула, покраснела и уселась на лавку, выжидающе уставившись на констебля.
- Ступайте, миссис Аддингтон, мы разберемся с этим. И позовите следующего.
День определенно обещал быть утомительным. Джеймс отчаянно ненавидел выслушивать кумушек, чьи слова зачастую были приправлены изрядной долей домыслов и грешили против здравого смысла. А ведь он планировал сегодня посетить приют в Бермондси и поинтересоваться, кто из семей в округе ищет ребенка в семью!

Гринфорд, после обеда

Ещё из-за ворот их приветствовал басовитый лай, перемежающийся рыком. И здесь речь шла уже не о спаниэлях - хотя и, кажется, ещё не о Девоне. Внутри же встречала забористая, в три оборота и до неба ругань низушка, который ощупывал прореху пониже спины в джеркине. С цепи у дома рвался громный кобель с лапами едва ли меньше мужской ладони. Лобастую голову с короткой мордой покрывала гривой густая чёрно-жёлтая шерсть. Спина и хвост поросли так же густо, в глаза мерцали волчьей желтизной, выдавая неведомую помесь. Цепь выглядела крепкой. Вышибной замок, который её запирал - тоже. Опасения внушала разве металлическая пластина, которая крепилась к брёвнам стены у наскоро сооружённого навеса. Крепление ощутимо подрагивало. Или так казалось. Впрочем, огромный пёс уже почти успокоился и взлаивал всё реже, зато с несколько голодным интересом поглядывал на Джеймса. Не улыбаясь. Гарри меж тем, выдохнувшись, перешёл к более простым выражениям.
- Чтоб их собственные псы насмерть затрахали, а потом сожрали, высрали и земли сверху накидали! Мерзогадостные подземные ублюдки! Ну вот какая, мать её, сука молодой хозя... - заметив, наконец, присутствие гостя, он осёкся и уставился на Клайвелла возмущённым взглядом, начисто игнорируя Хантера. На поясе низушка висел тяжёлый по виду чекан.
- Хм, хороший пес, - похвалил Джеймс, спешиваясь и с ответным же интересом рассматривая собаку, - а где мисс Мэри? И что за подземные ублюдки?
- Мурлоки же, - буркнул низушок. - Скоты подземельные. Ну, эти, у которых дом наполовину в землю утоплен. К ним, значит, к тварям мерзким с утра с самого и катались. За животной этой поганой и богохульственной. Для охраны, стал быть. Да только уж больно злая. Последние часы ещё лает и лает. Еле на цепь загнал.
Джеймс вздрогнул от предвкушения чего-то нехорошего, беды, готовой случится или уже случившейся, и повторил настойчивее - и мрачнее:
- Где Мэри?
Хантер, соскочив на землю, уже натягивал тетиву на прихваченный из оружейной лук.
- Так ведь на обрыве своем любимом, - уже беззлобно ответил Гарри и мотнул головой к знакомой тропинке. - Она почти кажинный день туда, особливо если солнца хоть сколько есть, порадоваться. А так-то со вчера грустная совсем, вот и... - заметив взгляд Клайвелла, он передёрнулся и заговорил быстрее. - Да вы ж чего, она ж не одна, с Алвкином. Он, может, и пожилой уже, угрюмый, а крепче иного силача, и посох у нас никто так не крутит. Лесовик, понимаете? И дубину носит такую, что ух...
- Том, пожалуй, я должен показать тебе этот обрыв, - не дожидаясь ответа Хантера, Джеймс споро зашагал по знакомой уже тропинке, - там замечательные виды.

Мэри с неведомым Алвкином ушли в этот раз дальше по реке, чем помнил Клайвелл. Стоило подойти ближе к обрыву, они натолкнулись на первое тело. Краснолюд с измазанными почему-то чернилами пальцами лежал на спине, уставив в небо незрячий взгляд. Лоб его был проломлен страшным ударом, а из голени торчал обломок кости. Ещё один разбойник - юноша чистой, хотя и присыпанной кровью одежде скорчился, держась за живот. Перед смертью его жестоко рвало. Следы вели дальше, мимо любимого места Мэри, в низинку, которая потом шла снова вверх, пока край не навис над рекой на высоте двух-трёх ростов. Здесь уже не было тропинки, никто не расчищал снег, поэтому идти было сложнее. Зато следы виднелись отчётливо, рисуя картину засады и отступления, перемежаемых стычками. Кое-где снег был закапан кровью.
О том, что схватка ещё не закончилась, возвестили глухие звуки ударов и хэканье вперемешку с проклятьями и богохульствами. Казалось, что они успели вовремя, но когда до вершины подъёма оставалось всего несколько шагов, раздался громкий щелчок, и следом - звук падения тела. После этого наступила тишина, которую даже не перемежали торжествующие возгласы. И когда Джеймс высунул голову из-за края, стало частично понятно, почему. Низушок с пращой, совершивший удачный бросок, склонился над товарищем, который скорчился на снегу, боюкая раздробленную ногу. Ещё один человек без движения лежал поодаль лицом вниз, выронив короткий меч. Тонкая смуглая девушка, затянутая во всё черное, морщась, потирала рёбра, не выпуская, впрочем, из руки длинный, узкий нож.
А пастух лондонских карманников, Соверен, молча смотрел на Мэри, стоявшую, выпрямившись во весь рост, над самым обрывом. И задумчиво подкидывал на руке кривой нож - хотя нападать и не спешил. Девушку же, казалось, больше интересовал её защитник. Высокий крепкий старик без движения растянулся в снегу между ней и Совереном. Посох, которым и отбивался пасечник, лежал в стороне. Один его край был расщеплен или срезан, и за деревом темнел свинец.
Джеймс мысленно вздохнул, отшатываясь к Хантеру, и с мрачной улыбкой расстегнул застежку плаща. Тяжелая ткань упала на снег, темным полукругом, полумесяцем охватывая ноги. Чувств и мыслей не было - только ярость, подстать какому-нибудь чудовищу. И расчет. Жестами показав сержанту, что девушку (как её?... Не важно!) необходимо убрать из лука, он снял и оверкот, оставшись в одной кольчуге. Выбор снова пал на кинжал, хотя, пожалуй, меч был бы более уместен. Но отчего-то было ощущение, что кинжалом - больше удовольствия от убийства. И это Джеймсу казалось сейчас правильным.
Сержант мельком глянул направо, где солнце упорно пыталось пробиться через облака. Сморщился на порывистый ветер, гулявший у обрыва, но - уже поднимаясь в рост и одновременно натягивая тетиву. Вторую стрелу он, словно копируя давешнего валлийца, тоже держал за пятку в правой руке. Телохранительница - любовница? - Рика всё-таки успела его заметить до выстрела, и уже начала разворачиваться, когда первая стрела с хрустом вошла под ключицу, отбрасывая девушку назад. Вторая стрела, свистнувшая уже мимо плеча Клайвелла, пробила горло пращнику. И сцена изменилась мгновенно. Соверен, вначале недоумённо оглянувшийся на тонкий, птичий вскрик Ван Хо, рванулся к Мэри, но девушка так же молча и спокойно, как стояла, припала к земле, взметнув юбку, и перекатилась за край.
Не тратя время на лишние разговоры, размышления и переживания, лишь мельком порадовавшись сметливости девушки, Джеймс рванулся к Соверену быстрым, волчьим шагом, держа кинжал прямо и даже чуть за спиной. Не мудрствуя лукаво, пастух карманников встретил его пинком сапога по голени, не слишком сильным, вскользь. И тут же, коротким тычком, метя в бок, махнул ножом, на шаге после пинка. Кисть противника Джеймс успел перехватить на противоходе, сверху, и потянул ее на себя, вбивая рукоять кинжала свободной рукой в сгиб локтя Соверена. Резко выдергивая руку злодея вверх, зафиксировав левой рукой свое правое предплечье, Джеймс повернулся налево, одновременно нанося удар коленом в промежность противника. Соверен согнулся и подло попытался упасть, зацепив ногу Клайвелла "кочергой". Не вышло. Упираясь этой же ногой в свод стопы констебля, злодей извлек из-за спины другой нож, короче и тоньше, и резко замахнулся, метя в шею, туда, где заканчивался ворот кольчуги. Нырком уходя от удара, Джеймс подтянул руку Соверена к себе и коротко, без замаха, воткнул кинжал в печень. Дожидаться смерти пастуха щипачей он не стал. Отпихнув тело от себя и не обращая внимания ни на кровь, стекающую по кольчуге, ни на пялящегося из-за пригорка, разинув рот, низушка Гарри, Джеймс бросился к обрыву.
Подмытый берег уходил вниз отвесно, шапкой нависая над затянутой льдом рекой, но под срезом обнаружилась горбатая песчаная коса, на которой упрямо цеплялись за жизнь несколько чахлых кустов. Среди чёрных голых веток ярким пятном раскинулось зелёное платье, прикрытое чуть более тёмной накидкой. Подол пошевеливал налетающий ветерок. Лицо же Мэри, с закрытыми глазами было почти неотличимо от белого снега. Девушка не шевелилась.Спуститься было негде, а потому Джеймс, торопясь и подскальзываясь, бросился назад, туда где берег был ниже и более пологим. И снова, спеша, спотыкаясь, проклиная ногу, не вовремя вспомнившую, что она болит, побежал по льду к девушке. Мэри была без сознания, но несомненно жива, хотя и бледна, с холодной испариной на лбу. Аккуратно подняв на руки и с облегчением убедившись, что позвоночник цел, Джеймс споро пошел назад, к берегу и мельнице.
Мэри заговорила внезапно, словно отдёрнули плотную занавеску.
- Красивые ресницы. Очень. Я это уже говорила, да? Но это правда. И я вот всё думала, приедете ли вы снова после вчера. Что, наверное, не успею извиниться. Слишком много говорю, и слишком мало думаю. Или слишком много? Вы, кажется, тоже слишком много думаете. Несмотря на ресницы. Так сложно, когда вот тут, - она слабо пошевелила рукой, попытавшись ткнуть пальцем в грудь Джеймсу, но сдалась. - Чувство, а снаружи ничего нету. Или не то. Или не о том. А потом оно - бах! - взмах руки не получился тоже. - Вы разрешите мастерскую в доме? С алхимией? Порох! Хотя с ним может не остаться ресниц, я читала. Но ваша матушка будет против. Но ведь новая хозяйка... ой, кажется, я опять слишком много говорю. Зато думать так весело, пусто.
- Мэри, - заботливо и даже нежно поинтересовался Джеймс, пропуская мимо ушей алхимию, ресницы и порох, - Во-первых, кто же матушку спросит-то, даже если она и будет против чего-либо? А во-вторых... У тебя голова кружится? Не тошнит? Испугалась?
Вопросов получалось много, особенно для девушки, у которой явно тряхнуло голову. Но облегчение от того, что жива, что успел вовремя, хоть сам того и не ведал, будто прорвало плотину, за которой скопились слова и чувства.
- Головы вовсе нету, - убеждённо ответила Мэри. - Поэтому тошнить не может. А если кого-то и тошнит, то это не я. И конечно же я испугалась. Я так и не успела у вас спросить, куда пропала лютня. Лютни даже важнее, чем пони, а она куда-то делась. Это тайна. Загадка. Обожаю загадки. И музыку. У тебя обязательно, совершенно точно должна быть лютня. И не простая, а какая-нибудь необыкновенная. А потом я испугалась, что ты не вернёшься. Я вообще очень много боюсь, ты не знал? И мало думаю. Или много? Наверное, недостаточно. Или посередине. Иногда нельзя думать ровно посередине, правда? Тогда наверняка ошибёшься. И иногда надо просто чувствовать... - девушка замялась и нахмурилась, потом неуверенно продолжила. - Мир кружится. Почти как солнце, только мир. Из слов. Потому что говорить - нужно. И спрашивать, наверное, тоже? Ты хочешь меня поцеловать? Ой. Наверное, это неприличный вопрос. И всё равно головы нету. Но... - она помедлила. - А как я тогда говорю?
- Словами? - Предположил Джеймс, усмехаясь и прибавляя шаг, надеясь, что Хантер не забудет прихватить плащ и оверкот. - Поцеловать я, конечно, хочу. Но не сейчас. После. Когда у тебя голова появится, а то без нее и вовсе неприлично получится. Да и таинственной загадки никакой нет: на лютню Артур прыгнул с кресла, а новую руки так и не дошли купить. И возвращаться я буду всегда, пока жив.
Если, конечно, будет куда, после пороха-то. Нет, алхимической мастерской в доме не будет точно. Особенно, в доме, где живет Артур. Несмотря на ресницы, загадки и лютни. Несмотря на голубые глаза и приятную тяжесть в руках. На сметливость и хладнокровие.
Мэри довольно кивнула и попробовала закопаться глубже в окровавленную кольчугу, но железо сопротивлялось. Зато, казалось, растрепавшиеся волосы её очень оценили возможность цепляться за ряды клёпаных колец.
- Живой - это хорошо. Очень хорошо. Я рада. Только почему-то холодный и железный. И колючий, кажется. Ты же убил этих людей? Мой герой. Жаль, я не видела. Девушка была такой жуткой, хуже, чем этот человек с ножом. И, мне кажется, очень несчастной, но это ведь не повод так красить ногти? В чёрный? Ей не шло. Так им и надо. Интересно, пойдут ли наряды Бесси. И когда же ты познакомишь с детьми? Ой. Это тоже нескромно и леди такого не спрашивают. Стоит ещё одного поцелуя. Странная математика. Качается, - она хихикнула.
- Еще б она не качалась, - проворчал Джеймс, с облегчением кивая Хантеру, с руках которого была его одежда, и с неодобрением глянув на ошарашенного низушка. - Мэри, с детьми познакомлю, как только они вернутся домой. Но сначала - тебе нужен покой, понимаешь?
- Покой, - кивнула девушка. - Не понимаю. Мне совершенно не хочется лежать. Двигаться не хочется тоже. Ты видишь сны? Мне хотелось бы знать, о чём. И, наверное, почему? Да. Почему, мне кажется, важнее. Не менее важно? Так же важно? Важно. Смешное слово, почти такое же смешное, как куст. Кусты с вопросами, с которых легко соскользнуть. Или не с вопросов, а с ответов? Растут ли ответы на кустах вопросов? И иногда, наверное, там попадаются слишком тонкие ветки. Ломаются под тяжестью... как смешно выглядит крыша. Да, я вспомнила. Я лежала, и, наверное, стоит лежать ещё? Только не на льду.

9 января 1535 г. Бермондси.

Отсутствие еды в доме начинало раздражать. С тоской подумав о том, что у Гарри еще закрыто, а в управе есть только виски во фляжке, что едой можно было бы назвать лишь условно. Да и не любил Джеймс подобные напитки, а уж после слов Мэри... Ехать к вечеру на мельницу, отчаянно благоухая "завтраком" не хотелось. Утренний мороз взбодрил его, и до управы Джеймс добежал вопреки всем заветам ходить медленно и не спеша, дабы жители подотчетного поселения видели своего законника и имели возможность высказать свои жалобы. Джеймс не завидовал сейчас тому горожанину, что подойдет к нему с жалобами. Хороший констебль - сытый констебль. Злой и голодный, как волк зимой, законник хорош только для того, чтобы наводить порядок на улицах и вешать, вешать, вешать... Уже в управе, отпихивая ногой табурет с дороги, он напомнил себе о том, что нужно поинтересоваться, о чем пел в пыточной Граф. И до чего допелся. На этой приятной мысли Джеймс уселся за свой стол, доставая из конторки набор для чистки и принимаясь точить кинжал.
Как недавно, с Марико, в дверь постучали почти сразу, но на этот раз на пороге стояла не миниатюрная японка, а низушок Гарри, с лица которого всё ещё, казалось, не сошло изумлённое выражение. Бросив нервный взгляд на кинжал, он потупился и замер у двери, перекладывая из руки в руку замотанный во много слоёв толстой ткани пухлый свёрток.
- Э-это, господин Клайвелл, тут вот...
- Что? - Взволнованно и излишне резко спросил Джеймс. - С Мэри что-то?
Склонность низушка тянуть волынку начала раздражать его еще со вчерашних событий на мельнице. А уж сейчас, когда его разрывало между детьми, Мэри и службой... Джеймс отшвырнул кинжал на стол и нетерпеливо уставился на Гарри.
Когда сталь грохнула о стол, бедняга даже подпрыгнул, а потом, словно выныривая из глубины, метнулся к столу и положил на стол свою ношу, от которой исходило заметное тепло. И начинал доноситься запах. Сдобный и вкусный. Низушок отступил на шаг. Потом ещё на один.
- Мисс Мэри, значит, да... это, велела. Вчерась ещё. К ночи, значит. Ей в голову чего-то втемяшилось, что вы с лица спали, так что вот, это самое... прискакал. Эти мне лошади ваши, как... - Гарри ещё раз посмотрел на кинжал, сглотнул и не стал договаривать, только переступил с ноги на ногу.
Не спеша развернув сверток, Джеймс с удивлением уставился на пирог, чувствуя, как от запаха и вида еды начинает кружиться голова. Снова закрыв снедь тканью, он уже спокойнее кивнул Гарри:
- Передай поклон и горячую благодарность. И что приеду к вечеру, если все благополучно будет. Как Мэри себя чувствует?
- Передам. Ждём. Спит она. По большей части, - неожиданно точно ответил низушок. - Ну и... гоняет. Это уж конечно. Что делать. А миссис Вуд я привёл, как и обещалось, господин. Хорошая женщина, добрая. И пасечника принесли, с ним ещё прежний хозяин дружбу-то водил, так пусть отлежится. Дома-то ить и нет у него никого.
- Лекарь был? - Пирог дразнил запахом и Джеймс отчетливо понимал смысл поговорки о связи сердца мужчины и его желудка. Маменька, сама того не ведая, приближала к концу свое царствование в его доме.. Но есть, не поделившись с Хантером и Скрайбом, было неправильно. А потому он терпеливо ждал.
Клерк вошел поспешно, точно опаздывая, хотя и время было раннее. С беспокойством оглядев низушка, он приветливо кивнул Клайвеллу и уселся за свой стол, принимаясь обрезать перо и принюхиваясь к витающему в воздухе аромату.
- Так, это, был, конечно, он всё и сказал, - обрадовался чему-то Гарри, очень приветливо кивая Скрайбу. - Головы, значит, ушиб сильный. Покой надобно. Спать и вообще лежать. И настои пить всякие. На рыбе. То есть нет, настои на валериане, а рыбу - есть. И ещё зайдёт. Лекарь, значит.
Джеймс вздохнул и подозрительно уставился на низушка.
- А что за лекарь-то?
Кинжал сам не почистился бы, а вот ржаветь начать мог вполне самостоятельно. И полоска грубой акульей шкуры снова заходила по лезвию, отвлекая от мыслей о голоде.
Дверь скрипнула снова, и вошёл Хантер, который тут же потянул носом воздух и безошибочно уставился на свёрток. Потом посмотрел на низушка, перевёл взгляд на Джеймса и широко, во весь рот, ухмыльнулся. Впрочем, промолчал. Прислоняться к стене у двери, как делал обычно, когда в управе был кто-то "чужой", он не стал тоже, вместо этого уселся на лавку и вытянул ноги.

Розовыми на рынке были только ленты и кошелек из бархата, расшитый речным жемчугом и перламутром. Поколебавшись мгновение, Джеймс купил и то, и другое. Немного времени заняли и раздумья у лавки ювелира. Решаться когда-то надо было, а раз уже Мэри страдает из-за него, то пусть это хотя бы будет оправданно. На выходе его поджидал градоправитель. Сэр Ранульф Блаунт, высокий и седовласый, управляющий Бермондси уже лет двенадцать, спокойно перетаптывался с ноги на ногу, с досадой поглядывая на тоскующих чуть в отдалении охранников.
- Мастер констебль! - Сухо поприветствовал он Клайвелла.- Вы, как всегда, рано. Пожалуй, появилась тема для разговора, как думаете?
Джеймс с тоской покосился на недра лавки, из которой только что вышел. Градоправитель был, мягко говоря, не вовремя. Нужно было в тюрьму, узнать о Графе, и к Мэри.
- Возможно.
- Что вы намерены предпринять по поводу недавних листовок на улицах?
Сэр Ранульф говорил спокойно и даже скучающе. И вот это-то и было подозрительно.
- Найду распространителей - повешу, - хмуро пообещал Джеймс, в упор глядя на Блаунта.
- Вы так верно храните покой Бермондси, - задумчиво восхитился градоправитель, - что, если ратуша будет доплачивать некоторую сумму вам и служащим в управе? Достаточную для того, чтобы у нас не сманили главного констебля. Ведь не ценим мы вас.
- Вам виднее, сэр Ранульф.
Подозрительно стало вдвое, уж больно походило на взятку. Но жалованье и впрямь было маленькое, особенно у Скрайба и Хантера. А заговорщиков искать он все равно не собирался, это дело ведомства Кромвеля, куда заблаговременно ушли записка и отчет.
- Я вас отвлекаю, мастер констебль? - Оживился градоправитель, вздохнув с явным облегчением. - Слышал, у вас скоро свадьба?
- Понятия не имею, - честно признался Джеймс, уходя, - простите, сэр Ранульф, я спешу.
- До свидания, мастер констебль, - уже совсем радостно распрощался Блаунт, провожая его взглядом.

Сторожевой крокодил снова встретил его басовитым лаем, но уже от самых ворот - на привязь его никто не сажал. Возможно, дело было во вчерашнем нападении, возможно, в том, что во дворе, помимо коловшего двора низушка обнаружилась и Мэри. Девушка, закрыв глаза, сидела на скамейке у стены, на сложенной в несколько раз овчине. Бледное, заострившееся лицо под тёплой шапкой украшали роскошные жёлтые синяки, оттеняемые зелёной накидкой. Услышав стук копыт и лай, она взглянула на Джеймса, улыбнулась и подняла руку, отзывая пса, который, как ни странно, послушно отошёл к навесу.
Просияв ответной улыбкой, Джеймс привычно уже набросил поводья на плетень и, покосившись на пса, прошел к Мэри.
- Ты меня простишь? - Тихо, чтоб не слышал низушок, спросил он, доставая бережно оберегаемый за пазухой пион.
Мэри, зардевшись, взяла цветок и неловко подвинулась, освобождая место рядом с собой на овчине.
- Не за что прощать. Всё по собственной глупости. Всё-всё, - и, эхом: - Ты меня простишь?
Джеймс вздрогнул от неожиданного вопроса и уселся рядом.
- Разумеется, если бы было - за что, - прижимая ее к себе, улыбнулся он, - но все уже позади, я надеюсь. Завтра заберу детей.
"И хотел бы представить их тебе". Но Мэри явно было слишком нехорошо, чтобы привозить к ней шумных детей или везти к себе, тем паче, что там была матушка.
- М-м, - протянула девушка, пристраивая голову у него на плече. Пион она поднесла к лицу, с удовольствием вдыхая запах. - Я рада, что и у тебя, и у города всё хорошо. Это ведь родственно тоже. Ходили такие жуткие слухи... чуть ли не про восстание. Не хотелось верить. В Бермондси ведь так тихо... ты убил всех этих людей? Мне почему-то ничего не говорят.
- Не всех. Но всех - и не надо. Я встретил твоего лекаря сегодня... Голова болит?
Кажется, этот вопрос он уже задавал вчера. Но не говорить же было, что одобряет такое поведение девушки вопреки необходимости лечиться? Иногда Джеймс просто молчал о том, что не требовало слов.
- Лекарь...
Джеймс не видел лица, но, чтобы представить по голосу сморщенный нос, этого и не требовалось.
- Говорит, что надо лежать в постели, когда мне лучше снаружи. Говорит, что надо покой, когда мне нужно двигаться и ветер. Говорит, что надо несколько дней... - Мэри вздохнула и неохотно добавила. - Тут он, может, и прав. Голова болит и кружится. Но здесь - лучше. А так, - она прижалась плотнее, - ещё лучше. Спокойно.
- Знаешь, - задумчиво произнес Джеймс, крепче обнимая девушку, - есть старая валлийская легенда, о Сноудоне. Это высочайшая гора в Уэльсе. Согласно ей, на этой горе был замок королевы ветров. Прекрасной, как мечта. И не было никого разумнее ее на белом свете. А когда принц Ллевелин забрался на вершину Сноудона, оказалось, что замка не было. Но была прекрасная королева, баюкаемая на облаке. И иногда мне кажется, что ты - это она.
- Это значит, что ты не только герой, но и по крайней мере иногда - принц, - в голосе Мэри звучала улыбка. - Я не слышала этой истории прежде. Только она не закончена. Впрочем, нет, - она сделала слабый жест рукой. - Всё правильно. Принц нашёл королеву, а дальше история уже наша, а не их. Странно. Прежде я не отказывалась от сказок. Наверное, это всё слабость и болезнь? В голове всё ещё очень пусто. В неё почти можно звонить.
- Не герой и не принц, - вздохнул Джеймс, осторожно запуская руку под шапку и поглаживая девушку по волосам, - всего лишь законник. Я поеду, Мэри. Хочу завтра пораньше выехать, чтобы до темна вернуться с детьми. Пообещай, что будешь лежать, пусть и на воздухе. Для гамака ведь можно найти место?
- Гамак? Я не подумала. Конечно! Хоть бы и прямо здесь, солнца больше. Я обещаю, что буду лежать. И доброй тебе дороги, - Мэри с сожалением вздохнула. - Безопасной. И радостной встречи - тоже. Я буду ждать.
- Я бы привез Бесси познакомиться, но...

10 января 1535 г.

Выезжал Джеймс еще затемно, не дожидаясь, когда посветлеет за окном. Форрест-Хилл, где сначала располагался этот монастырь, аббатство "Explorare Perdent", при котором и возник Орден, был в трех часах езды. Казалось бы, можно было и не спешить, но отчаянно хотелось увидеть детей, снова наполнить дом жизнью - их смехом и суетой. Бесси кинулась на шею радостно, а вот Артур... Мальчик вопил и пытался даже кататься по земле в истерике, требуя, чтоб его оставили тут, в Ордене, где у него друзья и вообще интересно. Выкручивался из рук угрем, пока Джеймс не утащил его в седло за шиворот. Дождавшись, пока поклонники вручат Бесси цветы, несомненно, снова выдранные в оранжерее, а голубоглазый и светловолосый юноша - объемный свиток, по его словам, переписанный собственноручно, он тронул лошадь в обратный путь. Артур ныл и всхлипывал, но цепко держался за пояс сзади, а Джеймс с радостью чувствовал тепло детей.и прислушивался к озадаченному курлыканью голубей в специальной клетке, которых всучили ему под маркой подарка от Циркона.
- Это и был Эдвард? Тот, что свиток подарил?
- Да, - просто ответила Бесси, прижимая к груди подарок. - Он очень внимательный, - и, без паузы: - Наверное, мне не следовало принимать этот свиток?
- Отнюдь. Думаю, тебе даже стоит написать ему, когда приедем. Он явно беспокоился. Бесси...- Джеймс помедлил, вздохнув, - откуда ты набралась подобных мыслей? Миссис Элизабет?
- Но тогда он будет думать, что нравится мне! - возразила девочка, изворачиваясь, чтобы взглянуть ему в лицо. - Это неправильно. Нечестно. И это не миссис Элизабет. Она, наверное, обрадуется. Хотя, нет. Эдвард ведь михаилит. Но она может обрадоваться и рассердиться одновременно.
- Миссис Элизабет, значит, - согласился сам с собой Джеймс, - и хорошо же поработала... Бесси, если ты напишешь, что добралась благополучно и обсудишь пару стихов из свитка, то не уронишь своего реноме леди. Это будет правильно и честно. И поверь, Эдварду будет приятно получить от тебя пару строк. Равноценно, если хочешь. Письмо - за свиток.
- Я знаю, что ему будет приятно. И про леди, наверное, тоже. И я ему напишу, если ты считаешь, что это правильно. И свиток ведь действительно хороший, стоит благодарности, просто... - Бесси замялась, подыскивая слова. - Всё сложно. Скажи, потом становится проще?
- И проще, и сложнее. Но ведь тебе не обязательно давать надежду Эдварду. Можно просто говорить обо всем, что интересно обоим. Это может быть началом полезного знакомства или крепкой дружбы. И Эдвард со временем это тоже поймет. Особенно, когда его выпустят на тракт.
Говорить с дочерью было сложно, особенно на подобные темы, о которых с девочкой должна бы говорить мать. Но и, черт побери, матушкино воспитание до крайности начинало раздражать. Не в монастырь ведь Бесси готовилась, для жизни. И, по возможности, жизни счастливой. Но как ей таковой стать, если дочь уже сейчас приняла все ограничения, вложенные ей в голову миссис Элизабет?
Какое-то время Бесси ехала молча, и даже Артур за спиной прекратил ныть, оставляя только стук копыт и сорочий треск, провожавший их всю дорогу.
- А как ты знаешь, что мисс Мэри тебе нравится? Так, чтобы совсем нравится, - она сидела, глядя вперёд, но уши на этом вопросе всё-таки порозовели ещё пуще, чем от мороза.
Можно было сказать о родстве душ или о "стерпится-слюбится". Или о библейских грехах вожделения и про "прилепится к жене своей". Но все это, пожалуй, стоило оставить для миссис Элизабет.
- Я думаю о ней, - признался Джеймс после долгого раздумья, - и у меня теплеет в душе, как любят выражаться поэты. Мне хочется видеть ее рядом, заботиться. И одновременно мне страшно, что ей не нравлюсь я, что она не примет моих детей, а вы - не примите её.
- М-м, - согласно протянула Бесси. - Когда она поправится.
Напряжённые прежде плечи всё-таки расслабились, и она прижалась к Джеймсу плотнее.
- Когда поправится, - согласился он, чуть понукая Белку, - надеюсь, это будет скоро. А еще надеюсь, что тебе понравятся подарки.

Гринфорд

Несмотря на уже не ранний час, Мэри всё равно приветствовала их снаружи. На этот раз - из веревочного гамака, похожего на кокон из-за нескольких слоёв шкур. Когда лошадь вошла в ворота, девушка о чём-то беседовала с Алвкином, опиравшимся на свой посох. Судя по всему, от удара камня он пострадал не так сильно, как казалось. И уж точно отделался легче, чем Мэри. Впрочем, несмотря на возраст, мощное жилистое тело говорило о том, что пасечник по силе и крепости даст фору и людям вдвое его младше. Клайвелла он встретил равнодушным взглядом, а вот на Бесси нахмурился, тут же, впрочем, отвернувшись. И, прежде, чем уйти в дом, посмотрел и на Мэри из-под насупленных бровей. То ли сожалеюще, то ли - осуждающе, понять было сложно. Девушка же, невзирая на обещание отдыхать, целеустремлённо сдвинула мохнатое "одеяло" и не без труда вылезла из гамака ещё прежде, чем Клайвелл с Бесси успели подойти.
- Джеймс, - в голосе её звучало явное удивление, но тут же Мэри опустилась прямо в снег перед Бесси, расплескав по нему зелёную юбку. И наклонила голову, глядя девочке в лицо. - Бесси. Я рада вас видеть.
- Некто Гарольд Брайнс запросил папу в защитники. Это далеко, а выезжать рано, поэтому... простите, если мы неожиданно, - девочка попыталась снова расправить платье, но наткнулась на шубку и отдёрнула руку.
- Неожиданность приятна, даже вдвойне, - Мэри подняла глаза на Клайвелла. - Это какой-то твой друг?
Бесси фыркнула.
- Нет, - вздохнул Джеймс, поднимая девушку и укладывая обратно в гамак, - даже наоборот. Ты обещала лежать, Мэри.
Кажется, пасечник нравился ему все меньше. И до сих пор, во снах, виделся так и не откинутый половичок над крышкой погреба. Каждый раз, просыпаясь, Джеймс одергивал себя, чтобы не сорваться неведомо куда, не искать эту пасеку. И каждый раз сходился сам с собой на том, что это не его дело и не стоит взваливать на себя больше, чем можешь вытянуть. Поцеловав теплую ладошку Мэри, он снова вздохнул и пропустил Бесси вперед, ближе к гамаку.
- Мы в этот раз без Артура, - ласково улыбаясь, сообщил очевидное он, - слишком шумный и непоседливый.
Собака, лежавшая под навесом, широко зевнула и снова уронила лобастую голову на лапы. Гости её явно не заинтересовали. Зато сзади, от дверей, донёсся голос Джека.
- Мистер Клайвелл? Можно вас на пару слов?
- Чудо, - пробормотала Мэри с несколько горьким изумлением и настороженностью.
- Чудо, - тем же тоном согласился с ней Джеймс, поворачиваясь к дверям, - разумеется, мистер Берроуз.
Говорить с Джеком не хотелось примерно также, как вытаскивать с эшафота чертова торговца. И, все же, он подошел к мельнику, вежливо улыбаясь.
- Может, в дом? - неожиданно мирно, хотя и с обычной хмуростью предложил тот. - Эль, ром... вино тоже есть.
Было и другое - из полуоткрытой двери несло запахом готовящейся снеди. Сзади, от гамака доносились негромкие голоса.
- Благодарю вас, мастер Джек, но - нет, - все также улыбаясь, отказался Джеймс, - мы ненадолго.
К списку не желаемых и даже опасных поступков добавилось еще и распитие вина в компании Джека Берроуза.
- Ладно, - Джек переступил с ноги на ногу, глянул через его плечо туда, где сестра о чём-то говорила с Бесси. Коротко глянул, словно на яркое солнце, и тут же отвёл глаза. - Значит... всё-таки забираете её, так?
- Разумеется, - чуть опешил от вопроса Джеймс, - кажется, договаривались ведь, мастер Джек? Вернусь из Брентвуда - надеюсь просить руки.
- Брентвуд... неблизко, - проговорил Джек словно не Клайвеллу, а сам себе, и покачал головой. - Но если скорее никак, то и никак. Ла-адно. Впрочем, уже и не так важно. Хочу ещё сказать, про обрыв этот, что из местных-то, никто бы Мэри не тронул. Да и игры эти ни к чему, понимаете.
- Понимаю, мастер Джек, - согласился Джеймс, усаживаясь на скамейку у стены, - даже и не подумал бы, на... местных-то. Я вообще за, - он покачал руками, изображая весы, - равновесие.
Джек помолчал, прислонившись к стене. И спросил неожиданно серьёзно, даже тяжело, пересиливая себя.
- Что там было, в аббатстве этом с монашками? По-настоящему?
Берроуз не уставал его удивлять. Впрочем, дружелюбием и попыткой мирно сосуществовать это явно не было. Припомнив о том, что Мэри упоминала кошмары, которые снились братцу, Джеймс вздохнул и в очередной раз начал повествование, не упуская деталей и с содроганием воспоминая девичью грудь, украшенную дольками апельсинов. Говорить об обители было больно, но и - просто, особенно потому, что Джек был абсолютно чужим. Чувства молодого мельника, вызванные бы этим рассказом, Джеймса не волновали, и краски смягчать он не стал.
- И нож сержанта пропал теперь, вдобавок, мастер Джек, - закончил он рассказ, с тоскою глянув на мило беседующих Бесси и Мэри. Последняя как раз тронула пальцем яркий, во все цвета радуги хвост платка и закивала, с чем-то соглашаясь.
- А глаз этого брата-лекаря вы, значит, не видели... - пробормотал Джек и тряхнул головой. - Как знать, не карие ли с прозеленью. Понятно, мастер Клайвелл. И спасибо, что ли. Надеюсь как-нибудь посмотреть, как этого ублюдка жгут на площади. Даже сам готов палача оплатить. Как, значит, верный сын короны и церкви.
- Не за что, мастер Джек, - пожал плечами Джеймс, - да только ублюдка этого, как вы метко выразились, будут убивать долго и в счет казны.
Помедлив мгновение и снова глянув в сторону Мэри, он вздохнул и спокойно, даже дружелюбно, спросил:
- Он вас беспокоил, мастер Джек? Снился?
Джек тоже посмотрел на сестру, щурясь, но тут же перевёл взгляд на север, за ворота. И пожал плечами.
- Может, он, а может и нет. Но сны - многовато их было в последнее время, и всё как-то не о том. Сейчас-то, глядишь, не так сильно, не туда... Отвлекаюсь. Но лучше б вам её забрать поскорее. Коли уж нравится. Хотя б и после Брентвуда.
- Заберу, - в который раз пообещал Джеймс, вставая с лавки, - а все ж, шурин, в пасеку смотреть тоже не надо. Хоть и тянет. По себе чую, что дело там нечистое.