25 декабря 1534 г. Бермондси. Ворота. Рынок. Утро.

День для Клайвелла начался с детского смеха и грохота горшков на кухне. Солнце ярко било в глаза даже сквозь тонкие занавески и констебль нехотя встал с кровати. Умылся, отфыркиваясь, ледяной водой в тазу, заботливо приготовленном матерь, поразмыслил о необходимости завтрака. И, так и не договорившись с самим собой, оделся и выйдя из дома, не обратив внимания на вопросы матушки, направил свои стопы к городским воротам. Бермондси - небольшой городок, скорее пригород Лондона, был, тем не менее, достаточно обширным, чтобы иметь свою управу, своего грефье торговой палаты и свой рынок. Несмотря на Рождество, улицы были заполнены гуляющими и веселящимися людьми всех сословий. Клайвелл привычно выхватывал из толпы знакомые лица - карманников, карточных жуликов, дам нетяжелого поведения. Чертов Джек Берроуз! Угораздило же его исчезнуть именно в эти дни, когда в душах людей царит умиротворение, а на улицах - беспорядки. Оставалось надеяться, что мальчишка за минувшие сутки вернулся домой. Не забыть бы послать кого-то на мельницу, справиться. Или съездить самому. Клайвелл почтительно поклонился на ходу, привествуя брата-лекаря из обители святой Марии Магдалины, не удивишись тому, что последний находится в городе, а не в аббатстве. Еще одна задача - опросить владельцев борделей, не появилась ли у них новая девушка, как бишь ее? Эмма, кажется... Тамплиер чертов... То есть, михаилит, конечно, но поступил в лучших традициях наставников - умыкнул девицу, которая, без сомнения, уже и не девица вовсе. Через некоторое, довольно продолжительное, время такого лавирования между горожанами показались городские ворота.
У распахнутых створок переминались с ноги на ногу два стражника. В бойницах привратной башни мелькали тени, и оттуда временами доносился гогот. Работы, правда, в эт о ремя у стражников почти и не было, особенно в эти числа. Большая часть торговцев проезжала в город раньше, а уезжала - позже. Гости же, приехавшие ради молебнов и праздничных проповедей, в основном прибыли ещё несколько дней назад. Клайвелл, не раздумывая, направился к тем, что стояли у ворот.
- С Рождеством, - поприветствовал он стражей, - все ли спокойно сегодня?
- С Рождеством, с Рождеством и вас, мистер, - судя по тону, краснота щёк и носа стражника была вызвана не только морозным днём. - Как обычно. Скучно только дья... скучно очень, господин. Последний час - и хоть бы одна телега. С пешими-то и делать, считайте, нечего, особенно когда в рясах. Ни... э... пошлину взять, ни товар посмотреть, ни поговорить. Да и холод, какого я и не припомню!
- Холодно, - согласился констебль, - а три дня назад кто на воротах стоял, не помнишь?
Стражник задумался. Загнул два пальца, поднял руку к лицу, добавил ещё один и уставился на них с несколько удивлённым видом.
- Так ведь... смотря, утром или вечером. Потому что мы ведь сменяемся. Стоять-то весь день тяжело. Сами понимаете, господин. Тут ведь постоишь смену, и ног не чуешь, а если ещё и вторую?!
- Особенно в такой-то мороз, - присоединился к разговору второй стражник, до этого меланхолично ковырявший носком сапога снег, - да без сугреву. Тут не то, что дни забудешь, а даже имя свое.
- Ну вот ты, - Клайвелл обратился к тому, которого для себя нарек "первым", - утром или вечером стоял? Как тебя зовут-то, кстати, братец?
Стражники переглянулись, после чего "первый" настолько выразительно пожал плечами под кольчугой, что сразу стало понятно: для него то, что происходило три дня назад, в равной мере могло случиться во времена короля Артура.
- Бен я, мастер. А стоять - так стоял, как не стоять, когда назначили? Капитан как скажет, что, значит, кому туда, а кому сюда, так мы и идём. Только... холодно. Имя-то вот, как Роб говорит, забыть никак, потому что в купели так назвали, и ангел его с плеча шепчет, а вот время? Мысли-т совсем замерзают. А на то, чтобы согреться - даже нескольких шиллингов нету. Тяжело жить, господин, ой, тяжело...
- И то сказать, - поддержал его Роб, - трактирщик такие цены ломит, чтоб ему на том свете сковородку под зад... то есть, согрели его чтобы там хорошо. Ни погреться, ни закусить со вкусом после смены. Жалованье-то оно известно, какое. Слезы - а не жалованье.
- На посту пить нельзя, - строго заметил Клайвелл, - Но коль уж так холодно... Пара монет поможет отогреть память?
Он позвенел мешочком с деньгами у пояса.
- Пары маловато будет, - равнодушно заметил Роб, - Бену - монету, мне - монету, а домой, деткам тоже чего-то принести надо.
"Первый" истово закивал.
- Хорошо, - сдался Джеймс, чувствуя, что это может затянуться надолго, - сколько? Только в разумных пределах, господа.
- Эвон, господами кличет, - Роб философски сплюнул на снег, - про перделы... пределы... толкует.
- Деньги, конечно, сейчас дешёвые, господин, - быстро перебил напарника Бен. - Но на четыре шиллинга можно бы купить и кружку пряного, и немного дров домой. Душу отогреть.
Констебль досадливо закатил глаза и отсчитал монеты, перекочевавшие в ладонь Бена.
- Ну так кто в тот день на воротах стоял? - поинтересовался он снова.
- Да благословит вас Господь за щедрость! - деньги исчезли так быстро, словно их и не было. - С утра - мы и стояли, господин, как сейчас помню! А потом... потом Том Хантер с кем-то из новичков, лопоухим таким. Помню, ещё ругался, что кольчугу дырявую и ржавую выдали. Ну я ему и сказал, что чистить, значит, надо, потому что это - лицо стражи. Так вот.
- Том в караулке, - кивнул головой в сторону здания Роб, - греется, значит. Поди, согрелся уже. Вы поспешите, мистер, а то как бы ни того... Не перегрелся б.
Клайвелл удержал себя от того, чтобы повторить плевок Роба и толкнул дверь башни. Не успел он войти, как о каменную кладку рядом с косяком разлетелась глиняная кружка. Двое стражников, сидевших за небольшим столом, разразилась горестными возгласами, а третий довольно сгрёб с досок пригоршню мелочи. Судя по преувеличенно точным движениям, валявшиеся под ногами бутылки ещё недавно были полными. На вошедшего никто внимания не обратил.
Констебль тяжело вздохнул, сообразив, что чуть в сторону - и кружка попала бы ему аккурат в лоб, и подошёл к столу.
- С Рождеством, - произнес он, отчётливо осознавая, что с ним это уже было.
- С Рождеством! - радостно ответил победитель - худой высокий мужчина, на висках которого пробивалась седина.
- И выпьем за него! - раскрасневшийся стражник бросил на стол ещё несколько мелких монет. - Только кружек почти нет. Из горлышка, господин. Хорошее вино, с... специями.
Третий просто смотрел сквозь Клайвелла на разбросанные по полу черепки.
- Нет, спасибо, - отказался констебль, - вам больше достанется. Господа, а кто из вас Том Хантер? Парой слов перемолвиться надо бы.
- Ну, я, - отозвался худощавый. - Только если это о той игре, так там всё честно было. А дверь я заменю, сказал уже, - он взял последнюю кружку и взвесил на руке, присматриваясь к стене. Там, на высоте головы Клайвелла, был грубо намечен крест, который окружало мокрое пятно.
- Нет, не об игре и даже не о двери, - Клайвелл уселся на шаткий табурет, - вы дежурили на воротах три дня назад, двадцать второго декабря?
- Ага.
- Мельника из Гринфорда не видел?
- Берроуза? А то.
Кружка полетела в стену, угодив точно в крест, и мужчина осклабился.
- Так поздно-то мало кто едет, я и поспрашивал, что и как.
- Он с сыном был?
- Не-а. Один как перст, а злой как чёрт. Домой спешил.
- А что случилось, говорил? Отчего злой?
- Да так. Говорил, из-за сына и задержался сперва, а потом тот взял и пропал. Так что старик потыкался туда, сюда, да и плюнул. А пока тыкался - время-то к ночи. Вы б тоже злились, небось, по округе в темноте шататься.
- Не говорил, где сын потерялся? И из-за чего задержался?
- Если б знал, где, думаю, нашёл бы, - резонно возразил Том. - Я так думаю, по кабакам парень пошёл. Может, у какой бабёнки и остался. Праздник скоро, деньги у мельника есть. А почему - кто его знает. В торговые дела я не лезу. Моё дело - лук, да вот алебарда.
- И кружки! - неожиданно очнулся третий стражник - молодой мужчина, который где-то получил шрам через всю левую щёку.
- И кружки, - согласился Том.
- Ну что же, спасибо, - Клайвелл оставил на столе несколько монет и вышел из сторожки. Жадно вдохнув морозный воздух, он остановился на дорожке, размышляя, куда ему идти дальше. Рынок казался наиболее предпочтительной целью, ведь там можно было попытаться выяснить, какое время парнишка провел рядом с отцом и, чем черт не шутит, куда подался потом.

Рынок встретил констебля ленивым гулом - торговцы позевывали за прилавками, нехотя переговариваясь между собой. Покупателей было мало - несколько румяных служанок у лотка с рыбой, да пожилая чета джентри, выбирающая салат. Но все же, и этого было слишком много для того, чтобы самостоятельно выяснить, кто последним видел мельника. А потому Клайвелл направился прямиком в контору рынка.
Увидев входящего констебля Джонатан Гоат, грефье рынка в Бермондси, приуныл. Приход Клайвелла всегда означал проблемы и после его ухода они, зачастую, не исчезали, напротив, их становилось больше.
- Здравствуйте, мистер Клайвелл, - уныло произнес он, - с чем вы на этот раз?
- Добрый день, мистер Гоат, - констебль без приглашения уселся на скамью у стены, - как обычно - с вопросами.
- Хоть раз бы принесли добрую весть, - проворчал грефье, в свою очередь усаживаясь за свой стол, - что же, задавайте.
- Вы гринфордского мельника, мистера Берроуза, помните? - Клайвелл развел руками, будто извиняясь за причиняемые неудобства, - когда он был на рынке последний раз?
- Конечно, помню, - кивнул Гоат, - вот как раз двадцать второго декабря он вносил плату за место и пошлину за муку. Что-то случилось, констебль?
- Да, мельник умер, а сынишка его пропал, - сухо ответил Джеймс, - не могли бы вы указать его место на рынке?
- Мог бы, отчего бы не мочь, - грефье принялся рыться в бумагах и делал это довольно-таки продолжительное время, насвистывая себе под нос и сопровождая удивленными возгласами неожиданные находки, - вот как раз хотел все квитки подшить...
- А поживее нельзя? - Клайвелл принялся нетерпеливо притопывать сапогом, с которого натекла лужица талого снега.
- Быстро только кошки родятся, - просветил его Гоат, - а в моем деле необходима вдумчивость и аккуратность. О, а вот и он!
Грефье извлек, наконец, кусок плотной бумаги.
- Место тридцать пять, - огласил он, - это в мельничном ряду, как раз посередине рыночной площади. Слева - мистер Уотсон, булочник, справа - фонтан. Не ошибетесь.
- Благодарю, - Клайвелл склонил голову и вышел, хлопнув дверью. Заветный фонтан искать не пришлось - это было самое бойкое место рынка. Один из прилавков пустовал - видимо, именно его выкупил для себя Берроуз. Рядом со вторым переминался с ноги на ногу упитанный пожилой мужчина. На деревянных лотках у его торгового места возлежали румяные булки, прикрытые чистым полотном.
Констебль сглотнул слюну, вспомнив, что он еще не завтракал, и подошел к булочнику.
- Мистер Уотсон, я полагаю? - Осведомился он, старательно отводя взгляд от выпечки.
- Он самый, - обеспокоенно ответил булочник, заметив брошь на вороте, - чем могу помочь, констебль?
- Булку, пожалуйста, - Клайвелл вытряхнул их кошеля монетку и поменял ее на еще теплую сдобу, - скажите, а вы мистера Берроуза на днях встречали?
- Видел, как не видеть-то? - Удивился Уотсон, убирая деньги в карман передника, - соседи же. Вот мой прилавок, вот - его. Неужели приключилось что?
- Сын его домой не вернулся, - булка пахла одуряюще, - да и Берроуз тоже. Расскажите, что вы позавчера видели?
- Да ничего особого и не видел, - всплеснул руками булочник, - заторговался старина Берроуз допоздна, мука хорошо шла, да и Джек, сынишка его, все подбивал: "батюшка, еще немного постоим". Ну чаду любимому как откажешь? Он и стоял. А потом младший Берроуз ушел куда-то, я уж не видел, расторговался да домой собирался. Слышал краем уха, спор у них снова вышел.
В этот момент Клайвелл заметил, как какой-то оборванный ребёнок - из-за намотанной одежды было невозможно даже понять, мальчик это или девочка - подбирается всё ближе к прилавку за спиной увлечённо рассказывающего торговца.
- Эй, малый, - окликнул он ребенка, - стой, где стоишь.
Тот тут же - прежде, чем успел обернуться булочник - отступил на шаг и непринуждённо заложил руки за спину.
- Щипач? - Строго поинтересовался у чада констебль.
- Я?! Да ни в жисть, - голос определённо был девичьим. - Смотрю, купить бы что домой. Там - сестрёнка больная. И братик, - подумав, ребёнок добавил: - И вообще. А ходить по рынку не запрещается, мы правила знаем.
- Правила они знают, как же... - Уотсон повернулся к ребенку и погрозил кулаком, - это ж, господин констебль, самая мерзавка отъявленная, вечно шныряет, все тянет, что не прибито!
- Шныряет, говорите? - Клайвелл на мгновение задумался, - эй, хм...барышня, заработать хочешь?
- Ага, - девочка качнулась на носках, но с места не сдвинулась. - Заработать, как же. Знаем. Это чтобы поближе подойти, а потом в приют, к церковникам.
- Да можешь вообще не подходить, - "обиделся" констебль, - я - тебе вопрос, ты - ответ. За ответ - монета. За честный ответ - я еще и забуду, что видел тебя.
- А-га, - ребёнок задумался, не забывая посматривать по сторонам. Людей на рынке всё ещё было не так много, и к их группе пока что никто не подходил. - Ну, попробуйте, дяденька. Только что ж меня забывать, когда ничего не сделала?!
- На всякий случай, - просветил ее Клайвелл, - ты сына мельника, что здесь торгует, знаешь?
- Скрягу-то? Ещё бы! Кошель не под туникой носит, а за пазухой, - девочка помедлила, потом пожала плечами и улыбнулась. - Значит, видела, как он расплачивался, так-то. А вовсе не то, что вы подумали.
- Скряга - сын или мельник? - вопрос был несущественным, но уточнить, о ком речь идет, следовало. - Лови.
Монетка, серебрясь в воздухе, полетела к девочке, которая поймала её не глядя и тут же сунула куда-то в лохмотья.
- Мистер Берроуз - хороший человек, - ребёнок посерьезнел. - Добрый. А сынок его и куска булки жалеет, - с последними словами девочка метнула взгляд на лавочника.
- Ага, - согласился констебль, - а когда ты... хм...Скрягу видела последний раз, не припомнишь?
- На тебя, проглотка, булок не напасешься, - Уотсон швырнул ребенку пирожок с другого лотка, - все равно ж благодарности не знаешь, сопрешь чего снова!
- Спасибо огромное! И зря вы так, всё я помню.
Пирожок исчез там же, где и монетка, а девочка обернулась к констеблю. Теперь, видимо убедившись, что речь о ком-то другом, она говорила охотнее.
- Скрягу, значит... два дня назад и видела, до Рождества ещё. Он всё тут шумел, словно выпивши был, но что-то не заметила, чтобы пил. А, понятно, я-то присматривалась. Кто знает, когда человеку, если он выпивши, помощь нужна будет, правда, мастер констебль?
- Всенепременно, - согласился Клайвелл, кидая монетку, - вдруг кошель не донесет, помочь надо. Шумел, говоришь? Давайте, барышня, обстоятельно - где шумел, почему шумел и до чего дошумелся?
- Здесь и шумел. Вот дяденька булочник начал про спор ихний - он, небось, лучше слышал. Тогда народу не в пример больше было, и все галдят!.. А потом взял и ушёл, тишком. Так, что и мне самой зав... в общем, очень ловко.
- Куда ушел, не видела?
- Ну-у!.. я, конечно, следить не нанималась. Да и проку с него мало, потому что выпивши или нет, а шёл твёрдо, да всё оглядывался... - девочка помедлила. - Но мне-то, конечно, интересно стало. На Ивовую он пошёл, ваше констебльство. В кабак к Гарри. Туда-то, конечно, мне уже дороги нет: не любят там детей, злые все.
- Негодяи, - поддержал диалог очередной монетой Клайвелл, - как такую барышню да не любить? Долго он там пробыл?
- А вот и нет, - торжествующе ответила девочка. - Я уже уходить собралась было - что там на три свечки в окне глядеть - а он возьми да и выйди.
- И куда пошел? - кошелек начал заметно легчать.
- Линтон. Да вы знаете. Туда, где... ну, где женщины. Я порадовалась было: джентльмены, которые туда ходят, потом добрые, но он всё не выходил и не выходил. Я и отстала. Не фарт.
Действительно, Клайвелл место знал. Бордель находился примерно в двух кварталах от заведения Гарри, и констебль даже подозревал, что знает, кому именно платят за то, чтобы проститутки не боялись визитов стражи.
- Как Джек Берроуз выходил, ты уже не видела, я верно понял? - Констебль бросил очередную монету и завязал кошелек.
- Не-а, - девочка спрятала деньги и просияла. - Спасибо! Если есть ещё вопросы - так я с радостью. Не всегда вы, знать, и вредные!
- Как приметишь что интересное - заходи в управу, - Клайвелл подумал и снова вытащил монету, - мистер Уотсон, дайте ей булок, что ли... Ну бывай, барышня.
- Ваше констебльство, - девочка попыталась сделать книксен, разведя в стороны полы воображаемого платья. - Спасибо. От имени сестрёнки. И братика тоже. И вообще.
Констебль кивнул сначала булочнику, потом девочке и направился на Линтон, надеясь, что Джек Берроуз всего лишь надолго загулял.

25 декабря 1534 г., Бермондси.

Тюрьма

Тюрьма в Бермондси была невысоким каменным зданием, примыкающим к управе. Выбеленная известкой, с невысокой башенкой над зеленой крышей, она походила издали на церковь и имела вид домашний, отчасти, даже уютный. Стражи, те, что пограмотнее, иногда шутили, что здесь тоже спасают заблудшие души. Массивные ворота были закрыты, лишь в маленькую узкое окошечко периодически поглядывал страж. Клайвелла он узнал издали, распахнул маленькую дверь и приветливо закивал головой, приглашая войти. В маленький, безлюдный внутренний двор узкой килой вдавалась пристройка конторы. Клайвелл отряхнул снег с сапог и открыл дверь. По совести сказать, он уже порядком устал путешествовать по Бермондси на своих двоих и надеялся, что это - последняя точка в его странствия на сегодня.
- И будьте, любезны, мастер Берроуз, не повторяйте ошибок, - первое, что услышал констебль, был голос смотрителя тюрьмы, мистера Клоуза, - если вам, конечно, не глянулось наше гостеприимство. Вот, пожалуйте, ваши бумаги об освобождении и квиток об уплате штрафов.
- Благодарю, мистер, - высокий русоволосый мужчина, чьи широкие плечи говорили о занятиях физическим трудом, наморщившись, уставился на бумагу со свежей печатью. - Уж как-нибудь.
- Джек Берроуз, я полагаю? - Констебль всем своим видом выражал счастье от лицезрения этого человека, на поиски которого потратил два дня.
- Верно, - мужчина, который лицом был очень похож на отца, только без его мягкости, подозрительно уставился на констебля и показал на печать. - Уже всё уплочено.
- Замечательно! - Обрадовался Клайвелл, - люблю, когда все, хм, уплочено. Мистер Клоуз, вы позволите поговорить с мистером Берроузом? Ну, скажем, вот прямо здесь, в конторе?
- Конечно, мистер Клайвелл, - согласился смотритель, - располагайтесь.
- Благодарю вас, - констебль уцепил стул и сел так, чтобы к двери можно было пройти только мимо него, - вы тоже присаживайтесь, дорогой мистер Берроуз. В ногах правды нет. Должен сообщить, что властью, данной мне королем, я могу на некоторое время задержать вас с целью получения ответов на вопросы, необходимых для разрешения проблем, связанных с жизнью и благополучием подданных короля. Вам это понятно?
- Ну? - сесть Джек Берроуз так и не сел, даже не опёрся на спинку. И то сказать, два дня заключения, его сил явно не подорвали. - Не знаю я, что там за разрешения, но если надо - спрашивайте.
- Ну что же, - констебль потер руки. - Приступим. Скажите, мастер Джек, когда вы последний раз видели своего отца?
- А вот два дня назад и видел. Когда папаша торговался о полумешке муки с какой-то городской. В чепце, значит, платье дорогое и муфта ещё дороже. Смотрела как на грязь, отец и расстилался.
- Каким образом вы разлучились с отцом? - Вид у Клайвелла был беззаботный и отчасти даже дурашливый.
- А выпить захотелось. Вечер уже, знаете ли, товар почти весь того, следить почти не надо. Горло промочить пошёл.
- А вот ваш сосед по рынку, булочник, утверждает, что вы перед этим крепко поссорились в батюшкой. По поводу чего был спор?
Джек Берроуз фыркнул и всё-таки опустился на стул.
- Ну, было. По тому, как мельницу держать, мне скрывать нечего. Так об этом мы уже неделю спорим. Другую мельницу, значит, ниже по реке строят, и грозят цену сбить. Какой-то орк-ирландец землю, значит, купил и дела по-новому хочет. Отец говорит: пусть, не пропадём. А по мне - так дела не делаются, чтобы, значит, приехал и твори чего хочешь.
- А как делаются? - Констебль изобразил заинтересованность. Со стороны и впрямь можно было подумать, что Клайвелла интересуют тонкости содержания мельницы.
- Ну. Поговорить. Объяснить, значит, что здесь уже есть... и те, кто продают, и те, кто покупают. Умный - поймёт, где всем выгода. Но, - он пожал плечами. - Тут оно, конечно, как хозяин скажет. Отец, значит.
- Ага, - согласился Клайвелл, - а скажите, мастер Джек, отчего у вашей сестры такой впечатляющий синяк на лице?
- У этой безрукой? - даже удивился милодой Берроуз. - Может, и мне под руку попалась, так поделом. А что, жаловалась, что ли?
- Нет, не жаловалась, - пожал плечами констебль, - так спросил, из любопытства, уж очень в глаза бросился, когда труп батюшки вашего отвозил.
Глаза Берроуза на миг вспыхнули, потом снова погасли, и он уставился на констебля с ничего не выражающим лицом.
- Значит, батюшка мой того, почил? Горе-то какое.
- Соболезную вам в вашей утрате, - кивнул Клайвелл, - а вот скажите, к примеру, мастер Джек, как вы так от батюшки отстать умудрились? Что родитель ваш один, в ночь, по тракту...
- А кто ж ему виноват, что в городе не остался на ночь? - удивился Джек Берроуз. - Когда по лесу тв... ватаги ходят, по зиме злые. А отстал - так туточки же сидел, это вам виднее. Подумаешь, тарелки побил. Не забрали бы - глядишь, папенька жив бы остался.
- Вот про тварей вы первый раз правильно начали говорить, - задумчиво сообщил констебль, отчаянно сожалея, что нельзя пригласить юношу в пыточную. - Только откуда вы о них знаете?
- Каких тварей? Оговорился я, понятное дело. Сначала выпускают, потом ответы требуют, да ещё, - Джек снова сверкнул глазами. - после того, как про смерть батюшки сказали. Будь я дурой как Мэри, может, вообще б сомлел. Недолго ей осталось, на мельнице-то...
- Хорошо, мастер Джек, а о ватагах вы откуда знаете? Отчего же вы, вдобавок, не поинтересуетесь, как умер ваш батюшка, что его констеблю до дома отвозить пришлось?
- Как он... - Берроуз впервые за время разговора задержался с ответом. - А и впрямь. Пока вы не сказали, я и не подумал, значит. Мало ли в лесу что случится, когда один. Может, лошадь ногу сломала, а там волки. Или вот разбойники, которых стража всё выводит, а никак не выведет. Мастер констебль. А люд-то страдает.
- Люд, говоришь, страдает, - Джеймс покачался на стуле, - ну что же, мастер Джек. Позвольте взглянуть на ваши бумаги об освобождении, таков протокол, уж не обессудьте. Мистер Клоуз подтвердит.
Смотритель несколько удивленно взглянул на констебля, но, все же, кивнул головой. Джек Берроуз нехотя протянул бумаги.
-Благодарю вас, - Клайвелл встал, принял бумаги и отошёл к окну, чтобы лучше рассмотреть, - близорук стал я, мистер Клоуз, -посетовал он, - да и вы тоже, смотрю. Эвон, закорючек понаставили, и не разберешь, на кого бумаги выписаны.
С этими словами констебль порвал сначала бумагу об освобождении, затем квитки об уплате штрафа.
Судя по лицу, Клоуза если удар еще не хватил, то смотритель был уже около того.
- А... Мистер Клайвелл!
- Это ещё что такое?! - Джек вскочил, сжимая кулаки.
- Скажите, мастер Джек, - вкрадчиво продолжил Джеймс, методично дорывая бумаги, - а документы у вас есть? Ну вот я - человек доверчивый, сразу поверил, что вы - Джек Берроуз, мистер Клоуз - тоже. А, скажем, встретится вам кто-то, кто на слово не поверит?
- Справки эти ваши - кто их носит?! Кого хотите спросите. Хоть священника нашего, который меня крестил, и исповедь каждый раз принимает, хоть работников или вон жителей, с кем пью каждую неделю! Что это творится, мастер Клоуз?! - Берроуз уставился на смотрителя. - Я же и штраф уже уплотил!
- Спросим, - кивнул Клайвелл, - всенепременно спросим. А пока, мистер Клоуз, я задерживаю этого человека согласно "Уложению о бродяжничестве", до того, как свидетели подтвердят, что это Джек Берроуз. Где у вас тут расписаться надо?
Джек Берроуз бросил на Клайвелла мрачный взгляд.
- Ничего, мастер Джек, - утешил его констебль, - погостите ещё у мистера Клоуза. А я уж быстро. Одна нога здесь - другая там. Но завтра.
- Мистер Клайвелл, - прошипел смотритель, пока констебль расписывался в толстой тетради, - что ж вы творите-то? Шериф сегодня же узнает о ваших выходках!
- Всенепременно, - также тихо согласился Джеймс, - не впервой, мистер Клоуз. Подержите парня у себя, вечным должником буду.
- Доиграетесь, мистер Клайвелл, - смотритель вздохнул и позвонил в колокольчик, вызывая стражу. - Добро пожаловать в эти стены, мистер. - Обратился он к младшему Берроузу. - Надеюсь, наше гостеприимство вас устроит.

Последняя пробежка по заснеженному Бермондси до управы - и день можно считать завершенным. К полудню улицы стали оживленнее, появились гуляющие пары, подвыпившие в честь рождества работяги. Впрочем, и стражи на улицах стало больше, а значит, беспокоиться было не о чем. Завтра в управе будет бумажный завал - начнут поступать отчеты из тюрьмы, от капитана стражи, слезницы от жителей городка. А пока - можно было бы вытянуться на узкой лавке вдоль стены и спокойно, в тишине и покое пустой конторы.
Однако, чаяниям Клайвелла не было суждено сбыться. Управа отнюдь не была пустынна и тиха, за своим столом восседал, обложившись бумагами, клерк, мистер Скрайб.
- С Рождеством, констебль, - сухо поздоровался он с Клайвеллом, - здесь три отчета, два уведомления, шесть жалоб, два запроса из суда. Читать будете?
- Почитайте вслух, мистер Скрайб, - Джеймс расстегнул брошь и свернул плащ в некое подобие подушки, на которое и угнездил голову, когда улегся на лавку. - Будьте любезны. Начните с жалоб, пожалуй.
Клерк тяжело вздохнул и вознес очи горе, будто сетуя на то, с кем ему приходится работать. Но, все же, развернул первый конверт и монотонно забубнил:
- Миссис Аглая Харлот, управляющая доходным домом на Линтон, требует принудить к возмещению убытков...
- Знаю. - Отмахнулся Клайвелл. - Решили уже. Дальше.
- Гильдия купцов требует разобраться с хищениями товаров из складов в Доках.
- Что украдено?
- Пушнина, - Скрайб пробежал глазами список, - готовая одежда, обувь, посуда, мыло, духи.
- Какой странный вор, - констебль от удивления даже голову от лавки приподнял, - ну, всплывет рано или поздно. Хотел бы я знать, кому этот чудак пушнину сбывать собирается? Дальше.
- Цех ткачей жалуется на несправедливое отношение к ним гильдии купцов...
- Это их внутреннее дело,- хмыкнул Клайвелл, - отпишитесь, пусть в Суд обращаются.
- Миссис Баркер жалуется на некую шуструю проныру, утащившую у нее кошелек с 12 фунтами на рынке. Требует вернуть деньги, примерно наказать воришку, а еще лучше повесить.
- Дьявол, - стукнул себя по лбу констебль, - чуть не забыл! Мистер Скрайб, если сия проныра в управу зайдет, когда меня не будет, то будьте любезны выслушать все, что она скажет, накормить и заплатить.
- Доиграетесь, мистер Клайвелл, - укоризненно покачал головой клерк.
- По шесть раз за день это слышу. - Смешок. - Дальше!
Под монотонный бубнеж клерка Джеймс задремал, в полудреме продолжая размышлять о младшем Берроузе. Выходило, что Джек - таки подстроил намеренно, чтобы отец отправился в одиночестве домой. И о монстре он наверняка знал, учитывая его дружбу с тем же Стоуном, о которой говорила Мэри. "Лесные братья" всегда достоверно знают, где появилась очередная нежить, они живут с этим. Эх, а вот доказать это все - не получится. Не управлял же он тварью, в самом деле, этот полуграмотный мельник, говорящий "уплочено". Если только обвинить Берроуза в некромагии, но это тоже ведь надо доказать, привлечь для этого священников, михаилитов, раздуть шумиху... Нет, Джек Берроуз того не стоит. Да и не заинтересовался бы он этим мельником, если бы не его дочь... Черт, надо бы на мельницу проехать, посмотреть, как она там. Братца ее завтра придется отпустить, дольше держать нельзя, а до того времени нужно устроить так, чтобы девушка не оказалась под покровительством аббатисы в обители св. Марии Магдалины. И без того послушницы оттуда бегут с михаилитами уже. Надо как-то разъяснить девушкам - перед побегом неплохо бы оставлять расписку, что покидают они обитель по доброй воле и собственному желанию. И им хорошо, и констеблям работы меньше. Все равно ведь все сведется к этой бумажке, эвон их сколько уже в той синей кожаной папке на полке. Но так хотя бы не придется выслеживать их по всему графству.
- Мистер Клайвелл! - судя по голосу, клерк уже несколько раз повторил фразу и теперь был весьма раздосадован, - на запросы из ассизов что отвечать?
- А? - вскинулся констебль, пытаясь стряхнуть дрему. - А что там?
- Я же вам говорю... Квартальная сессия на носу, надо найти и задержать неких Томаса Стоуна, Бена Хоггарта и Уилла Бейкера. А также представить их ассизам.
- Напротив Стоуна и Бейкера поставьте крестики, уже. Правда, состояние Бейкера вряд ли устроит ассизы, но чем уж богаты. А вот за Хоггартом побегать придется. Учитывая, что я в лицо его не знаю, хотя фамилия и смутно знакома. Ладно уж. - Клайвелл сел и потер колено. - Мистер Скрайб, я до Гринфорда проедусь, дела. А вы не сидите в конторе, ступайте домой, Рождество все же.

Лошадь смирно дожидалась его на конюшне стражи. Клайвелл потрепал ее за холку, угостил кусочком булки, оставшейся от завтрака и не спеша принялся седлать, оттягивая момент выезда и давая себе время подумать. Кой черт его вообще понес в законники? Отец был из джентри, даже имел небольшую усадьбу в Дорсете, но случилось так, что будучи по делам в Лондоне встретил он юную Элизабет Харддвуш, тогда еще и не подозревавшую, что вскоре станет матерью Джеймса Клайвелла. Надо отдать должное, отец признал его, дал свою фамилию, оплатил образование. Но на этом - все. Крутись, старший, но незаконный сын, как можешь. Вот и приходилось изобретать способы прокормить семью, не вступая при этом в сделку с совестью лишний раз. Впрочем, об этом констебль уже размышлял, правя к воротам городка.
- Господин констебль! - Окликнули его за спиной нежным, девичьим голоском. - Купите фиалки! Свежие, только из оранжереи графа Уилтшира!
Говорящая оказалась худенькой, озябшей девочкой в плохонькой шубке и с корзинкой синих цветов.
Клайвелл натянул поводья и поменял монету на небольшой букет цветов, пахнущих в морозном воздухе особенно сильно. "Как на свидание". - Мелькнула у него мысль, пока он бережно прятал цветы под плащом.

Гринфордская мельница

Из-за мельницы раздавался мерный стук топора. Давешний низушок, который, как и за день до того, оббивал лёд с колеса, бросил на констебля мрачный взгляд и поджал губы, но ничего не сказал. Только ломик в руках заходил ещё усерднее, высекая ледяные искры. На этот раз Клайвеллу не пришлось стучать: Мэри, то ли услышав стук копыт и лошадиный храп, то ли увидев гостя в окно, открыла сама, стоило ему подойти ближе. На девушке было тёмное длинное платье, прикрытое сверху накидкой. Под глазами залегли тёмные круги, но на констебля дочь мельника взглянула неожиданно спокойно, хотя и с осторожной опаской.
- Здравствуйте, мисс Мэри, - констебль спешился, - как вы себя чувствуете?
При этом вопросе брови девушки взлетели вверх, и она неуверенно улыбнулась.
- Учитывая обстоятельства... спасибо, мастер констебль, хорошо. Конечно, трудно отделаться от мыслей, что же теперь будет, но...
Клайвелл опустил глаза, собираясь с мыслями.
- Я хотел бы принести извинения, в прошлый раз я был несколько... Неучтив.
Губы Мэри снова дрогнули, и она отступила в дом, приглашая его войти.
- Хотите подогретого вина, мистер... Клайвелл, да?
- Благодарю вас.
Войдя, Клайвелл оглядел уже знакомую гостиную, отметил траурную скатерть на столе, темные занавески, и, дождавшись, когда хозяйка дома обратит на него внимание, произнес:
- Я нашел вашего брата.
Мэри на миг замерла, но тут же оправилась и протянула констеблю кружку, над которой поднимался ароматный пар: в этом доме явно не жалели специй и не ограничивались одним имбирём.
- Спасибо, мастер. С Джеком всё хорошо?
- Он в тюрьме, мисс, - Клайвелл с лёгким поклоном принял кружку, заставив себя не морщиться от запаха приправ и рома. - Дебоширил в борд... В доходном доме. Завтра его, вероятно, отпустят. И вот об этом я и хотел бы с вами поговорить, если не возражаете.
Девушка, не отвечая, расправила юбку и уселась за стол, сложив руки на коленях, после чего подняла на Клайвелла вопросительный взгляд.
- Скажите, мисс Мэри, у вас хорошие отношения с братом? - Клайвелл уселся напротив девушки и уже было собрался продолжить, как вспомнил о букете, хлопнул себя ладонью по лбу, и,откинув полу плаща, достал фиалки.
- Вот. - Неловко произнес он. - В качестве извинений.
Мэри бросила на цветы единственный взгляд и вспыхнула до корней волос. Посмотрела на полку с книгами, потом снова на цветы и потупилась. Но подарок взяла.
- Спасибо, - голос звучал еле слышно. - Они очень красивые. Наверное, было очень тяжело достать? Зима...
Клайвелл пробормотал что-то невнятное и повторил вопрос:
- У вас хорошие отношения с братом, мисс Мэри?
Девушка коснулась лепестков, потом со вздохом положила букетик на край стола перед собой.
- Не очень. Джек... грубый, и... впрочем, не будем об этом. Мне не следует так говорить.
- Мисс Мэри, я имел ... удовольствие говорить с Джеком. - Констебль помолчал, собираясь с мыслями. - Он совершенно однозначно высказывается о вашем будущем. Позвольте, я буду говорить прямо, как привык. Все эти любезности изрядно отнимают время. Ваш брат - редкая скотина, простите, мисс. Если бы я мог доказать, что... Неважно. В общем, будь в моих силах, я бы закрыл его в Тайберне надолго. Но перед законом он, по сути, чист. Сейчас Джек задержан за бродяжничество. Завтра его отпустят и я, говорю откровенно, несколько волнуюсь за вас.
- Волнуетесь? Мой брат, - с горечью ответила Мэри. - Отправит меня в ближайший монастырь, который не запросит слишком много денег. Джек всегда любил простые решения. С глаз долой. Будет ли здесь лучше без меня? Простите, констебль, но он слишком глуп. Не подумайте, Джек не идиот, но он не смотрит дальше одного шага. Никогда не умел. Так что моя жизнь продолжится где-то ещё и... без странных выдумок. Я поняла это сразу, как вы сказали про... батюшку.
- Да. - Согласился констебль. - Примерно это он и говорил. Впрочем, насчёт отсутствия странных выдумок, я бы не обольщался. Есть тут у нас одно аббатство... Впрочем, не важно. Я понимаю, что должен говорить об этом, прежде всего, с вашим братом, но мне необходимо заручиться вашим согласием. Вы не возражаете, если я буду навещать вас?
Мэри недоумённо склонила голову набок.
- Навещать? Я не понимаю. Если вы хотите... ну... - она чуть заметно порозовела. - Ухаживать, то я боюсь, что так скоро после смерти батюшки это было бы неправильно, и... мы ведь едва знакомы. Совсем не знакомы.
- Мисс Мэри. - Клайвелл хмыкнул и поправил плащ. - Я понимаю, как это выглядит и не хочу обнадеживать вас. Я подозреваю Джека в сношениях с "лесным братством" и это - единственный способ наблюдать за ним и, возможно, препятствовать. Ну, и если мои приезды хоть немного облегчат и скрасят вам жизнь... В случае успеха, если я докажу причастность мастера Берроуза к ватаге, вы останетесь богатой наследницей. При плохом варианте событий... Вы все равно ничего не теряете.
На этот раз Мэри молчала долго, задумчиво перебирая цветы.
- Я не против ваших посещений, мистер Клайвелл. Так же я, - она помедлила, но гордо вскинула голову, - не стала бы скучать по Джеку, хотя и не желаю ему дурного. Он может быть грубым, глупым, но всё-таки это мой брат, и он... не злой. Пусть он и смотрит... смотрел в лес, у него слишком мало воображения, чтобы быть по-настоящему злым. Я не обольщаюсь, мистер констебль. Мы ведь выросли вместе. Никогда Джек не мог придумать ничего сложного или заглянуть вперёд. Это-то наверняка.
- Хотел бы я жить в вашем мире, мисс Мэри, - задумчиво протянул Клайвелл и, наконец, рискнул попробовать содержимое кружки. Резкий запах корицы ударил в голову, засвербило в переносице так, что констебль не удержался от чиха. - Простите. О нашем разговоре я попрошу вас никому не рассказывать. Пусть внешне всё выглядит... Ну пусть выглядит, как выглядит.
Поставив кружку на стол, он откланялся и направился к двери. И уже выходя из дома, добавил, оглянувшись:
- Скорбь - преходяща, мисс Мэри. И она вам не к лицу.

Обратная дорога показалась Клайвеллу вечностью. Лошадь лениво рысила, будто оттягивая возвращение на конюшню, но понукать ее Джеймс не торопился. Пусть прогуляется, верная Белка. К тому же, тракт стал оживленнее, потянулись купцы. Констебль поправил плащ так, чтобы была видна брошь Тюдоров. Представитель власти на тракте - хороший повод показать людям, что констебли работают над безопасностью дорог и вообще... бдят. Медленно миновав пару обозов, чтобы ехавшие в них могли его рассмотреть, Клайвелл пришпорил Белку и помчался в Бермондси уже галопом, мечтая поскорее оказаться в тепле дома.

Следы, чёткие и ясно различимые в неглубоком снегу, вели почти строго на север.
- Чуется мне, не наша это работа, - негромко нудел Хантер. - Пусть лесничие на... лесных охотятся.
- К сожалению, наша, мистер Хантер, - Клайвелл вглядывался в следы. Одни сапоги были больше заметно других и глубже уходили в снег. - Один добычу несёт, я думаю. Проваливается сильнее.
До поляны - скорее прогалины между голыми дубами и вязами - они шли по следам добрую часть мили. На самом краю, под кустом шиповника, на котором уже не осталось ягод, зато торчали длинные, острые шипы, Клайвелл увидел тушку косули или небольшого оленя с наполовину отрезанной задней ногой. В разрезе ещё торчал широкий нож с костяной рукоятью. Кровь с туши явно спустили где-то ещё, потому что пятно под ней было невелико. Людей видно не было, но следы - легче и шире, чем раньше, внезапно разбегались в обе стороны и пропадали за деревьями.
- Ну как, дьявол, в старину. Холмов, мать их, не хватает, - прошипел Хантер. - И бурга рядышком, чтоб, значит, совсем весело.
- Разделились. - Клайвелл остановился, размышляя, - Вправо или влево? Как думаете, Хантер, Харрис? Разделяться не будем, хоть одного да возьмём.
Азарт погони был чужд констеблю. Вот и сейчас он считал, что лучше синица в руках, чем разойтись в преследовании еще и за журавлем. Воистину, за двумя зайцами погонишься....
- Вправо, - решил Харрис, глядя на прогалину из-под руки. - Тот полегче будет.
- Согласен. - Констебль кивнул и откинул плащ за спину.
И они повернули на восток. Следы сначала были размашистыми, неполными: их добыча явно бежала. Но чем дальше, тем они становились короче. Сперва констебль не увидел стрелка, только услышал хлопок тетивы, мелькнула тень за тяжелым, старым дубом в нескольких десятках шагов. Тут же раздался голос Харриса:
- Сука! По ноге-то чиркнуло... под кольчугой, мать!
- На него, - рыкнул Хантер, и подал пример, с неожиданной прытью бросившись вперёд. На бегу он забирал вправо, стараясь прикрыться деревьями. Алебарду стражник бросил, но успел выхватить длинный нож.
Клайвелл, чуть замешкавшись, повторил его маневр, но держался невысоких кустов левее. От том, что с Харрисом, Клайвелл дал зарок подумать позже. Однако, браконьеры нынче распоясались. Еще год назад ни один из них и не подумал бы стрелять по страже, просто ушли бы в лес, где их не достанут.
Невысокая фигура метнулась прочь, но браконьер быстро понял, что убежать не успеет и прижался к дереву спиной, натягивая длинный тяжелый до несоразмерности лук. Широкий охотничий наконечник метался между Хантером и Клайвеллом, но не дрожал, несмотря на то, что тетиву человек оттянул до уха. Такая стрела в кольчуге обычно застревала, но с расстояния в несколько шагов из сильного лука - случалось всякое.
- Стойте! - высокий женский голос, в отличие от стрелы, ощутимо подрагивал. - Я выстрелю! Стоять!
- Баба, - обречённо констатировал констебль. - Проклятье, не стоило оно Харриса. И не повесишь же... Опусти лук, милая. Побеседуем.
- Чой-то не повесишь? - раздался сзади злой голос раненого стражника, который доковылял следом. На бедре виднелась повязка, наскоро сделанная из отрезанной с плаща полосы ткани. Судя по количеству крови, досталось ему не слишком сильно. - Я дык с удовольствием. Вот на суку, как раз подходящий.
- Можно. - Медленно согласился Клайвелл. - Только не заплатит никто же. И удовольствия никакого. Обмочится только, да на личико ее синее полюбоваться.
- Про удовольствие - это вы, мастер, зряшно, - Хантер, прищурившись, осмотрел женщину и кивнул. - Личико-то ничего. Глядишь, и остальное, что по женской части...
Лук мгновенно развернулся в его сторону, и стражник замолчал, хотя и не отступил.
- Всех-то не успеешь. Да и стрел не хватит.
Действительно, из колчана на перевязи торчало только одно оперенье.
- Не успею, - сквозь стиснутые зубы ответила женщина. - Зато первым-так кому-то шагнуть надо.
- Зато остальные... Отомстят внимательно. - Констебль ковырнул снег носком сапога. -. Особенно Харрис. Вот этот суровый дядечка, которого ты подстрелила. Знаешь, как его называли после Флоддена? Нет? Лучше и не знать. Я его сам боюсь иногда. Так что, опускай лук и давай его сюда, добром прошу. А там... Поглядим. Может, Харрис и простит тебя.
- А давай просто разойдёмся, ма-астер, - женщина чуть отпустила тетиву. - Добром, значит. Вся-то суета - мелкая олениха да ляжка поцарапанная. Ради чего стреляться? Оленина ваша, чтоб, значит, новое мясо нажрать герою Флоддена, а я и пойду себе. У вас, небось, делов и так есть.
- Оленину мы и без того купить можем. - Задумчиво протянул Клайвелл, - А вот пока за тобой бегали, у нас там покойничек в телеге замёрз окончательно. Лекарь - ой как ругаться будет. Так что, коль уж добром расходиться - давай баш-на-баш. Ты нам расскажешь, вдруг чего в лесу видела, а мы уж тебя отпустим.
- Покойничек ваш ещё с ночи-то замёрз, - фыркнула женщина, - кому другому вешай, про лекарей. Купить он может... добром кичится от казны... Но про отпустить - не брешешь ли? Этот вон, - она кивнула на Харриса. - Уж больно злобно глядит. Словно волчара какой.
- Как Бог свят, - побожился констебль, мысленно вздохнув, - а что Харрис волком смотрит, ну так ты ему под кольчугу попала. Считай, возле... самого интересного. Тут любой не то, что волком смотрел бы, а и крокодилом из королевского зверинца. Значит, с ночи, говоришь, покойничек наш замерз?
- Хотела бы - попала бы, куда надо. Понадеялась, что останетесь, товарищу помочь, но нет. Порскнули как черти. Прям солдаты... да, - женщина с видимым облегчением опустила лук, который, как стало ясно вблизи, действительно был для неё слишком велик. - Ночью его кончали. Мы-то краем шли... и не задержались. Добрые охотники в такое говно не лезут. Если жить хочут.
- Ты сама-то местная, а, Мэри Эмбри? - Клайвелл кивнул головой, приказывая Хантеру забрать лук. - Дай лук мистеру Хантеру подержать покуда. От греха. Вернем.
- А что, на эль зайти хочешь? - браконьер мотнула головой. - Мэрями ещё обзывается. А лук не дам. Примета, знаешь, дурная, когда свой лук кому в руки сплавляешь. Мужику особенно. Слишком оно дело интиматное. Да и чую себя лучше, с ним-то. Лучше уж про покойника вашего. А то ведь в третий раз леденеть не станет, но волки тут, знаешь, бегают. Хучь и давно не слышно было...
- Да нет, на эль, пожалуй, заходить не стану, если только кому из парней глянулась. Ну, говори про покойничка уже, дело ты интиматное. - Клайвелл скривил губы, пытаясь удержать смех.
- Да почти нечего. Мы ходим по тропам олениным да прочего зверья некупленного. Ну и к реке шли, потому там перекрестье, место хорошее. А этот... стоял прямо там. Луна была, значит. Я не поняла сперва. Думала, ещё кто косулю словил, да только так не потрошат, чуешь? Нож иначе идёт. Да и ног у косулей не бывает. Да сказать, правда, почти и нечего. Кровищи - море. И... - она вдрогнула, - жутко. Он такой... спокойный был. Как я шкурку с зайца снимаю. И ни звука, только треск, с каким шкура слазит. Гладко работал. Тут подрежет, тут потянет. Умелец, мать его... а как кончил - ножик за кусты закинул...
- Кусты показать сможешь? - По правде сказать, Клайвелл толком не понимал, зачем ему этот нож. Разве что лекарь сличит его с ранами. Так и без того ясно - им резали, девушка подтверждает.
- Найти легко. От кривого ясеня, за которым мы прятались, да через место, где труп лежал. А куда он там упал, я не видела. Этот, жуткий-то, как встал, так меня бра... так мы и сдёрнули. Очень-очень тихо. Пока не обернулся, знать.
- Хантер, сходите, отыщите, будьте любезны. А скажи, милая, ты в лицо жуткого этого не узнала?
- Не видела я лица! - женщина снова вздрогнула. - Думаешь, хотели ему в глаза поглядеть, так чтоль? Не. Как он встал да за одеждой нагнулся, так мы и сбежали. Да что сказать... невысокий он, не толстый. Обычный...
- А одежду покойничка нашего не разглядела, часом? - Вот этот вопрос занимал констебля все это время. Ради чего такое кровавое и бессмысленное убийство? Какую корысть преследовал убийца? Да и описание одежды облегчило б поиск родных убитого. Хотя бы сословие узнать....
Женщина задумалась, перебирая в пальцах тетиву. Потом неуверенно пожала плечами.
- Ночь же, лес, хучь и луна... куча лежала и лежала, поди разбери, где портки, где что. Но тёмное было... Можа, плащ, можа, кафтан длинный. Сапоги вот добротные, смазанные, аж блестели. Их он наверх поклал, а потом, значит, кучей и взялся. А руки-то в крови измараны все...
- Ага, - согласился констебль, - ну что же, спасибо за помощь, дева Мэриан. Ступай. Не попадайся больше. А то ведь вздёрнут. Леса -то королевские.
- Не Мэри я, - женщина шмыгнула носом и сморкнулась в снег. - А вам - не ловиться. Будь кто не такой, значит, добрый, стрела-т могла и в брюхо.
Клайвелл шутливо поклонился, приложив руку к груди.
- Идёмте, мистер Харрис, к телеге. А то действительно, как бы волки нашего усопшего не погрызли.

27 декабря 1534 г. Бермондси. Управа констебля. Утро.

Сон - лучшее лекарство. И Клайвелл насладился им сполна, проспав заутреню. Когда он со всех ног летел в управу (точнее - рысил, поскольку казенная кольчуга, надетая по сюрко, значительно ограничивала подвижность), в церкви уже отбили часы и горожане постепенно заполняли улицы. В управе всеведущий Скрайб уже разложил бумаги и всевозможно приготовился к сложному дню - приемному. Пробормотав невнятные оправдания, констебль разоблачился до рубашки темного полотна и серого жилета. Пригладил волосы. Впрочем, мысли его сейчас занимали не горожане, которые с жалобами начнут осаждать контору, а мертвец из леса. И - Джек Берроуз. И Джеймс предпочел бы, чтобы эти двое поменялись местами. "Что за странное убийство? - Клайвелл вытащил из стопки на столе лист бумаги и начертил круг - Зачем раздевать жертву и снимать кожу с лица?"
К кругу добавились две линии, соединяющие его с кружками поменьше. Жертва... Случайно вспомнившееся слово наталкивало на мысль о том, что, возможно, всплыло оно и не зря. Что, если убийца проводил какой-то ритуал? Хотя... Вряд ли, девушка говорила, что делал он это обыденно. Ритуал, насколько его представлял себе констебль, подразумевал произнесение слов, определенные жесты и наличие магии. Убийство из мести? Зачем тогда обнажать? Освежеванное лицо не ложилось в картину мести, как ты его не упихивай. Мстящий импульсивен, подвержен сиюминутным эмоциям. Изрезать лицо - да. Освежевать, так, чтобы все мышцы просматривались - нет. Но прежде чем строить догадки, сначала нужно было дождаться мнение лекаря. Клайвелл вздохнул и пририсовал к своей схеме еще два боковых луча, превратив кружок в человечка, наподобие которого рисуют дети.

От художеств констебля отвлек стук в дверь конторы и женщина, что вошла не дожидаясь приглашения. Представляла собой она тот тип молодки, о которых говорят, что проще вывести леди из деревни, нежели деревню - из леди. Румяная, дородная, рослая, пыщущая здоровьем, она ввалилась в контору, внеся с собой морозную свежесть и втащив за руки, уши, вихры и шарфы шесть детей.
- И что же это творится, мастер констебль, - не здороваясь начала она, подперев пышные бока кулаками, - что творится, я вас спрашиваю? Встаю я утром вчерась, аккурат опосля Рождества. Знамо дело, пока ребятишкам спроворила покушать, шесть их у меня, извольте видеть... Джон! Не вертись, поклонись мастеру констеблю! Так вот, говорю, пока покушать спроворила, пока носы всем поутирала, гляжу уже - полдень. Так и жизнь, думаю, пролетит незаметно. А тут еще и соседка моя, Джинни-шотландка приходит. Хорошая она, хоть и из дикарей этих. Ну, за нашего замуж вышла, так почитай уже и не шотландка вовсе, а англичанка выходит, значит. И вот села я, значит, с Джинни-то за чашку поссета, а старшенький-то мой, Том, и говорит, что намедни видел, как Боб-плотник на речку шел...
- Кхм. - Откашлялся Клайвелл, окончательно запутавшийся в хитросплетениях того, кто чей муж и куда кто присел. - Чего случилось-то?
- Так я ж и говорю, - женщина попыталась всплеснуть руками, но была вынуждена отвлечься от этого увлекательного занятия на другое, не менее забавное - отловить двух шустрых, совершенно одинаковых сорванцов и усадить на лавку, - я ж и говорю, мастер констебль, ить вы не догадливый-то. Как, значит, Боб-плотник-то на реку пошел, хоть и далековато, конечно, но кто его знает, бешеному плотнику-то, он же напрочь сбрендил, мастер констебль, все про каких-то красавиц из реки бает. А сынок мой и говорит, что, мол, надо, покуда Боб на речку пошел, дочку его навестить, слюбились они, а я против. Потому как яблочко от ябло...
Констебль раздражённо постучал кулаком по столу.
- А ну тихо! - Рявкнул он на разбуянившихся детей и сердито посмотрел на женщину. - Ты, милая, либо толком говори, либо ступай себе. Не видишь, дел много?
С этими словами он принялся перекладывать бумаги на столе, что было сложно: Клайвелл давно не разбирал корреспонденцию.
- Дык, - на лице посетительнице отразилось раздражение, - я ж о чем вам уже сколько времени толкую? Детей вон из дома потащила, по морозу. Это ж как вам не стыдно, контору так далеко делать, что честным людям приходится через весь Бермондси, по снегу да морозу идти! Третий раз уже говорю вам, собака, значит, соседа моего, Джона Ри, овцу загрызла. Сам-то он говорит, что это и не овца вовсе, а совсем наоборот, но как же не овца, ежели я ее с ягненочка, ясочку мою, растила? Самая что и не на есть овца. А Джинни-то и говорит, что это волки, ну какие ж это волки, ежели оно - собака?
- Действительно, - Клайвелл тяжело вздохнул, опёрся локтями на стол и взял перо, которое, впрочем, принялся ломать на мелкие части, безуспешно пытаясь погасить злость. - В чем суть ваших претензий к короне?
Женщина тяжело вздохнула, оправила на самом маленьком из ребятишек шапку и с заметной усталостью продолжила:
- Хочу, значить, чтобы вот Джона Ри этого, мастер констебль, вы к ответу призвали. Отчего и почему он собаке своей беззаконной овец моих грызть позволяет единственных. И почему, значить, он говорит, что овца - не овца. И денег пусть возместит за овцу мою, ить породы она редкой была, хучь Джинни-шотландка и говорит, что самая абнакнавенная овца это. Но даже и так, чего ж это я деньги терять должна, из-за Джона Ри какого-то?

На стук в дверях монастыря открылось окошечко, из которого через решётку на Клайвелла уставились огромные и полные ужаса глаза сестры Клементины.
- П-простите, аббатство не при... мистер констебль! - это казалось невозможным, но серо-голубые глаза стали ещё больше. Монахиня загремела одним запором, затем другим. Наконец, подняла последнюю защёлку и распахнула дверцу. - Господи, счастье какое... ой, что я. Несчастье, но счастье, что вы здесь, мистер Клайвелл! Хвала Господу!
Клайвелл спешился, с лёгким изумлением слушая девушку.
- Что случилось у вас, сестра? - Поинтересовался он, входя в ворота и ведя в поводу лошадь. - Отчего вы так напуганы?
- Так... - бледная монахиня недоверчиво глянула на констебля. - Спаси-Господи, ведь сестра Элеа... Эмилия, сестру Эмилию ведь... и прямо здесь! Вы... не поэтому?.. но я думала...
- Я об этом и спрашиваю, - терпеливо пояснил констебль, - что произошло в обители? Драка, может быть?
По совести сказать, Клайвелл плохо представлял драку в женском монастыре, которая могла бы привести к смерти.
- Драка?! - сестра Клементина оступилась, случайно наткнулась на Хантера, громко взвизгнула и отскочила на несколько шагов, прижав руки к груди. - Помилуй, Господи, драка? Страх-то какой... в обители...
- Хорошо, - сам не зная, с чем, согласился констебль, мысленно выругавшись, - сестра, не волнуйтесь так. Преподобная мать ждет меня?
- Ждёт! - радостно закивала монахиня, явно испытав облегчение от вопроса, на который могла ответить. - Господи Боже мой, конечно, ждёт, как иначе? Ведь сестра Эмилия!.. спаси, Господи, душу её!..
- Аминь, - в тон ей ответил Клайвелл. - Так я войду? Дорогу знаю, сколько лет к вам езжу. А мистер Хантер с вами побудет. Чтобы не так боязно было. Правда, мистер Хантер?
Стражник кивнул. Сестра Клементина выглядела так, словно предпочла бы обойтись без присутствия Хантера - по крайней мере, по эту сторону решётки. Но тоже кивнула:
- Да. Она... у себя. Наверное.
Раскланяться с сестрой-привратницей Клайвелл не успел.
- Мистер Клайвелл! - Аббатиса суетливо, вприпрыжку, отчего издалека походила на тощую сороку, рысила к воротам. - Мистер Клайвелл!
- Преподобная мать? - Как бы ни относился констебль к аббатисе, в голосе звучало почтение. Хотя бы потому, что пожилая монашка уже много лет обеспечивала констебля работой. Беглянки, мертвые младенцы на снегу. Теперь ещё и убийство. Не обитель - а холм фэйри.
- Ох, мистер Клайвелл, - настоятельница, может быть, впервые в жизни говорила без надменности и злости, - горе-то какое! Сестру Эмилию убили! Идем, идем скорее, в обитель!
- В обитель? - Удивление в голосе Клайвелл скрыть не смог. - Где ее нашли?
- В гобеленной. Ох, да идем же скорее!

Обнаженная сестра Эмилия раскинулась на гобелене в центре комнаты. Первое, что бросалось в глаза, ещё от двери - вспоротый живот. В нос бил запах крови, тяжёлый, оставляющий на языке вкус ржавых гвоздей. Клайвелл с тоской посмотрел на новые сапоги, которые неизбежно напитаются кровью, на светлые перчатки, тяжело вздохнул и принялся разоблачаться. Плащ и перчатки он всучил настоятельнице. Кольчуга повисла на станке для вышивания у двери. Констебль глубоко вдохнул влажный и терпкий воздух и шагнул в комнату.
Спустя некоторое время осмотра гобеленной, в течении которого Джеймс только что по-пластунски не ползал, выяснилось, что сестру Эмилию убили жестоко и странно, перерезав горло так, чтобы она была еще жива, пока убийца вспарывал ей живот и прижигал тело в различных местах. Так, чтобы не могла кричать, когда ворочал ее из стороны в сторону, заливая кровью гобелен, на котором она лежала. На щеке монахини остались потеки густой зеленой жидкости, пахнущей резко и неприятно. Облачение женщины, чистое, не порванное и аккуратно сложенное лежало рядом с одним из вышивальных станков, рядом валялась чисто вытертая глиняная кружка.
- Кто нашел тело, преподобная мать? - Клайвелл поискал глазами, чем бы вытереть окровавленные руки и, ничего не найдя, отер их о шторы на окне.
- Мать-вышивальщица, сестра Магдалена, - настоятельница неодобрительно посмотрела сначала на констебля, потом на испачканные шторы.
- Пригласите ее, - Джеймс проигнорировал взгляд аббатисы. В конце концов, что те шторы, когда речь шла о человеческой жизни? Ну, и ощущение стягивания рук, когда кровь начинала засыхать, констеблю не нравилось.
Аббатиса кивнула и отправилась вглубь обители.

Брат-лекарь, редкий гость в аббатстве, одет был как обычно: в запахнутую рясу францисканца, перепоясанную верёвкой, с надвинутым на глаза капюшоном, из под которого виднелись только неряшливая бородка и впалыё щёки. Поговаривали, что последние - след аскезы и святости, от уморения себя голодом и истязаний плоти. Крючковатый нос нависал над тонкими бледными от болезни губами. И голос лекаря сипел подобно расстроенной трубе: видно было по дёргающемуся кадыку, что говорить ему неприятно и больно. Прошептав констеблю натужное благословение, он, как всегда, склонил голову. Сестра Адела, запыхавшись, влетела следом за лекарем. С порога она, всплеснув руками, попыталась заголосить, но осеклась под взглядом констебля и только спрятала дрожащие руки под передником.
- Скажите, господин лекарь и госпожа травница, - не здороваясь начал Клайвелл, - что это за зеленая гадость на щеке сестры Эмилии?
Адела неодобрительно покачала головой и наклонилась к телу. Подцепила пальцем остатки зелья с лица мертвой монашки, понюхала и прищурилась.
- По запаху будто дурманящее, - после долгого раздумья ответила она. - Белена, беладонна, может быть, даже вытяжка из мака.
Брат-лекарь повторил её движения, только ещё растёр зелень между пальцами. И кивнул.
- Это от бессонницы или именно для того, чтобы одурманить кого-то?
Клайвеллу отчаянно хотелось домой. Есть и спать. Вместо этого приходилось сидеть на шатком и неудобном стульчике, в комнате, залитой кровью и выслушивать бредовые откровения, вроде тех, что ему сообщила сестра Магдалена.
- Всё одно, - еле слышно просипел францисканец. Хотел добавить что-то ещё, но сдался и кивнул Аделе.
- Брат-лекарь сказать хочет, что оно и снотворное, и дурманящее, - пояснила травница, - смотря сколько принять. Еще и послабляющим может быть.
- Сестра Эмилия страдала бессонницей? - От усталости голос констебля звучал раздраженно.
- Ко мне она не обращалась за снотворным, - Адела тщательно вытерла пальцы о передник, - может, к вам, брат-лекарь?
Лекарь просто мотнул капюшоном.
- Брат-лекарь, а что у вас с голосом? - Заинтересовался молчанием священника Клайвелл.
- А горло застудил он, - Адела сочувствующе покивала головой, - говорит еле слышно. Да и нельзя ему, страсть как все простужено. И онеметь может.
- Сочувствую. - Без тени сочувствия ответил Клайвелл. - Сестра Адела, как, вы говорите, ваша Эмма выглядела? И михаилита кто видел и сможет описать?
- Обычно выглядела, - задумалась травница, - худенькая такая. Но крепкая, знаете, мастер Клайвелл, бывают такие. Ростом с меня. Светленькая, глаза серо-голубые, нежная вся такая, чистая. А михаилита я сама шила, после твари. Михаилит - рослый, черноволосый. Лицо наглое. У него на плече, до груди, рубец свежий будет, мастер констебль. Одет хорошо был, даже очень. Ну а больше ничего и не вспомню. Неужели вы Эмму отыскать решили?
- Как его звали хоть? - Обреченно спросил констебль, понимая, что с такими описаниями он может наловить послушниц и михаилитов прямо на рыночной площади Бермондси. - Он представлялся?
- Брат Фламберг, кажется, - прищурилась травница. - Да, Фламберг.
- Хорошо. Сестра Адела, распорядитесь убрать тело на ледник, я за ним, то есть - за ней, завтра телегу пришлю.
Клайвелл коротко кивнул и, не дожидаясь ответа, чуть ли не бегом припустил к выходу, неся в охапке кольчугу, плащ и перчатки. Налетев на аббатису, констебль смешался, но все же, остановился и кивнул.
- Скажите, преподобная мать, - вспомнил он вопрос, который хотел задать еще при входе, сестре Клементине, - а в обитель приезжал еще кто-нибудь, кроме того михаилита?
- В обитель приезжают слишком часто в последнее время, мистер Клайвелл, - поджала губы аббатиса, - всех и не упомнишь. Вот, к примеру, сегодня брат был этой Эммы Фицалан, от которой у нас одни проблемы!
- Брат и у меня был, - кивнул Клайвелл, - а в день убийства? Или накануне?
- Михаилит, кажется, был еще один, - медленно припомнила настоятельница, - но не тот, совсем юный. Его мы даже в за ворота не пустили.
- Ага, - также медленно протянул констебль, - а что ему нужно было вы, конечно же, не спросили?
- Мне некогда беседовать с безбожниками, - аббатиса окрысилась, - вы уже покидаете нас, мистер Клайвелл?
- Да, преподобная мать.

Во дворе констебль долго мыл руки снегом, отбрасывая окровавленные комки в сторону. Стражник посматривал сочувственно, но молчал. Сестра Клементина, слегка порозовевшая за время отсутствия констебля во дворе, молчала тоже. Но боялась, кажется, уже меньше. Джеймс надел кольчугу с помощью Хантера и с неописуемым облегчением покинул двор обители.

Если бы Клайвелл был животным, то непременно собакой. Гончей. Загнанной, безуспешно пытающейся отдышаться и оглянуться, сообразить, где сейчас добыча и отчего так больно хлещет кнут по тяжело вздымающимся бокам. Работа заменила ему саму жизнь, когда умерла Дейзи. Тяжело было находиться в доме, который он покупал для них двоих. Видеть, как внезапно повзрослела Бесси, оставшись без матери. Смотреть на растущего Артура - и знать, что жена никогда не увидит первых шагов сына, не услышит первого слова. Бермондси рос вместе с детьми, и поглотил его. Констебль знал здесь каждый закоулок, артерии улиц были его артериями, рынок - сердцем, а контора - телом. Он впитывал в себя гомон улиц, шепотки в церкви, вопли в тавернах. Он был этим городком, живя его эмоциями и лишившись своих. Но в последнее время что-то пошло не так. Бермондси будто отторгал его, разражаясь то драками в тавернах, то кражами, то убийствами - теперь. Быть может, мстил за жестокие - иногда излишне - расправы над уличными и их притонами. После одной из таких Клайвелл сам едва выжил, изрезанный ножами. На смену прежним пришли другие короли улиц, умные и осторожные, не позволявшие себе зарываться - и стало тихо. Быть может, городок намекал на то, что пора уступить место другому, более сговорчивому. А еще вполне могло быть, что констебль просто устал.
Усталость эта, особенно остро ощущаемая после аббатства, сковывала сознание. Не хотелось ни думать о работе, ни находиться в конторе. Все же, Клайвелл заставил себя написать запросы своим коллегам в городках и селах графства, дабы найти михаилита и беглянку. Оставив Белку в конюшне стражи, Джеймс медленно поплелся домой.

28 декабря 1534 г. Бермондси.

Утро констебля началось еще затемно. Непривычно было просыпаться в своей постели, дома, в тишине и уюте. Первое время он просто лежал, наслаждаясь покоем. Затем в мысли, насмешливо улыбаясь пришла проныра Дженни Хейзелнат, волоча за собой воз размышлений и Клайвелл со вздохом сел. Вопреки всему, об убийствах не думалось. Первым с воза упал черноволосый и синеглазый с глупыми сервизиями. Логика этого торговца не укладывалась в понимании констебля. Зачем идти к грефье и платить налоги, а потом искать пути сбыта, которыми пользуются контрабандисты? Хотя, платил ли он налоги? Необходимо выяснить. И зачем ему древние книги по магии? Джеймс отбросил бы этого типа в сторону, но это не менее странное ограбление складов... Далее, как камешек из рукава, выскользнул михаилит, почему-то с послушницей поперек седла. Чертов Ричард Фицалан! Из-за каких-та ста фунтов, ничтожной, нищей оплаты пребывания в обители! Выслеживай теперь послушницу по всему графству, пиши в соседние, жди нахлобучки от шерифа. И ведь все сведется либо к расписке от девушки, либо к трупу в канаве. Был вариант еще и с кольцом на пальце, но Клайвелл отмел его, как заведомо нелепый. Но, черт побери, он был бы благодарен неведомому михаилиту, если бы тот догадался хотя бы на первое время купить простенькое, гладкое кольцо, которое сошло бы за обручальное. И соврать, что венчались тайно, у неизвестного священника, да еще и при открытой двери в часовне. Уличить его во лжи было бы невозможно, а жизнь значительно облегчило всем троим!
Мысли лениво текли даже тогда, когда Джеймс, поцеловав в теплую макушку сына, положил рядом со спящим мальчиком камешек проныры. Убийства занимали его сейчас гораздо больше неблагоразумных послушниц и синеглазых торговцев. Где-то глубоко внутри таилось ничем пока необоснованное подозрение, что мертвец в лесу напрямую связан с сестрой Эмилией. Там же, подспудно, казалось, что монахиню убили не просто так, а преследуя какую-то, еще не выясненную цель. Но явно не из мести, и не из желания таким способом испортить гобелен. По дороге в контору вспомнилась Мэри Берроуз. Клайвелл не хотел признаваться себе в том, что его волнует судьба дочери мельника, запрещал думать о том, внял ли его предупреждениям негодяй Джек. Странно, что лесные банды причиняли больше беспокойств, нежели городские. Короли улиц жестко держали в узде своих подчиненных, чем не могли похвастаться ватажные главари. Пока интересы двух миров не пересекались. Но столкновение было неизбежно и констебль представлять даже не хотел ту резню, что будет на окраинах. Как ни странно, в контору он прибыл раньше Скрайба. С удовольствием оглядел пустое помещение, разжег камин и уселся за стол. Необходимо было написать письма о поисках послушницы еще и в соседние графства.
Мистер Скрайб немало удивился, увидев пищущего Клайвелла - это можно было заметить по его лицу. Впрочем, он это никак не комментировал. Изредка на его непутевого констебля нападало желание поработать в тиши конторы. Клерк вежливо поздоровался и принялся разбирать корреспонденцию за своей конторкой. Среди привезенных курьером писем обнаружился плотный, запечатанный конверт, подписанный изящным женским почерком.
- Вам письмо, мистер Клайвелл, - сообщил он.
- Прочитайте, пожалуйста, мистер Скрайб, - не отрываясь от бумаг, отмахнулся констебль.
Клерк откашлялся и развернул конверт. Пробежал глазами строчки, грустно улыбнулся и начал.
- Дорогой мистер Клайвелл! - Прочувствованно произнес он. - Пишу Вам, чтобы выразить сердечную благодарность. Мой брат, Джек, как вы, вероятно, знаете, вернулся домой, и с тех пор ни разу не сказал мне ни слова, даже не посмотрел, как бывало, со злобой. Словно стала я мороком, и меня он вовсе не видит. Конечно, Джек ничего мне не рассказал ни о тюрьме, ни о чём ином, но после Ваших слов мне хочется верить, что в том - Ваша заслуга. И за этим, добрый мастер, Вам моя признательность.Искренне Ваша, Мэри Берроуз.
Изумление на лице Клайвелла, перетекшее в глупую улыбку, было достойной платой клерку за труды. Констебль вскочил, выхватил письмо мисс Мэри, чувствуя себя школяром и быстро пробежал его глазами. "Пишу вам", "благодарность" "не сказал ни слова", "добрый мастер". Состояние, в которое привела констебля эта записка, он никогда бы не смог описать. Впрочем, вспомни Клайвелл, что не далее как вчера, он называл себя загнанной гончей, то, вполне возможно, назвал бы его щенячьим восторгом. Внешне это проявилось тем, что констебль принялся нарезать круги по конторе, вперясь в письмецо и врезаясь в различные предметы обстановки, хотя раньше никогда подобным не грешил, как бы задумчив не был. Хотелось сорваться и лететь на мельницу. Но... Но дела не ждали, и Клайвелл, аккуратно сложив письмо, убрал его в конторку. Скрайб следил за его перемещениям с доброй, понимающей улыбкой.

Возможно, необходимо было написать в капитул ордена михаилитов, поинтересоваться, какого, собственно, дьявола, их подопечные девиц умыкают. Но, все же, Эмма Фиалан не была первоочередной задачей. По совести сказать, констеблю не хотелось думать и об убийстве тоже. Во-первых, он забыл спросить у настоятельницы, есть ли еще ходы в аббатство, кроме тех ворот. И пока этот вопрос оставался неясным, нельзя было исключать как версию случайно пробравшегося в гобеленную вора, так и случайного любовника Эмилии. Причем, и первый, и второй могли вполне быть одним и тем же лицом. Во-вторых, это дурманящее зелье... Первая мысль, которая возникала у Клайвелла - брат-лекарь. А что? Вечно в капюшоне, глаз не видно, кто его знает, что он там скрывает, этот францисканец? Умеет составлять и применять декокты. Не боится крови. Идеальный убийца. Правда, неясны причины.. И под это же подозрение попадала и сестра Адела. Еще не исключался и неведомый убийца из леса. Клайвелл улыбнулся. Идеальный вариант, но пока не доказуемый. По сути, ситуация напоминала мышиную ловлю слепой кошкой. Слышно, что мыши скребутся и топотят, а в каком углу - не понятно.

День шел своим чередом. Еще одно письмо из канцелярии шерифа, с нахлобучкой, потерявшей, впрочем, свою силу после записочки Мэри Берроуз. Еще одна просительница с жалобой по поводу кражи гуся. По чести сказать, констебль такие слезницы даже не читал. Сложно найти то, что давно сгинуло в бездонном желудке соседа. Или продано на рынке, поди отследи того гуся. Ближе к полудню заявилась Дженни, настолько благопристойно выглядящая, что даже не привлекла внимания Скрайба. Обменяла сообщение о том, что торговец "сервизиями" вновь появился, в этот раз на платной конюшне, на монету и просьбу купить себе шапку, сделала издевательский книксен клерку и ушла, оставив Джеймса в раздумьях. Неведомый этот купец нравился ему все меньше. Интересуется древними книгами - и идет к Стальному Рику, у которого можно достать все. А то, чего нельзя достать - в мире не существует. Возвращается от Гленголл - и идет в конюшню. А если учесть еще и странное ограбление складов, где исчезли и меха, и посуда... Клайвелл медленно и очень нехорошо улыбнулся. На конюшне, значит, мисс Хейзелнат? При управе дежурили неизменные Хантер и Харрис. Сам констебль не горел желанием гоняться по морозу за таинственным торговцем, а потому, попросив стражей доставить... хм, пригласить господина в управу, для знакомства с констеблем, уселся снова за стол, тяжело вздохнув.

- Отлично! - Клайвелл обрадовался так искренне, будто бы купец сообщил ему действительно хорошую новость, - мистер Хантер, а гляньте, будьте любезны, здесь ли мистер Харрис?
- А куда он денется? - удивился стражник, но всё же открыл дверь, впустив клуб холодного воздуха и заорал. - Харрис! Тащи сюда свою раненую жопу!
Не прошло и полуминуты, как в комнату ввалился второй стражник. Судя по лёгкости движений, отметина от стрелы его уже не беспокоила.
- Рад видеть вас в добром здравии, мистер Харрис, - непривычно любезно обратился к нему констебль, - сейчас мистер Скрайб выпишет вам бумагу, и я вынужден буду попросить вас сходить на постоялый двор Гарри. Вот этот вот господин, - кивок в сторону торговца, - совершенно случайно забыл там квиток от грефье. Нужно помочь господину, как же он без такого ценного документа? Только поживее, мистер Харрис.
Клайвелл встал из-за стола и снова отошел к окну. Ситуация складывалась забавная. Если торговец по собственному недоразумению забыл бумаги в комнате, то впросак попадал сам констебль. А вот если… Джеймс тряхнул головой и улыбнулся, почесав щеку о плечо.
Скрайб принялся писать, а Харрис, переминаясь с ноги на ногу, о чём-то перешёптывался с Хантером. Судя по тону, дискуссия касалась обращений, принятых между друзьями и не очень, особенно в присутствии начальства.
Гарольд посмотрел в окно, как бы пытаясь понять, сколько времени он уже потратил, потом встал, вздохнув, перекрестил руки. Лениво посмотрел на секретаря.
- У меня будет пара вопросов, если вы не против. Во-первых, должны ли мне выписать какую-то бумагу о проверке? А во-вторых, придётся ли мне проходить такую же проверку в Лондоне? - торговец постучал средним и указательным пальцами по руке. - Не примите за оскорбление, просто налоги я уже уплатил, а ведь мне ещё и работать надо.
- Не беспокойтесь, - вздернул бровь констебль, с интересом проследив движения рук собеседника, и повернулся в профиль к окну. Солнце, выглянув из-за туч, ярко высветило белесую нитку шрама, спускавшегося от виска вниз по щеке, в щетину. – Сейчас мистер Харрис, я уверен, принесет бумагу, и вам выдадут все необходимые документы. В Лондоне вы уже будете освобождены от подобных проверок. И присядьте, пожалуйста. Мистер Хантер, проследите, чтобы господин Брайнс… чувствовал себя, как дома.
Клерк, наконец, закончил писать, и Харрис, кивнув на прощание констеблю и пробурчав что-то не слишком лицеприятное Хантеру, вышел. Оставшийся же стражник придвинулся к купцу, с намёком положил тяжёлую руку ему на плечо и надавил.
Гарольд сделал гримасу, будто удивился.
- Вы, наверное, имели в виду - сопроводит меня до таверны и обратно, потому что, уверяю вас, квиток, как и все мои ценные вещи, лежит не на самом видном месте.
- Мистер Брайнс, - сейчас констебль говорил обычным своим усталым, чуть раздраженным тоном, - я вынужден пояснить вам порядок проведения досмотра. Поскольку управа сомневается в правдивости ваших слов, корона наделяет управу полномочиями произвести розыск доказательств, необходимых для того, чтобы подтвердить истину. Данная процедура не подразумевает вашего присутствия, поскольку существует риск побега. Управа вправе наделить полномочиями солдата городской стражи. А сейчас – сядьте. Не вынуждайте бесконечно уважаемого мной мистера Хантера уговаривать вас более настойчиво.
"А ведь Дженни еще говорила, будто он интересуется древними книгами по магии..." Магов Джеймс не любил, хотя бы потому, что большинство из них были самоучками, не умеющими толком владеть своими силами и применяющими их бездумно. Наколдуются такие вот... умники, а потом дороги неспокойны из-за очередной твари. Клайвелл бросил взгляд на ножны с мечом, сиротливо валяющиеся на лавке рядом с кольчугой и плащом. Чертовы твари и силы, их породившие! В узких улочках города, в помещениях удобнее были кинжал и короткий нож. Даже многие стражи, выходя в рейд, не брали алебарды. Но чрезмерно расплодившаяся нежить диктовала свои условия и констеблю приходилось вспоминать навыки владения мечом. И вот этот еще теперь... Клайвелл сердито покосился на купца. Маг, мать его, гримуарами интересуется!
Гарольд незаметно пощупал, на месте ли клинок, встретился взглядом с констеблем: тот оказался чем то недоволен. В комнате было много людей, скрутить его хотят, что ли? Поддаваясь нажиму стражника, торговец сел. У него забегали мурашки по спине, опять заболела голова. Врать или не врать, вот в чём вопрос. Если сказать правду, даже упуская часть с гримуаром, можно оказаться между молотом в виде властей и наковальней в виде орка, с его полоумными азиатками в придачу. Сливать информацию о Рике крайне опасно, крайне, а если продолжать врать могут и посадить. То, что квиток он брал, можно доказать. Надо только убедить констебля, что документ был просто потерян. Главный вопрос - как себя вести? До этого Гарольд был уверен, почти нагл, сейчас можно выиграть на контрасте, выдать волнение. Можно ещё претвориться хитрым, вот мол хотел умолчать. Второй вариант не плох: он даст этому псу косточку, которой он так допытывается. Капля пота стекла по лбу торговца. Надо было срочно, что-то делать.
- Зря гоняете стражника, господин констебль. - Гарольд потупил взгляд в пол. - Я потерял квиток, и так и не смог его найти.
- Беда, - сочувственно покачал головой Клайвелл и даже поцокал языком, подчеркивая всю глубину своей скорби по поводу утери квитка. Странный торговец не понравился ему сразу, не нравился и сейчас. Нервничает, явно врет, зачем-то за рукоять оружия хватается. Обменявшись взглядами с Хантером, констебль в задумчивости побарабанил пальцами по стене и продолжил. – А вот, к примеру, мистер Хантер утверждает, что не далее, как позавчера присутствовал при разговоре с почтенным Логаном. И квитка при вас не было, на что скупщик пушнины вам и указал.
Джеймс медленно осмотрел рукоять меча торговца, еще раз окинул взглядом самого Брайнса, уселся в свое кресло и прикрыл глаза. Ситуация начала его утомлять. Если бы торговец не увиливал, не врал так явно, не путался в показаниях, он бы уже давно отпустил его. Но нечто глубинное, что констебль называл чутьем, вопило о неладном. Невольно вспоминалась Дженни, сказавшая про неправильное «чуйство» от задержанного.
- Мистер Хантер, - Клайвелл выпрямился в кресле, - кажется, господину Брайнсу его оружие мешает. Мы же гостеприимные хозяева, помогите ему.
Хантер, который всё это время стоял позади, обошёл торговца и протянул руку. Худое лицо его ничего не выражало, но глаза смотрели настороженно.
- Ваш меч, - стражник на секунду задумался, потом кивнул. - И кинжал тоже, пожалуй. А то ведь, господин, сидеть неудобно.
Гарольд вздохнул, медленно отцепил и передал стражнику меч, затем клинок. Хантер кивнул и отошёл к стене у дверей.
- Итак, я обратился к господину Логану с целью узнать, сколько стоят меха, думая, стоит ли вообще продавать их в Англии. Он, даже не сказав мне цены, потребовал квиток, пришлось идти к грефье, где я и получил документ, - казалось Гарольда жутко утомил этот разговор.
- И зачем же вы на первый мой вопрос о квитке, ответили, что он на постоялом дворе? - Клайвелл выдернул из столешницы нож для бумаг и с вновь проснувшимся интересом повертел его в руках. Чертов купец! Констеблю хотелось бы успеть до темноты навестить мисс Мэри, поблагодарить за письмо и, может быть, даже подарить ей …книгу? Да, пожалуй, хорошую книгу. В знак признательности за добрые слова и внимание. Теплая улыбка возникла на лице Джеймса и тут же пропала, сменившись хмуро опущенными уголками губ.
Гарольд всё пытался поудобнее устроиться на чёртовом табурете.
- В общем, я надеялся, что если не получиться восстановить квиток, можно будет продать все в тёмную. Уверяю вас, этот разговор меня переубедил. И ещё, скорее всего, упреждая ваш вопрос, потерю я заметил по дороге сюда. - Гарольд потёр правый глаз, и опять уставился в окно.
Клайвелл некоторое время посидел, пытаясь не улыбаться откровенно и, возможно, даже не смеяться.
- Да, - произнес он вслух, сопровождая слова улыбкой, - и как вам понравилось гостеприимство старины Рика? Не правда ли, его девочки очаровательны?
Услышав имя известного на всё графство орка, Хантер дёрнулся и бросил на констебля удивлённый взгляд, после чего задумчиво уставился на торговца. Было практически видно, как в его голове появляются новые варианты и теории о том, что происходит.
Гарольд нахмурился.
- Чьё гостеприимство? Какие девочки? - Ничего не понимающим взглядом посмотрел констеблю прямо в глаза.

В комнате было темно и тихо - совсем так, как грезилось в этом странном сне. Безмятежно посапывал Раймон, вольготно раскинувшись на кровати.
Девушка осторожно села и, стараясь не разбудить воина, выбралась из-под одеяла. Отвар заманихи, приготовленный с вечера, остывал на столе в глиняной кружке. Эмма залпом выпила его, скривившись от терпкой горечи, и потянула сумку. Заветный мешочек с травами перекочевал на стол, и в кржуку щедро посыпались пустырник, душица и валериана вперемешку. Что, во имя всех святых, с ней творится? Откуда эти странные, эти живые сны? После которых на пальцах возникают порезы, как сейчас? Никогда прежде она такого не испытывала, да и, признаться, испытывать больше не хотела. Если все это - последствия ее дара, то к чертям его, чтобы не говорили. Беглая послушница зябко поежилась, ее знобило. Комната казалась холодной, несмотря на вновь разожженный камин и быстро вскипевший от раскаленной кочерги отвар. Девушка поджала под себя ноги, затихла, сидя в кресле. Сестра Магдалена... Что, если она и в самом деле умерла,жестоко замученная этим страшным человеком, а Эмма всего лишь уловила отголосок ее страданий? Конечно,никто не заслуживал такой страшной кончины, даже мать-вышивальщица, но жаль ее не было. Не получалось жалеть, слишком страшно, слишком больно было от собственной беспомощности. Слишком близко она сегодня видела собственную смерть. Так близко, что могла потрогать рукой подол рясы. Девушка отхлебнула горького, вяжущего язык отвара, потерла ноющий ушибом бокre, снова глянула на кровоточащие порезы на пальцах и тихо заплакала. Все же, это был не сон...
Из-за её плеча протянулась рука и забрала чашку. Неслышно подошедший михаилит понюхал отвар, скривился и отставил его подальше. Поднял Эмму на ноги, прижимая к себе.
- Что случилось? - затем он опустил взгляд на руку девушки и нахмурился. Из глаз мгновенно исчезла сонливость. - И как? Кто-то из слуг посмел? Владелец?.. - последнее слово прозвучало с сомнением. Хозяин постоялого дворе никак не походил на человека, который станет обижать гостей.
- Мне снова приснился кошмар, - всхлипывая, начала говорить Эмма. - Но, кажется, это вовсе не сны! Кажется, это все на самом деле происходит!
Сейчас она казалась удивительно маленькой и жалкой. Не было ни беглой послушницы, ни госпожи Берилл, ни спокойной и хладнокровной Эммы. Была лишь обиженная, напуганная девчушка, кривящаяся от боли и прижимающаяся в поисках защиты к Раймону. Довольно-таки продолжительное время она так и стояла, вжавшись в михаилита, не пытаясь даже утереть слезы. Слушала его тишину и биение сердца, чувствовала его тепло и руки. И неожиданно осознала, что ей спокойно.
- Я снова была в монастыре, у гобелена с Архистратигом. - Девушка заговорила нервно, подрагивающим голосом, но уже без слез. - И вокруг меня стоял туман, такой густой, что было видно только на три шага, не больше. В нем копошились призрачные твари и в одной из них я совершенно точно узнала анку! И еще там был священник. Он мучил сестру Магдалену, висящую высоко над пентаграммой. Жестоко мучил, при этом она оставалась жива, а ее раны затягивались. Ох, Раймон, он такой страшный! С виду - самый обычный, с толпой смешается - и не найдешь. Но его чувства... Ни ненависти, ни злости. Только расчет и любознательность. И он будто притягивает тварей к себе!
Она замолчала, закусив губу, и внимательно осмотрела многострадальную руку. Порезы не были глубокими, но выглядели неприятно, рваные края неряшливо топорщились.
- Шрамы будут, - посетовала девушка скорее самой себе, чем михаилиту.
Переход от плачущего ребенка к лекарке, от лекарки - к заботящейся о своей внешности барышне оказался разительным даже для нее самой. Эмма утерла слезы и робко улыбнулась.
- Шрамы не беда, - отмахнулся михаилит с практичным безразличием человека, для которого повреждения на шкуре были нормой жизни. - А вот если оно настоящее, значит, происходит не само. Я бы с удовольствием перевидался с этим твоим страшилой... - он помедлил, но тут же поморщился. - Подумал было, что стоит вернуться в аббатство и проверить, но слишком далеко. Если ты видела то, что уже случилось - ни за что не успеть.
- И он говорил со мной... Спрашивал, почему я оказалась там и как мне это удается. Если бы я сама знала... - Эмма глубоко и с грустью вздохнула, не слыша и не желая слышать замечания об аббатстве, - а затем прикоснулся ко мне, и я лишилась чувств. А когда очнулась, то лежала на полу в кабинете аббатисы, совсем рядом со мной была пентаграмма и трость сестры Магдалены. А этот священник все бормотал и бормотал что-то о дверях и вратах. Мне показалось обидным умереть, ничем не досадив этому... злыдню. Но что я могла? Только прервать обряд. И тогда я взяла трость и нарушила пентаграмму... Ох, что тогда началось! - Девушка резко развела ладони, изображая взрыв. - Туман повалил клубами в кабинет, из него вырвалась тварь, выбила когтями у меняклюку из рук. А я все это время думала о тебе... И провалилась сквозь пол.

Клайвелл пожал плечами. К счастью, тюрьма находилась на окраине городка, и Брайнс не маячил перед глазами, раздражая одним своим видом. Джеймс уселся за стол, с неудовольствием подумав, что в последнее время писанины стало больше, а Скрайб опаздывает все чаще.
- Вам необходимо будет предъявить это письмо смотрителю тюрьмы, мистер Хродгейр, - констебль протянул несвернутый лист, - и, боюсь, вас могут попросить оплатить штраф за чертова торговца. Простите, мисс Марико! За мистера Брайнса, разумеется. Благодарю за приглашение, не премину воспользоваться.
Нет уж, господа, лучше вы к нам… Хотя, кто знает, когда может пригодиться помощь Стального Рика или его девочек. Не стоит отказываться от предложений, которые Фортуна, эта капризная девка, сама отдает тебе в руки. Отчего-то стало совершенно не интересно, для чего понадобился орку этот странный торговец. На ум приходило лишь одно – пойдет в расход. Кто-то же должен таскать каштаны из углей для Рика. Констебль устало кивнул своим мыслям.
- Штраф, значит штраф, - забирая бумагу, Вальтер выглядел так, словно при этом слове ему стало больно. Но всё же улыбнулся. - Что поделать. Благодарю вас, констебль. Всё бы решалось столь же быстро...
Марико наклонила голову, вглядываясь в лицо Клайвелла, потом в несколько шагов обогнула стол и, прежде чем констебль успел понять, что она делает, и отреагировать, поцеловала его в щёку. Для этого девушке почти не пришлось наклоняться. И тут же отскочила назад. Вальтер прокашлялся. Впрочем, он выглядел скорее позабавленным, чем удивлённым.
- Мако тоже говорит "спасибо". Доброго дня, констебль.
- Доброго дня, - ошарашенно ответил Клайвелл, прижимая ладонь к оцелованной щеке. Некоторое время он просто сидел с изумленным лицом и рукой, поддерживающей челюсть, будто у него болел зуб. И полным отсутствием мыслей в голове. Появление первой, робкой, несмелой мысли он даже заметил. И была она, конечно же, "Чертов торговец!". Это несложное размышление будто прорвало плотину, рассуждения потекли ровным потоком, в котором изредка попадались то цветущие веточки (Мэри Берроуз и дети), то огромные камни (убийца). Гарольда Брайнса констебль выбросил из головы, быть может, напрасно и преждевременно, но теперь купец становился головной болью Хродгейра и Марико. И, надо сказать, Джеймс искренне сочувствовал Барсуку. Отправиться в путешествие с чертовым торговцем... Это звучало как наказание для грешника. Что там 7ваши котлы-сковороды, господин дьявол... Однако же, пора было подумать и о делах. Из ближайших городков уже приходили отписки других констеблей по поводу беглянки и михаилита. И нигде их пока не видели, но обещали бдить. Но в свете событий в монастыре, Клайвелл поговорил бы с беглой послушницей хотя бы для того, чтобы понять, что на самом деле творится в обители. Да и брат столь знаменитого ордена наверняка бы смог поделиться какими-нибудь наблюдениями.
Вошедший в контору мистер Скрайб принес морозный воздух и письмо.
- Курьера буквально на пороге встретил, - довольно пояснил он, - из Билберри.
Джеймс выхватил конверт из рук клерка и поспешно вскрыл. Вчитываясь в неровные строчки, написанные будто бы в спешке и на колене, он довольно улыбнулся. Попались, голубчики. Констебль Билберри сообщал, что подходящий под описание михаилит гостил на постоялом дворе с белокурой девушкой, лекаркой. Девушка, по словам законника, выглядела довольной и счастливой, была хорошо, даже роскошно, одета. С орденцем они делили комнату и постель, по словам служанки постоялого двора. При этом михаилит успел уничтожить довольно-таки приличное количество местной нечисти, а девушка - принять роды у жены зажиточного торговца. Но что было интересно - после весьма странной истории с изгнанием демона, после которой пропала заезжая девица-менестрель, пара уехала, однако, воин обещал вернуться к третьему, забрать кинжал, заказанный у кузнеца. Клайвелл бережно сложил письмо и отбил бравурный марш ладонями по столу. Возвращать беглянку в обитель или в семью констебль не собирался. Во-первых, судя по всему, это было безнадежным занятием. Тех, кого в скором времени собираются оставить у обочины, не одевают, как принцесс. Во-вторых, Ричард Фицалан нравился Джеймсу чуть больше, чем мать-настоятельница. Надменный, явно жестокий - судя по выражению глаз и манере держаться. Да и если бы беглая послушница считала, что родственники примут ее, она бы уже дала о себе знать. Но, все же, Билберри посетить стоило. Хотя бы для того, чтобы получить официальный повод ухмыльнуться в лицо шерифу, предъявляя расписку девушки.
Гонец из монастыря открыл дверь управы с залихватской привычностью.
- Там это у них, - небрежно произнес он, почесываясь, - снова того. Вы уж поспешите, мастер констебль!
- И рад бы тебя не видеть, - задумчиво просветил его констебль, - да куда уж деваться. Мистер Скрайб, как думаете, может подождать, пока весь монастырь вырежут? Ох, да не делайте такие круглые глаза, шучу я...

"Чертова монашка!" - Разум подключился совершенно не вовремя, как всегда бывало в таких ситуациях, Клайвелл с трудом развернулся, на вытянутых руках удерживая шипящую и извивающуюся женщину. - "Да твою же мать...настоятельницу!".
Джеймс злобно выругался, отбрасывая упором ноги до крови укусившую его за кисть монахиню и вскочил, но аббатиса, видимо, сильно ударившись о пол, не шевелилась.
- Хантер! - Констебль устало уселся на пол рядом со стражником и аккуратно похлопал его по щекам. - Том!
Стражник резко, рывком сел и схватил Клайвелла за сюрко на груди, словно продолжая драку. Но тут же расслабился и недоумённо заморгал, глядя на констебля. Потом посмотрел на лежавшую навзничь аббатису, и его глаза расширились.
- Э...
Договорить или хотя бы собраться с мыслями времени ему не хватило. От двери раздался пронзительный визг. Вопила молоденькая и весьма хорошенькая монашка в одежде новообращенной. Подошла она совершенно неслышно, и теперь расширившимися глазами смотрела то на мать-настоятельницу, лежавшую на полу, то на констебля со стражником. И, не переставая, визжала. Было даже удивительно, как столь юное и очаровательное существо может производить такие оглушающие звуки, да ещё так долго.
- Да чтоб тебя затопило, - вполголоса вспомнил детское ругательство констебль и откинулся спиной на кстати подвернувшийся каменный стол. Вечно орать не могла даже эта девица, а после драки вставать, утешать и вообще всячески уговаривать не визжать, подобно баньши, ой как не хотелось. Уже начали ныть и вспухать челюсть и плечо. Клайвелл покосился на ошарашенного Хантера и хмыкнул. Определенно, стражник был просто кладезем неожиданностей. Разумеется, Джеймс догадывался, что абы кого в городскую стражу Бермондси не возьмут. Капитан стражи хоть и относился с некоторым попустительством к дисциплине, однако же к подбору кадров подходил со всей ответственностью. Но все же - сначала это знание Таро, потом мастерство в драке, по совести сказать, превосходящее его собственное... Если бы не брошь, то нипочем... Констебль взял знак своего статуса в руки и огорченно цокнул языком. Застежка была погнута и частью вырвана из крепления. Необходим был ювелир. Конечно, это было делом пары минут для мастера, но без нее Клайвелл чувствовал себя раздетым. Пожалуй, стоит похлопотать о повышении и подобной регалии для Хантера, раз уж его прикрепили к управе. Не то, чтобы Джеймс полагал, что каждый раз на службе ему придется сталкиваться со злодеями-чернокнижниками, но лишним это точно не было бы.
- А, может, - вставил стражник между воплями. На констебля он не смотрел, но задумчиво потирал горло. И локоть, - за ублюдком этим? Пока след ещё видно. Да и запах пока что чувствуется, а скоро простынет, - особенного желания в его голосе не чувствовалось.
Клайвелл с сомнением покосился на дверь, пощупал челюсть и вздохнул. Соблазн был велик. Но... Кто его знает, на что он еще способен, этот монах? Рисковать не хотелось, тем более, если оба слегка... ушиблены.
- Лучше вернуться сюда после, - решил, наконец, он. - И оставить пару стражников подежурить. Эх, знать бы, кого он следующего собирается...
- Папессу, - громко отозвался Хантер во внезапно наступившей тишине: монахиня, прижав ладони ко рту, так и стояла у двери, но больше не кричала. - Аббатису, значит, я так думаю. Если по картинкам...
- Ну и черт с ней, - проворчал Джеймс, вставая на ноги и протягивая руку Хантеру, - на ней и будем брать. Эх, на поклон к капитану твоему ехать теперь… Что ты там о следах-запахах говорил?
Хантер поморщился и бросил взгляд на монашку и начавшую приходить в себя аббатису.
- Следы, значит... да ничего особенного, так-то. Вижу я их, пока свежие. Семейное это, считайте. Ещё с пра-пра-прадеда пошло, коли папаша не соврал - а врать-то он горазд был.
Дорога в Бермондси показалась Клайвеллу вечностью. Кольчуга давила на ушибленное плечо, челюсть ныла так, что боль уже начинала пульсировать в виске. Аббатиса, значит, следующая... Главное, чтобы монах не изменил своему обычаю - ритуал каждые три дня. Заветный блокнот, найденный в полой книге, покоился на груди под сюрко. На листах, исписанных мелким, отчетливым почерком, не было понятно ничего, кроме пентаграммы с последнего ритуала. Констебль нахмурился, осознавая, что теперь придется искать очередного чернокнижника, чтобы тот помог разобрать, что зашифровал брат-лекарь. Если монах вообще был братом-лекарем. Запоздалое озарение настолько ярко и сильно нахлынуло на Джеймса, что он забыл и о головной боли, и о ноющем плече. Дьявол, этот мертвец без лица в лесу и был прежним братом-лекарем! Интересно, кто мог видеть его без облачения, чтобы подтвердить, что у него была та родинка у пупка? В целом же, эта догадка прекрасно укладывалась в поведение монаха: убить прежнего лекаря и испортить лицо, чтобы не узнали, взять его одежду... Так вот что видела эта браконьерша! Следом убить сестру Эмилию, но не получить от нее чего-то... Чего? Чего он хочет добиться этими ритуалами? Ответ, видимо, был заключен в блокноте и пока оставался неясным. Ничего, даст Бог, потолкуем с глазу на глаз. В пыточной Бермондси. Когда возьмем на матери-настоятельнице, которая, кстати, сопровождала уход законников такими воплями, что возникало желание вырубить ее еще раз. Она без конца призывала Христа и святых, но требовала вполне земной охраны, из стражей. За этими размышлениями Клайвелл задремал и встрепенулся, лишь завидев ворота Бермондси. На разговор с капитаном стражи не ушло много времени, хоть дело уже было и к вечеру, и офицер собирался домой. Двое стражников, злобно ворча, направились тем путем, который только что преодолели они с Хантером - в монастырь. Клайвелл завел свою Белку в стойло казенной конюшни и повернулся к спутнику.
- Ну что же, Том, - он протянул руку для рукопожатия, - спасибо за помощь.
- Помощь... - пожимая предложенную руку, Хантер пожевал губами, явно собираясь охарактеризовать собственные действия не слишком цензурно, но сдержался. Вместо этого он переступил с ноги на ногу и взглянул на констебля чуть виновато. - Тут, мастер Клайвелл, такое дело. Оно конечно, меня к управе приписали, да и ублюдок этот вокруг бегает, а всё же нельзя ли получить отпуск на шестое число? Через восемь дней, стало быть.
- Конечно, - пожал плечами Джеймс и улыбнулся, - почему нет? В последнее время дни слишком суматошные. Все мы заслуживаем немного отдыха.
- Да там не то чтобы отдых, - Хантер заметно расслабился. - Шестого-то в Лондоне ярмарку устроят, как обычно. Ну, до пирогов с собачатиной мне дела, понятно, нет, но там и состязания обещаются, а я бы не прочь записаться на стрельбу. Стоячие мишени, конечно, баловство одно, но, говорят, и настоящее будет. Так-то до мастера мне далеко, но всё же, глядишь, что и выпадет. Хоть во второй десяток попасть, а всё хорошо.
Констебль кивнул, мысленно хлопнув себя по лбу ладонью за забывчивость, еще раз попрощался и вышел из конюшни. По совести сказать, ежегодные зимние ярмарки были головной болью для городской стражи. Щипачи, пьяные дебоширы, поджоги... Но, все же, иногда нужно быть не констеблем, а... обычным человеком. В конце концов, Бесси и Артур давно просились в Лондон, но ни в это, ни в предыдущее Рождество не получилось выбраться. Да и мисс Мэри можно было пригласить, подальше от братца. По-хорошему, надо было бы съездить на мельницу, посмотреть, что там делает Джек Берроуз, но... Клайвелл снова потрогал челюсть и криво улыбнулся. Нет, с таким лицом нельзя ехать. Не солидно, вся работа по запугиванию пропадает. Уже подходя к дому, он осознал, как смертельно устал. Завтра... Обо всем он подумает завтра...

Дом лекаря Аду-аль-Мелика Мозафара, больше известного в Бермондси как "Мавр" и "Этот черный колдун" встретил Клайвелла встретил чистотой и прохладой, журчанием маленького, выложенного синей и белой мозаикой, фонтана в приемной и далекими звуками ребека. Иволгой вспорхнул в глубине дома женский смех - и угас. Мягкими, почти бесшумными шагами, двигаясь неспешно и грациозно, подобно барсу, переступая туфлями с загнутыми носами по пушистым коврам, к констеблю вышел сам хозяин. Смуглый до черноты, невысокий, приятно округлый и степенный, он всем своим видом излучал довольство и спокойствие. Однако, было что-то хищное и в его прямом носе с горбинкой, и в аккуратной бородке, умащенной маслами, и в руках с длинными пальцами. Бросались в глаза и резаный из бирюзы перстень на левой руке, и вышитая абая, и шитая золотом шапочка.
- Воистину, милость Аллаха, всеблагого и милосердного, осенила меня, - речь лекаря тоже была неспешной и текла, подобно струйке воды из кувшина гурии, - клянусь гробницей Пророка, констебль Клайвелл посетил мое скромное убежище!
Аду-аль-Мелик оглядел законника с ног до головы, особо задержавшись на опухшем лице и укусе на руке, и поцокал языком.
- Проходите, господин констебль, Аду-аль- Малик окажет вам помощь, в которой вы, без сомнения нуждаетесь. И... обувь снимите, не сочтите за оскорбление.
Джеймс поморщился, представляя, как будет шнуровать сапоги, дал зарок приобрести те, что снимаются и надеваются легко, и, повозившись некоторое время, стянул их. Надев предложенные туфли, похожие на обувь мавра, но попроще, он вопросительно взглянул на хозяина дома.
Лекарь с вежливым поклоном жестом пригласил следовать за ним. Непродолжительное и неторопливое шествие по коридорчику, сплошь уставленному пальмами в кадках, закончилось в ослепительно светлой комнате, с белыми изразцовыми стенами и огромными окнами во всю стену. Яркая сине-оранжевая плитка оживляла лаконичный интерьер состоящий лишь из твердой, обтянутой кожей, кушетки да небольшого фонтанчика с кристально чистой водой. На эту кушетку лекарь и усадил Клайвелла, с бесцеремонностью, присущей людям его профессии, заглядывая в глаза, считая пульс и аккуратно, но болезненно ощупывая челюсть
- Да, - наконец, выдохнул он, - клянусь Пророком, ушиб обширный и болеть еще долго будет.
- Я, собственно, не по поводу ушиба, - ощарашенный приемом констебль слегка отшатнулся от рук мавра и попытался улыбнуться, - я хотел просить вас о помощи.
- Ай-яй, - Аду-аль-Малик покачал головой, - во имя Аллаха, нельзя так запускать свое здоровье, господин констебль! Ведь если не лечить ушиб, то долго будет болеть голова, а ведь потом могут быть еще и мигрени. Мигрени же, как известно, проистекают о недолеченных травм головы!
В голосе лекаря слышалось сожаление и мягкая укоризна.
- Надеюсь, обойдется. – По совести сказать, Клайвелл не знал, как начать разговор о блокноте. Да и челюсть болела с каждым часом все сильнее, а после слов мавра заломило еще и виски. – Но, все же, мне помощь нужна иная.
- Неужели вашей жене? - Лекарь отступил на шаг и покачал головой. - Это так правильно, что вы пришли ко мне. Английские медикусы не умеют правильно справляться с теми случаями, когда женщина не может понести. - Тяжелый вздох и плавное движение рукой.
- Я не женат, - Джеймс покачал головой и в голосе прозвучал оттенок сожаления, - все же, прошу вас меня выслушать и понять правильно. Молва говорит о вас, как о мудром и сведущем в различных науках человеке. Не могли бы вы помочь мне с прочтением вот этого?
Клайвелл бережно извлек из кошеля блокнот и протянул его мавру, чувствуя себя полным идиотом.
- Ах, к сожалению, Аду-аль-Малик не наделён даром внушать желание заботиться о своём здоровье... - Мавр, который на деле куда больше походил на перса, чем на, собственно, мавра, принял переплетённый блокнот осторожно, двумя пальцами, и раскрыл так же аккуратно, словно боялся заразиться. - Хм...
Лекарь затем отошёл к окну и принялся пролистывать блокнот, задерживаясь на некоторых листах. Констебль мог догадаться, на каких. Кроме исписанных плотным убористым почерком страниц и развёртой схемы пентаграммы в конце блокнота, там встречались странные рисунки с символами рядом, которые не походили на таро или хотя бы знакомые Клайвеллу алхимические знаки.

Дома по Инид выглядели куда неказистее. Одноэтажные длинные постройки вмещали по три или четыре квартиры, каждая - со своим выходом на улицу. У части дверей - не на всех - констебль обнаружил таблички с именами. Доктор-мавр почти не ошибся. Семейство Конов проживало, если верить полустёртым буквам на деревянной досочке, с краю пятого дома. На стук долго никто не отзывался, но потом за тонкой дверью раздалось шарканье, и в приоткрывшуюся щель выглянул худой старик с высоким, изборождённым морщинами лбом. Изнутри пахнуло сухим теплом; одежда на Эммуиле Коне была не слишком новой, жил он не в лучшем доме, но на дрова средств ему хватало.
- Добрый день, констебль, - он произнёс эту короткую фразу так, что она звучала одновременно как вежливое, хотя и чуть настороженное приветствие, и как вопрос.
- Добрый день, мистер Кон, - Джеймс, всю дорогу пробежавший, забывшись, обычным своим быстрым шагом, почти рысью, говорил прерывисто, пытаясь отдышаться. Все же, нужно было сегодня еще отлежаться, не возвращаться к работе. - Позволите на пару слов?
- Пожалуйста-пожалуйста, - старик посторонился, пропуская констебля в дом. Мебели в комнате почти не было: на чисто отмытом полу стояли квадратный стол и два грубо сколоченных стула. Дополняли обстановку несколько настенных полок с книгами, кипами бумаги и аккуратно разложенными свитками. В камине тлели угли, а на столе горела масляная лампа, освещая разложенный свиток, на треть исписанный бумажный лист и чернильницу. В дальнем углу небольшой комнаты виднелась - вместо внутренней двери - ширма.
Усевшись за стол, Кон потёр руки и посмотрел на гостя.
- Итак, чем могу помочь? Неужели снова жалобы? Видит Авраа... Иисус, соседям всё равно, крестик или нет, никакой разницы они не видят.
- Жалобы? - Джеймс даже опешил на мгновение, припоминая, упоминалась ли фамилия Конов в хоть одной из слезниц. - Нет, мистер Кон. Признаться честно, я вообще не припомню на вас жалоб. Я к вам, можно сказать, в частном порядке.
В течении нескольких минут, переводя дыхание и сдерживая себя, чтобы не жестикулировать слишком увлеченно, констебль сжато поведал старику о злобном убийце, modus operandi, расписался в скудности своего образования, а также посетовал на отсутствие специального человека в управе, которого обозвал латинским словом ехperitum.
- Мне порекомендовали обратиться к вам, - признался, наконец, он, в который раз извлекая многострадальный блокнот.
- Ну и хорошо, если они только говорят, но не жалуются, или что управа не тратит время на такие глупости, - Кон взял книжечку и поднёс к лампе. Не переставая говорить, достал откуда-то из бумаг небольшие очки - неожиданно дорогой предмет в этом доме - и нацепил на нос, бережно заправив дужки за большие уши. - Интересно, конечно, интересно, кто же это мог порекомендовать несчастного выкрещенного еврея, и какими словами. Особенно - какими словами, потому что слова - это почти как жизнь. Главное, чтобы не говорили, будто старый Эммуил Кон берёт дешево, потому что это совсем не так. Но вам, констебль, не я нужен, - неожиданно еврей повысил голос. - Брунхильдочка! Выйди к гостю!
- Я занята, - откликнулись из-за занавески после короткой паузы. - Вы, папа, знаете, что ещё нужно закончить этот проклятый отчёт. Потому что, - в низком женском голосе проявилась толика мстительности, - поручили мне его сами.
- Брушка! Вы простите, мистер Клайвелл. Вся в мать, как сейчас помню... Иди сюда, негодное дитя, чтоб на тебя балкон упал!

Возвращаясь домой, Клайвелл мурлыкал под нос песенку, которую частенько пели во время студенческих пирушек. Казалось, что констебль давно забыл и слова, и певца, Артура Кросса, лукаво выпевавшего слова по-французски, и саму песню. Ан - нет, вспомнилась, причем совершенно неуместно и без всякой связи с мыслями. Впрочем, последним приходилось подстраиваться под привязавшуюся мелодию.

"Боярышник листвой в саду поник,
Где донна с другом ловят каждый миг:
Вот-вот рожка раздастся первый клик!
Увы, рассвет, ты слишком поспешил. . . "

Да, рассвет сегодня слишком поспешил, не то слово. Причем, два раза. Мог бы прийти и завтра. Хотя, нельзя сказать, что остаток дня прошел неудачно. Все же, нашелся, наконец, человек, который взялся расшифровать записи брата-лекаря. Весьма симпатичный человек, надо признать, хотя и сокращение от "Брунхильда", которое применял пожилой еврей, обращаясь к дочери, несколько настораживало. К тому же, вполне возможно было, что как раз-таки норманнское имя было производным от Брухи, полученным при крещении... Джеймс улыбнулся. Назвать ребенка, как вампира... Однако, вы весельчак, мистер Кон, хотя нельзя отрицать, что ей оно подходит.

"Продолжим здесь свою игру, дружок,
Покуда с башни не запел рожок:
Ведь расставаться наступает срок.
Увы, рассвет, ты слишком поспешил. . . "

Продолжим игру? Да, господин монах, пожалуй, продолжим. В конце концов, вы все равно попадетесь. Даже если для выслеживания вас придется обращаться к шерифу за расширением полномочий и гоняться по всему королевству, вплоть до Ирландии. После того, как вы натравили Хантера, это уже дело чести. И, возможно, стоит подумать о том. чтобы расширить службу управы. Еврейка явно знала, о чем говорила, указывая на страницы в дневнике. Джеймс и сам пришел к почти таким же выводам, ломая голову над содержимым записей. Но... Никто не может знать всего. Всезнайкой констебль точно не был, да и на этой проклятой службе многое из того, что вбили в академии, забылось за ненадобностью. Гораздо полезнее оказалось умение драться и владеть ножом, выученные в казармах городской стражи сразу же после назначения на эту должность, нежели смутные представления об алхимии и философии. Философский камень и тридцать пять значений единорога как символа на улице жизнь еще никому не спасли. Да и не может один человек совмещать в себе столь разную работу, это глупо. А потому... Мисс Кон, конечно, на должность принять нельзя будет, а вот если вместо нее числиться будет ее отец... Чревато, но все же они официально - христиане, а сейчас, в пылу Реформации, могут и спустить подобные новшества. Было бы гораздо проще, если для подобных работ по расшифровке и отработке деталей в управе сидел бы на жалованье отдельный человек. Точнее, сидела. Несмотря на острый язык, казалось, что с девушкой можно будет сработаться. Не то, что с Мавром. После него оставалось ощущение грязи, несмотря на идеальную чистоту дома. Быть может, оттого, что времени и без того было мало, а перс ломался, как девица перед солдатом, не называя даже суммы, которую хочет за свои услуги.

"Красавица прелестна и мила
И нежною любовью расцвела.
Но, бедная, она невесела, —
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!"

Мда, а еврейка-то права, он даже на письмецо Мэри не ответил, хотя не мог не признаться, что при воспоминании о ней теплеет в груди. И до мельницы не доехал, хотя пора бы. Черт его знает, этого Джека Берроуза, как надолго он успокоился. Да и лесному братству нужно было глаза намозолить, вытащить на свою территорию, в город. Но пока он мотается в аббатство, это было опасно. Слишком легко устроить засаду, слишком сложно играть по их правилам. Впрочем, к дьяволу лесных. Мисс Мэри, все же, следовало послать эту книгу, которую констебль успел купить в свободное время. Книгу - и приглашение посетить ярмарку шестого. А детей придется оставить дома, все же. Попросить Дженни присмотреть за ними на празднестве в Бермондси? Клайвелл в голос рассмеялся нелепости идеи, но тут же осекся. И почему, собственно, нет? И девочке честный заработок, и он спокоен, кто может лучше уберечь от опасности лучше самой, хоть пока и мелкой, опасности?
Боль в виске вспыхнула и погасла, будто кто-то воткнул и тут же выдернул иглу. Джеймс улыбнулся, завидев окна дома, в которые виднелись мордашки детей. Кажется, он снова привыкал к семье...