Стоило мрачному Хантеру открыть дверь, что вела к гобелену с Архистратигом и кабинету матери-настоятельницы, как внутри раздался радостный возглас.
- Вы здесь! Наконец-то! - не старая ещё, миловидная монахиня где-то потеряла головной убор, и теперь её густые каштановые волосы рассыпались по плечам. Просияв, она бросилась к стражнику и обняла его с таким напором, что он невольно сделал шаг назад, обратно во двор.
Заметив Клайвелла, она заулыбалась ещё шире и потянулась уже к нему.
- Вы! Какое счастье!
Клайвелл вытянул руки вперед, удерживая женщину от объятий и задумчиво поинтересовался:
- А кто - я, сестра?
- Вы забыли? - монахиня в огорчении прижала к груди стиснутые кулаки. - Но, как же... ведь вы должны нас спасти, а как это сделать, если даже не помните себя? Здесь нет лекаря...
Хантер хмыкнул. Два других стражника, отошли чуть назад и посматривали на женщину с некоторой опаской.
- Хорошо, - все также задумчиво согласился констебль, продолжая удерживать монахиню, - допустим. А кто вы, сестра? И какое сегодня число?
- Аливия, - монахиня нахмурилась. - Я была так рада вас видеть, граф, вас и вашу армию...
Три представителя армии хмыкнули почти в унисон.
- ... но если вы не спасёте королеву до конца года, мир закончится.
- Мы приложим все усилия, чтобы ее спасти, - проникновенно заверил "граф" и покосился на "армию", призывая воздержаться от смешков, - особенно принц Хантер. А кто у нас королева, сестра?
Монахиня широко распахнула глаза.
- Анна... Болейн, - она говорила медленно, словно обращаясь к ребёнку. - В Лондоне? Вы не помните даже этого, граф?
Констебль тяжело вздохнул и передал монахиню Хантеру. Тот принял женщину с неохотой, но за руку взял крепко.
- Очень хорошо, сестра, - похвалил он, - а где хозяйка этого... хм...замка? Мать-настоятельница?
- Хм-м, - казалось, его собеседница ничуть не возражала против общества стражника. Напротив, отвечая констеблю, она с видимым удовольствием привалилась к груди Хантера. - Я помню, у неё был пир. Пели менестрели, а шут дажё привёл обезъянку, такую, словно из королевского зверинца. Странно, как ей не было холодно. Такая короткая шерсть... да, наверное, пир длится до сих пор. Восьмая смена блюд проследовала совсем недавно. Если вы хотите засвидетельствовать почтение, граф, то вам стоит пройти в пиршественный зал. Это прямо. Или, если хотите, я могу кликнуть стражу. Но берегитесь, граф. И вы тоже, принц Хантер. Не оставайтесь дальше десятой смены. Иначе вам не успеть.
Складывалось стойкое ощущение, что и констебль, и стражники монахине просто снятся. Клайвелл плохо представлял себе строение монастыря, но даже если опустить всех обезьянок, менестрелей и перемены блюд, выходило, что до трапезной далеко. И вообще, какого черта? В обители творится совершенно непонятный бред, а аббатиса изволит трапезничать?
- Замечательно, - радости в голосе констебля позавидовал бы сейчас и королевский шут, - обязательно засвидетельствуем почтение. Скажите, дорогая леди, а принцессу Клементину где мы отыскать можем? Это очень важно для принца Хантера!
- В темнице, - беззаботно отозвалась монахиня, которую, судя по всему, очень заинтересовало горло Клайвелла, прикрытое складкой кольчуги. - Раз - клетка, два - свет, три - спицы, четыре - милость, пять - скажите граф, сколько нужно пальцев, чтобы сосчитать?
- А по-вашему, леди, сколько? - Поинтересовался констебль, невольно подтягивая капюшон кольчуги, так, чтобы он прикрыл шею, - Хантер, спрашивать про какие-то следы, наверное, бесполезно?
- Бесконечно, - улыбнулась ему монахиня и облизнула губы. - Всё равно, что считать капельки на паутине.
- Она, - стражник кивнул на женщину в своих объятиях, потом в сторону коридора, - пришла оттуда, одна. Это я успел увидеть. Но больше... почти ничего. Очень слабо. Получается, все они дальше внутри. И давно.
- Проклятье, как туда лезть-то не хочется, - Джеймс с тоской посмотрел на коридор и тяжело вздохнул. Пожалуй, единственная кого он жалел в этом сумасшедшем доме,была Клементина. Констебль остро почувствовал себя чертовым рыцарем без страха и упрека, тяжело вздохнул и повернулся к стражникам, так и оставшимся безымянными.
- Господа, мы с мистером Хантером пойдем внутрь. Будьте любезны присмотреть здесь за порядком. И если нас долго не будет - пусть один отправится в Бермондси за подмогой.
- За порядком? - тупо сморгнул молодой стражник. Посмотрел на женщину, которая облизывала припушхие алые губы. На другую, которая всё так же, с причитаниями, кругами бродила по двору. Сглотнул и уставился на констебля. - А... как?
- Лучше всего - из страноприимного дома, - констебль ткнул пальцем примерно в ту сторону, откуда они пришли, - только дверь не запирайте наглухо, оставьте нам с мистером Хантером хоть какую-то надежду, что сможем выбраться.
Джеймс вслед за стражниками оглядел льнущую к Хантеру монашку и поморщился.
- Том, да поставьте вы эту ненормальную в уголок куда-нибудь. Идем.

По крайней мере, здесь уже тьма царила не единовластно. Хотя лампы давно никто не заправлял, в части их ещё оставалось масло, озаряя стены тёплым жёлтым светом. Сестра Клементина шла не слишком быстро, но уверенно - и совершенно бесшумно, отчего казалась бледным призраком. Плащ Клайвелла, словно мантия, волочился по плитам пола. В этой части аббатства было на удивление безлюдно. Шесть десятков обитательниц либо прятались где-то подобно сестре Делис, либо находились... где-то ещё. По пути Хантер коротко, вполголоса, рассказал, что в ещё в двух кельях видел движение, но - не стал проверять. Остальные каменные мешки, маленькие, без окон, оставались пусты.
Лишь раз им пришлось остановиться: в боковом коридоре, в том, что вел к лекарской, слышались странные звуки. Будто бы кто-то, шаркая ногами, волочил по выбоинам каменного пола что-то металлическое, с грохотом ударяя этим металлом о стены. Звук становился все ближе, и из коридорчика показалась сестра Адела, в заляпанном кровью переднике, со шпалерой для гобелена в одной руке и ланцетом в другой. Она тупо уставилась в стену, не замечая присутствующих, постояла, раскачиваясь, а затем развернулась и снова ушла во тьму. Шпалера с грохотом ударила в стену. Сестра Клементина, которая всё это время простояла, опустив глаза, неслышно двинулась дальше. Хантер, оглянувшись на Клайвелла, пошёл следом.
Наконец, их проводница остановилась и подняла руку, указывая туда, где из полуоткрытых дверей лился яркий свет.
- Трапезная, - монахиня почти шептала.
Хантер потянул носом воздух и скривился от отвращения.
- Точно так. Любят они тут... мясо.
И, действительно, воздух был пропитан запахом крови. Изнутри не доносилось ни звука.
Джеймс тяжело вздохнул, пытаясь унять сердце, решившее биться быстро и часто - и тут же пожалел об этом. Навязчивый, липкий, как и сама кровь, запах проник, казалось до самого мозга, сполз по гортани, обволок небо. Подавив тошноту, Клайвелл потянулся к двери, но Хантер поймал его за руку и мотнул головой назад.
- Там за нами эта светлая идёт. Тихо так, я едва учуял. Надо бы раньше, но это место меня... давит оно. Простите. И близко ведь не подходит, как скрадывает.
- Черт с ней, - хмыкнул констебль, подозревая, что прав насчет попутчика сестры Делис, - подопрем двери, чем потяжелее. Наверное.
С этими словами он толкнул дверь и вошел в трапезную.
Проникавший в трапезную сквозь высокие своды свет одевал горки выложенных на столы фруктов неуловимо тонким флером белесоватой пыли. В зале витал насыщенный, фасолево-бархатистый, обволакивающе-рисовый, с нотой копченого мяса, припорошенный базиликом, чесноком и перцем аромат густого супа.
Их было две. Лежали они прямо в центре стола, на красиво выложенном гарнире из риса и тушеных овощей. Две нежные грудки, бело-сливочные, увенчанные розовыми вершинками сосков, политые оранжевым соусом и украшенные полумесяцами апельсиновых долек. Коньячного цвета дольки горели на зеленых листьях салата словно янтарь, выброшенный на берег приливной волной. С левого края на спине лежала девушка с сомкнутыми ногами; руки — вдоль тела. Вся ее кожа была исполосована тонкими кровавыми рубцами. Кровь на ранах уже запеклась и была черно-коричневой. По обеим сторонам тела были расставлены шесть тарелок, на которых лежало что-то вроде свежего заветрившегося мяса, только более черного. На круглом блюде, на возвышении стола, обложенные веточками петрушки, слабо розовели мозги. Запах крови, постоянно всплывавший в аромате кисло-сладком соусе роковой нотой, охлаждал фруктовую свежесть, привносил в нее жаркую горечь. В нем была и роскошная пряность, отдающая сладковатой гнилостью водорослей, и угольная пыль сгоревшего дерева, и окисленно-медный запах застоявшейся воды.
Во главе стола восседала дородная, пожилая монахиня. Она сосредоточенно что-то жевала, давилась, сплевывала и бормотала под нос. Руки ее при этом копошились в хабите, разрезанном на животе. Услышав шаги, она повернулась к вошедшим и стало ясно, что жует женщина свои собственные кишки. Жует с аппетитом, будто бы вкуснее ничего, никогда не ела, с выражением блаженства на лице.
- Холодно! - Сообщила она Клайвеллу. - Здесь так холодно!
- Сестра Агнесса, - почти неслышно выдохнула Клементина и плотнее стянула вокруг себя плащ.
Сердце начало биться так медленно, что, казалось, сейчас и вовсе остановится. Комом к горлу подкатила тошнота и Клайвелл самым постыдным образом привалился лбом к косяку двери, отвернувшись от кровавого пиршества. Легче не стало - память услужливо подсовывала то апельсиновые дольки на грудях, то мозг в петрушке, то монахиню, пожирающую саму себя.
- Клементина, дверь в подвал далеко? - Сдавленно проговорил констебль, чувствуя мерзкие рези в желудке.
- Нет. По стене справа дверь на кухню. А там подпол, - Клементина говорила тихо, опустив глаза, но голос её не дрожал. - Три дня назад я отказалась туда идти. Поэтому мать-настоятельница...
Хантер коротко и грубо сказал, что он думает о матери-настоятельнице, и у монахини дрогнули губы. То, что происходило в трапезной словно омывало её со всех сторон, не касаясь.
- Близко.
- Идем.
Джеймс решительно развернулся и, стараясь не смотреть на стол и монашку за ним, зашагал по вдоль стены. Будучи маленьким, он мечтал о море. О том, как однажды взойдет на борт корабля, как упруго качнется палуба под ногами. Пол трапезной качался сейчас примерно также. Только вместо соленого ветра с запахом моря пахло кровью и специями. И не было слышно голосов чаек - только бормотание пожилой монахини. И команда у него состояла из волкоподобного Хантера и невозмутимой как не в себя Клементины. Да и ответственности он нес куда больше, нежели капитан судна. Смерть от моря представлялась более чистой, нежели в этих пропитанных страхом и кровью стенах.

Глаза погасли почти одновременно, и невидимые создания с шуршанием метнулись в разные стороны. Стражник отскочил от монахини так, словно бледная кожа под его пальцами внезапно раскалилась. При этом он запутался в сброшенных под ноги штанах и чуть не упал, ощутимо треснувшись затылком о сосновую полку. Голова оказалась крепкой, и сознания он не потерял, хотя и взвыл от боли. Монахиня выпрямилась спокойнее и бесстыдно повернулась к констеблю. Ложбинка между высокими крепкими грудями блестела от пота. Аливия тяжело дышала, но на лице её сияла счастливая улыбка.
- Граф! Вы всё-таки решили к десятой перемене? Как это мило!
- К-констебль! - неожиданно радостно добавил стражник.
- Штаны-то надень, - сердито посоветовал Джеймс и улыбнулся женщине в ответ. - Милая леди, рад наблюдать вас в добром здравии. Ведь известно, что у женщины здоровье с красотою неразлучны. Не будете ли вы так любезны отойти от этого, без сомнения, недостойного вас и милостей ваших плебея к вон той, самой дальней полке с кувшинами? Этот стражник бросает тень на вашу незамутненную прелесть, а мы с принцем Хантером, как истинные рыцари, желаем восхищаться ею издали.
- Но он мне нравится, - возразила монахиня, не трогаясь с места. - Разве что, может, вы, граф, или принц Хантер составили бы мне компанию вместо него? Здесь не очень тепло, и ужин скоро закончится.
За её спиной мелькнула быстрая небольшая тень, на миг сверкнув большими зелёными глазами, и скрылась за бочкой. Стражник торопливо натягивал одежду, путаясь в штанинах.
- Увы, милая леди, - Клайвелл сокрушенно покачал головой, - мы с принцем приняли целибат во искупление тяжких грехов. А потому вынуждены лишь любоваться вами. И желательно издали, чтобы красота не слепила так сильно.
- Целибат? - монахиня с выражением ужаса на лице прижала руки к груди. - Но, как... это правда? Это действительно так? Вы не обманываете?
- Истинная правда, - громко заверил ее Джеймс, неуместно (или очень даже уместно) припоминая, что с женщиной он не был уже черт знает сколько. Проклятая служба! И тут же тише, чуть развернувшись к Клементине, спросил, - Где второй выход, сестра?
- Прямо и направо, - еле слышно ответила та. Глаза Клементины, ни на миг не останавливаясь, метались между густыми тенями.
- Слышь... холоп, - возвращаясь к образу графа, окликнул успевшего натянуть штаны стражника Джеймс, - поди сюда, принц Хантер желает тебя видеть! Живо!
- Но тогда, - заключила Аливия неожиданно жёстким голосом, - от вас нет никакого проку. Вы - не мужчина, граф.
Стражник неуверенно сделал шаг, оглянулся на монахиню и пошёл быстрее, чуть не падая. Кольчуга осталась на мешке, но ему хватило разума прихватить меч, и теперь он на ходу пытался застегнуть ремень.
Вынырнув из тени, к ноге женщины, словно кошка, прижалось странное создание: четыре длинные когтистые лапы поддерживали худое гибкое туловище, покрытое каким-то наростами. Кое-где на голой, серой в коричневое пятно коже виднелась шерсть, больше походившая на серый с прозеленью мох. На остроносой морде почти светились огромные круглые глаза. Щерилась длинными иглами зубов широкая пасть. Существо вскинуло голову, и монахиня отсутствующе потрепала его по костистой спине.
- Увы и ах, милая леди, - охотно согласился Джеймс, с тревогой следя за стражником и поглядывая на тварь у ног женщины, - но, возможно, я просто еще не встретил ту, единственную, что согрела бы душу и...хм... не только душу воина. Ведь доселе спутницей моей была только смерть, а ложем - поле боя. О, если бы однажды повстречать ту, что подобно нежному цветку можно было бы прижать к груди и никогда уже не расставаться с нею!
Запас куртуазных любезностей, и без того скудный, заканчивался. Нужно было выбираться из подвала.
- Голова болит, - тихо сказала сзади Клементина. - И страшно.
Стражник, который, наконец, подвесил ножны на место, с удивлением взглянул на молодую монашку, со страхом - на хмурого Хантера и, наконец, покаянно - на констебля.
- Мистер Клайвелл, тут... там это, в общем, она как пришла, и платье на груди...
- Ничего страшного, холоп, - любезно согласился Джеймс, не переставая улыбаться Аливии, - дай только выбраться отсюда, я сам тебя прирежу. Клементина, еще немного, мы уже выходим.
- Ах, леди Аливия! - Продолжил он, быстро и осторожно продвигаясь вперед, туда, где Клементина обещала заветную дверь. - Неужели же мне, воину, прошедшему столь тяжелый путь, не улыбнется нежной улыбкой прекрасная дама? Не одарит лентой или букетом фиалок? Не выразит как-то иначе свою благосклонность? Неужели мне остается лишь печально взирать на Луну, мечтая о той, что единственная достойна стать владычицей моего сердца?
Аливия задумалась и переступила с ноги на ногу. Тварь порскнула в темноту. Двигалась она заметно быстрее и собаки, и кошки. Когда констебль со стражниками подошли немного ближе, чтобы свернуть туда, куда группу вела Клементина, старшая монахиня покачала головой.
- Нет, - скрестила руки под грудью. - Не выразит.
Со стойки взметнулась тень и опустилась на голову неудачливому стражнику. Тот в ужасе заорал и замахал руками, и тварь отлетела под полку, оставив на щеках и груди человека раны, которые тут же наполнились кровью. Только чудом одна из лап не зацепила глаз. Тьма вокруг взорвалась визгом и смехом, до жути похожим на человеческий. Детский. Казалось, тени мелькают повсюду. Юркие монстры сверкали суженными зрачками с полок, из-за мешков, исчезали и тут же появлялись в другом месте так, что сосчитать их было невозможно. Хантер махнул мечом в сторону одной из тварей, которая пыталась вцепиться ему в ногу, но та со смехом отскочила назад.
- Ну и отлично, - злобно пробурчал себе под нос Клайвелл, поворачивая вслед за Клементиной, - то же мне, Гвиневра нашлась. Где эта дьяволова дверь?
Аливия небрежно повалила канделябр и звонко, радостно рассмеялась. Смех длился и длился, отражаясь брызгами от каменных стен, словно монахине не нужно было дышать. Она стояла прямо и бесстыдно, положив руки на бёдра; в наступившем полумраке тело почти светилось. Косоглазый стражник, зажимая лицо свободной рукой, через шаг оглядывался на неё, но Аливия не сходила с места. Просто стояла и смеялась одной ей понятной шутке.

Изумленные взгляды трех пар глаз были бы, наверное, достойной наградой героям, если бы не нецензурные слова, почти синхронно вырвавшиеся из уст молодого стражника и одного из крестьян. Судя по неаккуратно сваленным в кучу вещам, прибыла эта крестьянская семейка недавно. И такого приема явно не ожидала. Женщина, скромно одетая, испуганно прижимала к себе мальчишку лет девяти, от которого так и сквозило любопытством. Глава семейства напоказ храбрился, но вид окровавленного констебля с девушкой на руках и стражников, залитых кровью тоже, вывел из равновесия и его.
- Ух ты, крови-то сколько! - звонко, на весь дом прозвучал детский голос. - А куда мистер её несёт?
Крестьянка шикнула на сына и обняла его крепче, словно опасаясь, что интересы констебля не ограничиваются только обитательницами аббатства.
- Здравствуйте, - неожиданно вежливо поздоровался констебль, вяло удивившись этой вежливости и положил девушку на первый же топчан, рядом с которым устало уселся на пол сам. Сапог проще было распороть до конца, чем снять, что Джеймс и сделал. Нога выглядела плохо. Черт её знает как, но нужно было быстро привести ее в порядок. Иначе о штурме башни не могло бы идти и речи.
- Здравствуйте, - явно опешив, ответил крестьянин, - а... что за...?
Последняя фраза была, конечно, не из тех, какую надлежит произносить в присутствии констебля и стражи, но мужчина не смог выразить свое изумление приличнее.
Джеймс с сожалением развел руками в ответ и поманил к себе молодого стражника.
- Надеюсь, лошадь твоя заседлана, - начал он, - потому что я сейчас попрошу тебя вот эту девушку отвезти к мистеру Скрайбу. Да бережно, если бы не она, мы не вышли бы! На словах передашь ему, что девушку нужно определить в госпиталь, но в чистую палату, понимаешь? Еще скажешь, что нужен гонец в Орден, к михаилитам. Чуть более двадцати голов в обители - не забудь. Даже если ночью они разбредутся, все равно такое количество тварей в округе - проблема для всего графства. Также, пусть он пришлет сюда лекаря стражи и вернешься сам, с телегой. Ну, и если капитан ваш отжалует хоть пяток человек еще - я буду его вечным должником.
Выдав эту тираду, Клайвелл закрыл глаза, переводя дыхание, и слабо улыбнулся. Определенно, если он выберется отсюда живым, завтра же поедет на мельницу. Наплевав на эти раны и те, которые, возможно, получит через пару минут. Поедет с этой книгой, которую пролистал на бегу, сразу после покупки и которая помогла хоть ненадолго отвлечь внимание бесноватой Аливии. Поедет просто для того, чтобы прогуляться по берегу реки с нежной, чистой Мэри Берроуз. И к дьяволу ее брата и его шашни с лесным братством.
- Вот же твою же... - потрясенно выдохнул крестьянин, - помолились, значит, на дорожку мы с тобой, Дженни.
Дженни испуганно закивала, обнимая мальчика.
- А он её из аббатства украл, да? - не унимался ребёнок. - А я знаю! Это ведь грех!
Джеймс досадливо закатил глаза. Слава похитителя монахинь его не прельщала совершенно.
- Это ужасный грех, - согласился он с мальчиком, - ты прав. Вырастешь - констеблем станешь.
С этими словами он поднялся и проковылял в лазарет, чье наличие в страноприимном доме можно было угадать по резкому запаху трав и настоек, просачивающемуся сквозь полуоткрытую дверь. Некоторое время он просто стоял там, наслаждаясь тишиной и невольно задаваясь вопросом, не прикасались ли руки беглой послушницы Эммы к этим вот бинтам? Позавидовав удачливости девушки (бордель или обочина теперь представлялись лучшей участью, нежели монастырь), Джеймс взял корзину с травами. Травы полетели на пол, а бинты и настойки - в корзину.
- Держите, Том, - проходя мимо Хантера, он всучил свою ношу стражнику, уцепив лишь пару бинтов да пузырек темного стекла с надписью "Matricaria chamomilla". Настойка ромашки на крепком бренди была невероятной, мерзкой гадостью. Но, все же, бодрила и Джеймс даже смог забинтовать себе ногу, прямо поверх чулка. Сапоги он бессовестно снял с раненого стражника и они были чуть велики, но не слетали и это, все же, было лучше, нежели ходить босиком. Он уселся на топчан, давая себе короткий отдых и запретил думать о чем-либо. Не получилось. Ночной пес стучится в небо. Десятая перемена блюд. Свет и спицы. И все это - на его участке! Ну что же, придется, все же, сходить в башню и спросить у этого пса, какого черта он стучится так, что у сестры Делис болят глаза, которыми она зачем-то слушает.
- Это ж надо, до чего кромвелевы прихвости дошли, - крестьянин то смотрел на Клементину, пытающуюся сесть, то на констебля, укоризненно и зло качая головой, - уже и голубиц из обители таскают!
И это тоже Джеймс пропустил мимо ушей, хотя и обязан был за подобное арестовать йомена без суда и следствия. По совести сказать, ему вообще не хотелось шевелиться. И потому, вопреки себе и своим желаниям, он с трудом поднялся на ноги, конфисковав у какого-то черта мешкающего молодого стражника длинный квилон. Ножны с мечом грохнули о пол, но наклоняться и поднимать их Джеймс не стал. Квилон, все же, был предпочтительнее в башне: еще не меч, но уже и не кинжал.
- Ну что, Том, - самоирония, звучавшая сейчас в голосе Клайвелла, наверное, удивила всех, кто его знал, - вобьем в свои гробы по гвоздю славы?
Хантер заканчивал заматывать стражника, на которого ушло почти всё найденное в госпитале полотно. Всю спину и бёдра невезучего мужчины покрывали длинные глубокие порезы, порой доходившие до кости. Оставалось только гадать, как он ухитрился пройти хотя бы до выхода почти самостоятельно. Несмотря на плотные льняные подушечки и связывающие кровь травы, на повязках кое-где уже снова проступали красные пятна. Наконец, смерив свою работу не слишком одобрительным взглядом, Хантер со вздохом поднялся на ноги. Сам старший стражник отделался легче: от самого худшего тоже спасла кольчуга.
- Нам славы не полагается по уставу. Так что, не знаю, как вы, а я бы лучше что-нибудь забил в... - он оглянулся на крестьянку с ребёнком и пожевал губами, - чужой гроб. Джеймс.
- Годится, - кивнул констебль, с неохотой поглядывая в сторону двери во двор обители. - Идем. Надеюсь, десятая перемена блюд еще не наступила.
Поморщившись от излишнего пафоса слов, он совершенно не героически похромал к двери.

1 января 1535 г. Бермондси.
Вторник. Убывающий полумесяц

Боль - единственное слово, которым можно было сейчас описать бытие Джеймса. Она терзала его ночью, не давая нырнуть в спасительное забытье сна. Пробуждение после зыбкой, неверной дремоты также ознаменовалось ею. Ужасно хотелось пить, что было неудивительно. Судя по бледности рук, кровопотеря была значительной. В зеркало смотреть не хотелось. Джеймс пошевелился в постели, намереваясь встать и заставить выпить себя красного вина, но тело отказалось слушаться. И он, беспомощно лежа на кровати, уставился в потолок, размышляя. Думать, слава Богу, было не больно.

Достучаться до Творца, значит? А то, быть может, и место его занять? Жаль, спросить не успел, каким образом он собирается попасть в Эдем. Мысли то лениво ворочались, то пускались вскачь, в раненой ноге, судя по ощущениям, жила стая крыс, мерзко копошившихся в ране, раздирающих ее когтями и зубами. Странно, но даже события в монастыре не волновали его сейчас. Не вызывало удивление даже чудесное спасение из подвала. Хотя, признаться, в Клементине подобные способности он даже и подозревать не мог. Надо бы написать ее родным, пусть заберут девушку домой. Или определят в другой, светлый, монастырь, если монахиня имеет склонность к подобной жизни. И, черт побери, необходимо писать шерифу и милорду Кромвелю. Коль уж король назначил последнего надзирать за делами веры. И, наверное, нужно было вставать и как-то идти в управу. Хотя и не хотелось. Ничего не хотелось. Кроме, может быть, прогулки до Гринфорда, на мельницу, к белокурой Мэри Берроуз, но... Нужно было быть честным хотя бы перед самим собой - он был не в состоянии даже сидеть в седле. А уж изображать раненого героя перед девушкой - выше его сил и вопреки принципам. И все же, сейчас, после обители, он отчаянно тосковал о Дейзи, невольно смешивая ее образ с мисс Мэри. За дверью, негромко, но уверенно, отдавала указания брату Бесси. Моя печальная звезда... Так дочь называла Дейзи. Так, вслед за женой, стал называть ее Джеймс. Нет, она не была грустной, его Бесс. Скорее, серьезной не по годам. Время промчалось так незаметно, что он, с головой ушедший в работу, не успел и понять, как дочь встала на пороге взросления. Еще чуть - и за обеденным столом неожиданно обнаружится зять. Проклятье, пора бы отпустить Дейзи. В конце концов, он не принял постриг и не обещал скорбеть всю оставшуюся жизнь. Работа удержала его в рассудке, когда она умерла. Дети вытащили вчера из монастыря. Сама же покойная супруга пока лишь только ласково и чуть насмешливо улыбалась во снах, которые, впрочем, снились все реже.
- Бесси! - Негромко позвал он, но дочь не заглянула в комнату. Уйдя далеко от двери и не слыша зова отца, она уже громко распекала Артура за пятна на рубашке.
Хозяюшка... Джеймс улыбнулся, уложил поудобнее ногу и, наконец-то, заснул.

Проснулся он ближе к полудню и тут же отчаянно пожалел, что оставил Белку на конюшне стражи. Прогулка по Бермондси представлялась сложной, почти невыполнимой задачей. И все же, с большим трудом, он оделся и вышел из дому. О подвигах в монастыре, похоже, знали если не все, то почти все. Девицы кокетливо стреляли глазками по совсем не героически хромающему Джеймсу, заставляя улыбаться в ответ. Почтенные лавочники здоровались с оттенком сочувствия, торговец вином так вообще всучил две бутылки кьянти, не слушая возражений. Доковылял до управы Джеймс только часа через два, хотя по ощущениям, прогулка длилась вечность и еще немного. Ввалился в дверь - и рухнул на лавку, вытягивая натруженную ногу и с блаженным стоном опираясь на стену.
- Худо пришлось? - Скрайб, раскладывающий бумаги по папкам, глядел участливо.
- Как в преисподней побывали, - вспоминать и уж тем более - рассказывать о произошедшем, Джеймсу не хотелось, - мистер Скрайб, придется написать несколько писем. Шерифу - с отчетом. И милорду Кромвелю - копию отчета. И как монахиня?
Клерк выудил два конверта с тяжелыми печатями и продемонстрировал их констеблю.
- Шериф уже знает, с утра курьер был. Поскольку вы все равно читать не станете, то перескажу вкратце: вы - негодяй, разгильдяй и сукин сын, неспособный поймать и заточить в тюрьму одного жалкого монаха. Но вы, все же, занимались этим делом и теперь шериф желает, чтобы вы нашли этого злодея, мертвым или живым, и представили в ассизы. Даже если его придется ловить в Ирландии. А потому отныне вы - старший констебль, со всеми полномочиями. Но если не оправдаете - шериф грозится вздернуть. И еще он требует ясности по вопросу некой Эммы Фицалан. А монахиня... В госпитале отдельную палату дали, спит все.
Джеймс тяжело вздохнул. Его вполне бы устроило пусть маленькое, но зато получаемое без лишних проблем, жалованье. Теперь же придется выискивать сумасшедшего монаха по всей стране, будь он не ладен. Впрочем, в любом случае стоило сначала дождаться, когда он где-нибудь всплывет. А для этого необходимо было налаживать сеть осведомителей и курьеров. Джеймс застонал от боли, но к этому стону примешивалось еще и уныние. Он ведь только начал возвращаться в семью!
- А второе письмо? - Без особой надежды поинтересовался он.
- Из королевской канцелярии. Ответ на запрос о повышении для мистера Хантера.
Скрайб вытряхнул из конверта серебряную брошь, розу Тюдоров, точно такую же, как у самого Клайвелла, но меньше, размером с шиллинг.
- Отлично, - просиял Джеймс, - полагаю, не стоит тянуть, с такими новостями-то, необходимо послать за Хантером.
Брошь и патенты были вручены, кьянти распито на троих и Джеймс, доковыляв до конюшен, с огромным трудом взнуздал Белку и направился домой.

2 января 1535 г. Билберри. Вечер вторника.

Тихо скрипнула дверь и Тоннер-трактирщик, расплывшись в радушной улыбке, полетел навстречу вошедшим, кланяясь и всплескивая руками.
- Господин! Госпожа! И раньше, чем обещались! Счастье-то какое! Отужинать желаете? Комнату вашу никто не занимал, только прикажите - Пэнси вмиг там камин растопит!
- Раньше? Так это всё ваше гостеприимство, мистер Тоннер, - мужчина стянул перчатки и с видимым удовольствием растёр руки. - Отужинать желаем. И вино. Комнату желаем тоже, и ещё одну, на одного, но чтобы не хуже. И хорошо бы и её обогреть заранее.
- Будет все исполнено, - угодливо закивал краснолюд, указывая на стол с шаром, - и столик ваш тоже свободен.
Джеймс, успевший было задремать, встрепенулся в своем углу. По всему выходило, что эта пара - как раз-таки михаилит с беглой послушницей. Но, черт побери, как узнать в богато одетой девушке, смотрящей гордо и уверенно, беглянку из этой чертовой обители? Да и михаилит выглядел скорее лордом, нежели твареборцем. Но если это были они - задача значительно упрощалась. Не верилось, что девушку, окруженную такой заботой, могут оставить в борделе. Или на обочине. Что ж, сказки иногда случались, да и гадать можно было долго. Стоило просто спросить.
Михаилит, если это был он, осмотрел предложенный стол и добродушно усмехнулся.
- Лестно. Насколько поднимаются цены за таким столиком? - впрочем, несмотря на слова, тон был скорее поддразнивающим.
Под плащом у него обнаружился чёрный шерстяной оверкот, отороченный серебряной тесьмой. Девушка же, сняв тёмно-красный плащ и зелёную шубку с меховой шапочкой, осталась в богатом платье глубокого цвета бургунди.
- Мясо, зелень, вино, сыр? Как обычно? - Тратирщик явно знал вкусы своих посетителей.
- Верно помните. Хорошая память трактирщику - залог успешного дела. И вино - сразу? Согреться бы, с улицы.
Трактирщик испуганно отшатнулся от столика, точно раскрыли его тайну, поклонился и исчез на кухне. Почти сразу оттуда появилась Пэнси с подносом, уставленном снедью. Мужчина принялся разливать по кубкам дымящееся вино.
Похожи? Не похожи? Сестра Адела явно не блистала описательными талантами. Шрам на плече... Джеймс хмыкнул. Не раздевать же ему, в самом деле, этого человека, чтобы убедиться, что он - мракоборец?
Он вздохнул, переколол брошь на пояс и, одернув вышитую тунику, подошел к столику пары.
- Добрый вечер, - Джеймс помедлил, не зная, как продолжить разговор, - меня зовут Джеймс Клайвелл. И я - констебль в Бермондси. Полагаю, вы - господин Фламберг?
Тот окинул его быстрым взглядом и кивнул, подняв бровь.
- Полагаю, что так. Садитесь, констебль. В ногах, как выяснил ваш коллега из Кентербери, правды нет, даже если их четыре. Вина?
Девушка улыбнулась едва заметно, краем губ и выпрямилась, пристально глядя на констебля.
- Благодарю. В моих ногах сейчас правды нет тем паче. Хоть их всего две. - Джеймс проворно уселся и положил руки на стол. - Не буду заходить издалека. Видимо, вам уже известно, что госпожу ищет ее брат, лорд Фицалан. И, признаться честно, мне совсем не нравится мысль, что леди стоит ловить, возвращать в семью... Тем более, - взгляд его задержался на руках девушки, - как я понимаю, вы будете против.
Он улыбнулся, представив содержание письма надменному Фицалану. И лицо шерифа, когда тот получит копию отчета. Черт побери, ради этого стоило трястись по дурной дороге!
Беглая послушница легко коснулась рукава михаилита и что-то шепнула, так тихо, что разобрать было невозможно.
- Будем, - смиренно вздохнул Фламберг. - Тем более, что леди сейчас и так уже находится с семьёй, зачем её куда-то возвращать? Да ещё через управу. Если шурину так хочется поговорить с сестрой, так и занимался бы этим по-семейному. Как подобает. Но, правда, - он улыбнулся, - миледи не очень хочет его видеть.
- Охотно верю, - согласился Джеймс, снова припоминая жесткий, холодный взгляд брата девушки. И то, как та часть его самого, что отвечала за необъяснимое чутье на неприятности (и неожиданное везение) содрогнулась, лишь только тот вошел в управу. - Но он настаивает на возвращении госпожи, а потому я вынужден попросить, чтобы она написала своей рукой нечто вроде расписки. И... - он вздохнул и просительно глянул на михаилита, - вы позволите задать госпоже несколько вопросов?

Михаилит усмехнулся и откинулся на спинку стула.
- И вы, разумеется, спрашиваете об этом у члена ордена, известного своим пристрастием к кровавым ритуалам, чернокнижничеству, дьяволопоклонству и... дорогая, к чему ещё?
- Скотоложеству, богохульству и содомии, - без запинки перечислила девушка, устало кладя голову на плечо воина, - и, конечно же, умыканию послушниц.
- В Бермондси-то, слыхали-с, - Тоннер, проходивший мимо, видимо, не удержался от того, чтобы поделиться свежими новостями, - констебль монашек на руках из обители выносил. Самую хорошенькую, значит, в своем плаще - и в город велел отвезти. А старую - как мешок, на плече. Но голую...
Выдав эту исчерпывающую информацию, трактирщик поставил на стол фрукты и ушел.
- Напротив, - Джеймс, начавший говорить, после слов трактирщика осекся и с возмущением уставился на краснолюда. Воистину, слухи бежали впереди лошади. - Напротив, говорю с братом ордена, принесшим клятву бороться с... наблюдаемым.
Фламберг сочувственно улыбнулся ему и обнял Эмму Фицалан за плечи.
- Боюсь, вам всё кажется, констебль. Ничего тёмного здесь не творится. Мы прибыли на посвящение новорожденного ребёнка ордену Михаилитов, который, как вы только что сказали сами, призван бороться с ненаблюдаемым. И родители, вы не поверите, были счастливы. Этот город населяют люди искренней набожности, в этом и сомнений нет. Но, мастер Клайвелл, - улыбка михаилита стала хищной. - Вы в вашем рассказе явно упустили несколько деталей. Я и не думал, что у нас - столько общего. Может, зайдёте вечером да расскажете за бутылкой? Чтобы не перекрикивать собравшихся.
- Детали, - проворчал Джеймс, потирая разболевшуюся ногу, - но приглашением непременно воспользуюсь.
Ощущения от этой пары ему было сложно облечь во сколько-нибудь внятные слова. Казалось, будто бы они живут в своем мирке, лишь гранями, наподобие тех, что у девушки на обручальном кольце, соприкасаясь с окружающим. Но, признаться, они вызывали невольную симпатию.
Дверь снова открылась, и через порог ступил Вальтер Хродгейр. Оглядел зал, задержавшись взглядом на женщине в синем, кивнул констеблю и прошёл к столику, который незадолго до этого покинул Клайвелл. К нему тут же подскочила Пэнси с бутылкой горячего вина - видимо, северянин заходил сюда не первый раз. На Эмму и михаилита он бросил единственный любопытный взгляд, после чего сосредотовился на выпивке.
- Большой, - задумчиво прокомментировал Фламберг, перехватив приветствие. - И двигается хорошо, спокойно. В прошлый визит я его здесь не видел.
- Жуткий, - девушка поежилась, не поднимая головы с плеча михаилита. - Рассчетливый, хладнокровный. Зимняя ночь в горах, в ледяной пещере. Где нет огня и лишь завывание вьюги слышно снаружи. И в этом вое слышатся голоса призраков.
- Вальтер Хродгейр, - Джеймс с интересом взглянул на девушку, но после монастыря и сестры Делис удивлялось как-то лениво, - по прозвищу Барсук. Скорее всего, близок к одной из девочек Стального Рика, если слышали о таком.
- О? Неужели Ю решила отпустить поводок? Или... - Фламберг задумался и прищёлкнул пальцами. - Нет, не помню имён остальных, только по слухам, да и китаянку видел только один раз. Очень мельком. А о прочих в доках говорят такое, что... странно, что хоть кто-то может быть к ним близок. С другой стороны, с таким описанием - всё возможно. Вы, констебль, его по Рику и знаете?
- Нет, - покачал головой Джеймс. Михаилит оказался настоящим ларчиком с сюрпризами. Доки, надо же... - Это странная и весьма дурацкая история. С неделю назад мне попался некий купец, Брайнс. Этакий забавный тип, знаете ли, - он откинулся на спинку стула и усмехнулся, - неумелый лгун. До скуки не умелый. Наврал с три короба о том, куда делся квиток от грефье рынка. И это притом, что я и не скрывал, что знаю о его визите к Рику. Пришлось определить его в уютную камеру, до выяснения. Тут-то за ним и явилась одна из девочек, Марико, с вот этим Барсуком. Не поверите, этот Брайнс фактически сбыл свой товар на черном рынке, уплатив налог. Да еще и квиток орку отдал.
- Трудно поверить, что есть на свете такие дураки, - полусонно заметила Эмма, - и даже странно, что это правда.
Джеймс не выдержал и рассмеялся. Емкое и точное определение девушки порадовало и позабавило его одновременно. Он сам до сих пор не мог объяснить причины подобного поведения чертова торговца. И уж тем более, не представлял для чего подобный... человек мог понадобиться Стальному Рику. Ну, кроме самого очевидного и высказанного им ранее - в расход. Этот сгинет - нового найдут.
- Увы, госпожа, это так. Он еще и вроде бы маг, вдобавок.

3 января 1535 г. Раннее утро.
четверг. убывающий полумесяц.

Билберри. "Зеленый Грифон"

Они были странными. Все. Оба михаилита и беглая послушница, которую вслед за воинами Джеймс уже привык звать Берилл. Но, стоит признать, несмотря на странности, которые он затруднился бы облечь в словесную форму, они были пока самыми разумными существами во всей этой безумной катавасии. Магистр, мужчина в возрасте, казался противоречивым. Сочетающий любезность со сквернословием по-шотландски, танцующую, совершенно не вяжущуюся с возрастом и обликом, походку - с бесшумной поступью, достойной браконьера, он совершенно точно был не настолько прост, как выглядел. Фламберг, говорящий о деле через два, три, а то и четыре смысла, при этом сестру Делис не напоминал совершенно. Хотя, в отличии от магистра, и выглядел опаснее. Вчера, с девушкой в объятиях вопреки всем приличиям, он скорее напоминал Джеймсу леопарда из королевского зверинца, лениво нежащегося в тепле, но способного во мгновение ока показать клыки, а то и пустить их в действие. И, все же, и это впечатление, скорее всего, было обманчивым. И девушка. Эмма Фицалан. Миссис Фламберг, как бы это странно - снова странно! - не звучало. Беглая послушница с манерами принцессы крови, каковой, впрочем, она и являлась по происхождению. Но... Женщины, в основном, были иными. Даже Дейзи не позволяла себе на людях подобных вольностей, а уж от такого способа приводить в чувства, какой давеча был применен к чертовому торговцу, покойная супруга и вовсе бы пришла в изумление. И, все же, госпоже Берилл явно было хорошо с этим михаилитом, о ней заботились и Фламберг четко дал понять, что не намерен расставаться с нею. А значит, можно было спокойно выбросить брата беглой послушницы из головы и просто насладиться общением с этой странной, но интересной парой. Взгляд Джеймса упал на Брайнса, замотанного бинтами ровно и аккуратно, мастерски. Чем, черт побери, он так не глянулся девушке, что она несколько раз, довольно-таки резко высказала нежелание помогать ему? Хотя, чего уж греха таить, чертов торговец не нравился и ему самому.
Брайнс казался существом не из этого мира, живущим не по законам этого мироздания, а каким-то иным, непонятным, а потому выбивающим его из ряда остальных людей. Делающих его не понятным и заставляющим сходить с ума его, Джеймсово, чутье. Хотелось избавиться от этого раздражающего пятна на полотне мира, свести его, спрятать подальше и поглубже. Но... Не стоило ссориться со Стальным Риком,о девочках которого знал даже этот больше похожий на лорда, нежели на завсегдатая у Гленголл, Фламберг. Да и, как подсказывал опыт, вселенная сама рано или поздно избавиться от этой дыры в ткани, а потому Брайнса стоило тоже выбросить из головы. По крайней мере, пока. Джеймс вздохнул и отпил поссет. О черной мессе также думать не хотелось, хотя бы потому, что он не мог объяснить даже для самого себя, зачем ему это понадобилось. Чертова привычка везде совать свой нос! Однако, Фостер, при всем к нему уважении, закрывал на это глаза. Да и говорить с ним об этом Джеймс не стал, предполагая его возможное участие в ковене. Впрочем, жизнь была бы скучна и пресна без толики риска.

4 января 1535 г. Раннее, очень ранее, утро.
Билберри. "Зеленый Грифон"
пятница. убывающий полумесяц.

Лениво перебирая струны в вольте, Джеймс устроился в опустевшей таверне. То ли ванна взбодрила его, то ли сказывалось напряжение минувшего дня, но спать совершенно не хотелось. Наверху изредка вскрикивал младенец, поскрипывали половицы пола, ворчала на кухне заспанная кухарка. Мысли вяло, нехотя ворочались, переползали тараканами в голове. Третий хор ощутимо провисал под пальцами, заставляя все время подкручивать колок, затем - настраивать инструмент и это, отчего-то, не раздражало, а напротив - отвлекало от мыслей, упорно возвращающих в события в церкви, заставляющих планировать завтра. Точнее, уже сегодня. Джеймс глянул в окно, где молчала ночь, черным бархатом накрывшая Билберри, и вздохнул. Мотет этот назывался "Вечер над замком" и написал его герцог Гильом, дед своенравной Алиенор Аквитанской...
Барсук появился в Грифоне спустя почти час, значительно позже того, как Фламберг увёл Берилл наверх, а чёртов торговец проследовал в свою комнатку и затих. Открывал дверь северянин неожиданно долго, но стоило ему войти, констебль понял, почему: тот был нагружен не хуже иного ярла, вернувшегося из удачного похода. С плеча свисало неведомо где найденное платье Эммы с передником поверх, руки оттягивал небольшой, но, судя по вздувшимся мускулам, весьма увесистый ящичек, а подмышкой торчала странная, очень узкая, золочёная с красными камнями рукоять полуторного меча без ножен, зато с аляповатыми и даже по виду плохо приваренными накладками на первой трети лезвия.
Оказавшись внутри, Вальтер помедлил, пытаясь решить, как бы при всём этом закрыть за собой дверь, но потом подцепил петлю рукоятью меча и потянул.
Подойдя к констеблю, он опустил на помост звякнувший ящичек, прислонил рядом меч, аккуратно сложил платье на ближайшем столе и со вздохом облегчения уселся в ногах новоиспечённого менестреля. Какое-то время он молчал, глядя на догоравшие в камине дрова, потом вздохнул снова, глубоко, полной грудью.
- Джесс, значит, с парнишкой одним была, из наёмников. Ну, его-то я просто вышвырнул, конечно, хотя пришлось слегка прибить - уж очень драться хотел. Штаны натянуть не успел, а всё туда же... молодёжь.
- Жаль, - Джеймс слез с неудобного, шаткого табурета, с которого согнал менестреля и, не выпуская лютни из рук, уселся рядом, - не люблю, когда остаются те, кто могут подать жалобу.
Он окинул глазами Вальтера - и снова промолчал, как промолчал в церкви при виде мародерствующего Брайнса. Ну, с чертовым торговцем он поговорит утром, а сейчас... Пальцы брызнули по струнам, а Джеймс подивился своей внезапно вспыхнувшей любви к музыке. Лютню он не брал в руки с тех пор, как умерла Дейзи. И, выходит, что зря. Струны пели под руками, выпевали его тоску в томных песнях счастливого Лангедока, он радовался и грустил вслед за мелодией, и скорбь отступала.
- Там для меня что-то есть? - Поинтересовался он, не прекращая играть. - В доме Джесс?
Вообще, это дело стоило передать Фостеру... Но законник, просмотревший у себя под носом секту чернокнижников и допустивший резню... Да и чертова цепь старшего давила на плечи, даже будучи спрятанной в сумке.
Сверху, в сопровождении гончей, спустился Бойд, успевший не только смыть с себя кровь, но и побриться. В одной руке он нес корзинку с недовольно кряхтящим младенцем, в другой - седельную сумку. Он уселся на стул поближе к помосту и водрузил импровизированную люльку на стол. Распеленутый ребенок засучил ножками, одетыми в синие штанишки, загулил, но не заплакал. В седельной сумке обнаружились инструменты для чистки и магистр, уперев меч в пол, с жутковатой методичностью принялся счищать кровь с клинка.
- Не спится, - пояснил он, - и Жак каждый час есть просит.
Вальтер, не глядя на магистра, развернул сундучок к Клайвеллу и откинул крышку. Когда-то она запиралась на замок, но сейчас верхней дужки не было вовсе, а нижняя выглядела перекрученной. Внутри в каминных отсветах тускло блеснуло золото. Северянин запустил руку в ящик, и сквозь пальцы потекли, цепляясь друг за друга застёжками тяжелые броши, зазвенели кольца - с печатками. Часть украшений уже начала покрываться патиной.
- Я-то гербов не знаю, но, думаю, не в соседней лавке их покупали. Это уж сами разбирайтесь. Когда я люк в подпол-то взломал, там много всего нашлось, как в пещере этого... из Персии, с разбойниками который. Ну и атам её тоже, конечно, Рыжей. Видать, гости важнее мессы, ну да что теперь говорить. Вот, ещё принёс, не удержался...
Северянин осторожно, словно боясь сломать, взял меч и протянул констеблю.
- Там ещё кольчуга была странная, с красивой синей каёмкой по рукавам, но об неё и платье порвать можно было, не стал уж.
- Забавный меч, - хмыкнул Джеймс, не выражая желания брать его в руки, - рукоять как под женскую руку, а клинок - нормальный. Но... не важно. Думаю, его можно продать какому-нибудь идиоту. Любопытно, сколько их таких, как Джесс, кто не дошел?
Он тоскливо вздохнул и посмотрел на сундучок. Перстней с гербами было много. Очень много. Некоторые принадлежали знатным фамилиям, иные - вовсе неизвестным. Такое количество пропавших людей скрыть было невозможно. Что же, сестра Делис была права - слишком много ошибок. С Фостером нужно было говорить прямо сейчас, не утром. Но... не хотелось.
Циркон отложил меч и мягко подошел к сундучку с кольцами. Долго рыться ему там не пришлось, он с удивлением извлек потускневший перстень и показал его констеблю. Печатка перстня была разделена на четыре части. И на этом гербовом поле взмахивал лапами геральдический леопард против креста тамплиеров.
- С вашего позволения, Джеймс, я это передам... наследнику.
Не дожидаясь согласия, он повернулся к решившему хныкать младенцу и взял его на руки. В седельной сумке оказался еще и рожок с молоком; ребенок утих, сладко причмокивая, пуская белые пузыри в углах губ.
- Да...
Положив меч обратно, Вальтер замер, наклонил голову, словно к чему-то прислушиваясь, потом мягко улыбнулся и снова склонился к сундучку. Какое-то время слышался только мягкий звон, на удивление приятно вплетавшийся в звуки лютни.
- Вот это, признаться, я бы предложил для госпожи Берилл... отложить. Носить, наверное, не станет, но... - он пожал плечами, будто всё и так было понятно. На ладони лежал тяжёлый старый золотой торк - сплетённая из толстой проволоки нашейная гривна. На массивных буграх ещё можно было различить полустёртые символы: звёзды со вписанными в них завитками, перемежающиеся тройными трилистниками. - Подходит, нет?
- Берилл - подходит. Но носить действительно не будет. И не потому, что не понравится.
Бойд уложил младенца себе на колени и потрепал гончую за холку, вздохнув.

Гарольд повернулся к магистру и так же спокойно продолжил.
- На мессу я влетел, потому что ничего, что можно было бы поджечь, снаружи не нашел, а псов, хотя бы часть, надо было выманить. Они неудобно прижали вас к стене. - Он пошел к соседнему столу и взял стул, усевшись на него, на заметном расстоянии от констебля, торговец продолжил.
- Слова я подобрал, на мой взгляд смешные, учитывая, что Симс намекал мне учавствовать в мессе.
- Слышишь, Девона? - Черно-подпалая гончая вскинула голову, преданно заглядывая в глаза магистру. - Ты нас к стене неудобно прижала, говорят. Спаситель мира, ith mo chac, защитник обиженных и угнетенных.
Стул из-под Брайнса унесло будто порывом ветра, а магистр встал на ноги и своей обычной походкой бесшумно протанцевал к торговцу.
- Ты понимаешь, гаденыш, что иногда лучше вообще не совать нос, куда не просят, даже если звали? - печально поинтересовался он. - И бояться иногда лучше вовремя. Я ж тебя чуть не зарубил. И не в последнюю очередь - за то, что ты вмешался раньше нужного и вынудил нас довольствоваться жалкой подачкой Сил. Ладно, - он тяжело вздохнул и протянул руку, предлагая помощь, - Джеймс, наверное, согласится тебя не душить. Вставай.
Гарольд молча подал руку.
- Все планы нарушил, засранец, - пожаловался Циркон в пространство, помогая подняться торговцу на ноги, - а атам-то тебе зачем, co-sheòrsach?
- Verp... - Проворчал про себя торговец, поднимая бутылку. - Не каждый день можно увидеть, а тем более подержать такую вещь.
- Неправильный ответ. Попробуй еще раз.
Дружелюбия в голосе магистра прибавилось, но взгляд изменился, стал почти равнодушным.
- Когда я прикоснулся к атаму, я почувствовал какой-то образ в нём, - торговец, казалось, говорил сам с собой - только ради этого образа и стоило купить кусок металла.
- Зачем же ты бяку голыми руками брал, amadan? - Задумчиво поинтересовался Циркон. Судя по тону, этот вопрос задавался по сто раз за день юным воспитанникам и уже изрядно поднадоел.
Гарольд на мгновение задумался, как будто вопрос показался ему странным.
- Ну, собственно, чтобы посмотреть, что получиться.
- Молодец, - искренне похвалил его Циркон, возвращаясь к столу и принимаясь покачивать начавшего ворочаться младенца, - всегда так и поступай. Авось, когда-нибудь оторвет руку... Или голову.
- Меня другой вопрос волнует: зачем что-то поджигать было пытаться? - Вмешался Джеймс. - Этак и город спалить недолго.
Утерпеть было сложно, уж больно забавно-дурацкие ответы получал на свои вопросы магистр.
- Мне был нужен Вальтер, а не город - так же просто ответил торговец. - тем более зима, вряд ли бы пожар распространился.
- И о Силе совсем ничего не знает, - посетовал Циркон недовольно загулившему младенцу, - верно, leanabh? Так кто же тогда убийца женщин и детей, а мистер Брайнс?
- Очевидно, не я. - Пожал плечами торговец. - Я никого не убивал и не хотел убивать.
- Дело времени, - пообещал ему Джеймс, беря в руки лютню, - с таким-то подходом.
Снова полилась мелодия, правда, для удобства пришлось поставить ногу на стул и подосадовать на кровь, впитавшуюся в новый сапог. Трубадуры Тулузы знали свое дело и плавный, чувственный мотив развеял нотки жути, навеянные чертовым торговцем. И все же, людей в комнате не было. Были чудовища и чертов торговец, готовый ради своей цели сжечь город, не задумываясь о собственной безопасности и безопасности Хродгейра, только что спасшего его от тюрьмы.
Торговец хотел было что-то сказать, но остановился, вслушиваясь в мелодию. Через пару мгновений он встал и пошел на кухню. Вернувшись, Гарольд аккуратно поставил на стол полную бутылку вина и два стакана, вопросительно посмотрел на констебля.
Джеймс молча кивнул на бутылку, предлагая разливать, пальцы с силой брызнули по струнам. Музыка вспыхнула ярко, огненно, взмыла к потолку, разлилась по таверне, покрывая патиной людей и нелюдей, заполняя пустоту.
Торговец осторожно, не взбалтывая, налил вина в обе кружки, одну поставил перед магистром, другую перед констеблем, сам дотянулся до полупустой бутылки.
Магистр улыбнулся, обозначая благодарность, но кружку не взял. Рожок из седельной сумки был сунут раскричавшемуся младенцу, а Девона, положившая массивную голову ему на колени, удостоилась поглаживания.
Гарольд пожал плечами, уселся на стул и сделал глоток.
- И ещё, господин констебль, могу я взять лошадь Тоннера? Бывший хозяин сейчас не в состоянии торговаться, а из города я бы хотел уехать, опасаюсь ещё одной встречи с бруксой.
- Боюсь, очаровательная госпожа сочла тебя невкусным, - проворковал Циркон, улыбаясь ребенку, - да и не доедают они обычно. Коль уж отпустила. И куда же ты дальше? Не то, чтобы мне было интересно, но так, чтоб не встречаться...
- В Эссекс, - Гарольд искренне улыбнулся - вы меня, право слово, обнадёжили, но я бы всё равно предпочёл поскорее уехать.
- Вальтер, - Джеймс оборвал игру, ставя лютню на стул, - я думаю, корона может выделить вам лично лошадь в благодарность за помощь при уничтожении ковена чернокнижников и еретиков. Кроме тех, что с тавром, разумеется.
- Корона небывало щедра, - с серьёзным видом кивнул северянин. - Я непременно воспользуюсь. У Тоннера, помню, было несколько таких лошадок, недурных, вполне себе недурных. Может, даже хороших.
Торговец с облегчением вздохнул.
- Спасибо. - Он поднялся. - Вальтер, завтра, если ты не против, всё обсудим.
Швед кивнул и тут же зевнул, прикрыв рот ладонью.

И без того опустевшая таверна наполнилась пустотой звенящей. Поднялся к себе магистр, уполз в свою каморку чертов торговец, да и Хродгейр куда-то исчез. За окном светало, но сон все еще не шел. Да и был ли смысл? С утра пораньше идти к Фостеру, вести его в церковь и в дом Джесс, описывать лошадей на конюшне... Хорошо, если работа закончится к полудню. И все же, было жаль, что этот суматошный вечер закончился. Знакомства, сложившиеся в подобных ситуациях, всегда были самыми крепкими. Ощущение общности, причастности, тесного круга не покидало Джеймса все это время, даже чертов торговец уже не казался таким уж раздражающим. Да, он глупил, но... уже не так прорывал собой ткань бытия. А может быть, Джеймс просто устал.

"Чудо, как хороша" - сказал всего лишь полторы недели назад неудачливый и глупый Томас Стоун, и сейчас эти слова казались знатным преуменьшением. Порозовев от мороза и праведного негодования, Мэри Берроуз стояла во дворике, уперев руки в бока шубки, и распекала низушка. Работник - который, судя по долетавшим ещё издали словам, одновременно взял не те мешки, сложил их не туда, а часть не сложил вовсе, не поправил вовлемя поваленный плетень, не разгрёб снег и не расчистил дорожку - приняв покаянный вид, разводил руками и виновато ковырял снег носком сапога, что явно распаляло девушку ещё больше. Как и упорно выбивавшиеся из-под шапки пряди светлых, почти белых волос, от которых приходилось отмахиваться.
Заметив всадников, Мэри прикрыла рукой глаза от солнца, всматриваясь. Низушок же, бросив единственный взгляд на радостно щерящуюся Девону, мгновенно посерьёзнел и словно невзначай шагнул в сторону, где стояла колода для рубки дров с вогнанным в дерево колуном. Но дочка мельника уже радостно кинулась навстречу гостям, словно не замечая огромной собаки:
- Мистер Клайвелл! Вы всё-таки живы!
- Да, мисс Мэри, со мной иногда такое случается, - улыбнулся в ответ Джеймс, спешиваясь и набрасывая поводья Белки на плетень.
Скрывать радость от того, что девушка на вид цела, будто бы здорова и явно рада ему, он не собирался. Равно, как и то, что ему приятен был этот возглас, хоть он, несомненно, говорил о том, что слухи о событиях в обители достигли катастрофических масштабов. И все же, чувствуя как губы сами расползаются в глупой улыбке, чуть смущаясь подспудно, Джеймс подошел к Мэри, стараясь не хромать.
- Отчего же я должен был умереть, мисс Мэри? - Все также улыбаясь, поинтересовался он.
Девушка нахмурилась.
- Сначала вы умерли, вынеся из аббатства прекрасную даму в одной простыне. Рваной простыне. Так, чтобы совсем рваной, - она загнула указательный палец. - Погибли, как герой. Из последних сил, отбиваясь мечом от монстров... наверное, при помощи третьей руки. Затем, - средний палец последовал примеру указательного, - дама стала матерью-настоятельницей местной обители, а вы умерли от ран, едва успев убедиться, что святая женщина в безопасности.
Судя по скептически поднятой брови, у Мэри были некоторые сомнения либо в смерти от ран, либо в святости аббатисы, но затем она посерьёзнела и бросила взгляд на ногу Джеймса, давая понять, что скрыть хромоту не удалось.
- Ещё вас загрызли монстры, которых михаилиты до сих пор ловят по лесам. Страшно... - девушка поёжилась. - Мы здесь наособицу немного отстроились, так... но неважно. А ещё сегодня утром проехал один мужчина. Мрачный такой, испуганный и словно - как-то без сил совсем. Еле задержался, чтобы вина в таверне выпить, но нарассказывал - много. Про церковь. В Билберри. Про смерти, и... и что вы тоже там были. И обезумевшие михаилиты вас... зарубили, - тихо закончила она, уставившись на сжатую в кулак руку.
- Зарубишь его, - проворчал спешившийся магистр, который с интересом прислушивался к разговору, покачивая младенца, - и дьявола до смерти заболтает... А потом задушит. Но на самом деле, дорогая мисс, Джеймс действительно спас с жертвенника одну милую леди, пока обезумевшие михаилиты собирались с силами.
Джеймс покосился на предательского Циркона и согласно кивнул головой:
- Замужнюю, - уточнил он, - по просьбе супруга. Простите, мисс Мэри, я постараюсь больше не... умирать так часто и разнообразно.
- Только реже - и одинаково? - сладко поинтересовалась Мэри и, вспыхнув, немедленно опустила взгляд. - Простите. Вы к нам зайдёте? С... другом? Извините, господин, не знаю вашего имени.
- Я, признаться, спешу, - магистр подул в лицо раскричавшемуся ребенку, - но если вы позволите, воспользуюсь вашим гостеприимством, чтобы перепеленать Жако... И простите мою невежливость - брат Циркон.
- Я бы пообещал вообще не умирать, - дождавшись, когда магистр договорит, развел руками Джеймс, - но... боюсь, выполнить подобное обещание будет выше моих сил.
Он предпочел бы прогуляться по реке, нежели сидеть в душном доме, но магистр был прав - ребенок требовал внимания. И новой семьи. И все же, возвращаться к делам не хотелось. Слишком разительно отличались Мэри в прошлые его визиты и сейчас. Это радовало - и чуть огорчало. Ровно настолько, чтобы подчеркнуть радость и новые оттенки интереса.
- Джек не обижает? - Тихо спросил он, подавая руку девушке.
- Да он меня словно и не замечает почти. Ночами только бывает - кошмары его иногда мучают, но наутро снова обычный. Делами занялся, наконец-то, чего папенька от него добиться никак не мог. Нет, - Мэри с улыбкой качнула головой, - не обижает. Спасибо вам.
- Мисс Мэри, - магистр несколько нетерпеливо вмешался в разговор, - вы позволите вас так называть? К ноге, Девона, чтоб тебя! Я был бы признателен, если вы подскажете, какие семьи смогут принять Жако на воспитание. Младенцу не место в Ордене - до поры. И я оставлю вам Джеймса...
Последняя фраза ощутимо требовала окончания "на растерзание". Слова эти так и повисли в воздухе, казалось, их можно было пощупать.
- Принять?.. - Мэри запнулась, потом понимающе кивнула. - Конечно. Вам бы, господин, к Браунам. У них ферма чуть ниже по реке, где она петлю делает. Место хорошее очень, красивое. У них, правда, есть ребёнок один, но он большой уже, и Энн, бывало, вздыхала, что больше детей Господь всё никак не даёт. Хорошие люди, добрые.
- Добрые или хорошие? - Подозрительно уточнил Циркон, прижимая к себе ребенка, - впрочем... Благодарю вас, мисс Мэри.
Магистр откланялся, одновременным движением вскакивая в седло и, выезжая из ворот, свистнул гончей, увлеченно догрызавшей колоду для рубки дров.
Девушка проводила магистра удивлённым взглядом.
- Я что-то не так сказала? Что не так с хорошими и добрыми людьми?..
- Добрые и хорошие люди чуть не закололи на алтаре жену его воспитанника, почти сына. И всех нас. - Грустно и коротко ответил Джеймс, глядя Циркону вослед. Право, он мог понять сомнения и порывистый - на первый взгляд - поступок магистра. Его самого ощутимо потянуло на ферму Браунов после этого описания Мэри - за столько лет законником в добрых и хороших людей ему верилось с трудом, а уж после Билберри... Циркон был прав, что не стал тратить время на пеленания и светские вежливости. Перепеленать, в конце концов, могла и миссис Браун. Заодно магистр и оценит, насколько женщина готова принять чужого ребенка своим. Впрочем...
- Впрочем, вам не стоит обижаться на магистра, мисс Мэри, - продолжил он, уже улыбаясь, - он всего лишь заботится о малыше. Быть может, вы не откажетесь немного погулять?
Скоро должно было темнеть, но, все же, время еще оставалось, магистр просил его дождаться, да и... Кажется, такая Мэри ему нравилась больше той романтично-обморочной девицы. И, кажется, с ней хотелось проводить время.
- Нет, - сразу ответила девушка, и её пальцы на рукаве Клайвелла окрепли. - Не откажусь. Только вы с дороги, по холоду. А дома есть горячий отвар, с осенним мёдом... - убедительности в голосе, впрочем, не хватало. - Лесным.
- Звучит заманчиво, - пожалуй, хромоту уже скрывать не стоило, коль девушка все равно заметила. Да, и признаться, делать это было сложно. - Но, вероятно, в следующий раз. И еще...
Белка услужливо подставила бок с заветной сумкой и не менее заветной шкатулкой в ней.
- Уж не знаю, понравится ли. Но...
С улыбкой и каким-то затаенным, мальчишеским смущением, Джеймс протянул шелковый сверток.
- Это мне? Но... - Мэри, которая до того наблюдала за его действиями со спокойным любопытством, порозовела снова и потупилась.
И тонкие пальцы разворачивали переливчатую синюю обёртку медленно, снимая слой за слоем и чуть ли не разглаживая ткань. Но за ясно видимым смущением и нарочитой неторопливостью жестов, в наклоне головы, блеске глаз из - под края шапки, тому, как уверенно двигались руки, пробивалось и сдерживаемое, затаённое удовольствие. Словно за серьёзностью действий таился готовый брызнуть смех. Когда из-под шёлка показался сам подарок, у Мэри заалели даже кончики ушей. Она бережно провела пальцами по резьбе на крышке и вздохнула, не поднимая взгляда.
- Какая красивая... мистер Клайвелл, я не знаю, что и сказать. Спасибо вам. Правда. Позволяет ли это надеяться, что вы будете чаще... скрашивать мою жизнь визитами? - очень серьёзный тон слегка портила только широкая улыбка.
- Разумеется, - улыбаясь в ответ, в тон ей согласился Джеймс, неприкрыто любуясь девушкой, - надо же за Джеком наблюдать. И препятствовать. А вообще, это удобнее будет делать с ярмарки в Лондоне... Можем понаблюдать оттуда вместе, если желаете.
Мэри решительно, хотя и не без некоторого сожаления вернула шкатулку Клайвеллу и снова взяла его за руку. Вздохнула.
- Желаю. Конечно. Оттуда ведь только и препятствовать. Наблюдать... - вопросительно подняв бровь, девушка еле заметно потянула его к сторону реки. - Пойдёмте? Якоб всё-таки расчистил часть дорожки, а дальше - красиво. И снега не очень много.

5 января 1535 г. Бермондси
суббота, темная луна

Бывают такие пробуждения, когда утро, хмурое, лондонское утро, неожиданно кажется светлым и счастливым. Когда самая тишина спящего дома становится радостной. Таким утром особенно не хочется покидать дом, а если и выходить из него, то ради... Джеймс тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли. Та, ради которой стоит покидать дом этим радостным утром, будет только завтра. А сегодня - управа.

Бермондси, кажется, начинал тихо разваливаться. Улицы от снега были расчищены, но только те, по которым чаще всего ходил Джеймс. Горожане, похоже, слишком хорошо знали своего констебля, а потому Джеймс мстительно, не жалея ногу, немедленно отозвавшуюся резкой болью в едва схватившемся тонкой кожицей рубце, пробежался еще и по остальным, заснеженным улочкам, отмечая заколоченные лавки и закрытые ставни. Городок будто потерял душу и, возможно, в этом была и вина самого Джеймса. Но, черт возьми, разве он не отдавал Бермондси всего себя, не лавировал, не балансировал по тонкой проволоке, подобно уличному акробату, удерживая спокойствие и безопасность? Угрюмость приветливых прежде улиц казалась даже обидной. Впрочем, Мэри приветливо улыбалась из вчера, озаряя этой улыбкой завтра. И Джеймс на время махнул рукой на грядущие проблемы, улыбаясь в ответ.
Ритмичное постукивание по дереву было слышно ещё из-за дверей управы, и источник его бросился в глаза сразу, стоило Клайвеллу зайти. Дженни Хейзелнат, щеголявшая новенькими тёплыми сапожками, радостно качалась на тщательно подпиленной табуретке, уткнувшись носом в одну из драгоценных папок Скрайба. И упорно не падала, ухитряясь одновременно догрызать кусок чёрствого хлеба - видимо, из запасов кого-то из стражников. Клерк крайне заметно старался не обращать на неё внимания.
Возможно, это же объясняло, почему у встретившегося снаружи Харриса было такое расстроенное выражение лица. Хантер, который стоял у двери, выглядел слегка стоически, но кивнул спокойно.
- Джеймс.
- Ваше констебльство! - девочка, широко улыбнувшись, отсалютовала горбушкой. И качнулась ещё раз.
Хантер фыркнул в голос, но промолчал. У Скрайба дёрнулись уголки губ, и он склонился ниже над документами. Дженни меж тем возмущённо ткнула пальцем в папку
- Наветы! Жуть ведь просто! Взять дамочку, Гавкалу, так ведь кто ей виноват, что у неё кошель не держится, у злюки?!
Джеймс тяжело вздохнул, привычно скидывая плащ и пояс с мечом на лавку.
- Страшное дело, - поддержал он, мягко извлекая папку из цепких лапок Дженни, - наговаривают на такую милую, честную, юную леди. С чем пожаловали, мисс Хейзелнат? И письмо верните, будьте любезны.
Девочка проводила папку тоскливым взглядом и соскочила со стула, который на этот раз всё-таки упал, заставив Скрайба подпрыгнуть.
- Какое письмо?! А... это письмо? Так я его только-только подобрала. Иду, никого не трогаю, а оно как порх из кармана, и прямо на снег. Карман, небось, рваный. И не письмо это вовсе.
В верхнем ящике конторки письма от Мэри не обнаружилось, зато нашлись давно и прочно забытый томик добрых сказок in folio, купленный когда-то для Бесси.
- Папки не трогать больше, мисс Хейзелнат, - шутливо погрозил пальцем Джеймс, меняя книжицу на конверт в руках девочки, - прошу вас.
Надушенное письмецо в изящном конверте, на первый взгляд, было обычным любовным посланием от скучающего купца. Со второго взгляда в нем начал угадываться определенный ритм, наводящий на размышления. "Возлюбленная моя, Анна! Ярмарка в Лондоне будет, полагаю, излишне утомительной, чтобы я успел вернуться к вам вовремя. Глупец-приказчик, вы только представьте себе, задерживает поставки патоки и воска, отчего мы не успеваем удовлетворять все потребности и торг наш приобретает отчаянное положение. Анна, возлюбленная моя! Что, если я скажу, будто глаза ваши подобны двум сапфирам, озаряющим мой скорбный путь? Что, если ваши чудесные уста служат мне маяком, а косы... О, эти косы! Они подобны двум шелковым змеям, готовым задушить меня в объятиях страсти! Засим откланяюсь, моя милая Анна. остаюсь вашим покорным рабом, Г." Пробегая в третий раз глазами по строчкам, Джеймс выругался, поминая мать заговорщиков, святого Петра и самый большой ключ от райских Врат.
- Где, говорите, письмецо выпорхнуло, мисс Хейзелнат? - Мрачно осведомился он.
- Да так, где-то... - оторвав взгляд от книги, Дженни посмотрела на констебля, вздохнула и закатила глаза. - Да там же пусто. Духовности сплошные. Ароматные. Ну, на Смеральде. Посерёдке как раз, там, где из стены камень выпал и никак не заделают. Ну, у этой, странной. Мэдли, кажется. Говорит, с дырой в подвал кошкам удобнее даже получается. Как только дом не вымерзает. Брр.
Джеймс снова тяжело вздохнул, выдвигая средний ящик конторки. Письмо Мэри, к счастью, оказалось там и тут же было перепрятано за пазуху. Заговоры против... чего? Реформации? Короля? Королевы? Хотят освободить Мора или Фишера? Все сразу? Версий было слишком много и, возможно, этой находкой стоило поделиться с канцелярией милорда Кромвеля...
- С чем пожаловали-то, мисс Хейзелнат? - Повторил он вопрос, пряча записку, найденную девочкой, к письмецу Мэри.
- Тут хорошо. Тепло, интересно, - рассеяно ответила та, пристально наблюдая за тем, как Скрайб что-то быстро и аккуратно записывает. Временно забытую книгу девочка прижимала к груди. - На улице ногам нервно, знаете?
Клерк издал возмущённый возглас: на едва начатом документе расплывалось чернильное пятно из расщепившегося пера. Издав тяжёлый вдох, он отложил перо и с педантичной неторопливостью обрезал кончик. Дженни продолжала.
- Думала, может, в большой город... - она оживилась и повернулась к констеблю. - Там, говорят, такие представления, глаза выскочат! Но всё-таки лучше останусь. А то что они.
Знаю, - согласился Джеймс, усаживаясь за свою конторку. Его ногам тоже становилось... нервно. Очень нервно, до легкого потряхивания и сходящей с ума... intuitio, как это чувство называли однообразно великие римляне. - Ты завтракала хоть, мисс Хейзелнат?
Девочка фыркнула.
- Дженни. От ваших вежливостей у меня чуйство, что сама как эта Мэдли становлюсь. Только вокруг не мурчит никто, да окна такого нет, из которого на улицу смотреть можно день-деньской. Ела. Ваши ню... - она замялась, посмотрела на Хантера. - Стражники очень добрые. И господин пишущий - тоже. Добрый.
- Отлично, - Джеймс рывком вскочил на ноги и тут же скривился от предательской боли в ноге, - тогда пошли. Покажешь, где записки сами по себе порхают. Томас, составите компанию?
- Что?! Но я только согрелась! И... сапоги новые! Там холодно! И книга может упасть в снег и намокнуть! А ещё ноги гу...
- Конечно, - Хантер, утихомирив девочку мрачным взглядом, отвалился от стены. - Всё ноги размять.

У дома наискось через улицу Клайвелла встретил оглушительный заливистый лай. Возможно, он, несмотря на то, что держался поодаль, всё-таки унёс на себе частичку кошачьего запаха, но скорее мелкие мерзкие животные были просто скандальными по природе.
- Тише, лапочки... фу, наступлю ведь, - резкий голос принадлежал женщине, которая определённо привыкла говорить громко.
Дверь отворилась, и наружу вырвалась маленькая свора спаниэлей и болонок, немедленно окруживших Джеймса. Одна, самая заливистая кудлатая собачонка явно подбиралась к левому сапогу. Хозяйка в мохнатой накидке одобрительно хмыкнула, с любовью глядя на питомцев. Саиндирун Пайл, шотландка в годах, была худа, как свая и так же высока, а остренькие черты лица и волосы, лохматые и рыжие, придавали некоторое сходство с терьером.
- Мистер Клайвелл! Если мымра эта нажаловалась, так всё неправда, как перед Господом! Ведь если я - простая женщина, так и справедливости не полагается разве?
- Нажаловалась? - Удивился Джеймс, топая на собачку громко и угрожающе. Та, как ни странно, отскочила и притихла, да и остальные после этого уже не столько лаяли, сколько заинтересованно повизгивали. - Нет, миссис Пайл, никто не жаловался, но вынужден заметить, что ваши псы лают слишком громко, что запрещается уложениями о тишине домов, а также они не должны бегать без поводков. Впрочем, я не по этому поводу. Скажите, вы здесь не видели незнакомца с русыми волосами?
Поначалу женщина слушала настороженно, но потом скупо улыбнулась и сочувственно покачала головой.
- Что, для жизни-то небось и времени не остаётся, а, мистер Джимс? Гоняют и гоняют, мы-то видим. Вечно в делах, не присядете. Видела я вашего человечка, чего бы не видеть. Вчера, что?
Джеймс, набравший было воздух для продолжения отповеди, резко выдохнул, удивленно и настороженно уставившись на женщину.
- Не остается, миссис Пайл, - неохотно признал он, - вы правы. Как он выглядел, этот человек? Быть может, вы заметили, куда он пошел?
- А к площади. Про остальное, я-то, знаете, не присматривалась, но сапоги вот у него добрые были, крепкие. Это, знать, помню, потому что Несси он пнуть собирался, да разве по ей попадёшь, да ещё когда скользко? Гуляли мы тогда. Так, кажись... да, к рынку прямиком и потопал. Совсем чужой. Не видел никого. Вечером было... да, детки ваши домой как раз заходили, смотреть любо. Бесс-то ваша тоже над мальчонкой, как пчёлка над вереском вьётся, труженица.
- Бесси - умница, - невольно улыбнулся Джеймс, с трудом сдерживая отцовскую гордость и желание говорить и хвастаться своим ребенком. - Погодите... вечером? Поздно было уже?
Мысль о том, что дети могли допоздна гулять по улице, в то время, как матушка упоенно молилась, ему совсем не глянулась. Тем паче, в свете грозящего Бермондси если не бунта, то уличных беспорядков точно. И крикс, наверняка разлетевшихся из монастыря по всей округе.
- Да кажись, к шести, - Саиндирун Пайл понимающе наклонила голову. - Так, пожалуй, и припозднились, по темноте-то. Миссис Элизабет, ничего не скажу, христианка добрая, и добродетелью светится, да только, простите уж простую шотландку, мистер Джимс, а я всё равно скажу: многовато на девочку ставит. Непотребства всякого нынче поумножилось, да ведь и детства так не будет.
Наверное, скрыть злость на маменьку, охватившую его сразу, пламенем, наподобие того, в каком горел на кресте этот священник в Билберри, у Джеймса не получилось. Досадливо пнув больной ногой невысокое крылечко и под покрывалом неприязни даже не почувствовав боли, он устало вздохнул. С матерью у него были отношения если не сложные, то неоднозначные. С одной стороны, Джеймс был благодарен ей за то, что дети, все же, под присмотром. С другой, хотелось, чтобы этот присмотр был иным. Менее религиозным, более справедливым без излишней жестокости и назойливости. Спокойным. И действительно, негоже было возлагать такую ношу на Бесс. Джеймс вспомнил грустный взгляд дочери, когда он объяснял ей, кто такая Мэри и почему детям не место на ярмарке в большом городе. Он тогда не сказал, не смог сказать Бесси, что по-настоящему, беззаветно, он будет любить только ее и Артура. И, возможно, это была очередная ошибка.
- Сердечно благодарю вас, миссис Пайл, вы мне очень помогли.

Джеймс презрительно усмехнулся. Время конных сражений в тяжелой броне уходило. Время тяжелых пеших латников - тоже. Флёр романтизма, которым рыцари прикрывали всю неприглядность своего существования, рассеивался тоже. В памяти снова всплыла акколада в "Грифоне", как живой пример того, что рыцари могут и не соответствовать идеалам, им приписываемым. Хотя, стоило признать, эти двое михаилитов, пожалуй, были гораздо более достойны звания "сэр", нежели пустозвоны от двора.
- Сержант... и впрямь же, - Хантер произнёс слово так, будто ещё обкатывал звание на языке, так и не привыкнув. - А монах тот, сын сучий... Ещё и нож пропал. И ведь обидно-то что? Если он помер, и нашли где-то в лесу, не вернут же. И не скажут, скорее всего. Только вот... не сгинул ведь, - он на миг задумался, затем с некоторой надеждой пожал плечами. - А хотя вдруг повезёт. Пока не слыхать, пусть так и остаётся.
- Шериф стружку снимает, - допивая ром, хмуро посетовал Джеймс, - вынь да положь ему мертвым или живым. Ну да дьявол с ними обоими.
Портить обед разговорами о брате-лекаре, начальстве не хотелось. И без того сейчас, когда казалось, что большая часть проблем осталась позади, возникли новые - и весьма непредвиденные. Вздохнув, Джеймс махнул подавальщице, заказывая сладкий пирог с яблоком для Дженни и приличное вино для себя с Хантером.
- Клементина-то пришла в себя? - поинтересовался он, понимая, что забыл спросить об этом у Скрайба. Вслед за этим вопросом вспомнилась Эмма Фицалан, леди Фламберг, сбежавшая из обители удивительно вовремя. Впрочем, нельзя было упрекать ее в этом. В отличии от той же Клементины, ей повезло, хотя вряд ли можно назвать везением то, что она в итоге оказалась на алтаре. Но, все же, она жива, и над ней не довлеют ни постриг, ни условности.
Хантер кивнул.
- Вчера. Слабая только совсем, но вроде как в разуме.
- Значит, надо будет спросить о ее намерениях и писать родным. Вот же, снова заботы.
Джеймс покосился на Дженни, не зная, как при ребенке, пусть и повидавшем на улице всякое, продолжать разговор. Хотелось рассказать о Билберри, о странной паре и священнике, сгоревшем на кресте. О магистре, с легкостью приручившем гончую, место которой только в бестиариях. А еще хотелось домой до темноты, к детям. Краем глаза он заметил, как татуированный мужчина поднялся и вышел, не оглянувшись.
Девочка между тем увлечённо поедала принесённый пирог, не обращая, казалось, на мужчин никакого внимания, и Хантер, которого её присутствие явно не смущало, усмехнулся.
- Малые заботы, да и тебе не привыкать. Небось, и на мельницу ту только по дороге забегать получается, - сержант наклонился ближе. - До Билберри и обратно. Слышал я, такое там было, что, небось, мисс Мэри и вспомнить некогда было? Или напротив?
Джеймс улыбнулся и согласно кивнул, разливая принесенное вино. Рассказывая о событиях в той церкви, не забывая упомянуть ни неожиданный брак беглой послушницы, ни выходки чертова торговца, ни Августина, сгоревшего на костре, он заново переживал все произошедшее. Говорил о Фостере, улыбавшимся облегченно, глядя на тела жены и дочери. О Фламберге, ставшем рыцарем на следующий день после бойни. О магистре с младенцем и Девоне. О Барсуке. И чувствовал, как отступает напряжение той ночи, точно с плеч сняли тяжелый груз.
- А к мисс Мэри довелось то не лько после заехать, ненадолго, - закончил он, вздыхая, - и младенец теперь у Браунов в Гринфорде.
- Да вот же... - Хантер почесал в затылке, словно пытаясь уложить рассказ в голове. - И нарочно такую кашу захочешь сварить - не придумаешь. Хотя там-то, с культистами этими, точно чёрт ложкой мешал, а то и двое. Чтобы так все сошлись, да ещё с Брайнсом этим. И Фостер... - сержант поморщился. - Вот судьбы не пожелать. Чтобы жена и дети в ереси эдакой... и убить, и не убить. Я вот думаю, и дьявол его разберёт, что бы сам делал.
- Я примерял на себя. В нашем деле семью иметь нельзя, если не закрывать глаза.
Прозвучало жестоко, но Джеймс и в самом деле всерьез думал о том, что в нынешние неспокойные времена семья становилась обузой. Дети и мать постоянно ходили по тому же острию, что и он сам. Право же, хоть отсылай их в пансион при каком-нибудь монастыре, тем паче, что образование в церковной школе удовлетворяло его мало. Мысль, осенившая его, заставила вздрогнуть. "Джеймс, Фламберг слишком поспешлив и горяч, чтобы сказать это, - сказал вчера магистр, прощаясь, - а леди слишком устала, чтобы об этом подумать. Спасибо вам. Услуга за услугу, михаилиты не любят быть в долгу. Если Роберт Бойд сможет помочь чем-то когда-то..." Просить его принять детей в резиденции, пока не разрешится ситуация - и плевать на слухи? И если вдруг... То пусть Артур продолжит обучение в Ордене, а для Бесси подыщут хороший пансион. Дома и сбережений с лихвой хватит на приданое. Джеймс закусил губу, болью пытаясь подавить горький привкус этого решения. Мятежники вряд ли затевали в Бермондси что-то крупное, скорее их городок, который уже почти стал частью Лондона, нужен был для отвлечения от чего-то иного. А вот присутствие лондонского настораживало до внутреннего безумия, до отчаянной дрожи чувств и нервов, непритупляемой даже ромом и вином. Каковы бы ни были его действия как констебля - под удар попадали дети. Курьер при управе еще наверняка был на работе, Скрайб собирался к вечеру отправлять сумку с бумагами в Лондон. Джеймс, лихорадочно пошарил в кошеле, доставая печать и потребовал бумагу и перо.
- Дженни, - попросил он, запечатав письмо и подкрепляя просьбу золотой монетой, - отнеси письмо мистеру Скрайбу. И очень прошу, не читай его и не потеряй. Прямо отсюда - в управу. Вернешься с запиской от клерка, что письмо получил, получишь еще монету и... да, пожалуй, еще и ужин.
Девочка уставилась на соверен огромными глазами.
- Хоть в Лондон!
Письмо исчезло за пазухой, а сама Дженни выскочила за дверь, едва успев подхватить оставшийся кусок пирога.
- За две монеты я бы и сам сбегал, - проворчал Хантер, провожая её взглядом. - Что за спешка, Джеймс? Думаешь, лондонские затевают что-то крупное, вот так, напоказ?
- Хочу ошибаться. Очень. - Джеймс мрачно проводил взглядом девочку, предвкушая скандал дома. - Записка эта, такого содержания, что прямо как по книге. Даже ритм чувствуется. Явно шифровка и явно заговор. Лондонский этот... Ну ведь видно же, что он не из мелких шишка, верно? Держится уверенно, одет хорошо. Но кому тут у нас заговоры устраивать? Мавру и кошатнице этой сволочной? Даже если и... В любом случае, меня настораживает этот висельник. И очень интересует, почему наши его еще не спросили - какого черта? Лучше уж я уберу из города детей, слишком свежа еще память прошлого передела власти. А тебе, - он улыбнулся добро и искренне, - не по чину бегать.
- Не слишком я верю в заговоры в Бермондси, - с сомнением пробурчал сержант. - Чтобы детей убирать... Маленькие мы. Да и, хоть что делай, спокойно тут, твоими же стараниями. Но не могу сказать, что не понимаю. Жизнь в последнее время такая, что и впрямь на парное молоко дуть начнёшь. А с лондонским - можно и самим, спросить, - прищурился он, - мелкий он там или жирный, один или нет. Это, может, уже тебе не по чину, зато мне - в самый раз.
- Не перед ярмаркой, Том. Седьмого воспользуюсь любезным приглашением и навещу нашего друга Рика. Кажется, нам там должны за этого чертова Брайнса. И решим. Пока настращай парней, чтобы в оба глаза и оба уха...
Джеймс покосился на дверь, ожидая возвращения Дженни. Ярмарка была испорчена, и оставалось только надеяться, что Мэри не заметит его настроения.
- Настращаю, это уж не волнуйся, - кивнул Хантер. - Но пока что, вроде, ничего такого.
Он хотел ещё что-то добавить, но тут хлопнула дверь. Девочка ворвалась в трактир так же быстро, как и убежала, при этом даже не запыхавшись - только щёки раскраснелись от холода.
- Вот, ваше констебльство. Всё, как надо. И не читала, и не смотрела, записочка от писчего дяденьки, как полагается.
- Молодец, - похвалил ее Джеймс, протягивая приготовленную заранее монетку, - ужин я оплачу заранее. Пора мне. Спасибо за беседу, Том.